Введение 4
Актуальность темы исследования 4
Степень научной разработанности проблемы 5
Цель и задачи исследования 8
Методология и методы исследования 9
Теоретическая и практическая значимость работы 9
Положения, выносимые на защиту 10
Структура работы 11
Глава 1. Трансформация категорического императива 14
§1. Понятие трансформации 14
§2. Трансформация категорического императива у И. Канта (мнение исследователей) 15
Глава 2. Трансформация категорического императива И. Канта в трудах Дж. Ролза 19
§1. Принципы справедливости Дж. Ролза как аналоги категорического императива И. Канта 19
§2. Концепция справедливости О. Хёффе 31
Глава 3. Трансформация категорического императива И. Канта в трудах Ю. Хабермаса 36
§1. Критика теории Дж. Ролза Ю. Хабермасом 36
§2. Принцип универсализации в этике дискурса 38
Глава 4. Трансформация категорического императива И. Канта в «Принципе ответственности» Г. Йонаса 47
§1. Новый императив Г. Йонаса 47
§2. Проблема прогнозирования последствий развития техники у М. Хайдеггера 56
§3. Традиционная и новаторская этика 58
Глава 5. Трансформация категорического императива И. Канта в трудах других мыслителей 61
§1. Особенности этико-прикладной трансформации категорического императива И. Канта 61
§2. Трансформация категорического императива в русской философии 62
Заключение 66
Список литературы 72
Обращение современной философии к идеям И. Канта настолько распространено, что, пожалуй, не требует дополнительной аргументации: во многих концепциях понятийный аппарат (терминология) и, более того, способ мысли зачастую берут начало от трудов данного мыслителя. В равной степени это относится и к моральной философии: нравственный закон неизменно актуален, ведь «именно категорический императив является в определённом смысле центром всех этических построений Канта, его «визитной карточкой» и «опознавательным знаком» для всей последующей традиции» . Категорический императив затрагивает ряд проблем, во все времена занимавших интерес этики, а именно: основания поступка, возможность объективной оценки субъективного действия, контекстуальность/внеконтекстуальность действования. У самого И. Канта императив, безусловно, внеконтекстуален и независим как от наличной действительности, так и от предполагаемых последствий (точнее, он принципиально не предполагает последствия в плане их умственного предусмотрения). Кроме того, важными характеристиками категорического императива являются его формальность, необходимость (абсолютность) и всеобщность. Формальность этических установок есть неотъемлемое условие их исполнимости. Необходимость также обуславливает абсолютность требования. Всеобщность максимально расширяет выборку моральных агентов (в случае философии И. Канта до всех разумных существ, не только людей). Именно эта всеобщность, над-индивидуальность основания поступков, одновременно выступает первой ступенью формирования личности (разумеется, в качестве личности моральной): «задатки личности – это способность воспринимать уважение к моральному закону как сам по себе достаточный мотив произвола» (произвол в смысле действия из свободы). Пресловутая нормативность, за которую многие И. Канта осуждали, организует мораль как выбор каждого, который, тем не менее, не становится случайным и никак не сообразующимся с общепринятыми понятиями нравственности, напротив, отвечает требованиям нравственности как прямым вызовам чистого практического разума. Этот выбор, с которого начинается поступок, выступает главным критерием его (поступка) оценивания (этика мотивов). Поступок, основанный на долге, совершается из принципа воления безотносительно к возможности достижения какой-либо цели и объекту способности желания (способность желания как способность существа через свои представления быть причиной действительности этих представлений). Формальный априорный принцип в мотиве такого поступка несомненно предпочитается материальным апостериорным причинам.
