Помощь студентам в учебе
«ТОТАЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ» ЭРНСТА ЮНГЕРА КАК ПРОЕКТ МОДЕРНОСТИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
|
Введение 3
Глава I. Характеристика источников и историография 41
Глава II. «Тотальная мобилизация»: Концепция «нового человека» 64
Война как новая форма жизни и Воин 64
Техника и Рабочий 84
Глава III. «Тотальная мобилизация»: концепция нового мира 99
III.1 Ценности нового мира 99
Формы познания нового мира 109
«Тотальная мобилизация» как метанарратив модерна 126
Заключение 138
Список использованных источников и литературы 143
Глава I. Характеристика источников и историография 41
Глава II. «Тотальная мобилизация»: Концепция «нового человека» 64
Война как новая форма жизни и Воин 64
Техника и Рабочий 84
Глава III. «Тотальная мобилизация»: концепция нового мира 99
III.1 Ценности нового мира 99
Формы познания нового мира 109
«Тотальная мобилизация» как метанарратив модерна 126
Заключение 138
Список использованных источников и литературы 143
Настоящая работа представляет собой исследование исторического письменного памятника – раннего творчества Эрнста Юнгера 1920-30-х гг. ХХ века. Эрнст Юнгер – немецкий мыслитель, ставший современником XX столетия: он родился в 1895 г. и умер в 1998 г., не дожив до 103-летия чуть более месяца. Его раннее политико-философское творчество охватывает период от первой мировой войны, проходит через Веймарскую республику и заканчивается установлением нацистского режима в Германии. Э. Юнгер – выдающаяся личность германской истории XX в., чьи интеллектуальные усилия направлены на ее преобразование, и именно в этом его значение для ее понимания. Его письменное наследие представляет собой интеллектуальную рефлексию исторического времени. Под историческим временем в данной работе понимается период кризиса классического модерна, наступление которого было в полной мере осознано европейскими интеллектуалами по окончании первой мировой войны. Великая французская революция положила начало процессу национализации масс, который после окончания первой мировой войны перетек в новое качество и стал обозначаться при помощи термина «мобилизация масс».
Как справедливо пишет российский философ В.А. Лекторский, «человеческие действия не только производят и воспроизводят социальные структуры, но в свою очередь сами обусловлены последними». Через исследование наследия Э. Юнгера предпринимается попытка осуществить реконструкцию его модернистского проекта. Тот факт, что он не был реализован не вводит автора данной работы в смущение, поскольку, как известно, в открытых, сложно организованных системах возможно появление нескольких сценариев развития. Если сложно организованная система выбрала один из возможных сценариев, это могло быть обусловлено неким случайным событием, которое нельзя было предвидеть заранее. Но когда это событие произошло и стало известным исследователю, поведение системы в прошлом может быть объяснено.
Таким образом, в данной работе предпринята попытка не только изучить интеллектуальную рефлексию Э. Юнгера, реконструировать один из модернистских проектов, но и установить его влияние на общественное развитие Германии в 1920-30-х гг., а также внести вклад в изучение исторических и политических процессов в переходные периоды германской истории. Тем самым, в более широком контексте исторического исследования изучается положение человека в обществе, конкретной жизненной ситуации.
Юнгеровский проект «тотальной мобилизации» – одна из типичных реакций интеллектуалов на кризис модерна, персонализированный ответ на вызовы рефлексивной модернизации. В отличие от нацистских, фашистских, либеральных, советских политических проектов юнгеровский проект никогда не был реализован. Он так и остался на уровне интеллектуальной рефлексии. Более того, сам Э. Юнгер при всех режимах в Германии являлся интеллектуальным изгоем для политической власти и кумиром диссиденствующей интеллигенции. Тем не менее, не следует недооценивать значение трудов Э. Юнгера. Как отмечает, Г. Ленк, «знание и действие связаны и пересекаются…» Э. Юнгер обладал потрясающим чутьем в отношении социальных и политических процессов, что позволяло ему в ряде случаев предвосхищать развитие событий, обобщать и предсказывать их ход. В полном смысле этого определения Э. Юнгер являлся «властителем умов».
Термин «тотальная мобилизация» был введен самим Э. Юнгером в одноименном эссе в 1930 г. Первоначально выражение «тотальная мобилизация» в противоположность «всеобщей мобилизации» было одним из основных элементов, позволяющих осмыслить военно-мобилизационный опыт первой миро- вой войны и применимых для подготовки и проведения будущих военных конфликтов. В последующих работах «тотальная мобилизация» приобрела характер своеобразного политико-философского проекта или идеологического конструкта. Труды Э. Юнгера стоят в ряду таких произведений, как «Восстание масс» Х. Ортеги-и-Гассета, «Закат Европы» О. Шпенглера, футуристического проекта Маринетти, и других, возможно, не столь «салонных» вариантов «нового» порядка периода 1914-1933 гг. Эти работы объединяет осознание кризиса модерна, ценности, базовые установки и основные институты которого были заложены на рубеже XVII-XVIII вв., и стремление придать современности новые ценности и новое направление.
В том, что современность находится на переходном этапе своего развития, европейские интеллектуалы отдавали себе отчет задолго до первой мировой войны. Г. Лебон писал в 1895 г.: «Современная эпоха представляет собой один из таких критических моментов, когда человеческая мысль готовится к изменению. В основе этого изменения лежат два главных фактора. Первый – это разрушение религиозных, политических и социальных верований, давших начало всем элементам нашей цивилизации; второй – возникновение новых условий существования и совершенно новых идей, явившихся следствием современных открытий в области наук и промышленности. Идеи прошлого, хотя и наполовину разрушенные, все еще достаточно сильны; идеи же, которые должны их заменить, находятся пока еще в периоде своего образования – вот почему современная эпоха есть время переходное и анархическое. Нелегко предсказать, что может выйти из такого периода, поневоле имеющего хаотический характер. Каковы будут основные идеи, на которых воздвигнутся новые общества, идущие нам на смену?»4. Но для Германии именно поражение в первой мировой войне стало тем переломным моментом в истории, который со всей очевидностью показал, что «довоенный мир с его феодально-буржуазными компромиссами стал «вчерашним миром»5, его социальные, духовные и экономические основания были разрушены.
Проект «тотальной мобилизации» - это юнгеровский вариант «нового порядка», его фундаменталистская альтернатива ценностям Просвещения. Этот проект - предложенный им как абсолют и «Связь с вечностью» («Bezug zur Ewigkeit»)6, - автор пытался возвести вместо прежнего, разрушенного в ходе мировой войны и безвозвратно потерянного в момент поражения Германии и установления Веймарской Республики. Пытаясь охватить новые черты изменившегося мира, Э. Юнгер концентрировался на таких феноменах, как война, масса, власть, техника.
Политико-философский проект «тотальной мобилизации», выраженный им в двух основных неразрывно связанных друг с другом эссе 1930-1932 гг.
«Рабочий. Господство и гештальт» и «Тотальная мобилизация», в данном сочинении трактуется, вслед за ее автором, как «диагноз эпохи». Слово «диагноз» в контексте юнгеровских произведений имеет принципиальное значение. Автор не подразумевал вынести оценку своему времени или критиковать его, он был настроен на топографирование изменений, хотел встать «над историей». Его целью было захватить «субстанциональное ядро» событий. Он стал выразителем духа времени и мирового духа, как бы рупором, через который меняющаяся настроенность эпохи высказывала себя с концептуальной ясностью и точностью. В письме К. Шмитту Э. Юнгер засвидетельствовал свое намерение быть
«сейсмографом» эпохи: «Работа ради работы либо ради любой другой цели не играет никакой роли в том задании, которое я себе поставил. Так же, как вы, когда изучаете политику как искусство различать между другом и врагом, можете не принимать во внимание, хороша или плоха политика, я не принимаю во внимание, по отношению к какой области работа должна иметь смысл, и должна ли она вообще иметь какой-то смысл. Мой предмет рассмотрения – это процесс и его закономерности. Когда я наблюдаю универсум с точки зрения этого всеобъемлющего процесса, то при такой перспективе мне важно только то, на- сколько просматривается работа, а не то, обусловлен ли мыслительный процесс или он происходит сам по себе. Я намереваюсь исключить из понятия работы любую этику, - но работа ради самой работы – это означало бы проявление во- все не новой и лишенной вкуса этики. Что существует, не требует обоснования – я знаю, что Вы согласитесь с этим». Э. Юнгер трактовал выражение «эпоха» в соответствие с греч. происхождением этого слова – «εποχή» - воздержание от оценок, отстранение.
Ценность изучения трудов отдельного человека для исторической науки состоит в том, что сознание незаурядного человека не просто погружается в мировосприятие своего времени, но преображает его. Надличные установки эпохи преломляются, будучи обработанными его видением, происходит испытание и преобразование коллективных матриц и настроений времени. Клишированная матрица общества преломляется в индивидуальном сознании автора. Текст не только воспроизводит реальность, но и порождает ее новое значение, и «именно в этом суть культуры как истории». Содержательно не то, что имен- но автор пишет, а с какой целью и на каком основании он это делает: важно его «мировоззрение и мирочувствование, сумма культурных привычек, туманность темных инстинктов, полуосознанные импульсы». Способ осознания и мотивации входит в историко-культурную объективность (если под объективностью понимать иноположного нам субъекта) и более того: субъект далекой эпохи, высказавший себя в тексте, это-то и есть культурная суть. Важно, повторим, не действие, а смысл его, смысл же неотделим от культурной формы, «форма» же представляет собой историческое содержание. Смысл возможен лишь в качестве особенного» . Чтобы понять эпоху, нужно понять «привычки сознания» от- дельных ее представителей, способ, которым они оценивали действительность, приемы их видения мира.
