«День семьи, любви и верности»: праздник, социальная политика и агиографический сюжет
|
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА I. РОЛЬ РЕЧЕВОГО ЖАНРА В СОЦИАЛЬНОМ КОНСТРУИРОВАНИИ РЕАЛЬНОСТИ: МЕТАМОРФОЗЫ СЮЖЕТА В ИСТОРИИ 7
1.1 Понятия «речевого жанра», «высказывания» и «сфер деятельности» в теории речевых жанров М. М. Бахтина 7
1.2 Концепция социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана. Понятие анклавов символической реальности 10
1.3 Соотношение вторичного речевого жанра и анклавов символической реальности (на примере сюжета волшебной сказки, агиографического сюжета о святых Петре и Февронии Муромских, исследованиях древнерусской литературы и концепции изобретенного праздника) 12
ГЛАВА II. ИЗОБРЕТЕНИЕ ДНЯ СЕМЬИ, ЛЮБВИ И ВЕРНОСТИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ 17
2.1 Фольклорные сюжеты о мудрой деве и змееборце как источник Повести Ермолая-Еразма 17
2.2 Агиографический сюжет о супругах-чудотворцах в Повести Ермолая-Еразма и истории Московского государства 21
2.2.1 Повесть от жития Петра и Февронии в творчестве Ермолая-Еразма 21
2.2.2 Повесть в контексте истории середины XVI в. 28
2.2.3 Аллегории Московии: Повесть о Петре и Февронии как сюжет о союзе Власти и Мудрости 35
2.3 Исследования памятника древнерусской литературы: новая эмоциональная матрица 42
2.4 Сюжет о святых супругах в концепции Дня семьи, любви и верности 57
2.4.1 Исторический очерк формирования праздника «День семьи, любви и верности»: изобретение традиции 57
2.4.2 Концепция Дня семьи, любви и верности как двойное послание 66
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 77
ГЛАВА I. РОЛЬ РЕЧЕВОГО ЖАНРА В СОЦИАЛЬНОМ КОНСТРУИРОВАНИИ РЕАЛЬНОСТИ: МЕТАМОРФОЗЫ СЮЖЕТА В ИСТОРИИ 7
1.1 Понятия «речевого жанра», «высказывания» и «сфер деятельности» в теории речевых жанров М. М. Бахтина 7
1.2 Концепция социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана. Понятие анклавов символической реальности 10
1.3 Соотношение вторичного речевого жанра и анклавов символической реальности (на примере сюжета волшебной сказки, агиографического сюжета о святых Петре и Февронии Муромских, исследованиях древнерусской литературы и концепции изобретенного праздника) 12
ГЛАВА II. ИЗОБРЕТЕНИЕ ДНЯ СЕМЬИ, ЛЮБВИ И ВЕРНОСТИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ 17
2.1 Фольклорные сюжеты о мудрой деве и змееборце как источник Повести Ермолая-Еразма 17
2.2 Агиографический сюжет о супругах-чудотворцах в Повести Ермолая-Еразма и истории Московского государства 21
2.2.1 Повесть от жития Петра и Февронии в творчестве Ермолая-Еразма 21
2.2.2 Повесть в контексте истории середины XVI в. 28
2.2.3 Аллегории Московии: Повесть о Петре и Февронии как сюжет о союзе Власти и Мудрости 35
2.3 Исследования памятника древнерусской литературы: новая эмоциональная матрица 42
2.4 Сюжет о святых супругах в концепции Дня семьи, любви и верности 57
2.4.1 Исторический очерк формирования праздника «День семьи, любви и верности»: изобретение традиции 57
2.4.2 Концепция Дня семьи, любви и верности как двойное послание 66
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 77
Выбор темы исследования обусловлен моим интересом к сюжету Повести о Петре и Февронии, написанной в XVI веке Ермолаем-Еразмом, а также тому, как исторический контекст — исторические события, лица, их поступки и отношения — влияет на бытование сюжета о святых князьях с XIII в. и до настоящего времени.
