Лирика В. Е. Щировского
|
Введение 3
Глава 1. Своеобразие художественного мира В.Е. Щировского 8
1.1 Жанр 8
1.2 Лирический герой 16
1.3 Мотивы 24
1.4 Ритм и рифма 36
1.5 Строфика 46
1.6 Мелодика 51
Глава 2. Жизненные практики и творчество В.Е. Щировского в социально-историческом контексте 1930-х гг. 58
2.1 К постановке проблемы: В.Е. Щировский и литературный канон 58
2.2 Литературный процесс 1930-х и «неудача» В.Е.Щировского 61
2.3 Антропологическое расхождение: В.Е.Щировский и «стандартизированный антропологический тип» советского поэта 64
2.4 Прагматика стихотворений В.Е. Щировского 72
2.5 В. Е. Щировский как автор протоандеграундной литературы 77
Заключение 82
Список использованной литературы 88
Глава 1. Своеобразие художественного мира В.Е. Щировского 8
1.1 Жанр 8
1.2 Лирический герой 16
1.3 Мотивы 24
1.4 Ритм и рифма 36
1.5 Строфика 46
1.6 Мелодика 51
Глава 2. Жизненные практики и творчество В.Е. Щировского в социально-историческом контексте 1930-х гг. 58
2.1 К постановке проблемы: В.Е. Щировский и литературный канон 58
2.2 Литературный процесс 1930-х и «неудача» В.Е.Щировского 61
2.3 Антропологическое расхождение: В.Е.Щировский и «стандартизированный антропологический тип» советского поэта 64
2.4 Прагматика стихотворений В.Е. Щировского 72
2.5 В. Е. Щировский как автор протоандеграундной литературы 77
Заключение 82
Список использованной литературы 88
Стихотворения Владимира Евгеньевича Щировского (1909 – 1941), поэта, погибшего в начале Великой Отечественной войны в довольно молодом возрасте, дошли до читателя спустя практически полвека после его смерти. При жизни В. Щировский никогда не публиковался (и хотя известно, что он показывал свои стихотворения М. А. Волошину, Б. Л. Пастернаку и Н. С. Тихонову, до публикации дело не дошло). Кроме того, поэт неоднократно подвергался различным санкциям со стороны советской власти: например, будучи сыном царского сенатора, он был отчислен из Ленинградского университета за «сокрытие соцпроисхождения», а также несколько раз арестован.
Эти обстоятельства способствовали отдалению В. Щировского от литературного процесса: большую часть времени он находился далеко от центров литературной жизни и занимался зачастую низкоквалифицированным нелитературным трудом (работал сварщиком на стройке Балтийского вокзала, во время военной службы — писарем в горвоенкомате, руководителем клубной самодеятельности и т.д.).
В 1989 году в журнале «Огонек» впервые благодаря А.Н. Доррер, сестры первой жены В. Щировского, сохранившей некоторые произведения поэта, была опубликована подборка его стихотворений (публикатором выступил Е. А. Евтушенко ). И несмотря на то, что с тех пор о стихотворениях В. Щировского положительно отзывались довольно известные исследователи (среди них, например, Е. В. Витковский, И. Н. Сухих, В. В. Емельянов), хоть сколько-нибудь подробных научных работ, посвященных автору, пока чтонет. В 2007 году вышло первое издание книги поэта «Танец души: Стихотворения и поэмы», включившей в себя большинство сохранившихся произведений В. Щировского (через год вышло дополненное издание ).
О творчестве В. Щировского написано лишь несколько небольших статей. Это статья В. Емельянова , написанная в качестве послесловия к опубликованной книге стихотворений поэта, вступительная заметка И. Сухих, предваряющая подборку текстов В. Щировского в журнале «Звезда», а также статья А. В. Лаврова из его книги «Символисты и другие: Статьи. Разыскания. Публикации», проясняющая некоторые биографические моменты, в том числе подтверждающая знакомство В. Щировского и М. Волошина. Кроме того, можно найти отдельные упоминания стихотворений В.Щировского в исследованиях, посвященных другим темам. Например, Е. А. Балашова в своей работе пишет о моделях идиллии в русской поэзии последнего времени и проясняет бидермайерский тип идиллии на материале двух стихотворений В. Щировского. Текстологические проблемы, связанные с произведениями поэта, подробно описывает В. Емельянов в статье «Проблемы текстологии Владимира Щировского». Биографические сведения, на которые можно было бы опереться, также весьма малочисленны: в нашем распоряжении имеются только воспоминания А. Доррер и несколько писем поэта.
Описанная ситуация во многом определяет характер исследования: минимальное количество источников предполагает непосредственное отталкивание от доступного материала (сравнительно небольшой книги стихотворений поэта и не слишком подробных биографических сведений), а отсутствие работ, подробно исследующих творчество В. Щировского, в совокупности с необычной литературной судьбой поэта свидетельствуют о необходимости анализа не столько его отдельных произведений, сколько поэтического мира в целом, а также социально-исторического контекста, тех условий, в которых эта поэзия формировалась.
Таким образом, работа делится на две части (и, соответственно, структура работы включает в себя введение, две главы и заключение).
В первой части с различных сторон будет исследован корпус поэтических текстов В. Щировского, представленный в качестве художественного целого. Будут описаны содержательная (мотивы) и формальная (ритмика, рифмы, строфика и т.д.) стороны лирики поэта, проанализирована фигура лирического героя в его произведениях. Кроме того, отдельное внимание будет уделено мелодике стихотворений В. Щировского, а также жанровой структуре стихотворений автора.
