ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ И ДРЕВНЕРУССКАЯ КУЛЬТУРА: ОСОБЕННОСТИ И ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
|
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА I ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ И ЕЕ ОСОБЕННОСТИ: ВЗГЛЯД ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
1.1. Особенности формирования византийской культурной традиции: от поздней античности к «Македонскому ренессансу»
1.2. Византия и варвары: проблемы взаимовосприятия и взаимоотношений. Византийское «сообщество»
1.3. Византийская религиозно-политическая доктрина как сердцевина византийского мировоззрения
ГЛАВА II ВОСПРИЯТИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ НА РУСИ: ВЗГЛЯД ИЗ КИЕВА
2.1. Особенности формирования раннесредневековой русской культуры
2.2. Христианизация Руси и ее особенности 76
2.3. Особенности рецепции византийской культурной традиции на 92
Руси на примере религиозно-политической доктрины
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 110
БИБЛИОГРАФИЯ
ГЛАВА I ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ И ЕЕ ОСОБЕННОСТИ: ВЗГЛЯД ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
1.1. Особенности формирования византийской культурной традиции: от поздней античности к «Македонскому ренессансу»
1.2. Византия и варвары: проблемы взаимовосприятия и взаимоотношений. Византийское «сообщество»
1.3. Византийская религиозно-политическая доктрина как сердцевина византийского мировоззрения
ГЛАВА II ВОСПРИЯТИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ НА РУСИ: ВЗГЛЯД ИЗ КИЕВА
2.1. Особенности формирования раннесредневековой русской культуры
2.2. Христианизация Руси и ее особенности 76
2.3. Особенности рецепции византийской культурной традиции на 92
Руси на примере религиозно-политической доктрины
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 110
БИБЛИОГРАФИЯ
Представление общества о самом себе, его самоидентификация является одним из важнейших компонентов массового, коллективного сознания, формирующего ментальность, присущую тому или иному обществу, цивилизации. Безусловно, общественный менталитет изменяется с течением времени, хотя и относительно медленно в сравнение с другими общественно-политическими, экономическими и иными структурами и институтами. Но при любом раскладе на его развитие и формирование влияет исторический опыт и память о предшествующих событиях. Общественное сознание, ментальность современного российского общества, прошедшего длительный путь исторического развития, в любом случае включает в себя элементы, сформировавшиеся в более ранние эпохи. В этом отношении исследования общественного сознания, ментальности средневековой Руси представляет особую важность и интерес, поскольку в эту эпоху закладывались основы менталитета современного российского общества.
Актуальность данной проблемы напрямую связана с проблемой выбора пути развития современной России. Американский социолог и философ С. Хантингтон в своей нашумевшей работе «Столкновение цивилизаций» сказал в свое время, что «из всех объективных элементов, определяющих цивилизацию, наиболее важным, однако, является религия... Основные цивилизации в человеческой истории в огромной мере отождествлялись с великими религиями мира; и люди общей этнической принадлежности и общего языка, но разного вероисповедания могут вести кровопролитные братоубийственные войны.». И если полагать, что История - и в самом деле учительница жизни, и именно в прошлом закладываются основы нашего настоящего, тем важнее исследование ключевых моментов в истории собственного народа, поскольку именно тогда принимались решения, определяющие его судьбу на века, если не на тысячелетия. Акт Крещения, запустивший процесс христианизации Руси и ее приобщения к наиболее развитой на тот момент византийской культуре и стал ключевым моментом в русской истории, «осевым временем» русской цивилизации. И есть все основания полагать, что принятие Русью православия в конце Х в. и включение ее тем самым в Византийское содружество, отличное и от Даруль-Ислам (мир ислама) и от Pax Latina - и есть такой ключевой момент, «осевое время» русской цивилизации. Ведь, принимая православие, киевский князь Владимир Святославич тем продемонстрировал свое намерение войти, используя Крещение, в качестве равноправного члена в «Византийское содружество», Pax ortohodoxa, «некое сообщество стран и народов с внутренней структурой, системными связями, определившими как его религиозное и культурное, так и политическое единство во главе с императором Константинополя».
Отметим также, что изучение особенностей этого процесса важно еще и потому, что понимание сущности процессов формирования и эволюции духовности средневекового русского общества позволяют в определенной степени дать ответ на вопрос - принадлежит ли Россия Западу, Востоку или же она представляет собой некий вполне самостоятельный организм, «субконтинент», возникший на стыке двух миров. Как следствие, исследования в данной области представляются также весьма полезными и интересными не только с научной, но и с общественной точки зрения, поскольку именно с «негативным» влиянием Византии и византийской культуры и цивилизации многие историки, политологи и культурологи, не говоря уже о журналистах, либерально-демократического направления связывают формирование особенной русской православной цивилизации с присущей культурной непохожестью на существующий в представлении либеральной части современного российского истеблишмента идеальный образец западноевропейской демократии. Сторонники этой концепции исходят из того, что западная демократия и присущие ей институты являются образцовыми, применимыми в любых условиях и на любых территориях, и для того, чтобы современная Россия и российское общество смогло наладить «нормальную» с их точки зрения жизнь, необходимо отказаться от этого «дурного» византийского наследства.
В этой связи возникает вполне закономерный вопрос - а в чем, собственно говоря, заключается пресловутое «византийское наследство», и где находятся его корни в русской культуре и ментальности. Не менее важным представляется также и вопрос о том, насколько византийский опыт, традиция были восприняты на Руси и какое реальное воздействие они оказали на формирование соответствующих средневековых русских общественно-политических институтов и структур. Только исследовав досконально эти проблемы, можно с большей или меньшей степенью уверенностью говорить о степени влияния византинизма как религиозно-политической и культурной системы на становление Русского государства (на ранних этапах его формирования и последующего развития - согласно принятой в историографии схеме, во времена Древней или Киевской Руси, хотя, на наш взгляд, такое наименование не отвечает историческим реалиям, а является своего рода историографическим штампом) как политического и духовного организма и о его положительных и отрицательных сторонах.
Однако сама по себе эта проблема настолько необъятна и многомерна, что разрешить ее в рамках данного исследования не представляется возможным - нельзя объять необъятное, проанализировав все аспекты культурного взаимодействия Руси и Византии, которое продолжалось на протяжении нескольких столетий (в том числе даже и после трагической смерти Византии под натиском турок-османов). Поэтому мы сознательно решили ограничить поле научного поиска. Любое государство в период своего становления испытывает необходимость в формировании определенной политической идеологии и общественной мысли. Этот процесс был обусловлен необходимостью не только определится со своим местом в окружающем мире, но и утвердить себя как некое единство не только в территориальном, но и в духовном отношении («Откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Руская земля стала есть» ). Все это было присуще и Древнерусскому обществу и государству, правящая верхушка которого нуждалась в обосновании своих прав на наследственную власть и на определенный, достаточно высокий, соответствующий претензиям Рюриковичей, статус в системе политических связей и отношений «Содружества».
Перенимая православие в Византии, русичи, казалось, должны были принять сложившуюся к тому времени в ней религиозно-политическую доктрину. Именно эта доктрина, на наш взгляд, составляла важнейшую, цен-тральную часть нового мироощущения (т.е., давала ответ на вопрос «Кто мы и зачем существуем в этом мире?»), и именно она предопределила дальнейший ход развития русской государственности, общества и присущих им политических социальных, экономических и культурных институтов (в том числе и ментальности). Однако именно здесь и присутствуют довольно серьезные разногласия между специалистами и тем более неспециалистами на предмет того, каким было влияние Византии на Русь в этом вопросе и в какой степени, насколько полно (целиком или выборочно, а если выборочно, то насколько выборочно - что именно было взято, а что было отброшено за ненадобностью) .
Два основных полюса можно выделить в этом вопросе - на одном собираются мнения тех, кто уверены в том, что именно византийское влияние стало определяющим и оказало решающее воздействие на формирование религиозно-государственной доктрины в раннесредневековой Руси. При этом, по их мнению, основные, фундаментальные положения византийской доктрины были «трансплантированы», вживлены на русскую почву и дальше начали на ней свое существование как часть русской ментальности. На другом полюсе можно собрать мнения тех, кто полагает, что влияние Византии в этом важнейшем для раннесредневекового государства было отнюдь не решающим, и раннесредневековые русские книжники подошли к этой проблеме выбора весьма избирательно. Представляется, однако, что истина лежит где-то посредине между этими двумя крайностями, хотя, конечно, за давностью лет и явно недостаточно источниковой базе дать однозначный и окончательный ответ на этот вопрос вряд ли возможно. Вместе с тем мы исходим из того, что есть все основания полагать, что и в этом, и других подобных случаях, они подошли к этому избирательно, и на то были как объективные, так и субъективные обстоятельства и факторы. Изучению особенностей процесса рецепции этой доктрины на Руси и степени ее влияния на формирование собственной древнерусской религиозно-политической доктрины как наиболее характерной, отразившейся, как в капле воды, все основные особенности процесса восприятия византийскую культурной традиции на Руси, предполагается посвятить данное исследование, имея конечной его целью формирование авторского видения проблемы и постулирования ряда основополагающих выводов и тезисов, которые могут послужить основой для последующих изысканий в этой области.