В рамках своей работы я рассматриваю то, как сюжет повести о князьях проходит сквозь исторические эпохи и приходит к современности, как он становится поводом для государственного праздника, а само житие становится частью концепции «изобретённого» Дня семьи, любви и верности.
Объект исследования— сюжет Повести о житии святых Петра и Февронии муромских в речевых жанрах нескольких эпох: в устной легенде о событиях XIII века, в «Повести от жития святых новых чюдотворец муромских, благовернаго и преподобного и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго во иноческом чину Давида, и супруги его, благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя во иноческом чину Еуфросинии» Ермолая-ЕразмаXVI в., в литературоведческих исследованияхXIX – XX веков и в официальной концепция праздника Дня семьи, любви и верности начала XXI в.
Предмет моего внимания на данном этапе работы— конвенции речевых вышеперечисленных жанров, включая характеристику акторов и их интенций (адресанты — авторы, заказчики; адресаты — слушатели и читатели), обстановки, поэтики (символика, композиционные особенности, события и персонажи). Речевые конвенции рассматриваются в историческом контексте с XVI века до современности, в которой мы имеем дело с праздником Дня семьи, любви и верности в день церковного поминовения Петра и Февронии.
Целью своего исследования я вижу характеристику жанровых речевых конвенций в исторических обстоятельствах или, по определению П. Бергера и Т. Лукмана, «анклавов повседневности». Повседневность, по мнению данных авторов, нуждается в символических образцах. В нашем случае соотечественники (религиозные деятели и литературоведы, политики и обычные горожане) в разные исторические эпохи обращались к сюжету Повести.
В поиске оснований правомерности исследовательских намерений я опираюсь на мнение филолога-медиевиста М. Б. Плюхановой, которая говорит об универсальности строения исследуемой Повести: «Любая конкретизация образов жития в одном из планов — моральном, историческом, богословском — привела бы к сужению их смысла и функций. И поскольку в житии Петра и Февронии мотивы и образы мировой словесности выступают как символы, в каком-либо определенном плане почти совсем не конкретизированные (ибо одинаково важен и их аналогический, и исторический, и нравоучительный смысл), житие использует возможности сказки, образы и мотивы которой в принципе не конкретизируются ни в каком плане, поскольку вообще не соотнесены ни с какой реальностью» . Таким образом, по мнению М. Б. Плюхановой, Ермолай-Еразм собрал в сюжете Повести настолько многозначное символическое послание, что понимание его возможно только с учетом исторических, а также моральных выборов и богословских исканий круга правителя Московского царства. Символизм Повести заложил потенциальную изменчивость её интерпретаций, как это наглядно видно на примере рассмотрения повести литературоведами, начиная с 1858 года.
Как я уже отмечала, отправной точкой исследования для меня стал отмечаемый с 2008 г. в Российской Федерации в день памяти благоверных князей Петра и Февронии Муромских «День семьи, любви и верности». Изучив официальную концепцию праздника, а также официальный сайт праздника, находящийся в ведении Фонда социально-культурных инициатив, я обратилась к «историческому прошлому», к которому отсылает его идеология. Таким «историческим прошлым» для Дня семьи, любви и верности является житие святых Петра и Февронии, сюжет о которых вошел в книжную культуру в середине XVI века с появлением Повести о житии князей, написанной Ермолаем-Еразмом. Чтобы понять, как агиографическое произведение стало идеологическим ресурсом для Дня семьи, любви и верности, я обратилась к описанию исторического контекста, в котором формировалась Повесть Ермолая-Еразма. В ходе изучения научной литературы, посвящённой тексту, я обратила внимание, что в трудах некоторых литературоведов сюжет о святых рассматривается как история супружеских взаимоотношений. Это дало мне основания предположить, что праздник возник на фундаменте романтической интерпретации текста, которую можно наблюдать в списках текста XVII–XVIII вв. и интерпретациях учёных, начиная с XIXв.Как показал анализ текста концепции празднования Дня семьи, любви и верности, концепт романтической любви оказался значимым, но не единственным «посланием», заложенным в идеологии праздника, а также его высказываниях. Присутствуя эксплицитно в названии праздника («любовь, семья, верность»), этот концепт теряется на фоне демографической государственной стратегии, в центре которой — концепт «семьи». В документе, описывающем цели и идеологическое содержание праздника, производные слова «семьи» (72 словоупотребления) встречаются в три раза чаще «любви» (28 словоупотреблений) и «верности» (25 словоупотреблений). Это не единственное содержательное противоречие, отличающее концепцию, как это будет показано в дальнейшем.