Степень научной разработанности проблемы
Категорический императив И. Канта является темой множества работ. В своей «Этике» Н. Гартман писал о нравственном законе как установлении свободной воли, определяющей то, что должно быть, раскрывал сущность априоризма И. Канта и воспринимал его как происходящего из разделительно-категорического силлогизма, выводом в котором является то, что моральный закон исходит из разума. О. Г. Дробницкий в статье «Этическая концепция Иммануила Канта» усматривал новаторство нравственной философии И. Канта в отказе видеть основания морали в природе: Новое время, борющееся со средневековой тотальной религиозностью, пришло к сциентизму, основанному на естественных науках, И. Кант, по мнению О. Г. Дробницкого, старался не впадать ни в одну из этих крайностей. В. В. Лазарев в книге «Этическая мысль в Германии и России. Кант–Гегель–Вл. Соловьёв» писал, что долженствование, вменяемое моральным субъектом самому себе в виде морального закона, является культурообразующим фактором, фактором становления нравственной культуры, культуры «моральности внутри нас» ; сравнивал философские концепции И. Канта, Ф. Г. Гегеля и В. С. Соловьёва, называя философию И. Канта тезисом, философию Ф. Г. Гегеля – антитезисом, а философию В. С. Соловьёва, соответственно, – их синтезом. А. К. Судаков в работе «Абсолютная нравственность: автономия воли и безусловный закон» анализирует «Основы метафизики нравственности» И. Канта, сравнивает и разъясняет формулы категорического императива, разбирает понятия автономии, царства целей и, главным образом, понятие доброй воли, так как полагает, что «отвлечённый идеал безусловно доброй воли» есть условие возможности морального закона как такового. Чёткое представление о категорическом императиве дают в учебнике «Этика» А. А. Гусейнов и Р. Г. Апресян; они определяют императивы как «формулы отношения объективного (нравственного) закона к несовершенной воле человека» , цитируют формулы категорического императива, данные у И. Канта. Своеобразно толкует понятие категорического императива у И. Канта Т. И. Ойзерман в статье «Категорический императив Канта как предмет критического анализа», а именно: «категорический императив есть, согласно учению Канта, аутентичное выражение априорной, независимой от побуждений чувственности, свободы воли, понимаемой, в частности, как свобода выбора, т.е. произвольные действия, которые не стоит смешивать с тем, что обычно именуют произволом» .
Объектом данного диссертационного исследования является не категорический императив И. Канта как таковой, а категорический императив И. Канта в последующей этике. Предмет – его трансформация, преломление, видоизменение.
Следует отметить, что данная тема не относится к числу хорошо разработанных в современной, особенно, отечественной, моральной философии, в связи с чем, не так много исследований про трансформацию категорического императива И. Канта. Можно отметить статью В. А. Чалого «Интерпретация категорического императива Джоном Ролзом в «Теории справедливости». По мнению В. А. Чалого, Дж. Ролз разводит два понятия, которыми человек может руководствоваться для мотивирования поступка: это цель и интерес. Человек вынужден следовать интересам, так как они являются частью его животной природы. Но поскольку природа человека не только животная, то его мотивация не ограничивается инструментальной практичностью, у него есть цели, в которых разум реализует себя в полной мере, в них же реализует себя и его свобода. Цели не обязательно конкретны, они могут быть формальными, как, к примеру, моральный закон, являющийся надконтекстуальным и, в силу этого, применимым во всех ситуациях (в идеальной модели). Этику дискурса Ю. Хабермаса как расширение категорического императива видел С. Г. Чукин в статье «Ю.Хабермас versus А.Макинтайр: к вопросу об основаниях современного философствования»: на его взгляд, и Дж. Ролз и Ю. Хабермас помещают универсальный моральный закон в мир феноменов, позволяя сторонам с разными интересами приходить к согласию, не отрицая, тем не менее, его укоренённости в качестве чистой идеи. Если для И. Канта универсальность данность (ввиду того, что действуя согласно разуму, все разумные существа придут к одному результату), то и для Дж. Ролза, и для Ю. Хабермаса универсальность – это задача, исполняемая людьми совместно: у Ю. Хабермаса в коммуникации, у Дж. Ролза в совместном принятии принципов справедливости. Г. Хирш-Хадорн в своей статье «Реализация ответственности и категорический императив этики будущего Ганса Йонаса» сопоставляет категорический императив И. Канта и императив экологической этики Г. Йонаса. Г. Хирш-Хадорн отмечает, что для категорического императива И. Канта универсализация заключается в возможности определённого действия для всех моральных субъектов, для нового категорического императива Г. Йонаса универсализация обусловлена масштабом общей суммы действий различных субъектов – всей человеческой деятельности. Ответственность, по Г. Йонасу, есть долг. В связи в этим, кроме трудов самого И. Канта в качестве главных источников при написании диссертации использовались «Теория справедливости» и «Справедливость как честность» Дж. Ролза, «Вовлечение другого. Очерки политической теории» и «Демократия, разум, нравственность» Ю. Хабермаса, «Принцип ответственности» Г. Йонаса.