Степень разработанности темы. Проблема контактов между Русью и Византией давно интересовало как отечественных, так и зарубежных историков, так как и те, и другие не без оснований полагали, что история Руси и России, особенности складывания русской государственности и общества не-возможно понять, если не принять во внимание византийский фактор. Вместе с тем нельзя не отметить, что в вопросе о степени воздействия византийской культуры на русскую в научном мире нет единства. Ряд авторитетных ученых, византинистов и русистов, полагает, что книжный мир Руси стремился воспринять византийское культурное наследие во всей его полноте, тогда как другие уверены, что русские книжники подходили к этому выборочно. В полной мере это касается такого важного аспекта, без которого немыслимо складывание любого государства, как формирование собственной политической доктрины, которая в тех условиях неизбежно принимала религиозный характер (ибо религия играла в ту эпоху роль связующего звена, стержня, во-круг которого формировалась и эта доктрина, и связанные с ней духовные, социальные и политические институты).
Очевидность этого тезиса была осознана учеными достаточно давно, и, к примеру, проблемы, связанные с анализом и выявлением особенностей византийской религиозно-политической доктрины еще с XIX в. находились в поле зрения как зарубежных, так и отечественных византинистов. Русская византинистика, как духовная, так и светская (представленная, соответственно, профессурой Московской, Санкт-Петербургской и Казанской духовных академий прежде всего и университетской профессурой Москвы, Санкт- Петербурга, Киева, Одессы и Дерпта) сумела существенно продвинуться в этом направлении. Ряд работ может считаться классическими и основополагающими, обязательными для изучения теми, кто намерен и дальше заниматься изучением этих вопросов. К их числу можно отнести труды таких авторов, как, например, А.П. Лебедев, Ф.А. Курганов, И.И. Соколов, А.А. Васильев, Ф.И. Успенский, Н.А. Скабаланович и ряд др. Безусловно, в методологической области, и результирующей своей части эти работы уже успели изрядно устареть (хотя некоторые наблюдения остаются ценными и по сей день), но насыщенность фактурой, опора на широкий круг источников (в том числе редких и труднодоступных), широта охвата и независимость суждений (в меньшей степени это касается профессуры духовных академий) - все это позволяет отнести исследования этих историков к золотому фонду отечественной исторической науки в целом и византинистики в частности (и фонду востребованному, о чем говорит переиздание их наиболее значимых работ в последние 10-15 лет).
В меньшей степени интересующая нас проблема была затронута в до-революционное время применительно к истории Киевской Руси. Пожалуй, единственная, но вместе с тем уникальная по своим достоинствам и во многом не потерявшая своей значимости и в наше время, работа по интересующему нас аспекту - это фундаментальное исследование В.Е. Вальденберга «Древнерусские учения о пределах царской власти». Единственный ее существенный недостаток, на наш взгляд, в том, что автор взялся за рассмотрения интересующего нас вопрос на очень широком временном промежутке - от Крещения Руси до конца XVII в., что, естественно, не позволило ему углубленно рассмотреть генезис проблемы и ее развитие в домонгольской Руси. Однако этот недостаток вполне и с лихвой перекрывается достоинства исследования - и прежде всего смелостью и оригинальностью выводов, полученных на основе анализа широкого круга источников.
Примечательно, но к настоящему времени в отечественной (и отчасти в зарубежной, хотя, на наш взгляд, выводы, полученные зарубежными авторами, как правило, вторичны по отношению к русским - уже по той простой причине, что изучение русской ментальности и ее составляющих должны и могут с наибольшим успехом прежде всего ее носители, т.е. сами русские ученые) в научной литературе разработаны порознь вопросы как становления самой византийской религиозно-политической доктрины и ее преемственности по отношению к античному идейному наследству разработаны в исторической литературе достаточно глубоко , так и проблемы развития общественно-политической мысли в Древней Руси. При этом стоит отметить, что в последние годы наметилась тенденция к проведению сравнительно-исторических изысканий в этой сфере и вышел ряд выдержанных в компаративном духе исследований, позволяющих сравнить особенности протекания схожих по направленности и целеуказанию процессов в славянских политиях раннего Средневековья.
Вместе с тем нельзя сказать, что проблема преемственности между византийскими взглядами на верховную светскую и духовную власть и характер их взаимодействия (теория «симфонии» властей) и аналогичными воззрениями в Древней Руси исследованы достаточно полно и всесторонне. В советское время вопросы, связанные с религиозно-политической и государственной доктриной Киевской Руси, рассматривались через призму марксистской научной парадигмы, которая накладывала определенные ограничения на анализ этого и подобных ему вопросов. В постсоветское время эти ограничения были сняты и исследователи оказались более свободны в выборе как тематики исследований, так и методологии, которая могла быть использована в процессе разработки темы. Однако стоит признать, что, несмотря на определенные положительные подвижки в интересующем нас направлении, существующие взгляды на данную проблему нуждаются в дальнейшей углубленной проработке, особенно в свете того, что проблемы формирования русской религиозно-политической доктрины в постмонгольское время в последние годы хотя и становились объектом пристального внимания исследователей, однако в свете новых подходов к рассмотрению вопросов, связанных с развитием средневековой ментальности, в данной области есть что сказать. Поэтому имеет смысл продолжить разыскания в этой сфере.
Актуальность исследования определяет его предмет и объект. Объектом нашего исследования выступают особенности формирования средневековой русской культуры и системы ценностей и влияния на этот процесс византийского культурного импульса.
Предметом же предпринятого нами исследования являются особенности рецепции византийских культурных ценностей в средневековой Руси и формирования самобытной и оригинальной раннесредневековой русской культуры, рассмотренные как в целом - как комплекс, так и в частности, на примере религиозно-политической доктрины как основной, фундаментальной составляющей византийской культурной традиции.
Предмет и объект исследования вкупе с актуальностью задают цель работы. Последняя заключается прежде всего в том, чтобы, исследовав особенности природы и характера рецепции византийских культурных ценностей в раннесредневековой Руси, показать (в том числе и на конкретном примере восприятия основных положений византийской религиозно-политической доктрины) особенности формирования раннесредневековой русской культуры, продемонстрировав новый, оригинальный авторский подход к изучению этой проблемы, основанный на новых методологических подходах и приемах.
Столь сложная цель определяет и соответствующие задачи предпринятого нами следования. Они заключаются в следующем:
> Исследовать особенности формирования византийского культурного наследия в эпоху раннего Средневековья;
> Исследовать особенности христианизации средневековой Руси и формирования христианской культуры в домонгольской Руси
> Рассмотреть византийское учение об особенностях взаимоотношений церкви и государства;
> Рассмотреть содержание средневековой русской религиозно-политической доктрины ;
>Выявить и рассмотреть степень воздействия византийских идей и ценностей на особенности формирования средневековой русской религиозно-политической доктрины;
>Предложить авторское видение проблемы рецепции византийских культурных ценностей в средневековой Руси.
Методология исследования. Методологической основой исследования послужили главные принципы исторической науки - историзм, предполагающий конкретное изучение общественно-исторического явления в процессе его развития и во всех его взаимосвязях, со всесторонним анализом и оценкой фактов; объективность, нацеленная прежде всего на комплексное изучение и анализ как негативных, так и позитивных аспектов исторического явления; достоверность, основанная на привлечении широкой источниковой базы; всесторонность и комплексность исследования вкупе с системностью.
Руководствуясь этими принципами, мы подошли к выбору методологических подходов. Тема нашего исследовательского проекта целиком и полностью относится к цивилизационной проблематике. Не вызывает сомнения тот факт, что на протяжении большей части своего существования православный византийский мир занимал в истории мировой цивилизации особое место. Находясь между миром Запада и миром Востока, между миром католицизма и миром ислама, выступая в качестве оплота восточного варианта христианства - православия - византийский мир и присущая ему культура (которая, в свою очередь, о чем подробнее будет сказано ниже, стала результатом синтеза двух начал, позднеантичного греко-римского или классического, и раннехристианского ближневосточного. При этом первый «тренд» носил достаточно ярко выраженный аристократический, элитарный характер, тогда как второй - в большей степени «демократический», «плебейский») стал тем фундаментом, на котором вырос целый ряд обществ, объединенных единством веры и в известной степени культуры - другими словами говоря, византийцы способствовали рождению православного мира, православной цивилизации с ее характерными чертами и отличиями от как западной, католической (и протестантской как производной от католической), так и исламской (в ее основных суннитской и шиитской вариациях).
Исходя из этих положений, мы и решили положить в основу нашей работы именно цивилизационный подход как основного для предпринятого нами исследования. Данный подход, на наш взгляд, в наилучшей степени позволяет отразить культурно-исторические особенности формирования и развития конкретного, в данном случае, древнерусского общества. Такой подход тем более важен, если учесть, что к моменту начала формирования древнерусского общества как социо-культурной и политической общности в окружающем его мире (подчеркнем это еще раз) уже сложились в общих чертах три, говоря современным языком, цивилизационных проекта - исламский, западноевропейский (который после церковной схизмы 1054 г. становится католическим) и византийско-православный («Византийское содружество наций» - термин, введенный в научный оборот британским византинистом русского происхождения Дм. Оболенским ).