Гете говорил, что в пределах исторической эпохи нет такой точки, с которой можно ее рассматривать. Если бы мы все еще находились внутри модерна, то нам едва ли удалось бы охватить его как целое. Однако наше время, в какой- то мере еще принадлежащее модерну, дает все больше примеров того, что что- то в нем идет к концу, устаревает, и на свет выступает так называемый постмодерн. Мы можем рассмотреть модерн в целом, потому что оглядываемся на не- го как на нечто в какой-то части уже завершившееся. Идеи Э. Юнгера, с которым мы в какой-то мере современники, и одновременно потомки, помогают нам понять дух этой эпохи и тем самым – самих себя. Изучение интеллектуального наследия Э. Юнгера как феномена своего времени позволяет исследователю увидеть эпоху сквозь двойную оптику. С одной стороны, взглянуть на личность внутри ее культурной системы и на время сквозь перспективу личности, и, с другой стороны, сквозь свое собственное видение, то есть применить диалоговый способ рассмотрения. Объект исторического исследования выступает не как нечто внешнее познающему субъекту, а как то, что конструируется языковой и дискурсивной практикой. (не перенести ли эти 2 абзаца в раздел методологии?)
Таким образом, в данной работе предпринимается попытка рассмотреть ранние работы Эрнста Юнгера в качестве источника для изучения политических процессов 1914-1933 гг., прежде всего такого явления этого периода как «массовизм» (по определению Б.Р. Лопухова), «восстание масс» (по определению Х. Ортеги-и-Гассета) и/или «тотальная мобилизация» (по определению Э. Юнгера), а также определить психологический, идеологический, мифологический, экзистенциальный смысл и фон исторических событий рассматриваемого времени. Важно понять, насколько Э. Юнгер как личность и как политический автор репрезентативен для своего времени и определить его особость, инаковость, своеобразие, позволяющие увидеть ткань эпохи под своего рода увеличительным стеклом.
Актуальность темы исследования
Если Великая французская революция положила начало национализации масс, то первая мировая война стала точкой отчета такого явления, как мобилизация масс. Мобилизация масс совпала с кризисом эпохи модерна, так называемым периодом «рефлексивной модернизации». Интеллектуалы первой трети XX века разрабатывали проекты, призванные дать то или иное направление этому процессу. Проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера – один из таких вариантов «нового» порядка. Историческая реконструкция и интерпретация этого проекта да сих пор не была предпринята. Отчасти, это связано с тем, что проект Э. Юнгера остался нереализованным, а исследование нереализованных, маргинальных концепций сталкивается с трудностями методологического порядка. Так, методы нарративной истории, руководствующейся постулатами классического «историзма», не в состоянии адекватно разрешить такую задачу. Поэтому методологическая концепция данной работы опирается на синтез классических и постструктуралистских методов исторического познания, активно применяя междисциплинарный подход.
«Век мировых войн и революций», «эра тоталитаризма», «восстание масс», «время диктаторов», «эпоха европейской гражданской войны» – таков весьма неполный перечень определений эпохи, охватывавшей почти всю первую половину нашего столетия»17. Непознанность модерна, отсутствие единого исторического нарратива является препятствием к написанию нарратива постмодерна, так как «то прошлое, которое изучает историк, является не мертвым прошлым, а в некотором смысле все еще живущем в настоящем»18. Первая половина XX в. – время, в котором были заложены основания для нашей эпохи, в этом важность его изучения. Мы живем в реальности, которая появилась в следствие выбора, сделанного тогда.
Не покидает ощущение того, что наша страна с ее отложенной национализацией масс, понимаемой как задержка в становлении национальной идентичности общества, переживает нечто схожее с Германией 1920-30-х гг. Современные отечественные традиционалисты, как и Э. Юнгер, отвергают основу гуманистического мировоззрения - представление о человеке как о высшей ценности. Тем большей популярностью пользуется наследие Э. Юнгера у русских «новых правых», стремящихся найти альтернативу либерально- демократическому пути развития.
Проект «тотальной мобилизации» был одной из многочисленных попы- ток создания «нового порядка», к построению которого в изменившихся условиях стремится сегодня российская политическая элита. В русле рассмотрения динамики и тенденций общественного развития от модерна к постмодерну можно оценить стратегию развития России как противоречащую базовым на- правлениям постмодерна, как консервативную с одной стороны, с другой стороны, как старающуюся нивелировать негативные тенденции. Социолог З. Бауман писал: «В глобализующемся мире порядок становится индикатором беспомощности и подчиненности (выделение З. Баумана – примеч. мое - М.Г.)».
Степень разработанности проблемы
В отечественной исторической науке не было предпринято попыток ре- конструкции «тотальной мобилизации» Э. Юнгера как проекта модерности. Подобная реконструкция предполагает необходимость анализа политико- философского творчества Э. Юнгера в целом, который также отсутствует в отечественной исторической и философской литературе. Несмотря на большое количество работ зарубежных исследователей, рассматривающих раннее политико-философское творчество Э. Юнгера в контексте модерна, полноценная интерпретация проекта «тотальной мобилизации» в рамках исторического дискурса до сих пор отсутствует. Не было предпринято анализа исторического феномена тотальной мобилизации как этапа индустриальной, социальной, культурной революции европейской цивилизации. Вопрос о локализации проекта «тотальной мобилизации» в исторических координатах периода кризиса модерности был решен лишь отчасти. До сих пор остается неясным, является ли проект «тотальной мобилизации» регрессивно- или прогрессивно модернистским.
Объектом исследования являются труды Э. Юнгера раннего периода его творчества (политико-философские эссе: «Рабочий. Господство и гештальт»,«Тотальная мобилизация», «О боли»; военные дневники: «В стальных грозах»,«Война как внутреннее переживание», «Перелесок 125», «Огонь и кровь» и др., так называемая «национал-революционная» публицистика), непосредственно затрагивающие проблематику кризиса модерна, а также работы «консервативного» периода, рефлектирующие проект «тотальной мобилизации» («Maxima-Minima. Заметки по поводу «Рабочего»», «Автор и авторство» и др.).
Взгляды Э. Юнгера претерпели значительную эволюцию. Его творчество совпало по времени со значительными вехами германской и мировой истории. Уже ранний период его авторской деятельности можно подразделить на несколько этапов: поначалу Э. Юнгер - «автор дневников и эссеист Первой миро- вой войны», затем, во время попыток активного вмешательства в политику, - национал-революционер периода середины 1920-х, и, в конце 1920-х - начале 30-х годов, автор как диагност эпохи, «в своем эссе «Рабочий» (1932) эстетически универсализировавший понятия работы и техники». После захвата власти Гитлером, которого автор называл своим политическим «ментором ex negativo», Э. Юнгер становится автором так называемой «внутренней» эмиграции. В это время он создал роман «На мраморных утесах», воспринятый современниками как критика гитлеровского режима. После второй мировой войны автор вступил в позднюю фазу своего творчества, растянувшуюся почти на полвека, во время которой Э. Юнгер этаблировался как консервативный писатель, больше не страстный «идеолог и мыслитель». Он не изменил своей дикции «сейсмографа» эпохи, но перешел от «диагноза» к «прогнозам», лишенным профетического пафоса раннего периода творчества.
Предмет исследования составляет проект «тотальной мобилизации», являющийся непосредственным ответом Э. Юнгера на вызовы рефлексивной модернизации. В работе проводится реконструкция проекта «тотальной мобилизации» и определение его места в историческом контексте эпохи.
Цели и задачи исследования.
Данная работа посвящена декодированию проекта «тотальной мобилизации» в творчестве Э. Юнгера как рефлексии исторического времени.
Для реализации заявленной цели были поставлены следующие задачи:
- проанализировать источники и литературу, в том числе, варианты интерпретаций проекта «тотальной мобилизации» Э. Юнгера другими исследователями, включая отчасти и самоинтерпретацию автора идеи; ввести в научный оборот ранее недоступные отечественным исследователям источники; определить хронологические рамки работы в связи с периодизацией творчества Э. Юнгера;
- выявить предпосылки создания проекта «тотальной мобилизации», в том числе изучить биографию Э. Юнгера, так как обстоятельства его жизни оказали непосредственное влияние на формирование его политических убеждений, и выделить таким образом истоки проекта «тотальной мобилизации»;
- определить специфику методологии познания Э. Юнгера (физиогномический метод, мышление гештальтами);
- реконструировать юнгеровский проект «тотальной мобилизации»;
- сформулировать и осуществить собственную, авторскую интерпретацию этого проекта как «диагноза эпохи», выделив ее основные составляющие и определив его место в ряду других концепций модерна;
- определить место проекта Юнгера в исторической эпохе и выявить степень влияния проекта «тотальной мобилизации» и ареал его действия в период создания;
- обосновать модернистское происхождение проекта Юнгера и его критики модерна.
Хронологические рамки исследования взаимосвязаны с творчеством Э. Юнгера, которое охватывает период с 1920 по 1998 гг. Основной акцент в работе сделан на изучении трудов Э. Юнгера 1920-1933 гг., в которых проект «тотальной мобилизации» получил свое оформление. Данный временной промежуток совпадает с ранним периодом творчества автора. После прихода национал-социалистов к власти, Э. Юнгер удалился в так называемую «внутреннюю эмиграцию». С 1946 г. он вновь активно присутствовал на литературной арене Германии и не прекращал своей деятельности до конца жизни. Но это был иной период творчества Э. Юнгера в другой исторический период.
Методология и базовые понятия работы. Всякое познание пользуется научными понятиями, шаблонами и структурами. Применение фрейм, форм и конструктов есть схематизация или интерпретация схем, чтобы отличать их от обычной интерпретации текста в смысле герменевтики. Так же обоснованным является вывод о том, что анализ исторических фактов и исторических ситуаций – это не что иное, как рациональная реконструкция, опирающаяся на общие методы. Как пишет Г. Ленк, интерпретация (схемы) есть не что иное как (ре)активация схем.
Таким образом, в данной работе автор с одной стороны интерпретирует теоретические конструкты, разработанные Э. Юнгером, а с другой стороны осуществляет рациональную реконструкцию, реактивацию юнгеровских проектов, чтобы затем подвергнуть их научному анализу.
Всякое познание зависит от форм и структур интерпретации. Однако интерпретация схем сама по себе есть только эпистемологическое средство интерпретирования. Она сама есть интерпретативный конструкт или деятельность, на которую распространяется прагматическая интерпретационная методология, которую можно сочетать с прагматическим реализмом.
