Введение. 3
1. История создания Палатинской антологии. 11
1.1. Главный редактор и Index Vetus. 11
1.2. Константин Родосский и состав Палатинской антологии. 20
1.3. Об источниках «Первой книги» Палатинской антологии. 24
2. Проблема эволюции жанра византийской эпиграммы. 27
2.1. Эпиграммы V века и сложение византийской традиции. 27
2.2. Рубеж V-VI веков. 35
2.3. Юлиана Аникия. 39
2.4. Эфесский цикл. 49
2.5. Юстин II и «Цикл» Агафия. 59
2.6. VII век: патриарх Софроний и Георгий Писида. 63
2.7. Послеиконоборческий период и начало Македонского возрождения. 68
Заключение. 73
Библиография. 75
Список иллюстраций: 81
Иллюстрации 82
Прежде чем приступить к исследованию нашей темы, нам кажется важным обозначить основные моменты, связанные с понятием слова «эпиграмма» и ее восприятием в Византии. И в первую очередь, мы предлагаем рассмотреть один случай, который достаточно ярко характеризует это восприятие.
Когда в конце IX века Дионисий , монах знаменитого Студийского монастыря в Константинополе, составлял сборник эпиграмм св.Феодора Студита, он озаглавил одно из стихотворений преподобного таким образом : «Πρὸς τὸ ἐπιμελῶς ἀναγιγνώσκειν τὰ ἐν τοῖς τοίχοις» («На внимательное чтение того, что написано на стенах»). В этом поэтическом произведении св.Феодор увещевает монахов со вниманием относится к надписям:
…θεῖον γὰρ οὐδὲν ῥῆμά σοι παροπτέον
…ибо никакой глагол Божий не должен быть тобой попираем.
Про какой же глагол Божий, расположенный на стенах, идет речь и какие надписи могли привлечь внимание преподобного? Ответ на этот вопрос кроется в самом сборнике эпиграмм св.Феодора Студита, поскольку из заглавий произведений и их литературной формы мы можем понять, что значительная часть его поэтического наследия представляла собой ни что иное, как стихотворные надписи в совершенно различных частях монастыря: в алтаре храма, на престоле, в нартексе и при главном входе в храм (№42-46); на лампадах (№102); на иконах или мозаиках (№30, №35-39); возможно, даже в тех областях, которые были связаны с разными послушаниями братии обители (на кухне, при входе в келью и др. №3-29). В буквальном смысле слова весь монастырь был наполнен поэзией, и это явление было не единичным и уникальным случаем, а вполне традиционным явлением, ведущим свое начало с античных времен.
В то время как для современного читателя жанр «эпиграммы» практически всегда ассоциируется с небольшим сатирическим стихотворением, в период Античности и во времена Византии это слово сохраняло и свое этимологическое значение: «ἐπί-γραμμα» – «на чем-то написанное» или просто «надпись». Такие поэтические эпиграммы можно встретить на многих античных сосудах, среди которых, пожалуй, самые известные – это кубок Нестора и арибалл Пиррия. Эпиграммы, первоначально имевшие тесную связь с вотивными дарами, постепенно стали так же использоваться в погребальных надписях. А небольшое поэтическое произведение, размер которого редко превышал стандартный размер эпиграфической эпиграммы, в дальнейшем приобрело то же наименование. Содержание подобных литературных эпиграмм могло быть не только сатирическим, но именно за первым значением в Новое время закрепилось это название. И таким образом, два вида поэзии (разные по своей функции, но объединенные общим термином) сосуществовали в течение долгого времени вместе.
О том, какое значение имело слово «ἐπίγραμμα» в византийскую эпоху, можно судить по энциклопедии «Суда», где оно объяснялось так: «Надпись на чем-либо, необязательно стихотворного размера». И хотя на практике мы встречаем обычные стихотворения, озаглавленные словом эпиграмма, но не связанные с надписью на предмете, память об изначальном значении слова была сохранена в строгих рамках энциклопедии.
Для нас все эти уточнения важны в той связи, что центральное ядро «Первой книги» Палатинской антологии представляет собой собрание поэтических эпиграмм, созданных для их увековечивания в христианских храмах, на мозаиках и иконах, реликвариях и других священных предметах, пожертвованных в храм. Почти все эпиграммы из этого собрания погибли вместе с теми объектами, на которых они были расположены, поэтому ценность «Первой книги» Палатинской антологии сложно переоценить. Но сохранились и два примера из этой коллекции, позволяющие увидеть их в том пространстве, для которого они создавались, тем самым лучше всего иллюстрируя тему нашего исследования.
