Политическая философия Мих. Лифшица
|
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ИСТИНА И ПОЛИТИКА 13
1.1. Истина 14
1.2. Политика 25
ГЛАВА 2. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ И ЕГО РЕАЛЬНОСТЬ 41
2.1. Идеальное 43
2.2. Реальное 53
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 70
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ГЛАВА 1. ИСТИНА И ПОЛИТИКА 13
1.1. Истина 14
1.2. Политика 25
ГЛАВА 2. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ И ЕГО РЕАЛЬНОСТЬ 41
2.1. Идеальное 43
2.2. Реальное 53
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 70
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
С момента смерти Михаила Александровича Лифшица минуло уже более тридцати лет. За это время увидело свет множество его произведений, не предназначенных для печати при жизни, но вышедших как небольшая часть публикуемого архива философа, содержащего в себе тысячи страниц и сотни папок.
Во многом, именно благодаря этим публикациям самой широкой массе читателей стало очевидным, что перед ней предстали плоды многолетнего труда отнюдь не рядового марксистского философа, но человека, чей самобытный взгляд на самые главные проблемы ХХ века, века в котором ему суждено было прожить свою жизнь, может не только встать в один ряд с самыми значительными фигурами мировой мысли минувшего столетия , но и занять в этом ряду самое значительное место.
Парадокс заключается в том, что сам Михаил Александрович всегда считал себя «обыкновенным марксистом». И это признание уху чуткого слушателя звучит, конечно, очень знакомо - с известной долей справедливости, можно сказать, что история мировой классической мысли всегда состояла из людей «обыкновенных». Вспомним хотя бы Платона - обыкновенного ученика Сократа, или Гейне - обыкновенного солдата на посту.
Идеалом политического устройства для Аристотеля также было государство средних, обыкновенных людей. Но в этой обыкновенности было так много необыкновенного - учение Аристотеля об истинно среднем, (mesotes), как высшем (akrotes) было важнейшей частью и взглядов Мих. Лифшица, обращавшегося также и к гегелевской die wahre Mitte.
Когда-то в речи на юбилее одной чартистской газеты Карл Маркс заметил, что мир находится в том состоянии, когда всякая вещь чревата своей противоположностью. История XX и XXI вв., пожалуй, действительнее всяких слов продемонстрировала истинность этого положения. Человечество не раз становилось свидетелем того, как в результате всех его трудов на деле получалось нечто совершенно противоположное. Классический образ этого явления в своей «Философии истории» дал Гегель: «Как на подходящий пример можно указать на действия человека, который из мести, может быть справедливой, т.е. за несправедливо нанесенную ему обиду, поджигает дом другого человека. Уже при этом обнаруживается связь непосредственного действия с дальнейшими обстоятельствами, которые однако сами являются внешними и не входят в состав вышеупомянутого действия, поскольку оно берется само по себе в его непосредственности. Это действие как таковое состоит может быть в поднесении огонька к небольшой части бревна. То, что еще не было сделано благодаря этому, делается далее само собой: загоревшаяся часть бревна сообщается с его другими частями, бревно - со всеми балками дома, а этот дом - с другими домами, и возникает большой пожар, уничтожающий имущество не только тех лиц, против которых была направлена месть, но и многих других людей, причем пожар может даже стоить жизни многим людям. Это не заключалось в общем действии и не входило в намерения того, кто начал его. Но кроме того действие содержит в себе еще дальнейшее общее определение: соответственно цели действующего лица действие являлось лишь местью, направленной против одного индивидуума и выразившейся в уничтожении его собственности; но кроме того оно оказывается еще и преступлением, и в нем содержится наказание за него» . Таким образом, ничто в истории, в мире людей, где даже столкновение часто стихийных сил иногда может рождать величайшие победы разума, а волевое вмешательство в ход событий подчас чревато страшными последствиями, не может избегнуть нахождения в опасности перехода в собственную противоположность.
Ощущение именно этой угрозы мы чаще всего испытываем, когда перед нами предстает что-то обыкновенное. Например, обыкновенный марксизм.
Принято считать, что говорить о марксизме обыкновенном достаточно проблематично. Это связано не только с общим настроением нашего времени, когда уже много десятилетий мотив подозрения занимает одно из важнейших мест в топографии общественной мысли, но и с трудностью в понимании цели этого разговора: зачем нужно говорить о том, что слишком давно (никто, быть может, не вспомнит когда) перестало существовать?