Методологическим основанием данной работы является синтез классиче- ской и постструктуралистской методологии. Так, автор принимает принцип «историзма», определяющийся как «подход к пониманию истории, подчеркивающий уникальность каждой эпохи, в которой любую ситуацию или период можно понять только в собственных условиях»27. Данная работа выполнена в русле исторической антропологии, выдающимися отечественными представителями которой были Л.М. Баткин и А.Я. Гуревич. А.Я. Гуревич дал следующее определение этому направлению: «Исследовательский пафос исторической антропологии состоит в раскрытии человеческого содержания истории – во всех без исключения проявлениях общественного человека и, главное, в достижении на этой основе качественно нового исторического синтеза». Исследуя проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера, закрепленный в корпусе текстов автора, данная работа стремится выявить их внутреннюю сущность и в их структуре увидеть симптомы коллективных мыслительных установок.
В целом работа написана в контексте междисциплинарных подходов, наиболее адекватно отвечающих задачам интеллектуальной истории. При рассмотрении исторических феноменов тотальной мобилизации, мифологии и представлений Э. Юнгера о своем времени автор обращался к лингвистическому, переводческому, литературоведческому, философскому и другим видам анализа текста, к использованию феноменологии, семиотики, герменевтики, историко-системного метода, социокультурного и других методологических под- ходов, эпистемологическому наследству классической и неклассической науки. Вместе с тем, автор осознает ограниченность междисциплинарных методов в том контексте, о котором справедливо пишет Л.П. Репина: «идеальная междисциплинарность представляется недостижимой».
На наш взгляд, барьеры, выстраиваемые между классическими, постмодернистскими и неклассическими методологиями зачастую имеют искусственный характер. Например, А.В. Бузгалин отказывает постмодернизму в использовании историко-системного метода. «Метод, рассматривающий всякое явление как имеющее определенную структуру, системное качество и, следователь- но, границы, а значит (если мы смотрим на существование этой системы во времени), ее начало и конец. Такой взгляд, я признаю это с самого начала, в корне противоречит постмодернизму»30. Автор данной работы, напротив, конфликту методологий предпочитает их креативный диалог или, используя понятийный аппарат турецкого философа И. Кучуради, подход «к одной и той же проблеме с разных точек зрения».
Источники, на которые опирается исследование, являются текстами в понимании «новой интеллектуальной истории»32, направления, сложившегося в русле «лингвистического поворота» и «семиотического вызова».
Так как основным объектом исторического исследования является текст, подлежащий декодированию и интерпретации, был применен герменевтический метод, предполагающий понимание инаковости авторского языка и мышления и критический подход к собственной предвзятости. Интерпретация юнгеровского проекта «тотальной мобилизации» не может обойтись без изучения его прочтения другими авторами, как своими современниками, так и исследователями.
«Тотальная мобилизация» Э. Юнгера рассматривается в данной работе как один из проектов модерна. В связи с этим возникает необходимость дать определение понятию модерна и комплексу связанных с ним понятий.
Термином «модерн», или современность, принято обозначать Новое время или связанные с ним идеи или стили. В общеисторическом смысле модерн начинается со Средневековья и Ренессанса и касается замены традиционного общества современными социальными формами. На определенной ступени развития средневекового общества индивид начинает находить средства для самовыражения. Поворотным, по мнению А. Я. Гуревича, является XIII век. Во всех отраслях жизни обнаруживаются симптомы, свидетельствующие о растущих притязаниях человеческой личности на признание. Фома Аквинский развертывает и уточняет определение личности. Среди признаков «персоны» он отмечает ее ответственность за собственное поведение: личность управляется божественным провидением таким образом, что сама принимает решения, и, следовательно, совершаемые ею поступки суть персональные деяния. Персона обладает достоинством, состоящим прежде всего в разумности человека, на которой основывается его свобода. Личность обладает бессмертной душой и способна лицезреть Бога, общество же на это не способно. Оно представляет собой средство, личность же – цель, и потому общество служит личности. Бог уступает место личности в качестве центральной фигуры метанаррации. Модерн идентифицируется с верой в рациональность и триумф истины и науки, достигшей своего апогея в период Просвещения. «В центре модерна стоит монадическое Я, претендующее на субъективную автономию»36. Как пишет В.И. Михайленко, «центральной фигурой новой эпохи становится активный и критически мыслящий индивидуум, заявлявший о примате своих прав по отношению к обществу и государству. Одним из наиболее характерных проявлений модернизма становится выдвижение идей человеческого совершенства, освобождения человека от власти природы, целенаправленного использования разума для достижения блага». Эти идеи и идеалы конкретизировались в лозунгах Великой французской революции и в великих утопиях XVIII и последующих веков.
В тесной связи с появлением индивидуального субъекта стоит переоценка рациональности, произошедшая в период Ренессанса и Просвещения. С этого времени рациональность и, как следствие, наука понимается как инструмент освобождения человека из-под власти природы и овладение природой. Модернистский проект провозгласил в качестве аксиомы положение о том, что мир устроен рационально, то есть что в нем действуют законы, которые могут быть не только познаны человеком благодаря накопленному опыту и знаниям, но и использованы для освобождения человечества от природного и социального гнета.
Идея модерна несводима только к идее рациональности. Современность изменчива, текуча, случайна, отмечал еще Ш. Бодлер в статье «Живопись со- временной жизни» («Le peintre de la vie moderne»), написанной в 1860 г. и опубликованной в 1863 г. Как можно соединить эти, казалось бы, несоединимые вещи – понимание мира как построенного в соответствии со строгими рациональными законами и его текучий и случайный характер? Этот вопрос стоит очень остро, и однозначного ответа на него, разумеется, дать невозможно, но в последние годы возникли некоторые новые тенденции, способные помочь распутать возникший клубок противоречий и загадок. Так, например, Т. Рокмор утверждает, что хотя разум, несомненно, выступает в качестве одного из важнейших аспектов современного социального мира, мы не должны пытаться осознать современность исключительно в терминах рациональности, ибо разум представляет собой лишь часть целого, именуемого модерном. Кроме того, важнейшим, с нашей точки зрения, выводом Т. Рокмора является его идея о том, что целостная теория современности возможна лишь в качестве регулятивного принципа, идеала, которого невозможно ни достичь, ни полностью осуществить.
Ж.-Ф. Лиотар говорил, что модерн есть некая точка в бесконечном течении времени, отличающаяся открытием самого этого времени, открытием смысла эпохального сдвига, разлома эпох, качественного разрыва в нашем идеологическом образе исторической жизни. Ему созвучен М. Фуко, представлявший модерн скорее как некую установку, чем как исторический период:
«Под установкой я понимаю некий способ относиться ко всему, что сейчас происходит, свободный выбор, который принимается некоторыми из нас, и, на- конец, некий способ мыслить и чувствовать, а также способ действовать и вести себя, который разом отмечает нашу сопричастность текущему моменту и представляется как некое задание»40. Ю. Хабермас также подчеркивает важность «нового»: «Слово «модерн» впервые нашло употребление в конце V в. для того, чтобы разграничить только что обретшее официальный статус христианское настоящее и языческое римское прошлое. «Модерность», принадлежность к современности (Modernität), пусть содержание этого понятия и менялось, оно искони выражало сознание эпохи, соотносящей себя с античным прошлым в ходе осмысления себя самой – как результат перехода от старого к новому». Согласно Ю. Хабермасу, «современным считается то, что способствует объективному выражению спонтанно обновляющегося духа времени. Опознавательным знаком таких произведений является «новое»…». Т. Адорно пишет: «… именно категория нового становится с середины XIX века – то есть с началом эпохи высокоразвитого капитализма – центральной…. Понятие это носит привативный характер, изначально являясь скорее отрицанием того, что уже не имеет права на существование, чем позитивным определением. На новое давит сила старого, которое нуждается в новом для своего самоосуществления».
Приближение к модерности называется модернизацией. Представление о модернизации, необходимое для понимания юнгеровских идей, строится на стыке исторической, социально-философской и культурологической трактовки. В исторической науке не было выработано единственного определения начала, конца или составных частей периода модернизации. Концептуально выделяют следующие этапы: 1. период меркантилизма; 2. эпоха буржуазных революций;
3. время раннего индустриализма (после первой промышленной революции); 4. период после второй промышленной революции (использование электричества, конвейера и т.д.); 5. эпоха НТР, начавшаяся в середине 50-х гг. XX в. (технологическое применение фундаментальных наук). Какие бы различия ни существовали в истолковании модерна, общим является признание технологических инноваций в качестве важнейшего фактора. Значение производственных технологий, индустриализация и выстраивание социальной организации по технологическому признаку, а также параллель между технологическим производством и формированием сознания, - служит необходимым и достаточным при- знаком модерна.
Г. Летен понимает под модернизацией «постоянно убыстряющийся процесс преобразований, в котором люди лишаются отживших институциональных связей и вовлекаются в процесс, выходящий за рамки непосредственно познаваемого опытом мира первичных групп, таких как семья, рабочие объединения и дружеские связи. Главные индикаторы этого процесса – урбанизация, во- влечение в индустриальную дисциплину, более длительное получения элементарного образования и та мера, в которой люди подвержены влиянию средств массовой коммуникации. Считается, что процесс модернизации в Германии происходил позднее и более скоропалительно, чем в остальных индустриальных странах». Он вызвал одолевающий страх перед фабричным производством, растущей урбанизацией и автоматизацией рабочего процесса. Определению Г. Летена созвучна трактовка С. Кропотова, который определяет модернизацию как всесторонний, все более набирающий обороты процесс, «включающий в себя, прежде всего, радикальные изменения «органически», т.е. традиционно, исторически сложившихся форм существования хозяйственной, социальной, политической, коммуникативной и повседневно-бытовых форм жизни».
«Рефлексией на позитивные и негативные последствия процессов, связанных с модернизацией в тот момент, когда она начинает приобретать качественно не- обратимый характер, затрагивающий наиболее фундаментальные устои жизни», является появление неклассической западной рациональности, одним из первых представителей которой считается Ницше.
Теория модернизации, выработанная социальной философией, способствует тому, чтобы уложить многообразие исторических представлений в идеально-типические конструкции. Для этого вводятся понятия «традиционное общество» и «современное общество». Тогда модернизация представляет собой
«особую форму развития, сутью которой является переход из традиционного времени в Новое, от традиционного общества к современному»48. На протяжении XIX в. современность (Modern Age) отождествлялась с Западом. В XX в. современное общество начало пониматься как особый тип цивилизации, перво- начально возникший в Западной Европе и затем распространившийся в других регионах как система жизни, экономического и политического устройства, идеологии и культуры.
