ТВОРЧЕСТВО ДАНТЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
|
Глава I. Дантевская традиция в художественном и философском 11 мировосприятии Вл. Соловьева
§ 1. Формирование Идеи Идей - «Вечной жены» - в мировоззрении 11
Вл. Соловьева
§ 2. Беатриче Данте и «Вечная жена» Вл. Соловьева 27
Глава II. Творчество Вяч. Иванова и наследие Данте 38
§ 1. Концепции искусства Вяч. Иванова и Данте 38
§ 2. Поэзия Вяч. Иванова и символизм Данте 46
Глава III. Образ и творчество Данте в маргиналиях А. Блока 57
Заключение 66
Библиографический список литературы 71
Приложение 75
§ 1. Формирование Идеи Идей - «Вечной жены» - в мировоззрении 11
Вл. Соловьева
§ 2. Беатриче Данте и «Вечная жена» Вл. Соловьева 27
Глава II. Творчество Вяч. Иванова и наследие Данте 38
§ 1. Концепции искусства Вяч. Иванова и Данте 38
§ 2. Поэзия Вяч. Иванова и символизм Данте 46
Глава III. Образ и творчество Данте в маргиналиях А. Блока 57
Заключение 66
Библиографический список литературы 71
Приложение 75
Выпускная квалификационная работа посвящена проблеме восприятия творчества и образа великого флорентийского поэта Данте Алигьери русскими писателями конца XIX - начала ХХ вв.
Цель сводится к выяснению особенностей рецепции творчества и образа Данте в русской литературе Серебряного века.
Объектом исследования является проблема рецепции ренессансной итальянской литературы в русской литературе Новейшего времени.
Предметом - восприятие литературного феномена Данте Вл. Соловьевым, Вяч. Ивановым и А. Блоком.
Актуальность темы обусловлена непреходящим значением духовного и художественного опыта Данте для русских писателей.
Исходя из общего понимания истории восприятия Данте русскими писателями, необходимо определить задачи для достижения цели выпускной квалификационной работы:
1) выяснить своеобразие освоения дантовской традиции в художественном и философском мировосприятии Вл. Соловьева;
2) сопоставить концепции искусства Вяч. Иванова и Данте;
3) исследовать общность и различия в символическом мышлении
Вяч. Иванова - поэта Новейшего времени и Данте - поэта ренессансной эпохи;
4) изучить специфику образа Данте и его творчества, отраженных в маргиналиях А. Блока.
Методология выпускной квалификационной работы основывается на компаративистском, а так же сравнительно-историческом подходах в изучении литературы.
Теоретическая база - труды М.М. Бахтина, М.И. Голенищева- Кутузова, И.Ф. Бэлзы, А.А. Асояна, С.С. Аверенцева и других отечественных литературоведов. Характеризуя историю восприятия Данте в русской культуре, необходимо осветить ее этапы, основываясь на трудах названных нами ученых.
Апробация результатов исследования проходила на
Международном молодежном научном форуме «Белгородский диалог - 2018» (НИУ «БелГУ», апрель 2018 года).
Первое знакомство с Данте в России произошло в XVIII веке. Открывая для себя западноевропейский мир, русский читатель не мог миновать «Божественной комедии», за которой, по выражению Гете, «стоят целые века культуры». Энергия сотворения нового мира, поиски новой системы ценностей, характерные для петровской эпохи, значение которой сравнивается с крещением Руси, не могли не привлечь внимание к поэту, чье творчество знаменовало переход от Средневековья к Возрождению.
Однако рационалистический характер эстетики классицизма, рассудочный дух эпохи Просвещения сдерживали этот интерес к Данте. Даже А.С. Пушкину, высоко ценившему «Божественную комедию», не расстававшемуся с «ветхим» томом Данте, итальянский поэт иногда казался «диким».
Это ощущение таинственной бездонности Данте, ненормативность его образов, языка, мышления было свойственно не только русскому читателю. В этом смысле характерен отзыв Гете о творениях Данте: «Всех нас поражал темный их смысл, непонятный даже итальянцам, иноземцам же тем паче невозможно было проникнуть в глубины этого мрака...».
Романтизм, укрепившийся в западноевропейском и русском искусстве конца XVIII - начала XIX вв., вел к сближению с Данте, как и к реабилитации Шекспира.
Интерес к Данте на протяжении XIX - XX вв. в России становился все более широким, и это сказывалось не только в многочисленных попытках перевода «Божественной комедии», но и косвенной (а иногда и открытой) приверженности к Данте русских поэтов от Пушкина до Блока и Ахматовой.
В 10-20-е годы XIX века Италия привлекает русских художников как край свободы, полной жизни, непосредственности и яркости народного характера, вечной красоты искусства. Это отношение к Италии заметно и в поэзии, и в музыке (М. Глинка), и в живописи (К. Брюллов, С. Щедрин).
Для большинства русских поэтов начала XIX века Италия с ее «сладостным небом, роскошной зеленью, нежным морем, развалинами античных храмов, простодушием и жизнелюбием народа представлялась страной гармонии». Так писал о ней К. Батюшков, переводивший Катулла, Тассо, Петрарку. В этом ключе воспринимал Италию и Е. Баратынский, с детства мечтавший увидеть эту страну красоты.
В отличие от своих предшественников и современников в русском искусстве, Пушкин любил в образе Италии не только счастливую гармонию природы и искусства, естественность и полноту человеческих чувств, но и свободу, которая позволяет им осуществляться. По Пушкину, свобода - первое условие счастья, красоты, поэзии жизни.
Отношение А.С. Пушкина к Данте было характерным проявлением интереса эпохи нового русского Возрождения к его истокам. Одна из наибольших удач в русских переводах «Божественной комедии» - попытка современника А.С. Пушкина - П.А. Катенина - перевести «Ад».
Больше всего в России переводился, цитировался, комментировался «Ад», наполненный земными чувствами и земными привязанностями.
