ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОГНОСТИКА: КОМПЛЕКСНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ОБРАЗОВ БУДУЩЕГО В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ XX ВЕКА
|
Введение 3
Глава I. Образ будущего как предмет историко-культурного анализа
Глава II. Трансформация образа будущего в России XX века 17
§ 1. Образ будущего в дореволюционной России 18
§ 2. Образ будущего в послереволюционный период 25
§ 3. Образ будущего в довоенный период 31
§4. Образ будущего в послевоенный период 34
Заключение 42
Список источников и литературы 47
Приложения
Глава I. Образ будущего как предмет историко-культурного анализа
Глава II. Трансформация образа будущего в России XX века 17
§ 1. Образ будущего в дореволюционной России 18
§ 2. Образ будущего в послереволюционный период 25
§ 3. Образ будущего в довоенный период 31
§4. Образ будущего в послевоенный период 34
Заключение 42
Список источников и литературы 47
Приложения
XX столетие в истории нашей страны стало периодом затяжного социального эксперимента, чей масштаб и значение не удается беспристрастно оценить даже спустя почти три десятилетия после его завершения. Трагедия Первой мировой и революционные события 1917 года, победа в Великой Отечественной войне и противостояние с капиталистическим блоком, культурная революция и научно-технический прогресс сформировали беспрецедентно благотворные условия для социального прогнозирования, чему также способствовала господствующая идеология, укорененная в просвещенческом эволюционизме. Казалось бы, будущее превалировало в историческом сознании советского общества. И власть, и ее противники пытались целенаправленно использовать его в целях самолегитимации, делегитимации оппонентов и мобилизации сторонников.
На сегодняшний день значительный объем прогнозов и предвидений, сформировавшихся в политическом и литературном дискурсах в период НЭПа, на ранних этапах индустриализации, в эпоху «оттепели» и на заре Перестройки, по-прежнему остается вне рамок профессионального осмысления, тогда как иные проявления исторического сознания в рассматриваемый период (например, коллективная память) уже превратились в объекты фундаментальных исследований.
Обозначенная теоретическая проблема может трактоваться и более широко. Следствием «мемориального поворота» в исторической науке, обособившего «историю памяти» в отдельное направление, 1 стало последовательное снижение исследовательского внимания к образу будущего, как неотъемлемому компоненту исторического сознания. В работе В.Н. Сырова, обобщающей отечественные изыскания в сфере исторического сознания, приводятся целый ряд определений этого понятия, где между ним и исторической памятью фактически ставится знак равенства (то есть, провозглашается тождественность целого и части). Усилиями последователей «memory studies» в исторической науке утвердились концепции «мест памяти» (П. Нора), «коммуникационной» и «культурной» памяти (Я. Ассман), «наследия» (Д. Лоуэнталь), «политики памяти» и т.д., тогда как столь же мощной интеллектуальной традиции, изучающей конкретно-исторические представления сообществ о будущем, не сформировалось.
***
Для обозначения области знания, рассматривающей образы будущего и формирующие их факторы в контексте конкретной исторической эпохи, мы предлагаем использовать термин историческая прогностика, понимаемый как междисциплинарное поле на стыке истории культуры, социологии и исторической психологии. Объектом изучения исторической прогностики выступают социальные ожидания и прогнозы, горизонт которых остался в прошлом, а предметом - степень точности этих суждений о будущем (с учетом реально произошедших событий). Иными словами, мы планируем не только рассматривать прогнозы на предмет их влияния на формируемый в конкретно-исторический период образ будущего, но и анализировать их точность, выделяя сбывшиеся, несбывшиеся и частично верные.
Предварительный историографический анализ подтвердил значительный объем корпуса исследовательских текстов, формирующих теоретическую базу современной прогностики. Среди отечественных специалистов, посвятивших себя данной проблематике, следует выделить социологов И.В. Бестужева-Ладу и Е.И. Ставицкую, культуролога И.Д. Тузовского, политолога С.Г. Кара-Мурзу, философов Е.В. Цветкова, В.И. Пантина и В.В. Лапкина. Отметим, что в исследованиях перечисленных авторов изучение образов будущего в конкретно-исторических условиях является менее приоритетной задачей, нежели собственное прогнозирование.