В настоящее время продолжают появляться публикации, в которых со- держится не только критика постмодернизма, но и указывается на его крах 49. Не отрицая возможности наступления новой фазы эволюции научного знания, автор, тем не менее, не может согласиться с критическим основанием «старения постмодернизма», который его критик А.В. Бузгалин вывел из жесткой связи с «закатом неолиберализма». Постмодернизм он безосновательно рассматривает как социальный «заказ» неолиберализма50. Нам не чужда мысль о том, что наука – продукт определенной культурно-исторической ситуации, но это не означает, что ее этапы совпадают с социально-экономическими фазами (формациями).
Положение об отсутствии системности в постмодернистской парадигме понадобилось А.В. Бузгалину для того, чтобы сделать вывод о том, будто бы эта «система закрывает путь к возникновению любой системной господствую- щей и адекватной для реальных отношений идеологии». Таким образом, по А.В. Бузгалину получается, что проект Э. Юнгера либо не является постмодернистским, либо будучи постмодернистским не является системным.
Традиционные общества являются исторически первыми. Это – общества, воспроизводящие себя на основе традиции и имеющие источником легитимации прошлое, традиционный опыт. Главной чертой такого общества является доминирование традиции над инновацией, и как следствие, отсутствие выделенной персональности. Социальная роль индивида в традиционной культуре определяется его способностью выражать коллективные представления. Преобладающим типом ценностей в таком случае являются авторитарные ценности, т.е. ценности, которые основаны на традиции и поддерживают ее коллективистские представления. В ходе модернизации происходит переход к современному обществу, ориентированному на инновации и обладающему выделенной персональностью. Как пишет Ж.–Ф. Лиотар, «христианству, картезианству, якобинству присуща идея «линейной хронологии»: раз мы зачинаем нечто совершенно новое, значит, надлежит перевести стрелки часов на нулевую отметку. Сама идея такой современности теснейшим образом соотнесена с принципом возможности и необходимости разрыва с традицией и установления какого-то нового образа жизни и мышления»52. Люди оказываются вырванными из традиционных институциональных связей, таких как семья, работа и друзья. Основные индикаторы этого процесса – урбанизация, приобщение к индустриальной дисциплине, распространение начального образования и та мера, в которой люди ощущают на себе влияние массовой коммуникации. Так как современные общества, по сути, противоположны традиционным, то такой переход – драматический процесс.
В ходе отказа от традиционного уклада жизни и от традиционных ценностей происходит как образование новых свойств и установлений жизни, так и разрушение ее начал. Этот не всегда созидательный процесс сопровождается изменениями в структуре идентичности людей модернизирующегося общества,модернизация влечет за собой создание новых институтов и отношений, ценностей и норм. Логоцентричный метанарратив модерна оказывается не в состоянии достичь того же уров
Как справедливо пишет российский философ В.А. Лекторский, «человеческие действия не только производят и воспроизводят социальные структуры, но в свою очередь сами обусловлены последними». Через исследование наследия Э. Юнгера предпринимается попытка осуществить реконструкцию его модернистского проекта. Тот факт, что он не был реализован не вводит автора данной работы в смущение, поскольку, как известно, в открытых, сложно организованных системах возможно появление нескольких сценариев развития. Если сложно организованная система выбрала один из возможных сценариев, это могло быть обусловлено неким случайным событием, которое нельзя было предвидеть заранее. Но когда это событие произошло и стало известным исследователю, поведение системы в прошлом может быть объяснено.
Таким образом, в данной работе предпринята попытка не только изучить интеллектуальную рефлексию Э. Юнгера, реконструировать один из модернистских проектов, но и установить его влияние на общественное развитие Германии в 1920-30-х гг., а также внести вклад в изучение исторических и политических процессов в переходные периоды германской истории. Тем самым, в более широком контексте исторического исследования изучается положение человека в обществе, конкретной жизненной ситуации.
Юнгеровский проект «тотальной мобилизации» – одна из типичных реакций интеллектуалов на кризис модерна, персонализированный ответ на вызовы рефлексивной модернизации. В отличие от нацистских, фашистских, либеральных, советских политических проектов юнгеровский проект никогда не был реализован. Он так и остался на уровне интеллектуальной рефлексии. Более того, сам Э. Юнгер при всех режимах в Германии являлся интеллектуальным изгоем для политической власти и кумиром диссиденствующей интеллигенции. Тем не менее, не следует недооценивать значение трудов Э. Юнгера. Как отмечает, Г. Ленк, «знание и действие связаны и пересекаются…» Э. Юнгер обладал потрясающим чутьем в отношении социальных и политических процессов, что позволяло ему в ряде случаев предвосхищать развитие событий, обобщать и предсказывать их ход. В полном смысле этого определения Э. Юнгер являлся «властителем умов».
Термин «тотальная мобилизация» был введен самим Э. Юнгером в одноименном эссе в 1930 г. Первоначально выражение «тотальная мобилизация» в противоположность «всеобщей мобилизации» было одним из основных элементов, позволяющих осмыслить военно-мобилизационный опыт первой миро- вой войны и применимых для подготовки и проведения будущих военных конфликтов. В последующих работах «тотальная мобилизация» приобрела характер своеобразного политико-философского проекта или идеологического конструкта. Труды Э. Юнгера стоят в ряду таких произведений, как «Восстание масс» Х. Ортеги-и-Гассета, «Закат Европы» О. Шпенглера, футуристического проекта Маринетти, и других, возможно, не столь «салонных» вариантов «нового» порядка периода 1914-1933 гг. Эти работы объединяет осознание кризиса модерна, ценности, базовые установки и основные институты которого были заложены на рубеже XVII-XVIII вв., и стремление придать современности новые ценности и новое направление.
В том, что современность находится на переходном этапе своего развития, европейские интеллектуалы отдавали себе отчет задолго до первой мировой войны. Г. Лебон писал в 1895 г.: «Современная эпоха представляет собой один из таких критических моментов, когда человеческая мысль готовится к изменению. В основе этого изменения лежат два главных фактора. Первый – это разрушение религиозных, политических и социальных верований, давших начало всем элементам нашей цивилизации; второй – возникновение новых условий существования и совершенно новых идей, явившихся следствием современных открытий в области наук и промышленности. Идеи прошлого, хотя и наполовину разрушенные, все еще достаточно сильны; идеи же, которые должны их заменить, находятся пока еще в периоде своего образования – вот почему современная эпоха есть время переходное и анархическое. Нелегко предсказать, что может выйти из такого периода, поневоле имеющего хаотический характер. Каковы будут основные идеи, на которых воздвигнутся новые общества, идущие нам на смену?»4. Но для Германии именно поражение в первой мировой войне стало тем переломным моментом в истории, который со всей очевидностью показал, что «довоенный мир с его феодально-буржуазными компромиссами стал «вчерашним миром»5, его социальные, духовные и экономические основания были разрушены.
Проект «тотальной мобилизации» - это юнгеровский вариант «нового порядка», его фундаменталистская альтернатива ценностям Просвещения. Этот проект - предложенный им как абсолют и «Связь с вечностью» («Bezug zur Ewigkeit»)6, - автор пытался возвести вместо прежнего, разрушенного в ходе мировой войны и безвозвратно потерянного в момент поражения Германии и установления Веймарской Республики. Пытаясь охватить новые черты изменившегося мира, Э. Юнгер концентрировался на таких феноменах, как война, масса, власть, техника.
Политико-философский проект «тотальной мобилизации», выраженный им в двух основных неразрывно связанных друг с другом эссе 1930-1932 гг.
«Рабочий. Господство и гештальт» и «Тотальная мобилизация», в данном сочинении трактуется, вслед за ее автором, как «диагноз эпохи». Слово «диагноз» в контексте юнгеровских произведений имеет принципиальное значение. Автор не подразумевал вынести оценку своему времени или критиковать его, он был настроен на топографирование изменений, хотел встать «над историей». Его целью было захватить «субстанциональное ядро» событий. Он стал выразителем духа времени и мирового духа, как бы рупором, через который меняющаяся настроенность эпохи высказывала себя с концептуальной ясностью и точностью. В письме К. Шмитту Э. Юнгер засвидетельствовал свое намерение быть
«сейсмографом» эпохи: «Работа ради работы либо ради любой другой цели не играет никакой роли в том задании, которое я себе поставил. Так же, как вы, когда изучаете политику как искусство различать между другом и врагом, можете не принимать во внимание, хороша или плоха политика, я не принимаю во внимание, по отношению к какой области работа должна иметь смысл, и должна ли она вообще иметь какой-то смысл. Мой предмет рассмотрения – это процесс и его закономерности. Когда я наблюдаю универсум с точки зрения этого всеобъемлющего процесса, то при такой перспективе мне важно только то, на- сколько просматривается работа, а не то, обусловлен ли мыслительный процесс или он происходит сам по себе. Я намереваюсь исключить из понятия работы любую этику, - но работа ради самой работы – это означало бы проявление во- все не новой и лишенной вкуса этики. Что существует, не требует обоснования – я знаю, что Вы согласитесь с этим». Э. Юнгер трактовал выражение «эпоха» в соответствие с греч. происхождением этого слова – «εποχή» - воздержание от оценок, отстранение.
Ценность изучения трудов отдельного человека для исторической науки состоит в том, что сознание незаурядного человека не просто погружается в мировосприятие своего времени, но преображает его. Надличные установки эпохи преломляются, будучи обработанными его видением, происходит испытание и преобразование коллективных матриц и настроений времени. Клишированная матрица общества преломляется в индивидуальном сознании автора. Текст не только воспроизводит реальность, но и порождает ее новое значение, и «именно в этом суть культуры как истории». Содержательно не то, что имен- но автор пишет, а с какой целью и на каком основании он это делает: важно его «мировоззрение и мирочувствование, сумма культурных привычек, туманность темных инстинктов, полуосознанные импульсы». Способ осознания и мотивации входит в историко-культурную объективность (если под объективностью понимать иноположного нам субъекта) и более того: субъект далекой эпохи, высказавший себя в тексте, это-то и есть культурная суть. Важно, повторим, не действие, а смысл его, смысл же неотделим от культурной формы, «форма» же представляет собой историческое содержание. Смысл возможен лишь в качестве особенного» . Чтобы понять эпоху, нужно понять «привычки сознания» от- дельных ее представителей, способ, которым они оценивали действительность, приемы их видения мира.