Вполне в духе общественной психологии времени П.А. Катенин видел в Данте явление великое и универсальное, как его современники видели в Италии символ полноты и напряженности жизни. В 1826 г. П.А. Катенин писал: «Боже! Какой великий гений этот Данте! Но зато какой и предмет! Какое богатое, разнообразное содержание! Чего он тут не мог ввести и чего не ввел! Вот истинно национальный поэт. Кто, как я, убежден, что Гомер - имя, а не лицо, тот не может не признать Данте первым по всем векам и народам». Обилие восклицательных знаков здесь никак нельзя отнести на счет пылкости слога времени. Пушкин видел в Катенине человека, «коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком».
В 1855 г. вышел перевод «Ада», сделанный Д. Мином. Д. Мин, отдавший переводу «Божественной комедии» 10 лет жизни, совершил, по выражению В. Брюсова, подвиг, так как впервые познакомил русского читателя с полным текстом великой поэмы Данте.
В конце века символизм словно принял эстафету от романтизма: началась новая волна увлечения «Божественной Комедией». Интерес к итальянскому поэту не миновал и предтечу русских символистов
В.С. Соловьева. Летом 1883 года он усиленно упражнялся в итальянском и читал Данте, чью поэму называл «всеобъемлющим творением», которого одного было бы достаточно для величия Италии. Различные отголоски пристального внимания к дантовским произведениям встречаются во многих литературно-критических, публицистических и философских работах Владимира Соловьева. В статье «Поэзия Я.П. Полонского» он, в частности, писал: «Чтобы ярче представить сущность жизни, поэты иногда продолжают, так сказать, ее линии в ту или другую сторону. Так Данте вымотал человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего ада» (VII, 349).
О благоговейном отношении Вл. Соловьева к «Божественной Комедии» писали хорошо знавшие поэта современники.
Стихи Вл. Соловьева о Вечной Женственности продолжают именно дантовскую традицию, при этом нельзя безоговорочно отождествлять Беатриче Данте с Вечной Женой, мифологемой русского поэта.
Символисты продолжили дантовскую традицию.
Вячеславу Иванову, одному из видных представителей русского символизма, в высшей степени был присущ восторг «перед преданием великих эпох общечеловеческой культуры» [Асоян 1990: 148]. Не случайно
его первая книга лирики названа «Кормчие звезды». В это заглавие Вяч. Иванов вкладывал совершенно определенный смысл: «Кормчие звезды» - это те светила, по которым «мореплаватель правит кормило своего корабля», это вечные и неизменные духовные ориентиры, сияющие над житейским морем в недостижимой высоте» [Аверинцев 2002: 155].
Писавшие об Иванове называли среди водителей его духа Диониса и Гераклита, Ницше и Бетховена, Новалиса и Байрона и никогда не забывали имена Данте и Ф.М. Достоевского. Эти два имени влекли поэта в течение всей его жизни.
Интерес Вяч. Иванова к Данте был на редкость глубоким. Он обращался к нему как к художнику сокровенных истин, чей творческий опыт должен обязательно учитываться при осмыслении задач «подлинного» символизма. Ассоциативные связи поэзии Иванова с Данте, дантовские реминисценции в его стихах и прямые ссылки на Данте в литературно-эстетических манифестах, переводы «Новой Жизни» и «Божественной Комедии», курс лекций «Данте и Петрарка» в Бакинском университете - все это действительно свидетельствовало о непреложном духовном авторитете итальянского поэта у одного из вождей русского символизма.
Известно, что символисты искали пути к большому искусству. «Истинный символизм, - писал Вяч. Иванов, - должен примирить Поэта и Чернь в большом всенародном искусстве» [Иванов 1909: 41]. Ратуя за всенародное искусство, Иванов в то же время заявлял: «... мы индивидуалисты в сфере эстетической» [Там же: 52]. В столь противоположных чаяниях - оставаться индивидуалистом и притом творить «сверхличное» искусство - неразрешимого противоречия для Вяч. Иванова не было и не могло быть, ибо его путь к «истинному» творчеству пролегал через мистику. Проникнутая пафосом самоискания, она была близка той, о которой исследователь средневековой культуры замечал: «Духовная работа мистика над собою состоит именно в том, что, углубляясь в постижение в себе человеческого начала, он развивает его в себе настолько, чтобы освобожденная от всего наносного, от всего, что, «входя в наши чувства», засоряет душу случайным и преходящим; личность, перестав быть индивидуальностью, претворилась в чистый тип, в образ и подобие божества, чтобы в ней in concrete, но со всей полнотой реализовалось понятие человека» [Бицилли 1999: 34].
По мнению Вяч. Иванова, подобный пафос самоискания и должен был привести к искусству, на знамени которого значились слова «святыня и соборность» [Иванов 1916: 161]. Кто проникся этим пафосом, писал
Иванов, тот уже не знает личного произвола: он погружается в целое и всеобщее и, говоря о себе, непосредственно говорит народную душу [Иванов 1909: 51]; его внутренняя свобода есть вынужденная
необходимость возврата и приобщения к родимой стихии, и «как истинный стих предустановлен стихией языка, так поэтический образ предопределен психеей народа» [Иванов 1909: 40]. При этом художник является не
зачинателем, а завершителем; он не имеет иной задачи, кроме раскрытия самоутверждения народного, когда оно в определенном цикле уже закончилось. Именно поэтому монументальное бессмертие произведения такого искусства часто обеспечивается вне прямой связи зависимости от гения их непосредственных создателей, ибо, «когда заговорит музыка соборной души, не скоро замирают ее отзвуки в соборной душе изменившихся поколений» [Иванов 1909: 43-44]. Последним произведением большого «всенародного» искусства Вяч. Иванов считал «Божественную Комедию».
