ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
ПУБЛИКАЦИИ
Купить

Хорошо известно, что М. Цветаева скептически (даже негативно) относилась к прозаическому письму поэтов, но сама не только чужих, но и своих «заповедей не блюла» и прозу писала. Она оставила после себя многожанровое прозаическое наследие: письма, записные книжки, дневниковую и автобиографическую прозу, эссе, литературно-критические статьи, повесть, роман в письмах. И все это отмечено ее творческим даром, ее специфической, сразу узнаваемой манерой письма, в любом своем проявлении имеющей статус художественности. Несмотря на множество существующих работ, вопрос системного изучения прозаического наследия М. Цветаевой до сих пор остается открытым и требует дальнейшей углубленной разработки с использованием новых аспектов анализа. Рассмотрение прозы как особой жанрово-родовой формы самоопределения и саморефлексии поэта обусловило актуальность настоящей работы.
Научная новизна диссертации определяется, во-первых, аспектом анализа: цветаевская проза рассмотрена как пространство самоидентификации; во-вторых, выявлением трех типов самоидентификации: семейно-родового, поэтического (в терминологии Цветаевой - «поэтового»), этико-эстетического и изучением способов их проявления во всех жанрах прозы М. И. Цветаевой; в- третьих, анализом художественных способов, благодаря которым цветаевский характер самоидентификации проявлен в прозаических текстах.
Степень научной разработанности темы. При всем многообразии творческого волеизъявления М. Цветаева остается прежде всего поэтом, классиком русской поэзии ХХвека, в этом отношении совершенно справедливо высказывание исследователя О. А. Казниной: «...она всегда ощущала себя не писателем, а поэтом, пишущим прозу» . Поскольку Цветаева в первую очередь поэт, ее прозу можно отнести к феномену «прозы поэта», явление характерное фактически для всех поэтов от А. Пушкина до И. Бродского. С этой точки зрения прозаический пласт творческого наследия М. Цветаевой проанализирован многими исследователями (см., например, работы Е. В. Канищевой, Е. В. Титовой, Л. А. Мнухина, Р. О. Якобсона, Т. Ф. Семьян, Ю. Б. Орлицкого).
Р. О. Якобсон в «Заметках о прозе поэта Пастернака» называет «прозу поэта» «абсолютным билингвизмом» . Исследование способности М. Цветаевойв совершенстве владеть вторым языком , распоряжаясь двумя формами художественной речи,- основной тезис современного цветаеведения. Именно этой проблеме посвящены работы таких известных исследователей как И. В. Кудрова, А. А. Саакянц, А. В. Швейцер, И. Д. Шевеленко . Преимущественно в поле зрения исследователей оказывается автобиографическая и мемуарная проза, анализу подвергались языковые особенности на всех уровнях текста, жанровые модификации и непосредственно творческая личность, специфика ее формирования.
Наш ракурс исследования прозы М. Цветаевой продолжает традицию изучения творческой индивидуальности поэта, реализованной в прозаическом письме. Возникшие в пространстве психологии и философии, а в настоящее время конкретизированные (с учетом предмета исследования) филологией категории идентичности - самоидентичности чрезвычайно важны для настоящей работы. Изначально термин «идентичность» появился в философии и толковался исключительно как «тождественность». Благодаря Э. Эриксону понятие идентичности выходит за пределы философии в область психологии и определяется как непрерывная саморефлексия индивида в попытках достичь тождества самому себе, как единство двух составляющих: «данное в опыте постоянство во времени» и «тождественность себе».
Для нас ключевым становится филологическое значение термина «идентичность», возникшее в феноменологической герменевтике благодаря работам Ж. Делеза, Ж. Дерриды, М. Хайдеггера и других. Для понимания идентичности в литературе важно понятие «повествовательная идентичность», разработанное П. Рикёром, которое связано с особыми знаково-символическими языковыми средствами. Исследователи, занимающиеся проблемой идентичности в литературной проекции, отмечают, что авторская идентичность формируется также, как и любая иная личностная идентичность, при этом актуализируются философский, культурологический и психологический контексты произведения. М. П. Абашева, концепция которой представляется точно выверенной и апробированной на материале анализа ряда творческих индивидуальностей, пишет: «Применительно к изучению литературы персональная идентичность автора - это прежде всего индивидуальные текстуальные стратегии авторства, исторически и социально стимулированные (выделено М. П. Абашевой. - Е. Д.). Термин “идентичность”, в отличие от более привычных в литературоведческом обиходе “самосознания”, “самоопределения” и т.п., фиксирует заостренно-отрефлектированные и символически маркированные моменты авторского самосознания в поисках самотождественности, его “кристаллизацию”».