Гете говорил, что в пределах исторической эпохи нет такой точки, с которой можно ее рассматривать. Если бы мы все еще находились внутри модерна, то нам едва ли удалось бы охватить его как целое. Однако наше время, в какой- то мере еще принадлежащее модерну, дает все больше примеров того, что что- то в нем идет к концу, устаревает, и на свет выступает так называемый постмодерн. Мы можем рассмотреть модерн в целом, потому что оглядываемся на не- го как на нечто в какой-то части уже завершившееся. Идеи Э. Юнгера, с которым мы в какой-то мере современники, и одновременно потомки, помогают нам понять дух этой эпохи и тем самым – самих себя. Изучение интеллектуального наследия Э. Юнгера как феномена своего времени позволяет исследователю увидеть эпоху сквозь двойную оптику. С одной стороны, взглянуть на личность внутри ее культурной системы и на время сквозь перспективу личности, и, с другой стороны, сквозь свое собственное видение, то есть применить диалоговый способ рассмотрения. Объект исторического исследования выступает не как нечто внешнее познающему субъекту, а как то, что конструируется языковой и дискурсивной практикой. (не перенести ли эти 2 абзаца в раздел методологии?)
Таким образом, в данной работе предпринимается попытка рассмотреть ранние работы Эрнста Юнгера в качестве источника для изучения политических процессов 1914-1933 гг., прежде всего такого явления этого периода как «массовизм» (по определению Б.Р. Лопухова), «восстание масс» (по определению Х. Ортеги-и-Гассета) и/или «тотальная мобилизация» (по определению Э. Юнгера), а также определить психологический, идеологический, мифологический, экзистенциальный смысл и фон исторических событий рассматриваемого времени. Важно понять, насколько Э. Юнгер как личность и как политический автор репрезентативен для своего времени и определить его особость, инаковость, своеобразие, позволяющие увидеть ткань эпохи под своего рода увеличительным стеклом.
Актуальность темы исследования
Если Великая французская революция положила начало национализации масс, то первая мировая война стала точкой отчета такого явления, как мобилизация масс. Мобилизация масс совпала с кризисом эпохи модерна, так называемым периодом «рефлексивной модернизации». Интеллектуалы первой трети XX века разрабатывали проекты, призванные дать то или иное направление этому процессу. Проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера – один из таких вариантов «нового» порядка. Историческая реконструкция и интерпретация этого проекта да сих пор не была предпринята. Отчасти, это связано с тем, что проект Э. Юнгера остался нереализованным, а исследование нереализованных, маргинальных концепций сталкивается с трудностями методологического порядка. Так, методы нарративной истории, руководствующейся постулатами классического «историзма», не в состоянии адекватно разрешить такую задачу. Поэтому методологическая концепция данной работы опирается на синтез классических и постструктуралистских методов исторического познания, активно применяя междисциплинарный подход.
«Век мировых войн и революций», «эра тоталитаризма», «восстание масс», «время диктаторов», «эпоха европейской гражданской войны» – таков весьма неполный перечень определений эпохи, охватывавшей почти всю первую половину нашего столетия»17. Непознанность модерна, отсутствие единого исторического нарратива является препятствием к написанию нарратива постмодерна, так как «то прошлое, которое изучает историк, является не мертвым прошлым, а в некотором смысле все еще живущем в настоящем»18. Первая половина XX в. – время, в котором были заложены основания для нашей эпохи, в этом важность его изучения. Мы живем в реальности, которая появилась в следствие выбора, сделанного тогда.
Не покидает ощущение того, что наша страна с ее отложенной национализацией масс, понимаемой как задержка в становлении национальной идентичности общества, переживает нечто схожее с Германией 1920-30-х гг. Современные отечественные традиционалисты, как и Э. Юнгер, отвергают основу гуманистического мировоззрения - представление о человеке как о высшей ценности. Тем большей популярностью пользуется наследие Э. Юнгера у русских «новых правых», стремящихся найти альтернативу либерально- демократическому пути развития.
Проект «тотальной мобилизации» был одной из многочисленных попы- ток создания «нового порядка», к построению которого в изменившихся условиях стремится сегодня российская политическая элита. В русле рассмотрения динамики и тенденций общественного развития от модерна к постмодерну можно оценить стратегию развития России как противоречащую базовым на- правлениям постмодерна, как консервативную с одной стороны, с другой стороны, как старающуюся нивелировать негативные тенденции. Социолог З. Бауман писал: «В глобализующемся мире порядок становится индикатором беспомощности и подчиненности (выделение З. Баумана – примеч. мое - М.Г.)».
Степень разработанности проблемы
В отечественной исторической науке не было предпринято попыток ре- конструкции «тотальной мобилизации» Э. Юнгера как проекта модерности. Подобная реконструкция предполагает необходимость анализа политико- философского творчества Э. Юнгера в целом, который также отсутствует в отечественной исторической и философской литературе. Несмотря на большое количество работ зарубежных исследователей, рассматривающих раннее политико-философское творчество Э. Юнгера в контексте модерна, полноценная интерпретация проекта «тотальной мобилизации» в рамках исторического дискурса до сих пор отсутствует. Не было предпринято анализа исторического феномена тотальной мобилизации как этапа индустриальной, социальной, культурной революции европейской цивилизации. Вопрос о локализации проекта «тотальной мобилизации» в исторических координатах периода кризиса модерности был решен лишь отчасти. До сих пор остается неясным, является ли проект «тотальной мобилизации» регрессивно- или прогрессивно модернистским.
Объектом исследования являются труды Э. Юнгера раннего периода его творчества (политико-философские эссе: «Рабочий. Господство и гештальт»,«Тотальная мобилизация», «О боли»; военные дневники: «В стальных грозах»,«Война как внутреннее переживание», «Перелесок 125», «Огонь и кровь» и др., так называемая «национал-революционная» публицистика), непосредственно затрагивающие проблематику кризиса модерна, а также работы «консервативного» периода, рефлектирующие проект «тотальной мобилизации» («Maxima-Minima. Заметки по поводу «Рабочего»», «Автор и авторство» и др.).
Взгляды Э. Юнгера претерпели значительную эволюцию. Его творчество совпало по времени со значительными вехами германской и мировой истории. Уже ранний период его авторской деятельности можно подразделить на несколько этапов: поначалу Э. Юнгер - «автор дневников и эссеист Первой миро- вой войны», затем, во время попыток активного вмешательства в политику, - национал-революционер периода середины 1920-х, и, в конце 1920-х - начале 30-х годов, автор как диагност эпохи, «в своем эссе «Рабочий» (1932) эстетически универсализировавший понятия работы и техники». После захвата власти Гитлером, которого автор называл своим политическим «ментором ex negativo», Э. Юнгер становится автором так называемой «внутренней» эмиграции. В это время он создал роман «На мраморных утесах», воспринятый современниками как критика гитлеровского режима. После второй мировой войны автор вступил в позднюю фазу своего творчества, растянувшуюся почти на полвека, во время которой Э. Юнгер этаблировался как консервативный писатель, больше не страстный «идеолог и мыслитель». Он не изменил своей дикции «сейсмографа» эпохи, но перешел от «диагноза» к «прогнозам», лишенным профетического пафоса раннего периода творчества.
Предмет исследования составляет проект «тотальной мобилизации», являющийся непосредственным ответом Э. Юнгера на вызовы рефлексивной модернизации. В работе проводится реконструкция проекта «тотальной мобилизации» и определение его места в историческом контексте эпохи.
Цели и задачи исследования.
Данная работа посвящена декодированию проекта «тотальной мобилизации» в творчестве Э. Юнгера как рефлексии исторического времени.
Для реализации заявленной цели были поставлены следующие задачи:
- проанализировать источники и литературу, в том числе, варианты интерпретаций проекта «тотальной мобилизации» Э. Юнгера другими исследователями, включая отчасти и самоинтерпретацию автора идеи; ввести в научный оборот ранее недоступные отечественным исследователям источники; определить хронологические рамки работы в связи с периодизацией творчества Э. Юнгера;
- выявить предпосылки создания проекта «тотальной мобилизации», в том числе изучить биографию Э. Юнгера, так как обстоятельства его жизни оказали непосредственное влияние на формирование его политических убеждений, и выделить таким образом истоки проекта «тотальной мобилизации»;
- определить специфику методологии познания Э. Юнгера (физиогномический метод, мышление гештальтами);
- реконструировать юнгеровский проект «тотальной мобилизации»;
- сформулировать и осуществить собственную, авторскую интерпретацию этого проекта как «диагноза эпохи», выделив ее основные составляющие и определив его место в ряду других концепций модерна;
- определить место проекта Юнгера в исторической эпохе и выявить степень влияния проекта «тотальной мобилизации» и ареал его действия в период создания;
- обосновать модернистское происхождение проекта Юнгера и его критики модерна.
Хронологические рамки исследования взаимосвязаны с творчеством Э. Юнгера, которое охватывает период с 1920 по 1998 гг. Основной акцент в работе сделан на изучении трудов Э. Юнгера 1920-1933 гг., в которых проект «тотальной мобилизации» получил свое оформление. Данный временной промежуток совпадает с ранним периодом творчества автора. После прихода национал-социалистов к власти, Э. Юнгер удалился в так называемую «внутреннюю эмиграцию». С 1946 г. он вновь активно присутствовал на литературной арене Германии и не прекращал своей деятельности до конца жизни. Но это был иной период творчества Э. Юнгера в другой исторический период.
Методология и базовые понятия работы. Всякое познание пользуется научными понятиями, шаблонами и структурами. Применение фрейм, форм и конструктов есть схематизация или интерпретация схем, чтобы отличать их от обычной интерпретации текста в смысле герменевтики. Так же обоснованным является вывод о том, что анализ исторических фактов и исторических ситуаций – это не что иное, как рациональная реконструкция, опирающаяся на общие методы. Как пишет Г. Ленк, интерпретация (схемы) есть не что иное как (ре)активация схем.
