Подводя итог нашим размышленям об основополагающих положениях функциональной методологии лингвистического исследования, прежде всего, отметим, что функциональная методология понимается нами как одно из четырех глобальных направлений в современной лингвистике наряду с феноменологией (эссенциализмом), позитивизмом (физикализмом) и рационализмом (сайентологией).
Функционализм сближается с указанными течениями в одних принципиальных методологических моментах и расходится в других. Так, в
вопросах локализации объекта лингвистического исследования, каковым мы считаем индивидуальную языковую деятельность, в вопросах
квалификации генезиса познавательных и вербализационных актов,
которые нами определяются как смыслопорождение, а также в вопросах сущностного характера методики лингвоанализа, квалифицируемой нами как дедуктивная, функциональная методология значительно сближается с рационализмом и столь же существенно расходится с позитивизмом и феноменологией. Зато в вопросах темпорально-атрибутивного плана функциональная методология наиболее
близка именно позитивизму, поскольку предполагает наличие у своего объекта такого имманентного свойства как детерминированность
опытом (действительным и возможным), признает апостериорный характер познавательной деятельности и фактуализм методических исследовательских приемов. По этим же позициям функционализм резко противостоит как априорному логицизму рационализма, так и априорному интуитивизму феноменологии. Вместе с тем, признавая инвариантно-фактуальную структурную сущность объекта, чувственнорациональный дуализм познавательных актов и трансцендентальносозерцательную двойственность методических приемов, функционализм, тем самым, существенно перекликается с феноменологией и
решительно отмежевывается от узкого эмпирического фактуализма
позитивистов и узкого логического фактуализма и солипсизма рацио492
налистов. Несложно заметить, что классификацию методологических
направлений, а равно квалификацию на их фоне функциональной методологии мы совершаем на базе трех основных критериев: онтологического статуса объекта лингвистического исследования (включая
его структурные свойства), функционально-гносеологического статуса исследования языковой деятельности (в том числе и генезиса
вербального смысла) и, наконец, принципиальных положений методики лингвистического исследования. Таким образом, в работе мы
предлагаем тетрихотомическую трактовку современной лингвистической методологии, которая не отбрасывает предшествовавшую ей
трихотомическую, но включает ее в себя в качестве частности. При
этом, мы пытаемся, насколько это возможно, не смешивать логическую триаду становления смысла, предложенную Гегелем: тезис - антитезис - синтез методологическим оппозициям, включащим кроме
собственно методического и гносеологического факторов, еще и основной метафизический аспект всякой теории - онтологию объекта.
Игнорирование онтологии (наблюдавшееся долгие годы в разработках рационалистов) неминуемо ведет к упрощенному пониманию
объекта исследования и одновременно сильно сужает и чисто эпистемологическую проблематику, поскольку из перечня гносеологических вопросов уходят вопросы о сущности (онтологии) самих познавательных процессов, подменяясь вопросами методики. Понятие же
метода в трактовке Декарта и других ранних менталистов было
именно онтологическим и эпистемологическим, а не просто логикометодическим или операциональным. Поэтому, говоря о методологии, мы говорим о сложном иерархическом комплексе онтологических, гносеологических и собственно методических оснований всякой
научной или философской теории.
Именно из этих трех слагающих и создается то, что обычно называют подходом или направлением. В этом смысле ни аналитическая философия, ни философия языка, ни логическая семантика, ни
прагматический анализ, ни структурализм сами по себе не являются493
методологическими направлениями. Другое дело, что большинство
представителей той или иной школы, того или иного модного течения
в лингвистике или философии языка могут стоять на позициях какойто одной методологии, что впоследствии становится причиной метонимического переноса этих методологических принципов на тот или
иной прием (каковым является аналитический или структурный метод), а то и на целую отрасль (каковыми являются философия или
прагматика языка или логическая семантика). Следует просто помнить о том, когда, где, почему и при каких условиях возникло в лингвистике то или иное новое веяние, а затем задаться вопросом, который мы считаем основным в любом научно-философском исследовании - “что это?” Ответ на него предохранит от множества ошибок. Отвечая на этот вопрос, мы обнаружим, что основная идея структурного
анализа лишь поверхностно оказалась связанной с феноменологией,
а идеи исследования логической семантики или прагматики языковой
коммуникации лишь в силу определенных обстоятельств оказались
изначально вовлечены в область рациональной методологии. История языкознания постепенно опровергает эти мифы. Так современной
лингвистике известны все четыре методологически отличные ответвления структурализма - бихевиористский структурализм дескриптивистов (позитивизм), классический структурализм чистых сущностей,
форм и отношений (феноменология), логико-аналитический структурализм генеративистов (рационализм) и социально-психологический
структурализм функционального толка, представленный в Пражской
школе. Точно так же и с функционализмом. Иногда функционализмом
называют исследования коммуникативного аспекта языковой деятельности (т.е., опять-таки, один из разделов языкознания). Иногда
под функционализмом понимают только методику квалификации языковых единиц через их функционирование в речи. Мы же видим в
функционализме специфическую методологию, в которой весь комплекс лингвистических вопросов последовательно выводится из понятия функции. В онтологическом отношении языковая деятельность494
и все ее составные - язык, речь и речевая деятельность - определяются как деятельностные психо-социальные функции человеческой
психики. В гносеологическом аспекте языковая деятельность также
выводится из понятия функции - как коммуникативно-семиотическая
функция вербализации продуктов сознания. В методическом же отношении функционализм также сопряжен с понятием функции: единицы языковой деятельности рассматриваются в их функциональном
отношении к интенциальным смыслам, речевым сигналам и друг к
другу.
