Введение 3
Глава 1. Внешние условия и внутреннее содержание дискуссии 12
§1. Значение текстов И. Сталина по языкознанию для дискуссии о формальной и диалектической логике 12
§2. Обзор теоретических разногласий 15
§3. В. Черкесов и С. Яновская как ключевые участники дискуссии 22
Глава 2. Вехи дискуссии и политический контекст 28
§1. Дискуссия в журнале «Вопросы философии» (1950-1951 гг.) 28
§2. Понятие «научно-технического прогресса» и формальная логика 39
§3. Дискуссия на философском факультете МГУ (1954 г.) 43
Глава 3. Дискуссия о формальной и диалектической логике в образовательном пространстве 566
§1. Рецепция математической логики в СССР 56
§2. Э. Ильенков и М. Розенталь о воспроизводстве специалистов по диалектической логике 611
§3. Диссертационные исследования по формальной и диалектической логике 655
Заключение 744
Приложение. Защищённые в СССР диссертации по диалектической логике и по формальной логике, 1950-1959 гг. (на материалах Российской государственной библиотеки и Архива МГУ) 76
Список литературы
Купить

В истории советской философии диалектическая логика осталась проектом нескольких значимых фигур и, не будет преувеличением сказать, курьёзом, если говорить о философах, не оставивших заметного следа в философском пространстве. Со стороны специалистов по логике (в понимании логики как традиционной, символической, математической) ситуация институционального поражения диалектической логики выглядит закономерным итогом попыток ввести в легитимное поле философствования теорию, не отвечающую привычным канонам рациональности - выраженным, прежде всего, в законах классической логики. Диалектическая логика в этой перспективе выглядит заведомо провальной дисциплиной. Её историческое поражение, с этой точки зрения, объясняется исключительно её «ложностью».
Диалектическая логика, с точки зрения марксистской философии, может быть признана такой же легитимной частью марксизма, как, скажем, марксистская эстетика или этика. Советская философия предполагала диалектически-материалистический метод рассуждения, и разработка этого метода была одной из задач, стоявшей перед советскими философами. Специалисты, сделавшие ставку на разработку этого метода в рамках отдельной дисциплины, «диалектической логики», тем не менее, претерпели институциональное поражение. Их конкуренты в праве называть свою дисциплину «логикой», специалисты по «формальной» логике, оказались в более выигрышном положении, выразившемся в количестве специализировавшихся студентов и аспирантов, наличии кафедр в ведущих институциях и учебных курсов. Формальная логика, казалось бы, на стартовом этапе имевшая больше идеологических недостатков и меньше каких-либо преимуществ, вышла победительницей в споре двух логик.
Основная проблема и её актуальность. Имеющиеся в исследовательской литературе объяснения, почему в итоге представители формальной логики одержали верх в дискуссии о соотношении формальной и диалектической логики, следует признать неудовлетворительными. На сегодняшний день не существует объяснения, которое было бы лишено недостатков методологии истории идей, а именно - приписывания идеям способности развиваться вне контекста социальных условий их производства.
Объект - дискуссия о соотношении формальной и диалектической логики в период с середины 1930-х гг. до середины 1960-х гг.
Предмет - концептуальные расхождения в указанной дискуссии между представителями двух противоборствующих сторон в их связи с социальными условиями их
Цель - предложить новое объяснение победы формальной логики над диалектической, которое будет дано с позиции, не симпатизирующей ни одной из сторон, и с опорой на методологию социологии философского знания, что обеспечит достаточный уровень непредвзятости и объективности исследования.
