ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. МЛАДЕНЧЕСКАЯ СМЕРТНОСТЬ В ЕВРОПЕЙСКОЙ РОССИИ ... 21
И НА УРАЛЕ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ XX В 21
§ 1. Младенческая смертность в Европейской России 23
§ 2. Младенческая смертность в Пермской губернии 28
ГЛАВА 2. МЛАДЕНЧЕСКАЯ СМЕРТНОСТЬ В ВОЗНЕСЕНСКОМ ПРИХОДЕ
ЕКАТЕРИНБУРГА В ПЕРИОД С 1889 ПО 1916 ГГ 35
§ 1. Город Екатеринбург и Вознесенский приход в конце XIX - начале XX в.
36
§ 2. Коэффициент младенческой смертности в Вознесенском приходе 39
§ 3. Причины смерти младенцев 52
§ 4. Маркеры демографического перехода 55
ГЛАВА 3. МЛАДЕНЧЕСКАЯ СМЕРТНОСТЬ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ И
ЕКАТЕРИНБУРГСКОМ УЕЗДЕ: СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ 59
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 70
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 75
Серьезной проблемой исторической науки прошлых эпох, часто не осознаваемой исследователями, являлась ограниченность инструментария и невозможность вследствие этого исчерпать полностью содержащуюся в источнике информацию. Но, начиная с конца XX века, ситуация начала постепенно исправляться: благодаря микрокомпьютерной революции серьезно расширились технологические возможности, позволив специалистам оперировать большими массивами данных и таким образом извлекать из источника ранее недоступную глубинную латентную информацию; интеграция социологических методов и подходов, в свою очередь, способствовала повышению качества интерпретации результатов1. Особенно знаковыми эти изменения стали для исследователей, сфера деятельности которых предполагает работу с массовыми источниками. Статистический анализ данных, извлеченных из массовых первичных источников, стал одним из главных методов таких научных направлений как квантитативная история, историческая информатика, социальная история и историческая демография. Задача последней области - исторической демографии - заключается в исследовании демографического порядка прошлого, что часто может пролить свет на многие черты исторической ситуации, слабо или никак не зафиксированные в классическом историописании по причине отсутствия еще практики сбора статистики или непонимании значимости демографических показателей. Именно для исторической демографии появление новых технологий дало особенно сильный толчок в развитии, по сути, зародив «новую историческую демографию» и разом повысив популярность ее методов среди историков. Частота использования инструментария демографии в современной исторической науке объясняется, с одной стороны, колоссальной информативностью результатов демографического исследования относительно повседневной жизни людей прошлого, а, с другой стороны, количественной формой выражения этих результатов, что способствует конкретизации наших знаний и повышению компаративного потенциала исследования2. Историческая демография в этом свете предстает одним из драйверов развития исторической науки как в познавательном смысле, так и в методическом за счет массового внедрения компьютерных технологий3. В стартовавшем в начале 1990-х гг. развитии новой исторической демографии в России приняли участие уже несколько поколений исследователей, из-под пера которых вышли сотни работ, значительно углубивших наше понимание различных сторон социальной истории Российского государства разных периодов4.
Главными демографическими процессами, наблюдение и анализ которых и составляют большую часть исследований народонаселения, считаются рождаемость, брачность и смертность. Однако существует ряд важных индикаторов, учет уровня которых не менее важен при изучении общественной ситуации: это, например, разводимость, миграционное движение, заболеваемость населения, потребление алкоголя, количество самоубийств, младенческая смертность и пр. Последний показатель является одним из ключевых, т. к. по умолчанию считается, что любое общество должно прикладывать максимум усилий для сохранения жизни своего потомства, поэтому смертность грудных детей может неким образом отражать уровень развития здравоохранения, родовспоможения, социальной организации в этом обществе, а также общий характер культурного и социально-экономического
прогресса. Особенно важность этого индикатора усиливается в условиях исторической ситуации, когда преобладала высокая младенческая смертность: она провоцировала низкую ожидаемую продолжительность жизни, огромные экономические потери и семейное горе в национальных масштабах. Самым базовым инструментом измерения младенческой смертности является коэффициент младенческой смертности (далее - КМС), показатель, отражающий количество детей, умерших в воз-
расте до 1 года на 1 000 новорожденных за один год (КМС =
X 1000). В современной демографии, как правило, используются уже другие, более совершенные расчетные инструменты - формула Ратса5, формула Бека6 и т. д. - однако в историко-демографических исследованиях часто в силу ограниченности источника и методических возможностей используют вышеприведенный общий коэффициент. Таким образом, учитывая важность показателя и феномена, который он отражает, многие исследователи справедливо считают КМС одним из наиболее точных показателей уровня здравоохранения и социально-экономического развития страны7. Значимость параметра подчеркивается вниманием, которое ему уделяют политики и аналитики: уже не первое десятилетие Организация Объединенных Наций определяет снижение детской и младенческой смертности как одну из своих приоритетных целей8, а сам коэффициент младенческой смертности часто используют в качестве составляющих для конструирования комплексных индексов развития обществ9. Исследователь тем более заинтересован в использовании КМС, если речь идет об обществах переходного периода, переживающих экономические или социокультурные трансформации. Ярким примером такой исторической ситуации является Российская империя, в 1860е гг. ставшая на путь модернизации.
