В ходе исследования постмодернистских особенностей романа Джулиана Барнса, мы пришли к следующим выводам.
Относительная независимость глав, заданная фрагментарность повествования не препятствует оформлению сюжетного единства, жанровой модели («роман в новеллах»), восходящей к книге Д. Боккаччо «Декамерон».
Анализ сюжетно-композиционной организации «Истории мира в 10 1/2 главах», взаимодействия первой и последних глав позволяет сделать вывод о сюжетной доминанте текста - о движении из «ада» («Безбилетник») в «рай» (Сон»), причем образы классических для духовной культуры пространств подвергаются деконструкции. «Божественная Комедия» (модель повествования Данте) оборачивается «божественной комедией» с акцентом на гротескном, фарсовом характере отношения человека с Богом.
Нарративная структура романа отмечена усилением авторского присутствия: повествователь, погруженный в сюжет (например, червь из главы «Безбилетник») часто уступает место субъекту философско- пубяицистической речи (например, «Интермедия»), который становится главным интерпретатором воссоздаваемых историй.
Концепция личности в «Истории мира...» исключает героизацию человека, включение его в трагический контекст. Герои Барнса лишены романтического ореола, их судьба — нравственная относительность, не допускающая возникновения пафосного отношения читателя к событиям, происходящим в текстах.
Нравственная философия автора — в деконструкции внешних знаков (метаисторий), способных увлечь человека опасными абстракциями, в противостоянии «тоталитарному сюжету», который оформляется уже в первой главе романа (парафраза истории о всемирном погоне). «Всемирной истории» (безжалостной рационализации жизни) противопоставляется любовь - не религиозной чувство, а особая стихия, соединяющая мужчину и женщину, которая позволяет приобщиться к «правде», освободиться от гнета «истории».
Джулиан Барнс, как бы изначально заняв позицию наблюдателя, крайне скептично относящихся к любым попыткам своих героев познать мир, познать прошлое, познать себя в истории, в конечном итоге, отказываются от иронии как парадигмы мышления в отношении способностей человека раскрывать истину вещей. Безусловно, способы преодоления скептицизма - любовь и искусство, предлагаемые данными авторами, не могут рассматриваться в качестве универсального, научно обоснованного средства противостояния эпистемологическому хаосу, в который погрузились наука и искусства в конце XX века. Однако данные авторы, вслед за другими писателями постмодернистами, свою задачу видят не в установлении истин нового порядка, а в пробуждении в читателях чувства беспокойства в отношении того, что прежние истины — теории, догматы, принципы - оказываются уже не в состоянии адекватно отражать действительность. Отрицая старые смыслы, они не предлагают взамен некое новое, совершенное знание, но заставляют читателей отказаться от желания «прочитывать» внешнюю действительность согласно каким-либо смыслам, навязанным им извне.
Самым большим искушением и в то же время самой большой ошибкой со стороны человека XX века будет впасть в весьма притягательный скептицизм по отношению к попыткам современной науки и искусства дать адекватное воспроизведение опыта внешнего мира. Релятивизм оказывается крайне заманчивой позицией, но он порождает в человеке безответственность, которая может привести его к нравственному поражению перед лицом враждебной и хаотичной исторической реальности. В то время, когда, казалось бы, все вокруг заставляет человека отказаться от попыток обрести истину, ему ни в коем случае нельзя занимать позицию пассивного наблюдателя. В противном случае он окажется подвержен влиянию тех, кто стоит на данный момент у власти и кто будет навязывать ему свою точку зрения путем активной пропаганды и фабуляции, излагающей события в выгодном для них свете. В четвертой главе «Истории мира» Барнса Кэт пытается всеми силами убедить окружающих перестать полагаться то, что «мужчины в серых костюмах» (политики) смогут уладить любой конфликт и разрешить любую спорную ситуацию. Подобная беспечность в отношении своей собственной судьбы может привести к тому, что все человечество, оказавшись на грани глобальной катастрофы, угрожающей уничтожением всей планете, не сможет адекватно оценить опасность ситуации и погибнуть.
Таким образом, исторический роман постмодернизма, как бы отказывая исторической науке в притязаниях на абсолютную объективность, непредвзятость и точность в репрезентации внешнего опыта прошлых столетий и современности, тем не менее предостерегает своих читателей от искушения встать на позиции тотального скептицизма. Человек должен стремиться к истине, и истина может быть обретена им, если его жизненной философией станет активный поиск правды на основании его личных, выработанных и установленных им самим принципов познания внешнего мира.


Купить