Общая характеристика работы
Основное содержание работы
Публикации
Купить

Актуальность темы исследования. «К настоящему времени в мире существует огромная марксистская и марксологическая литература, по масштабам и стилю напоминающая тексты по теологии и библеистике» (Л.Б.Гофман). Такова общая констатация факта, за которым стоит общественное признание роли и значения идей Маркса в судьбах современного человечества. Можно с уверенностью сказать, что весь XX век прошел под знаком Маркса, вне зависимости от того, идет ли речь о его всеобщем признании и утверждении или об отрицании и ниспровержении. Ни одно имя не оставило после себя такого количества научных и философских школ, политических объединений, такого количества дискуссий и споров, как имя и учение К.Маркса. Фактор русской революции сыграл в этом не последнюю роль. Но кто скажет: что здесь первично, а что вторично? Связка Маркс-Ленин действительно побила все мыслимые рекорды социально-политического и культурного влияния в XX веке, превзойдя по значимости имена Ф.Ницше и 3. Фрейда. И как бы ни был велик соблазн списать эти обстоятельства по разряду «великих заблуждений» человечества - ничего из этого не выйдет. Такова реальность. И таково соответствующее отношение к ней. Если все это верно для мира в целом, то тем более это верно для России.
Новейшие тенденции в переосмыслении роли и значения учения Маркса в русской интеллектуальной истории и культуре, похоже, завершают свой диалектический крут. От полного неприятия его, как сугубо западного и к тому же утопического явления, к все большему пониманию его органического характера как для мира в целом, так и, в особенности, для России. Настоящее исследование ставит своей целью способствовать логическому завершению этой тенденции, хотя исторически ее потенциал едва ли исчерпаем.
Гегель любил повторять: сова Минсеры вылетает в сумерки. Пока кипит котел полуденных бдений, философии делать нечего. Она лишь контуром означает силуэт событий, вычерчивая в воздухе знаки будущих мелодий. Так было пока советская эпоха оставалась в зените славы. И вот теперь, когда ее солнце склонилось к закату, открылись неведомые тени давно ушедшей эпохи - вхождения марксизма в плоть и кровь русской культуры, когда фактор силы и политического диктата еще едва улавливался в проективном пространстве будущего. Именно теперь, е постсоветское безвременье, открылась возможность историко-философского постижения сути марксистской эпохи в русской культуре. Сменив восседавшую на троне идеологию, философия без смущения вступает в свои права. И час ее недолог, пока новые вихри обжигающих идеологических бдений не загонят ее в укромное «гнездо» чистой рефлексии.
Тема «Марксизм в России» в самых различных аспектах ее рассмотрения оставалась наиболее диссертабельной в советское время. При любых обстоятельствах она носила выраженный апологетический характер. Широкое пространство немарксистской или просто неортодоксально марксистской мысли было просто вычеркнуто из рассмотрения. Известные идеологические клише не позволяли реализовывать свободный научный поиск в тех направлениях, которые виделись «сверху» недостаточно перспективными. Общий воинствующий настрой требовал непременного деления всего и вся на друзей и врагов, - по старой укоренившейся религиозно=догматической традиции извечной борьбы божеского и дьявольского. Этому способствовал и общий фронт «холодной войны», и по своему не затухающее эхо войны гражданской, и извечный идеологический запал единоборства идей и оценок. Быть может, именно эта привычка воевать не позволяет нынешним либерал- демократам увидеть в позиции коммунистов отражение уже не идеологической прихоти, а той реальной, общей всем боли, которую производят действия всесокрушающей вольницы вселенского грабежа и очередного перераспределения общественного богатства.
Фактор культуры, не просто подчиняющий себе политику, но и находящий внутреннее, осознанное равновесие и понимание в главном, составляющем знак спасения, становится решающим в наши дни. Культура сознает себя категориально в алгоритмах научно-философской и религиозно-философской мысли. Именно в этом смысле обретает современное звучание известная гегелевская, подхваченная молодым Марксом, формула: «истинная философия есть духовная квинтэссенция своего времени», «живая душа культуры».
