Тип работы:
Предмет:
Язык работы:


«ТЕКСТ» РУССКОЙ КЛАССИКИ В РОМАНЕ В. НАБОКОВА «ПНИН»

Работа №18859

Тип работы

Бакалаврская работа

Предмет

филология

Объем работы79
Год сдачи2017
Стоимость4900 руб.
ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ
Просмотрено
1040
Не подходит работа?

Узнай цену на написание


ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. «ПУШКИНСКИЙ ТЕКСТ» В «ПНИНЕ» 11
1.1. Пушкинские биографические подтексты 11
1.2. Пушкинская элегия в романе: историософия и самосознание писателя-
эмигранта 21
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1 29
ГЛАВА 2. «АХМАТОВСКИЙ ТЕКСТ» В «ПНИНЕ» 30
2.1. Образ А.А. Ахматовой и культуры модернизма 28
2.2. Пародирование ранней ахматовской лирики: ритмико-интонационный
аспект 52
ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2 62
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 63
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 65
ПРИЛОЖЕНИЕ 73


В.В. Набоков, будучи филологом и университетским преподавателем, почти в каждом своём произведении обращался к текстам русской литературы. В предисловии к роману «Дар» писатель говорит прямо: «Его героиня не Зина, а Русская Литература» [Набоков, 1997: 44]. Этот вывод можно отнести и к другим произведениям Набокова, в том числе, к роману «Пнин» (1957).
Актуальность исследования. Во-первых, изучение диалога новейшей литературы и русской классики в текстах писателя актуально в силу востребованности в современной филологической науке рецептивной эстетики, основателями которой являются Х.Р. Яусс [Яусс, 1994] и В. Изер [Изер, 2008]. Немецкие учёные опирались в том числе и на концепцию диалога М.М. Бахтина: «Быть - значит общаться диалогически. Когда диалог кончается, всё кончается. Поэтому диалог, в сущности, не может и не должен кончиться» [Бахтин, 1994: 161]. «Автор глубоко активен, но его активность носит особый диалогический характер. Одно дело активность в отношении мёртвой вещи, безгласного материала, который можно лепить и формировать как угодно, и другое - активность в отношении чужого живого и полноправного сознания. Это активность вопрошающая, провоцирующая, отвечающая, соглашающаяся, возражающая и т.п., т.е. диалогическая активность <...>. Это - активность более высокого качества. Она преодолевает не сопротивление мёртвого материала, а сопротивление чужого сознания чужой правды», - пишет исследователь [Бахтин, 1977: 298].
Прежде всего, основатели школы рецептивной эстетики по-новому ставят вопрос о восприятии искусства, в частности, литературы: «На границе, когда поле нашего исследования выходит за пределы автономного искусства и современной литературы и втягивает проблемы литературной традиции, встаёт вопрос, которым пренебрегла классическая эстетика - вопрос об опыте искусства, следовательно, об эстетической практике, которая лежит в основе всех манифестаций искусства как производящей (поэтика), воспринимающей (эстетика) и коммуникативной деятельности (катарсис)» [Яусс, 1994: 97]. Из подобной постановки вопроса исследователь делает вывод, что «анализ имплицитного читателя должен быть дополнен анализом исторического читателя, реконструкция имманентного горизонта ожидания, который предписывает произведение, - реконструкцией общественного горизонта опыта, который привносит читатель из своего исторического жизненного мира» [Яусс, 1994: 97]. Другими словами, Яусс предлагает обратиться к истории литературы, которая призвана реконструировать «горизонты ожидания» читателя, на основе которых создавались или воспринимались художественные тексты, что приводит к пониманию, каким образом «читатель прошлого расценивал произведение» [Яусс, 2004: 200].