Высокая младенческая смертность - настоящее бедствие, сопутствовавшее России до самого конца имперского периода. Колоссальный КМС являлся, как правило, данностью традиционного общества и вообще не рассматривался в качестве проблемы до XIX века. Но вместе с улучшением системы учета населения и знакомством с зарубежной ситуацией к части общества постепенно приходило осознание масштабов беды. Главным рупором борьбы с младенческой смертностью стало земское движение, а ее первыми летописцами - земские медики. Дискуссии второй половины XIX века о смертности грудных детей подробно описаны Д. А. Соколовым, профессором Императорской медико-хирургической академии, и В. И. Гребенщиковым, зав. Отделением статистики и эпидемиологии Медицинского департамента МВД - их совместный доклад был представлен на собрании Общества Русских Врачей в 1901 г.10 Значительный вклад в изучение феномена до Революции внесли В. П. Никитенко11, П. И. Куркин12, Н. П. Гундобин13, С. А. Новосельский14 и ряд других исследователей. Диссертация В. П. Никитенко, кроме того, ценна самой полной историографией исследований российской младенческой смертности в XIX веке. Общим местом всех описанных работ является указание на чрезвычайно высокий КМС в империи, сравнительный внутренний региональный и внешний международный анализ, описание причинности феномена, а также предложения по борьбе с бедствием. Большинство исследователей младенческой смертности в это время также являлись практикующими медиками, на собственном примере демонстрируя как нужно претворять предложенные меры в жизнь.
В советские годы количество и качество исследований, посвященных младенческой смертности в России, заметно снизилось. В довоенный период они осуществлялись силами специалистов «старой школы», большинство из которых уже упомянуто выше, а в конце 1930-х годов советская демография пережила сокрушительные репрессии как следствие недовольства высшего руководства страны итогами переписи населения 1937 года. В силу этого, а также из-за продолжавшей оставаться чрезвычайно высокой по сравнению с капиталистическими странами смертности младенцев в СССР, с конца 1930-х годов ее исследования, в т. ч. исторические, практически полностью останавливаются15.
В настоящее время изучение младенческой смертности в России имперского периода представлено работами исследователей, в основном рассматривающих феномен во всероссийском масштабе16. Однако, по большей части современные исследования младенческой смертности дореволюционной России являются либо частью более общего демографического концептуального обзора исторической ситуации, либо повторением и переосмыслением трудов дореволюционных исследователей. Лишь крайне небольшое число исследователей вводит в оборот результаты обработки первичных источников и на региональном материале проводит оригинальные исследования17. Наиболее полная историография изучения младенческой смертности в России в общегосударственном масштабе содержится в работе А. Авдеева...
Цель данной работы состояла в изучении младенческой смертности в Екатеринбурге в конце XIX - начале XX в. Объектом исследования выступил Вознесенский приход Екатеринбурга за период с 1889 по 1916 гг. Первичная информация о смертности прихожан, в т. ч. младенцев, из церковных метрических книг была транскрибирована в электронную базу данных «Регистр населения Урала», которая и стала главным источником для исследования. Этот опыт стоит в ряду первых в России историко-демографических исследований, основанных на использовании номинативных данных. Ввод в научный оборот информации такого характера всегда требует значительных усилий, долгого времени и применения компьютерных методов. Однако в итоге этот процесс всегда окупается за счет чрезвычайно подробности полученных данных и широко потенциала использования (изучение глобальных и локальных демографических трендов, анализ причинности смерти, восстановление истории семьи). В данном контексте становится все более актуальной задачей создание масштабных баз данных на основе номинативных источников, с помощью которых можно реконструировать семейную историю тысяч людей и выявлять до этого неизвестные демографические закономерности. Касательно Екатеринбурга это, в первую очередь, означает оцифровку метрических книг всех дореволюционных приходов для формирования полноценной базы данных, фиксирующей брачность, рождаемость и смертность населения города. Это откроет широкие перспективы для исторической науки и генеалогических изысканий граждан, и является первоочередной целью исторической демографии и смежных наук в настоящее время.
В результате проведенного исследования на основе текущей базы данных по материалам Вознесенского прихода был сформулирован ряд выводов.
