По данной работе можно сделать следующие выводы.
В XIX веке постепенно сформировалось осознание общественного долга по отношению к обездоленным, что привело к массовому участию прогрессивной части общества в оказании помощи неимущим. К концу XIX века общественное благодеяние выливается в широкое гражданское движение, вовлекая в свои ряды многих известных российских деятелей, нравственной потребностью которых были помощь ближнему и служение обществу.
Одним из наиболее ярких примеров организации этого движения в Москве является учреждение Московской Городской Думой в 1894 году «Городских Попечительств о бедных» по инициативе члена МГД профессора МГУ Владимира Ивановича Герье. Городские Попечительства являлись широким полем для удовлетворения нравственных потребностей, и потому нет ничего удивительного, что ряды их при первом же призыве заполнились лучшими слоями московского общества. При поддержке Московской Городской Думы активисты Участковых попечительств приняли на себя обязанности по сбору средств, обследованию положения нуждающихся и оказанию им помощи пособиями, одеждой, устройством детей в дневные приюты и т.д.
Опыт работы Попечительств был положительно воспринят и оказался настолько целесообразным, что Циркуляр МВД от 31 марта 1899 г. рекомендовал «распространить опыт Москвы в другие города». Конец XIX — начало XX века отличались динамичным развитием благотворительного движения, участием общественности как в бескорыстной помощи, так и в развитии гражданских основ общества. В этот период состоялись три съезда (1886, 1910, 1914 гг.) по вопросам общественного призрения и частной благотворительности, на которые съезжались общественные деятели со всей страны для обсуждения насущных проблем помощи бедным, пожилым, покинутым детям, бродягам. На этих корнях и формируется новая российская благотворительность, новое российское добровольческое и детско-ветеранское миротворческое движение.
Помимо финансовой заинтересованности, правительство предполагало попутно решить еще несколько задач, некоторые из которых представлялись ему достаточно важными. Например, царская дипломатия рассчитывала утвердиться на Дальнем Востоке, в связи, с чем стремилась «умиротворить» Европу. Последнее обстоятельство, на наш взгляд, отнюдь не стоит преувеличивать. По крайней мере, предлагая созвать мирную конференцию, российские дипломаты куда больше обращали внимание на тяжелое бремя военных расходов, нежели на сложное внешнеполитическое положение России. Наконец, важную роль играло желание молодого императора Николая II заявить о себе в Европе, подняв тем самым свой авторитет, а также международный престиж России как инициатора первого «парламента мира». Именно об этом обстоятельстве постоянно и подобострастно напоминали царю авторы многочисленных всеподданнейших записок и докладов.
Если попытаться ответить на вопрос: что послужило «толчком», не-посредственной причиной к появлению идеи разоружения, а в дальнейшем и к созыву конференции по разоружению, то ответ нам представляется очевидным. Им стал доклад генерала А.Н.Куропаткина с предложением заключить русско-австрийское соглашение о непринятии на вооружение скорострельных пушек. Его логическим продолжением стало письмо военного министра к графу Муравьеву с детальным изложением этой инициативы. Мы согласны с исследователем Л.Телешевой, считавшей, что на этом роль Куропаткина закончилась, и предложение, сулящее большие политические дивиденды, было подхвачено другими людьми. Таковыми, на наш взгляд, стали Муравьев и Витте, трансформировавшие идею русско- австрийского соглашения в предложение провести конференцию по разоружению. Мы считаем, что можно вполне довериться мемуарам Витте и отдать ему роль проводника идей разоружения. Роль Витте в появлении мирной инициативы подтверждается, помимо его воспоминаний, другими источниками, в частности немецкими дипломатическими документами.