Таким образом, историко-философский анализ идей той или иной эпохи импилицитно содержит в себе историко-культурологический аспект рассмотрения способа функционирования этих идей. При этом актуально действующий исследователь не только стремится продемонстрировать такой образец тождественности содержания и формы в способе культурообразующего функционирования философских идей, но и стремится отыскать таковое в самом предмете своего исследования. Такой подход по-новому высвечивает, казалось бы, традиционную тему .марксизма в России. Содержательные аспекты марксистских идей обнаруживают тогда не автономное существование в идеальном пространстве чистой мысли, а обретают плоть и кровь своего исторического звучания в пространстве русской культуры, переживающей в своей истории решающую эпоху глобальной секуляризации, выхода из тисков патриархально-догматической религиозности в современность. В этом смысле русский марксизм не только был, но и остается актуально действующим началом. Постсоветская эпоха со всей остротой поставила вопрос: как быть с марксизмом? Но чтобы ответить на него, надо знать, как было с марксизмом? Каков его действительный смысл в истории русской мысли, так тесно связанный с русским религиозным чувством.
Постановка проблемы. Марксизм стал судьбой России XX века. Этот факт констатируется вне зависимости от тех шли иных политических симпатий. Как бы мы не относились к мировоззренческим доминантам советизма, нельзя обойти то обстоятельство, что несколько поколений людей связывали с ним свою судьбу, что целое русской культуры прошло через его горловину. Культурная история Советской России останется плотью и кровью, составной частью, многовековой истории русской культуры, наряду с культурой Киевской Руси или Московского царства, - блистательными и по своему трагическими эпохами Негра и Екатерины, Александра и Николая. Но подобно греческому православию, пришедшему на Русь из Византии, западный марксизм обрел на русской почве собственное звучание, стал явлением глубоко национальным. Во всяком случае, Россия оказалась единственной страной мира, которая исключительно собственным усилием возвела марксизм на государственный престол.
Всякое семя, ложащееся в почву, либо прорастает и цветет буйным цве-том, либо погибает. Эта притча Христа универсальна на все времена. На почву русской культуры Серебряного века ложилось не одно семя. Не многие из них про-росли, иные отцвели ярко, но быстро исчезли, не дав плодов, иные дали плоды, но остались невостребованными, поскольку почва к их приходу оказалась другой. Но вот семя марксизма проросло и дало плоды и было востребовано. Эта загадка не может быть списана по ведомству политического диктата. Никакие тепличные условия не способны дать семени прорасти, если сама почва его не приемлет. Вопрос в том: что именно в русской религиозности начала века, в особенностях русской секуляризации открывало дорогу тотальной новации марксизма? В чем именно состояла роковая предрасположенность к этому? Почему Россия на всех парах шла в это революционное будущее своей судьбы?
Наконец, и эго, по сути, центральный вопрос, важно знать действительные параметры учения К. Маркса в той их составляющей, которая делала его привлекательным для России. Что истинное и что ложное оно в себе заключало, какая именно сила - соблазна или судьбы - оказалась решающей? Почему' из всех национальных разновидностей марксизма именно русский марксизм обнаружил такой фантастический диапазон идей и сподвижников: от фанатично религиозных до истекающих тайной любовью, переходящей в явную ненависть, от жутких в своей «воинствующей непримиримости» ортодоксов до мягкотелых «легальщиков», от знающих толк в практической хватке политических единоборств до утонченно прозревающих те истины марксизма, которые еще предстояло открыть в контексте подлинно философского их развития? В основе всего этого лежали парадоксы русской секуляризации.
Откровенно реакционный, оторванный от органики культурной жизни консерватизм светской и духовной власти в России конца ХЕХ - начата XX веков во многом предопределил историческую слабость его стратегического союзника либеральной версии русской секуляризации. Е1а поверхность событий должен был выйти более широкий культурный слой народничества, политически заостренного, как известно, на социализм, чтобы выполнить эту свою общекультурную миссию. Именно народничество, представляющее социальный, если не социалистический вектор эволюции русской культуры, стало естественной базой для становления и развития русского марксизма.