Теперь на философском Олимпе мы не найдем уже обыкновенных марксистов. Хотя следы самого марксизма еще очень хорошо различимы, он вошел, как и все слишком значительное для того чтобы исчезнуть, в саму ткань мировой мысли. Так появился тот почти обязательный пункт, избегнуть которого не смог когда-то и сам Хайдеггер - определить свое положение по отношению к марксизму, или же марксизм по отношению к себе . Впрочем, эти события относятся уже к слишком далеким временам, теперь мы можем отчетливо наблюдать уже даже не процесс установления своего местоположения, а его последствия - рецепцию рецепции, маргиналии на полях книг, написанных по мотивам.
Но что это за книги? Что за мотивы? Каким марксизм вошел в интеллектуальный фольклор (как называл это явление Мих. Лифшиц) современности? Почему он перестал быть обыкновенным, вернее, почему он не мог оставаться обыкновенным? Или все же мог?
Когда-то в одной из своих записных книжек Мих. Лифшиц заметил: «Вы говорите - марксизм вульгаризируется. Да, но вульгаризируются самые великие идеи мира. Это их печальное преимущество. Идеи мелкие и ничтожные сохраняются в точности, но кому они нужны?» . С известной долей справедливости, можно заметить, что речь здесь ведется не столько о том, что марксизм, в своей значительности с неизбежностью вульгаризируется, приходя в столкновение с широкой действительностью своего массового существования, но о том, что он должен вульгаризироваться, что означает - войти, по мысли Ленина, в плоть и кровь, как основа для всякого последующего развития, как то, что «жизнью взято раз» . А это принципиально иная вульгаризация - что опять напоминает нам о ситуации, когда всякая вещь, всякий процесс или понятие рискует обернуться своей противоположностью.
Эта реальная двусмысленность и угроза, конечно, сыграли в истории человечества особую, очень важную роль, став, в конечном счете, одной из центральных тем постмодерна, как действительное свидетельство острого кризиса современной культуры, выходящего далеко за пределы гуманитарных наук. И все же, мы не можем отмахнуться от этого свидетельства, пусть даже его последние выводы чреваты многими опасностями. Наоборот, необходимо отнестись к делу максимально серьезно, понимая, что хотя мысль эпохи постмодерна - пустоцвет, но пустоцвет, растущий на живом дереве, по известному выражению Ленина, кривое отражение действительного мирового состояния и его самых важных проблем. И все же - пустоцвет, а потому он обязательно не учитывает, и не может учесть чего-то очень важного, а именно - дифференциала, «щели» в этой мировой ситуации - того, что может быть названо двусмысленностью двусмысленности.
Всякое явление способно говорить нам что-то двояким образом - как раскрывающаяся действительность, абсолютная ситуация, идеальная фабула Аристотеля или прерогативная инстанция Бекона, как нечто в самой ткани материального мира, обладающее реальным сосредоточением смысла, т.е. означающее, озаряющее не только себя, но что-то еще . И как симптом, сложный эпифеномен, рожденный травмирующим воздействием подавляющего бытия. В страшной двусмысленности мирового состояния заключена и его собственная противоположность, означающая возможность выбора и борьбы.
Таким образом, вопрос о вульгаризации марксизма обнаруживает спасительную двусмысленность, переходящую скорее в многозначность - конечно, чтобы войти в плоть и кровь необходимо вульгаризироваться, но как будет проходить этот процесс: станет ли он только слепым отражением механического столкновения экономических интересов, пузырьком на поверхности мирового океана стихийных сил, или же будет реальным шансом обретения подлинного бытия, с опорой на которое, общественное сознание только и может сделаться сознательным?
Что будет вобрано в себя живой атмосферой века, что будет усвоено, какова будет высота и прочность достигнутого основания для всякого последующего развития? В истории ответ на этот вопрос всегда определялся результатами общественной борьбы, борьбы за действительное освобождение всего человечества, сражающегося за возможность сознательно начать течение своей истории .
Но вместе с тем, не стоит забывать и то, что Мих. Лифшиц называл «правотой неправых». В истории борьбы возможны не только победы, но и поражения, а сознательное сознание, как отражение реальной идеальности мира, оказывается победителем пока только лишь в редкие исторические моменты подлинных подъемов массовой демократии и народных движений революций. А это означает, перефразируя известное выражение Маркса, что подавляющая обстановка победившего капиталистического общества - тоже титан, последствия властной воли которого мы видим еще и в том, что обыкновенного марксизма практически не осталось.
Итак, вхождение марксизма в интеллектуальный фольклор уже состоялось, но что же вошло туда и в какой форме? Ведь хорошо известно, что это также могло произойти двояким образом - и как абсолютное достижение человечества, и как результат тяжелых ран общественной борьбы.