Таким образом, в данной работе автор с одной стороны интерпретирует теоретические конструкты, разработанные Э. Юнгером, а с другой стороны осуществляет рациональную реконструкцию, реактивацию юнгеровских проектов, чтобы затем подвергнуть их научному анализу.
Всякое познание зависит от форм и структур интерпретации. Однако интерпретация схем сама по себе есть только эпистемологическое средство интерпретирования. Она сама есть интерпретативный конструкт или деятельность, на которую распространяется прагматическая интерпретационная методология, которую можно сочетать с прагматическим реализмом.
Методологическим основанием данной работы является синтез классиче- ской и постструктуралистской методологии. Так, автор принимает принцип «историзма», определяющийся как «подход к пониманию истории, подчеркивающий уникальность каждой эпохи, в которой любую ситуацию или период можно понять только в собственных условиях»27. Данная работа выполнена в русле исторической антропологии, выдающимися отечественными представителями которой были Л.М. Баткин и А.Я. Гуревич. А.Я. Гуревич дал следующее определение этому направлению: «Исследовательский пафос исторической антропологии состоит в раскрытии человеческого содержания истории – во всех без исключения проявлениях общественного человека и, главное, в достижении на этой основе качественно нового исторического синтеза». Исследуя проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера, закрепленный в корпусе текстов автора, данная работа стремится выявить их внутреннюю сущность и в их структуре увидеть симптомы коллективных мыслительных установок.
В целом работа написана в контексте междисциплинарных подходов, наиболее адекватно отвечающих задачам интеллектуальной истории. При рассмотрении исторических феноменов тотальной мобилизации, мифологии и представлений Э. Юнгера о своем времени автор обращался к лингвистическому, переводческому, литературоведческому, философскому и другим видам анализа текста, к использованию феноменологии, семиотики, герменевтики, историко-системного метода, социокультурного и других методологических под- ходов, эпистемологическому наследству классической и неклассической науки. Вместе с тем, автор осознает ограниченность междисциплинарных методов в том контексте, о котором справедливо пишет Л.П. Репина: «идеальная междисциплинарность представляется недостижимой».
На наш взгляд, барьеры, выстраиваемые между классическими, постмодернистскими и неклассическими методологиями зачастую имеют искусственный характер. Например, А.В. Бузгалин отказывает постмодернизму в использовании историко-системного метода. «Метод, рассматривающий всякое явление как имеющее определенную структуру, системное качество и, следователь- но, границы, а значит (если мы смотрим на существование этой системы во времени), ее начало и конец. Такой взгляд, я признаю это с самого начала, в корне противоречит постмодернизму»30. Автор данной работы, напротив, конфликту методологий предпочитает их креативный диалог или, используя понятийный аппарат турецкого философа И. Кучуради, подход «к одной и той же проблеме с разных точек зрения».
Источники, на которые опирается исследование, являются текстами в понимании «новой интеллектуальной истории»32, направления, сложившегося в русле «лингвистического поворота» и «семиотического вызова».
Так как основным объектом исторического исследования является текст, подлежащий декодированию и интерпретации, был применен герменевтический метод, предполагающий понимание инаковости авторского языка и мышления и критический подход к собственной предвзятости. Интерпретация юнгеровского проекта «тотальной мобилизации» не может обойтись без изучения его прочтения другими авторами, как своими современниками, так и исследователями.
«Тотальная мобилизация» Э. Юнгера рассматривается в данной работе как один из проектов модерна. В связи с этим возникает необходимость дать определение понятию модерна и комплексу связанных с ним понятий.
Термином «модерн», или современность, принято обозначать Новое время или связанные с ним идеи или стили. В общеисторическом смысле модерн начинается со Средневековья и Ренессанса и касается замены традиционного общества современными социальными формами. На определенной ступени развития средневекового общества индивид начинает находить средства для самовыражения. Поворотным, по мнению А. Я. Гуревича, является XIII век. Во всех отраслях жизни обнаруживаются симптомы, свидетельствующие о растущих притязаниях человеческой личности на признание. Фома Аквинский развертывает и уточняет определение личности. Среди признаков «персоны» он отмечает ее ответственность за собственное поведение: личность управляется божественным провидением таким образом, что сама принимает решения, и, следовательно, совершаемые ею поступки суть персональные деяния. Персона обладает достоинством, состоящим прежде всего в разумности человека, на которой основывается его свобода. Личность обладает бессмертной душой и способна лицезреть Бога, общество же на это не способно. Оно представляет собой средство, личность же – цель, и потому общество служит личности. Бог уступает место личности в качестве центральной фигуры метанаррации. Модерн идентифицируется с верой в рациональность и триумф истины и науки, достигшей своего апогея в период Просвещения. «В центре модерна стоит монадическое Я, претендующее на субъективную автономию»36. Как пишет В.И. Михайленко, «центральной фигурой новой эпохи становится активный и критически мыслящий индивидуум, заявлявший о примате своих прав по отношению к обществу и государству. Одним из наиболее характерных проявлений модернизма становится выдвижение идей человеческого совершенства, освобождения человека от власти природы, целенаправленного использования разума для достижения блага». Эти идеи и идеалы конкретизировались в лозунгах Великой французской революции и в великих утопиях XVIII и последующих веков.
В тесной связи с появлением индивидуального субъекта стоит переоценка рациональности, произошедшая в период Ренессанса и Просвещения. С этого времени рациональность и, как следствие, наука понимается как инструмент освобождения человека из-под власти природы и овладение природой. Модернистский проект провозгласил в качестве аксиомы положение о том, что мир устроен рационально, то есть что в нем действуют законы, которые могут быть не только познаны человеком благодаря накопленному опыту и знаниям, но и использованы для освобождения человечества от природного и социального гнета.
Идея модерна несводима только к идее рациональности. Современность изменчива, текуча, случайна, отмечал еще Ш. Бодлер в статье «Живопись со- временной жизни» («Le peintre de la vie moderne»), написанной в 1860 г. и опубликованной в 1863 г. Как можно соединить эти, казалось бы, несоединимые вещи – понимание мира как построенного в соответствии со строгими рациональными законами и его текучий и случайный характер? Этот вопрос стоит очень остро, и однозначного ответа на него, разумеется, дать невозможно, но в последние годы возникли некоторые новые тенденции, способные помочь распутать возникший клубок противоречий и загадок. Так, например, Т. Рокмор утверждает, что хотя разум, несомненно, выступает в качестве одного из важнейших аспектов современного социального мира, мы не должны пытаться осознать современность исключительно в терминах рациональности, ибо разум представляет собой лишь часть целого, именуемого модерном. Кроме того, важнейшим, с нашей точки зрения, выводом Т. Рокмора является его идея о том, что целостная теория современности возможна лишь в качестве регулятивного принципа, идеала, которого невозможно ни достичь, ни полностью осуществить.
Ж.-Ф. Лиотар говорил, что модерн есть некая точка в бесконечном течении времени, отличающаяся открытием самого этого времени, открытием смысла эпохального сдвига, разлома эпох, качественного разрыва в нашем идеологическом образе исторической жизни. Ему созвучен М. Фуко, представлявший модерн скорее как некую установку, чем как исторический период:
«Под установкой я понимаю некий способ относиться ко всему, что сейчас происходит, свободный выбор, который принимается некоторыми из нас, и, на- конец, некий способ мыслить и чувствовать, а также способ действовать и вести себя, который разом отмечает нашу сопричастность текущему моменту и представляется как некое задание»40. Ю. Хабермас также подчеркивает важность «нового»: «Слово «модерн» впервые нашло употребление в конце V в. для того, чтобы разграничить только что обретшее официальный статус христианское настоящее и языческое римское прошлое. «Модерность», принадлежность к современности (Modernität), пусть содержание этого понятия и менялось, оно искони выражало сознание эпохи, соотносящей себя с античным прошлым в ходе осмысления себя самой – как результат перехода от старого к новому». Согласно Ю. Хабермасу, «современным считается то, что способствует объективному выражению спонтанно обновляющегося духа времени. Опознавательным знаком таких произведений является «новое»…». Т. Адорно пишет: «… именно категория нового становится с середины XIX века – то есть с началом эпохи высокоразвитого капитализма – центральной…. Понятие это носит привативный характер, изначально являясь скорее отрицанием того, что уже не имеет права на существование, чем позитивным определением. На новое давит сила старого, которое нуждается в новом для своего самоосуществления».
Приближение к модерности называется модернизацией. Представление о модернизации, необходимое для понимания юнгеровских идей, строится на стыке исторической, социально-философской и культурологической трактовки. В исторической науке не было выработано единственного определения начала, конца или составных частей периода модернизации. Концептуально выделяют следующие этапы: 1. период меркантилизма; 2. эпоха буржуазных революций;
3. время раннего индустриализма (после первой промышленной революции); 4. период после второй промышленной революции (использование электричества, конвейера и т.д.); 5. эпоха НТР, начавшаяся в середине 50-х гг. XX в. (технологическое применение фундаментальных наук). Какие бы различия ни существовали в истолковании модерна, общим является признание технологических инноваций в качестве важнейшего фактора. Значение производственных технологий, индустриализация и выстраивание социальной организации по технологическому признаку, а также параллель между технологическим производством и формированием сознания, - служит необходимым и достаточным при- знаком модерна.
Г. Летен понимает под модернизацией «постоянно убыстряющийся процесс преобразований, в котором люди лишаются отживших институциональных связей и вовлекаются в процесс, выходящий за рамки непосредственно познаваемого опытом мира первичных групп, таких как семья, рабочие объединения и дружеские связи. Главные индикаторы этого процесса – урбанизация, во- влечение в индустриальную дисциплину, более длительное получения элементарного образования и та мера, в которой люди подвержены влиянию средств массовой коммуникации. Считается, что процесс модернизации в Германии происходил позднее и более скоропалительно, чем в остальных индустриальных странах». Он вызвал одолевающий страх перед фабричным производством, растущей урбанизацией и автоматизацией рабочего процесса. Определению Г. Летена созвучна трактовка С. Кропотова, который определяет модернизацию как всесторонний, все более набирающий обороты процесс, «включающий в себя, прежде всего, радикальные изменения «органически», т.е. традиционно, исторически сложившихся форм существования хозяйственной, социальной, политической, коммуникативной и повседневно-бытовых форм жизни».