В развитии этой идеалистической концепции Вяч. Иванова наряду со средневековой мистикой заметную роль сыграло платоновское учение о познании, тесно связанное с учением о душе. В философии Платона душа бессмертна. Она причастна свободному от времени и не зависящему от изменений бытию. «Так если правда обо всем сущем, - говорил Платон, - живет у нас в душе, а сама душа бессмертна, то не следует ли нам смело пускаться в поиски и припомнить то, что мы сейчас не знаем, т.е. не помним?» [Платон 1998: 86]. Подобные суждения легли в основу принципиальных положений работы «Копье Афины», в которой разрабатывалась теория, призванная возродить символизм. Иванов писал: «Что познание - воспоминание, как учит Платон, оправдывается на поэте, поскольку он, будучи органом народного самосознания, есть вместе с тем и тем самым - орган народного воспоминания. Через него народ вспоминает свою древнюю душу и восстанавливает спящие в ней веками возможности» [Иванов 1909: 40].
Но Платон был только одним из учителей, за которыми в поисках подступа к большому искусству шел Вяч. Иванов. Философом был подсказан путь, а доказательством истинности и плодотворности этого пути служило творчество Данте.
А. Блок был солидарен с английским мыслителем Т. Карлейлем, говорившем: «Данте велик, как мир» [Блок 1984: 176]. О глубочайшем интересе к великому итальянцу свидетельствуют маргиналии - многочисленные замечания А. Блока на полях произведений Данте, трудах его исследователей. Эти замечания вызывают различные ассоциации со статьями, стихами и воспоминаниями современников об А. Блоке.
У Данте А. Блок находил общее с собственным представлением и о творчестве, и о пути человечества. Недаром поэт называл свои стихи «трилогией вочеловечивания», имея в виду путь к рождению человека «общественного» [Блок 1963: VIII, 205].
Отношение русских поэтов к Данте свидетельствует о том, что в переходные эпохи художники слова тянулись к итальянскому поэту, свидетелю и участнику великого перелома в жизни человечества от Средневековья к Возрождению.
Логика нашего исследования определила структуру выпускной квалификационной работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка литературы и приложения, в котором представлен конспект урока на тему «Веков связующая нить» (на примере произведения Данте Алигьери «Божественная комедия» и поэмы Александра Блока «Двенадцать»)».
Цель сводится к выяснению особенностей рецепции творчества и образа Данте в русской литературе Серебряного века.
Объектом исследования является проблема рецепции ренессансной итальянской литературы в русской литературе Новейшего времени.
Предметом - восприятие литературного феномена Данте Вл. Соловьевым, Вяч. Ивановым и А. Блоком.
Актуальность темы обусловлена непреходящим значением духовного и художественного опыта Данте для русских писателей.
Исходя из общего понимания истории восприятия Данте русскими писателями, необходимо определить задачи для достижения цели выпускной квалификационной работы:
1) выяснить своеобразие освоения дантовской традиции в художественном и философском мировосприятии Вл. Соловьева;
2) сопоставить концепции искусства Вяч. Иванова и Данте;
3) исследовать общность и различия в символическом мышлении
Вяч. Иванова - поэта Новейшего времени и Данте - поэта ренессансной эпохи;
4) изучить специфику образа Данте и его творчества, отраженных в маргиналиях А. Блока.
Методология выпускной квалификационной работы основывается на компаративистском, а так же сравнительно-историческом подходах в изучении литературы.
Теоретическая база - труды М.М. Бахтина, М.И. Голенищева- Кутузова, И.Ф. Бэлзы, А.А. Асояна, С.С. Аверенцева и других отечественных литературоведов. Характеризуя историю восприятия Данте в русской культуре, необходимо осветить ее этапы, основываясь на трудах названных нами ученых.
Апробация результатов исследования проходила на
Международном молодежном научном форуме «Белгородский диалог - 2018» (НИУ «БелГУ», апрель 2018 года).
Первое знакомство с Данте в России произошло в XVIII веке. Открывая для себя западноевропейский мир, русский читатель не мог миновать «Божественной комедии», за которой, по выражению Гете, «стоят целые века культуры». Энергия сотворения нового мира, поиски новой системы ценностей, характерные для петровской эпохи, значение которой сравнивается с крещением Руси, не могли не привлечь внимание к поэту, чье творчество знаменовало переход от Средневековья к Возрождению.
Однако рационалистический характер эстетики классицизма, рассудочный дух эпохи Просвещения сдерживали этот интерес к Данте. Даже А.С. Пушкину, высоко ценившему «Божественную комедию», не расстававшемуся с «ветхим» томом Данте, итальянский поэт иногда казался «диким».
Это ощущение таинственной бездонности Данте, ненормативность его образов, языка, мышления было свойственно не только русскому читателю. В этом смысле характерен отзыв Гете о творениях Данте: «Всех нас поражал темный их смысл, непонятный даже итальянцам, иноземцам же тем паче невозможно было проникнуть в глубины этого мрака...».
Романтизм, укрепившийся в западноевропейском и русском искусстве конца XVIII - начала XIX вв., вел к сближению с Данте, как и к реабилитации Шекспира.
Интерес к Данте на протяжении XIX - XX вв. в России становился все более широким, и это сказывалось не только в многочисленных попытках перевода «Божественной комедии», но и косвенной (а иногда и открытой) приверженности к Данте русских поэтов от Пушкина до Блока и Ахматовой.
В 10-20-е годы XIX века Италия привлекает русских художников как край свободы, полной жизни, непосредственности и яркости народного характера, вечной красоты искусства. Это отношение к Италии заметно и в поэзии, и в музыке (М. Глинка), и в живописи (К. Брюллов, С. Щедрин).
Для большинства русских поэтов начала XIX века Италия с ее «сладостным небом, роскошной зеленью, нежным морем, развалинами античных храмов, простодушием и жизнелюбием народа представлялась страной гармонии». Так писал о ней К. Батюшков, переводивший Катулла, Тассо, Петрарку. В этом ключе воспринимал Италию и Е. Баратынский, с детства мечтавший увидеть эту страну красоты.