Отринув определение обыкновенного марксизма, как невозможное, пропустив его сквозь сито социальных катаклизмов, современная мировая мысль вобрала в себя, прежде всего то, что может быть названо теорией идеологии, в своих многочисленных вариациях сохранившей наиболее общие родовые признаки, заключенные в понимании обусловленности человеческого сознания той или иной расстановкой на поле столкновения стихийных классовых сил. Эта антикапиталистическая критика, как наиболее радикальная из возможных, представляет собой сознание необходимости абсолютного разрыва со всем старым миром. Этот мотив можно встретить абсолютно везде, где речь идет о рецепции марксизма. Благодаря этому, критика современной культуры стремиться показать, обосновать, утвердить своего рода теорию абсолютной слепоты, возвещающую о чем-то всегда стоящем позади и властно диктующем свое, о грозном бытии равном ничто, о загадочном прафеномене, о сокрытой где-то в истории довлеющей силе, формирующей даже само представление о ней. И это тоже является последствием классовых битв XX столетия. Но все же, нужно заметить, что в минувшем веке было и что-то еще - что-то, что, может быть, не смогло осуществиться, развернуться с должной силой, расправить плечи, но в тоже время было более реально, имело большую степень действительности, чем победившее направление - «свободное духовное творчество, или, пользуясь выражением Маркса, свободное духовное производство данной общественной формации, имеющее свой социальный эквивалент», который «реально выражается как в идейной связи с телом народа, так и в борьбе верхов и низов на верхушке общества, в рядах самого господствующего класса» . И именно свободное духовное производство, согласно Марксу, и составляет суть марксизма, являющегося, по замыслу своего основателя, отнюдь не теорией абсолютной слепоты, но напротив - теорией радикального взгляда, радикальной зримости мира. Теорией обосновывающей как человек может преодолеть бесчисленное количество преград для того, чтобы суметь ясно видеть и, видя - действовать.
Так понимал марксизм и Мих. Лифшиц, а потому он всегда считал себя именно «обыкновенным марксистом». И потому же этого «обыкновенного марксизма» в мировой мысли совсем не осталось.
Марксизм принято считать политической философией par excellence, и это, в известной степени так. Весь вопрос в том, что под этим понимать. Для Мих. Лифшица, всю жизнь разрабатывавшего свою марксистскую онтогносеологию, «в которой мир вещей и мир духовный переходят друг в друга, отождествляясь и в то же время сохраняя свое неизбежное гносеологическое различие» , проблемы политики, без сомнения, занимали важнейшее положение. Уже начиная со своих самых первых выступлений в печати, Лифшиц находился в ситуации, когда каждое слово обладало политическим окрасом, а сама полемика могла обернуться наиболее страшными последствиями для проигравшей стороны. В те времена общественная борьба как бы сосредоточилась вокруг эстетики, что было, конечно, не простым стечением обстоятельств. Однако, сформировавшееся тогда в Советском Союзе вокруг журнала «Литературный критик» философско-эстетическое «течение» 1930-х гг., основными участниками которого стали Мих. Лифшиц, Георг Лукач, Е.Ф. Усиевич, В.Р. Гриб, И.А. Сац и В.Б. Александров, а также писатель Андрей Платонов, будучи самым непосредственным участником важнейших идеологических битв эпохи, смогло заложить основы понимания учения Маркса, радикально отличающегося как от всей последующей истории западной (в т.ч. и марксисткой, и неомарксистской, и вообще левой) мысли, так и от официальной советской школы диалектического материализма.
Это понимание, сосредоточенное вокруг наиболее важных, ни более живых проблем мировой истории, формировалось в осмыслении таких мировых событий как Октябрьская революция и ее судьба в СССР, Первая и Вторая мировые войны, победа и поражение фашизма, величайший кризис культуры и его развитие в области искусства, философской мысли, и, конечно, в политике.
Для того, чтобы дать хоть сколько-нибудь содержательный очерк этого удивительного явления необходимо ограничиться лишь только некоторыми мотивами. В данной работе речь пойдет о политической философии. Содержательное богатство огромного архивного наследия, как и опубликованных текстов, поражает своей широтой охвата проблем политики и политического. Однако здесь мы обратимся к нескольким темам, наиболее отчетливо позволяющим установить принципиальное различие между пониманием политического «обыкновенным марксизмом» Мих. Лифшица и всей современной модернистской и постмодернистской философией. Это будут вопросы истины и политики, а также общественного идеала и его действительности.