Отдельного внимания заслуживают исследования непосредственно «исторической» прогностики: работы А.И. Деменцева (образ будущего в философских течениях кон. XIX - нач. XX века), Е.В. Шахматовой (мифотворчество Серебряного века) и А.А. Фокина (образы коммунистического будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950¬60-х годов). Наконец, чрезвычайно подробные анализ феномена советского и российского литературного прогнозирования представлены в работах литературоведов Ю.В. Ревича, Л. Геллера и М. Нике.
Подчеркнем, что междисциплинарный характер проблемного поля исторической прогностики обуславливает методологический и терминологический плюрализм, преодоление которого по-прежнему остается актуальной теоретической задачей. Проблемой является и раздробленность предмета исследования: философы и литературоведы, сконцентрировавшиеся на изучении самих образов будущего, действуют в отрыве от социологов, анализирующих связь исторических условий бытования социальных групп со структурными особенностями их исторического сознания.
Отметим, что осмысление образов будущего, бытовавших в прошлом, позволяет успешно подготовить общество к появлению социальных инноваций. Весьма показателен в этом контексте пример изучения западными исследователями истории «трансгуманизма» (продолжительной череды прогнозов о перспективах совершенствования человеческой природы), происходящего на фоне достижений современной генетики. Это обуславливает практическую актуальность данной работы.
***
Объектом выпускной квалификационной работы являются образы будущего, рассматриваемые в качестве элементов исторического сознания дореволюционного и советского общества, а также социальные факторы, способствующие утверждению данных образов.
Предметом выпускной квалификационной работы являются представления о будущем, отразившиеся в литературном дискурсе в период с 1900-го по 1991 год.
Выбор, сделанный в пользу художественных текстов, объясняется тем, что на протяжении всего исследуемого периода именно литературные утопии и антиутопии представляли собой промежуточное звено между «символической» политикой власти и реакцией на нее со стороны образованной части населения. Литература являлась общепризнанным политическим языком советского периода, отражавшим все «борения общественных страстей».
Творчество публикуемых писателей, с одной стороны, неизбежно следовало идеологическому «канону», а с другой, так или иначе, отражало историческое сознание окружавшего их общества (прежде всего, урбанизированной и образованной части населения), воплощало в себе характерные для данного периода представления о прошлом, настоящем и будущем (Приложение 1. Схема 1.). Имела место и обратная зависимость: прогнозы, представленные в художественных произведениях, могли носить «мобилизующий» характер, оказывать собственное влияние на массовое сознание.
Цель выпускной квалификационной работы: выявить содержание и векторы трансформации образа будущего в историческом сознании предреволюционного и советского общества.
Цель исследования конкретизируется в следующих задачах:
1. Провести теоретический анализ концепта «образ будущего», рассмотреть проблемы соотнесения образа будущего и социальной группы, образа будущего и коллективной памяти, образа будущего и прогнозирования;
2. Выявить специфику социального прогнозирования (в том числе, литературного);
3. Охарактеризовать образ будущего в предреволюционный период, опираясь на анализ художественной литературы и обзор наиболее влиятельных политико-идеологических, социально-экономических и технологических факторов;
4. Проследить динамику трансформации образов будущего в период становления советского государства;
5. Провести анализ образа будущего советского общества в период форсированной индустриализации (на примере художественной литературы);
6. Охарактеризовать образ будущего советского общества во второй половине XX века (периоды «оттепели», «застоя» и «Перестройки»);
6. Обобщить представления о трансформации образа будущего в социокультурном пространстве России XX века.
В ходе исследовательской работы широко применялись общенаучные методы историзма, системного анализа и компаративного анализа, а также метод немеханизированного дискурс-анализа (осуществляемого вручную).
Исследование базируется на обширной источниковой базе, включающей в себя около 50 художественных произведений, созданных в описываемый период, а также политическую публицистику.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
Первая глава посвящена теоретическому осмыслению образа будущего, как неотъемлемого элемента исторического сознания. Через призму социального конструктивизма рассматриваются проблемы соотнесений образа будущего и социальной группы, образа будущего и коллективной памяти, образа будущего и индивидуального прогнозирования. Там же приводится краткий обзор основных этапов складывания современных представлений об историческом времени, прогрессе и стадиальной концепции истории, рассматриваются литературно-философские феномены политической утопии и научной фантастики, их взаимосвязь.