Таким образом, моей задачей будет характеризовать жизнь сюжета в четырех исторических ипостасях, что определяет структуру работы:
I.Фольклорные сюжеты о мудрой деве и змееборце как источник Повести Ермолая-Еразма (рубеж XII–XIII в.);
II.Повесть о Петре и Февронии в контексте истории Московского государства (середина XVI в.);
III.Интерпретация эмоций в Повести о Петре и Февронии в трудах учёных (1858 г. – 2000е гг.);
IV.Сюжет Повести в контексте «изобретения» Дня семьи, любви и верности (2000е гг. – настоящее время).
Для того, чтобы обосновать связь исторического контекста с теми речевыми жанрами, которые я рассматриваю, в первой главе исследования я обращаюсь к теории речевых жанров М. М. Бахтина и концепции социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана, говоря о соотношении высказывания и повседневности, реальности и знания — терминов, необходимых для построения теоретической рамки разговора о бытовании сюжета в различных речевых формах. Во второй главе я характеризую речевые жанры, в которых появляется сюжет о святых супругах: фольклорной сказки, Повести о житии, научного исследования, концепции праздника; даю характеристику их функций, тем, композиции (к которой также относится коммуникативная ситуация) и стилистики на основании имеющихся данных.
В рамках своей работы я рассматриваю то, как сюжет повести о князьях проходит сквозь исторические эпохи и приходит к современности, как он становится поводом для государственного праздника, а само житие становится частью концепции «изобретённого» Дня семьи, любви и верности.
Объект исследования— сюжет Повести о житии святых Петра и Февронии муромских в речевых жанрах нескольких эпох: в устной легенде о событиях XIII века, в «Повести от жития святых новых чюдотворец муромских, благовернаго и преподобного и достохвалнаго князя Петра, нареченнаго во иноческом чину Давида, и супруги его, благоверныя и преподобныя и достохвалныя княгини Февронии, нареченныя во иноческом чину Еуфросинии» Ермолая-ЕразмаXVI в., в литературоведческих исследованияхXIX – XX веков и в официальной концепция праздника Дня семьи, любви и верности начала XXI в.
Предмет моего внимания на данном этапе работы— конвенции речевых вышеперечисленных жанров, включая характеристику акторов и их интенций (адресанты — авторы, заказчики; адресаты — слушатели и читатели), обстановки, поэтики (символика, композиционные особенности, события и персонажи). Речевые конвенции рассматриваются в историческом контексте с XVI века до современности, в которой мы имеем дело с праздником Дня семьи, любви и верности в день церковного поминовения Петра и Февронии.
Целью своего исследования я вижу характеристику жанровых речевых конвенций в исторических обстоятельствах или, по определению П. Бергера и Т. Лукмана, «анклавов повседневности». Повседневность, по мнению данных авторов, нуждается в символических образцах. В нашем случае соотечественники (религиозные деятели и литературоведы, политики и обычные горожане) в разные исторические эпохи обращались к сюжету Повести.
В поиске оснований правомерности исследовательских намерений я опираюсь на мнение филолога-медиевиста М. Б. Плюхановой, которая говорит об универсальности строения исследуемой Повести: «Любая конкретизация образов жития в одном из планов — моральном, историческом, богословском — привела бы к сужению их смысла и функций. И поскольку в житии Петра и Февронии мотивы и образы мировой словесности выступают как символы, в каком-либо определенном плане почти совсем не конкретизированные (ибо одинаково важен и их аналогический, и исторический, и нравоучительный смысл), житие использует возможности сказки, образы и мотивы которой в принципе не конкретизируются ни в каком плане, поскольку вообще не соотнесены ни с какой реальностью» . Таким образом, по мнению М. Б. Плюхановой, Ермолай-Еразм собрал в сюжете Повести настолько многозначное символическое послание, что понимание его возможно только с учетом исторических, а также моральных выборов и богословских исканий круга правителя Московского царства. Символизм Повести заложил потенциальную изменчивость её интерпретаций, как это наглядно видно на примере рассмотрения повести литературоведами, начиная с 1858 года.
