Академическая мобильность студентов из Российской империи в первой половине XIX в. (на примере Гейдельбергского университета)
|
ВВЕДЕНИЕ 3
1. АКАДЕМИЧЕСКАЯ МОБИЛЬНОСТЬ РОССИЙСКОГО
СТУДЕНЧЕСТВА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.: ИСТОРИОГРАФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ 11
2. РОССИЙСКИЕ СТУДЕНТЫ В ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ:
МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ 24
3. КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ РОССИЙСКИХ СТУДЕНТОВ
ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА В 1800-1850 ГГ 53
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 84
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 88
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. ФРАГМЕНТ ЭЛЕКТРОННОЙ ТАБЛИЦЫ РОССИЙСКИХ СТУДЕНТОВ, СОСТАВЛЕННОЙ ПО МАТРИКУЛАМ ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА С 4 АПРЕЛЯ 1809 Г. ПО 20 ИЮНЯ 1810 Г., ДО И ПОСЛЕ ФОРМАЛИЗАЦИИ ДАННЫХ 98
1. АКАДЕМИЧЕСКАЯ МОБИЛЬНОСТЬ РОССИЙСКОГО
СТУДЕНЧЕСТВА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.: ИСТОРИОГРАФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ 11
2. РОССИЙСКИЕ СТУДЕНТЫ В ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ:
МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ 24
3. КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ РОССИЙСКИХ СТУДЕНТОВ
ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА В 1800-1850 ГГ 53
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 84
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 88
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. ФРАГМЕНТ ЭЛЕКТРОННОЙ ТАБЛИЦЫ РОССИЙСКИХ СТУДЕНТОВ, СОСТАВЛЕННОЙ ПО МАТРИКУЛАМ ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА С 4 АПРЕЛЯ 1809 Г. ПО 20 ИЮНЯ 1810 Г., ДО И ПОСЛЕ ФОРМАЛИЗАЦИИ ДАННЫХ 98
Актуальность проблемы состоит в обращении к истории академической мобильности, которая активно развивается в современной России и поддерживается разными отечественными и международными организациями. Особенное значение имеют зарубежные поездки российских студентов и профессоров. Исследования по истории академической мобильности показывают тенденции этого процесса в прошлом и позволяют более широко взглянуть на образовательные связи между государствами.
В течение последнего десятилетия можно отметить возрастание интереса к университетским исследованиям. Примерами тому могут служить международные проекты, результатами которых стали международные научные конференции и изданные по их итогам сборники статей. Основными центрами, активно продвигающими университетские исследования в России, стали Германский исторический институт в Москве (ГИИМ) и Центр университетских исследований Института гуманитарных историко-теоретических исследований им. А. В. Полетаева (ИГИТИ) НИУ «ВШЭ».
В историографии российского студенчества отмечается тенденция к более детальной проработке университетских матрикул и делопроизводственных документов университетов с применением методов социальной истории. В частности, это позволило включить в объект исследования не только наиболее известных деятелей, бывших студентами немецких университетов, но и включить малоизвестных людей, которые оказались «в тени» исторических университетских исследований.
Образовательные поездки российских студентов представляют собой процесс, проходивший под воздействием нескольких факторов. С одной стороны, это было следствием внутренней политики Российской империи с целью совершенствования системы высшей школы и подготовки квалифицированных кадров за рубежом. Также важным фактором была внешняя политика Российской империи, отразившаяся в дипломатическом сближении со странами Германского союза после окончания Наполеоновских войн. В качестве внутреннего фактора стоит отметить высокий статус немецкой системы высшего образования в российской интеллектуальной среде, а также семейная или родовая преемственность получения высшего образования в немецких университетах, в большей степени характерная для остзейского дворянства. Исследования по данной проблеме сосредоточены преимущественно на отдельных сторонах процесса академической мобильности, что создает возможность для комплексной работы по истории академической мобильности.
Несмотря на уже имевшуюся практику командирования российских студентов за рубеж в XVIII в., академические поездки XIX в. имели отличия в системе отбора и подготовки студентов и преподавателей, а также ввиду направления обучения преимущественно в классические немецкие университеты Германского союза.
Объектом исследования выступают биографические данные российских студентов, зарегистрированных в матрикулах Гейдельбергского университета в первой половине XIX в.
Предметом исследования является динамика групповых характеристик российских студентов, поступавших в Гейдельбергский университет в первой половине XIX в.