Изер также поднимает вопрос о природе художественного текста, которая не может разрешиться в рамках классического подхода: «Кажущееся чёткое разграничение воображения, разума и восприятия, общераспространённое в психологии, совершенно не работает применительно к художественной литературе. Литература зарождается от взаимодействия фантазии, сознания и восприятия, и исток её легко увидеть в каждой из этих “способностей”» [Изер, 2008: 19].
Учёные критикуют предшествующие им подходы к истории литературы, заключавшиеся в классификации материала по жанрам или хронологии, изредка затрагивая биографию писателей в качестве «экскурса» и обращающие внимание лишь на «шедевры», «ведь качество и ранг литературного произведения определяются не биографическими или историческими условиями его возникновения и не просто местом в последовательности развития жанров, а трудноуловимыми критериями художественного воздействия, рецепции и последующей славы произведения и автора» [Яусс, 1995: 41].
Исследования, посвящённые выявлению пластов классической литературы в произведениях Набокова, преимущественно основаны на
анализе «Пушкинского текста» в «Даре» (И. Паперно [Паперно, 1997], В.П. Старк [Старк, 1997]), выявлении литературных подтекстов в
конкретных произведениях писателя [Shapiro, 1998], осмыслении интертекстов, восходящих как к отдельным предшественникам [Connolly, 1983], так и к целым периодам [Карпов, 2002]. Программные работы по «Пнину» написаны Г. Барабтарло [Барабтарло, 2015], однако в них не говорится о «столкновении» разных литературных эпох в рамках произведения. Также роман попал во внимание зарубежных исследователей, работы которых посвящены анализу взаимодействия нарратора и главного героя на протяжении романа [Hales,]; [Pellerdi, 1991-1994] или рассмотрено влияние произведения на мировосприятие читателя [Rice, 2005].
Во-вторых, актуальность исследования обусловлена вниманием современного литературоведения к проблемам памяти - как психологической, так и историософской категории, особенно значимой для творческого сознания русской эмиграции первой волны. Концепции памяти писателей русского зарубежья находятся в центре исследований М.Д. Шраера [Шраер, 2000] и Б.В. Аверина [Аверин, 2003]. Так, Аверин отмечает, что писатель особое внимание уделяет не только памяти как способу самопознания, но и образу читателя: «Набоков пишет “Другие берега”, чтобы найти тайный узор собственной судьбы, разгадать загадочную картинку. Той же задачей обременены многие из его героев. Но адресована она и ещё одному лицу - читателю. Мало кто из русских писателей так дотошно, как Набоков, занимался организацией читательского восприятия» [Аверин, 2003: 300]. Исследователь иллюстрирует цепочку аллюзий,
цепляющихся одна за другую и начинающихся с имён героев и персонажей романов. Так, например, в «Защите Лужина» только в конце произведения читатель узнаёт фамилию и имя главного героя, что заставляет его вспомнить, как и кто его до этого называл: «Всё это можно расценить как искусство игры со словом и именем, а можно - как приглашение к тотальному воспоминанию, процессу воскресения личности, культуры и мира через память» [Аверин, 2003: 302]. В набоковской игре различными приёмами (аллюзиями, реминисценциями, скрытыми цитатами) интерпретаторы его творчества часто замечают «только игру или “металитературу”». Аверин видит совершенно иную причину писательской увлечённости приёмами, связанными с памятью: «Не только герои Набокова погружены в воспоминание, но и читатель должен быть погружён в текст и во все его внетекстовые связи как в своё личное воспоминание. Необходимость перечитывания произведений Набокова, о котором писала Н. Берберова, связана именно с этой особенностью» [Аверин, 2003: 302].