Смыслообразующим для понимания идентичности и идентификации в литературном тексте становится сам язык. Сознание создает мир с помощью языка, а рефлексия становится своего рода «самоконструированием» личности. Неслучайно М. Хайдеггер считал поэзию объединяющим началом всех искусств, а домом бытия - язык: «Язык впервые дает имя сущему, и благодаря такому именованию впервые изводит сущее в слово и явление». Формирование личностной, социальной и культурной идентичности невозможно без языка. В связи с этим в нашей работе используется понятие «лингводицеи», под которым понимается особое отношение к поэту как (Т)творцу - создателю не только слова, но и целого микрокосма: сам язык оказывается оправдан как инструмент (С)создателя.
В предлагаемой работе выделяются три уровня идентичности: семейно-родовая, поэтическая и этико-эстетическая, с безусловным подключением анализа компонентов социальной, национальной, культурной идентичности. Мотивировками выделения трех важнейших для М. Цветаевой уровней самоидентификации стали следующие размышления. Разрушение устойчивого уклада жизни привело поэта к постоянному осмыслению своего детства. Как образно пишет М. Степанова, «тоска по прошлому, сопутствующая ей всю жизнь, в последние годы стала использоваться ею как убежище» . С одной стороны, семья и род становятся, «убежищем» для Цветаевой-человека, с другой - именно они позволили обозначить собственную поэтическую значимость и творческое предназначение. М. Цветаева не просто документирует уклад семьи и дома, но анализирует по прошествии времени события, повлиявшие на ее личностное и творческое становление. Реконструкция семейно-родовой истории открывает возможность объяснения индивидуально-неповторимой творческой идентичности. Проблемы семейно-родовой идентичности явлены в первую очередь в автобиографической прозе, в которой центральное место занимает сама М. Цветаева, а образы матери, отца и сестры оказываются важны, прежде всего, для убедительного воссоздания семейной истории, драматизм которой способствовал рождению поэта.
Безусловно, вопрос, связанный с позиционированием М. Цветаевой как поэта, - центральный для системы самоидентификации. Здесь важно обозначить и то, что Цветаева не просто выступает как поэт, она защищает поэтов, в том числе и саму себя, что приводит к необходимости рассматривать литературно-критические статьи, эссе и трактаты сквозь «апологию» и «самоапологию». М. Степанова трактует подобную защиту как потребность выразить голос тех, кто был не способен сказать сам, - толпы и народа: «Но толпы, выпавшие в прорехи сверхнового времени (курсив Степановой. - Е. Д.), не имеют ни права голоса, ни заступника. Им против собственной воли стала Марина Цветаева, всю жизнь настаивающая на исключительности собственного случая, пока он не стал почти всеобщим». По мнению исследователя, Цветаева выражает голос «чистой богооставленности, последнего отчаяния».
Нестандартность цветаевской прозы выражается и неклассической субъектной организацией, так, эту прозу невозможно рассматривать сквозь теорию М. М. Бахтина о «вненаходимости автора герою», а саму Марину Цветаеву нельзя назвать «безучастным зрителем». Согласно теории М. Бахтина, автор произведения не может быть равен автору-человеку, а совпадение героя с творцом крайне редко, поскольку «в противном случае мы не получим художественного произведения» . Тем не менее Бахтин не отрицает возможность автобиографичности героя, в случае с Мариной Цветаевой мы можем говорить о совпадении лирической героини / героини и автора, что особо важно: подобная тенденция свойственна не только автобиографической прозе поэта, но и в целом всему прозаическому наследию.
Для системно-субъектного подхода Б. О. Кормана важным становится носитель речи, «содержательно-субъектная организация текста» определяется как «соотнесенность текста с носителями речи». Кроме того, исследователь отмечает, что «субъект речи тем ближе к автору, чем в большей степени он растворен в тексте и незаметен в нем» . Цветаевская проза в этом отношении примечательна, поскольку зачастую авторский голос заглушает остальных героев, а сами персонажи даются сквозь призму авторского восприятия.