Конечно, в своем анализе художественного мира В. Щировского мы будем отталкиваться от различных теоретических работ (например, при рассмотрении фигуры лирического героя в произведениях поэта для нас важна работа Л. Я. Гинзбург «О лирике», статьи Л. Г. Кихней и Б. П. Маслова, при анализе мотивов — исследовательская оптика Б. М. Гаспарова, предполагающая рассмотрение текстов через термины «презумпции текстуальности» и «смысловой индукции», а в параграфах, посвященных ритмическим и строфическим особенностям лирики В. Щировского, мы опираемся на стиховедческие работы М. И. Шапира и М. Л. Гаспарова ).
Широта исследуемых вопросов обусловлена стремлением к изучению поэтического мира В. Щировского как художественного целого, что, в свою очередь, связано с полным отсутствием работ, предлагающих хоть сколько-нибудь комплексное изучение поэтики В. Щировского, что также обуславливает новизну исследования.
И действительно, пока что намечены лишь отдельные возможные пути такого анализа: так, В. Емельянов составил список наиболее часто употребляемых в текстах В. Щировского слов («нежность», «старость», «скука» и другие) и через них начал описывать основные мотивы лирики поэта. В той же статье В. Емельянов отметил сложные отношения поэта с окружающей его социальной реальностью: несмотря на явно негативное отношение ко всему советскому, В. Щировский не мог полностью отстраниться от действительности — В. Емельянов замечает в его стихотворениях влияние футуристов, в частности, реминисценции к поэзии Владимира Маяковского. Вообще статья В. Емельянова характерна попыткой восстановить контекст, в котором формировался автор: отмечены следы влияния на лирику В. Щировского символистов и акмеистов, религиозных концепций (в основном буддизма), а также текстов европейских философов.
Вторая часть работы в большей степени посвящена историческим обстоятельствам, в которых формировалась поэтика В. Щировского. Проблематизируя понятия «канона» и «литературной классики» (обращаясь, например, к концепциям Б. В. Дубина и Дж. Гиллори ), мы попытаемся осмыслить положение неизвестной литературы в более широкой системе, а также то, какие трансформации она производит, спустя множество лет начиная включаться в канон, и в какие историко-литературные модели встраивается.
Кроме того, обращаясь к методологическим приемам социологии литературы (отталкиваясь, в частности, от концепции литературного поля П. Бурдье ), мы постараемся ответить на вопрос, почему публикация текстов В. Щировского (и, шире, какое бы то ни было включение этого автора в литературный процесс) оказалась невозможной в советском обществе того времени и как эта маргинальная позиция сказывалась на творчестве поэта.
Для этой части работы важна антропологическая оптика, предлагаемая в книге М. Ю. Берга «Литературократия: проблемы присвоения и перераспределения власти в литературе» , статья О. А. Юрьева , в которой, рецензируя антологию «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне» , автор как раз таки противопоставляет фигуру В. Щировского «стандартизированному антропологическому типу» советского поэта, а также исследования послевоенного литературного процесса, в котором оказываются возможными «пространства вненаходимости» , а антропологически чуждые режиму авторы могут создавать альтернативные институциональные сети .
Объектом исследования таким образом является корпус поэтических произведений В. Щировского, представленный в качестве художественного целого. Предмет исследования —совокупность формальных и содержательных особенностей стихотворений В. Щировского, а также тот исторический и социальный контекст, в котором работал поэт и который повлиял на последующее бытование и восприятие этих текстов.
Соглашаясь с возможностью трансформации, расширения и уточнения литературного канона , мы считаем, что в отечественном литературном пространстве особое внимание следует обратить на забытых авторов, не имевших возможности публиковаться в советское время зачастую из-за причин, не связанных напрямую с произведениями этих авторов (или, пользуясь терминологическим аппаратом П. Бурдье, можно сказать, что литературное поле потеряло автономию от поля власти и, соответственно, контроль над тем, какие произведения имеют право быть опубликованными).Сказанное обуславливает актуальность работы: исследуя поэтический мир малоизученного автора мы в любом случае несколько расширяем возможности для исторического осмысления литературного процесса (так, тот же В. Щировский может быть, по утверждению Д. М. Давыдова, назван своеобразным предшественником послевоенной неподцензурной литературы , что некоторым образом может уточнять наше понимание литературного процесса).
Кроме того, при разговоре об актуальности работы нужно учитывать особую тематическую оптику В. Щировского, редко встречавшуюся у поэтов 1930-х. Как пишет И. Сухих, «ирония Щировского по-романтически универсальна и всеобъемлюща. Коллективный герой — "мы" — поэзии тридцатых, ощущал мир как великую стройку, как "земшарную республику Советов" (Коган), где поэт всегда у себя дома. Даже о смерти писали в духе оптимистической трагедии, с риторическим пафосом, почти восторгом.<…>Лирический герой Щировского существует по другим законам, он чувствует свою отчужденность от бесконечной, живущей по своим законам вселенной, которую события Октября вряд ли принципиально изменили» . Таким образом, более подробный анализ произведений В. Щировского (особенно — но и не только — их содержательной составляющей) позволит, возможно, получить несколько более сложную картину написанной в довоенное время лирики, чем это представлялось ранее.
Целью работы является анализ художественного мира В. Щировского, а также историко-социальных обстоятельств, повлиявших на написание и бытование произведений поэта.
Для достижения цели предстоит решить следующие задачи:
1.Рассмотреть произведения поэта в их совокупности, как художественное целое.
2. Описать и проанализировать различные формальные и содержательные особенности художественного мира В. Щировского.