Большое внимание роли памяти, по словам Аверина, уделяли и другие писатели. Так, Шраер сравнивает концепции памяти у Набокова и Бунина, которого ранний автор «Пнина» называл своим предшественником. Обоих авторов также сравнивают с Марселем Прустом, однако есть одно принципиально важное различие между их отношением к воспоминаниям. Как отмечает Шраер, у Бунина «память не обладает заданной структурой, и очертания воспоминаний часто зависят от случайной последовательности повествовательных обстоятельств... <...> К тому же память в поэтике Бунина тесно связана с устным повествованием и его корнями в русском народном творчестве» [Шраер, 2000: 187]. Последнее замечание учёного связано с тем, что с окончанием акта устного повествования заканчивается и сам процесс воспоминания, а герой возвращается в реальность. Противопоставляя набоковскую модель памяти бунинскому пониманию, Шраер пишет: «Наоборот, в произведениях Набокова воспоминания всегда упорядочены и находятся под контролем автора / рассказчика. <.> Контуры рассказа открываются ему во всей своей целостности и полноте в момент космической синхронизации, когда его воспоминания о Нине (замужней героине произведения, с которой у безымянного рассказчика был долгий роман. - Ю.К.), заключающие в себе больше пятнадцати лет жизни, выстраиваются в чёткую схему» [Шраер, 2000: 187-188]. Помимо чёткости и стройности выстроенной системы воспоминаний, для Набокова характерны повторы, или «неявные соответствия». Согласно терминологии Аверина: «Набоков заставляет читателя погрузиться в воспоминания о тексте читаемого произведения. Так начинают проступать “тайные знаки” явного сюжета» [Аверин, 2003: 304].
Наконец, Барабтарло, рассуждая о набоковском понимании читателя, параллельно объясняет авторское понимание времени: «Набоков всегда ощущает, что память смертного может быть предшественницей такого состояния сознания, которому прошлое может быть доступно непосредственно, и тогда возможно бесконечное исследование, могущее привести к открытию водяных знаков времени» [Барабтарло, 2015: 261].
Суммируя результаты исследований трёх учёных, мы делаем вывод о том, что для набоковской концепции памяти основополагающими элементами являются: а) попытка воспоминания момента до рождения; б) чёткость выстраиваемых воспоминаний; и в) «неявные соответствия», помогающие читателю по-новому взглянуть на текст.
Новизна данной работы заключается в выявлении и системном анализе «текстов» русской литературы в романе «Пнин», в частности, «Ахматовского текста», который ранее не попадал в фокус внимания исследователей англоязычного творчества Набокова.
Объект данного исследования - русская литература в рецептивном сознании писателей-эмигрантов.
Предмет исследования - «Пушкинский» и «Ахматовский» тексты в романе Набокова «Пнин».
Материалом исследования послужили роман «Пнин» и наиболее репрезентативные тексты, представляющие в произведении эпоху золотого и серебряного веков, а именно ранняя поэзия А.А. Ахматовой (сборники стихотворений «Вечер» и «Чётки»), лирика Л. Червинской, И. Одоевцевой и стихотворение А.С. Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных.»
Цель исследования - реконструировать и проанализировать тексты русской классики и «новой классики» серебряного века в романе В. Набокова «Пнин».
В процессе достижения цели необходимо решить следующий ряд задач:
1. Выявить типы репрезентации «Пушкинского текста» и обозначить присущие каждому типу специфические черты.
2. Рассмотреть пушкинские биографические подтексты в «Пнине».
3. Изучить роль неканонической элегии А.С. Пушкина «Брожу ли я средь улиц шумных» в структуре набоковского романа.
4. Исследовать типы репрезентации «Ахматовского текста» и обозначить присущие каждому типу специфические черты.
5. Описать культурно-социальные явления, представленные посредством «Ахматовского текста» - декадентское сообщество, образ femme fatale, жизнетворческий сценарий Ахматовой и ее подражательниц.