В отличие от своих предшественников и современников в русском искусстве, Пушкин любил в образе Италии не только счастливую гармонию природы и искусства, естественность и полноту человеческих чувств, но и свободу, которая позволяет им осуществляться. По Пушкину, свобода - первое условие счастья, красоты, поэзии жизни.
Отношение А.С. Пушкина к Данте было характерным проявлением интереса эпохи нового русского Возрождения к его истокам. Одна из наибольших удач в русских переводах «Божественной комедии» - попытка современника А.С. Пушкина - П.А. Катенина - перевести «Ад».
Больше всего в России переводился, цитировался, комментировался «Ад», наполненный земными чувствами и земными привязанностями.
Вполне в духе общественной психологии времени П.А. Катенин видел в Данте явление великое и универсальное, как его современники видели в Италии символ полноты и напряженности жизни. В 1826 г. П.А. Катенин писал: «Боже! Какой великий гений этот Данте! Но зато какой и предмет! Какое богатое, разнообразное содержание! Чего он тут не мог ввести и чего не ввел! Вот истинно национальный поэт. Кто, как я, убежден, что Гомер - имя, а не лицо, тот не может не признать Данте первым по всем векам и народам». Обилие восклицательных знаков здесь никак нельзя отнести на счет пылкости слога времени. Пушкин видел в Катенине человека, «коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком».
В 1855 г. вышел перевод «Ада», сделанный Д. Мином. Д. Мин, отдавший переводу «Божественной комедии» 10 лет жизни, совершил, по выражению В. Брюсова, подвиг, так как впервые познакомил русского читателя с полным текстом великой поэмы Данте.
В конце века символизм словно принял эстафету от романтизма: началась новая волна увлечения «Божественной Комедией». Интерес к итальянскому поэту не миновал и предтечу русских символистов
В.С. Соловьева. Летом 1883 года он усиленно упражнялся в итальянском и читал Данте, чью поэму называл «всеобъемлющим творением», которого одного было бы достаточно для величия Италии. Различные отголоски пристального внимания к дантовским произведениям встречаются во многих литературно-критических, публицистических и философских работах Владимира Соловьева. В статье «Поэзия Я.П. Полонского» он, в частности, писал: «Чтобы ярче представить сущность жизни, поэты иногда продолжают, так сказать, ее линии в ту или другую сторону. Так Данте вымотал человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего ада» (VII, 349).
О благоговейном отношении Вл. Соловьева к «Божественной Комедии» писали хорошо знавшие поэта современники.
Стихи Вл. Соловьева о Вечной Женственности продолжают именно дантовскую традицию, при этом нельзя безоговорочно отождествлять Беатриче Данте с Вечной Женой, мифологемой русского поэта.
Символисты продолжили дантовскую традицию.
Вячеславу Иванову, одному из видных представителей русского символизма, в высшей степени был присущ восторг «перед преданием великих эпох общечеловеческой культуры» [Асоян 1990: 148]. Не случайно
его первая книга лирики названа «Кормчие звезды». В это заглавие Вяч. Иванов вкладывал совершенно определенный смысл: «Кормчие звезды» - это те светила, по которым «мореплаватель правит кормило своего корабля», это вечные и неизменные духовные ориентиры, сияющие над житейским морем в недостижимой высоте» [Аверинцев 2002: 155].
Писавшие об Иванове называли среди водителей его духа Диониса и Гераклита, Ницше и Бетховена, Новалиса и Байрона и никогда не забывали имена Данте и Ф.М. Достоевского. Эти два имени влекли поэта в течение всей его жизни.
Интерес Вяч. Иванова к Данте был на редкость глубоким. Он обращался к нему как к художнику сокровенных истин, чей творческий опыт должен обязательно учитываться при осмыслении задач «подлинного» символизма. Ассоциативные связи поэзии Иванова с Данте, дантовские реминисценции в его стихах и прямые ссылки на Данте в литературно-эстетических манифестах, переводы «Новой Жизни» и «Божественной Комедии», курс лекций «Данте и Петрарка» в Бакинском университете - все это действительно свидетельствовало о непреложном духовном авторитете итальянского поэта у одного из вождей русского символизма.
Известно, что символисты искали пути к большому искусству. «Истинный символизм, - писал Вяч. Иванов, - должен примирить Поэта и Чернь в большом всенародном искусстве» [Иванов 1909: 41]. Ратуя за всенародное искусство, Иванов в то же время заявлял: «... мы индивидуалисты в сфере эстетической» [Там же: 52]. В столь противоположных чаяниях - оставаться индивидуалистом и притом творить «сверхличное» искусство - неразрешимого противоречия для Вяч. Иванова не было и не могло быть, ибо его путь к «истинному» творчеству пролегал через мистику. Проникнутая пафосом самоискания, она была близка той, о которой исследователь средневековой культуры замечал: «Духовная работа мистика над собою состоит именно в том, что, углубляясь в постижение в себе человеческого начала, он развивает его в себе настолько, чтобы освобожденная от всего наносного, от всего, что, «входя в наши чувства», засоряет душу случайным и преходящим; личность, перестав быть индивидуальностью, претворилась в чистый тип, в образ и подобие божества, чтобы в ней in concrete, но со всей полнотой реализовалось понятие человека» [Бицилли 1999: 34].
