Музыкально-стилевое единство «Затесей» В.П. Астафьева
|
Введение 3
Глава I. Современная концепция стиля: аспекты изучения 10
1.1. Принципы стилевого анализа в современных теоретических трудах 10
1.2. Теория цикла в современном литературоведении 14
1.3. Лирическая проза в теоретическом освещении 17
1.4. Современное литературоведение о связи лирики и музыки 20
1.5. О музыке как проявлении софийной основы мира: 23
теоретический аспект 23
Глава II. Стилевой анализ «Затесей» (Тетрадь первая. «Падение листа» В.П. Астафьева 26
2.1. В.П. Астафьев о музыкальной основе своего творчества 26
2.2. Прием пластичности в миниатюре «Лунный блик» 32
2.3. Характер взаимоотношения лирического и эпического начал в миниатюре «Поход пометам» 36
2.4. «Звучащая» идея в лирической миниатюре «Хрустальный звон» 46
2.5. Поэтика двойственной семантики и ее функция в миниатюре «Падение листа»
Глава III. Музыкальная архитектоника первой Тетради «Затесей» 62
3.1. Расположение миниатюр в Тетради: 62
от природного цикла к построению художественного мира 62
3.2. Музыкальная структура первой Тетради «Затесей» В.П. Астафьева 69
Заключение 74
Глава I. Современная концепция стиля: аспекты изучения 10
1.1. Принципы стилевого анализа в современных теоретических трудах 10
1.2. Теория цикла в современном литературоведении 14
1.3. Лирическая проза в теоретическом освещении 17
1.4. Современное литературоведение о связи лирики и музыки 20
1.5. О музыке как проявлении софийной основы мира: 23
теоретический аспект 23
Глава II. Стилевой анализ «Затесей» (Тетрадь первая. «Падение листа» В.П. Астафьева 26
2.1. В.П. Астафьев о музыкальной основе своего творчества 26
2.2. Прием пластичности в миниатюре «Лунный блик» 32
2.3. Характер взаимоотношения лирического и эпического начал в миниатюре «Поход пометам» 36
2.4. «Звучащая» идея в лирической миниатюре «Хрустальный звон» 46
2.5. Поэтика двойственной семантики и ее функция в миниатюре «Падение листа»
Глава III. Музыкальная архитектоника первой Тетради «Затесей» 62
3.1. Расположение миниатюр в Тетради: 62
от природного цикла к построению художественного мира 62
3.2. Музыкальная структура первой Тетради «Затесей» В.П. Астафьева 69
Заключение 74
Виктор Петрович Астафьев трудился над созданием «Затесей» большую часть своей жизни - 41 год. По рассуждениям автора, человек последнего десятилетия стал более одинок, а «затеси» - мимоходные зарубки и меты на «древе жизни» - могут указать тропинку к собеседнику, утешить в тяжелую минуту, напомнить о ближних, раскрыть глубинные свойства собственной души. Писатель, создавая «Затеси» для «собеседования с собой и людьми» и оформляя их в Тетрадь, постарался выразить целостный взгляд на окружающую действительность.
Жанр лирической миниатюры характеризуется весьма небольшим размером, что позволяет ему вписаться в ритм жизни современного человека. В комментарии к «Затесям» В.П. Астафьев пишет: «Не случайно в последнее время очень разные писатели начали общаться с читателем посредством коротких записей-миниатюр - таким образом можно скорее «настичь» бегущего, занятого работой, затурканного бытом современного читателя.
Активное изучение не только «Затесей», но и всего творчества писателя в целом, началось в 2002 году, и это оправданно: со смерти писателя прошел год, и литературоведы, друзья, родные писателя бросили свои силы на осмысление того корпуса литературы, невероятно большого фонда текстов (письма, зарисовки, миниатюры, рассказы, повести, романы), который оставил после себя Астафьев.
В Перми в мае 2002 года состоялись первые «Астафьевские чтения», где было заявлено восемь докладов. Тексты писателя были рассмотрены с разных аспектов: литературоведческого, лингвистического, культурологического. В. И. Бурдин сделал попытку рассмотреть жанровое своеобразие «Затесей». Он указывает на связь миниатюр с тургеневскими «Стихотворениями в прозе», отмечает исповедальное и проповедническое начало в текстах, что может быть свойственно жанру дневника. Но на наш взгляд, это лишь наброски, наметки, очевидные наблюдения. Кроме того, В.И. Бурдин говорит об отсутствии сюжета в «Затесях», что не вполне соответствует истине. Сюжет в миниатюрах Астафьева есть, но он другого, не эпического, а лирического характера.