Хронологические рамки исследования. Материал для составления электронный базы данных был отобран в границах 1800-1850 гг. для условного обозначения первой половины XIX в. Период документально начинается с зимнего семестра 1799-1800 учебного года и заканчивая зимним семестром 1850-1851 учебного года. Другие источники, привлеченные ввиду их значимости для описания процесса академической мобильности, охватывают более широкий период.
Тематически нижняя граница исследования связана с основанием в начале XIX в. университетов нового типа (научно-исследовательский университет) и коренным реформированием уже существующих. С первых лет правления Александра I в Российской империи происходят значительные изменения в сфере образования. Вслед за созданием Министерства народного просвещения последовала работа над университетскими уставами. В 1803— 1804 гг. были утверждены университетские уставы Виленского и Дерптского университетов, которые на тот момент считались иностранными. Три российских университета (Московский, Харьковский, Казанский) также получили новые университетские уставы1. Тем временем в 1810 г. открылся Берлинский университет, где сразу появляется первый студент из Российской импе- рии2.
В качестве верхней границы выступает 1850 г. Во-первых, это условная дата, ограничивающая первую половину XIX в. Во-вторых, для исторического контекста русско-немецких связей это время революционных событий в европейских странах, особенным образом отозвавшихся на территории Германского союза. В результате этих событий, в том числе, некоторые преподаватели были арестованы или вынуждены оставить свои кафедры, что повлияло на академические предпочтения студентов в выборе университета или факультета в его составе. Отклик на европейские революции был официально выражен в Российской империи, в частности, формальным запретом на образовательные поездки в немецкие университеты и свободный выезд за границу без личного высочайшего разрешения. В отечественной историографии , согласно одной из точек зрения, эти события открывают «мрачное семилетие» (1848-1855 гг.)3. Однако стоит учитывать ту особенность, что некоторые из российских студентов, находившихся на тот моменты в образовательной поездке, могли поступать в другие университеты в рамках отведенного им времени командировки.
Территориальные рамки исследования. Понятие «российский студент» в настоящей работе подразумевает прибытие студента в Гейдельберг из территорий, входивших в первой половине XIX в. По записям в университетских матрикулах затруднительно выявить студентов в значении, которое было бы близко к определению «русский». Более того, в зарубежных источниках того времени можно наблюдать отождествление русского студента со студентом, приехавшим из Российской империи4. Внутри же самой страны, объединившей множество народностей, характерным отличием между последними преимущественно являлось вероисповедание5. Критерий российского подданства предполагает включить в объект изучения всех выходцев с территории Российской империи.
Однако исторические реалии первой половины XIX в. и особенности источников, о которых будет подробнее сказано в главе 2, не позволяют учесть студентов, приехавших из Финляндии и Царства Польского. Выбор такого критерия отбора также вносит новизну в исследовании российской академической мобильности...
В течение последнего десятилетия можно отметить возрастание интереса к университетским исследованиям. Примерами тому могут служить международные проекты, результатами которых стали международные научные конференции и изданные по их итогам сборники статей. Основными центрами, активно продвигающими университетские исследования в России, стали Германский исторический институт в Москве (ГИИМ) и Центр университетских исследований Института гуманитарных историко-теоретических исследований им. А. В. Полетаева (ИГИТИ) НИУ «ВШЭ».
В историографии российского студенчества отмечается тенденция к более детальной проработке университетских матрикул и делопроизводственных документов университетов с применением методов социальной истории. В частности, это позволило включить в объект исследования не только наиболее известных деятелей, бывших студентами немецких университетов, но и включить малоизвестных людей, которые оказались «в тени» исторических университетских исследований.
Образовательные поездки российских студентов представляют собой процесс, проходивший под воздействием нескольких факторов. С одной стороны, это было следствием внутренней политики Российской империи с целью совершенствования системы высшей школы и подготовки квалифицированных кадров за рубежом. Также важным фактором была внешняя политика Российской империи, отразившаяся в дипломатическом сближении со странами Германского союза после окончания Наполеоновских войн. В качестве внутреннего фактора стоит отметить высокий статус немецкой системы высшего образования в российской интеллектуальной среде, а также семейная или родовая преемственность получения высшего образования в немецких университетах, в большей степени характерная для остзейского дворянства. Исследования по данной проблеме сосредоточены преимущественно на отдельных сторонах процесса академической мобильности, что создает возможность для комплексной работы по истории академической мобильности.