«Рефлексией на позитивные и негативные последствия процессов, связанных с модернизацией в тот момент, когда она начинает приобретать качественно не- обратимый характер, затрагивающий наиболее фундаментальные устои жизни», является появление неклассической западной рациональности, одним из первых представителей которой считается Ницше.
Теория модернизации, выработанная социальной философией, способствует тому, чтобы уложить многообразие исторических представлений в идеально-типические конструкции. Для этого вводятся понятия «традиционное общество» и «современное общество». Тогда модернизация представляет собой
«особую форму развития, сутью которой является переход из традиционного времени в Новое, от традиционного общества к современному»48. На протяжении XIX в. современность (Modern Age) отождествлялась с Западом. В XX в. современное общество начало пониматься как особый тип цивилизации, перво- начально возникший в Западной Европе и затем распространившийся в других регионах как система жизни, экономического и политического устройства, идеологии и культуры.
В настоящее время продолжают появляться публикации, в которых со- держится не только критика постмодернизма, но и указывается на его крах 49. Не отрицая возможности наступления новой фазы эволюции научного знания, автор, тем не менее, не может согласиться с критическим основанием «старения постмодернизма», который его критик А.В. Бузгалин вывел из жесткой связи с «закатом неолиберализма». Постмодернизм он безосновательно рассматривает как социальный «заказ» неолиберализма50. Нам не чужда мысль о том, что наука – продукт определенной культурно-исторической ситуации, но это не означает, что ее этапы совпадают с социально-экономическими фазами (формациями).
Положение об отсутствии системности в постмодернистской парадигме понадобилось А.В. Бузгалину для того, чтобы сделать вывод о том, будто бы эта «система закрывает путь к возникновению любой системной господствую- щей и адекватной для реальных отношений идеологии». Таким образом, по А.В. Бузгалину получается, что проект Э. Юнгера либо не является постмодернистским, либо будучи постмодернистским не является системным.
Традиционные общества являются исторически первыми. Это – общества, воспроизводящие себя на основе традиции и имеющие источником легитимации прошлое, традиционный опыт. Главной чертой такого общества является доминирование традиции над инновацией, и как следствие, отсутствие выделенной персональности. Социальная роль индивида в традиционной культуре определяется его способностью выражать коллективные представления. Преобладающим типом ценностей в таком случае являются авторитарные ценности, т.е. ценности, которые основаны на традиции и поддерживают ее коллективистские представления. В ходе модернизации происходит переход к современному обществу, ориентированному на инновации и обладающему выделенной персональностью. Как пишет Ж.–Ф. Лиотар, «христианству, картезианству, якобинству присуща идея «линейной хронологии»: раз мы зачинаем нечто совершенно новое, значит, надлежит перевести стрелки часов на нулевую отметку. Сама идея такой современности теснейшим образом соотнесена с принципом возможности и необходимости разрыва с традицией и установления какого-то нового образа жизни и мышления»52. Люди оказываются вырванными из традиционных институциональных связей, таких как семья, работа и друзья. Основные индикаторы этого процесса – урбанизация, приобщение к индустриальной дисциплине, распространение начального образования и та мера, в которой люди ощущают на себе влияние массовой коммуникации. Так как современные общества, по сути, противоположны традиционным, то такой переход – драматический процесс.
В ходе отказа от традиционного уклада жизни и от традиционных ценностей происходит как образование новых свойств и установлений жизни, так и разрушение ее начал. Этот не всегда созидательный процесс сопровождается изменениями в структуре идентичности людей модернизирующегося общества,модернизация влечет за собой создание новых институтов и отношений, ценностей и норм. Логоцентричный метанарратив модерна оказывается не в состоянии достичь того же уров
Первая мировая война стала ключевым опытом модерна. Она отменила классические модернистские ценности и положила начало «новой» эпохе. Были поколеблены базовые устои модерна: когерентная картина мира, автономия субъекта и рациональность. Рациональность привела к созданию техники, обернувшейся против своего создателя. В процессе униформизации и пролетаризации масс, которым сопровождалась первая мировая война субъект утерял свою автономность. Осознание возможной бессмысленности войны и внешнее, механистическое постулирование ее смысла свидетельствовало о распаде когерентной картины мира и о возможности установления плюрализма индивидуальных миропорядков.
Политические и социальные ориентиры модерна перестали удовлетворять требованиям времени. «Когда в 1931 году отрекся от престола король Испании и была провозглашена либеральная парламентская республика, Муссолини сказал, что это «возвращение к масляным светильникам в эру электричества». Либеральная парламентская республика, как и другие индикаторы гуманистического мира, стали принадлежностью прошлого.
Поражение Германии и установление Веймарской демократии – «республики без республиканцев» - подтолкнуло германских интеллектуалов как левого, так и правого толка к созданию альтернативных проектов будущего миро- порядка. Основным потенциалом государства будущего стали массы и техника. Когда человек был осознан как ресурс, произошел отказ от одной из базовых ценностей модерна – автономного субъекта. 1920-1930-е гг. характеризуются попытками создать концепцию нового человека как части надиндивидуального коллектива. Не только левые и правые, смыкавшиеся в своем отрицании Веймарской «системы», но и опора республики - так называемые «Vernunftsre- publikaner» («демократы по выбору»), не были привержены идее свободного индивидуума настолько, чтобы не поддержать создание президиальных кабинетов, которые по мнению К.Д. Брахера, привели Германию к авторитарной системе. В этот период идея «общности» в Германии превалировала над идеей «общества». Пришла пора замены буржуазного общества некой общностью, чьи ценности претендовали на тотальность в не меньшей степени, чем модернисткие идеалы.
Э. Юнгер предложил свой проект, получивший название «тотальной мобилизации». Этот проект был направлен на разрешение противоречий модерна и возведение тотальности бытия. Юнгеровским вариантом общности была рабочая общность. Им была разработана типология массы. В ходе переработки военного опыта Э. Юнгер выделил тип Воина, радикализированный и мифологизированный автором. Воин огнем и мечом был призван расчистить дорогу новому миру. Но полноценное сращение с техникой было дано осуществить следующему типу, вобравшему в себя признаки типа воина, - Рабочему, на- стоящему репрезентанту новой эпохи. Если в понимании модерна техника имела инструментальный характер, то Э. Юнгер возвысил ее до органического сращения с человеком. Рабочий, по Э. Юнгеру, претендует на глобальное распространение, его господство выходит за рамки присущих модерну дистинкций: классов, сословий, границ национального государства. Индивидуум слишком хрупок, чтобы совладать с разрушительным процессом смены старых новыми ценностями. Личность должна уступить тотальности рабочего процесса. Достоинство человека новой эпохи состоит в его заменимости, его функциональности. Такая потребность в типизации явилась рефлексией социального атомимза и разобщенности как одного из последствий радикальной модернизации. Идеалам рабочей эпохи в изображении Э. Юнгера присуще отсутствие не- коего самостоятельного субстанционального наполнения. Причина этого заключается в том, что эти идеалы, кроме очевидного стремления к омнипотентности и функциональности, выстроены как отрицание модернистских идеалов.
Э. Юнгер настаивал на отказе от рациональности, которая по его мнению была инструментом поддержания безопасности в буржуазном мире. Стихия жизни должна была заменить буржуазную безопасность. Вторжение «опасно- го» в жизненное пространство стало бы, по Э. Юнгеру, залогом его коренного преобразования. Прогрессу и демократии - ценностям англо-французской «цивилизации» – Э. Юнгер противопоставлял нацию как репрезентанта гештальта рабочего – высшую ценность немецкой «культуры». В качестве альтернативы рациональному познанию мира Э. Юнгер разработал новую методологию по- знания, так называемое «видение» гештальтов.
Таким образом, проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера представляет собой фундаменталистскую альтернативу модерну и заключается в попытке построения радикального, заостренного варианта выхода из кризиса новоеропейской субъективности. Он несет типические черты проектов периода «рефлексивной модернизации» - аналитичность и универсальность. Этот проект претендует на то, чтобы стать фундаментом нового миропорядка и стремится заново оформить человеческую повседневность. Проект «тотальной мобилизации» - знак отхода Э. Юнгера от национал-революционной публицистики, круг тем которой ограничивался внутригерманской проблематикой. «Тотальная мобилизация» – ответ Юнгера на общеевропейский кризис модерна, тематизирующий признаки мировоззренческого и социального кризиса модерна и предлагающий свое, необходимым образом, утопическое решение модернизации модерна. Глобальность (планетарное распространение) предложенного проекта, выход размышления за пределы национального государства являются признаком близящегося перехода к постмодерну. На этом основании «тотальная мобилизация» Э. Юнгера становится непригодной для непосредственной политической реализации, что подтверждается реакцией на проект непосредственного окружения Э. Юнгера, стремившегося к политическому действию.
Интерпретация проекта «тотальной мобилизации» затруднена без включения этого проекта в контекст эпох. Противоречивое отношение к произведениям Э. Юнгера, свойственное его современникам и критикам, во многом снимается, когда они рассматриваются под углом «рефлексивной модернизации». Становится очевидной типичность юнгеровского «нового порядка». Интеллектуальные усилия элиты после первой мировой войны были направлены на насильственное восстановление тотальности утраченного метанарратива. Среди прочих следует назвать попытки установления тотальности в искусстве: «Черный квадрат» Малевича, Баухауз и прочие направления радикального авангарда. Тотальная мобилизация гештальтом рабочего у Э. Юнгера – трансцендентная схема будущего, как «Черный квадрат» Малевича – трансцендентная схема всякой возможной картины, «отправная точка для нового искусства, которое не только анализирует старое искусство, но и должно при случае его заменить».
Изучение таких альтернативных модернистских метанарраций, как юнгеровский проект «тотальной мобилизации» позволяет по-новому увидеть последовательность модерна, кризиса модерна и нашей современности, которую принято обозначать как постмодерн. Будучи проектом переходной стадии модерна, «тотальная мобилизация» содержит индикаторы, обозначающие ее принадлежность к периоду рефлексивной модернизации. В отличие от консервативных вариантов «нового порядка», «тотальная мобилизация» является прогрессивным модернистским проектом и не направлена на реакционное преодоление модерна и возвращение к до-модерну.