Во второй главе рассматривается динамика представлений о будущем, бытующих в историческом сознании дореволюционного (начало XX века) и советского общества, выявляются основные факторы формирования тех или иных прогнозов, оценивается их влиятельность в общественном сознании. Наибольшее внимание уделено трансформации образа будущего в художественной литературе.
На сегодняшний день значительный объем прогнозов и предвидений, сформировавшихся в политическом и литературном дискурсах в период НЭПа, на ранних этапах индустриализации, в эпоху «оттепели» и на заре Перестройки, по-прежнему остается вне рамок профессионального осмысления, тогда как иные проявления исторического сознания в рассматриваемый период (например, коллективная память) уже превратились в объекты фундаментальных исследований.
Обозначенная теоретическая проблема может трактоваться и более широко. Следствием «мемориального поворота» в исторической науке, обособившего «историю памяти» в отдельное направление, 1 стало последовательное снижение исследовательского внимания к образу будущего, как неотъемлемому компоненту исторического сознания. В работе В.Н. Сырова, обобщающей отечественные изыскания в сфере исторического сознания, приводятся целый ряд определений этого понятия, где между ним и исторической памятью фактически ставится знак равенства (то есть, провозглашается тождественность целого и части). Усилиями последователей «memory studies» в исторической науке утвердились концепции «мест памяти» (П. Нора), «коммуникационной» и «культурной» памяти (Я. Ассман), «наследия» (Д. Лоуэнталь), «политики памяти» и т.д., тогда как столь же мощной интеллектуальной традиции, изучающей конкретно-исторические представления сообществ о будущем, не сформировалось.
***
Для обозначения области знания, рассматривающей образы будущего и формирующие их факторы в контексте конкретной исторической эпохи, мы предлагаем использовать термин историческая прогностика, понимаемый как междисциплинарное поле на стыке истории культуры, социологии и исторической психологии. Объектом изучения исторической прогностики выступают социальные ожидания и прогнозы, горизонт которых остался в прошлом, а предметом - степень точности этих суждений о будущем (с учетом реально произошедших событий). Иными словами, мы планируем не только рассматривать прогнозы на предмет их влияния на формируемый в конкретно-исторический период образ будущего, но и анализировать их точность, выделяя сбывшиеся, несбывшиеся и частично верные.
Предварительный историографический анализ подтвердил значительный объем корпуса исследовательских текстов, формирующих теоретическую базу современной прогностики. Среди отечественных специалистов, посвятивших себя данной проблематике, следует выделить социологов И.В. Бестужева-Ладу и Е.И. Ставицкую, культуролога И.Д. Тузовского, политолога С.Г. Кара-Мурзу, философов Е.В. Цветкова, В.И. Пантина и В.В. Лапкина. Отметим, что в исследованиях перечисленных авторов изучение образов будущего в конкретно-исторических условиях является менее приоритетной задачей, нежели собственное прогнозирование.
Отдельного внимания заслуживают исследования непосредственно «исторической» прогностики: работы А.И. Деменцева (образ будущего в философских течениях кон. XIX - нач. XX века), Е.В. Шахматовой (мифотворчество Серебряного века) и А.А. Фокина (образы коммунистического будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950¬60-х годов). Наконец, чрезвычайно подробные анализ феномена советского и российского литературного прогнозирования представлены в работах литературоведов Ю.В. Ревича, Л. Геллера и М. Нике.
Подчеркнем, что междисциплинарный характер проблемного поля исторической прогностики обуславливает методологический и терминологический плюрализм, преодоление которого по-прежнему остается актуальной теоретической задачей. Проблемой является и раздробленность предмета исследования: философы и литературоведы, сконцентрировавшиеся на изучении самих образов будущего, действуют в отрыве от социологов, анализирующих связь исторических условий бытования социальных групп со структурными особенностями их исторического сознания.
Отметим, что осмысление образов будущего, бытовавших в прошлом, позволяет успешно подготовить общество к появлению социальных инноваций. Весьма показателен в этом контексте пример изучения западными исследователями истории «трансгуманизма» (продолжительной череды прогнозов о перспективах совершенствования человеческой природы), происходящего на фоне достижений современной генетики. Это обуславливает практическую актуальность данной работы.
***
Объектом выпускной квалификационной работы являются образы будущего, рассматриваемые в качестве элементов исторического сознания дореволюционного и советского общества, а также социальные факторы, способствующие утверждению данных образов.