Вместе с тем мы полагаем, что не имеем права отказываться от формационного подхода, поскольку полагаем, что всемирно-исторический процесс является единым целым, и в нем действуют одни и те же закономерности. Использование этих подходов позволило органично соединить их достоинства, совместить такие фундаментальные научные принципы, как историзм, объективность и логичность, избежать искажений при воссоздании реальной картины протекания исторических процессов в прошлом, максимально учесть все основные факторы, оказывающие воздействие на исторический процесс - от географического и природно-климатического до духовного.
Применение цивилизационного и формационного подходов в комплексе позволяют исследовать реально совершавшийся исторический процесс в действительной системе координат и оценить итоги развития исторических явлений по их промежуточным и конечным результатам, а также по их соответствию действительным национально-государственным интересам.
Помимо этого, мы руководствовались также тезисом французского социолога и антрополога К. Леви-Стросса о существовании «горячих» и «холодных» обществ. «Одни из них («холодные» - Т.П.) стремятся, - писал исследователь, - благодаря институтам, к которым они привязаны, аннулировать, квазиавтоматически, то действие, что могли бы оказать на их равновесие и непрерывность исторические факторы; другие («горячие» - Т.П.) решительно интериоризуют историческое становление, чтобы сделать из него двигатель своего развития». Раннесредневековое русской общество, несомненно, в рамках этой классификации, принадлежало к типу «холодных», с присущим для обществ такого вида консерватизмом и настороженным отношением (а то и неприятием, пассивным или активным) к разного рода новшествам, в особенности фундаментальным (об этом подробнее будет сказано ниже). И еще одно важное замечание, непосредственно касающееся нашей проблемы и вытекающее из этой классификации. По словам Леви-Стросса, «холодные» общества (называемые нами по этой причине первобытными), желают его (неизбежный эволюционный процесс, связанный с переменами и изменениями привычного образа жизни - Т.П.) игнорировать и пытаются со сноровкой, недооцениваемой нами, сделать, насколько это возможно, постоянными состояния, считаемые ими «первичными» относительно своего развития (выделено нами - Т.П.),.. ».
Эти подходы сыграли в нашем исследовании роль универсальных, фундаментальных. Однако для анализа ряда частных (но от этого не менее важных) аспектов поднятой нами проблемы нами были применены и ряд других подходов, которые можно условно назвать «частными». Выше мы уже не раз упоминали об оригинальной трактовке византийской культурной
традиции и механизмов ее складывания и последующего функционирования, которую предложил российский филолог и культуролог В.М. Живов. В своей концептуальной работе «Особенности рецепции византийской культуры в древней Руси» он предложил считать византийскую культуру и соответствующую ей традицию гетерогенной - согласно его концепции, «правомерно говорить по крайней мере о двух византийских традициях, противостояние которых (мы не вполне согласны с именно такой трактовкой - по нашему мнению, в православном византийском обществе речь могла идти скорее о единстве и борьбе не столько противоположностей, сколько разных трактовок одного и того же - более жесткой и более мягкой, если так можно выразиться - Т.П.) и определяет динамику византийской культуры».
Важность этого положения для нашей проблемы очевидна из следующего высказывания ученого: «Это противостояние имеет принципиальное значение для самой Византии, а в сфере византийско-славянских отношений ставит проблему генезиса усваиваемых славянами элементов в одной из этих традиций: уяснению подлежит не только византийское происхождение от-дельных явлений, но и то, к какой именно византийской культурной традиции они восходят».
Далее, при анализе нарративных источников мы исходили из предложенной видным отечественным медиевистом А.Я. Гуревичем концепции «молчаливого большинства» и, соответственно, «говорящего меньшинства». Его предложение также заключалось в том, чтобы исходить при анализе категорий средневековой культуры из предположения о ее гетерогенности. «Многослойность и противоречивость сознания - достояние любого человека той эпохи, - писал историк, - от схоласта, церковного прелата и профессора университета до простолюдина», при этом, продолжал он свою мысль дальше, «вопрос не сводится ни к противостоянию, ни к взаимодействию культуры образованных и культуры необразованных, «официальной» (в нашем случае христианской, православной, такой, какой она должна быть, исходя из воззрений книжников - Т.П.) и «народной» культуры.».
Тезису о гетерогенности средневековой культуры также соответствует и другое предположение медиевиста - о том, что «в обществе (средневековом - П.Т.), подавляющая часть которого оставалась неграмотной, письменность не служила ни единственным, ни даже определяющим средством человеческой коммуникации», причем «грамотность расценивалась в средневековом обществе как привилегия, как определенное социальное преимущество». И это неизбежно вело к тому, что сама по себе церковь и связанные с ней ментальные и материальные институции раздваивались - можно сказать, что в обществе одновременно сосуществовали «церковь официальная» (такая, какой она должна быть) и «церковь народная» (такая, какая она есть) на самом деле).
Выбирая методы исследования, мы руководствовались соображениями, изложенными в работах таких крупных отечественных ученых-теоретиков исторического познания, как В.Ф. Коломийцев («Методология истории (от источника к исследованию)»), И.Н. Данилевский (в особенности большую пользу нам оказал методологический и источниковедческий разделы его работы «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX - XII вв.)»), О.М. Медушевская («Теория и методология когнитивной истории») и М.М. Кром («Историческая антропология»).
В ходе исследования были использованы сравнительно-исторический, ретроспективный, проблемно-хронологический, синхронный, системно-логический методы и метод аналогий. Применение сравнительно-исторического метода позволило сопоставить особенности протекания общественно-исторических процессов на разных этапах в различных обществах и регионах с целью выявить общее и отличное с дальнейшим обоснованием причин возникновения черт как сходства, так и различия. Ретроспективный метод позволяет вычленить наиболее существенные процессы, факторы и закономерности, отбросив в сторону все несущественное для раскрытия сущности исторического процесса применительно к конкретным условиям. Проблемно-хронологический метод дает возможность соединить в единое целое различные сюжетные линии в их временной последовательности, проследить внутреннюю логику развития событий и явлений, тогда как синхронный - сопоставить явления, имевшие место в различных регионах Земли в одно и тоже время с целью выявить общее и различное в них. Применение системно-логического метода позволяет объективно анализировать в единой системе координат различные исторические сюжеты, внешне, казалось бы, ничем не связанные. Полезным также был и метод исторических аналогий (хотя, конечно, мы применяли его осторожно, памятуя о том, что исторические аналогии - вещь достаточно рискованная).
Источниковую базу исследования составили в первую очередь, как византийские, так и раннесредневековые (увы, не слишком многочисленные) произведения книжности (включая сюда летописи, хроники, анналы и от-дельные литературные произведения церковного и внецерковного круга). Кроме того, нами были использованы также актовые материалы и ряд других документальных источников, Священное Писание и Священное предание и некоторые другие материалы.
И еще одно очень важное обстоятельство, которое также было принято нами во внимание при анализе исторического нарратива. В.В. Колесов и Н.И. Данилевский подчеркнули в своих работах, что язык теснейшим образом связан с уровнем развития мышления как отдельных индивидов, так и целых обществ. «Сначала слова предельно конкретны, употребляются преимущественно в качестве имен собственных. На втором этапе развития языка осуществляется переход к обозначению словами целых классов явлений. В дальнейшем же слово превращается в орудие или средство выработки понятий и тем самым терминологизируется». Не вызывает сомнений тот факт, что язык, которым пользовались раннесредневековые русские книжники, был менее развит и беднее, нежели греческий, и это налагало определенные препятствия и проблемы на пути рецепции византийской культурной традиции на Руси.
Теоретическая и практическая значимость работы
Материалы исследования могут быть использованы как для дальнейших исследований в области изучения политической, социальной и культурной истории Руси и России, так в духовно-просветительской, образовательной и воспитательной деятельности.
Научная новизна исследования заключается в следующем. Сам по себе вопрос о формировании общественно-политической мысли в средневековой Руси и влиянии на этот процесс византийской религиозно-политической доктрины интересовал как отечественных, так и зарубежных ученых давно. Однако исследованиям подвергались в основном вопросы, связанные с формированием концепции «Москва - III Рим» и религиозно-политической доктрины Московского государства в XV-XVII вв. Однако, вместе с тем, проблема воздействия же византийской политической теории на оформление определенной упорядоченной системы идеологических воззрений в Древне-русском государства в свете вопроса о характере рецепции византийских культурных ценностей на Руси изучен значительно хуже. Данный вопрос нуждается в тщательном, всестороннем и комплексном изучении с учетом всех новых идей, появившихся в отечественной и зарубежной науке в последние годы.
На защиту выносятся следующие основные положения:
1. Византийская культурная традиция носила сложный, многоуровневый характер - являлась гетерогенной) и была, с одной стороны, сложна для восприятия варварами в чистом, неадаптированном виде.
2. Адаптация ее к местным условиям определялась стечением кон-кретных исторических условий.
3. Сами византийцы не горели особенным желанием делиться своим сокровенным знанием с варварами, видя в христианизации и приобщении к имперской культуре сугубо прагматические задачи.