Касаясь степени разработанности проблематики рассмотрения политической философии Мих. Лифшица, можно отметить, что за истекшие с момента смерти философа более тридцати лет, она остается все еще недостаточно изученной. Прежде всего, необходимо отметить фундаментальные работы В.Г. Арсланова, ближайшего ученика и хранителя наследия Мих. Лифшица, наиболее выдающегося исследователя и продолжателя идей «течения» 1930-х, деятельность которого на протяжении 30 лет обеспечила саму возможность таких исследований, а также определила пути для всякого их будущего развития. Обладая глубочайшим знанием и пониманием идей Мих. Лифшица, великой деликатностью в обращении с ними, осознанием всей их важности и значительности, и, наконец, подкрепляя это прекрасным внутренним чувством духовного родства, сопряженным с огромным трудом в самых для того неблагоприятных обстоятельствах работа В.Г. Арсланова сохранила для нас сундуки с драгоценностями в эпоху, когда все вокруг рвали друг у друга из рук стеклянные бусы. Благодаря В.Г. Арсланову самому широкому кругу читателей стали доступны материалы архива Мих. Лифшица. Им были составлены и подготовлены к печати более 12 книг философа. Им же совместно с коллективом «Архива Мих. Лифшица» ведется исследовательская деятельность по изучению архива Лифшица, хранящегося в РАН.
Вместе с тем необходимо отметить и ряд книг и статей П.В. Павлова, Л.К. Науменко, А.П. Ботвина и Н.А. Барской, а также два доклада С.М. Соловьева, главного редактора журнала «Скепсис», первый из которых был прочитан на конференции «Творческий мир Мих. Лифшица» в Санкт- Петербурге в мае 2013 года, организованной А.Г. Щелкиным, второй - на заседании «Философского семинара Архив Мих. Лифшица в Москве» в декабре того же года, в которых он критически рассматривал сталинизм, как проблему философии Мих. Лифшица, затем, статью В.М. Камнева о Мих. Лифшице в его монографии «Хранители и пророки» . И наконец, некоторые тексты С.Н. Земляного и Д. Гутова.
Целью данной работы является попытка внести небольшой вклад в освещение столь важной проблематики. Методология исследования базируется на марксистском, диалектико-материалистическом взгляде на историю мысли, проводимом в своих работах М.А. Лифшицем.
Во многом, именно благодаря этим публикациям самой широкой массе читателей стало очевидным, что перед ней предстали плоды многолетнего труда отнюдь не рядового марксистского философа, но человека, чей самобытный взгляд на самые главные проблемы ХХ века, века в котором ему суждено было прожить свою жизнь, может не только встать в один ряд с самыми значительными фигурами мировой мысли минувшего столетия , но и занять в этом ряду самое значительное место.
Парадокс заключается в том, что сам Михаил Александрович всегда считал себя «обыкновенным марксистом». И это признание уху чуткого слушателя звучит, конечно, очень знакомо - с известной долей справедливости, можно сказать, что история мировой классической мысли всегда состояла из людей «обыкновенных». Вспомним хотя бы Платона - обыкновенного ученика Сократа, или Гейне - обыкновенного солдата на посту.
Идеалом политического устройства для Аристотеля также было государство средних, обыкновенных людей. Но в этой обыкновенности было так много необыкновенного - учение Аристотеля об истинно среднем, (mesotes), как высшем (akrotes) было важнейшей частью и взглядов Мих. Лифшица, обращавшегося также и к гегелевской die wahre Mitte.
Когда-то в речи на юбилее одной чартистской газеты Карл Маркс заметил, что мир находится в том состоянии, когда всякая вещь чревата своей противоположностью. История XX и XXI вв., пожалуй, действительнее всяких слов продемонстрировала истинность этого положения. Человечество не раз становилось свидетелем того, как в результате всех его трудов на деле получалось нечто совершенно противоположное. Классический образ этого явления в своей «Философии истории» дал Гегель: «Как на подходящий пример можно указать на действия человека, который из мести, может быть справедливой, т.е. за несправедливо нанесенную ему обиду, поджигает дом другого человека. Уже при этом обнаруживается связь непосредственного действия с дальнейшими обстоятельствами, которые однако сами являются внешними и не входят в состав вышеупомянутого действия, поскольку оно берется само по себе в его непосредственности. Это действие как таковое состоит может быть в поднесении огонька к небольшой части бревна. То, что еще не было сделано благодаря этому, делается далее само собой: загоревшаяся часть бревна сообщается с его другими частями, бревно - со всеми балками дома, а этот дом - с другими домами, и возникает большой пожар, уничтожающий имущество не только тех лиц, против которых была направлена месть, но и многих других людей, причем пожар может даже стоить жизни многим людям. Это не заключалось в общем действии и не входило в намерения того, кто начал его. Но кроме того действие содержит в себе еще дальнейшее общее определение: соответственно цели действующего лица действие являлось лишь местью, направленной против одного индивидуума и выразившейся в уничтожении его собственности; но кроме того оно оказывается еще и преступлением, и в нем содержится наказание за него» . Таким образом, ничто в истории, в мире людей, где даже столкновение часто стихийных сил иногда может рождать величайшие победы разума, а волевое вмешательство в ход событий подчас чревато страшными последствиями, не может избегнуть нахождения в опасности перехода в собственную противоположность.