6. Определить системное место в романе каждого из «текстов» русской классики и «новой классики» серебряного века.
Методология и методы исследования. Исследуя «Ахматовский текст», мы опирались на теоретические работы по концепции жизнетворчества таких исследователей, как А.К. Жолковский [Жолковский, 1998] и И. Паперно [Паперно, 1999]. Набоков встраивает «текст» в ткань романа в частности с помощью пародийного изображения ахматовской установки на модель поведения «императрицы», поэтому частью методологического фундамента исследования стали классические работы Ю.Н. Тынянова о пародии [Тынянов, 1977]. Также теоретико-методологическую основу нашего
исследования составили работы Ю.М. Лотмана по семиотике, необходимые для распознавания знаков, отсылающих к текстам русской классики, и истории литературного быта, важные для понимания механизмов эмигрантской повседневности и набоковского творчества [Лотман, 1992].
Теоретическая значимость исследования состоит в постановке проблемы о механизмах репрезентации русской классики в модернистских текстах.
Практическую значимость составляет комментарий к малоизученному роману «Пнин», а также возможность использовать результаты исследования в лекционных материалах по творчеству В.В. Набокова и русских писателей-эмигрантов XX в.
Положения, выносимые на защиту.
1. «Пушкинский текст» в романе представляет собой опыт рецепции русской классики, вокруг которого объединяются «тексты» других русский писателей XIX в. (Тургенева, Толстого и др.).
2. Встроенная в роман Набокова неканоническая элегия А.С. Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных.» символизирует уход, физическое умирание «старшего» поколения русской эмиграции и «руинизацию» культуры диаспоры в целом.
3. Пародия на лирику А.А. Ахматовой демонстрирует реакцию Набокова на «новую классику» серебряного века, характеризующуюся поэтическими экспериментами в ритмико-интонационной области.
4. «Ахматовский текст» в «Пнине» репрезентирует характерный для культуры модернизма социально-психологический тип, отличающийся отчетливо выраженной жизнетворческой установкой.
5. Русская классика XIX в. представлена в тексте как иконически (имя поэта, изображение на книге), так и опосредованно (лекции или дискуссии о произведении).
6. Литература серебряного века, воспринимаемая Набоковым как творчество современников, показана в «Пнине» непосредственно (пародийные персонажи и стихотворные пародии на поэтов-модернистов).
7. «Пушкинский» и «Ахматовский текст» в романе Набокова воспроизводят взаимодействие двух эпох: золотого и серебряного веков, представленных наиболее репрезентативными фигурами.
Структура исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения. Во Введении обоснована актуальность работы, приведена теоретико-методологическая база, описана новизна исследования, обозначены цель и задачи; также определена теоретическая и практическая значимость диплома, выдвинуты основные тезисы, выносимые на защиту. В первой главе мы подробно остановились на анализе «Пушкинского текста», исследовании стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных.» и определения роли в романе русской классики XIX в. Во второй главе представлен анализ «Ахматовского текста» в «Пнине», его роль в репрезентации эпохи декадентства, эстетики и жизнетворчества модернизма и русского зарубежья начала XX века, эпигонов Ахматовой и непосредственно творчества самой поэтессы. В заключении подводятся итоги исследования, выявляются закономерности взаимодействия двух эпох в творческом сознании автора и значение данного приёма у Набокова. В приложении представлена таблица частотности упоминаний русских и зарубежных писателей и их произведений в романе Набокова «Пнин».