По мнению Вяч. Иванова, подобный пафос самоискания и должен был привести к искусству, на знамени которого значились слова «святыня и соборность» [Иванов 1916: 161]. Кто проникся этим пафосом, писал
Иванов, тот уже не знает личного произвола: он погружается в целое и всеобщее и, говоря о себе, непосредственно говорит народную душу [Иванов 1909: 51]; его внутренняя свобода есть вынужденная
необходимость возврата и приобщения к родимой стихии, и «как истинный стих предустановлен стихией языка, так поэтический образ предопределен психеей народа» [Иванов 1909: 40]. При этом художник является не
зачинателем, а завершителем; он не имеет иной задачи, кроме раскрытия самоутверждения народного, когда оно в определенном цикле уже закончилось. Именно поэтому монументальное бессмертие произведения такого искусства часто обеспечивается вне прямой связи зависимости от гения их непосредственных создателей, ибо, «когда заговорит музыка соборной души, не скоро замирают ее отзвуки в соборной душе изменившихся поколений» [Иванов 1909: 43-44]. Последним произведением большого «всенародного» искусства Вяч. Иванов считал «Божественную Комедию».
В развитии этой идеалистической концепции Вяч. Иванова наряду со средневековой мистикой заметную роль сыграло платоновское учение о познании, тесно связанное с учением о душе. В философии Платона душа бессмертна. Она причастна свободному от времени и не зависящему от изменений бытию. «Так если правда обо всем сущем, - говорил Платон, - живет у нас в душе, а сама душа бессмертна, то не следует ли нам смело пускаться в поиски и припомнить то, что мы сейчас не знаем, т.е. не помним?» [Платон 1998: 86]. Подобные суждения легли в основу принципиальных положений работы «Копье Афины», в которой разрабатывалась теория, призванная возродить символизм. Иванов писал: «Что познание - воспоминание, как учит Платон, оправдывается на поэте, поскольку он, будучи органом народного самосознания, есть вместе с тем и тем самым - орган народного воспоминания. Через него народ вспоминает свою древнюю душу и восстанавливает спящие в ней веками возможности» [Иванов 1909: 40].
Но Платон был только одним из учителей, за которыми в поисках подступа к большому искусству шел Вяч. Иванов. Философом был подсказан путь, а доказательством истинности и плодотворности этого пути служило творчество Данте.
А. Блок был солидарен с английским мыслителем Т. Карлейлем, говорившем: «Данте велик, как мир» [Блок 1984: 176]. О глубочайшем интересе к великому итальянцу свидетельствуют маргиналии - многочисленные замечания А. Блока на полях произведений Данте, трудах его исследователей. Эти замечания вызывают различные ассоциации со статьями, стихами и воспоминаниями современников об А. Блоке.
У Данте А. Блок находил общее с собственным представлением и о творчестве, и о пути человечества. Недаром поэт называл свои стихи «трилогией вочеловечивания», имея в виду путь к рождению человека «общественного» [Блок 1963: VIII, 205].
Отношение русских поэтов к Данте свидетельствует о том, что в переходные эпохи художники слова тянулись к итальянскому поэту, свидетелю и участнику великого перелома в жизни человечества от Средневековья к Возрождению.
Логика нашего исследования определила структуру выпускной квалификационной работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка литературы и приложения, в котором представлен конспект урока на тему «Веков связующая нить» (на примере произведения Данте Алигьери «Божественная комедия» и поэмы Александра Блока «Двенадцать»)».
Интерес к Данте в России обогащал и отечественную и мировую культуру. В «чужой» культурной среде «Божественная Комедия» открывалась читателю порой неожиданными гранями. Дантовское слово обретало при этом живые связи с действительностью, прорастало на русской почве своеобразными философскими, эстетическими и художественными идеями. Они опровергали представление о Данте как преимущественно католическом поэте, поэте-мыслителе католической Европы, и свидетельствовали о принадлежности Данте всему миру.
Вместе с тем «русский» Данте воплощал в себе необыкновенную отзывчивость национальной культуры на общечеловеческий опыт. Наиболее ярко это проявлялось в том, что «Божественная Комедия» переставала восприниматься как литературный памятник, и Данте становился современным своим читателям, их эпохе.
Несомненно, что подобная ситуация была бы немыслима без успехов европейской дантологии. Ее достижения успешно осваивали и развивали русские ученые С. Шевырев, А. Волконский, Ф. Лоренц, П. Кудрявцев, Ф. Буслаев, А. Веселовский, В. Лесевич, Н. Стороженко, Д. Петров. Замечательны заслуги в изучении и популяризации творчества Данте и лучшего в прошлом переводчика «Божественной Комедии» Дм. Мина. Комментируя поэму, он обращался не только к исследованиям дантологов европейской школы, но и соотечественников поэта - Л. да Понте, Дж. Вольпи, П. Вентури, П. Фратичелли, работам Дж. Скартаццини и прекрасно знал труды комментаторов давно минувших времен.
Вслед за переводом Мина было опубликовано еще шесть полных переложений поэмы: Д. Минаева, Н. Голованова, М. Горбова, А. Федорова, О. Чюминой и В. Чуйко.
В отличие от Запада изучение Данте в России все-таки не стало самостоятельной отраслью академического литературоведения; по существу, лишь два русских имени, С.П. Шевырева и А.Н. Веселовского, могут быть причислены к элите европейских дантологов, да и лучший художественный перевод поэмы принадлежит не Дм. Мину, а поэту уже нашего времени М. Лозинскому. Но, тем не менее, у русской литературы не могло не быть глубоких, плодотворных связей с творчеством Данте.
Возможно, отсутствие авторитетных стереотипов восприятия «Комедии» и послужило предпосылкой, так сказать, личностного, «непредвзятого» отношения к поэме Данте, его судьбе и всему творчеству. Итальянский поэт был «прочитан» сквозь призму проблем национальной культуры и, в частности, поэтому стал, как говорит Достоевский, «почти русской силой».
По наблюдениям историков культуры, свою роль в освоении Данте сыграл религиозный барьер. Католицизм итальянского поэта словно и не услышали в православной стране. Пожалуй, единственным исключением из русских писателей стали Эллис и Вяч. Иванов, который чутко реагировал на особенности художественного сознания Данте, обусловленные религиозным вероучением Запада.