3. Исследовать социальные и исторические обстоятельства, повлиявшие на написание и бытование произведений поэта, и постараться ответить на вопрос, почему при жизни В. Щировский оставался неизвестным, маргинальным автором и чем его произведения и жизненные практики отличались от более известных современников.
Методологически работа строится на сочетании приемов структуралистской и постструктуралистской поэтики с различными методами, использующимися в социологии литературы.
Эти обстоятельства способствовали отдалению В. Щировского от литературного процесса: большую часть времени он находился далеко от центров литературной жизни и занимался зачастую низкоквалифицированным нелитературным трудом (работал сварщиком на стройке Балтийского вокзала, во время военной службы — писарем в горвоенкомате, руководителем клубной самодеятельности и т.д.).
В 1989 году в журнале «Огонек» впервые благодаря А.Н. Доррер, сестры первой жены В. Щировского, сохранившей некоторые произведения поэта, была опубликована подборка его стихотворений (публикатором выступил Е. А. Евтушенко ). И несмотря на то, что с тех пор о стихотворениях В. Щировского положительно отзывались довольно известные исследователи (среди них, например, Е. В. Витковский, И. Н. Сухих, В. В. Емельянов), хоть сколько-нибудь подробных научных работ, посвященных автору, пока чтонет. В 2007 году вышло первое издание книги поэта «Танец души: Стихотворения и поэмы», включившей в себя большинство сохранившихся произведений В. Щировского (через год вышло дополненное издание ).
О творчестве В. Щировского написано лишь несколько небольших статей. Это статья В. Емельянова , написанная в качестве послесловия к опубликованной книге стихотворений поэта, вступительная заметка И. Сухих, предваряющая подборку текстов В. Щировского в журнале «Звезда», а также статья А. В. Лаврова из его книги «Символисты и другие: Статьи. Разыскания. Публикации», проясняющая некоторые биографические моменты, в том числе подтверждающая знакомство В. Щировского и М. Волошина. Кроме того, можно найти отдельные упоминания стихотворений В.Щировского в исследованиях, посвященных другим темам. Например, Е. А. Балашова в своей работе пишет о моделях идиллии в русской поэзии последнего времени и проясняет бидермайерский тип идиллии на материале двух стихотворений В. Щировского. Текстологические проблемы, связанные с произведениями поэта, подробно описывает В. Емельянов в статье «Проблемы текстологии Владимира Щировского». Биографические сведения, на которые можно было бы опереться, также весьма малочисленны: в нашем распоряжении имеются только воспоминания А. Доррер и несколько писем поэта.
Описанная ситуация во многом определяет характер исследования: минимальное количество источников предполагает непосредственное отталкивание от доступного материала (сравнительно небольшой книги стихотворений поэта и не слишком подробных биографических сведений), а отсутствие работ, подробно исследующих творчество В. Щировского, в совокупности с необычной литературной судьбой поэта свидетельствуют о необходимости анализа не столько его отдельных произведений, сколько поэтического мира в целом, а также социально-исторического контекста, тех условий, в которых эта поэзия формировалась.
Таким образом, работа делится на две части (и, соответственно, структура работы включает в себя введение, две главы и заключение).
В первой части с различных сторон будет исследован корпус поэтических текстов В. Щировского, представленный в качестве художественного целого. Будут описаны содержательная (мотивы) и формальная (ритмика, рифмы, строфика и т.д.) стороны лирики поэта, проанализирована фигура лирического героя в его произведениях. Кроме того, отдельное внимание будет уделено мелодике стихотворений В. Щировского, а также жанровой структуре стихотворений автора.
Конечно, в своем анализе художественного мира В. Щировского мы будем отталкиваться от различных теоретических работ (например, при рассмотрении фигуры лирического героя в произведениях поэта для нас важна работа Л. Я. Гинзбург «О лирике», статьи Л. Г. Кихней и Б. П. Маслова, при анализе мотивов — исследовательская оптика Б. М. Гаспарова, предполагающая рассмотрение текстов через термины «презумпции текстуальности» и «смысловой индукции», а в параграфах, посвященных ритмическим и строфическим особенностям лирики В. Щировского, мы опираемся на стиховедческие работы М. И. Шапира и М. Л. Гаспарова ).
Широта исследуемых вопросов обусловлена стремлением к изучению поэтического мира В. Щировского как художественного целого, что, в свою очередь, связано с полным отсутствием работ, предлагающих хоть сколько-нибудь комплексное изучение поэтики В. Щировского, что также обуславливает новизну исследования.
И действительно, пока что намечены лишь отдельные возможные пути такого анализа: так, В. Емельянов составил список наиболее часто употребляемых в текстах В. Щировского слов («нежность», «старость», «скука» и другие) и через них начал описывать основные мотивы лирики поэта. В той же статье В. Емельянов отметил сложные отношения поэта с окружающей его социальной реальностью: несмотря на явно негативное отношение ко всему советскому, В. Щировский не мог полностью отстраниться от действительности — В. Емельянов замечает в его стихотворениях влияние футуристов, в частности, реминисценции к поэзии Владимира Маяковского. Вообще статья В. Емельянова характерна попыткой восстановить контекст, в котором формировался автор: отмечены следы влияния на лирику В. Щировского символистов и акмеистов, религиозных концепций (в основном буддизма), а также текстов европейских философов.
Вторая часть работы в большей степени посвящена историческим обстоятельствам, в которых формировалась поэтика В. Щировского. Проблематизируя понятия «канона» и «литературной классики» (обращаясь, например, к концепциям Б. В. Дубина и Дж. Гиллори ), мы попытаемся осмыслить положение неизвестной литературы в более широкой системе, а также то, какие трансформации она производит, спустя множество лет начиная включаться в канон, и в какие историко-литературные модели встраивается.