Возникли сложности?

Нужна помощь преподавателя?

Помощь студентам в написании работ!


Изучив пушкинские биографические подтексты, присутствующие в романе, мы пришли к выводу, что они использовались автором как модель описания будущего русской эмиграции, а именно её смерти и утери культурных ценностей «старой России». Обращение к элегии Пушкина, где лирический герой постоянно ощущает присутствие смерти и ожидает её, отсылает к набоковскому восприятию скорой «смерти» русской культуры за рубежом вместе с уходом самой эмиграции.
«Ахматовский текст» в романе представляет авторскую реакцию на новый тип человека, характерный для модернистского общества, его поведение и отношение к окружающим. Этот тип сопоставлен с русской интеллигенцией в эмиграции. Кроме того, Набоков реагирует на нововведения в русской поэзии: неточные рифмы, смешение размеров (двусложных и трёхсложных стоп), преобладание тематики несчастной, неразделённой любви. Данные характеристики свойственны ранней поэзии А.А. Ахматовой и её подражательницам - Л. Червинской и И. Одоевцевой. С учётом амбивалентности природы пародии, мы полагаем, что целью Набокова была не только ирония как проявление несогласия, но приятие данного явления как факта.
Рассмотрев способы включения «Пушкинского» и «Ахматовского текста» в ткань повествования, мы пришли к выводу, что В.В. Набоков показывает взаимодействие двух культур с помощью наиболее репрезентативных для каждой эпохи фигур - А.С. Пушкина и А.А. Ахматовой. Писатель включает в «тексты» также образ золотого века и русской литературы в целом, с одной стороны, декадентское общество, образ «femme fatale», «ахматавщину», - с другой. Набоков, получивший
филологическое образование, читавший курс лекций по русской литературе, считал главной составляющей русской культуры произведения XIX века: «В сознании иностранцев “русская литература” как понятие, как отдельное явление обыкновенно сводится к признанию того, что Россия дала миру полдюжины великих прозаиков в середине прошлого и в начале нашего столетия. Русские читатели относятся к ней несколько иначе, причисляя сюда ещё некоторых непереводимых поэтов, но всё же и мы прежде всего имеем в виду блистательную плеяду авторов XIX века» (курсив наш. - Ю.К.) [Набоков, 1998: 5]. Однако русская культура, хранителями которой являются эмигранты, постепенно умирает. Этот вывод заключён, исходя из описанной в лекции главного героя гибели Пушкина, из описания предсмертных состояний Пнина, а также в связи с контрастным описанием внешности профессора русской литературы и его бывшей жены. Представляя Пнина читателям, Набоков пишет: «Совершенно лысый, загорелый и гладко выбритый <.> несколько обезьянье надгубье, толстая шея и внушительное туловище в тесноватом твидовом пиджаке» [Набоков, 2015: 19]; «.теперь, если б он не брился, пробилась бы только седая щетина - бедный Пнин, бедный дикобраз альбинос!» [Набоков, 2015: 61]. Лиза Винд, образ- репрезентация «Ахматовского текста», описана совершенно по-другому: «У неё были тёмно-каштановые волосы, волной вздымавшиеся над глянцевым лбом и снежно-розовым лицом, и она употребляла бледный губной карандаш, и кроме некоторой толстоватости лодыжек и запястий, в её цветущей, оживлённой, элементарной, не особенно холёной красоте трудно было бы отыскать какой-нибудь изъян» (курсив наш. - Ю.К.) [Набоков, 2015: 61]. Таким образом, «старая» культура изображена умирающей, уходящей, уступающей место «новой классике» - живой, перенимающей ценности Запада (фрейдизм, психоанализ), готовой к ассимиляции.