Цель и задачи исследования
Обращение к категорическому императиву И. Канта в наши дни актуально не только с сугубо исторической точки зрения, но и в контексте тех существенных изменений (включая уточнения и дополнения), которые он претерпел, потому цель моего исследования – проанализировать трансформации категорического императива И. Канта.
Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи:
1). Проанализировать существующие исследования, связанные с вариативными интерпретациями категорического императива;
2). Сопоставить «трансформировавшиеся» категорические императивы современных авторов с категорическим императивом И. Канта, выявить параметры трансформации;
3). Рассмотреть трансформацию категорического императива И. Канта в контексте ряда современных этических теорий авторов обозначенных основных источников (в частности, справедливости как честности, этике дискурса, этике ответственности);
4). Выявить общее и особенное в этих теориях с точки зрения интерпретации категорического императива
5). Предоставить общую картину процессов трансформации категорического императива И. Канта в этике и философии.
Методология и методы исследования
Методология исследования обусловлена целью и задачами диссертационной работы, а также особенностями исследуемого материала. Для исследования используются аналитический и герменевтический методы, а также метод сравнительного анализа. Соблюдается принцип объективности. Работа представляет собой аналитическое исследование философских текстов, а также некоторых произведений исследовательской литературы.
Научная новизна работы заключается в том, что данная диссертация представляет собой исследование, разбирающее и сопоставляющее модели трансформации категорического императива И. Канта в последующей этике с попыткой сопоставления и выявления параметров данных изменений у разных авторов. Предшествующая (по крайней мере, отечественная) литература не предлагает подобного обзора именно по рассмотрению категорического императива, своеобразно отображённого в новых философских, политических, экологических концепциях, со сравнительным анализом этих концепций.
Теоретическая и практическая значимость работы
Материал работы может быть включён в содержание учебных курсов для студентов философских, этических, политологических и других образовательных программ, а также выступить в качестве вспомогательного для написания учебных пособий; может послужить отправным для более расширенного и углубленного исследования, привлекающего детальный разбор произведений большего количество авторов, трансформировавших категорический императив И. Канта.
Положения, выносимые на защиту
В результате проведенного исследования выявлено:
1) В этике XX в. при общем положительном к теории И. Канта отношении некоторые её положения, в том числе категорический императив, воспринимаются как базовые, но недостаточные для решения актуальных социальных проблем, поскольку им не хватает, прежде всего, видимой возможности фактического применения.
2). Категорический императив И. Канта трансформируется в современной философии. Анализируемые авторы сами указывают на то, что их постулаты нравственности исходят из категорического императива И. Канта, который, судя по их концепциям, нуждается не столько в изменении, сколько в дополнении, детализации и раскрытии некоторых его аспектов (в том числе, последующего за ним аспекта его применения).
3). Философы XX в. вписывают категорический императив И. Канта в свои теории, трансформируя его и добавляя к нему определяющие понятия собственных концепций (Ю.Хабермас – дискурс и универсализацию, Дж. Ролз –справедливость и честность, у Г. Йонаса – ответственность).
4). Критерий всеобщности, который непременно присущ всякому категорическому императиву, в современных теориях достигается иначе, нежели у И. Канта, а именно, через специфическое для каждой концепции коллективное решение.
Апробация некоторых результатов исследования была проведена во время выступления с докладом на тему «Трансформация категорического императива И. Канта в трудах Дж. Ролза» на международной конференции «Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы – 2016» (СПбГУ, Санкт-Петербург, 17–19 ноября 2016 г.).
Структура работы
Исследование решено было построить по следующему плану: во-первых, обзорно представить различные трактовки категорического императива И. Канта, так как демонстрация его разнородных пониманий позволяет лучше понять, почему из одного положения сконструировано впоследствии несколько, имеющих между собой мало общего (как, например, принцип универсализации Ю. Хабермаса и «новый» категорический императив Г. Йонаса); во-вторых, подробно разобрать трансформацию категорического императива И. Канта в тех работах, которые выше обозначены в качестве основных источников («Теория справедливости» и «Справедливость как честность» Дж. Ролза, «Вовлечение другого. Очерки политической теории» и «Демократия, разум, нравственность» Ю. Хабермаса, «Принцип ответственности» Г. Йонаса); в-третьих, привести пару примеров трансформации категорического императива И. Канта в работах других авторов для того, чтобы показать, что она не ограничивается трудами трёх персоналий (и присутствует, в том числе, и в отечественной философской мысли).