Предметом выпускной квалификационной работы являются представления о будущем, отразившиеся в литературном дискурсе в период с 1900-го по 1991 год.
Выбор, сделанный в пользу художественных текстов, объясняется тем, что на протяжении всего исследуемого периода именно литературные утопии и антиутопии представляли собой промежуточное звено между «символической» политикой власти и реакцией на нее со стороны образованной части населения. Литература являлась общепризнанным политическим языком советского периода, отражавшим все «борения общественных страстей».
Творчество публикуемых писателей, с одной стороны, неизбежно следовало идеологическому «канону», а с другой, так или иначе, отражало историческое сознание окружавшего их общества (прежде всего, урбанизированной и образованной части населения), воплощало в себе характерные для данного периода представления о прошлом, настоящем и будущем (Приложение 1. Схема 1.). Имела место и обратная зависимость: прогнозы, представленные в художественных произведениях, могли носить «мобилизующий» характер, оказывать собственное влияние на массовое сознание.
Цель выпускной квалификационной работы: выявить содержание и векторы трансформации образа будущего в историческом сознании предреволюционного и советского общества.
Цель исследования конкретизируется в следующих задачах:
1. Провести теоретический анализ концепта «образ будущего», рассмотреть проблемы соотнесения образа будущего и социальной группы, образа будущего и коллективной памяти, образа будущего и прогнозирования;
2. Выявить специфику социального прогнозирования (в том числе, литературного);
3. Охарактеризовать образ будущего в предреволюционный период, опираясь на анализ художественной литературы и обзор наиболее влиятельных политико-идеологических, социально-экономических и технологических факторов;
4. Проследить динамику трансформации образов будущего в период становления советского государства;
5. Провести анализ образа будущего советского общества в период форсированной индустриализации (на примере художественной литературы);
6. Охарактеризовать образ будущего советского общества во второй половине XX века (периоды «оттепели», «застоя» и «Перестройки»);
6. Обобщить представления о трансформации образа будущего в социокультурном пространстве России XX века.
В ходе исследовательской работы широко применялись общенаучные методы историзма, системного анализа и компаративного анализа, а также метод немеханизированного дискурс-анализа (осуществляемого вручную).
Исследование базируется на обширной источниковой базе, включающей в себя около 50 художественных произведений, созданных в описываемый период, а также политическую публицистику.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
Первая глава посвящена теоретическому осмыслению образа будущего, как неотъемлемого элемента исторического сознания. Через призму социального конструктивизма рассматриваются проблемы соотнесений образа будущего и социальной группы, образа будущего и коллективной памяти, образа будущего и индивидуального прогнозирования. Там же приводится краткий обзор основных этапов складывания современных представлений об историческом времени, прогрессе и стадиальной концепции истории, рассматриваются литературно-философские феномены политической утопии и научной фантастики, их взаимосвязь.
Во второй главе рассматривается динамика представлений о будущем, бытующих в историческом сознании дореволюционного (начало XX века) и советского общества, выявляются основные факторы формирования тех или иных прогнозов, оценивается их влиятельность в общественном сознании. Наибольшее внимание уделено трансформации образа будущего в художественной литературе.
Прежде чем подвести итоги работы, необходимо отметить, что постоянные социальные трансформации, многообразие и разнородность социальных групп, включенных в советское общество, а также объективные ограничения, накладываемые выбранной методологией, позволяют нам обрисовать лишь общие тенденции развития исторического сознания.
Мы сознательно отошли от рассмотрения дореволюционных суждений о будущих геополитических изменениях в публицистических текстах панславистов и евразийцев, сознательно не были затронуты размышления о будущем в диссидентской литературе (А. Синявский, Ю. Даниэль, А. Солженицын, А. Амальрик и др.), так как фокус нашего внимания был помещен на художественные тексты. Темой отдельного исследования могут стать «письма во власть», раскрывающие проблему принятия (или непринятия) обществом господствующего идеологического дискурса.
Очевидно, что данное исследование - лишь одна из попыток осмыслить поставленные вопросы, решить которые ещё предстоит.