Ровно через год, на вторых «Астафьевских чтениях», исследователь В.А. Зубков делает доклад на тему «Последняя проза Виктора Астафьева». Он утверждает, что «Затеси» «стали без преувеличения основным жанром астафьевской прозы: писатель вновь и вновь испытывал потребность возвращаться к этому свободному способу высказывания».
Так же, как упомянутый выше ученый, В.А. Зубков отмечает нарастание «прямого исповедально-проповеднического слова над традиционными литературными формами». Исследователь описывает суть лирического сюжета, не употребляя в работе этой терминологии: он замечает, что герой «Затесей» видит перед собой очень обыденное, житейское, а в голове рождается мысль об онтологическом, вечном, ценностном. В.А. Зубков говорит, что связь между изображением и мыслью составляет основу устройства миниатюр.
Главный творческий принцип, по мнению исследователя, «состоит, очевидно, в отсутствии каких-либо внутренних ограничений и единых жанровых установок, вольно или невольно принятых на себя автором» . В этом утверждении видна перекличка с тезисом В.И. Бурдина о жанровом синтезе Тетрадей: «Здесь есть все: вроде бы беглые наблюдения и всего лишь пейзажные зарисовки, бытовые сценки, давние и свежие случаи из чужой и своей жизни».
Для нас же особо важна статья И.А. Подюкова, лингвиста, этнолингвиста, фольклориста, диалектолога. Он анализирует эстетику народной речи в поэтике «Затесей». Подюков отмечает, что народное слово в творчестве В. П. Астафьева несет особую эстетическую и мировоззренческую нагрузку. Писатель обращается к нему не для создания местного, «географического», колорита: «В пермских описаниях Чусовой и Койвы, Сылвы, речки Быковки, Кваркуша у него много не уральского, а сугубо сибирского материала».
Также исследователь говорит, что Астафьев в «Затесях» пользуется материалами из уральских, вологодских и сибирских говоров: «Диалектное слово, речение интересует писателя как знак национальной народной культуры, которую писатель, естественно, воспринимал через призму сибирской локальной традиции».
Но, пожалуй, самые ценные замечания для нас Подюков делает по поводу миниатюры «Хлебозары» (из Тетради «Падение листа»). Само слово «хлебозары» не характерно пермскому тексту, однако оно включается в него писателем. Для него важна сама семантика слова: «хлебозары» связаны с народным восприятием космических событий. «Зарницы как прорыв космического, вселенского огня, космического хаоса в народном сознании воспринимаются как явление, способное и благотворно воздействовать, и в то же время вносить возмущение в порядок вещей. Время зарниц, необычных молний без грома мифопоэтически ассоциировалось с «первовременем», началом жизни, мыслилось в прошлом открытым, мистическим. Древнее пламя осенних зарниц становится знаком священности бытия и напоминанием мистической связи человека и космоса. Ощущение святости хлеба и хлебного поля, самой «природы, матери нашей», связь с которой так ослабла, если не прервалась в позднейшее время, - вот главное, что нужно вернуть в нашу жизнь», - пишет Подюков и, таким образом, он первым нащупывает метафизическую основу художественных образов в миниатюрах В.П. Астафьева.
Затем эту линию будет развивать И.И. Плеханова: на материале повестей «Пастух и пастушка» и «Обертон» ученый показал, как В.П. Астафьев разрабатывает в своих текстах мистически-философскую тему Вечной женственности. И.И. Плеханова отмечает, что прямых отсылок к традиции Серебряного века у Астафьева пока не обнаружилось, а разработка этой идеи в текстах - «свидетельство объемной глубины философского миропонимания художника».
Исследователь усматривает особенности разработки Астафьевым темы Вечной женственности в следующем: во-первых, эта идея «заземленная», то есть перед нами изображение не очевидного присутствия и участия абсолютного начала в здешнем мире, а проявление «трагических, болезненных, вымороченных обстоятельств», которые «или искажают Женственность, или, напротив, проявляют ее вечно сущее в зримой и действительной полноте» . В интеллектуальных и мистериальных традициях, наоборот, Вечная женственность всегда была окутана поэтическим, метафизическим, религиозным ореолом.
Во-вторых, писатель в этой идее видит себя выразителем природного сознания, принявшего на себя общую вину за предательство материнской первоосновы жизни. Чувство совести проявляет в писателе лирический творческий дар, чуткость ко всему прекрасному, трепетному, живому и сокровенному . Сверхчуткость к объективным высшим смыслам и гармонии - вот, что было для Астафьева главным двигателем творчества. Совесть стала для него не просто внутренним голосом, она стала звуками, мелодией страдания за все человечество: и эта внутренняя музыка у Астафьева - проявление особой душевной чуткости.