Других же волновали, прежде всего, нравственный пафос «Божественной Комедии» и ее универсализм, народные корни поэмы и эстетическое своеобразие дантовского космоса, художественная мощь образов «Ада» и спасительная идея любви.
Свобода духа и всемирное братство, «гражданская доблесть и жажда духовного преображения, мера скорби и мера ненависти, бытийственная философия и крестный путь через тернии к звездам - вот что было определяющим в «русском» Данте». При этом в поле зрения почти никогда не вовлекались чисто филологические проблемы, ими занималась европейская дантология. Видимо, ее профессионализация все-таки вела к утрате целостного художественного впечатления. «Комедия» рассматривалась как религиозная эпопея (Г. Гегель) или как «герметический» текст (Г. Россетти). Порой в ней видели законченное выражение философии католичества (Ф. Озанам) или сужали ее значение границами средневековой эпохи (Дж. Кардуччи). Правда, и на Западе, особенно в романтическую эпоху, случались такие трактовки итальянского поэта, в которых предпочтение отдавалось ценностному содержанию поэмы. Ее автора называли «высоким страдальцем» (Дж. Байрон), «пилигримом вечности» (П. Шелли), но или политизировали образ поэта, или толковали его как предшественника Реформации.
Для русских же Данте был чаще всего, поэтом справедливости в самом широком смысле слова. Этот образ осложнялся различными ассоциациями у декабристов и А.И. Герцена, А. Майкова и А.В. Дружинина, Н.В. Гоголя и Вл. Соловьева, но именно он более других определял суть русского восприятия Данте.
По своему стремлению беспредельно расширить границы возможного для искусства и его средствами пресуществить преходящее в бессмертное, эстетическая программа Вл. Соловьева имела лишь единственный аналог в европейской культуре Нового времени. Только Данте пытался приподнять невидимую завесу между временем и вечностью. Его мистика, как и мистика Соловьева, зародилась в возвышенном вдохновении, и главная забота обоих касалась мирового порядка, зависимого, по их глубокому убеждению, от усилия и разума людей.
Отмечаемое учеными сходство мифопоэтического содержания творчества Вл. Соловьева и Данте улавливалось восприемниками их идей. Вячеслав Иванов, для которого русский философ наряду с автором «Комедии» был одним из учителей, подсказавших Музе Вяч. Иванова «истинное и высшее назначение», в свое время писал: «Значение Вл. Соловьева - поэта небесной Софии, Идеи Идей, и отражающей ее в своих зеркальностях Мировой Души - определяется и по плодам его поэтического творчества: он начал своею поэзиею целое направление, быть может эпоху отечественной поэзии. Когда призвана Вечная Женственность, - как ребенок во чреве, взыграет некий бог в лоне Мировой Души; и тогда певцы начинают петь. Так было после Данте...».
Дантовская традиция, несомненно, сыграла свою роль в развитии философского и поэтического мировосприятия Вл. Соловьева. Она была продолжена символистами. И прежде всего - Вяч. Ивановым.
Вместе с тем отношение Вяч. Иванова к художественной и гуманистической культуре Данте, в которой он, прежде всего, искал принадлежащее мистическому средневековью, было, говоря его же словами, уже «омертвелой памятью, утратившей свою инициативность, не приобщающей нас более к инициациям отцов и не знающей импульсов существенной инициативы» [Иванов 1985: 130].
Если творчество Данте явилось выражением мировоззрения переходной эпохи и тем самым проложило путь от прошлого к будущему, то апелляция Вяч. Иванова к преданию былой высокой культуры имела «реставрационный характер». Он нуждался в традициях, которые бы «повышали репрезентативность созидаемой им религиозной эстетики и служили фоном, обеспечивающим эзотерический план его лирике» [Асоян 1990: 181]. Одна из них была связана с именем Данте, но в творческой практике Иванова, утверждавшего «субстанциональность» внутреннего религиозного опыта, она получила специфическое, одностороннее развитие. Дантовская антропоцентрическая идея трансформировалась у русского поэта в идею «вертикального» человека, по отношению к которому все социально-историческое мыслилось как бы деструктивным. Дантовская концепция искусства, где оказывались беспредельными возможности искусства, преломлялась в теорию свободного религиозного творчества, или, по терминологии Вяч. Иванова, «теургию». Представлению о двух целях бытия противополагалась идея человеческого существования, означенного «мирами иными». Социальный и религиозный реформизм Данте подменялся Вяч. Ивановым доктриной «мистического анархизма».
Слова Блока: «Вяч. Иванову свойственно миражами сверхискусства мешать искусству» означали, по-видимому, правду.
Творчество А. Блока отмечено несомненным влиянием Данте. Для генезиса стихов Блока о Прекрасной Даме творчество Данте не менее важно, чем для Вл. Соловьева. Неслучайно первый же сборник стихотворений был назван Блоком «Стихами о Прекрасной Даме». Его Дама не столько символ, не аллегория, не мечта внутреннего созерцания, а живая, осязаемая и в то же время «непостижимая красота». Он упивается музыкой ее имен: «Дева, Заря, Купита», «Солнце Завета», «Владычица вселенной», «Величавая вечная Жена», «Ласковая Жена». Все стихи напоминают часто молитву, такую же взволнованную, как у Данте.
Блок еще чаще, чем Данте, забывает, кому он молится, Возлюбленной или Богоматери. «Навеки преданный Святыне, во всем послушаюсь Тебя». «Непостижного света задрожали струи. Верю в Солнце Завета, Вижу очи твои». Для Блока любовь - подвиг, служение, миссия. Он сознает себя пророком любви. «Я - безумец. Мне в сердце вонзили Красноватый уголь пророка». «Я здесь один хранил и теплил свечи, один - пророк - дрожал в дыму кадил».
Влияние Данте очевидно на всем протяжении творчества А. Блока. О нем можно судить и по стихотворным произведениям и по многочисленным замечаниям на полях произведений итальянского поэта и критических трудов о нем. Несомненно, это влияние, очень глубокое и сложное, весьма обогатило мировоззрение и художественную практику русского поэта.
