КОНЦЕПТ ЭРОТИКИ В ФИЛОСОФИИ ЖОРЖА БАТАЯ
|
Введение 3
Предварительные замечания 7
Глава I. Труд против ярости 9
Часть I. В начале была ярость 9
Часть 2. И ярость живёт в человеке 11
Часть 3. И ярость требует жертвы 13
Глава II. Дискретность и непрерывность 20
Часть 1. Непрерывность 20
Часть 2. Дискретность 21
Часть 3. Поиск утраченной непрерывности 23
Глава III. Игра запрета и трансгрессии 27
Часть 1. Запрет 27
Часть 2. Трансгрессия 30
Часть 3. Трансгрессия и христианство 32
Глава IV. Непроизводительная трата и суверенность 36
Часть 1. Стремление и обладание 36
Часть 2. Суверенность и смерть 38
Заключение 42
Список литературы 44
Предварительные замечания 7
Глава I. Труд против ярости 9
Часть I. В начале была ярость 9
Часть 2. И ярость живёт в человеке 11
Часть 3. И ярость требует жертвы 13
Глава II. Дискретность и непрерывность 20
Часть 1. Непрерывность 20
Часть 2. Дискретность 21
Часть 3. Поиск утраченной непрерывности 23
Глава III. Игра запрета и трансгрессии 27
Часть 1. Запрет 27
Часть 2. Трансгрессия 30
Часть 3. Трансгрессия и христианство 32
Глава IV. Непроизводительная трата и суверенность 36
Часть 1. Стремление и обладание 36
Часть 2. Суверенность и смерть 38
Заключение 42
Список литературы 44
Ярость насилия безголоса. Но её безголосость - не следствие немощи, а результат суверенного отказа. Ярость взрывается молча. Она взламывает ясную и упорядоченную речь презрительно-немым хохотом. Эротика, сущность которой состоит в ярости, «побуждает нас к безмолвию». Как нам говорить об эротике, не становясь чересчур самонадеянными? Как нам избегать разговора о ней, не сделав нарочитой предусмотрительность? Французскому философу Жоржу Батаю (1897-1962), которого интересовала проблема эротики, удалось соединить грамотную речь и уместное безмолвие. Нам, в свою очередь, ничто не мешает говорить о концепте. И мы будем говорить о концепте эротики в философии Жоржа Батая.
Труды Батая, вырастающие под влиянием различных философских учений, подчас несовместимых (Батай может подчеркнуть «гегелевский характер» своего рассуждения и может, например, указать, что он выступает «не комментатором Ницше, а таким же, как и он» ), богаты новыми смыслами и их оттенками. Концептуализация сакрального, непроизводительной траты, суверенности, эротики - лишь часть того, что предлагает Батай. Но работы о послевоенных теоретических трудах Батая редки : одним исследователям они кажутся излишне «специальными»; других отпугивает их «несистематичность». Провоцирует это, конечно, сам Батай, который настаивает на научности своего метода и, в то же время, отступает от него, играя возможными способами понимания и неизбежно путая потенциального исследователя. Однако эта нелинейность и фрагментарность, не затвердевающая в своей исполненности, содержит возможность дальнейшего движения, преодолевающего границы. Опыт прочтения сочинений Батая, который будет здесь изложен, нацелен показать, - возможно, с излишней смелостью - что концепт эротики - это ключ, открывающий «темницу» батаевской философии, исследующей ярость насилия, трансгрессию запрета и смерть, и это бьющий ключ, который связывает глубину и поверхность размышлений Батая.
Следует сразу сказать, что эротика для Батая имеет сакральный характер (это однозначно вычитывается из его сочинений), тогда как опыт половой чувственности, который может мыслиться тождественным эротике, является акцидентным свойством эротики, и, следовательно, сугубо сексуальные отношения не станут исключительной точкой притяжения нашего любопытствующего взгляда. Эротика, в понимании Батая, представляет собой нечто человеческое (мы встречаем у Батая определение человека как «эротического животного» ), поэтому исследование эротики имплицитно содержит в себе антропологию. Но эротика в рамках концепта не представляется чем-то единственным, что присуще лишь людям. Эротика - это не первособытие, не начало человека (это место в батаевских теоретических выкладках занимает труд), поэтому мы закономерно можем говорить о её генеалогии. Тем не менее, не будучи началом-начинающим, эротика является началом-начальствующим, поскольку её существование обусловлено суверенными импульсами. Ярость, беспрепятственно пульсирующая в животном мире, запрещается в процессе трудовой деятельности, формирующей человеческую конституцию. Однако труд стремиться превратить человека в вещь. Эротика же, диалектически отрицающая отрицание, производимое трудом, и препятствующая низведению человека до состояния вещи, возвращает вытесненную ярость, и эта ярость уже включает в себя пройденный сознательным существом путь. В рамках этого концепта эротика, включающая в себя противоположности, делает человеческое существо целым, а не ограниченным, и посмотреть на неё с такой точки зрения, как представляется, было бы небезынтересно и важно.