Младенческая смертность Вознесенского прихода Екатеринбурга за указанный период характеризовалась крайне высокими показателями, достигающими 500 промилле. Они были значительно выше средних значений для России (около 250%о), однако находились в рамках уральского паттерна феномена. Пермская губерния с КМС свыше 40(0’оо долгое время стояла на первом месте в стране по уровню бедствия.
Динамика смертности младенцев в приходе, в свою очередь, имела нестабильный характер - значения колебались в очень широком коридоре, от 300 до 5000. Особенностью полученной динамики является ее стагнационный характер: в то время как для Пермской губернии и всей России наблюдалось медленно, но снижение младенческой смертности, то Екатеринбург оставался в максимально неблагоприятной ситуации без прослеживаемых предпосылок к снижению
Сезонность младенческой смертности Вознесенского прихода имела классический характер для русского общества позднеимперского времени: чрезвычайно высокий летний пик, связанный с распространением кишечных инфекций, и плавное повышение КМС в течение зимнего времени, связанное с простудными заболеваниями. Наиболее благоприятное время для младенцев, таким образом, это апрель-май и сентябрь-октябрь. При этом эта особенность не связана со временем зачатия, поскольку согласно полученным результатам, сезонность в этом отношении в приходе отсутствовала: брачная динамика имела другое распределение, обусловленное религиозными запретами, а рождения равномерно распределялись в течение всего года.
Главные причины смерти младенцев в Вознесенском приходе Екатеринбурга с 1889 по 1916 гг. обусловлены детскими кишечными расстройствами («понос»), простудными заболеваниями («простуда», «кашель»), а также большой группой неидентифицированных причин, зафиксированных с помощью комплекса народных представлений о младенческих болезнях («родимец», «худоба», «младенческая слабость»). Как показало исследование, подобные «диагнозы» массово использовались часто даже без привязки к конкретным симптомам, а просто как универсальное объяснение для младенческих смертей.
Таким образом структура младенческой смертности в приходе отражает паттерн феномена до эпидемиологического перехода: высочайшая неонатальная смертность и плавно снижающаяся постнеонатальная, остающаяся, тем не менее, довольно высокой.
Сравнительный анализ смертности младенцев в Вознесенском приходе Екатеринбурга и Екатеринбургском уезде позволил выделить уникальные черты феномена на Урале. Городской КМС за период с 1889 по 1916 гг. по итогам наблюдений находился в стагнации, не проявляя заметных тенденций к снижению. Это тем более интересно, т. к. именно этот период многие современные ученые склонны считать началом первого, в последствие, однако, прерванного, эпидемиологического перехода в России. Общая смертность, в т. ч. младенческая, начала снижаться в результате демографической модернизации Российской империи. И, если в общеимперском масштабе снижение смертности именно грудных детей было довольно слабым, то в Пермской губернии и, соответственно, в Екатеринбургском уезде, оно было рекордным за счет колоссального резерва для этого снижения, т. к. этот уральский регион лидировал по уровню КМС в стране. В свете этих данных логичным выглядело предположение о прогрессивной роли городского населения в этом процессе. Однако это предположение оказалось ошибочным. Как показал сравнительный анализ КМС Вознесенского прихода Екатеринбурга и Екатеринбургского уезда, ведущая роль в деле снижения младенческой смертности в конце XIX - начале XX в. принадлежала именно уезду. Первоначально имевший более благополучную среду для младенцев Екатеринбург постепенно к концу 1890-х гг. потерял свое преимущество, а затем и вовсе уступил лидерство. Успех сельской местности объясняется бурным развитием земской медицины, происходившим в этот период. В городе же, в свою очередь, ухудшали ситуацию плохие санитарные условия, постоянный приток крестьян- мигрантов и недостаток врачебных учреждений (земство работало преимущественно в уезде). Более того, при более подробном поволостном анализе КМС в Екатеринбургском уезде становится очевидно, что в заводских волостях, например, Режевской или Нижне-Тагильской, младенческая смертность была значительно ниже, чем в аграрных (например, Белоярская или Нижнесельская) и в целом по уезду. Такой результат можно объяснить более развитой заводской инфраструктурой, которая с начала XIX в. уже могла похвастать обязательным госпиталем при каждом заводе, и более грамотным, открытым к новшествам и приученным к медицине населением.