С образом Данте автора «Божественной Комедии» читатели связывали высокую ответственность поэта за судьбы мира и готовность самоотверженно служить идеалу, осуществление которого обещало спасение человечества.
Вместе с тем «русский» Данте воплощал в себе необыкновенную отзывчивость национальной культуры на общечеловеческий опыт. Наиболее ярко это проявлялось в том, что «Божественная Комедия» переставала восприниматься как литературный памятник, и Данте становился современным своим читателям, их эпохе.
Несомненно, что подобная ситуация была бы немыслима без успехов европейской дантологии. Ее достижения успешно осваивали и развивали русские ученые С. Шевырев, А. Волконский, Ф. Лоренц, П. Кудрявцев, Ф. Буслаев, А. Веселовский, В. Лесевич, Н. Стороженко, Д. Петров. Замечательны заслуги в изучении и популяризации творчества Данте и лучшего в прошлом переводчика «Божественной Комедии» Дм. Мина. Комментируя поэму, он обращался не только к исследованиям дантологов европейской школы, но и соотечественников поэта - Л. да Понте, Дж. Вольпи, П. Вентури, П. Фратичелли, работам Дж. Скартаццини и прекрасно знал труды комментаторов давно минувших времен.
Вслед за переводом Мина было опубликовано еще шесть полных переложений поэмы: Д. Минаева, Н. Голованова, М. Горбова, А. Федорова, О. Чюминой и В. Чуйко.
В отличие от Запада изучение Данте в России все-таки не стало самостоятельной отраслью академического литературоведения; по существу, лишь два русских имени, С.П. Шевырева и А.Н. Веселовского, могут быть причислены к элите европейских дантологов, да и лучший художественный перевод поэмы принадлежит не Дм. Мину, а поэту уже нашего времени М. Лозинскому. Но, тем не менее, у русской литературы не могло не быть глубоких, плодотворных связей с творчеством Данте.
Возможно, отсутствие авторитетных стереотипов восприятия «Комедии» и послужило предпосылкой, так сказать, личностного, «непредвзятого» отношения к поэме Данте, его судьбе и всему творчеству. Итальянский поэт был «прочитан» сквозь призму проблем национальной культуры и, в частности, поэтому стал, как говорит Достоевский, «почти русской силой».
По наблюдениям историков культуры, свою роль в освоении Данте сыграл религиозный барьер. Католицизм итальянского поэта словно и не услышали в православной стране. Пожалуй, единственным исключением из русских писателей стали Эллис и Вяч. Иванов, который чутко реагировал на особенности художественного сознания Данте, обусловленные религиозным вероучением Запада.
Других же волновали, прежде всего, нравственный пафос «Божественной Комедии» и ее универсализм, народные корни поэмы и эстетическое своеобразие дантовского космоса, художественная мощь образов «Ада» и спасительная идея любви.
Свобода духа и всемирное братство, «гражданская доблесть и жажда духовного преображения, мера скорби и мера ненависти, бытийственная философия и крестный путь через тернии к звездам - вот что было определяющим в «русском» Данте». При этом в поле зрения почти никогда не вовлекались чисто филологические проблемы, ими занималась европейская дантология. Видимо, ее профессионализация все-таки вела к утрате целостного художественного впечатления. «Комедия» рассматривалась как религиозная эпопея (Г. Гегель) или как «герметический» текст (Г. Россетти). Порой в ней видели законченное выражение философии католичества (Ф. Озанам) или сужали ее значение границами средневековой эпохи (Дж. Кардуччи). Правда, и на Западе, особенно в романтическую эпоху, случались такие трактовки итальянского поэта, в которых предпочтение отдавалось ценностному содержанию поэмы. Ее автора называли «высоким страдальцем» (Дж. Байрон), «пилигримом вечности» (П. Шелли), но или политизировали образ поэта, или толковали его как предшественника Реформации.
Для русских же Данте был чаще всего, поэтом справедливости в самом широком смысле слова. Этот образ осложнялся различными ассоциациями у декабристов и А.И. Герцена, А. Майкова и А.В. Дружинина, Н.В. Гоголя и Вл. Соловьева, но именно он более других определял суть русского восприятия Данте.
По своему стремлению беспредельно расширить границы возможного для искусства и его средствами пресуществить преходящее в бессмертное, эстетическая программа Вл. Соловьева имела лишь единственный аналог в европейской культуре Нового времени. Только Данте пытался приподнять невидимую завесу между временем и вечностью. Его мистика, как и мистика Соловьева, зародилась в возвышенном вдохновении, и главная забота обоих касалась мирового порядка, зависимого, по их глубокому убеждению, от усилия и разума людей.
Отмечаемое учеными сходство мифопоэтического содержания творчества Вл. Соловьева и Данте улавливалось восприемниками их идей. Вячеслав Иванов, для которого русский философ наряду с автором «Комедии» был одним из учителей, подсказавших Музе Вяч. Иванова «истинное и высшее назначение», в свое время писал: «Значение Вл. Соловьева - поэта небесной Софии, Идеи Идей, и отражающей ее в своих зеркальностях Мировой Души - определяется и по плодам его поэтического творчества: он начал своею поэзиею целое направление, быть может эпоху отечественной поэзии. Когда призвана Вечная Женственность, - как ребенок во чреве, взыграет некий бог в лоне Мировой Души; и тогда певцы начинают петь. Так было после Данте...».
Дантовская традиция, несомненно, сыграла свою роль в развитии философского и поэтического мировосприятия Вл. Соловьева. Она была продолжена символистами. И прежде всего - Вяч. Ивановым.