В.П. Астафьев писал в одном из своих писем о работе над затесью «Хлебозары»: «Все пробую «звук» отработать и писать так, как наши славные россияне писали стихи - складно и со смыслом» . Но тот ли это звук, который легко улавливается обычными органами слуха, или же человеку, чтобы идентифицировать верно, наполнить его живым смыслом, требуется что-то более восприимчивое, сверхчувственное?
«Нет мне ответа» - это не просто заголовок писем Астафьева, а указание на проблему непонимания людьми друг другом. В «Затесях» четко прослеживается мотив человеческой «глухоты» ко всему, что происходит вокруг. Вспомним первую миниатюру Тетради «Поход по метам» и трагический образ памяти в ней, или же затесь «Падение листа», где лирический субъект болезненно пытается ответить на свой главный вопрос «как воссоединить простоту и величие смысла жизни со страшной явью бытия?».
Нам думается, что автор пытается преодолеть вселенскую глухоту и мировой хаос с помощью музыки - единственного сохранившегося универсального языка человеческой души, и ответ на мучающий вопрос лирического героя и «ключ» к идейному пониманию миниатюр и Тетради в целом нужно искать именно в звуковой материи текстов.
Музыка-совесть, которой охвачены все миниатюры писателя, нужна для того, чтобы возродить подсознательно в человеке эту сверхчуткость, способность к созерцанию прекрасного, а через них напомнить человеку о главном, высоком, бытийном.
Немецкий философ Зольгер говорит о музыке следующее: «В звучании (Laut) выражается вообще всеобщая душа, нераздельное понятие бытия существующих вещей. Как линия составляет первое измерение материальной природы, так звучание - первое измерение духовной».
Нам кажется, именно такая трактовка музыки позволит верно «услышать» подлинную идею художественного слова астафьевских лирических миниатюр первой Тетради «Затесей» и преодолеть сухое, «безответное» молчание человеческой души. Именно в «звуке», который пытается «отработать» В.П. Астафьев в «Хлебозарах», автор видит единственный способ воссоединения жизни и смысла. Картины природы у него - это не просто пейзажи, это целая симфония умирания и рождения. А порой, образ сокращается до совсем микроскопических размеров, например, «гераньки» или березового листа, но «звук», заложенный в эти образы, позволяет отразить в себе все мироздание.
Таким образом, сегодня существуют различные интерпретации текстов В.П. Астафьева: литературоведами рассматривается жанровое своеобразие, художественный метод или ритмическая организация как явление стиля. Вместе с тем «Затеси» В.П. Астафьева как своеобразное стилевое единство изучены не в полной мере. Актуальность нашей работы будет заключаться в попытке обнаружить данное единство с опорой на музыкальное свойство астафьевских миниатюр.
Итак, цель выпускной квалификационной работы - выявить своеобразие стиля первой Тетради «Затесей» с опорой на музыкальное начало в архитектонике.
Поставленной целью определяются следующие задачи работы:
1. показать характер соотношения в «Затесях» эпического и лирического начал;
2. выявить принцип включения лирических миниатюр в Тетрадь как циклическое единство;
3. проанализировать особенности ритмико-мелодической организации (соотношения ритмики и мелодики) этого единства;
4. выявить музыкальное начало как одно из проявлений софийной основы художественного мира;
5. рассмотреть музыкальность как одно из оснований образотворчества В.П. Астафьева;
6. рассмотреть архитектонику первой Тетради «Затесей».
Объектом нашего исследования является стилевое своеобразие первой Тетради «Затесей».
Предметом исследования - ритмико-мелодическая организация «Затесей» как стилевого единства.
Теоретическую базу работы составляют труды по родовой (лиро-эпической) специфике произведений малой формы (Е.В. Капинос, Е.Ю. Куликовой, В.И. Тюпы); работы по теории цикла как литературного явления О.В. Мирошниковой, исследования теории стиля М.М. Гиршмана и Н.Л. Лейдермана, а также работы Ю.Н. Чумакова о лирическом сюжете, С.Н. Булгакова о Софийности мира, А.С. Клюева о музыке как первооснове мира.
Методологическая база нашего исследования основана на трудах ученых, которыми проделана немалая работа по осмыслению «Затесей» Астафьева в разных аспектах: родовом (В.А. Зубков); жанровом (В.И. Бурдин, И.А. Подюков, А.В. Кубасов, В.А. Стадниченко, Н.П. Хрящева) и др.