4. Раннесредневековая русская культура была не готова воспринять византийскую культуру целиком ни по объективным, ни по субъективным причинам.
5. Характер рецепции основ византийской культурной традиции на Руси определялся особенностями развития раннесредневековй русской государственности и связанной с нею новой христианской культурной традицией, которая не могла существовать без поддержки этого государства.
6. Восприятие византийской культурной традиции носило ярко выраженный выборочный характер.
Апробация исследования была проведена в ходе традиционной Недели науки, проводимой в НИУ БелГУ ежегодно в апреле месяце текущего года, а также в рамках ежегодной международной научно-практической конференции «Евангелие в контексте мировой культуры», а также во время чтения таких учебных курсов, как «История Русской Православной церкви» и «Патристика».
Структура работы носит вполне традиционный характер, определяется целью и задачами, поставленными перед началом работы над темой, и включает в себя Введение, две главы, разбитых на три параграфа каждая, Заключения и списка использованных источников и литературы.
Актуальность данной проблемы напрямую связана с проблемой выбора пути развития современной России. Американский социолог и философ С. Хантингтон в своей нашумевшей работе «Столкновение цивилизаций» сказал в свое время, что «из всех объективных элементов, определяющих цивилизацию, наиболее важным, однако, является религия... Основные цивилизации в человеческой истории в огромной мере отождествлялись с великими религиями мира; и люди общей этнической принадлежности и общего языка, но разного вероисповедания могут вести кровопролитные братоубийственные войны.». И если полагать, что История - и в самом деле учительница жизни, и именно в прошлом закладываются основы нашего настоящего, тем важнее исследование ключевых моментов в истории собственного народа, поскольку именно тогда принимались решения, определяющие его судьбу на века, если не на тысячелетия. Акт Крещения, запустивший процесс христианизации Руси и ее приобщения к наиболее развитой на тот момент византийской культуре и стал ключевым моментом в русской истории, «осевым временем» русской цивилизации. И есть все основания полагать, что принятие Русью православия в конце Х в. и включение ее тем самым в Византийское содружество, отличное и от Даруль-Ислам (мир ислама) и от Pax Latina - и есть такой ключевой момент, «осевое время» русской цивилизации. Ведь, принимая православие, киевский князь Владимир Святославич тем продемонстрировал свое намерение войти, используя Крещение, в качестве равноправного члена в «Византийское содружество», Pax ortohodoxa, «некое сообщество стран и народов с внутренней структурой, системными связями, определившими как его религиозное и культурное, так и политическое единство во главе с императором Константинополя».
Отметим также, что изучение особенностей этого процесса важно еще и потому, что понимание сущности процессов формирования и эволюции духовности средневекового русского общества позволяют в определенной степени дать ответ на вопрос - принадлежит ли Россия Западу, Востоку или же она представляет собой некий вполне самостоятельный организм, «субконтинент», возникший на стыке двух миров. Как следствие, исследования в данной области представляются также весьма полезными и интересными не только с научной, но и с общественной точки зрения, поскольку именно с «негативным» влиянием Византии и византийской культуры и цивилизации многие историки, политологи и культурологи, не говоря уже о журналистах, либерально-демократического направления связывают формирование особенной русской православной цивилизации с присущей культурной непохожестью на существующий в представлении либеральной части современного российского истеблишмента идеальный образец западноевропейской демократии. Сторонники этой концепции исходят из того, что западная демократия и присущие ей институты являются образцовыми, применимыми в любых условиях и на любых территориях, и для того, чтобы современная Россия и российское общество смогло наладить «нормальную» с их точки зрения жизнь, необходимо отказаться от этого «дурного» византийского наследства.
В этой связи возникает вполне закономерный вопрос - а в чем, собственно говоря, заключается пресловутое «византийское наследство», и где находятся его корни в русской культуре и ментальности. Не менее важным представляется также и вопрос о том, насколько византийский опыт, традиция были восприняты на Руси и какое реальное воздействие они оказали на формирование соответствующих средневековых русских общественно-политических институтов и структур. Только исследовав досконально эти проблемы, можно с большей или меньшей степенью уверенностью говорить о степени влияния византинизма как религиозно-политической и культурной системы на становление Русского государства (на ранних этапах его формирования и последующего развития - согласно принятой в историографии схеме, во времена Древней или Киевской Руси, хотя, на наш взгляд, такое наименование не отвечает историческим реалиям, а является своего рода историографическим штампом) как политического и духовного организма и о его положительных и отрицательных сторонах.
Однако сама по себе эта проблема настолько необъятна и многомерна, что разрешить ее в рамках данного исследования не представляется возможным - нельзя объять необъятное, проанализировав все аспекты культурного взаимодействия Руси и Византии, которое продолжалось на протяжении нескольких столетий (в том числе даже и после трагической смерти Византии под натиском турок-османов). Поэтому мы сознательно решили ограничить поле научного поиска. Любое государство в период своего становления испытывает необходимость в формировании определенной политической идеологии и общественной мысли. Этот процесс был обусловлен необходимостью не только определится со своим местом в окружающем мире, но и утвердить себя как некое единство не только в территориальном, но и в духовном отношении («Откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Руская земля стала есть» ). Все это было присуще и Древнерусскому обществу и государству, правящая верхушка которого нуждалась в обосновании своих прав на наследственную власть и на определенный, достаточно высокий, соответствующий претензиям Рюриковичей, статус в системе политических связей и отношений «Содружества».
Перенимая православие в Византии, русичи, казалось, должны были принять сложившуюся к тому времени в ней религиозно-политическую доктрину. Именно эта доктрина, на наш взгляд, составляла важнейшую, цен-тральную часть нового мироощущения (т.е., давала ответ на вопрос «Кто мы и зачем существуем в этом мире?»), и именно она предопределила дальнейший ход развития русской государственности, общества и присущих им политических социальных, экономических и культурных институтов (в том числе и ментальности). Однако именно здесь и присутствуют довольно серьезные разногласия между специалистами и тем более неспециалистами на предмет того, каким было влияние Византии на Русь в этом вопросе и в какой степени, насколько полно (целиком или выборочно, а если выборочно, то насколько выборочно - что именно было взято, а что было отброшено за ненадобностью) .
Два основных полюса можно выделить в этом вопросе - на одном собираются мнения тех, кто уверены в том, что именно византийское влияние стало определяющим и оказало решающее воздействие на формирование религиозно-государственной доктрины в раннесредневековой Руси. При этом, по их мнению, основные, фундаментальные положения византийской доктрины были «трансплантированы», вживлены на русскую почву и дальше начали на ней свое существование как часть русской ментальности. На другом полюсе можно собрать мнения тех, кто полагает, что влияние Византии в этом важнейшем для раннесредневекового государства было отнюдь не решающим, и раннесредневековые русские книжники подошли к этой проблеме выбора весьма избирательно. Представляется, однако, что истина лежит где-то посредине между этими двумя крайностями, хотя, конечно, за давностью лет и явно недостаточно источниковой базе дать однозначный и окончательный ответ на этот вопрос вряд ли возможно. Вместе с тем мы исходим из того, что есть все основания полагать, что и в этом, и других подобных случаях, они подошли к этому избирательно, и на то были как объективные, так и субъективные обстоятельства и факторы. Изучению особенностей процесса рецепции этой доктрины на Руси и степени ее влияния на формирование собственной древнерусской религиозно-политической доктрины как наиболее характерной, отразившейся, как в капле воды, все основные особенности процесса восприятия византийскую культурной традиции на Руси, предполагается посвятить данное исследование, имея конечной его целью формирование авторского видения проблемы и постулирования ряда основополагающих выводов и тезисов, которые могут послужить основой для последующих изысканий в этой области.
Степень разработанности темы. Проблема контактов между Русью и Византией давно интересовало как отечественных, так и зарубежных историков, так как и те, и другие не без оснований полагали, что история Руси и России, особенности складывания русской государственности и общества не-возможно понять, если не принять во внимание византийский фактор. Вместе с тем нельзя не отметить, что в вопросе о степени воздействия византийской культуры на русскую в научном мире нет единства. Ряд авторитетных ученых, византинистов и русистов, полагает, что книжный мир Руси стремился воспринять византийское культурное наследие во всей его полноте, тогда как другие уверены, что русские книжники подходили к этому выборочно. В полной мере это касается такого важного аспекта, без которого немыслимо складывание любого государства, как формирование собственной политической доктрины, которая в тех условиях неизбежно принимала религиозный характер (ибо религия играла в ту эпоху роль связующего звена, стержня, во-круг которого формировалась и эта доктрина, и связанные с ней духовные, социальные и политические институты).