Первый из них расположен в одном из самых значительных храмов Византийской империи – в св.Софии в Константинополе (илл.1). После восстановления иконопочитания в центральной апсиде был воссоздан так же и мозаичный образ Богоматери с Богомладенцем, и тогда же по краю конхи была написана эпиграмма с посвящением этому событию. Исследования показали, что она была выполнена одновременно с декоративной мозаичной гирляндой, обрамляющей центральной образ, поэтому является так же источником для датировки мозаик в апсиде. На сегодняшний день от нее сохранились лишь несколько букв, обозначающих начало и конец строки, но благодаря тому, что она оказалась в собрании «Первой книги» Палатинской антологии (AP I, 1) , мы имеем возможность узнать ее первоначальное содержание.
Еще один пример относится к разрушенному храму св.Полиевкта в Константинополе (илл.2) и представляет собой, пожалуй, самую длинную поэтическую надпись среди подобных: она состоит из 76 строф, и неудивительно, что многие исследователи сомневались в ее эпиграфической функции. Но это сомнение развеялось, когда в 1960 году в ходе плановых археологических раскопок был обнаружен фундамент чрезвычайно большой базилики и вместе с ней мраморные фрагменты декорации храма с поэтической надписью на них (в наши дни подобный метод украшения можно увидеть на антаблементе в храме св.Сергия и Вакха в Константинополе, где мраморный интерьер очень хорошо сохранился со времен Юстиниана, илл.3). Фрагменты этой надписи совпали с текстом 10 эпиграммы из «Первой книги» Палатинской антологии (AP I, 10), и именно по этой находке базилика была идентифицирована как храм св.Полиевкта, построенный в VI веке, но пришедший в упадок еще в ΧΙΙ веке.
Таким образом, объектом нашего исследования являются эпиграммы «Первой книги» Палатинской антологии, а целью: рассмотреть проблему эволюции византийской эпиграфической эпиграммы на их примере.
Структура: в первой главе мы рассмотрим историю создания Палатинской антологии, для чего обратимся к этапам формирования самой рукописи и отметим важную роль главного редактора. А во второй главе рассмотрим проблему эволюции жанра византийской эпиграммы на примере «Первой книги».
Следует отметить, что само наименование – «Первая книга» – достаточно условно и не является аутентичным: оно появилось при издании Палатинской Антологии, где собрание христианских эпиграмм было размещено в первом разделе. Впервые рукопись была обнаружена в 1606 г. французским филологом Клодом де Сомез в Палатинской библиотеке Хайдельберга, где и получила свое название. Многие исследователи XVII века проявили большой интерес к найденной Антологии, но «Первая книга» осталось почти незамеченной. Хорошим примером является рукопись Исаака Грутера из фондов Российской Национальной библиотеки (РНБ Ф.906, Греч.148), где среди переписанных эпиграмм есть лишь одна из «Первой книги» .
Публикация Палатинской антологии была предпринята в конце XVIII в. Фридрихом Якобсом , и именно с этого времени собрание христианских эпиграмм получило название «Первой книги». В конце XIX в. было решено совместить «Палатинскую антологию» с другим собранием эпиграмм, который составил Максим Плануд, а общее собрание приобрело второе название, известное как Греческая антология. Эпиграммы, которые были найдены в Антологии Плануда, но не входили в Палатинскую антологию, было решено поместить в дополнительную книгу (AP, XVI), и в таком виде Греческая антология издается до сих пор.
За XX-XXI вв. были выполнены переводы не менее чем на пять языков: английский, французский, немецкий, итальянский, новогреческий, среди которых наиболее ценные переводы и комментарии были выполнены Пьером Вальцом и Германом Бекби. Одной из важнейших работ для изучения истории создания Палатинской антологии стала монография «Греческая Антология от Мелеагра до Плануды», написанная Эланом Кемероном, который так же занимался изучением некотрых отдельных вопросов, связанных с «Первой книгой». Избранные темы, посвященные эпиграммам этого христианского цикла, были рассмотрены и в работах таких ученых, как Ипполит Делеэ, Антонин Салач, Марк Лаукстерманн, Мэри Уайтби и мн.др.
В России Палатинская антология так и не была переведена полностью. Были изданы отдельные тематические сборники, но из «Первой книги» в них попали лишь некоторые случайные эпиграммы. Вероятно, этому обстоятельству способствовало и мнение авторитетного ученого М.Л.Гаспарова, который не раз писал о том, что из всего собрания Палатинской антологии ее «Первая книга» – «одна из самых маленьких и самых неинтересных». Вопреки этому мнению некоторые эпиграммы из этой книги заинтересовали С.С.Аверинцева. В последние годы несколько работ, посвященных ей, были созданы на базе Белгородского Университета, и хотя они нуждаются в значительной доработке, их появление является важным показателем актуальности этой темы для современной науки в России.