Научная новизна выпускной квалификационной работы обусловлена тем, что в ней впервые предпринята попытка увидеть музыкальное начало как основу образотворчества Астафьева, преломленную в ритмико-мелодической организации «Затесей».
Жанр лирической миниатюры характеризуется весьма небольшим размером, что позволяет ему вписаться в ритм жизни современного человека. В комментарии к «Затесям» В.П. Астафьев пишет: «Не случайно в последнее время очень разные писатели начали общаться с читателем посредством коротких записей-миниатюр - таким образом можно скорее «настичь» бегущего, занятого работой, затурканного бытом современного читателя.
Активное изучение не только «Затесей», но и всего творчества писателя в целом, началось в 2002 году, и это оправданно: со смерти писателя прошел год, и литературоведы, друзья, родные писателя бросили свои силы на осмысление того корпуса литературы, невероятно большого фонда текстов (письма, зарисовки, миниатюры, рассказы, повести, романы), который оставил после себя Астафьев.
В Перми в мае 2002 года состоялись первые «Астафьевские чтения», где было заявлено восемь докладов. Тексты писателя были рассмотрены с разных аспектов: литературоведческого, лингвистического, культурологического. В. И. Бурдин сделал попытку рассмотреть жанровое своеобразие «Затесей». Он указывает на связь миниатюр с тургеневскими «Стихотворениями в прозе», отмечает исповедальное и проповедническое начало в текстах, что может быть свойственно жанру дневника. Но на наш взгляд, это лишь наброски, наметки, очевидные наблюдения. Кроме того, В.И. Бурдин говорит об отсутствии сюжета в «Затесях», что не вполне соответствует истине. Сюжет в миниатюрах Астафьева есть, но он другого, не эпического, а лирического характера.
Ровно через год, на вторых «Астафьевских чтениях», исследователь В.А. Зубков делает доклад на тему «Последняя проза Виктора Астафьева». Он утверждает, что «Затеси» «стали без преувеличения основным жанром астафьевской прозы: писатель вновь и вновь испытывал потребность возвращаться к этому свободному способу высказывания».
Так же, как упомянутый выше ученый, В.А. Зубков отмечает нарастание «прямого исповедально-проповеднического слова над традиционными литературными формами». Исследователь описывает суть лирического сюжета, не употребляя в работе этой терминологии: он замечает, что герой «Затесей» видит перед собой очень обыденное, житейское, а в голове рождается мысль об онтологическом, вечном, ценностном. В.А. Зубков говорит, что связь между изображением и мыслью составляет основу устройства миниатюр.
Главный творческий принцип, по мнению исследователя, «состоит, очевидно, в отсутствии каких-либо внутренних ограничений и единых жанровых установок, вольно или невольно принятых на себя автором» . В этом утверждении видна перекличка с тезисом В.И. Бурдина о жанровом синтезе Тетрадей: «Здесь есть все: вроде бы беглые наблюдения и всего лишь пейзажные зарисовки, бытовые сценки, давние и свежие случаи из чужой и своей жизни».
Для нас же особо важна статья И.А. Подюкова, лингвиста, этнолингвиста, фольклориста, диалектолога. Он анализирует эстетику народной речи в поэтике «Затесей». Подюков отмечает, что народное слово в творчестве В. П. Астафьева несет особую эстетическую и мировоззренческую нагрузку. Писатель обращается к нему не для создания местного, «географического», колорита: «В пермских описаниях Чусовой и Койвы, Сылвы, речки Быковки, Кваркуша у него много не уральского, а сугубо сибирского материала».
Также исследователь говорит, что Астафьев в «Затесях» пользуется материалами из уральских, вологодских и сибирских говоров: «Диалектное слово, речение интересует писателя как знак национальной народной культуры, которую писатель, естественно, воспринимал через призму сибирской локальной традиции».
Но, пожалуй, самые ценные замечания для нас Подюков делает по поводу миниатюры «Хлебозары» (из Тетради «Падение листа»). Само слово «хлебозары» не характерно пермскому тексту, однако оно включается в него писателем. Для него важна сама семантика слова: «хлебозары» связаны с народным восприятием космических событий. «Зарницы как прорыв космического, вселенского огня, космического хаоса в народном сознании воспринимаются как явление, способное и благотворно воздействовать, и в то же время вносить возмущение в порядок вещей. Время зарниц, необычных молний без грома мифопоэтически ассоциировалось с «первовременем», началом жизни, мыслилось в прошлом открытым, мистическим. Древнее пламя осенних зарниц становится знаком священности бытия и напоминанием мистической связи человека и космоса. Ощущение святости хлеба и хлебного поля, самой «природы, матери нашей», связь с которой так ослабла, если не прервалась в позднейшее время, - вот главное, что нужно вернуть в нашу жизнь», - пишет Подюков и, таким образом, он первым нащупывает метафизическую основу художественных образов в миниатюрах В.П. Астафьева.