Очевидность этого тезиса была осознана учеными достаточно давно, и, к примеру, проблемы, связанные с анализом и выявлением особенностей византийской религиозно-политической доктрины еще с XIX в. находились в поле зрения как зарубежных, так и отечественных византинистов. Русская византинистика, как духовная, так и светская (представленная, соответственно, профессурой Московской, Санкт-Петербургской и Казанской духовных академий прежде всего и университетской профессурой Москвы, Санкт- Петербурга, Киева, Одессы и Дерпта) сумела существенно продвинуться в этом направлении. Ряд работ может считаться классическими и основополагающими, обязательными для изучения теми, кто намерен и дальше заниматься изучением этих вопросов. К их числу можно отнести труды таких авторов, как, например, А.П. Лебедев, Ф.А. Курганов, И.И. Соколов, А.А. Васильев, Ф.И. Успенский, Н.А. Скабаланович и ряд др. Безусловно, в методологической области, и результирующей своей части эти работы уже успели изрядно устареть (хотя некоторые наблюдения остаются ценными и по сей день), но насыщенность фактурой, опора на широкий круг источников (в том числе редких и труднодоступных), широта охвата и независимость суждений (в меньшей степени это касается профессуры духовных академий) - все это позволяет отнести исследования этих историков к золотому фонду отечественной исторической науки в целом и византинистики в частности (и фонду востребованному, о чем говорит переиздание их наиболее значимых работ в последние 10-15 лет).
В меньшей степени интересующая нас проблема была затронута в до-революционное время применительно к истории Киевской Руси. Пожалуй, единственная, но вместе с тем уникальная по своим достоинствам и во многом не потерявшая своей значимости и в наше время, работа по интересующему нас аспекту - это фундаментальное исследование В.Е. Вальденберга «Древнерусские учения о пределах царской власти». Единственный ее существенный недостаток, на наш взгляд, в том, что автор взялся за рассмотрения интересующего нас вопрос на очень широком временном промежутке - от Крещения Руси до конца XVII в., что, естественно, не позволило ему углубленно рассмотреть генезис проблемы и ее развитие в домонгольской Руси. Однако этот недостаток вполне и с лихвой перекрывается достоинства исследования - и прежде всего смелостью и оригинальностью выводов, полученных на основе анализа широкого круга источников.
Примечательно, но к настоящему времени в отечественной (и отчасти в зарубежной, хотя, на наш взгляд, выводы, полученные зарубежными авторами, как правило, вторичны по отношению к русским - уже по той простой причине, что изучение русской ментальности и ее составляющих должны и могут с наибольшим успехом прежде всего ее носители, т.е. сами русские ученые) в научной литературе разработаны порознь вопросы как становления самой византийской религиозно-политической доктрины и ее преемственности по отношению к античному идейному наследству разработаны в исторической литературе достаточно глубоко , так и проблемы развития общественно-политической мысли в Древней Руси. При этом стоит отметить, что в последние годы наметилась тенденция к проведению сравнительно-исторических изысканий в этой сфере и вышел ряд выдержанных в компаративном духе исследований, позволяющих сравнить особенности протекания схожих по направленности и целеуказанию процессов в славянских политиях раннего Средневековья.
Вместе с тем нельзя сказать, что проблема преемственности между византийскими взглядами на верховную светскую и духовную власть и характер их взаимодействия (теория «симфонии» властей) и аналогичными воззрениями в Древней Руси исследованы достаточно полно и всесторонне. В советское время вопросы, связанные с религиозно-политической и государственной доктриной Киевской Руси, рассматривались через призму марксистской научной парадигмы, которая накладывала определенные ограничения на анализ этого и подобных ему вопросов. В постсоветское время эти ограничения были сняты и исследователи оказались более свободны в выборе как тематики исследований, так и методологии, которая могла быть использована в процессе разработки темы. Однако стоит признать, что, несмотря на определенные положительные подвижки в интересующем нас направлении, существующие взгляды на данную проблему нуждаются в дальнейшей углубленной проработке, особенно в свете того, что проблемы формирования русской религиозно-политической доктрины в постмонгольское время в последние годы хотя и становились объектом пристального внимания исследователей, однако в свете новых подходов к рассмотрению вопросов, связанных с развитием средневековой ментальности, в данной области есть что сказать. Поэтому имеет смысл продолжить разыскания в этой сфере.
Актуальность исследования определяет его предмет и объект. Объектом нашего исследования выступают особенности формирования средневековой русской культуры и системы ценностей и влияния на этот процесс византийского культурного импульса.
Предметом же предпринятого нами исследования являются особенности рецепции византийских культурных ценностей в средневековой Руси и формирования самобытной и оригинальной раннесредневековой русской культуры, рассмотренные как в целом - как комплекс, так и в частности, на примере религиозно-политической доктрины как основной, фундаментальной составляющей византийской культурной традиции.
Предмет и объект исследования вкупе с актуальностью задают цель работы. Последняя заключается прежде всего в том, чтобы, исследовав особенности природы и характера рецепции византийских культурных ценностей в раннесредневековой Руси, показать (в том числе и на конкретном примере восприятия основных положений византийской религиозно-политической доктрины) особенности формирования раннесредневековой русской культуры, продемонстрировав новый, оригинальный авторский подход к изучению этой проблемы, основанный на новых методологических подходах и приемах.
Столь сложная цель определяет и соответствующие задачи предпринятого нами следования. Они заключаются в следующем:
> Исследовать особенности формирования византийского культурного наследия в эпоху раннего Средневековья;
> Исследовать особенности христианизации средневековой Руси и формирования христианской культуры в домонгольской Руси
> Рассмотреть византийское учение об особенностях взаимоотношений церкви и государства;
> Рассмотреть содержание средневековой русской религиозно-политической доктрины ;
>Выявить и рассмотреть степень воздействия византийских идей и ценностей на особенности формирования средневековой русской религиозно-политической доктрины;
>Предложить авторское видение проблемы рецепции византийских культурных ценностей в средневековой Руси.
Методология исследования. Методологической основой исследования послужили главные принципы исторической науки - историзм, предполагающий конкретное изучение общественно-исторического явления в процессе его развития и во всех его взаимосвязях, со всесторонним анализом и оценкой фактов; объективность, нацеленная прежде всего на комплексное изучение и анализ как негативных, так и позитивных аспектов исторического явления; достоверность, основанная на привлечении широкой источниковой базы; всесторонность и комплексность исследования вкупе с системностью.
Руководствуясь этими принципами, мы подошли к выбору методологических подходов. Тема нашего исследовательского проекта целиком и полностью относится к цивилизационной проблематике. Не вызывает сомнения тот факт, что на протяжении большей части своего существования православный византийский мир занимал в истории мировой цивилизации особое место. Находясь между миром Запада и миром Востока, между миром католицизма и миром ислама, выступая в качестве оплота восточного варианта христианства - православия - византийский мир и присущая ему культура (которая, в свою очередь, о чем подробнее будет сказано ниже, стала результатом синтеза двух начал, позднеантичного греко-римского или классического, и раннехристианского ближневосточного. При этом первый «тренд» носил достаточно ярко выраженный аристократический, элитарный характер, тогда как второй - в большей степени «демократический», «плебейский») стал тем фундаментом, на котором вырос целый ряд обществ, объединенных единством веры и в известной степени культуры - другими словами говоря, византийцы способствовали рождению православного мира, православной цивилизации с ее характерными чертами и отличиями от как западной, католической (и протестантской как производной от католической), так и исламской (в ее основных суннитской и шиитской вариациях).
Исходя из этих положений, мы и решили положить в основу нашей работы именно цивилизационный подход как основного для предпринятого нами исследования. Данный подход, на наш взгляд, в наилучшей степени позволяет отразить культурно-исторические особенности формирования и развития конкретного, в данном случае, древнерусского общества. Такой подход тем более важен, если учесть, что к моменту начала формирования древнерусского общества как социо-культурной и политической общности в окружающем его мире (подчеркнем это еще раз) уже сложились в общих чертах три, говоря современным языком, цивилизационных проекта - исламский, западноевропейский (который после церковной схизмы 1054 г. становится католическим) и византийско-православный («Византийское содружество наций» - термин, введенный в научный оборот британским византинистом русского происхождения Дм. Оболенским ).
Вместе с тем мы полагаем, что не имеем права отказываться от формационного подхода, поскольку полагаем, что всемирно-исторический процесс является единым целым, и в нем действуют одни и те же закономерности. Использование этих подходов позволило органично соединить их достоинства, совместить такие фундаментальные научные принципы, как историзм, объективность и логичность, избежать искажений при воссоздании реальной картины протекания исторических процессов в прошлом, максимально учесть все основные факторы, оказывающие воздействие на исторический процесс - от географического и природно-климатического до духовного.
Применение цивилизационного и формационного подходов в комплексе позволяют исследовать реально совершавшийся исторический процесс в действительной системе координат и оценить итоги развития исторических явлений по их промежуточным и конечным результатам, а также по их соответствию действительным национально-государственным интересам.
Помимо этого, мы руководствовались также тезисом французского социолога и антрополога К. Леви-Стросса о существовании «горячих» и «холодных» обществ. «Одни из них («холодные» - Т.П.) стремятся, - писал исследователь, - благодаря институтам, к которым они привязаны, аннулировать, квазиавтоматически, то действие, что могли бы оказать на их равновесие и непрерывность исторические факторы; другие («горячие» - Т.П.) решительно интериоризуют историческое становление, чтобы сделать из него двигатель своего развития». Раннесредневековое русской общество, несомненно, в рамках этой классификации, принадлежало к типу «холодных», с присущим для обществ такого вида консерватизмом и настороженным отношением (а то и неприятием, пассивным или активным) к разного рода новшествам, в особенности фундаментальным (об этом подробнее будет сказано ниже). И еще одно важное замечание, непосредственно касающееся нашей проблемы и вытекающее из этой классификации. По словам Леви-Стросса, «холодные» общества (называемые нами по этой причине первобытными), желают его (неизбежный эволюционный процесс, связанный с переменами и изменениями привычного образа жизни - Т.П.) игнорировать и пытаются со сноровкой, недооцениваемой нами, сделать, насколько это возможно, постоянными состояния, считаемые ими «первичными» относительно своего развития (выделено нами - Т.П.),.. ».