Касаясь вопроса о том, кто впервые выдвинул идею проведения именно конференции по разоружению, мы честно отвечаем - достоверно точно неизвестно. Наличествующие источники, по большому счету, позволяют лишь делать предположения. И все же, в отличие от других исследователей, мы возьмем на себя смелость назвать имя. Однако первоначально попробуем пойти от противного и доказать, что наиболее часто упоминаемые И.С.Блиох и С.Ю.Витте не причастны к идее созыва конференции. Относительно министра финансов все достаточно ясно. Если бы эта идея принадлежала ему, то он, не страдавший отсутствием скромности, тут же упомянул бы об этом. Однако Витте приписал себе лишь превращение инициативы Куропаткина в предложение о приостановке вооружения. Против Блиоха говорят следующие, пусть и косвенные, факты: во-первых, упоминание Витте о том, что и прежде Блиох встречался с Николаем II и неудачно пытался увлечь своими миролюбивыми идеями царственную чету; во-вторых, несмотря на желание самого пацифиста, его не включили в состав российской делегации в Гааге. Правда, здесь можно сослаться на национальность Блиоха, однако включили же в состав делегации протеже Витте - А.Г.Рафаловича. Резонно предположить, что если бы предложение провести мирную конференцию действительно исходило бы от Блиоха, его желание представлять Россию на первом «парламенте мира», не было бы так резко отклонено. Известно также, что Витте отрицал какую- либо причастность известного пацифиста к мирной инициативе. Кроме того, если признать такую точку зрения справедливой, то резонно спросить: почему именно Блиох и его антивоенные убеждения настолько повлияли на царя, что он решил созвать первую конференцию мира? Разве доклады министров финансов, указывавших на непосильные военные расходы, не звучали убедительнее? Неужели доводы Блиоха оказались доказательнее аргументов премьер-министра Розбери, предлагавшего провести обоюдное разоружение весной 1894 г.?
Мы считаем, что наиболее вероятным «автором» идеи созыва Гаагской конференции стал кто-то из чиновников российского Министерства иностранных дел. В случае появления идеи проведения форума по разоружению на Певческом мосту, наиболее вероятным инициатором такого предложения выступил бы А.К.Базили. Этот видный отечественный дипломат присутствовал на Будапештском межпарламентском конгрессе в сентябре 1896 г. Весомых документальных доказательств, способных обосновать это предположение, нам найти не удалось. Однако внутренняя логика развития исследуемых событий делает эту гипотезу не только допустимой, но и весьма вероятной.
Значительно более ясной ситуация складывалась с отношением к российским предложениям внутри страны и за рубежом. Оценивая реакцию общественности, следует констатировать, что в целом она была достаточно позитивной. Российское общество отнеслось к миролюбивому почину своего государя положительно, и хотя в оценках видных публицистов, писателей и ученых присутствовала некоторая доля здорового скептицизма, касавшегося в основном перспектив разоружения, негативный настрой редко когда преобладал.
Реакция правительств была значительно сдержаннее, однако характеризовать ее однозначно как враждебную, было бы, по меньшей мере, несправедливо. Многие государства, причем не только «второстепенные», поддержали российскую инициативу, выразив готовность помочь в подобном начинании. При этом упреки в неискренности кажутся нам также не совсем заслуженными. Несомненно, что великие державы согласились участвовать в мирной конференции, преследуя собственные интересы. Однако по крайней мере некоторые из них непритворно желали облегчить финансовое бремя от гонки вооружений. Что же касается отношения «второстепенных» стран Европы, то они практически единодушно поддержали миролюбивый почин России. Кроме того, подавляющее большинство как великих, так и малых государств искренне хотели гуманизировать правила ведения войны, исключив наиболее жестокие и варварские из этих способов. Менее единодушной была позиция по арбитражу и посредничеству, тем не менее, и по этому вопросу большинство стран стремились к позитивному результату.
Говоря о выборе места проведения первой мирной конференции, не-обходимо отметить, что Нидерланды были выбраны российским правительством, прежде всего благодаря дружественным отношениям между двумя странами. Все остальные причины кажутся нам лишь дополнительными аргументами в пользу такого выбора.
В заключение хотелось бы сказать об итогах первого «парламента мира». На наш взгляд, сторонники мира добились на форуме максимума возможного. Слишком сложная и напряженная политическая ситуация в мире не позволила добиться в Гааге значительных результатов. Но и достигнутого с избытком хватило на то, чтобы определить мирную конференцию 1899 г. как важнейшую веху в истории человечества.


Купить