Задачи: проанализировать предысторию дискуссии (выявить роль текстов И. Сталина 1950 года по вопросам языкознания для развития дискуссии в аспекте границ применения классового подхода в логике); проанализировать теоретические разногласия сторон и приводимые ими аргументы; проанализировать роль С. Яновской и В. Черкесова в логическом образовании на философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова; выявить значение аргумента о пользе формальной логики для «научно-технического прогресса»; проанализировать различия институциональных условий функционирования формальной логики и диалектической логики как философских дисциплин в исследовательском и образовательном пространстве; оценить роль рецепции современной символической логики (Б. Рассел, Р. Карнап и др.) советскими формальными логиками; сравнить профессиональные траектории философов, перешедших из формальной логики в диалектическую, и наоборот; прояснить отношение диалектических логиков к проблеме воспроизводства специалистов по дисциплине; сравнить количество и тематику диссертационных исследований по формальной и по диалектической логике.
Гипотезы. В исследовании выдвигаются три гипотезы, почему диалектическая логика в итоге институционально оказалась вытесненной на периферию дисциплинарного поля, а формальная логика стала его несомненной частью. Первая гипотеза касается влияния дискуссии о языкознании на ход дискуссии по логике. Дискуссия о языкознании закончилась в 1950 году несколькими текстами Сталина, в котором он подверг критике точку зрения Н. Марра о классовом характере языка. В соответствии с этим недопустимой стала и ранее легитимная позиция о классовом характере логики. Эта позиция была выгодна для представителей диалектической логики, которые могли представлять свою дисциплину как «логику пролетариата», а формальную логику - как «логику буржуазии». После сталинских текстов, содержащих тезис об общечеловеческом характере языка, представители формальной логики широко использовали в качестве аргумента в защиту своей позиции тезис об общечеловеческом характере мышления. Гипотеза заключается в том, что замены для аргумента о классовом характере диалектические логики не смогли найти, а формальные логики в полной мере воспользовались аргументом об общечеловеческом характере логики .
Другая гипотеза состоит в следующем. Формальная логика оказалась приложима в сфере механизации производства. В 1960-е годы в части идеологической мотивации ключевым понятием стал «научно -технический прогресс», и результатом этого процесса должно было стать «построение материальной базы коммунизма». Ввиду принципиальной важности данной идеологической темы и того, что логический аппарат начал широко применяться в технике, можно предположить, что государство было больше заинтересовано в развитии формальной логики как дисциплины и поэтому поддержало её институционально.
Наконец, третья гипотеза касается складывания обеих дисциплин как учебных курсов. Залогом институционального успеха формальной логики в философском пространстве могли стать учебные курсы по логике, ставшие обязательными для получающих высшее философское образование. В то же время представителям диалектической логики не удалось создать кафедру и включить собственный курс в число обязательных дисциплин. Согласно гипотезе, трансляция собственных идей во многом определила успех формальной логики, а отсутствие широкой возможности рекрутировать молодых специалистов в ряды диалектических логиков через образовательный канал стало одной из главных причин поражения диалектической логики как философской дисциплины.
Источниковая база. Основными источниками первичной литературы в исследовании являются журнальные статьи, устные выступления, имеющиеся в виде стенограмм, мемуары. Выбор статей и докладов оправдан несколькими причинами. Во-первых, необходимость обратиться в первую очередь к текстам малой формы обусловлен самим характером объекта исследования - дискуссии, которая строится на последовательном обмене устными или письменными полемическими высказываниями ограниченного объёма. Во-вторых, поскольку интерес представляет ход рассуждений участников дискуссии в известном политическом и социальном контексте, видится важным представлять степень самоцензуры автора. Если за максимум возможной внутренней цензуры взять монографию, использовавшуюся как учебник для студентов непрофильных специальностей, то минимумом самоцензуры будет именно устное выступление. Анализ устных выступлений возможен благодаря сохранившимся в архиве МГУ стенограммам дискуссии, которые были введены в научный оборот лишь частично.
Другим источником, который тоже нельзя назвать полноценно представленным в литературе, являются диссертации. Данный источник важен в двух аспектах: во-первых, само содержание работ даёт представление о состоянии исследований по логике в 1950-е годы; во- вторых, значительное количество работ по определённой дисциплине, за которые присуждалась научная степень, говорит о том простом факте, что на эту специальность выделялись места в аспирантуре, а значит - о внимании государства. Базой для анализа являются каталог диссертаций Российской государственной библиотеки и служебный каталог библиотеки Института философии РАН.