Буквальное прочтение сочинений Батая может быть чревато недоразумениями. Батай не скупится на определения, однако смыслы сливаются: смысл ярости - с суверенностью, суверенности - с трансгрессией, трансгрессии - с эротикой, эротики - с яростью. Более того, подчас формулировки могут приобретать противоречивое содержание, но «концептам незачем быть последовательными». Ещё занимательнее то, что в тексте «Эротика» Батай проблематизирует эротику («эротика - это проблема проблем... самая таинственная, самая общая, самая сторонняя проблема» ) после её концептуализации: в самом тексте эротика не поставлена как проблема, и Батай развёрнуто даёт её содержание. Всё это несколько озадачивает.
Необходимо учитывать, что Батай планировал написать цикл из трёх сочинений: «Проклятой части», «Истории эротизма» и «Суверенности». «Проклятая часть» была опубликована в 1949 году, «История эротизма» не была опубликована, и отдельные её части вошли в состав «Эротики», опубликованной в 1957 году и наполовину состоящей из разрозненных очерков, а незавершенная «Суверенность» была опубликована посмертно в 1976 году. Концепты непроизводительной траты, эротики и суверенности взаимосвязаны и не могут существовать друг без друга, поэтому нам придется в некоторых случаях фактически обращаться к черновикам Батая. Рассмотрение эротики также нуждается в сопутствующих текстах, посвященных труду и религии, поэтому нам не обойтись и без «Теории религии» и «Границ полезного», вышедших в свет посмертно, и других работ Батая. Всё это формальное перечисление подводит нас к мысли, что повторы и противоречия в наследии Батая были неизбежны. Наша задача заключается в том, чтобы пересобрать концепт эротики, взаимодействуя с различными сочинениями Батая, и показать, как он работает с другими батаевскими концептами, точнее - как он работает в них и через них. Уместно будет обращаться к сочинениям других философов, проводя параллели с трудами Батая.
Учение Батая, конечно, не является всеобъемлющим, оно не стремится назидательно высказываться обо всех возможных явлениях и не претендует на абсолютную истину. Напротив, философия Батая, если вспомнить Ницше, призывавшего смотреть на вещи «сотней глаз», предлагает нам оптику, ещё одну перспективу, ещё одну пару глаз, которая позволит нам по-новому посмотреть на мир и поспособствует нашему самосознанию.
Предварительные замечания
Стоит сделать ряд уточнений. Батай занимается критикой науки и, согласно Хабермасу, желает осуществить «радикальную критику разума». Батай, конечно, не призывает отказаться от рационального типа мышления, но его привлекают такие движения человеческого существа, которые затруднительно обосновать разумно и, более того, которые могут сам разум поставить под вопрос. Батая интересует непроизводительная трата, подрывающая принцип полезности и роста, суверенность, познание которой не может быть суверенным (как и всё познание, в целом), трансгрессивная ярость, изничтожающая все завоевания сознательного труда. Человек в батаевских выкладках сам для себя непрозрачен.
В Предисловии к «Эротике» Батай указывает, что его исследование не является научным, поскольку смысл эротики не может быть выражен научным языком. Батай отказывается от объективного изучения эротики, пытаясь обнаружить в ней религиозную сторону человеческой жизни и рассмотреть её с точки зрения сакрального. В противовес объективному пониманию эротики Батай предлагает «рассматривать её как движения бытия в нас самих», которое нельзя незаинтересованно изучать извне, как вещь. Эротика появляется как преодоление запрета. Запрет, вытесняющий ярость, создаёт условия для ясного сознания и речи, без которых не могла бы появиться наука. Но наука может неясное и иррациональное встраивать в какую-либо логику, не позволяя им быть именно неясным и иррациональным.