Во введении к диссертации обосновывается актуальность выбранной темы, рассматривается степень разработанности представленной проблематики, сформулированы цель, задачи, объект и предмет исследования. Кроме того, рассмотрена методологическая основа работы, раскрыта ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость, описана структура работы.
В первом параграфе («Понятие трансформации») первой главы («Трансформация категорического императива») поясняется понятие трансформации и то, почему она неизбежна (приведена позиция М. Фуко на этот счёт). Второй параграф («Трансформация категорического императива у И. Канта (мнение исследователей)») отображает интерпретации категорического императива И. Канта и связанные с ними трудности.
Вторая глава («Трансформация категорического императива И. Канта в трудах Дж. Ролза») посвящена анализу концепции справедливости как честности Дж. Ролза, главным образом, принципам справедливости, самим Дж. Ролзом называем «аналогами категорического императива» , в ней рассмотрено отношение Дж. Ролза к утилитаризму и вопрос соотношения утилитаризма и деонтологии, а также концепция справедливости О. Хёффе.
Третья глава называется «Трансформация категорического императива И. Канта в трудах Ю. Хабермаса». Она начинается с критики взглядов Дж. Ролза Ю. Хабермасом (§1), однако, при дальнейшем анализе текстов Ю. Хабермаса видно, что их теории имеют больше общего, нежели кардинально отличающегося (§2). В этике дискурса Ю. Хабермаса аналогом категорического императива И. Канта является принцип универсализации, чётко вписанный во всю структуру данной концепции, предполагающей, как и этика И. Канта, наличие моральных предписаний различного уровня (так, у Ю. Хабермаса есть не только аналог категорического императива, но и аналоги гипотетических – то, что Ю. Хабермас называет обусловленным императивом). Разобраны и характерные концепты теории Ю. Хабермаса: коммуникация, Другой, солидарность.
Четвёртая глава, «Трансформация категорического императива И. Канта в «Принципе ответственности» Г. Йонаса», раскрывает представления Г. Йонаса о «новой» этике, которая должна прийти на смену этики традиционной, примером коей он считал этику долга И. Канта. Указывая на то, что этика И. Канта работает (но только для сферы межличностных отношений), Г. Йонас отмечал необходимость постулирования «нового» императива, накладывающего ответственность за будущее человеческого вида. Этика Г. Йонаса (и, соответственно, его императив), безусловно, является экологической, вызванной опасениями за жизнь (не только человеческую, но и вообще за жизнь на Земле) в связи с научно-техническим прогрессом. При этом, Г. Йонас увязывал этику с метафизикой и онтологией. Г. Йонас отмечал значительную роль учителя для становления философских взглядов: в статье «Наука как персональный опыт» он выказывал восхищение своим учителем М. Хайдеггером. Склонность к метафизике и онтологии понятна. Откуда же здесь взяться пассажам об опасности технологий? Вероятно, наделение вопросов экологической этики онтологическим статусом у Г. Йонаса можно также вести от позиции по поводу техники у М. Хайдеггера, потому один из параграфов четвёртой главы посвящён анализу статьи М. Хайдеггера «Вопрос о технике».
Пятая глава демонстрирует наличие трансформации категорического императива И. Канта не только у Дж. Ролза, Ю. Хабермаса и Г. Йонаса, но и в современной прикладной этике, и в русской философии. Первый параграф предлагает вариант категорического императива Р. Б. Маркус, а также её понимание того, как этот императив работает. Р. Б. Маркус подробно разбирала принцип «должен значит можешь», но, поскольку его рассмотрение требует отдельного исследования, я не буду его затрагивать. Второй параграф пятой главы раскрывает трансформацию категорического императива в русской философии, так как этика И. Канта и его категорический императив затронули и умы, и души и русских философов, я считаю нужным их отобразить для полноты представления. В. С. Соловьёв выдвинул как свой вариант категорического императива (в «Оправдании добра»), так и дополнения к категорическому императиву И. Канта (в статье «Формальный принцип нравственности (Канта) – изложение и оценка с критическими замечаниями об эмпирической этике»). Во втором параграфе пятой главы показано, что в русской мысли также, как и в западной, категорическому императиву И. Канта недоставало, в первую очередь, решения вопроса применения.
В заключении мною представлены основные выводы по проведённому исследованию.
Работа состоит из 5 глав, 11 параграфов, Введения, Заключения и списка литературы из 50 наименований.