Как я уже отмечала, отправной точкой исследования для меня стал отмечаемый с 2008 г. в Российской Федерации в день памяти благоверных князей Петра и Февронии Муромских «День семьи, любви и верности». Изучив официальную концепцию праздника, а также официальный сайт праздника, находящийся в ведении Фонда социально-культурных инициатив, я обратилась к «историческому прошлому», к которому отсылает его идеология. Таким «историческим прошлым» для Дня семьи, любви и верности является житие святых Петра и Февронии, сюжет о которых вошел в книжную культуру в середине XVI века с появлением Повести о житии князей, написанной Ермолаем-Еразмом. Чтобы понять, как агиографическое произведение стало идеологическим ресурсом для Дня семьи, любви и верности, я обратилась к описанию исторического контекста, в котором формировалась Повесть Ермолая-Еразма. В ходе изучения научной литературы, посвящённой тексту, я обратила внимание, что в трудах некоторых литературоведов сюжет о святых рассматривается как история супружеских взаимоотношений. Это дало мне основания предположить, что праздник возник на фундаменте романтической интерпретации текста, которую можно наблюдать в списках текста XVII–XVIII вв. и интерпретациях учёных, начиная с XIXв.Как показал анализ текста концепции празднования Дня семьи, любви и верности, концепт романтической любви оказался значимым, но не единственным «посланием», заложенным в идеологии праздника, а также его высказываниях. Присутствуя эксплицитно в названии праздника («любовь, семья, верность»), этот концепт теряется на фоне демографической государственной стратегии, в центре которой — концепт «семьи». В документе, описывающем цели и идеологическое содержание праздника, производные слова «семьи» (72 словоупотребления) встречаются в три раза чаще «любви» (28 словоупотреблений) и «верности» (25 словоупотреблений). Это не единственное содержательное противоречие, отличающее концепцию, как это будет показано в дальнейшем.
Таким образом, моей задачей будет характеризовать жизнь сюжета в четырех исторических ипостасях, что определяет структуру работы:
I.Фольклорные сюжеты о мудрой деве и змееборце как источник Повести Ермолая-Еразма (рубеж XII–XIII в.);
II.Повесть о Петре и Февронии в контексте истории Московского государства (середина XVI в.);
III.Интерпретация эмоций в Повести о Петре и Февронии в трудах учёных (1858 г. – 2000е гг.);
IV.Сюжет Повести в контексте «изобретения» Дня семьи, любви и верности (2000е гг. – настоящее время).
Для того, чтобы обосновать связь исторического контекста с теми речевыми жанрами, которые я рассматриваю, в первой главе исследования я обращаюсь к теории речевых жанров М. М. Бахтина и концепции социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана, говоря о соотношении высказывания и повседневности, реальности и знания — терминов, необходимых для построения теоретической рамки разговора о бытовании сюжета в различных речевых формах. Во второй главе я характеризую речевые жанры, в которых появляется сюжет о святых супругах: фольклорной сказки, Повести о житии, научного исследования, концепции праздника; даю характеристику их функций, тем, композиции (к которой также относится коммуникативная ситуация) и стилистики на основании имеющихся данных.
Итак, в рамках исследования мы рассмотрели жизнь сюжета о святых Петре и Февронии Муромских в четырёх сферах его бытования (фольклор, религия, наука, социальная политика), описывая контекст, речевые жанры (сказка, повесть о житии, литературоведческое исследование, документ), говорящих, набор тем, социальную и символическую реальности.