Интерес для Батая, разумеется, представляет всё темное и вытесняемое. Однако - это может показаться оксюмороном - батаевским рассуждениям нельзя отказать в логической строгости, последовательности и выверенности. Батай аккуратно подбирает предпосылки, тщательно анализирует исходные сведения и точно выводит заключения. Он использует средства научного анализа для того, чтобы исследовать ненаучные предметы. Возможно усомниться в этой затее, ведь иррациональное не может встроиться в логику научного дискурса, не теряя своего права на то, чтобы быть принципиально не понимаемым. Однако отказ от попытки понять непонятное привел бы к утрате возможности осмысленно говорить об иррациональном. Фактически мы бы стали о нём умалчивать. Совершенно уместными становятся постоянные оговорки Батая, пояснения и некая неуверенность.
Философия, замыкающаяся и затвердевающая в строгости своих мыслительных операций также неудовлетворительна для Батая, однако «эротика может быть представлена только диалектически», и философия должна выработать высший вопрос, ответом на который будет «высший момент эротики - её безмолвие». Концепт - это философское понятие. Концепт эротики создаётся Батаем на пересечении проблем человека, труда, насилия и прочих. В концепте эротики есть составляющие его неравновесные бинарные оппозиции, без которых он не мог бы существовать: ярость и труд, запрет и трансгрессия, дискретность и непрерывность, профанное и сакральное. В точке столкновения перечисленных оппозиций и формируется искомый концепт, который упорядочивает возникающие в этой точке отношения. Последовательно рассматривая указанные оппозиции, мы приблизимся к пониманию батаевского концепта эротики, которое впоследствии достигнем, выявляя соотношение искомого концепта с теми философскими понятиями, которые его дополняют.
Труды Батая, вырастающие под влиянием различных философских учений, подчас несовместимых (Батай может подчеркнуть «гегелевский характер» своего рассуждения и может, например, указать, что он выступает «не комментатором Ницше, а таким же, как и он» ), богаты новыми смыслами и их оттенками. Концептуализация сакрального, непроизводительной траты, суверенности, эротики - лишь часть того, что предлагает Батай. Но работы о послевоенных теоретических трудах Батая редки : одним исследователям они кажутся излишне «специальными»; других отпугивает их «несистематичность». Провоцирует это, конечно, сам Батай, который настаивает на научности своего метода и, в то же время, отступает от него, играя возможными способами понимания и неизбежно путая потенциального исследователя. Однако эта нелинейность и фрагментарность, не затвердевающая в своей исполненности, содержит возможность дальнейшего движения, преодолевающего границы. Опыт прочтения сочинений Батая, который будет здесь изложен, нацелен показать, - возможно, с излишней смелостью - что концепт эротики - это ключ, открывающий «темницу» батаевской философии, исследующей ярость насилия, трансгрессию запрета и смерть, и это бьющий ключ, который связывает глубину и поверхность размышлений Батая.
Следует сразу сказать, что эротика для Батая имеет сакральный характер (это однозначно вычитывается из его сочинений), тогда как опыт половой чувственности, который может мыслиться тождественным эротике, является акцидентным свойством эротики, и, следовательно, сугубо сексуальные отношения не станут исключительной точкой притяжения нашего любопытствующего взгляда. Эротика, в понимании Батая, представляет собой нечто человеческое (мы встречаем у Батая определение человека как «эротического животного» ), поэтому исследование эротики имплицитно содержит в себе антропологию. Но эротика в рамках концепта не представляется чем-то единственным, что присуще лишь людям. Эротика - это не первособытие, не начало человека (это место в батаевских теоретических выкладках занимает труд), поэтому мы закономерно можем говорить о её генеалогии. Тем не менее, не будучи началом-начинающим, эротика является началом-начальствующим, поскольку её существование обусловлено суверенными импульсами. Ярость, беспрепятственно пульсирующая в животном мире, запрещается в процессе трудовой деятельности, формирующей человеческую конституцию. Однако труд стремиться превратить человека в вещь. Эротика же, диалектически отрицающая отрицание, производимое трудом, и препятствующая низведению человека до состояния вещи, возвращает вытесненную ярость, и эта ярость уже включает в себя пройденный сознательным существом путь. В рамках этого концепта эротика, включающая в себя противоположности, делает человеческое существо целым, а не ограниченным, и посмотреть на неё с такой точки зрения, как представляется, было бы небезынтересно и важно.