***
Рассматривая образ будущего, как неотъемлемый элемент исторического сознания, мы соотносим его с определенной социальной группой, проблемами и чаяниями ее носителей. Представляя собой социальный конструкт, образ будущего формируется в процессе коммуникации и представляет собой «общепризнанные» в конкретном сообществе ожидания. Принятие определенного образа будущего подразумевает принятие определенной идентичности.
Тесно связано с образом будущего и рассмотренное нами понятие прогноза. Прогнозирование, претерпев значительные трансформации в процессе исторического развития человечества, преодолело путь от мистических пророчеств до легитимированных наукой теорий, однако сохранило свой мощный мобилизационный потенциал. Формирование образа будущего - не только результат наблюдения за изменением социальных условий, но и следствие борьбы за доминирование определенного видения в социальном пространстве.
Вера в исторический детерминизм и научно-технический прогресс, порожденные конкретно-историческими условиями Европы в XIX столетии, оказали чрезвычайно значительное влияние на образ будущего в доиндустриальной России, однако не следует распространять этот «футуристический бум» на все население страны, преимущественно крестьянское и сохраняющее традиционную общинную мифологию. Широкие народные массы будут объединены сколь-нибудь общим образом будущего лишь в середине XX века - с повышением уровня грамотности и урбанизированности всего населения.
Важнейшие «консенсус-прогнозы», объединяющие представителей отечественной интеллигенции из различных идеологических сред, - это всевозрастающее ожидание революционных изменений, предчувствие всепланетной урбанизации и механизации жизни, ощущение угрозы от научно-технического прогресса. Метафоризм и поэтичность образов в утопиях символистов демонстрирует нам общую атмосферу неопределенности и абстрактности ожиданий. Иные миры, прорисованные схематично, служили лишь ареной для ожидаемой социальной драмы, в полной мере занимавшей умы прогнозистов начала века.
В первые послереволюционные годы политическая элита быстро встретилась с нереализуемостью идей создания «нового мира». Столкновение с социалистической утопией оттолкнуло от нее массы, чей горизонт планирования оставался очень узким. Культурная политика большевиков продолжала ориентироваться на городское население и интеллигенцию, которая испытала настоящий «бум будущего» в послереволюционный период.
Постепенное возвращение «сильного государства» значительно обогатило образ будущего рождением жанра тоталитарной антиутопии. Встреча с реализованной утопией в виде «военного коммунизма» позволило формировать прогнозы более тщательно и продуманно. Морально-этические вопросы «завтрашнего дня», практически не поднимаемые утопистами до революции, стали предметом широкого осмысления (в условиях отсутствия, при этом, общественной дискуссии).
Сворачивание культурного, идеологического и политического плюрализма на рубеже 1920-1930-х годов обусловило острый кризис утопического сознания. Власть предприняла все возможные меры, чтобы остановить параллельный поиск социально-политических альтернатив. В латентной форме был возвращен культ героев прошлого (героев революционного движения, однако сути дела это не меняет), напрямую заявлено о завершенности процессов социалистического строительства. Образ будущего, который создавался для широких народных масс, входивших в информационное пространство благодаря политике культурной революции и индустриализации, должен был строиться вокруг конкретных технократических задач. Так возникла идеологема «Великих строек», а за ней и производственная фантастика «ближнего прицела» - суррогат прежних социалистических утопий.
Красной линией сквозь все утопические произведения сталинского периода проходит тема охватившего общество будущего энтузиазма. Он надрывен и неестественен, под конец 1930-х годов превращаясь в милитаризм. С горькой иронией звучат оценки этих «произведений» в литературе «шестидесятников» (например в романе К. Симонова «Живые и мертвые»).
После победы в Великой Отечественной войне и преодоления «культа личности» в страну вернулся исторический оптимизм, охвативший прежде немыслимое большинство ее населения. В гуманистической природе этого устремления к социальному процветанию - принципиальное отличие от радикальных утопий периода революции и Гражданской войны.
Впрочем, триумф идеализированного коммунистического «завтра» был очень краток даже в литературе. Параллельно с ранним творчеством Стругацких и Ефремова активно развивался самиздат, иронизирующий в своих антиутопиях над советской действительностью и формировавший принципиально иной общественный идеал. Перестройка, предпринятая как попытка вернуться к «ленинским принципам», прошла в условиях сохраняющегося общественного недовольства. Несмотря на декларируемые властью лозунги, образ будущего формировали антиутопии и романы- катастрофы, прогнозирующие, как и ранее, до революции, смутно ощущаемый крах всего привычного мироустройства.
