I. Понятие арбитража многозначно, однако законодатель исходит из узкого понимания арбитража исключительно как процесса и разделяет понятия «арбитраж» и «третейский суд». Основное отличие международного коммерческого арбитража от арбитража внутренних споров заключается в том, что он рассматривает международные гражданско-правовые споры с участием лиц различной национальной принадлежности. При сравнительно-правовом анализе положений Типового закона ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже, Закона об арбитраже и Закона о МКА выявлено, что несмотря на гармонизацию Закона об арбитраже с Типовым законом и текстуальное сближение с Законом о МКА законодателем не были учтены прогрессивные положения Типового закона в редакции 2006 года, направленные на развитие и поддержание института третейского разбирательства (правила о возможности заключения арбитражного соглашения в устной форме; правила, закрепляющие понятие обеспечительных мер, условия их применения и положение о том, что обеспечительные меры, принимаемые третейским судом, имеют обязательную силу и могут быть исполнены в принудительном порядке).
Кроме того, новое арбитражное законодательство содержит недостатки, которые необходимо устранить: в п. 1 ст. 8 Закона о МКА слова «прекратить производство» заменить на «оставить иск без рассмотрения»; исключить из п. 8 ст. 11 Закона об арбитраже требование к минимальному возрасту арбитра – 25 лет – такое требование является излишним и не согласуется с природой частной юрисдикции, отличающейся свободой стороны в выборе арбитров.
Однако нельзя рассматривать новое законодательство исключительно в негативном аспекте. Так, путем возможности предоставления ПДАУ полномочий по наложению обеспечительных мер частично устранен недостаток наделения третейского суда такими полномочиями, заключающийся в упущении скорости и неожиданности при невозможности принятия обеспечительных мер до формирования состава суда.
Также следует отметить, что предложение о создании единого закона, регулирующего как внутренний арбитраж, так и МКА, неактуально в связи со сближением норм обоих законов, регулирующих арбитраж, а также в связи с тем, что, как показывает опыт некоторых стран, таким образом не исключается патерналистский подход к регулированию третейского разбирательства.
В зависимости от срока действия третейское разбирательство осуществляется в форме институционального арбитража (третейского суда, администрируемого ПДАУ) или арбитража ad hoc (от лат. «на данный случай»). Введение разрешительного порядка создания третейских судов вызвало негативную реакцию научного сообщества, а также критику в связи с сохраняющейся возможностью злоупотреблений со стороны арбитражей ad hoc. На практике подтвердились опасения специалистов, примером является дело о Российско-Сингапурском арбитраже. Деятельность корпоративных третейских судов (оценивая судами исключительно негативно) равно как и деятельность региональных третейских судов, оказывающая положительное влияние на развитие и востребованность арбитража в России, прекращена. Сохранение в Законе об арбитраже таких оценочных понятий как «репутация, характер и масштаб деятельности некоммерческой организации с учетом состава ее учредителей» в качестве критериев получения статуса ПДАУ недопустимо, поскольку выражает субъективный, а не объективный подход в процедуре получения права на осуществление функций ПДАУ. Ограничение возможностей арбитража ad hoc (как законодательной, так и судебной властью) - предшествующего институциональному арбитражу и являющемуся максимальным отражением автономии воли сторон и принципа диспозитивности в арбитраже - также не может оказать положительное влияние на развитие арбитража, поскольку не соответствует мировой практике, но согласуется с политикой стран, враждебно настроенных к арбитражу ad hoc. Проблема злоупотреблений в области третейского разбирательства не может решена окончательно без полного запрещения деятельности третейских судов ad hoc, но могла быть решена частично и без вмешательства государства в частноправовые отношения, например, путем наделения Министерства юстиции РФ компетенцией по созданию общедоступного реестра постоянно действующих третейских судов.