Затем эту линию будет развивать И.И. Плеханова: на материале повестей «Пастух и пастушка» и «Обертон» ученый показал, как В.П. Астафьев разрабатывает в своих текстах мистически-философскую тему Вечной женственности. И.И. Плеханова отмечает, что прямых отсылок к традиции Серебряного века у Астафьева пока не обнаружилось, а разработка этой идеи в текстах - «свидетельство объемной глубины философского миропонимания художника».
Исследователь усматривает особенности разработки Астафьевым темы Вечной женственности в следующем: во-первых, эта идея «заземленная», то есть перед нами изображение не очевидного присутствия и участия абсолютного начала в здешнем мире, а проявление «трагических, болезненных, вымороченных обстоятельств», которые «или искажают Женственность, или, напротив, проявляют ее вечно сущее в зримой и действительной полноте» . В интеллектуальных и мистериальных традициях, наоборот, Вечная женственность всегда была окутана поэтическим, метафизическим, религиозным ореолом.
Во-вторых, писатель в этой идее видит себя выразителем природного сознания, принявшего на себя общую вину за предательство материнской первоосновы жизни. Чувство совести проявляет в писателе лирический творческий дар, чуткость ко всему прекрасному, трепетному, живому и сокровенному . Сверхчуткость к объективным высшим смыслам и гармонии - вот, что было для Астафьева главным двигателем творчества. Совесть стала для него не просто внутренним голосом, она стала звуками, мелодией страдания за все человечество: и эта внутренняя музыка у Астафьева - проявление особой душевной чуткости.
В.П. Астафьев писал в одном из своих писем о работе над затесью «Хлебозары»: «Все пробую «звук» отработать и писать так, как наши славные россияне писали стихи - складно и со смыслом» . Но тот ли это звук, который легко улавливается обычными органами слуха, или же человеку, чтобы идентифицировать верно, наполнить его живым смыслом, требуется что-то более восприимчивое, сверхчувственное?
«Нет мне ответа» - это не просто заголовок писем Астафьева, а указание на проблему непонимания людьми друг другом. В «Затесях» четко прослеживается мотив человеческой «глухоты» ко всему, что происходит вокруг. Вспомним первую миниатюру Тетради «Поход по метам» и трагический образ памяти в ней, или же затесь «Падение листа», где лирический субъект болезненно пытается ответить на свой главный вопрос «как воссоединить простоту и величие смысла жизни со страшной явью бытия?».
Нам думается, что автор пытается преодолеть вселенскую глухоту и мировой хаос с помощью музыки - единственного сохранившегося универсального языка человеческой души, и ответ на мучающий вопрос лирического героя и «ключ» к идейному пониманию миниатюр и Тетради в целом нужно искать именно в звуковой материи текстов.
Музыка-совесть, которой охвачены все миниатюры писателя, нужна для того, чтобы возродить подсознательно в человеке эту сверхчуткость, способность к созерцанию прекрасного, а через них напомнить человеку о главном, высоком, бытийном.
Немецкий философ Зольгер говорит о музыке следующее: «В звучании (Laut) выражается вообще всеобщая душа, нераздельное понятие бытия существующих вещей. Как линия составляет первое измерение материальной природы, так звучание - первое измерение духовной».
Нам кажется, именно такая трактовка музыки позволит верно «услышать» подлинную идею художественного слова астафьевских лирических миниатюр первой Тетради «Затесей» и преодолеть сухое, «безответное» молчание человеческой души. Именно в «звуке», который пытается «отработать» В.П. Астафьев в «Хлебозарах», автор видит единственный способ воссоединения жизни и смысла. Картины природы у него - это не просто пейзажи, это целая симфония умирания и рождения. А порой, образ сокращается до совсем микроскопических размеров, например, «гераньки» или березового листа, но «звук», заложенный в эти образы, позволяет отразить в себе все мироздание.
Таким образом, сегодня существуют различные интерпретации текстов В.П. Астафьева: литературоведами рассматривается жанровое своеобразие, художественный метод или ритмическая организация как явление стиля. Вместе с тем «Затеси» В.П. Астафьева как своеобразное стилевое единство изучены не в полной мере. Актуальность нашей работы будет заключаться в попытке обнаружить данное единство с опорой на музыкальное свойство астафьевских миниатюр.