Эти подходы сыграли в нашем исследовании роль универсальных, фундаментальных. Однако для анализа ряда частных (но от этого не менее важных) аспектов поднятой нами проблемы нами были применены и ряд других подходов, которые можно условно назвать «частными». Выше мы уже не раз упоминали об оригинальной трактовке византийской культурной
традиции и механизмов ее складывания и последующего функционирования, которую предложил российский филолог и культуролог В.М. Живов. В своей концептуальной работе «Особенности рецепции византийской культуры в древней Руси» он предложил считать византийскую культуру и соответствующую ей традицию гетерогенной - согласно его концепции, «правомерно говорить по крайней мере о двух византийских традициях, противостояние которых (мы не вполне согласны с именно такой трактовкой - по нашему мнению, в православном византийском обществе речь могла идти скорее о единстве и борьбе не столько противоположностей, сколько разных трактовок одного и того же - более жесткой и более мягкой, если так можно выразиться - Т.П.) и определяет динамику византийской культуры».
Важность этого положения для нашей проблемы очевидна из следующего высказывания ученого: «Это противостояние имеет принципиальное значение для самой Византии, а в сфере византийско-славянских отношений ставит проблему генезиса усваиваемых славянами элементов в одной из этих традиций: уяснению подлежит не только византийское происхождение от-дельных явлений, но и то, к какой именно византийской культурной традиции они восходят».
Далее, при анализе нарративных источников мы исходили из предложенной видным отечественным медиевистом А.Я. Гуревичем концепции «молчаливого большинства» и, соответственно, «говорящего меньшинства». Его предложение также заключалось в том, чтобы исходить при анализе категорий средневековой культуры из предположения о ее гетерогенности. «Многослойность и противоречивость сознания - достояние любого человека той эпохи, - писал историк, - от схоласта, церковного прелата и профессора университета до простолюдина», при этом, продолжал он свою мысль дальше, «вопрос не сводится ни к противостоянию, ни к взаимодействию культуры образованных и культуры необразованных, «официальной» (в нашем случае христианской, православной, такой, какой она должна быть, исходя из воззрений книжников - Т.П.) и «народной» культуры.».
Тезису о гетерогенности средневековой культуры также соответствует и другое предположение медиевиста - о том, что «в обществе (средневековом - П.Т.), подавляющая часть которого оставалась неграмотной, письменность не служила ни единственным, ни даже определяющим средством человеческой коммуникации», причем «грамотность расценивалась в средневековом обществе как привилегия, как определенное социальное преимущество». И это неизбежно вело к тому, что сама по себе церковь и связанные с ней ментальные и материальные институции раздваивались - можно сказать, что в обществе одновременно сосуществовали «церковь официальная» (такая, какой она должна быть) и «церковь народная» (такая, какая она есть) на самом деле).
Выбирая методы исследования, мы руководствовались соображениями, изложенными в работах таких крупных отечественных ученых-теоретиков исторического познания, как В.Ф. Коломийцев («Методология истории (от источника к исследованию)»), И.Н. Данилевский (в особенности большую пользу нам оказал методологический и источниковедческий разделы его работы «Древняя Русь глазами современников и потомков (IX - XII вв.)»), О.М. Медушевская («Теория и методология когнитивной истории») и М.М. Кром («Историческая антропология»).
В ходе исследования были использованы сравнительно-исторический, ретроспективный, проблемно-хронологический, синхронный, системно-логический методы и метод аналогий. Применение сравнительно-исторического метода позволило сопоставить особенности протекания общественно-исторических процессов на разных этапах в различных обществах и регионах с целью выявить общее и отличное с дальнейшим обоснованием причин возникновения черт как сходства, так и различия. Ретроспективный метод позволяет вычленить наиболее существенные процессы, факторы и закономерности, отбросив в сторону все несущественное для раскрытия сущности исторического процесса применительно к конкретным условиям. Проблемно-хронологический метод дает возможность соединить в единое целое различные сюжетные линии в их временной последовательности, проследить внутреннюю логику развития событий и явлений, тогда как синхронный - сопоставить явления, имевшие место в различных регионах Земли в одно и тоже время с целью выявить общее и различное в них. Применение системно-логического метода позволяет объективно анализировать в единой системе координат различные исторические сюжеты, внешне, казалось бы, ничем не связанные. Полезным также был и метод исторических аналогий (хотя, конечно, мы применяли его осторожно, памятуя о том, что исторические аналогии - вещь достаточно рискованная).
Источниковую базу исследования составили в первую очередь, как византийские, так и раннесредневековые (увы, не слишком многочисленные) произведения книжности (включая сюда летописи, хроники, анналы и от-дельные литературные произведения церковного и внецерковного круга). Кроме того, нами были использованы также актовые материалы и ряд других документальных источников, Священное Писание и Священное предание и некоторые другие материалы.
И еще одно очень важное обстоятельство, которое также было принято нами во внимание при анализе исторического нарратива. В.В. Колесов и Н.И. Данилевский подчеркнули в своих работах, что язык теснейшим образом связан с уровнем развития мышления как отдельных индивидов, так и целых обществ. «Сначала слова предельно конкретны, употребляются преимущественно в качестве имен собственных. На втором этапе развития языка осуществляется переход к обозначению словами целых классов явлений. В дальнейшем же слово превращается в орудие или средство выработки понятий и тем самым терминологизируется». Не вызывает сомнений тот факт, что язык, которым пользовались раннесредневековые русские книжники, был менее развит и беднее, нежели греческий, и это налагало определенные препятствия и проблемы на пути рецепции византийской культурной традиции на Руси.
Теоретическая и практическая значимость работы
Материалы исследования могут быть использованы как для дальнейших исследований в области изучения политической, социальной и культурной истории Руси и России, так в духовно-просветительской, образовательной и воспитательной деятельности.
Научная новизна исследования заключается в следующем. Сам по себе вопрос о формировании общественно-политической мысли в средневековой Руси и влиянии на этот процесс византийской религиозно-политической доктрины интересовал как отечественных, так и зарубежных ученых давно. Однако исследованиям подвергались в основном вопросы, связанные с формированием концепции «Москва - III Рим» и религиозно-политической доктрины Московского государства в XV-XVII вв. Однако, вместе с тем, проблема воздействия же византийской политической теории на оформление определенной упорядоченной системы идеологических воззрений в Древне-русском государства в свете вопроса о характере рецепции византийских культурных ценностей на Руси изучен значительно хуже. Данный вопрос нуждается в тщательном, всестороннем и комплексном изучении с учетом всех новых идей, появившихся в отечественной и зарубежной науке в последние годы.
На защиту выносятся следующие основные положения:
1. Византийская культурная традиция носила сложный, многоуровневый характер - являлась гетерогенной) и была, с одной стороны, сложна для восприятия варварами в чистом, неадаптированном виде.
2. Адаптация ее к местным условиям определялась стечением кон-кретных исторических условий.
3. Сами византийцы не горели особенным желанием делиться своим сокровенным знанием с варварами, видя в христианизации и приобщении к имперской культуре сугубо прагматические задачи.
4. Раннесредневековая русская культура была не готова воспринять византийскую культуру целиком ни по объективным, ни по субъективным причинам.
5. Характер рецепции основ византийской культурной традиции на Руси определялся особенностями развития раннесредневековй русской государственности и связанной с нею новой христианской культурной традицией, которая не могла существовать без поддержки этого государства.
6. Восприятие византийской культурной традиции носило ярко выраженный выборочный характер.
Апробация исследования была проведена в ходе традиционной Недели науки, проводимой в НИУ БелГУ ежегодно в апреле месяце текущего года, а также в рамках ежегодной международной научно-практической конференции «Евангелие в контексте мировой культуры», а также во время чтения таких учебных курсов, как «История Русской Православной церкви» и «Патристика».
Структура работы носит вполне традиционный характер, определяется целью и задачами, поставленными перед началом работы над темой, и включает в себя Введение, две главы, разбитых на три параграфа каждая, Заключения и списка использованных источников и литературы.
Приступая к работе над темой, мы, как уже было отмечено выше, руководствовались несколькими базовыми тезисами. Одним из важнейших из них мы считали и продолжаем считать тезис о гетерогенности средневековой культуры - при этом неважно, говорим ли мы о византийской культуре (см. рассуждения В.М. Живова) или средневековой западноевропейской (см. аналогичные высказывания А.Я. Гуревича). Сам факт того, что разные ученые, работающие в разных и достаточно далеких друг от друга сферах, пришли к одинаковым по своей сути выводам, говорит о том, что то не простое совпадение, но некая закономерность. Применив эту закономерность к анализу процесса формирования и дальнейшего развития раннесредневековой русской (христианской) культуры, мы в итоге пришли к серии любопытных и, на наш взгляд, неординарных выводов, несколько отличающихся от того, что принято было ранее писать о древнерусской культуре и характерных чертах ее генезиса и последующей эволюции.