Буквальное прочтение сочинений Батая может быть чревато недоразумениями. Батай не скупится на определения, однако смыслы сливаются: смысл ярости - с суверенностью, суверенности - с трансгрессией, трансгрессии - с эротикой, эротики - с яростью. Более того, подчас формулировки могут приобретать противоречивое содержание, но «концептам незачем быть последовательными». Ещё занимательнее то, что в тексте «Эротика» Батай проблематизирует эротику («эротика - это проблема проблем... самая таинственная, самая общая, самая сторонняя проблема» ) после её концептуализации: в самом тексте эротика не поставлена как проблема, и Батай развёрнуто даёт её содержание. Всё это несколько озадачивает.
Необходимо учитывать, что Батай планировал написать цикл из трёх сочинений: «Проклятой части», «Истории эротизма» и «Суверенности». «Проклятая часть» была опубликована в 1949 году, «История эротизма» не была опубликована, и отдельные её части вошли в состав «Эротики», опубликованной в 1957 году и наполовину состоящей из разрозненных очерков, а незавершенная «Суверенность» была опубликована посмертно в 1976 году. Концепты непроизводительной траты, эротики и суверенности взаимосвязаны и не могут существовать друг без друга, поэтому нам придется в некоторых случаях фактически обращаться к черновикам Батая. Рассмотрение эротики также нуждается в сопутствующих текстах, посвященных труду и религии, поэтому нам не обойтись и без «Теории религии» и «Границ полезного», вышедших в свет посмертно, и других работ Батая. Всё это формальное перечисление подводит нас к мысли, что повторы и противоречия в наследии Батая были неизбежны. Наша задача заключается в том, чтобы пересобрать концепт эротики, взаимодействуя с различными сочинениями Батая, и показать, как он работает с другими батаевскими концептами, точнее - как он работает в них и через них. Уместно будет обращаться к сочинениям других философов, проводя параллели с трудами Батая.
Учение Батая, конечно, не является всеобъемлющим, оно не стремится назидательно высказываться обо всех возможных явлениях и не претендует на абсолютную истину. Напротив, философия Батая, если вспомнить Ницше, призывавшего смотреть на вещи «сотней глаз», предлагает нам оптику, ещё одну перспективу, ещё одну пару глаз, которая позволит нам по-новому посмотреть на мир и поспособствует нашему самосознанию.
Предварительные замечания
Стоит сделать ряд уточнений. Батай занимается критикой науки и, согласно Хабермасу, желает осуществить «радикальную критику разума». Батай, конечно, не призывает отказаться от рационального типа мышления, но его привлекают такие движения человеческого существа, которые затруднительно обосновать разумно и, более того, которые могут сам разум поставить под вопрос. Батая интересует непроизводительная трата, подрывающая принцип полезности и роста, суверенность, познание которой не может быть суверенным (как и всё познание, в целом), трансгрессивная ярость, изничтожающая все завоевания сознательного труда. Человек в батаевских выкладках сам для себя непрозрачен.
В Предисловии к «Эротике» Батай указывает, что его исследование не является научным, поскольку смысл эротики не может быть выражен научным языком. Батай отказывается от объективного изучения эротики, пытаясь обнаружить в ней религиозную сторону человеческой жизни и рассмотреть её с точки зрения сакрального. В противовес объективному пониманию эротики Батай предлагает «рассматривать её как движения бытия в нас самих», которое нельзя незаинтересованно изучать извне, как вещь. Эротика появляется как преодоление запрета. Запрет, вытесняющий ярость, создаёт условия для ясного сознания и речи, без которых не могла бы появиться наука. Но наука может неясное и иррациональное встраивать в какую-либо логику, не позволяя им быть именно неясным и иррациональным.
Интерес для Батая, разумеется, представляет всё темное и вытесняемое. Однако - это может показаться оксюмороном - батаевским рассуждениям нельзя отказать в логической строгости, последовательности и выверенности. Батай аккуратно подбирает предпосылки, тщательно анализирует исходные сведения и точно выводит заключения. Он использует средства научного анализа для того, чтобы исследовать ненаучные предметы. Возможно усомниться в этой затее, ведь иррациональное не может встроиться в логику научного дискурса, не теряя своего права на то, чтобы быть принципиально не понимаемым. Однако отказ от попытки понять непонятное привел бы к утрате возможности осмысленно говорить об иррациональном. Фактически мы бы стали о нём умалчивать. Совершенно уместными становятся постоянные оговорки Батая, пояснения и некая неуверенность.