Несмотря на уже имевшуюся практику командирования российских студентов за рубеж в XVIII в., академические поездки XIX в. имели отличия в системе отбора и подготовки студентов и преподавателей, а также ввиду направления обучения преимущественно в классические немецкие университеты Германского союза.
Объектом исследования выступают биографические данные российских студентов, зарегистрированных в матрикулах Гейдельбергского университета в первой половине XIX в.
Предметом исследования является динамика групповых характеристик российских студентов, поступавших в Гейдельбергский университет в первой половине XIX в.
Хронологические рамки исследования. Материал для составления электронный базы данных был отобран в границах 1800-1850 гг. для условного обозначения первой половины XIX в. Период документально начинается с зимнего семестра 1799-1800 учебного года и заканчивая зимним семестром 1850-1851 учебного года. Другие источники, привлеченные ввиду их значимости для описания процесса академической мобильности, охватывают более широкий период.
Тематически нижняя граница исследования связана с основанием в начале XIX в. университетов нового типа (научно-исследовательский университет) и коренным реформированием уже существующих. С первых лет правления Александра I в Российской империи происходят значительные изменения в сфере образования. Вслед за созданием Министерства народного просвещения последовала работа над университетскими уставами. В 1803— 1804 гг. были утверждены университетские уставы Виленского и Дерптского университетов, которые на тот момент считались иностранными. Три российских университета (Московский, Харьковский, Казанский) также получили новые университетские уставы1. Тем временем в 1810 г. открылся Берлинский университет, где сразу появляется первый студент из Российской импе- рии2.
В качестве верхней границы выступает 1850 г. Во-первых, это условная дата, ограничивающая первую половину XIX в. Во-вторых, для исторического контекста русско-немецких связей это время революционных событий в европейских странах, особенным образом отозвавшихся на территории Германского союза. В результате этих событий, в том числе, некоторые преподаватели были арестованы или вынуждены оставить свои кафедры, что повлияло на академические предпочтения студентов в выборе университета или факультета в его составе. Отклик на европейские революции был официально выражен в Российской империи, в частности, формальным запретом на образовательные поездки в немецкие университеты и свободный выезд за границу без личного высочайшего разрешения. В отечественной историографии , согласно одной из точек зрения, эти события открывают «мрачное семилетие» (1848-1855 гг.)3. Однако стоит учитывать ту особенность, что некоторые из российских студентов, находившихся на тот моменты в образовательной поездке, могли поступать в другие университеты в рамках отведенного им времени командировки.
Территориальные рамки исследования. Понятие «российский студент» в настоящей работе подразумевает прибытие студента в Гейдельберг из территорий, входивших в первой половине XIX в. По записям в университетских матрикулах затруднительно выявить студентов в значении, которое было бы близко к определению «русский». Более того, в зарубежных источниках того времени можно наблюдать отождествление русского студента со студентом, приехавшим из Российской империи4. Внутри же самой страны, объединившей множество народностей, характерным отличием между последними преимущественно являлось вероисповедание5. Критерий российского подданства предполагает включить в объект изучения всех выходцев с территории Российской империи.
Однако исторические реалии первой половины XIX в. и особенности источников, о которых будет подробнее сказано в главе 2, не позволяют учесть студентов, приехавших из Финляндии и Царства Польского. Выбор такого критерия отбора также вносит новизну в исследовании российской академической мобильности...
Исследование академической мобильности российских студентов в Гейдельбергском университете лежит в русле социальной истории и проведено с учетом современных отечественных и зарубежных методик анализа материалов делопроизводственной документации университетов. Данные матрикул Гейдельбергского университета были дополнены, на их базе была составлена электронной таблица для характеристики российских студентов первой половины XIX в. Таблица была обработана с помощью статистического пакета IBM SPSS Statistics 22, полученные числовые и процентные показатели позволили провести просопографический анализ и составить коллективный протрет российских студентов, поступавших в Гейдельбергский университет в первой половине XIX в. на основе таких характеристик как возраст, родина, вероисповедание, социальная принадлежность, выбор факультета, предыдущее место обучения.