Итак, цель выпускной квалификационной работы - выявить своеобразие стиля первой Тетради «Затесей» с опорой на музыкальное начало в архитектонике.
Поставленной целью определяются следующие задачи работы:
1. показать характер соотношения в «Затесях» эпического и лирического начал;
2. выявить принцип включения лирических миниатюр в Тетрадь как циклическое единство;
3. проанализировать особенности ритмико-мелодической организации (соотношения ритмики и мелодики) этого единства;
4. выявить музыкальное начало как одно из проявлений софийной основы художественного мира;
5. рассмотреть музыкальность как одно из оснований образотворчества В.П. Астафьева;
6. рассмотреть архитектонику первой Тетради «Затесей».
Объектом нашего исследования является стилевое своеобразие первой Тетради «Затесей».
Предметом исследования - ритмико-мелодическая организация «Затесей» как стилевого единства.
Теоретическую базу работы составляют труды по родовой (лиро-эпической) специфике произведений малой формы (Е.В. Капинос, Е.Ю. Куликовой, В.И. Тюпы); работы по теории цикла как литературного явления О.В. Мирошниковой, исследования теории стиля М.М. Гиршмана и Н.Л. Лейдермана, а также работы Ю.Н. Чумакова о лирическом сюжете, С.Н. Булгакова о Софийности мира, А.С. Клюева о музыке как первооснове мира.
Методологическая база нашего исследования основана на трудах ученых, которыми проделана немалая работа по осмыслению «Затесей» Астафьева в разных аспектах: родовом (В.А. Зубков); жанровом (В.И. Бурдин, И.А. Подюков, А.В. Кубасов, В.А. Стадниченко, Н.П. Хрящева) и др.
Научная новизна выпускной квалификационной работы обусловлена тем, что в ней впервые предпринята попытка увидеть музыкальное начало как основу образотворчества Астафьева, преломленную в ритмико-мелодической организации «Затесей».
Итак, нами была сделана попытка изучить первую Тетрадь «Затесей» В.П. Астафьева как циклическое единство с опорой на музыкальное начало миниатюр. В практических главах мы подробно остановились сначала на субъектной, ритмико-мелодической организации и доказали важность фонетических средств (микро-ритмов) для писателя при выражении своих интенций.
Затем обратились к ритмам другого порядка - к ритмам в построении Тетради (к архитектонике). Были выявлены стилевые особенности текстов, связь философии писателя с воплощением художественной модели мира в «Затесях», показан характер соотношения в «Затесях» эпического и лирического начал, выявлен музыкальный принцип включения лирических миниатюр в Тетрадь и музыкальное начало как одно из проявлений софийной основы художественного мира, рассмотрена музыкальность как одно из оснований образотворчества В.П. Астафьева.
Мы считаем, что данная работа, с одной стороны, имеет блок обобщения уже имеющегося в литературоведении опыта изучения творчества писателя, и, с другой стороны, является новаторской по специфике самого анализа в практических главах. Работа не претендует на абсолютную правоту, так как по сути своей экспериментальна. В перспективе работу можно дополнить анализами миниатюр, оставшимися лишь вскользь упомянутыми в основном содержании. Но, так или иначе, работа вносит не одно ценное замечание, касающееся первой Тетради «Затесей», и является одновременно очередным толчком для дальнейшего глубокого изучения творчества писателя.
Читая прощальное письмо В.П. Астафьева («Прощаюсь...»), обращенное ко всему человечеству, мы чувствуем особое мироощущение писателя. В нем Астафьев соединяет все звучащие в его жизни и творчестве голоса и мелодии, говорит о самых сокровенных вещах: «Прощайте, люди! Я домой вернулся, я к матери моей вернулся, к бабушке, ко всей родне. Не будьте одиноки без меня. Жизнь коротка. Смерть лишь бесконечна. И в этой бесконечности печальной мы встретимся и никогда уж не простимся. И горести, и мук не испытаем, и муки позабудем, и путь наш будет беспределен. Умолкаю, слившийся с природой. Я слышу новое зачатье жизни; ... И вспомнит, может быть, да и помянет добрым словом, как Кобзаря, лежащего на берегу Днепра, меня над озаренным Енисеем, и в зеркале его мой лик струею светлой отразится. И песнь, мной не допетая, там зазвучит. Иду! Иду! Вы слышите, меня природа кличет! И голос матери звучит в ней, удаляясь. ».