То, что русский марксизм оказался в ауре духовно господствующего течения русской культуры XIX - начала XX веков, во многом предопределило его культурообразующий потенциал. Он все время, даже в не лучшие для себя времена, оставался на гребне событий. Если в аспекте ценностного ядра - радения за народ - он принадлежал к народнической идеологеме с ее социатистской направленностью, то в аспекте методологической устремленности он включал в себя западную ориентацию, обретавшую оттенки как либеральной, так и консервативной инверсии.
Это центрирующее положение русского марксизма в многообразии версий грядущей секуляризации русской культуры предопределило и его политическую судьбу. Среди его факторов: фатально реакционная форма русского консерватизма (в лице светской и духовной власти самодержавия), рафинированность, отщепенство и декаденствующий анархизм русского либерализма, наконец, доминирующее положение народнической идеологемы в русской культуре, нежелание сторон договариваться и идти на компромиссы, причем не в политическом, что полбеды, а в культурообразующем смысле.
В числе родовых свойств русской мысли, как правило, выделяется особая ее склонность к религиозно-догматическим обобщениям, ее готовность, по выражению Н.А.Бердяева, даже материализм превратить в предмет культового поклонения, в новую разновидное п> религии. О слабости собственно философской культуры, культуры свободного недогматического мышления у русской интеллигенции с полным на то основанием и писал Н.А.Бсрдяев в «Вехах» в своей программной статье «Философская истина и интеллигентская правда». И хотя острие его критики было направлено против позитивистски настроенной революционной интеллигенции, ее содержательная глубина относилась ко всем направлениям и, конечно, к вектору религиозной философии. Разница состояла лишь в том, что одни эпатирующе противопоставляли науку и себя в ней религии и философии, а другие, напротив, подчеркнуто не спешили отграничить себя от традиционной религии. И в том и в другом случае страдала философия как по-своему автономный способ реализации духов ¡того потенциала человека.
Следовательно, прибегая к религиозному измерению «русского марксизма», мы в первую очередь обращаемся к его содержательным аспектам, и лишь затем к функционалы.
Ч то же такое религиозный аспект восприятия того или иного философского учения? Это прежде всего вопрос о том, как именно оно ложится на исторически заданную национальную аксиоматику личности и культуры, адаптирующих это учение, в каком отношении оно находится к содержательным и функциональным аспектам господствующего «позитивного вероучения» и религии «народного духа» (в гегелевской терминологии)? Это в свою очередь ставит вопрос о тех же параметрах самой философской системы. Какова ее культурно-историческая аксиоматика? Каков ее «идеальный тип» с точки зрения макроскопического анализа ее ценностных ориентаций? Этот веберовский термин применим не только к личности или логике «социального действия», но в не меньшей степени и к культурным целостностям, к которым, безусловно, относятся и социально-философские учения и доктрины.
Далее. Чем отличается религиозный аспект восприятия философского учения от собственно философски о9 Последний апеллирует к логике и рациональной выучке строго категориального мышления. Первый - к эмоционально-ценностному суждению безусловного приятия или неприятия. Его отличает готовность «принять на веру», возвести в абсолютно или иное положение, даже если это сопровождается сознательным отказом от какого-либо рационально выраженного положения. Это также готовность выводить на первый план аксиологический аспект учения и придавать ему концепту религиозное, в категориальное™ «идеального типа», звучание. Это форма его катехизации. Применительно к марксизму это то, в чем больше других преуспел Сталин, но чем занимались и до него.
Содержательный аспект адаптации марксизма в России имеет два вектора: внешний, идущий от субъекта адаптации, и внутренний, идущий от среды адаптации. Оба они находят точку встречи либо «по касательной», не затрагивая глубины, либо «под прямым углом», проникая собой всю ширь идеального пространства.