Проведенный анализ свидетельствует о том, что в период ослабления государственного контроля образ будущего конструируется многообразными акторами, стоящими на принципиально разных идеологических позициях, а в моменты укрепления власти нивелируется гипертрофированным значением прошлого и настоящего. Практически достигнутый в период «оттепели» консенсус относительно положительного образа будущего рассматривается нами как следствие уникального стечения исторических обстоятельств, что косвенно подтверждается непродолжительностью этого состояния.
***
Результатом дискурс-анализа наиболее влиятельных литературных произведений XX века, затрагивающих тему будущего, стала совокупность выявленных нами прогнозов (179), разделенных затем на три категории:
- «точные» (полностью сбылись в указанный автором срок);
- «частично сбывшиеся» (неточность в сроках);
- «несбывшиеся».
Из выделенной нами совокупности точными оказались 47% прогнозов, частично сбывшимися - 20%, а не сбывшимися - 33%.
Красной нитью через все прогнозы прошлого столетия проходит идея освоения космических пространств. Первоначально являясь лишь «сценой» для моделирования идеального общества, другие планеты вскоре стали рассматриваться как реально достижимая цель. К 1950-м годам процесс освоения космоса утвердился как один из непременных элементов утопического сознания. «Коммунистический рай», в свою очередь, переместился с соседних планет на Землю (см. «Мир полдня» у Стругацких), которая стала все чаще восприниматься как «общий дом» человечества.
Образ «нового человека», долгое время остававшийся в сфере внимания прогнозистов, также существенно трансформировался. На смену эмоционально пустым «нумерам» ранних советских утопий, находящихся в состоянии перманентной эйфории, в 1960-е приходит «новый человек» - исследователь, самодостаточный и свободный. Внимание утопистов начинает уделяться долголетию людей, их образованности и иным отражениям происходящей социальной революции.
Характерен и постепенный отказ от концепции «свободного труда». В противовес ранним советским утопиям, старательно стремившимся выместить труд из распорядка дня людей будущего, утопии периода «оттепели» подчеркивают принципиальную значимость труда в любом, даже футуристическом обществе (практика показала: развитие человечества приводит к появлению новых профессий, а не к освобождению от труда в принципе).
Отметим, что по мере приближения к современности, точность прогнозов повышается: для писателя первой половины XX столетия образ будущего казался столь отдаленным во времени, что прогнозам придавался скорее «метафорический» характер. Авторы более позднего периода, ощутив на себе всю мощь и скорость научно-технического прогресса, сознательно стремились к точности предвидений, уделяли внимание «техническим» деталям. Подчеркнем также большую прогностическую точность антиутопий, конструирующих образ будущего по «инерционному» сценарию.
Мы сознательно отошли от рассмотрения дореволюционных суждений о будущих геополитических изменениях в публицистических текстах панславистов и евразийцев, сознательно не были затронуты размышления о будущем в диссидентской литературе (А. Синявский, Ю. Даниэль, А. Солженицын, А. Амальрик и др.), так как фокус нашего внимания был помещен на художественные тексты. Темой отдельного исследования могут стать «письма во власть», раскрывающие проблему принятия (или непринятия) обществом господствующего идеологического дискурса.
Очевидно, что данное исследование - лишь одна из попыток осмыслить поставленные вопросы, решить которые ещё предстоит.
***
Рассматривая образ будущего, как неотъемлемый элемент исторического сознания, мы соотносим его с определенной социальной группой, проблемами и чаяниями ее носителей. Представляя собой социальный конструкт, образ будущего формируется в процессе коммуникации и представляет собой «общепризнанные» в конкретном сообществе ожидания. Принятие определенного образа будущего подразумевает принятие определенной идентичности.
Тесно связано с образом будущего и рассмотренное нами понятие прогноза. Прогнозирование, претерпев значительные трансформации в процессе исторического развития человечества, преодолело путь от мистических пророчеств до легитимированных наукой теорий, однако сохранило свой мощный мобилизационный потенциал. Формирование образа будущего - не только результат наблюдения за изменением социальных условий, но и следствие борьбы за доминирование определенного видения в социальном пространстве.