Следует так же отметить, что за последнее время интерес к эпиграмме (литературной и эпиграфической) чрезвычайно возрос в связи с публикацией нескольких новых источников. Этому интересу способствовало открытие в 1992 г. Миланского папируса (P.Mil.Vogl. viii 309) с предположительными эпиграммами Посидиппа. Это издание было опубликовано в 2001 г. Вслед за ним в библиотеке Йельского Университета был обнаружен папирусный кодекс (P.CtYBR inv. 4000) с неизвестными эпиграммами Паллада, изданный в 2012 г. В связи с этими двумя открытиями на базе Лондонского Университета прошли две значимые конференции: в 2013 «Greek Literary Epigram: From the Hellenistic to the Early Byzantine Era», а в 2014 г. «Palladas and the New Papyrus».
Параллельно с этими открытиями Андреас Роби в 2009-2014 гг. опубликовал три тома византийской эпиграфической эпиграммы, сохранившейся непосредственно в храмах, на иконах и предметах мелкой пластики. Несколько раньше вышло издание под редакцией Лиз Джеймс, посвященное соотношению текста и искусства в византийской культуре и в том числе эпиграмме. Показательна так же статья О.С.Шашиной, посвященная эпиграммам на предметах декоративно-прикладного искусства из фондов Музеев Московского кремля.
Но, несмотря на то, что на сегодняшний день о «Первой книге» Палатинской антологии и о развитии византийской эпиграфической эпиграммы написано столь много исследований, ни в одном из них так и не была рассмотрена проблема эволюции жанра византийской эпиграммы, хотя эта тема является достаточно востребованной у филологов-классиков.
И так же необходимо упомянуть, что несколько лет назад библиотека Хайдельберга сделала открытым доступ к цифровой коллекции своего рукописного собрания. Это проект предоставил возможность исследователям иметь прямой доступ к важнейшим историческим документам. Среди множества обработанных манускриптов была так же оцифрована рукопись Palatine 23, которая представляет собой бόльшую часть Палатинской антологии. Таким образом, эта рукопись стала доступна для нашего исследования не только в виде многочисленных критических изданий, но и в виде отсканированной копии. И нужно отметить, что качество цветного воспроизведения достаточно высокое, что позволило детально рассмотреть некоторые важные подробности и неучтенные ранее данные относительно «Первой» книги Палатинской антологии.
Подводя итоги, нужно отметить следующее. Когда Константин Родосский формировал коллекцию христианских эпиграмм, он расположил их в порядке, подобном жанру экфрасиса: множество посвятительных эпиграмм с элементами энкомия в самом начале собрания, и преимущественно описательные во второй части. В центре композиции он разместил эпиграммы из нартекса базилики ап.Иоанна в Эфесе, зная о том, что этот храм был самым близким аналогом для храма св. Апостолов в Константинополе.
На основе этого собрания мы постарались проследили те изменения, которые произошли с византийской эпиграммой в период между V и IX вв. Многие рассмотренные нами памятники были сконцентрированы в Константинополе и его окрестностях, и это позволило рассмотреть эволюцию посвятительной эпиграммы в храмах столичного региона. Эволюционная линия получилась от самых простых эпиграмм V века через насыщенную в композиции эпиграмму в храме св. Полиевкта к вновь лаконичным в жанровом отношении классическим эпиграммам времени Македонского возрождения. Особым образом мы остановились на эпиграммах, созданных по заказу Юлианы Аникии. Нам было важно показать, что эпиграфическая эпиграмма не только могла включать в себя элементы жанров энкомия и экфрасиса, но она же могла стала основой для создания экфрасиса св. Софии Павла Силенциария, на который в свою очередь ориентировался Константин Родосский. В дальнейшем в посвятительных эпиграммах зачастую еще сохранялись черты энкомия, но никогда более она не выходила настолько за границы своего жанра.
В описательных эпиграммах так же можно проследить изменения и смещения жанровых границ. Один из ранних примеров – эпиграмма на столпе св. Даниила, созданная Киром Панополитанским, использовавшим отдельные элементы гомерокентонов. Показательна миссионерско-катехизаторская составляющая в Эфесском цикле, созданном в рамках христианской проповеди Иоанна Эфесского. Жанровая основа описательной эпиграммы сохранялась в произведениях, написанных в VI в. для начертания на иконах, но в тексте отразились и некоторые богословские проблемы, связанные с возможностью написания самих икон. Подобным образом во время Георгия Писиды в эпиграммах нашли свое отражение события осады Константинополя аварами, а в IX в. главной темой стала победа на ересью.
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