Кроме того, обращаясь к методологическим приемам социологии литературы (отталкиваясь, в частности, от концепции литературного поля П. Бурдье ), мы постараемся ответить на вопрос, почему публикация текстов В. Щировского (и, шире, какое бы то ни было включение этого автора в литературный процесс) оказалась невозможной в советском обществе того времени и как эта маргинальная позиция сказывалась на творчестве поэта.
Для этой части работы важна антропологическая оптика, предлагаемая в книге М. Ю. Берга «Литературократия: проблемы присвоения и перераспределения власти в литературе» , статья О. А. Юрьева , в которой, рецензируя антологию «Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне» , автор как раз таки противопоставляет фигуру В. Щировского «стандартизированному антропологическому типу» советского поэта, а также исследования послевоенного литературного процесса, в котором оказываются возможными «пространства вненаходимости» , а антропологически чуждые режиму авторы могут создавать альтернативные институциональные сети .
Объектом исследования таким образом является корпус поэтических произведений В. Щировского, представленный в качестве художественного целого. Предмет исследования —совокупность формальных и содержательных особенностей стихотворений В. Щировского, а также тот исторический и социальный контекст, в котором работал поэт и который повлиял на последующее бытование и восприятие этих текстов.
Соглашаясь с возможностью трансформации, расширения и уточнения литературного канона , мы считаем, что в отечественном литературном пространстве особое внимание следует обратить на забытых авторов, не имевших возможности публиковаться в советское время зачастую из-за причин, не связанных напрямую с произведениями этих авторов (или, пользуясь терминологическим аппаратом П. Бурдье, можно сказать, что литературное поле потеряло автономию от поля власти и, соответственно, контроль над тем, какие произведения имеют право быть опубликованными).Сказанное обуславливает актуальность работы: исследуя поэтический мир малоизученного автора мы в любом случае несколько расширяем возможности для исторического осмысления литературного процесса (так, тот же В. Щировский может быть, по утверждению Д. М. Давыдова, назван своеобразным предшественником послевоенной неподцензурной литературы , что некоторым образом может уточнять наше понимание литературного процесса).
Кроме того, при разговоре об актуальности работы нужно учитывать особую тематическую оптику В. Щировского, редко встречавшуюся у поэтов 1930-х. Как пишет И. Сухих, «ирония Щировского по-романтически универсальна и всеобъемлюща. Коллективный герой — "мы" — поэзии тридцатых, ощущал мир как великую стройку, как "земшарную республику Советов" (Коган), где поэт всегда у себя дома. Даже о смерти писали в духе оптимистической трагедии, с риторическим пафосом, почти восторгом.<…>Лирический герой Щировского существует по другим законам, он чувствует свою отчужденность от бесконечной, живущей по своим законам вселенной, которую события Октября вряд ли принципиально изменили» . Таким образом, более подробный анализ произведений В. Щировского (особенно — но и не только — их содержательной составляющей) позволит, возможно, получить несколько более сложную картину написанной в довоенное время лирики, чем это представлялось ранее.
Целью работы является анализ художественного мира В. Щировского, а также историко-социальных обстоятельств, повлиявших на написание и бытование произведений поэта.
Для достижения цели предстоит решить следующие задачи:
1.Рассмотреть произведения поэта в их совокупности, как художественное целое.
2. Описать и проанализировать различные формальные и содержательные особенности художественного мира В. Щировского.
3. Исследовать социальные и исторические обстоятельства, повлиявшие на написание и бытование произведений поэта, и постараться ответить на вопрос, почему при жизни В. Щировский оставался неизвестным, маргинальным автором и чем его произведения и жизненные практики отличались от более известных современников.
Методологически работа строится на сочетании приемов структуралистской и постструктуралистской поэтики с различными методами, использующимися в социологии литературы.
Цель работы состояла в том, чтобы проанализировать художественный мир В. Щировского, а также те историко-социальные обстоятельства, которые повлияли на написание и бытование произведений поэта.
Для достижения поставленной цели были намечены три задачи, следует напомнить их:
1.Рассмотреть произведения поэта в их совокупности, как художественное целое.
2. Описать и проанализировать различные формальные и содержательные особенности художественного мира В. Щировского.
3. Исследовать социальные и исторические обстоятельства, повлиявшие на написание и бытование произведений поэта, и постараться ответить на вопрос, почему при жизни В. Щировский оставался неизвестным, маргинальным автором и чем его произведения и жизненные практики отличались от более известных и востребованных современников.
Первая и вторая задачи решались по преимуществу в первой главе. Мы попытались комплексно проанализировать художественный мир В. Щировского, для чего и понадобилось отметить и описать особенности этого художественного мира.
Так, в параграфе, посвященном жанровым особенностям стихотворений В. Щировского, мы пришли к выводу, что, несмотря на трансформацию твердых жанровых форм, в отношении текстов В. Щировского можно говорить как о сохранении некоторых жанров (например, жанра элегии, послания или эпиграммы), так и о тех или иных отдельных жанровых признаках, присущих поэтическому миру автора в целом — наиболее явственной иллюстрацией работы подобного признака является отмеченное нами сильное превалирование в стихотворениях В. Щировского элегического настроения над настроением одическим. Стихотворения, принадлежащие к одному и тому же жанру, могут при этом тематически дифференцироваться в зависимости, например, от эмоциональной доминанты.