Наконец, специфика материала напрямую отсылает к размышлениям С. Н. Бройтмана о неклассической субъектной организации. Анализируя роман М. Пруста «В поисках утраченного времени», исследователь пишет: «это не просто я-повествование, ибо субъект речи здесь не герой в обычном смысле, точнее - не только герой, но и образ автора» , важным становится изображение «личности». Совершенно справедливо Бройтман размышляет о сущности неклассического автора и соотношении творца и «Другого»: «В связи с этим и в поэзии, и в прозе рубежа веков наряду с традиционными возникают такие субъектные формы, основой которых становится не аналитическое различение «я» и «Другого», а их изначально нерасчленимая интерсубъектная целостность». Важно отметить категорию «неклассический автор», которым, безусловно, и является М. Цветаева, во многом потому что это «...поэт, создающий “прозу поэта”, т. е. особый род мемуаристики и художественно-публицистической прозы, характеризующейся повышенной личностностью и эмоциональностью тона».
Итак, ключевыми терминами в нашей работе станут «автор» (тождественный М. И. Цветаевой), что обосновано стремлением поэта к самоидентификации; «герой», «героиня» и «персонаж», понятие «повествователь» не используется, поскольку сама природа «прозы поэта» противоречит этому. Понятие «самоидентификация», вслед за исследователями, трактуется как «самообнаружение» , точнее - абсолютное тождество самому себе, обретение которого становится главной целью поэта в прозе.
Методологическая основа работы представляет собой комплекс подходов. Материал потребовал привлечения междисциплинарных методов, изложенных в трудах философов, психологов, теоретиков культуры (Л. С. Выготский, Ж. Делёз, Ж. Деррида, Н. Н. Козлова, А. Ф. Лосев, Л. И. Мазур, К. С. Пигров, П. Рикёр, П. А. Флоренский, А. Н. Чистяков, А. Ю. Шеманов, Э. Эриксон). В части литературоведческого анализа исследование выполнено в соответствии с принципами исторической поэтики, которая «изучает не только генезис и развитие системы категорий, но и само искусство слова в его историческом становлении» . Поскольку феномен прозы поэта уходит своими корнями в историю жанра, важную роль играет концепция речевых жанров М. М. Бахтина.
Для анализа способов самоидентификации потребовалось обращение к работам лингвистического характера. Так, при исследовании основного мотивного комплекса используется особый инструментарий - прочтение текстов сквозь специфику местоименно-именной парадигмы. Как отмечают исследователи Е. Г. Кашицына и М. Г. Милютина, «для поэтической прозы Марины Цветаевой характерна индивидуально-авторская антонимия (выделено Кашицыной и Милютиной. - Е. Д.), нестандартная, незафиксированная в каком- либо антонимическом словаре, при этом проявляющая себя порой в совершенно неожиданных разрядах слов» . К таким словам исследователи относят и личные местоимения, что подтверждает необходимость рассмотрения местоименных парадигм. Важными для точной характеристики способов самоидентификации М. Цветаевой стали работы текстологов, представленные в отдельном издании писем поэта с примечаниями А. А. Саакянц и Л. А. Мнухина и в редком книжном издании «Красная тетрадь» под редакцией Е. И. Лубянниковой и А. И. Поповой.
Формирование целостного представления о творческом и личностном развитии Цветаевой, реализованном в прозе поэта, сделало необходимым выделение ключевых антиномий и концептов в их структурных связях, прослеживаемых в произведениях различных жанровых модификаций, что возможно только при обращении как к «зрелому», так и «начальному» этапам творчества. Это обстоятельство определило выбор материала диссертационного исследования в пользу следующей совокупности прозаических текстов: «Волшебство в стихах Брюсова» (1910), «То, что было» (1912), «О любви» (1917), «Грабеж» (1918), Расстрел царя» (1918), «Покушение на Ленина» (1918), «Чесотка» (1918), «Fräulein» (1918), «Ночевка в коммуне» (1918), «Воин Христов» (1918), «О благодарности» (1919), «О Германии» (1919), «Отрывки из книги “Земные приметы”» (1919), «Чердачное» (1920), «Световой ливень» (1922), «Кедр» (1923), «Возрожденщина» (1925), «Поэт о критике» (1926), «Мой ответ Осипу Мандельштаму» (1926), «О новой русской детской книге» (1931), «Эпос и лирика современной России» (1932), «Поэт и время» (1932), «Искусство при свете совести» (1932), «Письмо к Амазонке» (1932), «Флорентийские ночи» (1932), «Два “Лесных Царя”» (1933), «Дом у старого Пимена» (1933), «Поэты с историей и без истории» (1933), «Лавровый венок» (1933), «Жених» (1933), «Башня в плюще» (1933), «Китаец» (1934), «Страховка жизни» (1934), «Чудо с лошадьми» (1934), «Хлыстовки» (1934), «Сказка матери» (1934), «Мать и музыка» (1934), «Черт» (1935), «Поэт- альпинист» (1936), «Отец и его музей» (1936) «Мой Пушкин» (1937), «Пушкин и Пугачев» (1937), «Повесть о Сонечке» (1937).