В первый раз актуализация сюжета, его выведение из бытовой сферы общения в книжную произошли в середине XVI в. Медиатором выступил протопоп московской придворной церкви Спаса на Бору, писатель Ермолай-Еразм. Он создавал жития по заказу Митрополита Макария и обращался с просьбой о покровительстве к царю, служа духовной и светской власти одновременно. Перед Ермолаем Прегрешным стояла задача описать жизнь святых во всей полноте, несмотря на то, что в его распоряжении не было письменных образцов, которые по стандарту средневековой книжности полагались источником непогрешимой истины: «Средневековый писатель ищет прецедентов в прошлом, озабочен образцами, формулами, аналогиями, подбирает цитаты, подчиняет события, поступки, думы, чувства и речи действующих лиц и свой собственный язык заранее установленному “чину”» . Тем сложнее рассказать житие, когда на предшествующем этапе локального почитания культ бытовал в изустной форме: с одной стороны довлел канонический тип письма, с другой — невозможность солгать в пересказе святых событий. На пересечении политической, религиозной и литературной сфер появился текст, объединивший в себе фольклорную и христианскую литературную поэтики, своей специфической символичностью, вобравшей духовные и реальные смыслы, допустивший разнообразие будущих трактовок. Впоследствии текст утратил имя своего создателя и распространялся в книжной сфере во множестве списков до тех пор, пока не стал объектом наблюдения и перестал воспроизводиться в качестве источника истины.
Подобно тому, как в середине XVI века сюжет был «увиден» и «выделен» в литературной сфере с целью поддержания централизации земель вокруг Московского государства, формирования единого церковного почитания святых и переработан в Повесть, в середине XIX века сама Повесть была «выделена» из «теневой» книжной сферы. Сюжет снова стал «виден», но на этот раз для отстраненного взгляда учёного, который невольно привносил в интерпретацию свой культурный контекст. По Бергеру и Лукману, это похоже на то, что случается с теоретиком, когда он переводит свои формульные измышления на повседневный язык. Бытовой дискурс повседневности просвечивает в «конечной области значения», являя те смыслы, которые человек XIX и XX вв. приписывает тексту, говоря об идеологии классов, исключительности христианских смыслов в повести или романтическом идеале любви, явленом во взаимоотношениях Петра и Февронии.
В конце XX — начале XXI вв. продолжается изучение текста, и в 2008 году происходит его очередная актуализация. Теперь сюжет о святых становится частью демографической политики молодого государства через изобретённую традицию посредством официального дискурса. Он все еще наследует «романтическую» интерпретацию XIX–XX вв., однако социально-политические цели вводят новые темы: семейственности, государственности, веры — которые рождают смысловые противоречия на уровне текста, превращаясь в двойное послание, адресованное «гражданам», в котором, как известно, человек, что бы он ни делал, «не может победить».
Вместе с изменением речевых жанров в каждой сфере деятельности трансформируется сюжет о святых. Он проходит путь от стереотипных персонажей сказки АТ-875 к рассказу о святых Петре и Февронии в агиографическом произведении Ермолая-Еразма, нагруженном символами, отсылающими к историческому контексту Московского государства, политической, духовной и частной жизни его действующих лиц. Далее сюжет наиболее подробно рассматривается на протяжении полутора столетий в рамках литературоведческих исследований, пересказанный и осмысленный множество раз, он обрастает различными интерпретациями в зависимости от социальной реальности, окружавшей говорящего. Он интерпретируется в основном как фольклорный в дореволюционных исследованиях; в советское время он существует лишь в вузовской программе, предпринимается попытка его рассмотрения через призму классовых воззрений; в 90е гг. вместе с реставрацией православия в России становится возможным рассмотрение в тексте христианских смыслов, которое порой приобретает исключительный характер так, что в некоторых исследованиях фольклорная основа перестает рассматриваться или является второстепенной. Однако неизменной темой высказывания ученых остается «романтическая» интерпретация, которую мы обнаруживаем в редакциях самой Повести конца XVII – начала XVIII века и далее в прочтениях ученых в XIX, XX и XXI вв. Включается тема любви и в речевой жанр Концепции, однако в ней история Петра и Февронии Муромских оказывается за пределами высказывания.