Ощущение именно этой угрозы мы чаще всего испытываем, когда перед нами предстает что-то обыкновенное. Например, обыкновенный марксизм.
Принято считать, что говорить о марксизме обыкновенном достаточно проблематично. Это связано не только с общим настроением нашего времени, когда уже много десятилетий мотив подозрения занимает одно из важнейших мест в топографии общественной мысли, но и с трудностью в понимании цели этого разговора: зачем нужно говорить о том, что слишком давно (никто, быть может, не вспомнит когда) перестало существовать?
Теперь на философском Олимпе мы не найдем уже обыкновенных марксистов. Хотя следы самого марксизма еще очень хорошо различимы, он вошел, как и все слишком значительное для того чтобы исчезнуть, в саму ткань мировой мысли. Так появился тот почти обязательный пункт, избегнуть которого не смог когда-то и сам Хайдеггер - определить свое положение по отношению к марксизму, или же марксизм по отношению к себе . Впрочем, эти события относятся уже к слишком далеким временам, теперь мы можем отчетливо наблюдать уже даже не процесс установления своего местоположения, а его последствия - рецепцию рецепции, маргиналии на полях книг, написанных по мотивам.
Но что это за книги? Что за мотивы? Каким марксизм вошел в интеллектуальный фольклор (как называл это явление Мих. Лифшиц) современности? Почему он перестал быть обыкновенным, вернее, почему он не мог оставаться обыкновенным? Или все же мог?
Когда-то в одной из своих записных книжек Мих. Лифшиц заметил: «Вы говорите - марксизм вульгаризируется. Да, но вульгаризируются самые великие идеи мира. Это их печальное преимущество. Идеи мелкие и ничтожные сохраняются в точности, но кому они нужны?» . С известной долей справедливости, можно заметить, что речь здесь ведется не столько о том, что марксизм, в своей значительности с неизбежностью вульгаризируется, приходя в столкновение с широкой действительностью своего массового существования, но о том, что он должен вульгаризироваться, что означает - войти, по мысли Ленина, в плоть и кровь, как основа для всякого последующего развития, как то, что «жизнью взято раз» . А это принципиально иная вульгаризация - что опять напоминает нам о ситуации, когда всякая вещь, всякий процесс или понятие рискует обернуться своей противоположностью.
Эта реальная двусмысленность и угроза, конечно, сыграли в истории человечества особую, очень важную роль, став, в конечном счете, одной из центральных тем постмодерна, как действительное свидетельство острого кризиса современной культуры, выходящего далеко за пределы гуманитарных наук. И все же, мы не можем отмахнуться от этого свидетельства, пусть даже его последние выводы чреваты многими опасностями. Наоборот, необходимо отнестись к делу максимально серьезно, понимая, что хотя мысль эпохи постмодерна - пустоцвет, но пустоцвет, растущий на живом дереве, по известному выражению Ленина, кривое отражение действительного мирового состояния и его самых важных проблем. И все же - пустоцвет, а потому он обязательно не учитывает, и не может учесть чего-то очень важного, а именно - дифференциала, «щели» в этой мировой ситуации - того, что может быть названо двусмысленностью двусмысленности.
Всякое явление способно говорить нам что-то двояким образом - как раскрывающаяся действительность, абсолютная ситуация, идеальная фабула Аристотеля или прерогативная инстанция Бекона, как нечто в самой ткани материального мира, обладающее реальным сосредоточением смысла, т.е. означающее, озаряющее не только себя, но что-то еще . И как симптом, сложный эпифеномен, рожденный травмирующим воздействием подавляющего бытия. В страшной двусмысленности мирового состояния заключена и его собственная противоположность, означающая возможность выбора и борьбы.