Формальный аспект адаптации также двоится. Внешне он действует либо через личность и ее собственную активность, либо через тексты и их использование. Это и мера личного участия К.Маркса в распространении своих идей в России. Но это и то, что шло независимо от тех или иных его усилий. Внутренне это, прежде всего мера самопроизвольного, органического зарождения протомарксистских идей в России, так сказать, из внутренней логики развития русской мысли. Это не только Н.Г. Чернышевский и его социально-культурное окружение в лице революционных демократов, но это и сама квинтэссенция русской интеллигенции с ее фатальной устремленностью к ценностям социальной справедливости и свободы для всех, как продукта радикальной социальной революции.
Все это вводит нас в предметную ткань исследования. Две ее составляющие, «марксизм» и «религия», на первый взгляд выглядят антиподами, между которыми мало общего и почти невозможно установить предметную связь. Однако дальнейший анализ показывает, что марксизм имеет множество ракурсов «выхода» на религию. И каждый из них усиливается в свете «русской специфики». Сама она раскрывается в контексте русской религиозной ментальности, своеобразия культурно-исторического феномена русской веры.
Таким образом, непосредственный объект исследования представляет мировоззренческая система К.Маркса в аспекте ее восприятия и продуцирования в России рубежа XIX-XX веков - феномен русского марксизма. Вспомогательным объектом исследования выступает «русское религиозное сознание» как решающий фактор культурно-исторической адаптации марксистских идей в России. Тогда проблемное поле исследования измеряется логикой взаимодействия трех базовых составляющих - религии, философии и политики. Именно эти три призмы высвечивают объемную картину происходящего как внутри русского марксизма, так и вокруг него - в самый бурный, с точки зрения открывающихся возможностей, период русской истории - конца XIX - начала XX веков.
Предмет исследования складывается из объекта и определенного ракурса его изучения. К их числу обычно относят методологический, онтологический, гносеологический, феноменологический, экзистенциальный и другие. В пашем случае центральным оказывается ракурс религиоведческий. Он отвечает па вопрос: что есть «Маркс» и «Россия» с точки зрения религиозного измерения, способа функционирования религиозного сознания? Причем не столько каждый из них в отдельности - религиозный аспект мировоззрения Маркса и религиозный аспект функционирования русской культурной традиции, сколько в их единстве. Решающим является способ соединения того и другого в феномене русского марксизма и его непосредственном культурном окружении. Таким образом, религиоведческий аспект русского марксизма и способа его продуцирования в пространстве культуры Серебряного века и составляет непосредственный предмет исследования.
Характер исследования - историко-философский. Это значит, что в его основе лежит концептуальный анализ философских текстов различных деятелей русского духовного ренессанса - марксистов и немарксистов, верующих христиан и «христианских атеистов». Историко-философские персоналии основную канву и сквозной метод повествования - погружения в предметную ткань исследования.
Таким образом, основная проблема определяется возможностями религиозного измерения русского марксизма во всем многообразии его направлений и способов адаптации в пространстве русской культуры Серебряного века. При этом основная гипотеза связана с возможностью установления форм зависимости между религиозными параметрами культуры и религиозными параметрами политики, согласно которым традиционный принцип «политика порождает культуру» дополняется и существенно корректируется другим - «культура порождает политику». Из этого следует, что роковые события «русской революции» имеют своей родословной не «немецкие деньги» и солнечные затмения 1Ф 7 года, а глубокие противоречия в развитии русской культуры. Философия именно в соприкосновении с политикой производит в высшей степени религиозный эффект.
Степень разработанности проблемы. Следует признать, что в том интегральном виде, в котором поставлена проблема настоящего исследования, она обладает значительной новизной. В советской философской школе такой аспект рассмотрения марксизма (сквозь призму религии) был заранее противопоказан, как противопоказано в пауке вообще пользоваться кривым зеркалом. Слишком узкое и однозначное понимание религии и господствовавшие строго сциентистские установки не позволяли даже поставить таким образом проблему. Именно поэтому основные аналоги в самой постановке, проблемы «марксизм и религия»' мы находим либо в дореволюционное время, либо в «¡юстперестроечное» время, либо у зарубежных авторов.