Высокий КМС городского прихода может быть объяснен сразу несколькими причинами. Серьезное влияние оказывала экономическая ситуация. В условиях аграрного профиля экономики России это было связано, в первую очередь, с текущим урожаем продовольственных культур. В периоды пиковых значений - богатых урожаев и сильных недородов - как правило, наблюдались параллельные изменения динамики младенческой смертности. Помимо непосредственной доступности продовольствия для младенцев и их родителей, этот фактор зачастую определял общий уровень благосостояния населения, опосредованно влияло на смертность грудных детей. Кроме того, для крупного города конца XIX в. большое значение имела санитарная ситуация, в Екатеринбурге, как и в большинстве городов империи, оставлявшая желать лучшего. Также нельзя отрицать существование большого количества дополнительных факторов, которые вкупе могли некоторым образом влиять на уровень младенческой смертности: климатические и почвенные условия, внебрачная рождаемость, вредные бытовые религиозные обряды и др. Однако последние факторы, как показало наше исследование, также имели характер именно дополнительных переменных, не влияя кардинально на уровень КМС.
Таким образом, решающее значение имели антропогенные факторы, такие как культурно-санитарный уровень населения, уровень знаний об уходе за ребенком, практика кормления младенцев и доступность профессиональных медицинских услуг. Все перечисленные показатели демонстрировали чрезвычайно низкий уровень в Пермской губернии. Именно этот набор факторов оказывал сильнейшее влияние на ситуацию с младенческой смертность, формируя базовый паттерн феномена на Урале и в Екатеринбурге.
1. Адрес-календарь Екатеринбургской епархии за 1887 год. [Екатеринбург], [1887]. [162] с.
2. Адрес-календарь и памятная книжка Пермской губернии на 1896 год (високосный) / составил секретарь Пермского статистического комитета Р. Рума; издание Пермского губернского статистического комитета. Пермь: Типо-литография Губернского Правления, 1895 (обл. 1896). [854] с.
3. Г ород Екатеринбург: Сб. ист.-стат. и справ. сведений по городу с адрес. указ. и с присоединением некоторых сведений по Екатеринб. уезду: Печ. по постановлению Перм. губ. стат. ком. Екатеринбург: Типография «Екатеринбургской Недели», 1889. 1269 с. [Репринтное издание 2007 г.]
4. Движение населения в Европейской России. Статистические таблицы за 1904 год. СПБ.: Типография Т-ва «Ш. Буссель Н-ки», 1911. [2], XXI, 277 с. (Статистика Российской империи; вып. 74).
5. Движение населения в Европейской России. Статистические таблицы за 1888 год. СПБ.: Типография и Фототипия В. И. Штейна, 1892. [2], 10, 211 с. (Статистика Российской империи; вып. 21).
6. Движение населения в Европейской России. Статистические таблицы за 1889 год. СПБ.: Типография и Фототипия В. И. Штейна, 1893. [4], VI, 211 с. (Статистика Российской империи; вып. 24).
7. Движение населения в Европейской России. Статистические таблицы за 1890 год. СПБ.: Типолитография П. П. Сойкина, 1895. [3], VI, 211 с. (Статистика Российской империи; вып. 33).
8. Движение населения в Европейской России. Статистические таблицы за 1909 год. СПБ.: Типография Штаба Петроградского военного округа, 1914. [2], XVI, 251 с. (Статистика Российской империи; вып. 91).
9. Движение населения в Европейской России. Статистические таблицы за 1910 год. СПБ.: Типография Штаба Петроградского военного округа, 1916. [2], XV, 251 с. (Статистика Российской империи; вып. 93).
10. Движение населения Пермской губернии с 1882 года по 1901 год. Ч. 2. Екатеринбургский уезд. Пермь: Электротипография Губернской Земской Управы, 1906. [2], 77 с.
11. Пояснительный текст к экспонатам Пермского губернского земства к Всероссийской выставке гигиены 1913 г. СПб.: Тип. Е. М. Малаховского, 1913. [6], 107 с.
12. Резолюция, принятая Генеральной Ассамблеей 25 сентября 2015 года. 70/1. Преобразование нашего мира: Повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года [Электронный ресурс] // Сайт программы ООН «Цели в области устойчивого развития». 1Ж1/ http://www.un.org/sustainabledevelopment/ru/about/development-agenda/ (дата обращения: 12.03.2017).
13. Свод урожайных сведений за годы 1883-1915. (Материалы ЦСК по урожаям на надельных землях). М.: ЦСУ СССР, "Мосполиграф", 1928 (14-я тип.). II, 224 с.
14. Справочная книжка Екатеринбургской епархии на 1909 год / сост. и издал Секретарь Духовной Консистории П. П. Сребрянский, при участии Столоначальников В. М. Федорова и К. М. Размахина, Казначея М. Г. Морозова и Архивариуса П. И. Фелицина. Екатеринбург: Тип. А. М. Жукова, 1909. 299 с.
15. Среднегодовая средняя, минимальная и максимальная температура воздуха, количество осадков по годам в пункте Екатеринбург [Электронный ресурс] // Термограф: архивные данные температуры воздуха и количества осадков. URL: http://thermograph.ru/mon/st_28440.htm (дата обращения: 28.12.2017)...