Таким образом, вопрос о вульгаризации марксизма обнаруживает спасительную двусмысленность, переходящую скорее в многозначность - конечно, чтобы войти в плоть и кровь необходимо вульгаризироваться, но как будет проходить этот процесс: станет ли он только слепым отражением механического столкновения экономических интересов, пузырьком на поверхности мирового океана стихийных сил, или же будет реальным шансом обретения подлинного бытия, с опорой на которое, общественное сознание только и может сделаться сознательным?
Что будет вобрано в себя живой атмосферой века, что будет усвоено, какова будет высота и прочность достигнутого основания для всякого последующего развития? В истории ответ на этот вопрос всегда определялся результатами общественной борьбы, борьбы за действительное освобождение всего человечества, сражающегося за возможность сознательно начать течение своей истории .
Но вместе с тем, не стоит забывать и то, что Мих. Лифшиц называл «правотой неправых». В истории борьбы возможны не только победы, но и поражения, а сознательное сознание, как отражение реальной идеальности мира, оказывается победителем пока только лишь в редкие исторические моменты подлинных подъемов массовой демократии и народных движений революций. А это означает, перефразируя известное выражение Маркса, что подавляющая обстановка победившего капиталистического общества - тоже титан, последствия властной воли которого мы видим еще и в том, что обыкновенного марксизма практически не осталось.
Итак, вхождение марксизма в интеллектуальный фольклор уже состоялось, но что же вошло туда и в какой форме? Ведь хорошо известно, что это также могло произойти двояким образом - и как абсолютное достижение человечества, и как результат тяжелых ран общественной борьбы.
Отринув определение обыкновенного марксизма, как невозможное, пропустив его сквозь сито социальных катаклизмов, современная мировая мысль вобрала в себя, прежде всего то, что может быть названо теорией идеологии, в своих многочисленных вариациях сохранившей наиболее общие родовые признаки, заключенные в понимании обусловленности человеческого сознания той или иной расстановкой на поле столкновения стихийных классовых сил. Эта антикапиталистическая критика, как наиболее радикальная из возможных, представляет собой сознание необходимости абсолютного разрыва со всем старым миром. Этот мотив можно встретить абсолютно везде, где речь идет о рецепции марксизма. Благодаря этому, критика современной культуры стремиться показать, обосновать, утвердить своего рода теорию абсолютной слепоты, возвещающую о чем-то всегда стоящем позади и властно диктующем свое, о грозном бытии равном ничто, о загадочном прафеномене, о сокрытой где-то в истории довлеющей силе, формирующей даже само представление о ней. И это тоже является последствием классовых битв XX столетия. Но все же, нужно заметить, что в минувшем веке было и что-то еще - что-то, что, может быть, не смогло осуществиться, развернуться с должной силой, расправить плечи, но в тоже время было более реально, имело большую степень действительности, чем победившее направление - «свободное духовное творчество, или, пользуясь выражением Маркса, свободное духовное производство данной общественной формации, имеющее свой социальный эквивалент», который «реально выражается как в идейной связи с телом народа, так и в борьбе верхов и низов на верхушке общества, в рядах самого господствующего класса» . И именно свободное духовное производство, согласно Марксу, и составляет суть марксизма, являющегося, по замыслу своего основателя, отнюдь не теорией абсолютной слепоты, но напротив - теорией радикального взгляда, радикальной зримости мира. Теорией обосновывающей как человек может преодолеть бесчисленное количество преград для того, чтобы суметь ясно видеть и, видя - действовать.
Так понимал марксизм и Мих. Лифшиц, а потому он всегда считал себя именно «обыкновенным марксистом». И потому же этого «обыкновенного марксизма» в мировой мысли совсем не осталось.
Марксизм принято считать политической философией par excellence, и это, в известной степени так. Весь вопрос в том, что под этим понимать. Для Мих. Лифшица, всю жизнь разрабатывавшего свою марксистскую онтогносеологию, «в которой мир вещей и мир духовный переходят друг в друга, отождествляясь и в то же время сохраняя свое неизбежное гносеологическое различие» , проблемы политики, без сомнения, занимали важнейшее положение. Уже начиная со своих самых первых выступлений в печати, Лифшиц находился в ситуации, когда каждое слово обладало политическим окрасом, а сама полемика могла обернуться наиболее страшными последствиями для проигравшей стороны. В те времена общественная борьба как бы сосредоточилась вокруг эстетики, что было, конечно, не простым стечением обстоятельств. Однако, сформировавшееся тогда в Советском Союзе вокруг журнала «Литературный критик» философско-эстетическое «течение» 1930-х гг., основными участниками которого стали Мих. Лифшиц, Георг Лукач, Е.Ф. Усиевич, В.Р. Гриб, И.А. Сац и В.Б. Александров, а также писатель Андрей Платонов, будучи самым непосредственным участником важнейших идеологических битв эпохи, смогло заложить основы понимания учения Маркса, радикально отличающегося как от всей последующей истории западной (в т.ч. и марксисткой, и неомарксистской, и вообще левой) мысли, так и от официальной советской школы диалектического материализма.