Из русской классики - это прежде всего П.Л. Лавров, Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Н.И. Кареев, М.М. Тареев, А.В. Луначарский. Суть их подхода сводилась к тому, чтобы высветить различные аспекты «социализма как религии», в контексте которого и марксизм получал выраженный религиозный статус. При этом одни выносили строго отрицательные оценки «марксистской религии», как заведомо извращенной религиозной форме (С Н. Булгаков, П.Б.Струве, С.Л. Франк) Другие различали единство отрицательных и положительных аспектов в «религиозности» марксизма (Н.А. Бердяев, Н.И.Кареев, А.А. Мейер, Д.В. Философов). Наконец, третьи превозносили до небес религиозный статус марксизма как «высшей и последней религии» или истинной «религии человечества» (А.В. Луначарский, П.Л.Лавров). В целом для этого времени характерен недифференцированный, укрупненный подход к проблеме, продиктованный доминантой ценностной ориентации и выбора жестких альтернатив.
Аналогичное распределение оценок характерно для зарубежных авторов: в первом случае - эго Г. Норт, Р.Пайпс, Р. Вурмбранд, во втором - Б.Рассел, Н.Полторацкий, Д.В. Поспеловский, Ж.-Ф. Равель, Г.Ветгер, в третьем - А Грамши, Р.Гароди, X. Джонсон, Т. Масарик, Д. Рид. И здесь характерные крайности, от наивнозлобного обвинения в «сатанизме», до прямого обожествления, чередуются с вполне взвешенным, углубленным анализом проблемы. Для многих англоязычных авторов характерен обстоятельный, «документалистский», не обремененный «чистым» философствованием подход, по-своему ценный. Таковы, например, исследования Леопольда Хеймсона «Русские марксисты и происхождение большевизма» (Кембридж, 1955) или известные работы «советолога номер один» С.Коэна. Многое проясняет в религиозно-философском концепте учения К.Маркса и марксизма «философия надежды» и «религия будущего» Эрнста Блоха, а также исследования Франкфуртской школы. Заметный вклад в решение этой проблемы внес Роже Гароди.
За последние года в России появился целый ряд работ, посвященных проблеме «религия и марксизм». Это, прежде всего, киши молодых авторов: В.Н. Бондаренко «Марксистская светская религия» (Уфа, 1994), Н.Н. Измоденовой «Общественный идеал в российском обществознании: опыт сравнительного анализа русской религиозной философии и большевизма» (Пермь, 1994), О.Ф. Русаковой «Анатомия большевизма: отечественный опыт концептуального осмысления» (Екатеринбург, 1993), а также диссертации А.А. Государева, А.М. Максимова, А.П. Забронюк и другие. Серьезные исследования религиозных аспектов революции и «коммунистического тоталитаризма» за последнее десятилетие предприняли М.Д. Карпачев, В.П. Кошарный, Е.Б. Рашковский.
Целый комплекс религиоведческих проблем не мог быть решен без опоры на работы по философии религии В.В. Бибихина, Ю.А.Кимелсва, И.Н. Лосевой, Л.Н. Митрохина, Д.В. Пивоварова, Ю.Р.Селиванова, ПА.Сорокина, Е.А. Степановой, И.Н. Яблокова - в отечественной литературе, и работы М.Бубера, М.Вебера, Г.Зиммеля, Э. Кассирера, М. Малерба, П.Тиллиха, Э.Трёльча, З.Фрейда, К. Юнга - в зарубежной литературе.
Значительную роль в разработке подхода к данной теме исследования сыграли специалисты в области «русской веры» и русской религиозной философии: B. В.Гайда, Э.Л.Гайдадым, Н. С. Гордиенко, В.Н. Дуденков, А.В. Карташов, Т.Б.Коваль, И.А. Кривелев, В.В. Кравченко, В.А. Кувакин, П.К. Курочкин, М.П. Ласковая, Л.К.Нагорная, Н.М. Никольский, С.И. Савельев, И.И. Семаева, Н.С. Семенкин, С.Л. Фирсов, А.Б.Чертков, И.П. Чуева, В.П. Шестаков и другие. Глубокий анализ тенденций и логики развития «путей» русской философии содержится в работах В.В. Богатова, Б.В. Емельяпова, А.Ф. Замалеева, В.В. Ильина, И.Паперно, C. С. Хоружего.