1. Аверин Б. Набоков и набоковиана // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 846-862.
2. Аверин Б.В. «Гений тотального воспоминания» // Аверин Б.В. Дар Мнемозины: романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции. СПб.: Амфора, 2003. С. 5-15.
3. Аверин Б.В. Дар Мнемозины: романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции. СПб.: Амфора, 2003. 399 с.
4. Адамович Г. Владимир Набоков (из книги «Одиночество и свобода») // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 249-260.
5. Адамович Г.В. Рецензия на сборник «Рассветы» // Последние новости. Париж, 1937. С. 23-25.
6. Аксаков И.С. Речь о А.С. Пушкине. // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М.: Современник, 1981. С. 263-280.
7. Александров Д. Набоков - натуралист и энтомолог // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 423-432.
8. Анисимов К.В. «Грамматика любви» И.А. Бунина: текст, контекст, смысл. Красноярск: Сиб. федер. ун-т, 2015. 148 с.
9. Анисимова Е.Е. Творчество В.А. Жуковского в рецептивном сознании русской литературы первой половины XX века. Красноярск: Сиб. фед. ун-т, 2016. 468 с.
10. Антоничева М.Ю. «Женщина в черном»: ахматовский образ в прозе В. Набокова // Филологические этюды: сборник научных статей молодых ученых. Саратов: Изд-во Латанова В. П., 2004. Вып. 7. Ч. I - II. С. 141-143.
11. Арьев А. Вести из вечности (о смысле литературно-философской позиции В.В. Набокова) // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 2001. Т. 2. С. 169-193.
12. Арьев А. И сны, и явь (о смысле литературно-философской позиции В.В. Набокова) // Звезда. СПб., 1999. № 4. С. 140-147.
13. Ахматова А.А. Все мы бражники здесь, блудницы. СПб.: Амфора, 2012. 238 с.
14. Ахматова А.А. Мой муж Гумилёв, отец Гумилёва. М.: ACT, 2014. 416 с.
15. Бальмонт К.Д. Собрание сочинений: в 7 тх. М.: Книговек, 2010. Т. 1. 504 с.
16. Барабтарло Г. Разрешённый диссонанс // Набоков В.В. Пнин. СПб.: Азбука, 2015. С. 235-305.
17. Бахтин М.М. План доработки книги «Проблемы поэтики Достоевского» // Контекст 1976. М.: Наука, 1977. С. 293-316.
18. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского // Проблемы творчества Достоевского. Киев: Next, 1994. С. 181-492.
19. Бессонова А.С. «Истина Пушкина» в творческом сознании В.В. Набокова: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Коломна: 2003. 26 с.
20. Богданов К.А. Из истории клякс: Филологические наблюдения. М.: Новое литературное обозрение, 2012. 216 с.
21. Богомолов Н.А. Вокруг «серебряного века». М.: Новое литературное обозрение, 2010. 720 с.
22. Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы: биография. СПб.: Симпозиум, 2010. 696 с.
23. Бойд Б. Набоков: американские годы: биография. СПб.: Симпозиум, 2010. 950 с.
24. Васильев В.К. Сюжетная типология русской литературы XI- XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени. Красноярск: ИПК СФУ, 2009. 260 с.
25. Вэньхуэй В. Контекстуальные символы в романе В. Набокова
«Пнин» // Социальное и экономическое развитие АТР: проблемы, опыт, перспективы. Комсомольск-на-Амуре: Амурский гуманитарно¬
педагогический университет, 2013. С. 154-158.
26. Гаспаров М.Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М.: Фортуна Лимитед, 2001. 288 с.
27. Гаспаров М.Л. Стих Ахматовой: четыре его этапа //
Литературное обозрение. СПб. № 5, 1989. С. 26-28.
28. Достоевский Ф.М. Пушкинская речь // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. Л.: Наука, 1964. Т. 26. С. 136-149.
29. Жолковский А.К технологии власти в творчестве и жизнетворчестве Ахматовой // Жизнетворчество в русской культуре XVIII - XX вв. Мюнхен: Verlag Otto Sagner, 1998. С. 193-210.
30. Изер В.К антропологии художественной литературы // Новое литературное обозрение. 2008. № 94. С. 7-21.
31. Карпов Н.А. Творчество В.В. Набокова и традиции литературы романтической эпохи («Защита Лужина», «Приглашение на казнь»): дис. . канд. филол. наук. СПб., 2002. 217 с.
32. Кертман Л. Безмерностьи гармония (Пушкин в творческом
сознании Анны Ахматовой и Марины Цветаевой) // Вопросы литературы. 2005. № 4. URL: http://magazines.russ.rU/voplit/2005/4/ke16.html (дата
обращения: 05.06.2017).