Нам думается, что это письмо могло бы даже стать своеобразным эпилогом к первой тетради «Затесей». Вспомним финальную миниатюру «Приветное слово»: в конце весны лирический субъект бредет по лесу, кашляет, ему на встречу по весеннему березняку «чешет» на велосипеде маленькая девочка, а рядом с ней мама с коляской и малышом. Девочка приветствует всех на своем пути. Увидев это, лирический герой сам себе задает вопрос: «Много ли человеку надо?», - ответа герой не проговаривает вслух, только в конце он ощущает в душе чувство легкости.
Лирический сюжет остается открытым в Тетради: писатель отдает возможность читателю самому дать себе ответ. В этот момент автор и лирический субъект полностью отделяются друг от друга, и миниатюры начинают жить самостоятельной жизнь. Таков закон всех художественных произведений. Как писатель же, В.П. Астафьев свой ответ оставляет в прощальном письме: из него мы видим, какой глубинной связью автор был связан с героями своих произведений. Астафьев вместе с ними шел по сложным, запутанным путям жизни, а когда пришел момент расставания, он возвращается из вневременного и внепространственного художественного мира в мир своих субъективных переживаний.
В миниатюре «Приветное слово» лирический герой вдохновленным взглядом смотрит в будущее, видит в настоящем ростки обновленной жизни, которые затем дадут свои плоды. Завершая Тетрадь, Астафьеву важно показать, в первую очередь, направление, которое ведет к обновлению, в будущее. В прощальном же письме автор говорит: «Я как-то утром или ночью, может быть, осенью (весной не хочется) остановлюсь в пути и поверну обратно. Туда, откуда я пришел. Куда пойду уж безвозвратно, простившись с вами, люди, навсегда» .
Эта встреча с девочкой и мамой в миниатюре мыслится нами не только как точка в разрешении переживания в душе лирического героя, но и как «остановка» для самого писателя - дальше он и его лирический герой пойдут разными путями: лирический герой - останется в мире весны и жизни, автор же - повернет свой путь обратно, и будет идти, пока не найдет себе успокоения в глубокой осени.
Связь прощального письма и лирических миниатюр первой Тетради «Затесей» видна и в тесно переплетающихся мотивах и образах: писатель просит помянуть его словом или песней, он услышит их из земли, потому что сам станет землей, лирический же субъект слышит музыку, голоса из глубоких недр земли. У В.П. Астафьева в реальной жизни музыка и голос
матери ассоциировались с природой, лирический же субъект выстраивает вокруг себя особую модель мира, основа которого - звук, и он является идейным семенем прародительницы Св. Софии.
Фразы из прощального письма «И вспомнит, может быть, да и помянет добрым словом, как Кобзаря, лежащего на берегу Днепра, меня над озаренным Енисеем, и в зеркале его мой лик струею светлой отразится. И песнь, мной не допетая, там зазвучит. Иду! Иду! Вы слышите, меня природа кличет! И голос матери звучит в ней, удаляясь...» являются прямой отсылкой к миниатюре «Хрустальный звон», где лирический субъект выходит к берегам Енисея и слышит покаянный голос реки, которой в конце обретает образ материнского лика. Сам же Астафьев стремится слиться с природой, вновь и навсегда воссоединиться со своей матерью, стать таким же ликом и вместе с ней нести в этот мир Красоту и Любовь, только уже не через музыку слова, а через музыку, заложенную в самой природе.
Затем обратились к ритмам другого порядка - к ритмам в построении Тетради (к архитектонике). Были выявлены стилевые особенности текстов, связь философии писателя с воплощением художественной модели мира в «Затесях», показан характер соотношения в «Затесях» эпического и лирического начал, выявлен музыкальный принцип включения лирических миниатюр в Тетрадь и музыкальное начало как одно из проявлений софийной основы художественного мира, рассмотрена музыкальность как одно из оснований образотворчества В.П. Астафьева.
Мы считаем, что данная работа, с одной стороны, имеет блок обобщения уже имеющегося в литературоведении опыта изучения творчества писателя, и, с другой стороны, является новаторской по специфике самого анализа в практических главах. Работа не претендует на абсолютную правоту, так как по сути своей экспериментальна. В перспективе работу можно дополнить анализами миниатюр, оставшимися лишь вскользь упомянутыми в основном содержании. Но, так или иначе, работа вносит не одно ценное замечание, касающееся первой Тетради «Затесей», и является одновременно очередным толчком для дальнейшего глубокого изучения творчества писателя.