Важным подспорьем в работе над проблемой религиозного измерения русской культуры и русского марксизма является литература первой волны эмиграции - Н.А. Бердяев, П.М. Бицилли, В.Н. Ильин, Н.М. Зернов, Ф. Степун, Г.П. Федотов, C.Л. Франк. Даже заведомый негативизм к предмету исследования - русскому марксизму - не мешает, а в отдельных случаях - способствует выведению решающих корреляций между русской религиозной традицией и марксизмом в России. Значительную концептуальную поддержку дают тексты евразийцев - Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Н.Н. Алексеева, и сменовеховцев - Ю.В. Ключникова, Н В Устрялова, А.В. Бобригцева-Пушкина.
Выход на различные вопросы философии политики и религиозные аспекты политики сделал актуальными классические тексты Ю.Крижанича, И. А. Ильина, И.Л. Солоневича, Л.А. Тихомирова, а также работы зарубежных и отечественных авторов на эти темы. Это В. Одайник, Б. Рассел, П. Рикёр, Г.Рормозер, Ю. Хабермас, К.Ясперс и А.П. Бутенко, А.Г. Дугин, А.А. Зиновьев, И.А. Овсянникова, А.С. Панарин, В.В. Скоробогацкий, А.А .Френкин. Сравнительный анализ русского марксизма с его зарубежными аналогами был бы невозможен без трудов П. Андерсона, А.В. Гаиды, М.Н. Грецкого, В.В. Китаева, В.И. Толстых.
В ходе научных дискуссий последних лет выявилось две точки зрения на проблему'. Первая - русский марксизм противоречит русской религиозной и культурной традиции и является результатом силового воздействия политики на культуру (А.И. Зеличенко, С.С. Хоружий). Вторая - русский марксизм представляет собой продукт русской религиозной и культурной традиции и выступает способом не всегда адекватного, но все же разрешения исторических противоречий в развитии русской культуры (И.В. Кондаков, А.И. Подберезкин). Все это предопределило характер и направленность настоящего исследования.
Цель исследования - создание концепции глобальных историческо- философских и религиозных предпосылок возникновения и развития, в том числе и в государственной форме, феномена русского марксизма, ставшего идейно-теоретической базой для решающей культурной доминанты в России XX века - религии советизма. Сфера действия указанных предпосылок кульминирует во времени эпохой конца XIX - начала XX веков и отражена в ее философских текстах, как марксистских, так и немарксистских. Единство и многообразие форм русского марксизма становится понятным лишь в контексте его религиозного измерения.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд принципиальных задач:
1. Выявить широкий культурообразующий фундамент религии, не ограниченный ее пониманием в рамках функционирования традиционных религиозных систем; решить ряд методологических проблем, связанных с определением и инструментальным использованием понятая «религиозное измерение», в частности, в аспекте его применения к русской культуре и русскому марксизму; проанализировать философско-антропологические идеи в учении К.Маркса и установить их связь с тенденциями развитая религиозной культуры; выявить смысловой контекст появления марксизма в идейных и секуляризационных интенциях развития европейской культуры; установить функциональную применимость гегелевской категориальной пары «позитивная религия» и «народный дух» в вопросах религиоведческого анализа конкретных национальных культурно-исторических форм и философских систем; установить особенности русской веры присутствие в ней языческих и старообрядческих корней; культурообразующие интенции русского православия, исторический опыт разрешения религиозных проблем в России и их остроту в конкретной ситуации конца XIX - начала XX веков.
2. Проанализировать «русские сюжеты» в творчестве К.Маркса и Ф. Энгельса: личные связи и отношения с русскими, эволюцию «образа России» и пророчества о русской революции; проследить логику проникновения марксистских идей в Россию, первые отклики и реакцию в академической и публицистической среде, оценку их религиозного потенциала; выявить собственно русские корни марксизма, его народнический исток, естественный характер встречи марксистских и народнических устремлений, момент тождества ценностных ориентаций К. Маркса и русской интеллигенции.