33. Козлов В.И. Элегия неканонического периода: типология, история, поэтика: автореф. дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. М., 2013. 42 с.
34. Лавров А.В. Русские символисты: этюды и разыскания. М.: Прогресс-Плеяда, 2007. 632 с.
35. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) // Ю.М. Лотман. Избранные статьи в 3 т. Таллин: Александра, 1992. Т. 1. С. 365-376.
36. Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3 т. Таллин: Александра, 1992. Т. 1. С. 129-132.
37. Маневич Г.И. Роман В. Набокова «Дар» и пушкинская формула творчества // Маневич Г.И. Оправдание творчества. М.: Прометей, 1990. С. 211-234.
38. Матич О. Диаспора как остранение (русская литература в эмиграции) // Ежеквартальник русской филологии и культуры. СПб., 1996. Т. 2. № 2. С. 158-179.
39. Молок Ю.А. Пушкин в 1937 году. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 226 с.
40. Набоков В.В. Волшебник // Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2008. Т. 5. С. 40-84.
41. Набоков В.В. Другие берега. СПб.: Азбука, 2015. 384 с.
42. Набоков В.В. Ив. Бунин. Избранные стихи // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 29-32.
43. Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». СПб.: Искусство, 1999. 928 с.
44. Набоков В.В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1998. 440 с.
45. Набоков В.В. Лолита // Набоков В.В. Американский период. Т. 2. СПб.: Симпозиум, 2008. С. 11-376.
46. Набоков В.В. Пнин. СПб.: Азбука, 2015. 320 с.
47. Набоков В.В. Поэту // Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений в 5 т. СПб.: Симпозиум, 2004. Т. 1. С. 468.
48. Набоков В.В. Предисловие к английскому переводу романа «Дар» (“The Gift”) // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 43-45.
49. Набоков В.В. Слава // Набоков В.В. Русский период. Собрание сочинений: в 5 т. СПб.: Симпозиум, 2008. Т. 5. С. 419-422.
50. Набокова В. Предисловие к сборнику: В. Набоков. Стихи (1979) // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 342-343.
51. Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Колибри. 2016.
384 с.
52. Носик Б. Мир и дар Владимира Набокова. М.: Пентаны, 1995.
573 с.
53. Паперно И. Как сделан «Дар» Набокова // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин-та, 1997. Т. 1. С. 485-507.
54. Паперно И. Пушкин в жизни человека Серебряного века // Cultural Mythologies of Russian Modernism. From the Golden Age to the Silver Age / Ed. by B. Gasparov, R.P. Hughes, I. Paperno. Berkeley, Los Angeles, Oxford: University of California press, 1992. P. 19-51.
55. Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М.: Новое литературное обозрение, 1999. 256 с.
56. Петраков И.А. «Пушкинский текст» Набокова // Национальный гений и пути русской культуры: Пушкин, Платонов, Набоков в конце XX века. Омск, 1999. Вып. I. С. 151-155.
57. Пушкин А.С. Брожу ли я вдоль улиц шумных. // Пушкин А.С. Собрание сочинений: в 10 т. М.: ГИХЛ, 1959. Т. 2. С. 264-265.
58. Саакянц А.А. Марина Цветаева: Жизнь и творчество. М.: Эллис Лак, 1999. 816 с.
59. Старк В.П. Владимир Набоков - комментатор «Евгения Онегина» // Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». СПб.: Искусство, 1999. С. 7-26.
60. Старк В.П. Пушкин в творчестве В.В. Набокова // В.В. Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного ин¬та, 1997. Т. 1. С. 768-778.
61. Тамарченко Н.Д, Тюпа В.И. Бройтман С.Н. Теория литературы в 2 т. М.: Академия, 2004. Т. 1. 512 с.
62. Тамарченко Н.Д, Тюпа В.И. Бройтма С.Н. Теория литературы в 2 т. М.: Академия, 2004. Т. 2. 368 с.
63. Тименчик Р. Последний поэт. Анна Ахматова в 60-е годы. М.: Мосты культуры, 2014. Т. 2. 632 с.
64. Тименчик Р.Д. Поэтика ранней Ахматовой: «повышенная суггестивность» // Вестник Удмуртского ун-та. №4, 2010. С. 157-166.
65. Тургенев И.С. Речь по поводу открытия памятника А.А. Пушкину в Москве // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 28 т. М.; Л.: Накуа, 1968. Т. 15. С. 70-74.
66. Тынянов Ю.Н. О пародии // Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 284-310.
67. Устами Буниных: в 3 т. / под ред. М. Грин. Франкфурт-на- Майне, 1977-1982.


Работу высылаем на протяжении 30 минут после оплаты.



Подобные работы


©2024 Cервис помощи студентам в выполнении работ