Читая прощальное письмо В.П. Астафьева («Прощаюсь...»), обращенное ко всему человечеству, мы чувствуем особое мироощущение писателя. В нем Астафьев соединяет все звучащие в его жизни и творчестве голоса и мелодии, говорит о самых сокровенных вещах: «Прощайте, люди! Я домой вернулся, я к матери моей вернулся, к бабушке, ко всей родне. Не будьте одиноки без меня. Жизнь коротка. Смерть лишь бесконечна. И в этой бесконечности печальной мы встретимся и никогда уж не простимся. И горести, и мук не испытаем, и муки позабудем, и путь наш будет беспределен. Умолкаю, слившийся с природой. Я слышу новое зачатье жизни; ... И вспомнит, может быть, да и помянет добрым словом, как Кобзаря, лежащего на берегу Днепра, меня над озаренным Енисеем, и в зеркале его мой лик струею светлой отразится. И песнь, мной не допетая, там зазвучит. Иду! Иду! Вы слышите, меня природа кличет! И голос матери звучит в ней, удаляясь. ».
Нам думается, что это письмо могло бы даже стать своеобразным эпилогом к первой тетради «Затесей». Вспомним финальную миниатюру «Приветное слово»: в конце весны лирический субъект бредет по лесу, кашляет, ему на встречу по весеннему березняку «чешет» на велосипеде маленькая девочка, а рядом с ней мама с коляской и малышом. Девочка приветствует всех на своем пути. Увидев это, лирический герой сам себе задает вопрос: «Много ли человеку надо?», - ответа герой не проговаривает вслух, только в конце он ощущает в душе чувство легкости.
Лирический сюжет остается открытым в Тетради: писатель отдает возможность читателю самому дать себе ответ. В этот момент автор и лирический субъект полностью отделяются друг от друга, и миниатюры начинают жить самостоятельной жизнь. Таков закон всех художественных произведений. Как писатель же, В.П. Астафьев свой ответ оставляет в прощальном письме: из него мы видим, какой глубинной связью автор был связан с героями своих произведений. Астафьев вместе с ними шел по сложным, запутанным путям жизни, а когда пришел момент расставания, он возвращается из вневременного и внепространственного художественного мира в мир своих субъективных переживаний.
В миниатюре «Приветное слово» лирический герой вдохновленным взглядом смотрит в будущее, видит в настоящем ростки обновленной жизни, которые затем дадут свои плоды. Завершая Тетрадь, Астафьеву важно показать, в первую очередь, направление, которое ведет к обновлению, в будущее. В прощальном же письме автор говорит: «Я как-то утром или ночью, может быть, осенью (весной не хочется) остановлюсь в пути и поверну обратно. Туда, откуда я пришел. Куда пойду уж безвозвратно, простившись с вами, люди, навсегда» .
Эта встреча с девочкой и мамой в миниатюре мыслится нами не только как точка в разрешении переживания в душе лирического героя, но и как «остановка» для самого писателя - дальше он и его лирический герой пойдут разными путями: лирический герой - останется в мире весны и жизни, автор же - повернет свой путь обратно, и будет идти, пока не найдет себе успокоения в глубокой осени.
Связь прощального письма и лирических миниатюр первой Тетради «Затесей» видна и в тесно переплетающихся мотивах и образах: писатель просит помянуть его словом или песней, он услышит их из земли, потому что сам станет землей, лирический же субъект слышит музыку, голоса из глубоких недр земли. У В.П. Астафьева в реальной жизни музыка и голос
матери ассоциировались с природой, лирический же субъект выстраивает вокруг себя особую модель мира, основа которого - звук, и он является идейным семенем прародительницы Св. Софии.
Фразы из прощального письма «И вспомнит, может быть, да и помянет добрым словом, как Кобзаря, лежащего на берегу Днепра, меня над озаренным Енисеем, и в зеркале его мой лик струею светлой отразится. И песнь, мной не допетая, там зазвучит. Иду! Иду! Вы слышите, меня природа кличет! И голос матери звучит в ней, удаляясь...» являются прямой отсылкой к миниатюре «Хрустальный звон», где лирический субъект выходит к берегам Енисея и слышит покаянный голос реки, которой в конце обретает образ материнского лика. Сам же Астафьев стремится слиться с природой, вновь и навсегда воссоединиться со своей матерью, стать таким же ликом и вместе с ней нести в этот мир Красоту и Любовь, только уже не через музыку слова, а через музыку, заложенную в самой природе.
Подобные работы
- Мифопоэтическая основа стилевой доминанты «Затесей» В. Астафьева: материалы к изучению стиля в школе
Дипломные работы, ВКР, литература. Язык работы: Русский. Цена: 4700 р. Год сдачи: 2020