И. И. Мюрберг писал: «из опыта современных нам теорий, как мне кажется, можно сделать достаточно ясный вывод о том, чего именно не достаёт традиционному пониманию категорического императива для того, чтобы он мог отвечать интеллектуальным запросам сегодняшнего общества» . Прежде всего, это явленность в опыте. Дж. Ролз отказывался от дуализма миров феноменального и ноуменального, постулируя, что законы морали должны реализовываться на практике. Ю. Хабермас указывал на то, что правильные (моральные) мысли вовсе не означают правильного (морального) действия, а субъекта, у которого моральные представления и аморальное поведение, нельзя назвать человеком нравственным. Ю. Хабермас наделял своего морального и действующего субъекта не только автономной волей, но и волей эмпирической. Необходимость осознания и исполнения наличествующей верной моральной формулы подчёркивал и В. С. Соловьёв, приводя исторические примеры того, к чему приводит отвлечённый моральный закон, который просто зафиксирован в умах или на бумаге, но никак не входящий в обращение. В. С. Соловьёв, также как и И. Кант, и Ю. Хабермас, отмечал, что у человека воля определяется не только разумом, но, в отличие от И. Канта, полагал, что объединение в максиме положительной склонности (например, помогать людям) с рациональным предписанием отнюдь не плохо, напротив, более нравственно. Трансформация категорического императива И. Канта, таким образом, определяется ещё и различным пониманием воли, ведь понятие воли немаловажно для морального закона. Поскольку изменённый категорический императив имеет дело с миром феноменов и проявляется в фактическом действии, то за совершённое действие морально будет нести ответственность – с помощью этой категории императив И. Канта трансформировал Г. Йонас. Однако, Г. Йонас не превратил этику И. Канта в этику последствий: сохранив этику мотивов и категорический императив как один из основных мотивов действия, Г. Йонас добавил аспект прогнозирования, иными словами, ориентацию на будущее. Акцент на будущее ставит и Р. Маркус. Ю. Хабермас включает в нравственный постулат понятие Другого и даже полагает принятие данного постулата – делом коллективным (в процессе коммуникации). И не он один: Дж. Ролз тоже писал, что для того, чтобы максима негодяя не смогла стать основой всеобщего законодательства, общий универсальный закон должен принимать не только негодяй, но все, кто в этом законе заинтересован. И Дж. Ролз, и Ю. Хабермас рассматривают императив в плоскости политического.
Почему же категорический императив И. Канта нуждается во всех этих изменениях? Вероятно, потому, что, будучи продуктом своего времени, он мог не вызывать нареканий там и тогда, а сейчас и здесь он, предоставляя отправную точку в виде потребности постулирования универсального, всеобщего, необходимого морального закона, требует изменений, сообразных сменившейся исторической эпохе. Шачин С. В. в статье «Дискуссии о дискурсе: коммуникативное обоснование морали и его критика (опыт обзора)» пишет, что современная философия определяется случившейся историей: вторая мировая война показала, что необходим моральный универсализм, непоколебимые постулаты нравственности, разделяемые всеми, и ещё более необходимо его практическое применение. Разбирая концепцию Ю. Хабермаса, он указывает на то, что самозаконный субъект реализует свою моральность только через взаимодействие с другими, то есть, вступая в диалог, в процессе которого он должен обосновывать свою точку зрения, а это позволяет лучше понимать основания своих действий. При вербальном аргументировании своих представлений о морали человек соединяет в своём сознании внутренний мир (субъективный), внешний (социальный) и объективный. Объективные положения в сознании появляются через проявление и согласование внутренних миров в социальном взаимодействии. Индивид, вовлечённый в процесс дискуссии, видит свой вклад в разработку общих моральных норм, осмысливает своё непосредственное участие в становление общественной морали. Таким образом, умозрительное соединяется с интеллигибельным через язык. С. В. Шачин приводит критику Р. Брандта: этика дискурса, разворачивающаяся в поле дискуссий, принимает те положения, которые оказались наиболее убедительными, иначе говоря, представления того, кто лучше всех владеет риторикой (не в зависимости от того, насколько эти представления моральны). В качестве возражения такой критике можно сказать, что задачей каждого из участников коммуникации, по Ю. Хабермасу является не навязывание собственной чёткой позиции, а раскрытие себя, проявление разума, сообразного с истинной человеческой социальной природой (он проводит аналогию с психоаналитической терапией, в которой психоаналитик посредством предоставления возможности высказаться помогает клиенту понять самого себя).