На уровне действующих лиц или акторов коммуникации бытование сюжета совершает любопытный оборот. Сначала он существует как локальный текст местного сообщества, затем вплетается во взаимодействие духовной (Митрополит Макарий), светской (Иван IV) властей, автора Повести (Ермолай-Еразм) и общества(православного мира, которому в том числе адресовано послание). Далее Повесть ограничивается религиозной сферой до её переоткрытия в XIX в., теперь говорящими становятся ученые, текст всё еще оказывается ограничен одной сферой, хоть его интерпретация и формируется под влиянием политической реальности, она не становится определяющей. В начале XXI века с неожиданной силой в трансформацию сюжета включаются акторы аналогичные середине XVI в., сферы получают другие имена, но расстановка сил оказывается похожей: духовная сфера (РПЦ), светская власть (представители счетной палаты, Фонда социально-культурных инициатив), общество (Российские граждане).
Так, необычное произведение XVI века с богатым символическим наполнением и развернутым сюжетом, фольклорными и христианскими источниками с самого своего появления вызывало непрерываемый интерес читателей: оно переписывалось множество раз, привлекало интерес исследователей, которых волновали проблемы атрибуции, интерпретации и источников Повести, с1930х гг. произведение было включено в программу Московского и Ленинградского вузов, а с 1990х годов вошло в школьную программу курса по древнерусской литературе. Одновременно с этим многоуровневость Повести, обеспеченная её создателем Ермолаем-Еразмом, которому приходилось воплощать в тексте разноплановые задачи и соответствовать высокому эстетическому качеству, стала поводом к её использованию в политической идеологической сфере.
Несмотря на то, что символические значения Повести не конкретизируются однозначно ни в одном из реальных планов, смысловые линии паззлов сюжета о святых и идеологии изобретённой традиции не совпали до конца, породив двойное послание. Однако насколько это двойное послание актуально для социальной реальности «Российских граждан», которую стремится модифицировать социальная политика, станет предметом дальнейшего исследования.
В первый раз актуализация сюжета, его выведение из бытовой сферы общения в книжную произошли в середине XVI в. Медиатором выступил протопоп московской придворной церкви Спаса на Бору, писатель Ермолай-Еразм. Он создавал жития по заказу Митрополита Макария и обращался с просьбой о покровительстве к царю, служа духовной и светской власти одновременно. Перед Ермолаем Прегрешным стояла задача описать жизнь святых во всей полноте, несмотря на то, что в его распоряжении не было письменных образцов, которые по стандарту средневековой книжности полагались источником непогрешимой истины: «Средневековый писатель ищет прецедентов в прошлом, озабочен образцами, формулами, аналогиями, подбирает цитаты, подчиняет события, поступки, думы, чувства и речи действующих лиц и свой собственный язык заранее установленному “чину”» . Тем сложнее рассказать житие, когда на предшествующем этапе локального почитания культ бытовал в изустной форме: с одной стороны довлел канонический тип письма, с другой — невозможность солгать в пересказе святых событий. На пересечении политической, религиозной и литературной сфер появился текст, объединивший в себе фольклорную и христианскую литературную поэтики, своей специфической символичностью, вобравшей духовные и реальные смыслы, допустивший разнообразие будущих трактовок. Впоследствии текст утратил имя своего создателя и распространялся в книжной сфере во множестве списков до тех пор, пока не стал объектом наблюдения и перестал воспроизводиться в качестве источника истины.
Подобно тому, как в середине XVI века сюжет был «увиден» и «выделен» в литературной сфере с целью поддержания централизации земель вокруг Московского государства, формирования единого церковного почитания святых и переработан в Повесть, в середине XIX века сама Повесть была «выделена» из «теневой» книжной сферы. Сюжет снова стал «виден», но на этот раз для отстраненного взгляда учёного, который невольно привносил в интерпретацию свой культурный контекст. По Бергеру и Лукману, это похоже на то, что случается с теоретиком, когда он переводит свои формульные измышления на повседневный язык. Бытовой дискурс повседневности просвечивает в «конечной области значения», являя те смыслы, которые человек XIX и XX вв. приписывает тексту, говоря об идеологии классов, исключительности христианских смыслов в повести или романтическом идеале любви, явленом во взаимоотношениях Петра и Февронии.