3. Дать всесторонний анализ основных версий русского марксизма: «легально-го», ортодоксального (в двух его разновидностях: Плеханова и Ленина), «эм- пиримонистического», «богостроительского», «импровизирующего»; показать безусловную ценность каждого из этих направлений русского марксизма, их коррелируемость религиозной темой; обосновать феномен «бессознательного» марксизма деятелей русского духовного ренессанса, его объективно культурологическую и идейную «работу» на будущую русскую революцию.
4. Дать эксклюзивный анализ исключительности русской интеллигенции и дискуссий вокруг нее; установить ее принципиальную идейную и культурно-историческую установку на революцию: социальную, духовную, религиозную; вскрыть «роковые» пороги в многочисленных попытках установления диалога между интеллигенцией и церковью; глобальный характер кризиса русского православия в начале XX века; вывести основные идейные и культурно-исторические, включая философско-религиозные предпосылки и параметры зарождения особого феномена русской культуры XX века - религии советизма.
Итак, что же такое религиозное измерение, если оно осуществляется в рамках философии и для философии? Сразу ясно, что речь идет о стыках философии и нефилософии. Но нефилософия в своих отношениях с философией проявляет себя по-разному: а) как некая квинтэссенция, ценностное ядро, вокруг которого вращается вся система философствования; б) как оболочка взаимодействия философии с отдельными видами духовной культуры и прежде всего собственно с религией; в) как оболочка целостности, исторического и генетического качества духовной культуры (в гегелевской традиции это «дух эпохи» - идеальная сущность философии); г) как оболочка социума и, конкретно, его политической составляющей. Иначе говоря, религиозное измерение философии проявляет себя в четырех случаях.
1. Когда философская система обретает общеполитическое звучание и принимает участие в консолидации того или иного социального движения или общества в целом: «религия - это философия для масс».
2. Когда философская система оказывает решающее влияние на глобальную эволюцию духовной культуры: например, роль платонизма и неоплатонизма в становлении христианской культурной традиции или роль марксизма в глобальном секуляризационном процессе новейшего времени.
3. Когда философская система приходит во взаимодействие с конкретными религиозными формами: что она думает о них? - что они думают о ней?
4. Когда философская система обнаруживает экзистенциальные и аксиологические предпосылки своего становления и воспроизводства, - как в аспекте личности философа, так и закрепленной в философской системе ценностной аксиоматики.
Нетрудно заметить, что каждый из приведенных аспектов религиозного измерения выступает одновременно одним из определений религии как таковой или составляющей ее общего определения. Религия - это личное мировоззренческое кредо философа («в чем твоя религия?»). Религия - это часто эзотерически зашифрованное аксиологическое ядро философии. Религия - это институциональное и гностическое (как форма общественного сознания) образование в рамках духовной культуры и социума в целом; она проявляет себя как часть духовной культуры, как образ ее целостности и генезиса, и как социообразующее и культурообразующее начало.
Рассмотреть каждый из этих аспектов религиозного измерения, даже применительно к одному философу и одной культуре, дело заведомо непосильное для одного исследования. Но и заранее отказаться даже от одного из этих аспектов не-возможно, поскольку мы получим неизбежно искаженную картину с явно перетянутым канатом в какую-то одну сторону. Остается лишь медленное, но верное про-движение к намеченной цели с полным сознанием неисчерпаемости историко-философского материала, способа его логической организации и реконструкции смысловых коллизий.