Кроме того, в рамках отдельных стихотворений возможны жанровые пересечения (или «жанровые изотопии», предполагающие возможности для различной жанровой интерпретации) — например, текст «Элегия о письмах» [Щировский, 2008. С. 30] может рассматриваться одновременно и как послание, и как элегия. Некоторые произведения В. Щировского, следуя логике трансформации твердых жанровых форм, можно рассматривать в качестве устойчивых авторских форматов: так, стихотворения с наличием в заголовке слова «танец» можно, с одной стороны, объединять в цикл, а с другой стороны, думать над тем, достаточно ли только такого объединения, не составляют ли эти произведения определенное постжанровое единство.
В параграфе, посвященном фигуре лирического героя произведений В. Щировского, мы, с одной стороны, отметили, что категория лирического героя, как правило, применяется не к отдельным стихотворениям, а к более крупным группам текстов (циклам, книгам и т.д.), а, с другой стороны, попытались описать лирического героя стихотворений В. Щировского, составивших книгу «Танец души».
Были отмечены такие свойства, присущие лирическому герою текстов В. Щировского, как жест биографического оглядывания (когда герой вспоминает прошлое) и особая лирическая оптика, позволяющая герою отстраненно рефлексировать о самом себе. Кроме того, мы выделили несколько положений, помогающих очертить портрет лирического героя стихотворений В. Щировского: это, во-первых, занятия лирического героя, во-вторых — отношение героя к опыту детства, и, в-третьих — специфика любовных отношений, в которые вовлечен лирический герой. Все три этих положения объединяет опыт некоторого разрыва, несоответствия: лирический герой стремится к идеальному, но вынужден существовать в тех обстоятельствах, которые предполагает реальность.
Отдельно мы сказали о социальном аспекте, также формирующем фигуру лирического героя. Мы отметили индивидуалистичность героя лирики В. Щировского, а также отсутствие идеологически заряженного гражданского пафоса в его произведениях, концентрированность скорее на частных мотивах — все это отличает фигуру лирического героя произведений В. Щировского от лирического героя, характерного для советской поэзии 1930-х.
Помимо этого, мы рассмотрели случаи бессубъектной лирики (тексты или отдельные фрагменты текстов, в которых присутствие лирического героя сведено к минимуму; как правило, это связано с трансформацией трех перечисленных тем в четвертую — философское размышление) и проанализировали особенности функционирования лирического «мы» в стихотворениях В. Щировского, также отличающегося от лирического «мы» пролетарских поэтов.
В параграфе, анализирующем содержательные особенности лирики В. Щировского («Мотивы»), мы выделили и проанализировали некоторое количество (сложно устроенных, зачастую не слишком четких и пересекающихся друг с другом) мотивных оппозиций (таких, как «взрослая жизнь — детство», «земные отношения — возвышенная любовь», «тело — душа», «новый мир — старый мир», «рациональная логика причин и следствий — смутные едва познаваемые грезы и видения», «память — беспамятство»), из которых складываются два более общих содержательных полюса лирики В. Щировского.
Мы отметили, что лирический герой произведений В. Щировского функционирует на пересечении этих полюсов, один из которых представляется ему практически недостижимым, и из проблематизации этой недостижимости вырастает еще один мотив, проходящий через многие стихотворения автора: это мотив нигилистического, скептичного отношения к реальности, который так же, как и мотивная сложность, описанная выше, отличает стихотворения В. Щировского, практически лишенные жизнерадостных мотивов, от текстов советских поэтов его поколения.
Говоря о формальной стороне лирики В. Щировского, следует отметить, что в параграфе, посвященном ритмическому устройству стихотворений автора, мы выделили несколько параллельных процессов: с одной стороны, это процесс ритмизации (или семантизации) метра, обеспечивающий возможность менее ограниченного формальными правилами высказывания. Этот процесс заметен как в силлабо-тонических стихотворениях (за счет большого количества спондеев и пиррихиев), составляющих подавляющее большинство произведений автора, так и в движении от силлабо-тоники к менее строго организованным размерам в целом. С другой стороны, процесс ритмизации метра компенсируется противоположным процессом (метризацией ритма), когда даже верлибрические размеры в пределах одного текста смешиваются с более строгой в метрическом отношении речью, а отход от силлабо-тоники сочетается с дополнительными метрическими ограничениями внутри не силлабо-тонических размеров (их частичной логаэзаций или увеличением количества синтаксических повторов).
Кроме того, было проанализировано то, каким образом в произведениях В. Щировского осуществляется отход от силлабо-тонических размеров. Есть тексты, написанные нерегулярным стихом — в них могут сочетаться самые разные способы ритмической организации текста: и силлабо-тонические размеры, и, например, строки, написанные дольником, и верлибрическая речь. С другой стороны, у В. Щировского есть стихотворения, в которых отход от силлабо-тоники осуществляется менее явно: с помощью недостающих или лишних слогов в отдельных строках.
Перечисленные способы ритмической организации служат разным целям: созданию более сложной ритмической структуры стихотворения, подчеркиванию авторской интонации или же осознанному чередованию различных фрагментов, которые, сталкиваясь друг с другом, тем или иным образом «остраняют» текст.
Похожие процессы наблюдаемы и в отношении строфической организации текстов В. Щировского. С одной стороны, в корпусе стихотворений автора есть произведения, написанные в твердых формах (в основном сонеты). С другой стороны, следует отметить, что большинство стихотворений В. Щировского написаны простыми четверостишиями (что согласуется с выкладками М. Гаспарова, который писал, что волна экспериментов со строфикой начала XX века очень быстро сходит на нет ). С третьей стороны, мы отметили, что для стихотворений В. Щировского характерно также движение от твердых форм и четверостиший к астрофическому стиху или же к текстам, которые делятся на строфы, согласуясь скорее с особенностями семантического развития конкретного произведения.