II. Судоизация привела к искажению природы отношений в области третейского разбирательства, значительно снизив диспозитивные и автономные начала арбитража и усилив императивное регулирование. Таким образом, действующее законодательство отражает процессуальный подход к правовой природе арбитража. При этом имеются положения, которые понимаются неоднозначно. Согласно подп. 16.1 п. 2 ст. 149 НК РФ не подлежит налогообложению реализация услуг, оказываемых в рамках арбитража, администрируемого ПДАУ. Возможно приравнивание законодателем деятельности третейских судов к услугам обусловлено юридическо-техническими особенностями структурирования текста статьи, однако не является удачным, поскольку порождает двусмысленность в понимании правовой природы арбитража — с одной стороны, деятельность в рамках арбитража налогообложению не подлежит, но, с другой стороны, эта деятельность признается оказанием услуг. В силу ст. 51 Закона об арбитраже правилами ПДАУ может быть предусмотрена возможность снижения гонорара арбитра в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения им своих функций. Представляется, что такая норма недопустима — арбитры не связаны с некоммерческой организацией ни трудовыми, ни гражданско-правовыми правоотношениями, действия арбитров в рамках исполнения ими своих функций по разрешению спора неподотчетны и неподконтрольны некоммерческой организации, наличие этой нормы ослабляет действие принципов независимости и беспристрастности.
Отражение процессуального подхода в законодательстве противоречит смешанной правовой природе арбитража. Согласно правовой позиции Конституционного Суда России третейские суды не входят в судебную систему, поэтому не отправляют правосудие, но действуют в качестве институтов гражданского общества, выполняя публично значимые функции, заключающиеся в защите нарушенных или оспоренных гражданских прав. При этом полномочия арбитров производны от частного соглашения, а не от государственной власти, и арбитры должны рассматривать и решать дело на основе такого соглашения.
III. Арбитрабельность отвечает на вопрос о том, какие споры могут и не могут быть переданы в арбитраж. Автономия воли предоставляет сторонам право передавать в арбитраж любой спор, но законодатель часто налагает ограничения и запреты в отношении определенных категорий споров, что обусловлено вопросами государственной политики. Признание определенных категорий споров, подчеркивают зарубежные авторы, затрагивающих общественные интересы, неарбитрабильными обусловлено частноправовой природой арбитража — источником компетенции арбитров может быть только воля сторон, заключивших арбитражное соглашение, но не третьих лиц или общества.
Наблюдаются положительные тенденции (соответствующие мировой практике) «расширения» арбитрабельности за счет рассмотрения законодателем понятия «гражданско-правовой спор» в широком смысле. Кроме того, имеются положительные моменты в судебной практике: Верховный Суд РФ 11.07.2018 признал, что публично-правовые образования, участвуя в гражданских правоотношениях, реализуют невластные полномочия, а устанавливать категории неарбитрабельных споров может только федеральный законодатель. При этом Верховный Суд РФ отметил, что наличие в отношениях публичного элемента предполагает явный интерес неограниченного круга третьих лиц — интерес общества в целом в эффективности отношений и в контроле за ними.
С другой стороны, все еще сохраняется тенденция судебно-арбитражной практики использовать теорию концентрации общественно-значимых публичных элементов в отношении различных категорий споров, что обусловлено оставлением 11.07.2018 Верховным Судом РФ этой концепции в силе. Поскольку, как показала практика, именно тенденции судебной практики влияют на внесение изменений в регулирование арбитрабельности споров, в настоящее время перспектива дальнейшего «расширения» арбитрабельности отсутствует (ввиду сохранения концепции концентрации общественно-значимых публичных элементов), что может негативным образом отразиться на востребованности арбитража (что еще больше отягчает послереформенную ситуацию, когда на территории России действуют лишь четыре ПДАУ).