Таким образом, в наши дни категорический императив нуждается в дополнении коллективным согласованием рационального постулата нравственности (например, в ходе дискуссии), обязательным фактором эмпирической явленности, и, соответственно, после реализации в поступках, ответственностью за содеянное.
Почему всё это не требовалось во времена И. Канта? В. Ю. Перов в статье «Кант и Ницше: свет и тень?» пишет: «Во времена Канта очень остро ощущалось, что силы человека оказались скованы религиозными, сословными и прочими узами, которые делали человека не личностью, а членом объединения» . В таком положении человек мог хотеть только бегства от коллективности. Соловьёв Э. Ю. отмечал, что своим императивом И. Кант боролся с императивизмом: с императивными наставлениями церковных проповедников и императивными указаниями государственных деятелей. Не зря понятие автономии противопоставляется понятию гетерономии: И. Кант предоставил индивиду возможность самостоятельно устанавливать себе законы, согласуясь лишь с повелениями разума. Он предельно обобщал свой императив, адресуя его не определённому государству или сословию, а вообще всем разумным существам. Затем Дж. Ролз будет подчёркивать, что, напротив, императив должен быть обращён к людям, подверженным обстоятельствам человеческой жизни, но в то время И. Кант пытался максимально убрать эту обусловленность наличной действительностью, поскольку она не давала истинной морали. Закон нравственности И. Канта априорен.
И. И. Мюрберг в статье «Категорический императив Иммануила Канта и понятие политического» утверждает, что И. Кант, работая со сферой априорного, зашёл в тупик, характеризуемый невозможностью развития. Априорные понятия должны быть чёткими и согласованными, их нельзя изменить. Не может быть различных представлений о понятиях, существующих самих по себе, согласно лишь чистому разуму. «Априоризмом фактически прочерчивается водораздел, за которым теория в целом как бы начинает работать на самоё себя» . Потому в качестве критики И. Канта возможно сравнение его восприятия разума с богословским представлением о Боге; и то, и другое выражает неоспоримые и, следовательно, не развивающиеся положения. Тут может быть два пути: оспаривание самой терминологии И. Канта или, в случае согласия с ней, выведения самих положений в другую область, в область эмпирического. В области эмпирического этика рассматривает поступки. Анализируя (вернее, по большей части осуждая) этику долга И. Канта, акцент на рассмотрении поступка делал Ф. Г. Брэдли. Он писал, что у И. Канта таковое практически отсутствует и потому дискредитирует всю его концепцию воли, т.к. содержание воле может придать только поступок. Согласно Ф. Г. Брэдли, как отмечала Д. А. Бабушкина, «формальность, будучи главным свойством воли, делает её ‘пустой’, т.е. бессодержательной» . Кроме того, Ф. Г. Брэдли фактически писал, так сказать, о воле родительного падежа: воля у него всегда воля чего-то. Точнее, воля к чему-то из воления чего-то. И хотя воля всегда чем-то обусловлена, она всё же выше того, что её обуславливает, ибо является в то же время его возможностью и условием. Получается, по Ф. Г. Брэдли, что воля и предмет воления взаимозависимы. Поступок он определял как реализацию воли, перевод потенциального в актуальное, мысли в действие. И здесь важен аспект партикулярного: воля как воля чего-то является осуществлением именно этого задуманного, а не какого-либо ещё. Императив И. Канта Ф. Г. Брэдли, видимо, понимал согласно собственному определению воли. Ф. Г. Брэдли критиковал категорический императив за то, что он не говорит напрямую как именно должно поступать: «Итак, мы видим, что учение ‘долг ради долга’ говорит только: «делай правильно ради правильности»; оно не говорит, что есть правильно; или «реализуй благую волю, делай то, что стала бы делать благая воля ради того, чтобы самому быть благой волей» . То есть Ф. Г. Брэдли указывал на невозможность исполнения положения, которое не даёт ясности относительно конкретных действий. Однако, должен ли категорический императив, продукт чистого разума, давать чёткие указания к частным поступкам? По крайней мере в рамках философии И. Канта, мне представляется, что нет. Основной закон чистого практического разума не является в полном смысле этого слова инструкцией к действию, а тот факт, что он не соответствует тому, чем он и не задумывался быть, не может выступать в качестве адекватной критики.