В конце XX — начале XXI вв. продолжается изучение текста, и в 2008 году происходит его очередная актуализация. Теперь сюжет о святых становится частью демографической политики молодого государства через изобретённую традицию посредством официального дискурса. Он все еще наследует «романтическую» интерпретацию XIX–XX вв., однако социально-политические цели вводят новые темы: семейственности, государственности, веры — которые рождают смысловые противоречия на уровне текста, превращаясь в двойное послание, адресованное «гражданам», в котором, как известно, человек, что бы он ни делал, «не может победить».
Вместе с изменением речевых жанров в каждой сфере деятельности трансформируется сюжет о святых. Он проходит путь от стереотипных персонажей сказки АТ-875 к рассказу о святых Петре и Февронии в агиографическом произведении Ермолая-Еразма, нагруженном символами, отсылающими к историческому контексту Московского государства, политической, духовной и частной жизни его действующих лиц. Далее сюжет наиболее подробно рассматривается на протяжении полутора столетий в рамках литературоведческих исследований, пересказанный и осмысленный множество раз, он обрастает различными интерпретациями в зависимости от социальной реальности, окружавшей говорящего. Он интерпретируется в основном как фольклорный в дореволюционных исследованиях; в советское время он существует лишь в вузовской программе, предпринимается попытка его рассмотрения через призму классовых воззрений; в 90е гг. вместе с реставрацией православия в России становится возможным рассмотрение в тексте христианских смыслов, которое порой приобретает исключительный характер так, что в некоторых исследованиях фольклорная основа перестает рассматриваться или является второстепенной. Однако неизменной темой высказывания ученых остается «романтическая» интерпретация, которую мы обнаруживаем в редакциях самой Повести конца XVII – начала XVIII века и далее в прочтениях ученых в XIX, XX и XXI вв. Включается тема любви и в речевой жанр Концепции, однако в ней история Петра и Февронии Муромских оказывается за пределами высказывания.
На уровне действующих лиц или акторов коммуникации бытование сюжета совершает любопытный оборот. Сначала он существует как локальный текст местного сообщества, затем вплетается во взаимодействие духовной (Митрополит Макарий), светской (Иван IV) властей, автора Повести (Ермолай-Еразм) и общества(православного мира, которому в том числе адресовано послание). Далее Повесть ограничивается религиозной сферой до её переоткрытия в XIX в., теперь говорящими становятся ученые, текст всё еще оказывается ограничен одной сферой, хоть его интерпретация и формируется под влиянием политической реальности, она не становится определяющей. В начале XXI века с неожиданной силой в трансформацию сюжета включаются акторы аналогичные середине XVI в., сферы получают другие имена, но расстановка сил оказывается похожей: духовная сфера (РПЦ), светская власть (представители счетной палаты, Фонда социально-культурных инициатив), общество (Российские граждане).
Так, необычное произведение XVI века с богатым символическим наполнением и развернутым сюжетом, фольклорными и христианскими источниками с самого своего появления вызывало непрерываемый интерес читателей: оно переписывалось множество раз, привлекало интерес исследователей, которых волновали проблемы атрибуции, интерпретации и источников Повести, с1930х гг. произведение было включено в программу Московского и Ленинградского вузов, а с 1990х годов вошло в школьную программу курса по древнерусской литературе. Одновременно с этим многоуровневость Повести, обеспеченная её создателем Ермолаем-Еразмом, которому приходилось воплощать в тексте разноплановые задачи и соответствовать высокому эстетическому качеству, стала поводом к её использованию в политической идеологической сфере.
Несмотря на то, что символические значения Повести не конкретизируются однозначно ни в одном из реальных планов, смысловые линии паззлов сюжета о святых и идеологии изобретённой традиции не совпали до конца, породив двойное послание. Однако насколько это двойное послание актуально для социальной реальности «Российских граждан», которую стремится модифицировать социальная политика, станет предметом дальнейшего исследования.