Научная новизна исследования определяется степенью достижения цели и решения поставленных задач, адекватным материалу применением методологических средств и общей результативностью предпринятых усилий. С определенной долей уверенности можно говорить:
- дано концептуальное решение проблемы русского марксизма со стороны его культурно-исторических - идейных (философских) и религиозных - предпосылок; впервые благодаря религиозному измерению русский марксизм представлен в системном единстве всех его направлений и в его органической связи с целым русской культуры Серебряного века;
- вскрыт доныне неисчерпанный потенциал различных неортодоксальных направлений русского марксизма, их актуальность для настоящего и будущего русской
философской мысли; при этом роль ортодоксального марксизма, как центрирующего течения мысли, только возрастает; установлен благотворный характер для судеб марксизма его разгосударствления в постсоветскую эпоху, как процесса очищения и внутренней консолидации;
- сделана серьезная попытка восстановления мировоззренческой и методологической значимости «богостроительской» концепции религии А.В.Луначарского; введен новый термин-понятие «бессознательный» марксизм деятелей русского ренессанса, раскрываемый в контексте религиозного измерения; дан предметный анализ глубоких народнических корней ленинизма и большевизма, показан универсальный характер самой народнической идеологемы как неизбежной формы адаптации западных идей в русской культуре;
- показана порождающая логика становления политики (русской революции) из культуры (совокупности ее внутренних противоречий), решающее значение для наступающего исторического события проговариваемых и непроговариваемых текстов эпохи; доказана религиозная квинтэссенция культурно-исторических смыслов, ее безусловное присутствие в ткани философствования - как в осознанной, так и бессознательной форме; выявлены особенности русского секуляризационного процесса и парадоксальные формы разрешения накопившихся в истории русской религиозности противоречий, существование определенного культурно-генетического кода русской революции;
- раздвинуты горизонты традиционного понимания религии как простой разновидности теистического миросозерцания; показан органический характер атеистической составляющей религиозного сознания, включенность в него марксистской парадигмы; впервые показан генезис марксистского миросозерцания в контексте его органической связи с логикой секуляризационного процесса в европейской культуре, существование аналогичной зависимости в отношениях между русским марксизмом и русской культурой.
Научно-практическая ценность исследования определяется использованием его результатов для научных и вненаучных сфер. Эго прежде всего - общественно-политическая и педагогическая деятельность. Совершенно очевидно, что понимание органического характера советской эпохи, вхождения в нее через феномен русского марксизма, имеет исключительное значение для политической сферы, - избежания очередных форм радикализма и экстремизма, на этот раз либерального и консервативного толка. Положения и выводы данной диссертации нашли свое отражение в многочисленных публикациях автора на общественно-политические темы, при проведении заседаний городского молодежного политического дискуссионного клуба «Полис» в г. Нижневартовске, при чтении лекций на курсах учителей средних школ и колледжей Нижневартовского района Тюменской области. Многие положения диссертации используются в академических курсах политологии, философии и религиоведения на экономико-правовом факультете Нижневартовского филиала Тюменского государственного университета, при разработке и проведении спецкурса «Человек и религия. Философско-антропологическое введение». Проведенное диссертационное исследование открывает новые горизонты в изучении идейного потенциала русского марксизма и возможностей его актуализации.
Апробация работы. Основные идеи диссертационного исследования были апробированы в выступлениях автора на Первом и Втором российских философских конгрессах в Санкт-Петербурге (1997) и Екатеринбурге (1999), а также на научных конференциях и семинарах в Москве (1989, 1990,1998), Екатеринбурге (1989, 1994, 12
1996, 1997, 1998), Челябинске (1995, 1997), Киеве (1991), Кургане (1997-1999), Красноярске (1992), Комсомольске-на-Амуре (1998), Саранске (1995), Тюмени (1998, 1999), Перми (1993, 1995), Оренбурге (1994). Основные результаты исследования изложены в трех монографиях, брошюре и научных статьях (всего - около 50 научных публикаций объемом до 60 п.л.). Материалы диссертации обсуждались в школе-семинаре докторантов при Институте переподготовки и повышения квалификации преподавателей при Уральском государственном университете (1995), на кафедре истории философии философского факультета Уральского государственного университета (1996), в Институте философии и права УрО РАН (1997), на семинаре «Витальность российской цивилизации» в Институте философии РАН (1998).
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав (12 параграфов), заключения и библиографии. Содержание работы изложено на 307 страницах машинописного текста. Библиография включает 622 названия.

Купить