Включение остзейцев в исследование российского студенчества позволило сравнить показатели студентов русских губерний со студентами из губерний Прибалтийского края. При схожем рейтинге в выборе факультетов имелись незначительные отличия в количественном распределении по ним. Самым популярным факультетом был юридический, на него было зачислено 63,5 % студентов, с большим разрывом на втором месте был философский факультет (22,1 %).
Самая многочисленная возрастная группа представлена студентами от 20 до 22 лет (24,9 %). Из них большинство ранее обучалось в крупных немецких университетах. Следовательно, первое поступление в немецкий университет, предшествовавший Гейдельбергу, могло приходиться на более ранний возраст, почти сразу после окончания гимназии.
Самыми молодыми и принадлежащими к более высоким по социальному положению кругам среди российских студентов были курляндцы. Большинство из них ранее обучалось в гимназиях Риги и Митавы, где был сильных уклон в сторону иностранных языков и подготовку, отчасти схожую с дисциплинами философского факультета Гейдельберского университета (история, математика, география и др.). Из Курляндской губернии в Гейдельберг прибывало больше всего студентов от общего количества российских студентов (44,2 %),
Студенты как из русских, так и из остзейских губерний имели, как правило, опыт обучения в немецких университетах. Наибольшей популярностью до Гейдельберга пользовались наиболее крупные немецкие университеты в Берлине, Гёттингене, Галле, Йене, Кёнигсберг и Лейпциге. Подавляющее количество студентов были выходцами из дворянских семей и семей административных служащих. Эти категории были самыми активными в совершении образовательных поездок. Впрочем, среди тех и других семей нередко было сочетание дворянского титула и занятия административной должности. Студенты из русских и остзейских губерний были представлены в большинстве своем протестантами самых разных направлений. Наибольшей группой среди них были лютеране.
Среди главных отличий между студентами русских и остзейских губерний можно считать многочисленность последних (прежде всего, курляндцев). Присутствие католиков и православных в числе выходцев из русских губерний и их отсутствие среди остзейцев (за исключением одного православного среди лифляндцев). Распределение студентов по социальным группам показывает, что среди остзейцев было значительно больше выходцев из крупных собственников, землевладельцев и высшей титулованной аристократии, чем среди выходцев из российских губерний.
Главное различие наблюдается в численности студентов и их динамике поступления. Для академической мобильности в первой половине XIX в. была характерная сильная положительная динамика поступления остзейцев с 1809 по 1831 гг. при отрицательной динамике поступления приезжих из русских губерний в этот период.
После общего спада поступлений с 1830 по 1840 гг. можно наблюдать положительную динамику почти для всех территорий. Если приток остзейских студентов больше не был таким массовым после 1840 г., то русские губернии с 1840 до 1850 гг. отмечают пик активности поступления своих студентов. При этом для остзейских студентов в большей степени было характерно поступление группами, что можно объяснить знакомством и, в некоторых случаях, родством представителей дворянских родов и существованием студенческих корпораций, выходивших за пределы Дерптского университета. Для остзейских студентов в большей степени было характерно поступление небольшими группами и выбор места проживания неподалеку друг от друга или по одному адресу.
Часто в Гейдельберг поступали представители одних и тех же фамилий, удалось выявить их принадлежность к графским и/или баронским родам, имеющим записи в дворянских матрикулах остзейских и русских губерний. Родственники студентов из рассмотренных родов (фон Вольфы, фон Кайзерлинги, фон Ганы, фон Корфы и др.) также имели образовательные связи с другими немецкими университетами. В основном это были Гёттингенский, Йенский и Кёнигсбергский университеты.
При анализе социального происхождения студентов выявлено частое совмещение в их семьях дворянского титула и занятия административной должности. На государственной службе находился отец почти каждого четвертого студента. Что касается других социальных категорий, то большая часть представителей мелкой буржуазии и ремесленников приехала из Лиф- ляндской губернии, а образованной буржуазии и духовенства — из Эстляндской.
Отдельно для представителей русских губерний также были выявлены характерные черты. Это было в большинстве своем протестанты, которые уже имели обучения в крупных немецких университетах. Чаще всего они приезжали поодиночке. Картина социального происхождения этих студентов крайне пестрая, что больше всего походит на аналогичную картину студентов из Эстляндской губернии, где чаще всего встречаются сыновья административных служащих и крупных землевладельцев...