Как было указано выше, категорический императив, в отличие от большинства постулатов кантовской этики, говорит не о только о разуме, но обращается и к воле. Согласно И. Канту, только разумом определяется лишь чистая воля, которой люди по природе своей не обладают. Для того, чтобы человеческой воле руководствоваться исключительно разумом, ей необходимо самопринуждение. Субъективное принуждение к моральному действию – это долг, объективное принуждение – категорический императив. Сама же воля – «это способность или создавать предметы, соответствующие представлениям, или определять самоё себя для произведения их (безразлично, будет ли для этого достаточна физическая способность или нет), т.е. свою причинность» . Таково определение воли в «Критике практического разума». А в «Критике способности суждения» Кант трактовал волю как определённую разумом способность желания. Способность желания есть способность быть причиной действительности собственных представлений. В политической сфере такими представлениями, которые должна реализовать управляемая разумом воля, можно назвать законы. Свобода воли, таким образом, заключается в её самозаконодательстве, то есть, в автономии. От понятия автономии отталкивался Дж. Ролз, также Ю. Хабермас постулировал, что законы должны определяться свободными личностям, то есть не быть гетерономными. Однако, далее возникают расхождения с теорией И. Канта. Прежде всего, то, что индивиды признаются автономными в качестве отдельных и уникальных, то есть, обладая не одинаковым разумом, им нужно обсуждение для того, чтобы прийти к единому соглашению (коммуникация, о которой писал Ю. Хабермас). Из-за этого пропадает такая характеристика закона, как неизменность (напротив, в него считается нужным вносить изменения по мере его устаревания в связи с изменяющимися обстоятельствами; что совсем не согласуется с мнением И. Канта на этот счёт). Кроме того, как отмечал И. И. Мюрберг, предметом этики может быть моральный закон (как у И. Канта), может быть поступок (как у Ф. Г. Брэдли), может быть и то, и другое, но для политической мысли возможен только последний вариант. Потому теория И. Канта в области политического неизбежно должна быть дополнена рассмотрением эмпирических приложений.
1. Троицкий К. Е. Категорический императив в мысли Макса Вебера // Дискурсы этики. 2014. №3. С. 51–68.
2. Кант И. Религия в пределах только разума // Кант И. Трактаты. СПб. Наука. 1996.
3. Гартман Н. Этика. Часть первая. Структура этического феномена. Р. IV. Этика Канта. СПб. 2002. С. 161–167.
4. Дробницкий О. Г. Этическая концепция Иммануила Канта // Дробницкий О. Г. Моральная философия: избранные труды. М. Гардарики. 2002.
5. Лазарев В. В. Этическая мысль в Германии и России. Кант–Гегель–Вл. Соловьев. М. ИФРАН. 1996.
6. Судаков А. К. Абсолютная нравственность: автономия воли и безусловный закон. М. Эдиториал УРСС. 1998.
7. Гусейнов А. А., Апресян Р. Г. Этика. М. Гардарики. 2000.
8. Ойзерман Т. И. Категорический императив Канта как предмет критического анализа // Кантовский сборник. 2008. №1. С. 21–30.
9. Чалый В. А. Интерпретация категорического императива Джоном Ролзом в «Теории справедливости» // Кантовский сборник. 2013. №2. С. 33–38.
10. Чукин С. Г. Ю. Хабермас versus А. Макинтайр: к вопросу об основаниях современного философствования // Серия «Мыслители». СПб. Санкт-Петербургское философское общество. 2002. С. 76–97.
11. Кант И. Основы метафизики нравственности. СПб. Наука. 2007.
12. Кант И. Метафизика нравов. СПб. Наука. 2007.
13. Кант И. Критика практического разума. СПб. Наука. 2007.
14. Кант И. Критика способности суждения. СПб. Наука. 2006.
15. Кант И. Лекции по этике. М. Республика. 2005.
16. Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск. Из-во НГУ. 1995.
17. Ролз Дж. Справедливость как честность // Логос. 2006. №1. С. 35–60.
18. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб. Наука. 2001.
19. Хабермас Ю. Демократия, разум, нравственность. М. Академия. 1995.
20. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб. Наука. 2001.
21. Йонас Г. Принцип ответственности. М. Айрис-Пресс. 2004.
22. Фуко М. Археология знания. Киев. Ника-Центр. 1996.
23. Соловьев Э. Ю. Категорический императив нравственности и права (морально-правовое учение Канта). М. Прогресс-Традиция. 2005.
24. Мигуренко Р. А. Здравый смысл, как предмет философской рефлексии // Вестник ТГУ. 2013. №370. С. 38–45.