Вера в исторический детерминизм и научно-технический прогресс, порожденные конкретно-историческими условиями Европы в XIX столетии, оказали чрезвычайно значительное влияние на образ будущего в доиндустриальной России, однако не следует распространять этот «футуристический бум» на все население страны, преимущественно крестьянское и сохраняющее традиционную общинную мифологию. Широкие народные массы будут объединены сколь-нибудь общим образом будущего лишь в середине XX века - с повышением уровня грамотности и урбанизированности всего населения.
Важнейшие «консенсус-прогнозы», объединяющие представителей отечественной интеллигенции из различных идеологических сред, - это всевозрастающее ожидание революционных изменений, предчувствие всепланетной урбанизации и механизации жизни, ощущение угрозы от научно-технического прогресса. Метафоризм и поэтичность образов в утопиях символистов демонстрирует нам общую атмосферу неопределенности и абстрактности ожиданий. Иные миры, прорисованные схематично, служили лишь ареной для ожидаемой социальной драмы, в полной мере занимавшей умы прогнозистов начала века.
В первые послереволюционные годы политическая элита быстро встретилась с нереализуемостью идей создания «нового мира». Столкновение с социалистической утопией оттолкнуло от нее массы, чей горизонт планирования оставался очень узким. Культурная политика большевиков продолжала ориентироваться на городское население и интеллигенцию, которая испытала настоящий «бум будущего» в послереволюционный период.
Постепенное возвращение «сильного государства» значительно обогатило образ будущего рождением жанра тоталитарной антиутопии. Встреча с реализованной утопией в виде «военного коммунизма» позволило формировать прогнозы более тщательно и продуманно. Морально-этические вопросы «завтрашнего дня», практически не поднимаемые утопистами до революции, стали предметом широкого осмысления (в условиях отсутствия, при этом, общественной дискуссии).
Сворачивание культурного, идеологического и политического плюрализма на рубеже 1920-1930-х годов обусловило острый кризис утопического сознания. Власть предприняла все возможные меры, чтобы остановить параллельный поиск социально-политических альтернатив. В латентной форме был возвращен культ героев прошлого (героев революционного движения, однако сути дела это не меняет), напрямую заявлено о завершенности процессов социалистического строительства. Образ будущего, который создавался для широких народных масс, входивших в информационное пространство благодаря политике культурной революции и индустриализации, должен был строиться вокруг конкретных технократических задач. Так возникла идеологема «Великих строек», а за ней и производственная фантастика «ближнего прицела» - суррогат прежних социалистических утопий.
Красной линией сквозь все утопические произведения сталинского периода проходит тема охватившего общество будущего энтузиазма. Он надрывен и неестественен, под конец 1930-х годов превращаясь в милитаризм. С горькой иронией звучат оценки этих «произведений» в литературе «шестидесятников» (например в романе К. Симонова «Живые и мертвые»).
После победы в Великой Отечественной войне и преодоления «культа личности» в страну вернулся исторический оптимизм, охвативший прежде немыслимое большинство ее населения. В гуманистической природе этого устремления к социальному процветанию - принципиальное отличие от радикальных утопий периода революции и Гражданской войны.
Впрочем, триумф идеализированного коммунистического «завтра» был очень краток даже в литературе. Параллельно с ранним творчеством Стругацких и Ефремова активно развивался самиздат, иронизирующий в своих антиутопиях над советской действительностью и формировавший принципиально иной общественный идеал. Перестройка, предпринятая как попытка вернуться к «ленинским принципам», прошла в условиях сохраняющегося общественного недовольства. Несмотря на декларируемые властью лозунги, образ будущего формировали антиутопии и романы- катастрофы, прогнозирующие, как и ранее, до революции, смутно ощущаемый крах всего привычного мироустройства.
Проведенный анализ свидетельствует о том, что в период ослабления государственного контроля образ будущего конструируется многообразными акторами, стоящими на принципиально разных идеологических позициях, а в моменты укрепления власти нивелируется гипертрофированным значением прошлого и настоящего. Практически достигнутый в период «оттепели» консенсус относительно положительного образа будущего рассматривается нами как следствие уникального стечения исторических обстоятельств, что косвенно подтверждается непродолжительностью этого состояния.
***
Результатом дискурс-анализа наиболее влиятельных литературных произведений XX века, затрагивающих тему будущего, стала совокупность выявленных нами прогнозов (179), разделенных затем на три категории:
- «точные» (полностью сбылись в указанный автором срок);
- «частично сбывшиеся» (неточность в сроках);
- «несбывшиеся».