Объектом исследования является большая часть цветаевской прозы, за исключением записных книжек и писем.
Предмет исследования - приемы и особенности, характеризующие все три вида авторской самоидентификации в прозе поэта.
Теоретическая значимость диссертации состоит в разработке системы приемов анализа характера и способов авторской самоидентификации в прозаическом письме поэта.
Практическая значимость диссертации определяется применимостью результатов исследования как при чтении базовых курсов по истории русской литературы XX века, так и в качестве материала к специальным курсам, посвященным феномену прозы поэта.
Степень достоверности результатов обеспечивается:
- системным изучением собрания сочинений Марины Цветаевой 1997 года с текстологическими комментариями Л. А. Мнухина и А. А. Саакянц; (Цветаева М. И. Собрание сочинений: В 7 т. / М. И. Цветаева; [Сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц, Л. Мнухина]. - М., 1997-1998);
- анализом основных подходов к исследованию прозаического наследия Марины Цветаевой;
- опорой на классические и новейшие теоретические разработки, посвященные проблемам целостности художественного произведения, теории жанра, мифопоэтике, проблемам идентичности.
Основная цель диссертационного исследования - исследовать специфику семейно-родовой, поэтической, этико-эстетической идентичности прозы М. Цветаевой, проанализировать способы выражения авторской идентичности в тексте.
Данная цель обусловила решение ряда задач:
1. Системно охарактеризовать особенности семейно-родовой идентичности
М. Цветаевой путем анализа предметности и вещественности в автобиографической прозе М. Цветаевой, проведенного с учетом функциональности антиномии «исчезновение» / «память».
2. Исследовать мотивный комплекс «свой» / «чужой», а также принципы «объединения» / «отчуждения» в автобиографической прозе поэта с позиций семейной и социальной самоидентификации.
3. Рассмотреть основы поэтической идентичности в художественном мире Марины Цветаевой.
4. Проанализировать жанровую специфику цветаевской апологии, отличающейся от традиционной. Исследовать авторскую апологию как интенцию и как «скрытую самоапологию».
5. Обозначить феномен «лингводицеи», свойственный прозаическим произведениям М. Цветаевой.
6. Охарактеризовать этико-эстетическую самоидентификацию М. Цветаевой.
7. Отметить ключевые самохарактеристики поэта, свойственные художественной прозе.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Три уровня идентичности: семейно-родовой, поэтический и этико-эстетический - образуют целостную систему, достаточную для исследования характера и способов самоидентификации М. Цветаевой.
2. Семейно-родовая самоидентификация М. Цветаевой осуществляется главным образом в рамках автобиографической прозы посредством мотивных комплексов «память» и «исчезновение», а также антиномии «свой» / «чужой».
3. Поэтическая самоидентификация М. Цветаевой реализуется главным образом в литературно-критической прозе, в категориях «апология», «самоапология» и «лингводицея».
4. Этико-эстетическая самоидентификация М. Цветаевой в дневниковой и художественной прозе воплощена в мотивном комплексе «истинное» / «ложное», а также в системе таких образов и лейтмотивов, как «умысел», «воплощение», «сон», «судьба», «смерть».
5. Очерк «Мой Пушкин» являет собой квинтэссенцию всех уровней авторской самопрезентации.
Апробация промежуточных результатов исследования проходила на научных конференциях: XI Всероссийской научной конференции «Дергачевские чтения - 2014» (Екатеринбург, 2014), Международной научной конференции «Пушкинские чтения - 2015» (Санкт-Петербург, 2015), IV Международной конференции молодых ученых «ЬШегаГегга: проблемы поэтики русской и зарубежной литературы - 2015» (Екатеринбург, 2015), III Всероссийской научной конференции с международным участием - 2015 (Челябинск, 2015), VIII Международных Цветаевских чтениях - 2016 (Елабуга, 2016), V Международной конференции молодых ученых «ЕШегаГегга: проблемы поэтики русской и зарубежной литературы - 2016» (Екатеринбург, 2016), XII Всероссийской научной конференции «Дергачевские чтения - 2016» (Екатеринбург, 2016), VI Международной конференции молодых ученых «ЕШегаГегга: проблемы поэтики русской и зарубежной литературы - 2017» ( Екатеринбург, 2017).
Структура диссертации определена целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы (255 поз.). Общий объем диссертации составляет 203 страницы.

Купить