25. Хэар Р. Как решать моральные вопросы рационально // Мораль и рациональность. М. Институт философии РАН. 1995. С. 9–21.
26. Витченко Н. Н. Практическая философия И. Канта: дихотомия «эпистемологическое-социальное» // Вестник ТГПУ. 2006. № 12. С. 9–13.
27. Хёффе О. Справедливость. Философское введение. М. Праксис. 2007.
28. Юм Д. Трактат о человеческой природе Трактат о человеческой природе // Юм Д. Сочинения в 2 т. Т. I. М. Мысль. 1996. С. 535–536.
29. Харт Г. Л. А. Понятие права. СПб. Изд-во Санкт-Петербургского государственного университета. 2007.
30. Ашкеров А.Ю. Мораль, разум, глобализация (о некоторых аспектах социально-политической теории Юргена Хабармаса) // Социологическое обозрение. Том 2. №2. 2002. С. 69–84.
31. Назарчук А. В. Этико-социальные доктрины К.-О. Апеля и Ю. Хабермаса (анализ методологических оснований). Диссертация на соискание степени кандидата философских наук. М. 1996.
32. Назарчук А. В. Идея коммуникации и новые философские понятия XX века // Вопросы философии. № 5. 2011. С. 157–165.
33. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Время и бытие: статьи и выступления. М. Республика. 1993. С. 221-238.
34. Нагибауэр А. С. Онтологический статус целостного человека в свете «Вопроса о технике» М. Хайдеггера // Омский научный вестник. №1(115). 2013. С. 83–85.
35. Гусейнов А. А. Великие моралисты. М. Республика. 1995.
36. Гусейнов А. А. Мораль и разум // Разум и экзистенция: Анализ научных и вненаучных форм мышления. СПб. Изд-во РХГИ. 1999. С. 245–262.
37. Гусейнов А. А. Философия – мысль и поступок: Статьи, доклады, лекции, интервью. СПб. Изд-во СПбГУП. 2012.
38. Соловьёв В. С. Оправдание добра. М. Академический проект. 2010.
39. Соловьёв В. С. Формальный принцип нравственности (Канта) – изложение и оценка с критическими замечаниями об эмпирической этике // Соловьёв В.С. Оправдание добра. М. Академический проект. 2010. С. 622–657.
40. Гусев К. Идеи социального либерализма и политического идеализма в философии Вл. Соловьёва // Серия Symposium. Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В. С. Соловьёва. Вып. 32. Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. Санкт-Петербург : Санкт-Петербургское философское общество. 2003. C.199-205.
41. Брэдли Ф. Г. Этические исследования. СПб. Изд-во РХГА. 2010.
42. Бабушкина Д. А. Категорический императив И. Канта с точки зрения этики самореализации Ф. Г. Брэдли [электронный текст] / URL: http://anthropology.ru/ru/text/babushkina-da/kategoricheskiy-imperativ-ikanta-s-tochki-zreniya-etiki-samorealizacii-fgbredli (Дата обращения: 24.03.2017).
43. Мюрберг И. И. Категорический императив Иммануила Канта и понятие политического // Политико-философский ежегодник. Вып.1. М. ИФРАН. 2008. С.3–20.
44. Шачин С. В. Дискуссии о дискурсе: коммуникативное обоснование морали и его критика (опыт обзора) // Россия–Запад–Восток: компаративные проблемы современнй философии. 2004.
45. Перов В. Ю. Кант и Ницше: свет и тень? // Homo philosophans. Вып. 12. СПб. Санкт-Петербургское философское общество. 2002. С. 175–184.
46. Hirsch Hadorn G. Verantwortungsbegriff und kategorischer Imperativ der Zukunftsethik von Hans Jonas // Zeitschrift für philosophische Forschung. Bd. 54. № 2. (Apr.–Jun., 2000). P. 218–237.
47. MacCarty R. False Negatives of the Categorical Imperative // Mind. Vol. 124 (Jan., 2015). P. 177–200.
48. Wood A. Kant’s Ethical Thought. Cambridge. Cambridge University Press. 1999.
49. Singer M. The Categorical Imperative // The Philosophical Review. Vol. 63. № 4 (Oct., 1954). P. 577–591.
50. Marcus R. Moral dilemmas and consistency // The Journal Of Philosophy. Vol. 77. № 3. (Mar., 1980). P. 121–136.