Вместе с тем отношение Вяч. Иванова к художественной и гуманистической культуре Данте, в которой он, прежде всего, искал принадлежащее мистическому средневековью, было, говоря его же словами, уже «омертвелой памятью, утратившей свою инициативность, не приобщающей нас более к инициациям отцов и не знающей импульсов существенной инициативы» [Иванов 1985: 130].
Если творчество Данте явилось выражением мировоззрения переходной эпохи и тем самым проложило путь от прошлого к будущему, то апелляция Вяч. Иванова к преданию былой высокой культуры имела «реставрационный характер». Он нуждался в традициях, которые бы «повышали репрезентативность созидаемой им религиозной эстетики и служили фоном, обеспечивающим эзотерический план его лирике» [Асоян 1990: 181]. Одна из них была связана с именем Данте, но в творческой практике Иванова, утверждавшего «субстанциональность» внутреннего религиозного опыта, она получила специфическое, одностороннее развитие. Дантовская антропоцентрическая идея трансформировалась у русского поэта в идею «вертикального» человека, по отношению к которому все социально-историческое мыслилось как бы деструктивным. Дантовская концепция искусства, где оказывались беспредельными возможности искусства, преломлялась в теорию свободного религиозного творчества, или, по терминологии Вяч. Иванова, «теургию». Представлению о двух целях бытия противополагалась идея человеческого существования, означенного «мирами иными». Социальный и религиозный реформизм Данте подменялся Вяч. Ивановым доктриной «мистического анархизма».
Слова Блока: «Вяч. Иванову свойственно миражами сверхискусства мешать искусству» означали, по-видимому, правду.
Творчество А. Блока отмечено несомненным влиянием Данте. Для генезиса стихов Блока о Прекрасной Даме творчество Данте не менее важно, чем для Вл. Соловьева. Неслучайно первый же сборник стихотворений был назван Блоком «Стихами о Прекрасной Даме». Его Дама не столько символ, не аллегория, не мечта внутреннего созерцания, а живая, осязаемая и в то же время «непостижимая красота». Он упивается музыкой ее имен: «Дева, Заря, Купита», «Солнце Завета», «Владычица вселенной», «Величавая вечная Жена», «Ласковая Жена». Все стихи напоминают часто молитву, такую же взволнованную, как у Данте.
Блок еще чаще, чем Данте, забывает, кому он молится, Возлюбленной или Богоматери. «Навеки преданный Святыне, во всем послушаюсь Тебя». «Непостижного света задрожали струи. Верю в Солнце Завета, Вижу очи твои». Для Блока любовь - подвиг, служение, миссия. Он сознает себя пророком любви. «Я - безумец. Мне в сердце вонзили Красноватый уголь пророка». «Я здесь один хранил и теплил свечи, один - пророк - дрожал в дыму кадил».
Влияние Данте очевидно на всем протяжении творчества А. Блока. О нем можно судить и по стихотворным произведениям и по многочисленным замечаниям на полях произведений итальянского поэта и критических трудов о нем. Несомненно, это влияние, очень глубокое и сложное, весьма обогатило мировоззрение и художественную практику русского поэта.
С образом Данте автора «Божественной Комедии» читатели связывали высокую ответственность поэта за судьбы мира и готовность самоотверженно служить идеалу, осуществление которого обещало спасение человечества.
Подобные работы
- ТВОРЧЕСТВО ДАНТЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
Дипломные работы, ВКР, литература. Язык работы: Русский. Цена: 4700 р. Год сдачи: 2018 - Философско-эстетические особенности средневековых символов и их влияние на культуру Серебряного века
Магистерская диссертация, культурология. Язык работы: Русский. Цена: 4840 р. Год сдачи: 2021 - Художественное воплощение идеи движения в творчестве А. С. Грина (мотивный аспект)
Диссертация , русский язык. Язык работы: Русский. Цена: 500 р. Год сдачи: 2003 - Поэзия Анны Ахматовой в литературной критике и литературоведении 1910-1920 гг.
Дипломные работы, ВКР, филология. Язык работы: Русский. Цена: 6500 р. Год сдачи: 2019 - ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ В.С. ВЫСОЦКОГО
Диссертации (РГБ), русский язык. Язык работы: Русский. Цена: 500 р. Год сдачи: 2004 - КИММЕРИЙСКАЯ ТЕМА В ТВОРЧЕСТВЕ МАКСИМИЛИАНА ВОЛОШИНА
Дипломные работы, ВКР, филология. Язык работы: Русский. Цена: 4210 р. Год сдачи: 2013 - ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В РОМАНАХ ДОСТОЕВСКОГО
Бакалаврская работа, филология. Язык работы: Русский. Цена: 3900 р. Год сдачи: 2017 - ПРОБЛЕМЫ ИЗДАНИЯ И КОММЕНТИРОВАНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЫ Ю. К. ОЛЕШИ (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА «ЗАВИСТЬ»)
Магистерская диссертация, филология. Язык работы: Русский. Цена: 4870 р. Год сдачи: 2016
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
Каталог работ (130850)
- Бакалаврская работа (31535)
- Диссертация (960)
- Магистерская диссертация (18402)
- Дипломные работы, ВКР (53312)
- Главы к дипломным работам (2108)
- Курсовые работы (9669)
- Контрольные работы (6188)
- Отчеты по практике (1308)
- Рефераты (1450)
- Задачи, тесты, ПТК (616)
- Ответы на вопросы (154)
- Статьи, Эссе, Сочинения (911)
- Бизнес-планы (49)
- Презентации (101)
- РГР (84)
- Авторефераты (РГБ) (1691)
- Диссертации (РГБ) (1879)
- Прочее (433)
Новости
06.01.2018
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь в выполнении учебных и научных работ на заказ ОФОРМИТЬ ЗАКАЗ
дальше»» Все новости
Статьи
- Где лучше заказывать диссертации и дипломные?
- Выполнение научных статей
- Подготовка диссертаций
- Подводные камни при написании магистерской работы
- Помощь в выполнении дипломных работ
»» Все статьи
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