Философия, замыкающаяся и затвердевающая в строгости своих мыслительных операций также неудовлетворительна для Батая, однако «эротика может быть представлена только диалектически», и философия должна выработать высший вопрос, ответом на который будет «высший момент эротики - её безмолвие». Концепт - это философское понятие. Концепт эротики создаётся Батаем на пересечении проблем человека, труда, насилия и прочих. В концепте эротики есть составляющие его неравновесные бинарные оппозиции, без которых он не мог бы существовать: ярость и труд, запрет и трансгрессия, дискретность и непрерывность, профанное и сакральное. В точке столкновения перечисленных оппозиций и формируется искомый концепт, который упорядочивает возникающие в этой точке отношения. Последовательно рассматривая указанные оппозиции, мы приблизимся к пониманию батаевского концепта эротики, которое впоследствии достигнем, выявляя соотношение искомого концепта с теми философскими понятиями, которые его дополняют.
Концепт эротики занимает особенное место в послевоенном философском творчестве Батая. Этот концепт образуется на пересечении различных проблем, интересовавших Батая - проблем жизни и смерти, свободы и необходимости, разума и эксцесса. С помощью сопутствующих понятий концепт эротики упорядочивает отношения, возникающие в точке этого пересечения. Эротика, как её понимает Батай, отражает человеческое стремление выйти из состояния необходимости и подчиненности, которое можно наблюдать в тех жизненных условиях, которые человек сам для себя создаёт. В качестве движения бытия в нас самих эротика позволяет человеку обрести единство с оставленным миром.
Концепт эротики связывает понятия ярости и труда, профанного и сакрального, дискретности и непрерывности, запрета и трансгрессии. Изначальное яростное кипение жизни, пугающее своей расточительностью, останавливается человеческим существом посредством запрета, который способствует становлению трудовой деятельности. Труд стремится к тому, чтобы редуцировать человека до состояния вещи, однако замкнутость, обособленность и ограниченность человека в профанном мире вещей становятся условиями кризиса. Кризис обособленности разрешается яростным порывом, нарушающим пределы в акте трансгрессии, который подрывает реальность, выталкивая человека в сакральный мир непрерывности. Эротика - это яростный порыв существа, обладающего сознанием. Эротика - это поиск утраченной сокровенности. Эротика - это опыт непрерывности, позволяющий преодолеть дискретность человеческого существа. Эротика - это трансгрессивное нарушение запрета.
Исследуя послевоенные труды Батая, в которых мыслитель развёрнуто концептуализировал то, что его интересовало на протяжении всего творческого пути, мы можем познакомиться с незаурядным антропологическим проектом. Учение Батая о человеке может быть охарактеризовано как романтическое: оно представляет собой реакцию на рационализм, который стремится к тотальности разума, оно обладает чертой консервативности, потому что ищет исток и обращается к прошлому, противопоставляя его - не без сожаления - современности, и оно направлено на то, чтобы показать, как человек может возвыситься над скупым порядком реальности.
Концепт эротики связывает понятия ярости и труда, профанного и сакрального, дискретности и непрерывности, запрета и трансгрессии. Изначальное яростное кипение жизни, пугающее своей расточительностью, останавливается человеческим существом посредством запрета, который способствует становлению трудовой деятельности. Труд стремится к тому, чтобы редуцировать человека до состояния вещи, однако замкнутость, обособленность и ограниченность человека в профанном мире вещей становятся условиями кризиса. Кризис обособленности разрешается яростным порывом, нарушающим пределы в акте трансгрессии, который подрывает реальность, выталкивая человека в сакральный мир непрерывности. Эротика - это яростный порыв существа, обладающего сознанием. Эротика - это поиск утраченной сокровенности. Эротика - это опыт непрерывности, позволяющий преодолеть дискретность человеческого существа. Эротика - это трансгрессивное нарушение запрета.
Исследуя послевоенные труды Батая, в которых мыслитель развёрнуто концептуализировал то, что его интересовало на протяжении всего творческого пути, мы можем познакомиться с незаурядным антропологическим проектом. Учение Батая о человеке может быть охарактеризовано как романтическое: оно представляет собой реакцию на рационализм, который стремится к тотальности разума, оно обладает чертой консервативности, потому что ищет исток и обращается к прошлому, противопоставляя его - не без сожаления - современности, и оно направлено на то, чтобы показать, как человек может возвыситься над скупым порядком реальности.