Мелодически стихотворения В. Щировского характеризуются напевностью лирической интонации, однако напевность эта появляется в текстах скорее эпизодически, поскольку сочетания кадансов, эмфаз и повторов редко выстраиваются в четко организованную систему. Кроме того, напевность лирической интонации зачастую ограничивается включением в тексты синтаксических конструкций, составленных с помощью подчинительных союзов, и использованием законченных сентенций и точных формулировок. Для многих произведений (таких, например, как поэма «Бес») использование напевной интонации вообще не характерно и сведено к минимуму. Таким образом, можно сделать вывод, что произведения В. Щировского строятся на сочетании напевного и говорного типов лирической интонации.
Таким образом, можно сказать, что с помощью анализа различных формально-содержательных особенностей произведений В. Щировского мы постарались описать поэтический мир автора не как совокупность различных не связанных друг с другом текстов, но как художественное целое. Так, для нас важна фигура лирического героя, выстраивающаяся из сочетания различных текстов автора; содержательные полюса лирики поэта, складывающиеся из множества отдельных мотивов; жанровые особенности (такие, как элегическая интонация), характерные для большинства текстов В. Щировского; при анализе формальной составляющей этих стихотворений нас также интересовала общая логика их организации.
Третья задача решалась во второй главе работы.
В первом параграфе мы отметили институциональный характер формирования литературного канона, устройство которого зависит не только от эстетической (или этической) наполненности произведений, но и от совокупной работы различных институций, действующих как из поля литературы, так и из поля власти. В соответствии с этим нами была установлена необходимость расширения и уточнения литературного канона, которое может проходит по различным направлениям, общим в которых будет желание компенсировать то, что ранее из канона исключалась. В российском контексте одним из важнейших таких направлений может стать работа по включению в литературное пространство авторов, так или иначе пострадавших от проводимой властями прошлого политики.
Второй параграф посвящен анализу возможных способов применения теории организации литературного процесса, предложенной социологом П. Бурдье, к реалиям советской литературы. С одной стороны, мы отмечаем недостаточность такого рода переложения из-за специфики советского литературного процесса, в котором, начиная с определенного момента, отсутствовала, во-первых, автономность поля литературы от государства, а, во-вторых, рыночная экономика, поле, в котором постоянная статусная трансформации агентов и институций становится возможной. С другой стороны, мы отмечаем и то, что теоретики (в частности, М. Берг ), несмотря на описанные сложности, всё же пытались переложить систему П. Бурдье на советский литературный процесс, уходя, правда, из социологии литературы в смежные области — в том числе пытаясь анализировать литературные события через антропологическую оптику.
В третьем параграфе анализируется «антропологический тип советского поэта» и его связь с идеологическими установками советской власти, которые, в свою очередь, могли влиять на формирование авторских поэтик, осуществляя определенную гибридизацию — соединение индивидуальных художественных практик с идеологически предписанным взглядом на лирического субъекта. В. Щировский и некоторые другие авторы (они также отмечаются в этом параграфе) на этом основании относятся к другой, более независимой области литературы. Также в параграфе отмечаются менее значительные причины исключенности В. Щировского из литературного процесса (среди них можно отметить сворачивание работы множественной и автономной от государства сети институций, неразвитое состояние подпольной культуры, социальное положение автора и его территориальную отдаленность от центров литературной жизни).
В четвертом параграфе лирика В. Щировского изучается с прагматической стороны: с помощью анализа отдельных мотивов (отношения лирического героя к государственному режиму, труду, взглядов на поэзию и фигуру поэта) уточняется связь между речевыми актами поэта и социально-историческим контекстом, окружавшим автора и так или иначе влиявшим на его тексты.
Пятый параграф посвящен уточнению исторической линии, к которой можно отнести В. Щировского. Эта часть работы во многом является завершающей, подводящей итоги второй главы, задача которой состояла в том, чтобы ответить на вопрос, почему при жизни В. Щировский оставался неизвестным, маргинальным автором и чем его произведения и жизненные практики отличались от более известных современников. В этой части работы на основании нескольких критериев (нелитературная занятость, склонность к неофициальной кооперации и критическое отношение к государственной идеологии) делается вывод, что В. Щировский, как и некоторые другие его современники, принадлежал к неподцензурной литературе еще до появления более или менее независимой от власти сети литературных институций послевоенного времени. Даже в условиях отсутствия этой сети существовали литераторы, не желавшие соотносить себя и свое творчество с эстетическими рамками, предлагаемыми идеологическими аппаратами государства (в других терминах это нежелание можно назвать тем самым отличием В. Щировского от «антропологического типа советского поэта», о котором говорилось в третьем параграфе второй главы).
Для достижения поставленной цели были намечены три задачи, следует напомнить их:
1.Рассмотреть произведения поэта в их совокупности, как художественное целое.
2. Описать и проанализировать различные формальные и содержательные особенности художественного мира В. Щировского.
3. Исследовать социальные и исторические обстоятельства, повлиявшие на написание и бытование произведений поэта, и постараться ответить на вопрос, почему при жизни В. Щировский оставался неизвестным, маргинальным автором и чем его произведения и жизненные практики отличались от более известных и востребованных современников.
Первая и вторая задачи решались по преимуществу в первой главе. Мы попытались комплексно проанализировать художественный мир В. Щировского, для чего и понадобилось отметить и описать особенности этого художественного мира.