После проведения третейской реформы согласно закону корпоративные споры стали условно арбитрабельными, за исключением тех категорий, которые были отнесены к неарбитрабельным ввиду их связи с публичным интересом. Условно арбитрабельными признаются внутренние корпоративные споры, затрагивающие интересы всех участников корпорации. С целью соблюдения этих интересов необходимо соблюдение определенных условий: либо рассмотрение спора в соответствии с депонированными правилами арбитража корпоративных споров; либо рассмотрение спора в соответствии с депонированными правилами арбитража корпоративных споров на основании многостороннего третейского соглашения, заключенного между всеми участниками, организацией и иными лицами. При этом законодательство в этой области не лишено недостатков:
1. Определение корпоративного спора в ст. 225.1 АПК РФ как спора с участием любого юридического лица, являющегося коммерческой организацией, а также спора с участием определенных, перечисленных в ст. 225.1 АПК РФ некоммерческих организаций не согласуется с тем, что в науке под корпоративным спором понимается спор, возникающий в связи с управлением в корпорации, а не в любой коммерческой организации, не согласуется с определением корпорации в ст. 65.1 ГК РФ.
2. Минимальные требования к правилам корпоративных споров содержат обязанность ПДАУ публиковать на своем сайте информацию о подаче искового заявления. Однако в этом случае конфиденциальность, имеющая особую важность в корпоративных спорах, поскольку корпоративные споры могут быть связаны с коммерческой тайной, а от их разрешения может зависеть стоимость акций корпорации, снижается.
3. Можно ставить под сомнение условную арбитрабельность споров, связанных с принадлежностью долей (акций, паев), если стороной по таким спорам не является сама организация (в этом случае такие споры не затрагивают интересы других участников корпорации и являются внешними).
4. Исходя из преобладания в российском праве признаков обязательственно-правовой модели корпоративного договора, а также исходя из его конфиденциального характера требования п. 3 ст. 225.1. АПК РФ в отношении споров из соглашений об управлении следует исключить.
5. Требование о заключении третейского соглашения всеми участниками организации в отношении косвенных исков о признании сделок юридического лица недействительными необходимо исключить из п. 3 ст. 225.1. АПК РФ.
Судебная практика по корпоративным спорам в настоящее время не сформирована и представлена преимущественно в связи с применением переходных положений законодательства, наблюдается отсутствие единообразного понимания судами переходных положений, имеются судебные акты, согласно которым арбитражное законодательство применяется с обратной силой, что недопустимо.
IV. Арбитражное соглашение представляет собой сложное правовое явление, поскольку, с одной стороны, имеет процессуальное значение, обладая пророгационным и дерогационным эффектами, с другой стороны, тесно связано с основным гражданско-правовым договором, но при этом независимо от него и обладает самостоятельным значением. Важнейшими понятиями, демонстрирующими исключительность арбитражного соглашения, являются: пределы арбитражного соглашения, эффекты арбитражного соглашения, автономность и автономия воли. Арбитражное соглашение представляет собой результат автономии воли участников оборота — одного из основополагающих частноправовых принципов. В связи с изменениями в законодательстве о третейском разбирательстве, имеет место негативная тенденция к ограничению принципа автономии воли, несмотря на проарбитражный подход законодателя к распространению арбитражного соглашения на третьих лиц.
В доктрине выявлено три подхода к проблеме правовой природы арбитражного соглашения: дуалистический, процессуальный, гражданско-правовой. Наиболее полным образом раскрывающим сущность арбитражного соглашения является дуалистический подход.
Существующие в доктрине концепции к определению правовой природы арбитражного соглашения активно используются в судебно-арбитражной практике, однако основная тенденция заключается в применении гражданско-правовой концепции, которая не раскрывает полностью суть арбитражного соглашения.
С целью установления в последующем единообразия в судебной практике возможно установить субсидиарный порядок применения норм гражданского законодательства к арбитражному соглашению с учетом его дуалистической правовой природы.
V. Основным недостатком правового регулирования третейского разбирательства является излишняя «зарегулированность», «судоизированность», наличие норм, искажающих правовую природу арбитража как частной формы разрешения споров. Устранение этого недостатка способно повысить востребованность предпринимателями арбитража в России.



Купить