Источником субъективных оценок участников и свидетелей дискуссий являются мемуары и интервью, опубликованные в открытых источниках, и не опубликованные, но имеющиеся в распоряжении автора, в том числе, взятые автором самостоятельно. Поскольку мемуары диалектических логиков, если они и существуют, были недоступны автору, круг мемуарных источников ограничивается мемуарами, написанными формальными логиками. Для анализа рецепции зарубежных исследований в области математической логики были использованы русские переводы этих работ, а также сопроводительные тексты к советским изданиям, написанные советскими авторами.
Степень разработанности проблемы. В данном исследовании использована следующая литература по советской логике. Во-первых, это работы советологов Института восточноевропейских исследований Фрибургского университета, выходившие в серии «Sovietica» и в журнале “Studies in Soviet Thought”. Во-вторых, это работы отечественных исследователей: С. Корсакова, В. Бажанова, Б. Бирюкова, Д. Лахути,
В. Левина.
Существующие по данной теме исследовательские работы полезны в части реконструкции аргументов представителей формальной логики, её хронологических рамок, а также общего представления о дискуссии. Что касается приводимых объяснений и оценки дискуссий, то здесь исследовательские тексты советских и российских авторов почти не отличаются от мемуарных . И если некая степень ангажированности автора в пользу одной из сторон неизбежна и допустима, то приводимую объяснительную схему нельзя считать удовлетворительной. Причина этому - её необоснованность: из того, что теория (в данном случае - формальная логика) является истинной, автоматически не следует, что она завоюет господствующее в научном поле положение исключительно благодаря своей истинности [19, с. 5-7]. Данная ошибка заключается в том, что идеям приписывается способность самореализации, а историческому развитию - телеология. Следует объяснить победу формальных логиков на дискуссии на других основаниях, исключая историческую предопределённость и восстанавливая в правах историческую случайность, прослеживая объективные изменения в структуре дисциплин. Из недостатков работ советологов следует отметить недоступность некоторых материалов советских авторов, на которую они указывали сами, и нехватку объяснений причин и следствий интеллектуальных событий, происходивших в рамках дискуссии.
Советологическая литература, тем не менее, оказывается полезной как исходный пункт исследования. Среди многочисленных работ Й. М. Бохеньского (J. M. Bochenski) следует выделить статью “Soviet Logic”, в которой он приводит перечень текстов, относящихся к дискуссии, и даёт остроумную классификацию советских логиков [2, c. 41]. Первый тип, по Бохеньскому, - это философы, которые не знают логики, но, тем не менее, говорят о ней: к нему Бохеньский отнёс Майстрова и Тугаринова. А. Александрова Бохеньский причислил ко второму типу логиков, которые развивают философскую логику, ориентируются на интерпретацию гегелевских категорий в рамках марксистской диалектики и исходят из ограниченности применения формальной логики. Логики третьего типа, как утверждает Бохеньский, выражают аристотелевский тренд и придерживаются позиции, что принцип недопустимости противоречия можно применять к реальности. К последнему типу Бохеньский отнёс Бакрадзе и Кондакова.
К. Г. Баллестрем (K. G. Ballestrem) указал на важную черту диалектической логики: «Диалектическая логика в действительности не является логикой. Это общая интерпретация познания, приложение общей диалектики к эпистемологии» [1, с. 139]. Баллестрем указал на путаный характер диалектической логики как методологии познания [1, с. 151]. Также Баллестрем исследовал метафизические предпосылки диалектической логики и сложности в приложении диалектического монизма к проблеме соотношения материи и сознания [1, с. 14-146]. Он привёл следующую периодизацию дискуссии [1, c. 142-143]. Первый этап, который Баллестрем назвал предысторией, относится к 1950-1955 годам. Основы диалектической логики как специальной дисциплины, по мнению Баллестрема, были заложены на втором этапе - в 1955-1958 годах, а с 1958 года начинается этап собственно разработки диалектической логики, когда увеличивается объём исследовательской литературы по этой теме.