Так, в параграфе, посвященном жанровым особенностям стихотворений В. Щировского, мы пришли к выводу, что, несмотря на трансформацию твердых жанровых форм, в отношении текстов В. Щировского можно говорить как о сохранении некоторых жанров (например, жанра элегии, послания или эпиграммы), так и о тех или иных отдельных жанровых признаках, присущих поэтическому миру автора в целом — наиболее явственной иллюстрацией работы подобного признака является отмеченное нами сильное превалирование в стихотворениях В. Щировского элегического настроения над настроением одическим. Стихотворения, принадлежащие к одному и тому же жанру, могут при этом тематически дифференцироваться в зависимости, например, от эмоциональной доминанты.
Кроме того, в рамках отдельных стихотворений возможны жанровые пересечения (или «жанровые изотопии», предполагающие возможности для различной жанровой интерпретации) — например, текст «Элегия о письмах» [Щировский, 2008. С. 30] может рассматриваться одновременно и как послание, и как элегия. Некоторые произведения В. Щировского, следуя логике трансформации твердых жанровых форм, можно рассматривать в качестве устойчивых авторских форматов: так, стихотворения с наличием в заголовке слова «танец» можно, с одной стороны, объединять в цикл, а с другой стороны, думать над тем, достаточно ли только такого объединения, не составляют ли эти произведения определенное постжанровое единство.
В параграфе, посвященном фигуре лирического героя произведений В. Щировского, мы, с одной стороны, отметили, что категория лирического героя, как правило, применяется не к отдельным стихотворениям, а к более крупным группам текстов (циклам, книгам и т.д.), а, с другой стороны, попытались описать лирического героя стихотворений В. Щировского, составивших книгу «Танец души».
Были отмечены такие свойства, присущие лирическому герою текстов В. Щировского, как жест биографического оглядывания (когда герой вспоминает прошлое) и особая лирическая оптика, позволяющая герою отстраненно рефлексировать о самом себе. Кроме того, мы выделили несколько положений, помогающих очертить портрет лирического героя стихотворений В. Щировского: это, во-первых, занятия лирического героя, во-вторых — отношение героя к опыту детства, и, в-третьих — специфика любовных отношений, в которые вовлечен лирический герой. Все три этих положения объединяет опыт некоторого разрыва, несоответствия: лирический герой стремится к идеальному, но вынужден существовать в тех обстоятельствах, которые предполагает реальность.
Отдельно мы сказали о социальном аспекте, также формирующем фигуру лирического героя. Мы отметили индивидуалистичность героя лирики В. Щировского, а также отсутствие идеологически заряженного гражданского пафоса в его произведениях, концентрированность скорее на частных мотивах — все это отличает фигуру лирического героя произведений В. Щировского от лирического героя, характерного для советской поэзии 1930-х.
Помимо этого, мы рассмотрели случаи бессубъектной лирики (тексты или отдельные фрагменты текстов, в которых присутствие лирического героя сведено к минимуму; как правило, это связано с трансформацией трех перечисленных тем в четвертую — философское размышление) и проанализировали особенности функционирования лирического «мы» в стихотворениях В. Щировского, также отличающегося от лирического «мы» пролетарских поэтов.
В параграфе, анализирующем содержательные особенности лирики В. Щировского («Мотивы»), мы выделили и проанализировали некоторое количество (сложно устроенных, зачастую не слишком четких и пересекающихся друг с другом) мотивных оппозиций (таких, как «взрослая жизнь — детство», «земные отношения — возвышенная любовь», «тело — душа», «новый мир — старый мир», «рациональная логика причин и следствий — смутные едва познаваемые грезы и видения», «память — беспамятство»), из которых складываются два более общих содержательных полюса лирики В. Щировского.
Мы отметили, что лирический герой произведений В. Щировского функционирует на пересечении этих полюсов, один из которых представляется ему практически недостижимым, и из проблематизации этой недостижимости вырастает еще один мотив, проходящий через многие стихотворения автора: это мотив нигилистического, скептичного отношения к реальности, который так же, как и мотивная сложность, описанная выше, отличает стихотворения В. Щировского, практически лишенные жизнерадостных мотивов, от текстов советских поэтов его поколения.
Говоря о формальной стороне лирики В. Щировского, следует отметить, что в параграфе, посвященном ритмическому устройству стихотворений автора, мы выделили несколько параллельных процессов: с одной стороны, это процесс ритмизации (или семантизации) метра, обеспечивающий возможность менее ограниченного формальными правилами высказывания. Этот процесс заметен как в силлабо-тонических стихотворениях (за счет большого количества спондеев и пиррихиев), составляющих подавляющее большинство произведений автора, так и в движении от силлабо-тоники к менее строго организованным размерам в целом. С другой стороны, процесс ритмизации метра компенсируется противоположным процессом (метризацией ритма), когда даже верлибрические размеры в пределах одного текста смешиваются с более строгой в метрическом отношении речью, а отход от силлабо-тоники сочетается с дополнительными метрическими ограничениями внутри не силлабо-тонических размеров (их частичной логаэзаций или увеличением количества синтаксических повторов).
Кроме того, было проанализировано то, каким образом в произведениях В. Щировского осуществляется отход от силлабо-тонических размеров. Есть тексты, написанные нерегулярным стихом — в них могут сочетаться самые разные способы ритмической организации текста: и силлабо-тонические размеры, и, например, строки, написанные дольником, и верлибрическая речь. С другой стороны, у В. Щировского есть стихотворения, в которых отход от силлабо-тоники осуществляется менее явно: с помощью недостающих или лишних слогов в отдельных строках.