Отличительной чертой функционального понимания структурной
сущности смысла как объекта исследования во всех гуманитарных
дисциплинах является онтологический дуализм. Объект функциональной лингвистики в онтическом отношении двойственен: с одной
стороны это инвариантный смысл в модусе покоя (языковая система), а с другой - фактуальный смысл в модусе движения (речевой
континуум). Вместе с тем, смысл является также только одним из аспектов лингвистического объекта в функциональной методологии -
субстанциальным его аспектом. Так, языковая система и речевой
континуум объединяются по линии субстанциальности. В этом отношении язык и речь как субстанциальные сущности противостоят речевой деятельности как процессуальной сущности. Отсюда, обоснование трехчастной структуры языковой деятельности: язык + речевая
деятельность + речь.
Исходя из двуаспектного характера вербального смысла и из
функциональной направленности языковой деятельности одновременно на закрепление информации в знаковой форме (экспрессивная
функция) и обеспечение информационного обмена (коммуникативная
функция), в функциональной семиотике предполагается выделение
двух типов вербальных знаков: языковых (инвариантных) и речевых
(фактуальных).
Язык в функциональной методологии рассматривается как системная, принципиально отличная от речи сущность, состоящая из495
подсистемы языковых знаков - информационной базы и подсистемы
алгоритмических моделей - внутренней формы. Информационная база включает в себя весь комплекс информационных воспроизводимых единиц как гомогенных по форме (слов), так и гетерогенных
(фразеологизмов, клишированных словосочетаний, клишированных
высказываний и текстов). В данной работе мы предприняли попытку
обосновать двуструктурированный характер устройства системы информационной базы языка, детерминированный двойственной структурой языкового знака. Структура языкового знака находится согласно этой теории в прямой связи со структурой всей системы ИБЯ. Категориальная часть языкового знака (парадигматическая), основанная на функциональных связях сходства с другими знаками в системе, отражает в знаке иерархические свойства всей системы. В то же
время, референтивная часть (синтагматическая), основанная на
функциональных связях смежности с другими знаками, отражает тематическое (полевое) устройство системы ИБЯ. Собственно, структурные элементы знака - семы (как когнитивно-лексические, так и
внутриформенные) - рассматриваются нами как следы наиболее устойчивых функциональных связей с другими знаками (рациональные
семы) и другими психологическими единицами (сенсорноэмпирические, эмотивно-экспрессивные, волюнтативные семы). Наличие в знаке (и в понятии, которое это знак вербализует) нерациональной информации позволяет объяснить семиотическое единство
познавательного акта, его функциональную онтическую сущность как
эмпирически ориентированного процесса. “Действия рассудка без
схем чувственности неопределенны”, - писал И.Кант, которого мы
считаем основоположником функциональной методологии в философии (Кант,1964:567). Референтивный компонент когнитивного понятия (а через него - и языкового знака) может включать в себя как отдельные наиболее сильные ментальные ощущения и восприятия, так
и комплексные единицы эмпирического созерцания - ментальные
представления, выступающие в познавательном процессе в качестве496
референта, и комплексные единицы чистого созерцания - обобщенные представления (наглядные образы), которые в процессе познания выступают в роли денотата. И все же, не созерцательная, а
именно рациональная информация (“категории и понятия чистого
рассудка” в терминах Канта) составляет сущность понятия (и вербального знака), поскольку процесс познания нами определяется в
сущностном отношении как функциональный акт, представляющий из
себя трансцендентальный акт рефлексии (в понятийной форме) на
основе созерцания (в форме обобщенных представлений). И.Кант писал: “Так как о возможности динамической связи мы не можем составить a priori никакого понятия и категории чистого рассудка служат не
для того, чтобы выдумывать ее, а только для того, чтобы понимать
ее т а м , г д е о н а в с т р е ч а е т с я в о п ы т е , то мы не можем придумать
сначала ни одного предмета с новыми и эмпирически недоступными
наблюдению свойствами сообразно этим категориям и позволить себе полагать его в основу гипотезы, так как это значило бы подсовывать разуму пустые фикции вместо понятий вещей” (Кант,1964:638)