Й. Хенги (J. Hanggi) дал несколько иную периодизацию дискуссии о соотношении формальной и диалектической логики - с 1946 года по середину 1960-х годов [3, c. 142]. Первый период Хенги отсчитывает от постановления ЦК КПСС о введении логики и психологии в школьную программу в ноябре 1946 года до конца 1951 года. Второй этап, по Хенги, начинается после небольшого перерыва в обсуждениях в 1955-1956 годах со спора Бакрадзе и Кондакова и длится по апрель 1958 года, когда в Институте философии АН СССР проводится дискуссия по теме диалектического противоречия. Начало последнего, выделенного Хенги, этапа - это статья М. Алексеева «О предмете и характере науки логики», опубликованной в 1964 году в журнале «Философские науки».
Работа С. Корсакова, посвящённая возвращению формальной логики в легитимное пространство советской философии после «нигилистического» к ней отношения в 1930-е годы, даёт исчерпывающее представление, каковы были причины этого явления, как происходила подготовка учебников по логике, как была организована кафедра логики на философском факультете МГУ в 1943 году и впоследствии в других интеллектуальных центрах, какую роль в этом процессе сыграло сотрудничество с коллегами из-за рубежа [46, с. 145-169; 47, с. 145-170]. Это исследование, основанное на архивных материалах, хронологически относится к периоду, важному для понимания истоков последовавшей дискуссии о соотношении формальной и диалектической логики: о концептуальных разногласиях сторон и институциональных условиях обеих дисциплин. Текст Д. Лахути описывает процесс возрождения логики с личностным акцентом, тем не менее, полезна не только как источник материала фактического характера, но и приводимых оценок учебников по логике, издаваемых в 1940-е годы, в сравнении с логикой, разрабатываемой представителями Венского кружка [50, с. 166].
Б. Бирюков посвятил разбору дискуссии с позиции формальных логиков, пожалуй, больше всех из российских и советских авторов. Среди его статей следует отметить обзорный текст в сборнике «Логика и В. Е. К.», в которой он отметил особую роль С. Яновской для развития сотрудничества между логиками-философами и логиками-математиками [54, с. 100]. Подробную биографическую справку и оценку научного вклада Яновской даёт В. Левин. Оценка автора не лишена недостатков: приписывание Яновской усвоение «библейских ценностей», которые еврейка по происхождению и будущая революционерка якобы пронесла через всю жизнь, видится необоснованным [51, с. 72-73].
Ценным источником по истории противостояния формальной и диалектической логики является серия Бирюкова «Трудные времена философии». Бирюков описывает, каким образом происходило становление логического образования в школе и университете, какую роль в этом процессе играли С. Яновская, П. Попов, В. Асмус и другие, как философская дискуссия 1947 года о книге Г. Александрова повлияла на дискуссию о формальной и диалектической логике. Особенно ценными являются документы Яновской, её заметки и конспекты, которые сохранились в личном архиве Бирюкова и которые он цитирует в книге о ней. Вместе с тем нельзя не отметить существенный недостаток всех работ Бирюкова по истории логики: это нескрываемая неприязнь к коммунистическим убеждениям, следствием чего является предвзятость автора и необоснованные выводы. Так, Бирюков пытается приписать Яновской разочарование в революционных идеалах, но эти утверждения на деле остаются лишь личным его мнением. Впрочем, ещё более предвзята оценка В. Бажанова в его книге «История логики в России и СССР». Отдавая приоритет одному направлению отечественной мысли, а именно религиозному (называя создание новых научных учреждений в 1920-е и высылку 1922 года «философицидом» [12, с. 97]), автор не замечает важных различий внутри советской философии и оставляет свой анализ недопустимо поверхностным.
Купить