Перечисленные способы ритмической организации служат разным целям: созданию более сложной ритмической структуры стихотворения, подчеркиванию авторской интонации или же осознанному чередованию различных фрагментов, которые, сталкиваясь друг с другом, тем или иным образом «остраняют» текст.
Похожие процессы наблюдаемы и в отношении строфической организации текстов В. Щировского. С одной стороны, в корпусе стихотворений автора есть произведения, написанные в твердых формах (в основном сонеты). С другой стороны, следует отметить, что большинство стихотворений В. Щировского написаны простыми четверостишиями (что согласуется с выкладками М. Гаспарова, который писал, что волна экспериментов со строфикой начала XX века очень быстро сходит на нет ). С третьей стороны, мы отметили, что для стихотворений В. Щировского характерно также движение от твердых форм и четверостиший к астрофическому стиху или же к текстам, которые делятся на строфы, согласуясь скорее с особенностями семантического развития конкретного произведения.
Мелодически стихотворения В. Щировского характеризуются напевностью лирической интонации, однако напевность эта появляется в текстах скорее эпизодически, поскольку сочетания кадансов, эмфаз и повторов редко выстраиваются в четко организованную систему. Кроме того, напевность лирической интонации зачастую ограничивается включением в тексты синтаксических конструкций, составленных с помощью подчинительных союзов, и использованием законченных сентенций и точных формулировок. Для многих произведений (таких, например, как поэма «Бес») использование напевной интонации вообще не характерно и сведено к минимуму. Таким образом, можно сделать вывод, что произведения В. Щировского строятся на сочетании напевного и говорного типов лирической интонации.
Таким образом, можно сказать, что с помощью анализа различных формально-содержательных особенностей произведений В. Щировского мы постарались описать поэтический мир автора не как совокупность различных не связанных друг с другом текстов, но как художественное целое. Так, для нас важна фигура лирического героя, выстраивающаяся из сочетания различных текстов автора; содержательные полюса лирики поэта, складывающиеся из множества отдельных мотивов; жанровые особенности (такие, как элегическая интонация), характерные для большинства текстов В. Щировского; при анализе формальной составляющей этих стихотворений нас также интересовала общая логика их организации.
Третья задача решалась во второй главе работы.
В первом параграфе мы отметили институциональный характер формирования литературного канона, устройство которого зависит не только от эстетической (или этической) наполненности произведений, но и от совокупной работы различных институций, действующих как из поля литературы, так и из поля власти. В соответствии с этим нами была установлена необходимость расширения и уточнения литературного канона, которое может проходит по различным направлениям, общим в которых будет желание компенсировать то, что ранее из канона исключалась. В российском контексте одним из важнейших таких направлений может стать работа по включению в литературное пространство авторов, так или иначе пострадавших от проводимой властями прошлого политики.
Второй параграф посвящен анализу возможных способов применения теории организации литературного процесса, предложенной социологом П. Бурдье, к реалиям советской литературы. С одной стороны, мы отмечаем недостаточность такого рода переложения из-за специфики советского литературного процесса, в котором, начиная с определенного момента, отсутствовала, во-первых, автономность поля литературы от государства, а, во-вторых, рыночная экономика, поле, в котором постоянная статусная трансформации агентов и институций становится возможной. С другой стороны, мы отмечаем и то, что теоретики (в частности, М. Берг ), несмотря на описанные сложности, всё же пытались переложить систему П. Бурдье на советский литературный процесс, уходя, правда, из социологии литературы в смежные области — в том числе пытаясь анализировать литературные события через антропологическую оптику.
В третьем параграфе анализируется «антропологический тип советского поэта» и его связь с идеологическими установками советской власти, которые, в свою очередь, могли влиять на формирование авторских поэтик, осуществляя определенную гибридизацию — соединение индивидуальных художественных практик с идеологически предписанным взглядом на лирического субъекта. В. Щировский и некоторые другие авторы (они также отмечаются в этом параграфе) на этом основании относятся к другой, более независимой области литературы. Также в параграфе отмечаются менее значительные причины исключенности В. Щировского из литературного процесса (среди них можно отметить сворачивание работы множественной и автономной от государства сети институций, неразвитое состояние подпольной культуры, социальное положение автора и его территориальную отдаленность от центров литературной жизни).
В четвертом параграфе лирика В. Щировского изучается с прагматической стороны: с помощью анализа отдельных мотивов (отношения лирического героя к государственному режиму, труду, взглядов на поэзию и фигуру поэта) уточняется связь между речевыми актами поэта и социально-историческим контекстом, окружавшим автора и так или иначе влиявшим на его тексты.
Пятый параграф посвящен уточнению исторической линии, к которой можно отнести В. Щировского. Эта часть работы во многом является завершающей, подводящей итоги второй главы, задача которой состояла в том, чтобы ответить на вопрос, почему при жизни В. Щировский оставался неизвестным, маргинальным автором и чем его произведения и жизненные практики отличались от более известных современников. В этой части работы на основании нескольких критериев (нелитературная занятость, склонность к неофициальной кооперации и критическое отношение к государственной идеологии) делается вывод, что В. Щировский, как и некоторые другие его современники, принадлежал к неподцензурной литературе еще до появления более или менее независимой от власти сети литературных институций послевоенного времени. Даже в условиях отсутствия этой сети существовали литераторы, не желавшие соотносить себя и свое творчество с эстетическими рамками, предлагаемыми идеологическими аппаратами государства (в других терминах это нежелание можно назвать тем самым отличием В. Щировского от «антропологического типа советского поэта», о котором говорилось в третьем параграфе второй главы).