[выделение наше - О.Л.]. Точно так же, как когнитивное понятие формируется на основе обобщенного представления, так и научное (философское) понятие является рефлексией над когнитивным понятием. “Рассудок служит предметом для разума точно так же, как чувственность служит предметом для рассудка. Задача разума - сделать
систематическим единство всех возможных эмпирических действий
рассудка; подобно тому как рассудок связывает посредством понятий
многообразное [содержание] явлений и подводит его под эмпирические законы” (Там же,566-567).Таким образом, кроме информации созерцательного характера в объеме понятия следует видеть и более
существенный пласт трансцендентальной (рассудочно-разумной, рациональной) информации парадигматического (категориального) или
синтагматического (валентностного) характера. Эта информация,
особенно обобщающая категориальная информация о денотате как
классе и члене класса, хотя и выполняет регулятивную (а не консти497
тутивную) функцию, т.е. служит “только для того, чтобы получить
наибольшее систематическое единство в эмпирическом применении
нашего разума” (Кант,1964: 571), но, тем не менее, является определяющей для понятия как такового, поскольку “разум может мыслить
это систематическое единство не иначе, как давая своей идее предмет, который, однако, н е м о ж е т б ы т ь д а н н и в к а к о м о п ы т е ,
в е д ь о п ы т н и к о г д а н е д а е т п р и м е р а с о в е р ш е н н о г о с и с т е м а т и -
ч е с к о г о е д и н с т в а ” (Там же,577). Разновидностью рациональных
валентностных сем могут быть т.н. эпидигматические (т.е. знакообразовательные или словообразовательные) семы, а разновидностью
последних - образные (символические) семы. Разница лишь в том,
что первые обнаруживаются прежде всего в производных знаках, в то
время как вторые - в знаках-мотиваторах.
Наиболее активные и определяющие в квалификационном отношении семы образуют сигнификат (ядро) языкового знака, состоящий
из десигната (ядерных категориальных сем, интенсионала) и денотата (ядерных референтивных сем, экстенсионала), соотнесенных друг
с другом в обратно пропорциональном отношении. Семы являются
элементами знака и хранят только информацию, вовлеченную в семиотический процесс. Однако далеко не вся информация, заключенная в когнитивном понятии подвергается вербализации (языковой
или речевой). Языковой знак в структурном отношении относится к
когнитивному понятию так же, как сигнификат - ко всему языковому
знаку, т.е. по части когнитивной информации языковой знак является
сигнификатом понятия. Такая трактовка соотношения понятия и знака
как его сигнификата позволяет объяснить понятийную согласованность между индивидами-носителями того же языка, а наличие более
широких семантических структур - категориальной и референтивной
части понятия, не входящих в знак, объясняет понятийные различия
между носителями того же языка. Данное структурное расслоение
знака представляет его семантическую структуру. Семантическая
структура языкового знака является определяющей в устройстве ин498
формационной базы языка и во вхождении в нее знака. Вместе с тем,
языковой знак обладает еще одной структурой - семиотической. В
этом отношении языковой знак распадается на план содержания
(когнитивный элемент) - лексическое значение и план выражения
(вербализующий элемент) - внутриформенное значение. Первое,
собственно, и составляет сигнификат понятия, тогда как второе содержит информацию о семиотических функциях, определяющих связь
данного знака с моделями внутренней формы языка: стилистическими, синтаксическими, синтагматическими, морфологическими, знакообразовательными и фоно-графическими. Соответственно, во внутриформенной семантике выделяются различные типы значений.
Структура внутриформенного значения, с одной стороны, функционально обусловливает состав внутренней формы языка, а с другой, -
функционально определяется внутренней формой. Связь информационной базы языка с его внутренней формой осуществляется именно через план выражения знаков. Поэтому есть два пути к т.н. “грамматическим” элементам языка - от грамматических значений (каждое
функционально релевантное внутриформенное значение свидетельствует о наличии в языке - в его внутренней форме - соответствующей модели) и от внутриформенных моделей (всякая “живая”, реально функционирующая в языке модель должна так или иначе проявляться в виде элемента внутриформенного значения знака).

Купить