Из выделенной нами совокупности точными оказались 47% прогнозов, частично сбывшимися - 20%, а не сбывшимися - 33%.
Красной нитью через все прогнозы прошлого столетия проходит идея освоения космических пространств. Первоначально являясь лишь «сценой» для моделирования идеального общества, другие планеты вскоре стали рассматриваться как реально достижимая цель. К 1950-м годам процесс освоения космоса утвердился как один из непременных элементов утопического сознания. «Коммунистический рай», в свою очередь, переместился с соседних планет на Землю (см. «Мир полдня» у Стругацких), которая стала все чаще восприниматься как «общий дом» человечества.
Образ «нового человека», долгое время остававшийся в сфере внимания прогнозистов, также существенно трансформировался. На смену эмоционально пустым «нумерам» ранних советских утопий, находящихся в состоянии перманентной эйфории, в 1960-е приходит «новый человек» - исследователь, самодостаточный и свободный. Внимание утопистов начинает уделяться долголетию людей, их образованности и иным отражениям происходящей социальной революции.
Характерен и постепенный отказ от концепции «свободного труда». В противовес ранним советским утопиям, старательно стремившимся выместить труд из распорядка дня людей будущего, утопии периода «оттепели» подчеркивают принципиальную значимость труда в любом, даже футуристическом обществе (практика показала: развитие человечества приводит к появлению новых профессий, а не к освобождению от труда в принципе).
Отметим, что по мере приближения к современности, точность прогнозов повышается: для писателя первой половины XX столетия образ будущего казался столь отдаленным во времени, что прогнозам придавался скорее «метафорический» характер. Авторы более позднего периода, ощутив на себе всю мощь и скорость научно-технического прогресса, сознательно стремились к точности предвидений, уделяли внимание «техническим» деталям. Подчеркнем также большую прогностическую точность антиутопий, конструирующих образ будущего по «инерционному» сценарию.
Подобные работы
- ТЕЛЕВИДЕНИЕ В КУЛЬТУРЕ СОВРЕМЕННОГО ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА (09.00.13)
Диссертации (РГБ), религиоведение. Язык работы: Русский. Цена: 700 р. Год сдачи: 2005 - Телевидение в культуре современного информационного общества
Диссертации (РГБ), философия. Язык работы: Русский. Цена: 470 р. Год сдачи: 2005 - ТЕЛЕВИДЕНИЕ В КУЛЬТУРЕ
СОВРЕМЕННОГО ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА
Диссертация , философия. Язык работы: Русский. Цена: 500 р. Год сдачи: 2005 - ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ИСТОКИ ГЛОБАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ: историко-философский анализ
Авторефераты (РГБ), философия. Язык работы: Русский. Цена: 250 р. Год сдачи: 2000 - ИНТЕРНЕТ КАК СРЕДСТВО МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Диссертации (РГБ), социология. Язык работы: Русский. Цена: 4215 р. Год сдачи: 2003 - Дискурс этнокультурной идентичности в религиозно-философской публицистике
Магистерская диссертация, журналистика. Язык работы: Русский. Цена: 4940 р. Год сдачи: 2018
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
Каталог работ (149689)
- Бакалаврская работа (38377)
- Диссертация (978)
- Магистерская диссертация (22143)
- Дипломные работы, ВКР (60425)
- Главы к дипломным работам (2138)
- Курсовые работы (10524)
- Контрольные работы (6265)
- Отчеты по практике (1357)
- Рефераты (1481)
- Задачи, тесты, ПТК (631)
- Ответы на вопросы (155)
- Статьи, Эссе, Сочинения (942)
- Бизнес-планы (51)
- Презентации (106)
- РГР (84)
- Авторефераты (РГБ) (1692)
- Диссертации (РГБ) (1882)
- Прочее (458)
Новости
06.01.2018
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь в выполнении учебных и научных работ на заказ ОФОРМИТЬ ЗАКАЗ
дальше»» Все новости
Статьи
- Где лучше заказывать диссертации и дипломные?
- Выполнение научных статей
- Подготовка диссертаций
- Подводные камни при написании магистерской работы
- Помощь в выполнении дипломных работ
»» Все статьи
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