Это понимание, сосредоточенное вокруг наиболее важных, ни более живых проблем мировой истории, формировалось в осмыслении таких мировых событий как Октябрьская революция и ее судьба в СССР, Первая и Вторая мировые войны, победа и поражение фашизма, величайший кризис культуры и его развитие в области искусства, философской мысли, и, конечно, в политике.
Для того, чтобы дать хоть сколько-нибудь содержательный очерк этого удивительного явления необходимо ограничиться лишь только некоторыми мотивами. В данной работе речь пойдет о политической философии. Содержательное богатство огромного архивного наследия, как и опубликованных текстов, поражает своей широтой охвата проблем политики и политического. Однако здесь мы обратимся к нескольким темам, наиболее отчетливо позволяющим установить принципиальное различие между пониманием политического «обыкновенным марксизмом» Мих. Лифшица и всей современной модернистской и постмодернистской философией. Это будут вопросы истины и политики, а также общественного идеала и его действительности.
Касаясь степени разработанности проблематики рассмотрения политической философии Мих. Лифшица, можно отметить, что за истекшие с момента смерти философа более тридцати лет, она остается все еще недостаточно изученной. Прежде всего, необходимо отметить фундаментальные работы В.Г. Арсланова, ближайшего ученика и хранителя наследия Мих. Лифшица, наиболее выдающегося исследователя и продолжателя идей «течения» 1930-х, деятельность которого на протяжении 30 лет обеспечила саму возможность таких исследований, а также определила пути для всякого их будущего развития. Обладая глубочайшим знанием и пониманием идей Мих. Лифшица, великой деликатностью в обращении с ними, осознанием всей их важности и значительности, и, наконец, подкрепляя это прекрасным внутренним чувством духовного родства, сопряженным с огромным трудом в самых для того неблагоприятных обстоятельствах работа В.Г. Арсланова сохранила для нас сундуки с драгоценностями в эпоху, когда все вокруг рвали друг у друга из рук стеклянные бусы. Благодаря В.Г. Арсланову самому широкому кругу читателей стали доступны материалы архива Мих. Лифшица. Им были составлены и подготовлены к печати более 12 книг философа. Им же совместно с коллективом «Архива Мих. Лифшица» ведется исследовательская деятельность по изучению архива Лифшица, хранящегося в РАН.
Вместе с тем необходимо отметить и ряд книг и статей П.В. Павлова, Л.К. Науменко, А.П. Ботвина и Н.А. Барской, а также два доклада С.М. Соловьева, главного редактора журнала «Скепсис», первый из которых был прочитан на конференции «Творческий мир Мих. Лифшица» в Санкт- Петербурге в мае 2013 года, организованной А.Г. Щелкиным, второй - на заседании «Философского семинара Архив Мих. Лифшица в Москве» в декабре того же года, в которых он критически рассматривал сталинизм, как проблему философии Мих. Лифшица, затем, статью В.М. Камнева о Мих. Лифшице в его монографии «Хранители и пророки» . И наконец, некоторые тексты С.Н. Земляного и Д. Гутова.
Целью данной работы является попытка внести небольшой вклад в освещение столь важной проблематики. Методология исследования базируется на марксистском, диалектико-материалистическом взгляде на историю мысли, проводимом в своих работах М.А. Лифшицем.
Летом и осенью 1983 года, незадолго до своей смерти Мих. Лифшиц работает над систематизацией дела всей своей жизни - материалистической Онтогносеологии. Как мы знаем теперь, завершить эту работу ему было уже не суждено, однако, в столь внутренне напряженное время, он также уделяет свое
внимание написанию еще одного произведения. Можно предположить, что речь идет о материалах, составивших в будущем книгу «Диалог с Эвальдом Ильенковым», о чисто философской проблематике идеального и реального, близкой главному направлению трудов этого времени - Онтогносеологии. Но в действительности, Мих. Лифшиц делает наброски статьи о Ленине и реальной политике.