В ходе исследования была проведена историческая реконструкция проекта «тотальной мобилизации» немецкого мыслителя Э. Юнгера. Проект «тотальной мобилизации», который сам автор считал своим диагнозом современности, в данном исследовании был прочитан как ответ Э. Юнгера на вызовы рефлексивной модернизации. «Тотальная мобилизация» Э. Юнгера является, таким образом, одним из многочисленных вариантов нелиберального «нового» по- рядка, появившихся в первой трети XX века. Этот проект претендует на глобальное распространение, за которым, однако, угадывается расширенная до рамок европейского господства Германия. Объектом «тотальной мобилизации» являются массы, в которых индивидуум редуцирован до типа. В юнгеровском варианте мобилизации масс выделяются социальные, психологические, идеологические и мифологические составляющие, такие, как концепты «Воина», «Рабочего», «прогресса», «революции», «преемственности» и «разрыва».
Идея «тотальной мобилизации» была попыткой Э. Юнгера моделировать картину будущего мира – пост-модерна, при становлении которого он присутствовал. Созданная им модель, однако, была лишь ментальным конструктом и не содержала никаких практических указаний. Она стала одной из многих маргинальных европейских идей прошлого века. Несмотря на это, репрезентативность юнгеровского проекта «тотальной мобилизации» очевидна. Тоталитарные режимы провели мобилизацию масс; рабочий, герой труда стал основным носителем идеалов большевизма и национал-социализма. Таким образом, изучение проекта «тотальной мобилизации» Э. Юнгера дает возможность приращения научного знания по истории тоталитарных идеологий, истории Германии и миропонимания XX века в целом. Однако этим его актуальность не исчерпывается. Такие сюжеты, разработанные Э. Юнгером, как «человек и машина»,
«безопасность и вторжение опасного», «кризис буржуазной культуры» и др. вносят существенный вклад в дискурс о сущности западной цивилизации, многие проблемы которой предстоит разрешить в XXI веке.
Политические и социальные ориентиры модерна перестали удовлетворять требованиям времени. «Когда в 1931 году отрекся от престола король Испании и была провозглашена либеральная парламентская республика, Муссолини сказал, что это «возвращение к масляным светильникам в эру электричества». Либеральная парламентская республика, как и другие индикаторы гуманистического мира, стали принадлежностью прошлого.
Поражение Германии и установление Веймарской демократии – «республики без республиканцев» - подтолкнуло германских интеллектуалов как левого, так и правого толка к созданию альтернативных проектов будущего миро- порядка. Основным потенциалом государства будущего стали массы и техника. Когда человек был осознан как ресурс, произошел отказ от одной из базовых ценностей модерна – автономного субъекта. 1920-1930-е гг. характеризуются попытками создать концепцию нового человека как части надиндивидуального коллектива. Не только левые и правые, смыкавшиеся в своем отрицании Веймарской «системы», но и опора республики - так называемые «Vernunftsre- publikaner» («демократы по выбору»), не были привержены идее свободного индивидуума настолько, чтобы не поддержать создание президиальных кабинетов, которые по мнению К.Д. Брахера, привели Германию к авторитарной системе. В этот период идея «общности» в Германии превалировала над идеей «общества». Пришла пора замены буржуазного общества некой общностью, чьи ценности претендовали на тотальность в не меньшей степени, чем модернисткие идеалы.
Э. Юнгер предложил свой проект, получивший название «тотальной мобилизации». Этот проект был направлен на разрешение противоречий модерна и возведение тотальности бытия. Юнгеровским вариантом общности была рабочая общность. Им была разработана типология массы. В ходе переработки военного опыта Э. Юнгер выделил тип Воина, радикализированный и мифологизированный автором. Воин огнем и мечом был призван расчистить дорогу новому миру. Но полноценное сращение с техникой было дано осуществить следующему типу, вобравшему в себя признаки типа воина, - Рабочему, на- стоящему репрезентанту новой эпохи. Если в понимании модерна техника имела инструментальный характер, то Э. Юнгер возвысил ее до органического сращения с человеком. Рабочий, по Э. Юнгеру, претендует на глобальное распространение, его господство выходит за рамки присущих модерну дистинкций: классов, сословий, границ национального государства. Индивидуум слишком хрупок, чтобы совладать с разрушительным процессом смены старых новыми ценностями. Личность должна уступить тотальности рабочего процесса. Достоинство человека новой эпохи состоит в его заменимости, его функциональности. Такая потребность в типизации явилась рефлексией социального атомимза и разобщенности как одного из последствий радикальной модернизации. Идеалам рабочей эпохи в изображении Э. Юнгера присуще отсутствие не- коего самостоятельного субстанционального наполнения. Причина этого заключается в том, что эти идеалы, кроме очевидного стремления к омнипотентности и функциональности, выстроены как отрицание модернистских идеалов.
Э. Юнгер настаивал на отказе от рациональности, которая по его мнению была инструментом поддержания безопасности в буржуазном мире. Стихия жизни должна была заменить буржуазную безопасность. Вторжение «опасно- го» в жизненное пространство стало бы, по Э. Юнгеру, залогом его коренного преобразования. Прогрессу и демократии - ценностям англо-французской «цивилизации» – Э. Юнгер противопоставлял нацию как репрезентанта гештальта рабочего – высшую ценность немецкой «культуры». В качестве альтернативы рациональному познанию мира Э. Юнгер разработал новую методологию по- знания, так называемое «видение» гештальтов.
Таким образом, проект «тотальной мобилизации» Э. Юнгера представляет собой фундаменталистскую альтернативу модерну и заключается в попытке построения радикального, заостренного варианта выхода из кризиса новоеропейской субъективности. Он несет типические черты проектов периода «рефлексивной модернизации» - аналитичность и универсальность. Этот проект претендует на то, чтобы стать фундаментом нового миропорядка и стремится заново оформить человеческую повседневность. Проект «тотальной мобилизации» - знак отхода Э. Юнгера от национал-революционной публицистики, круг тем которой ограничивался внутригерманской проблематикой. «Тотальная мобилизация» – ответ Юнгера на общеевропейский кризис модерна, тематизирующий признаки мировоззренческого и социального кризиса модерна и предлагающий свое, необходимым образом, утопическое решение модернизации модерна. Глобальность (планетарное распространение) предложенного проекта, выход размышления за пределы национального государства являются признаком близящегося перехода к постмодерну. На этом основании «тотальная мобилизация» Э. Юнгера становится непригодной для непосредственной политической реализации, что подтверждается реакцией на проект непосредственного окружения Э. Юнгера, стремившегося к политическому действию.
Интерпретация проекта «тотальной мобилизации» затруднена без включения этого проекта в контекст эпох. Противоречивое отношение к произведениям Э. Юнгера, свойственное его современникам и критикам, во многом снимается, когда они рассматриваются под углом «рефлексивной модернизации». Становится очевидной типичность юнгеровского «нового порядка». Интеллектуальные усилия элиты после первой мировой войны были направлены на насильственное восстановление тотальности утраченного метанарратива. Среди прочих следует назвать попытки установления тотальности в искусстве: «Черный квадрат» Малевича, Баухауз и прочие направления радикального авангарда. Тотальная мобилизация гештальтом рабочего у Э. Юнгера – трансцендентная схема будущего, как «Черный квадрат» Малевича – трансцендентная схема всякой возможной картины, «отправная точка для нового искусства, которое не только анализирует старое искусство, но и должно при случае его заменить».
Изучение таких альтернативных модернистских метанарраций, как юнгеровский проект «тотальной мобилизации» позволяет по-новому увидеть последовательность модерна, кризиса модерна и нашей современности, которую принято обозначать как постмодерн. Будучи проектом переходной стадии модерна, «тотальная мобилизация» содержит индикаторы, обозначающие ее принадлежность к периоду рефлексивной модернизации. В отличие от консервативных вариантов «нового порядка», «тотальная мобилизация» является прогрессивным модернистским проектом и не направлена на реакционное преодоление модерна и возвращение к до-модерну.
В ходе исследования была проведена историческая реконструкция проекта «тотальной мобилизации» немецкого мыслителя Э. Юнгера. Проект «тотальной мобилизации», который сам автор считал своим диагнозом современности, в данном исследовании был прочитан как ответ Э. Юнгера на вызовы рефлексивной модернизации. «Тотальная мобилизация» Э. Юнгера является, таким образом, одним из многочисленных вариантов нелиберального «нового» по- рядка, появившихся в первой трети XX века. Этот проект претендует на глобальное распространение, за которым, однако, угадывается расширенная до рамок европейского господства Германия. Объектом «тотальной мобилизации» являются массы, в которых индивидуум редуцирован до типа. В юнгеровском варианте мобилизации масс выделяются социальные, психологические, идеологические и мифологические составляющие, такие, как концепты «Воина», «Рабочего», «прогресса», «революции», «преемственности» и «разрыва».
Идея «тотальной мобилизации» была попыткой Э. Юнгера моделировать картину будущего мира – пост-модерна, при становлении которого он присутствовал. Созданная им модель, однако, была лишь ментальным конструктом и не содержала никаких практических указаний. Она стала одной из многих маргинальных европейских идей прошлого века. Несмотря на это, репрезентативность юнгеровского проекта «тотальной мобилизации» очевидна. Тоталитарные режимы провели мобилизацию масс; рабочий, герой труда стал основным носителем идеалов большевизма и национал-социализма. Таким образом, изучение проекта «тотальной мобилизации» Э. Юнгера дает возможность приращения научного знания по истории тоталитарных идеологий, истории Германии и миропонимания XX века в целом. Однако этим его актуальность не исчерпывается. Такие сюжеты, разработанные Э. Юнгером, как «человек и машина»,
«безопасность и вторжение опасного», «кризис буржуазной культуры» и др. вносят существенный вклад в дискурс о сущности западной цивилизации, многие проблемы которой предстоит разрешить в XXI веке.
Подобные работы
- «ТОТАЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ» ЭРНСТА ЮНГЕРА КАК ПРОЕКТ МОДЕРНОСТИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Диссертации (РГБ), история . Язык работы: Русский. Цена: 4290 р. Год сдачи: 2004 - «ТОТАЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ» ЭРНСТА ЮНГЕРА КАК ПРОЕКТ МОДЕРНОСТИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Авторефераты (РГБ), история . Язык работы: Русский. Цена: 250 р. Год сдачи: 2004