Прежде всего, принимая за основу предположение, что раннесредневековая русская культура (термин «древнерусская» мы считаем неудачным ис-торическим конструктом) в том виде, в каком она перед нами предстает, формировалась под явным влиянием византийской культурной традиции, тем не менее, мы полагаем, что сам по себе процесс этот был не настолько однозначен, как может представиться на первый взгляд. Во-первых, как уже было отмечено выше, сама по себе византийская культура была неоднородна в своей основе, и включала в себя две разные по происхождению, структуре, содержанию и целеполаганию традиции - условно говоря, «аскетическую» и «гуманистическую» (термины В.М. Живова). При этом, по меткому замечания С. Франклина (сказанному по другому поводу, но, как мы полагаем, вполне могущему быть отнесенным и к нашему случаю), «между одним и другим находилась целая серия более или менее жестко связанных друг с другом «текстовых обществ», для которых заимствованные списки правил служили принятой точкой отсчета». Эта «размытость» граней между полю-сами имела как свои положительные, так и отрицательные стороны - в частности, в русском случае она позволяла раннесредневековым русским книжникам быть более свободными в выборе.
Во-вторых, сам по себе процесс генезиса новой русской культуры про-ходил в условиях, позволим себе использовать такой словооборот, «культур-ной целины» (и это положение мы считаем одним из важнейших в нашей проблеме). Если Византия, Новый, II Рим, выступала непосредственным преемником и наследником Рима Ветхого, I, и культурная традиция, несмотря на все катаклизмы, здесь никогда не прерывалась полностью, а на территории немалой части Западной Европы «почва» была изрядно возделана римлянами (в результате чего варвары, расселяясь в той же Галлии или Испании с Италией, попадали в среду, уже романизированную, да и сами варвары уже многому научились у римлян за несколько веков общения), то территория Во-сточной Европы в этом плане была совершенно «невозделана», находясь на очень далекой периферии Рима. Естественно, что это не могло не сказаться на особенностях становления раннесредневековой русской культуры.
В-третьих, гетерогенность средневековой культуры предполагает также и одновременное сосуществование элитарной культуры, культуры книжной, запечатленной в текстах (образующей вершину айсберга), и культуры, условно говоря, «народной», бесписьменной, отраженной в текстах лишь косвенно, опосредованно. И эта «другая» культура, имеющая неофициальный статус, отличалась от первой прежде всего своим консерватизмом и архаичностью, что было связано с образом жизни и деятельностью большей части средневекового социума, аграрного по своим занятиям и традиционного по воззрениям. Влияние «верхушки айсберга» на эту его часть было, судя по всему, весьма относительным. Безусловно, церковь, пользуясь поддержкой государства и имея на руках достаточно отработаны к тому времени арсеналсредств убеждения, сумела существенно потеснить «другую» культуру, выдавив ее на обочину культурной жизни социума. Однако, вместе с тем, в процессе этого вытеснения «другая» культура сумела оказать определенное воздействие на «верхушку», привнеся в нее некоторые свои элементы ( за счет отмеченного С. Франклином эффекта плавного перетока от одного «полюса» к «другому»). Остается, правда, вопрос о том, насколько сильным было это влияние, и в качестве рабочей гипотезы мы бы предположили, что, пожалуй, в меньшей степени, чем, предположим, на западе Европы.
Почему мы так считаем? На наш взгляд, дело в том, что в условиях, когда по вполне объективным причинам на Руси возобладала «аскетическая» византийская традиция с ее нацеленностью на «акривию», на точное соблюдение церковных канонов, языческая традиция имела меньше шансов устоять перед давлением новых культурных ценностей (и история раннесредневековой русской книжности это косвенно подтверждает). Кроме того, за античной языческой традицией стояла многовековая история, отраженная в том числе и в текстах, да и сама эта традиция представляла собой систему, хорошо организованную и структурированную по сравнению с древнеславянским язычеством. Наконец, в процессе переселения славян на восток Европы неизбежно происходило разрушение и переформатирование прежних социальных связей и структур, что также неблагоприятно влияло на сохранение и воспроизводство языческой традиции.
В этой связи стоит обратить внимание и на еще один очень важный аспект христианизации Руси. Обращение Руси к христианству, к православию, носило долгое время ярко выраженный элитарный характер. Мультикультурная, полиэтничная, подвижная и «открытая» внешним влияниям формирующаяся элита раннесредневекового русского социума, будучи к тому же еще и достаточно немногочисленной, была в плане принятия новых ценностей более «подготовленной», нежели основная масса населения раннесредневекового Русского государства. Ей было проще вслед за князем принять новую веру и связанные с ней установки и ценности, чем посадским и тем более поселянам. При этом не стоит забывать и о том, что слабость, неформальность власти киевских князей (в немалой степени покоившейся на определенном консенсусе, «общественном договоре») с местными элитами также не позволяла им навязывать свое видение мира «земле». Следовательно, насильственная христианизация, подобная той, которую осуществил Карл Великий по отношению к саксам, не имела перспективы (во всяком случае, на первых порах). Поэтому, несмотря на то, что власть демонстрировала благожелательное отношение к церкви и ее действиям и всячески старалась поддержать ее финансово, материально и пусть и небольшим, но административным ресурсом (как это сделал, к примеру, Ярослав Мудрый в 1024 г. (?), когда на Суздальщине «изъимав волхвы, расточи, а другыя показни», или как Ян Вышатич в тех же краях спустя почти полстолетия ), церковь была вынуждена полагаться на свои возможности, адаптируя христианское вероучение к местным традициям и обычаям. Эта адаптация была тем более необходима, если принять во внимание, что само по себе византийское православие, в особенности в его «аскетическом» переложении, зародилось и развивалось в совершенно другой природной, социальной и экономической среде и уже в силу этого не могло быть в чистом виде пересажено («трансплантировано») на русскую почву. Такой «нерайонированный» росток, посаженный к тому же не совершенно неподготовленную почву, долго бы не протянул и засох. Однако такая адаптация (включая сюда и своеобразную византийскую «предадаптацию», заключавшуюся в своего рода создания, вряд ли целенаправленно, но, тем не менее, «выборки» из тех ценностей, которые должны были быть перенесены на русскую почву) имела и определенные положительные последствия - так, например, С.С. Аверинцев указывал, что, поскольку русская культура не унаследовала византийских догматических контроверз (поскольку «окультурирование» Руси носило ярко выраженный, по словам В.М. Живова, катехитический характер ), «вплоть до эпохи св. Иосифа Волоцкого, то есть до конца XV века и начала XVI века, на Руси не было достаточно серьезных проблем с ересями».
Однако это не случилось. Вместо такого печального сценария мы видим другое - трудами киевских князей и их окружения, немногочисленных на первых порах иерархов русской церкви и столь же немногочисленных подвижников (и отмеченные С.С. Аверинцевым особенности русского типа святости связаны были в первую очередь с выделенными на ми особенностями евангелизации Руси) в течение первых веков существования христианства на Русской земле формируется новая, достаточно самобытная культурная традиция, в основе своей христианская, православная, но вместе с тем с уже выраженным национальным колоритом (о чем свидетельствует, в частности, опыт адаптации к конкретным русским условиям основных положений византийской религиозно-политической доктрины). И эта традиция становится той основой, уже имеющей априори определенный, освященный опытом предшествующих поколений авторитет и влияние, на которой в дальнейшем и будет развиваться русская культура
Прежде всего, принимая за основу предположение, что раннесредневековая русская культура (термин «древнерусская» мы считаем неудачным ис-торическим конструктом) в том виде, в каком она перед нами предстает, формировалась под явным влиянием византийской культурной традиции, тем не менее, мы полагаем, что сам по себе процесс этот был не настолько однозначен, как может представиться на первый взгляд. Во-первых, как уже было отмечено выше, сама по себе византийская культура была неоднородна в своей основе, и включала в себя две разные по происхождению, структуре, содержанию и целеполаганию традиции - условно говоря, «аскетическую» и «гуманистическую» (термины В.М. Живова). При этом, по меткому замечания С. Франклина (сказанному по другому поводу, но, как мы полагаем, вполне могущему быть отнесенным и к нашему случаю), «между одним и другим находилась целая серия более или менее жестко связанных друг с другом «текстовых обществ», для которых заимствованные списки правил служили принятой точкой отсчета». Эта «размытость» граней между полю-сами имела как свои положительные, так и отрицательные стороны - в частности, в русском случае она позволяла раннесредневековым русским книжникам быть более свободными в выборе.