Была ли «политическая философия» в собственном смысле одним из центральных пунктов мысли Мих. Лифшица? Ответить на этот вопрос возможно только поняв, что скрывает за собой это словосочетание. Является ли «политическая философия» бесконечным рассуждением о тех или иных правовых понятиях, анализом слов, практик или какой-то иной чисто интеллектуальной деятельностью? Невозможно отрицать, что философия - вещь интеллектуальная, в смысле принадлежности к миру мысли. Но что дает нам основание в некоторые, достаточно редкие моменты заметить, что иная мысль, при всей своей невесомости, нематериальности, слабости, может быть тверже, чем самое твердое вещество, сильнее, чем самая мощная физическая машина, что она способна выступить против грубой силы, а, бывает, и победить? Такая мысль возможна, история знает примеры этого - но всегда, как свое необходимое условие, как свою основу, она имела реально существующий идеальный момент действительности, раскрывающийся человечеством, в его практике.
Общественный идеал освобождения человечества, политика как борьба за объединение людей самодеятельной силой культуры, честный труд и высокое сознание реальной нравственной силы общественных отношений - мысль, сумевшая в относительных обстоятельствах времени найти этот реально-идеальный момент бытия и опереться на него, не раз в истории способна была явить примеры действительного чуда, далекого о какой-угодно религиозной или светской фантастики.
Эта проблематика, как подлинное содержание «политической философии», несомненно, всегда находилась в самом сердце мысли Мих. Лифшица.
В данной работе мы попытались рассмотреть две существеннейшие категории политической мысли в согласии с пониманием их классическим марксизмом Мих. Лифшица - политику и общественный идеал. Результаты этой попытки могут быть оценены как предварительные, поскольку впереди раскинулось еще поистине необозримое пространство мысли Лифшица, заключенной как в опубликованных, так и в пока еще скрытых архивом текстах.
внимание написанию еще одного произведения. Можно предположить, что речь идет о материалах, составивших в будущем книгу «Диалог с Эвальдом Ильенковым», о чисто философской проблематике идеального и реального, близкой главному направлению трудов этого времени - Онтогносеологии. Но в действительности, Мих. Лифшиц делает наброски статьи о Ленине и реальной политике.
Была ли «политическая философия» в собственном смысле одним из центральных пунктов мысли Мих. Лифшица? Ответить на этот вопрос возможно только поняв, что скрывает за собой это словосочетание. Является ли «политическая философия» бесконечным рассуждением о тех или иных правовых понятиях, анализом слов, практик или какой-то иной чисто интеллектуальной деятельностью? Невозможно отрицать, что философия - вещь интеллектуальная, в смысле принадлежности к миру мысли. Но что дает нам основание в некоторые, достаточно редкие моменты заметить, что иная мысль, при всей своей невесомости, нематериальности, слабости, может быть тверже, чем самое твердое вещество, сильнее, чем самая мощная физическая машина, что она способна выступить против грубой силы, а, бывает, и победить? Такая мысль возможна, история знает примеры этого - но всегда, как свое необходимое условие, как свою основу, она имела реально существующий идеальный момент действительности, раскрывающийся человечеством, в его практике.
Общественный идеал освобождения человечества, политика как борьба за объединение людей самодеятельной силой культуры, честный труд и высокое сознание реальной нравственной силы общественных отношений - мысль, сумевшая в относительных обстоятельствах времени найти этот реально-идеальный момент бытия и опереться на него, не раз в истории способна была явить примеры действительного чуда, далекого о какой-угодно религиозной или светской фантастики.
Эта проблематика, как подлинное содержание «политической философии», несомненно, всегда находилась в самом сердце мысли Мих. Лифшица.
В данной работе мы попытались рассмотреть две существеннейшие категории политической мысли в согласии с пониманием их классическим марксизмом Мих. Лифшица - политику и общественный идеал. Результаты этой попытки могут быть оценены как предварительные, поскольку впереди раскинулось еще поистине необозримое пространство мысли Лифшица, заключенной как в опубликованных, так и в пока еще скрытых архивом текстах.
Подобные работы
- Политическая философия Мих. Лифшица
Магистерская диссертация, философия. Язык работы: Русский. Цена: 5500 р. Год сдачи: 2016 - Онтологический поворот в мысли Дьердя Лукача
Магистерская диссертация, философия. Язык работы: Русский. Цена: 4830 р. Год сдачи: 2019 - ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ОБРАЗА ГЕРОЯ В НАРОДНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
КУЛЬТУРЕ И РУССКОМ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОМ ИСКУССТВЕ
Магистерская диссертация, культурология. Язык работы: Русский. Цена: 5740 р. Год сдачи: 2016 - «ТОТАЛЬНАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ» ЭРНСТА ЮНГЕРА КАК ПРОЕКТ МОДЕРНОСТИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Диссертации (РГБ), история . Язык работы: Русский. Цена: 4290 р. Год сдачи: 2004