Включение остзейцев в исследование российского студенчества позволило сравнить показатели студентов русских губерний со студентами из губерний Прибалтийского края. При схожем рейтинге в выборе факультетов имелись незначительные отличия в количественном распределении по ним. Самым популярным факультетом был юридический, на него было зачислено 63,5 % студентов, с большим разрывом на втором месте был философский факультет (22,1 %).
Самая многочисленная возрастная группа представлена студентами от 20 до 22 лет (24,9 %). Из них большинство ранее обучалось в крупных немецких университетах. Следовательно, первое поступление в немецкий университет, предшествовавший Гейдельбергу, могло приходиться на более ранний возраст, почти сразу после окончания гимназии.
Самыми молодыми и принадлежащими к более высоким по социальному положению кругам среди российских студентов были курляндцы. Большинство из них ранее обучалось в гимназиях Риги и Митавы, где был сильных уклон в сторону иностранных языков и подготовку, отчасти схожую с дисциплинами философского факультета Гейдельберского университета (история, математика, география и др.). Из Курляндской губернии в Гейдельберг прибывало больше всего студентов от общего количества российских студентов (44,2 %),
Студенты как из русских, так и из остзейских губерний имели, как правило, опыт обучения в немецких университетах. Наибольшей популярностью до Гейдельберга пользовались наиболее крупные немецкие университеты в Берлине, Гёттингене, Галле, Йене, Кёнигсберг и Лейпциге. Подавляющее количество студентов были выходцами из дворянских семей и семей административных служащих. Эти категории были самыми активными в совершении образовательных поездок. Впрочем, среди тех и других семей нередко было сочетание дворянского титула и занятия административной должности. Студенты из русских и остзейских губерний были представлены в большинстве своем протестантами самых разных направлений. Наибольшей группой среди них были лютеране.
Среди главных отличий между студентами русских и остзейских губерний можно считать многочисленность последних (прежде всего, курляндцев). Присутствие католиков и православных в числе выходцев из русских губерний и их отсутствие среди остзейцев (за исключением одного православного среди лифляндцев). Распределение студентов по социальным группам показывает, что среди остзейцев было значительно больше выходцев из крупных собственников, землевладельцев и высшей титулованной аристократии, чем среди выходцев из российских губерний.
Главное различие наблюдается в численности студентов и их динамике поступления. Для академической мобильности в первой половине XIX в. была характерная сильная положительная динамика поступления остзейцев с 1809 по 1831 гг. при отрицательной динамике поступления приезжих из русских губерний в этот период.
После общего спада поступлений с 1830 по 1840 гг. можно наблюдать положительную динамику почти для всех территорий. Если приток остзейских студентов больше не был таким массовым после 1840 г., то русские губернии с 1840 до 1850 гг. отмечают пик активности поступления своих студентов. При этом для остзейских студентов в большей степени было характерно поступление группами, что можно объяснить знакомством и, в некоторых случаях, родством представителей дворянских родов и существованием студенческих корпораций, выходивших за пределы Дерптского университета. Для остзейских студентов в большей степени было характерно поступление небольшими группами и выбор места проживания неподалеку друг от друга или по одному адресу.
Часто в Гейдельберг поступали представители одних и тех же фамилий, удалось выявить их принадлежность к графским и/или баронским родам, имеющим записи в дворянских матрикулах остзейских и русских губерний. Родственники студентов из рассмотренных родов (фон Вольфы, фон Кайзерлинги, фон Ганы, фон Корфы и др.) также имели образовательные связи с другими немецкими университетами. В основном это были Гёттингенский, Йенский и Кёнигсбергский университеты.
При анализе социального происхождения студентов выявлено частое совмещение в их семьях дворянского титула и занятия административной должности. На государственной службе находился отец почти каждого четвертого студента. Что касается других социальных категорий, то большая часть представителей мелкой буржуазии и ремесленников приехала из Лиф- ляндской губернии, а образованной буржуазии и духовенства — из Эстляндской.
Отдельно для представителей русских губерний также были выявлены характерные черты. Это было в большинстве своем протестанты, которые уже имели обучения в крупных немецких университетах. Чаще всего они приезжали поодиночке. Картина социального происхождения этих студентов крайне пестрая, что больше всего походит на аналогичную картину студентов из Эстляндской губернии, где чаще всего встречаются сыновья административных служащих и крупных землевладельцев...