Во-вторых, сам по себе процесс генезиса новой русской культуры про-ходил в условиях, позволим себе использовать такой словооборот, «культур-ной целины» (и это положение мы считаем одним из важнейших в нашей проблеме). Если Византия, Новый, II Рим, выступала непосредственным преемником и наследником Рима Ветхого, I, и культурная традиция, несмотря на все катаклизмы, здесь никогда не прерывалась полностью, а на территории немалой части Западной Европы «почва» была изрядно возделана римлянами (в результате чего варвары, расселяясь в той же Галлии или Испании с Италией, попадали в среду, уже романизированную, да и сами варвары уже многому научились у римлян за несколько веков общения), то территория Во-сточной Европы в этом плане была совершенно «невозделана», находясь на очень далекой периферии Рима. Естественно, что это не могло не сказаться на особенностях становления раннесредневековой русской культуры.
В-третьих, гетерогенность средневековой культуры предполагает также и одновременное сосуществование элитарной культуры, культуры книжной, запечатленной в текстах (образующей вершину айсберга), и культуры, условно говоря, «народной», бесписьменной, отраженной в текстах лишь косвенно, опосредованно. И эта «другая» культура, имеющая неофициальный статус, отличалась от первой прежде всего своим консерватизмом и архаичностью, что было связано с образом жизни и деятельностью большей части средневекового социума, аграрного по своим занятиям и традиционного по воззрениям. Влияние «верхушки айсберга» на эту его часть было, судя по всему, весьма относительным. Безусловно, церковь, пользуясь поддержкой государства и имея на руках достаточно отработаны к тому времени арсеналсредств убеждения, сумела существенно потеснить «другую» культуру, выдавив ее на обочину культурной жизни социума. Однако, вместе с тем, в процессе этого вытеснения «другая» культура сумела оказать определенное воздействие на «верхушку», привнеся в нее некоторые свои элементы ( за счет отмеченного С. Франклином эффекта плавного перетока от одного «полюса» к «другому»). Остается, правда, вопрос о том, насколько сильным было это влияние, и в качестве рабочей гипотезы мы бы предположили, что, пожалуй, в меньшей степени, чем, предположим, на западе Европы.
Почему мы так считаем? На наш взгляд, дело в том, что в условиях, когда по вполне объективным причинам на Руси возобладала «аскетическая» византийская традиция с ее нацеленностью на «акривию», на точное соблюдение церковных канонов, языческая традиция имела меньше шансов устоять перед давлением новых культурных ценностей (и история раннесредневековой русской книжности это косвенно подтверждает). Кроме того, за античной языческой традицией стояла многовековая история, отраженная в том числе и в текстах, да и сама эта традиция представляла собой систему, хорошо организованную и структурированную по сравнению с древнеславянским язычеством. Наконец, в процессе переселения славян на восток Европы неизбежно происходило разрушение и переформатирование прежних социальных связей и структур, что также неблагоприятно влияло на сохранение и воспроизводство языческой традиции.
В этой связи стоит обратить внимание и на еще один очень важный аспект христианизации Руси. Обращение Руси к христианству, к православию, носило долгое время ярко выраженный элитарный характер. Мультикультурная, полиэтничная, подвижная и «открытая» внешним влияниям формирующаяся элита раннесредневекового русского социума, будучи к тому же еще и достаточно немногочисленной, была в плане принятия новых ценностей более «подготовленной», нежели основная масса населения раннесредневекового Русского государства. Ей было проще вслед за князем принять новую веру и связанные с ней установки и ценности, чем посадским и тем более поселянам. При этом не стоит забывать и о том, что слабость, неформальность власти киевских князей (в немалой степени покоившейся на определенном консенсусе, «общественном договоре») с местными элитами также не позволяла им навязывать свое видение мира «земле». Следовательно, насильственная христианизация, подобная той, которую осуществил Карл Великий по отношению к саксам, не имела перспективы (во всяком случае, на первых порах). Поэтому, несмотря на то, что власть демонстрировала благожелательное отношение к церкви и ее действиям и всячески старалась поддержать ее финансово, материально и пусть и небольшим, но административным ресурсом (как это сделал, к примеру, Ярослав Мудрый в 1024 г. (?), когда на Суздальщине «изъимав волхвы, расточи, а другыя показни», или как Ян Вышатич в тех же краях спустя почти полстолетия ), церковь была вынуждена полагаться на свои возможности, адаптируя христианское вероучение к местным традициям и обычаям. Эта адаптация была тем более необходима, если принять во внимание, что само по себе византийское православие, в особенности в его «аскетическом» переложении, зародилось и развивалось в совершенно другой природной, социальной и экономической среде и уже в силу этого не могло быть в чистом виде пересажено («трансплантировано») на русскую почву. Такой «нерайонированный» росток, посаженный к тому же не совершенно неподготовленную почву, долго бы не протянул и засох. Однако такая адаптация (включая сюда и своеобразную византийскую «предадаптацию», заключавшуюся в своего рода создания, вряд ли целенаправленно, но, тем не менее, «выборки» из тех ценностей, которые должны были быть перенесены на русскую почву) имела и определенные положительные последствия - так, например, С.С. Аверинцев указывал, что, поскольку русская культура не унаследовала византийских догматических контроверз (поскольку «окультурирование» Руси носило ярко выраженный, по словам В.М. Живова, катехитический характер ), «вплоть до эпохи св. Иосифа Волоцкого, то есть до конца XV века и начала XVI века, на Руси не было достаточно серьезных проблем с ересями».
Однако это не случилось. Вместо такого печального сценария мы видим другое - трудами киевских князей и их окружения, немногочисленных на первых порах иерархов русской церкви и столь же немногочисленных подвижников (и отмеченные С.С. Аверинцевым особенности русского типа святости связаны были в первую очередь с выделенными на ми особенностями евангелизации Руси) в течение первых веков существования христианства на Русской земле формируется новая, достаточно самобытная культурная традиция, в основе своей христианская, православная, но вместе с тем с уже выраженным национальным колоритом (о чем свидетельствует, в частности, опыт адаптации к конкретным русским условиям основных положений византийской религиозно-политической доктрины). И эта традиция становится той основой, уже имеющей априори определенный, освященный опытом предшествующих поколений авторитет и влияние, на которой в дальнейшем и будет развиваться русская культура
Подобные работы
- ВИЗАНТИЙСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ И ДРЕВНЕРУССКАЯ
КУЛЬТУРА: ОСОБЕННОСТИ И ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Магистерская диссертация, культурология. Язык работы: Русский. Цена: 5750 р. Год сдачи: 2016 - Церковная архитектура древней Руси: проблема византийского влияния
Дипломные работы, ВКР, история . Язык работы: Русский. Цена: 4215 р. Год сдачи: 2017 - Особенности музеефикации памятников архитектуры (на примере Великого Новгорода и Пскова)
Дипломные работы, ВКР, философия. Язык работы: Русский. Цена: 4230 р. Год сдачи: 2016 - СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СЕМЕЙНЫХ ТРАДИЦИЙ И ЦЕННОСТЕЙ
Дипломные работы, ВКР, педагогика. Язык работы: Русский. Цена: 4850 р. Год сдачи: 2017 - Особенности музеефикации памятников архитектуры (на примере Великого Новгорода и Пскова)
Дипломные работы, ВКР, культурология. Язык работы: Русский. Цена: 4345 р. Год сдачи: 2016 - ВЛИЯНИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ ФОРТИФИКАЦИОННОЙ ШКОЛЫ НА СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ДРЕВНЕРУССКИХ КРЕПОСТНЫХ СООРУЖЕНИЙ
Дипломные работы, ВКР, история . Язык работы: Русский. Цена: 6100 р. Год сдачи: 2017 - Среднеазиатские элементы материальной культуры на территории Волго-Камья
Дипломные работы, ВКР, история . Язык работы: Русский. Цена: 6300 р. Год сдачи: 2018 - Эволюция языческой мифологии
Дипломные работы, ВКР, история . Язык работы: Русский. Цена: 6300 р. Год сдачи: 2018 - ДРЕВНЕРУССКИЕ СПИСКИ АПОСТОЛА XII-XIV ВВ.: ИССЛЕДОВАНИЕ ГРАФИКО-ОРФОГРАФИЧЕСКИХ СИСТЕМ И ПОДГОТОВКА ИНТЕРНЕТ-ИЗДАНИЯ
Магистерская диссертация, филология. Язык работы: Русский. Цена: 4900 р. Год сдачи: 2019
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
Каталог работ (149577)
- Бакалаврская работа (38342)
- Диссертация (978)
- Магистерская диссертация (22138)
- Дипломные работы, ВКР (60355)
- Главы к дипломным работам (2138)
- Курсовые работы (10522)
- Контрольные работы (6265)
- Отчеты по практике (1357)
- Рефераты (1481)
- Задачи, тесты, ПТК (631)
- Ответы на вопросы (155)
- Статьи, Эссе, Сочинения (942)
- Бизнес-планы (51)
- Презентации (106)
- РГР (84)
- Авторефераты (РГБ) (1692)
- Диссертации (РГБ) (1882)
- Прочее (458)
Новости
06.01.2018
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь в выполнении учебных и научных работ на заказ ОФОРМИТЬ ЗАКАЗ
дальше»» Все новости
Статьи
- Где лучше заказывать диссертации и дипломные?
- Выполнение научных статей
- Подготовка диссертаций
- Подводные камни при написании магистерской работы
- Помощь в выполнении дипломных работ
»» Все статьи
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
