Помощь студентам в учебе
РЕЦЕПЦИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ ТЕКСТОВ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ УТОПИИ XVIII ВЕКА
|
Введение 4
Глава первая. Природа утопического метажанра 17
1.1. Литературная утопия. История термина 17
1.2. Утопия как метажанр в контексте русской литературы 20
1. 3. Эвномия и дисномия. Опыт обоснования понятий 43
1.4. Русская литературная утопия в свете европейской традиции 47
Глава вторая. Русская литературная утопия и законодательство Елизаветы Петровны 52
2.1. Мораторий на смертную казнь в елизаветинской России и «счастливое
общество» А. П. Сумарокова 55
2.2. Идеальные священнослужители А. П. Сумарокова и законодательство Елизаветы Петровны по отношению к Церкви 66
Глава третья. Русская литературная утопия и законодательство Екатерины Второй 75
3.1. Законы против лихоимства в екатерининской России и панегирическая утопия Ф. А. Эмина 77
3.2. «Нума Помпилий, или Процветающий Рим» М. М. Хераскова в свете документов Комиссии по составлению проекта Нового уложения 84
3. 3. Художественные особенности романа-утопии М. М. Хераскова «Полидор, сын Кадма и Гармонии» и «Наказ» Екатерины Второй 99
3.4. Школьное образование офирян в контексте образовательных установлений Екатерины Второй 111
3.5. Идеал благочиния М. М. Щербатова в свете законодательной политики Екатерины Второй 125
3.6. Утопический проект И. И. Тревогина и законы Екатерины Второй в области образования 136
3.7. Утопия В. А. Левшина «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» и екатерининский «Наказ» 146
3.8. «Хотилов. Проект в будущем» А. Н. Радищева и «Наказ» Екатерины
Второй 154
Заключение 164
Список литературы
Глава первая. Природа утопического метажанра 17
1.1. Литературная утопия. История термина 17
1.2. Утопия как метажанр в контексте русской литературы 20
1. 3. Эвномия и дисномия. Опыт обоснования понятий 43
1.4. Русская литературная утопия в свете европейской традиции 47
Глава вторая. Русская литературная утопия и законодательство Елизаветы Петровны 52
2.1. Мораторий на смертную казнь в елизаветинской России и «счастливое
общество» А. П. Сумарокова 55
2.2. Идеальные священнослужители А. П. Сумарокова и законодательство Елизаветы Петровны по отношению к Церкви 66
Глава третья. Русская литературная утопия и законодательство Екатерины Второй 75
3.1. Законы против лихоимства в екатерининской России и панегирическая утопия Ф. А. Эмина 77
3.2. «Нума Помпилий, или Процветающий Рим» М. М. Хераскова в свете документов Комиссии по составлению проекта Нового уложения 84
3. 3. Художественные особенности романа-утопии М. М. Хераскова «Полидор, сын Кадма и Гармонии» и «Наказ» Екатерины Второй 99
3.4. Школьное образование офирян в контексте образовательных установлений Екатерины Второй 111
3.5. Идеал благочиния М. М. Щербатова в свете законодательной политики Екатерины Второй 125
3.6. Утопический проект И. И. Тревогина и законы Екатерины Второй в области образования 136
3.7. Утопия В. А. Левшина «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» и екатерининский «Наказ» 146
3.8. «Хотилов. Проект в будущем» А. Н. Радищева и «Наказ» Екатерины
Второй 154
Заключение 164
Список литературы
В энциклопедиях терминов и понятий утопия определяется как особый вид художественных произведений (fictional writings) . Если создатель социальной утопии стремится «превратить литературу в жизнь, культуру в бытие», для автора литературной утопии важно облечь свою мысль в занимательную форму художественного произведения. В данном исследовании мы сосредоточим внимание лишь на собственно утопических текстах, рассматривая их с точки зрения истории литературы, оставив за пределами наших изысканий сферу народно-утопических легенд.
В отличие от социальных утопий, известных уже в Древней Руси, возникновение литературного вида приходится на XVIII столетие . С момента своего появления литературная утопия неразрывно связана с темой идеального законодательства. В первом из созданных образцов жанра - «Сон. Счастливое общество» (1759) А. П. Сумарокова - описывается «Книга узаконений», содержащая права и обязанности жителей мечтательной страны»; весь кодекс обязанностей и прав жителей Офирии М. М. Щербатова (1783) сосредоточен в «Гражданском катехизисе»; в утопии «Полидор, сын Кадма и Гармонии» (1792) М. М. Хераскова особое внимание уделено книге под названием «Наука царствовать». Можно отметить несомненную связь с законодательной проблематикой всей утопической литературы XVIII века.
Об актуальности настоящего исследования свидетельствуют факты самой истории. Многие из утопистов XVIII века, являясь литераторами по роду занятий, были одновременно авторами трудов по праву. Некоторым из них тема законопорядка была близка по причине особенностей биографии. А. П. Сумароков известен как непримиримый критик «Большого наказа императрицы» в первой его редакции. Писатель «был, пожалуй, единственным из читателей “Наказа” до его публикации, кто позволил себе открыто не согласиться с некоторыми положениями документа и противопоставить мнениям императрицы собственную точку зрения» . Когда в 1766 году по инициативе государыни Вольно-экономическим обществом был объявлен конкурс: «Что полезнее для общества - чтоб крестьянин имел в собственности землю или токмо движимое имение и сколь далеко его права на то или другое имение простираться должны?», писатель совершенно неожиданно принял в нем участие и ответил на поставленную задачу крепостническим по духу сочинением. Еще более вовлеченным в законодательную политику страны оказался другой утопист XVIII столетия - князь М. М. Щербатов. В 1767 году в качестве выборного депутата от ярославльского дворянства он принимает участие в Комиссии по составлению проекта Нового уложения, становится автором «Замечаний на Большой Наказ императрицы Екатерины II». Политико-правовая деятельность писателя нашла свое отражение в утопическом романе «Путешествие в землю Офирскую». Как критик екатерининского «Наказа» известен А. Н. Радищев. В «Опыте о законоположении» (1801) он называет екатерининский «Наказ» компиляцией, фикцией, отказывая императрице в искренности ее благородных идей. Негативное отношение к закону нашло отражение и в тексте «Путешествия из Петербурга в Москву» (1790).
Эти и другие примеры служат доказательством того, что утопия и право в русской литературе взаимосвязаны. Указанный тезис подтверждается и тем, что со времен Уложенной комиссии русская утопическая литература была в некоторой степени обусловлена законодательной проблематикой. «Наказ», который являлся, по выражению В. М. Живова, «атрибутом монарха, устанавливающего всеобщую справедливость и гармонию мира» , служил источником для создания образов идеального законодателя и философа на троне. Уложенная комиссия, знаменовавшая собой учреждение нового царства эвномии, подавала идеи для изображения идеальных государств, где царствует закон.
Степень научной разработанности проблемы. Известно, что первое исследование, в котором была проанализирована литературная утопия, было написано в 1896 году. Именно в это время А. Н. Пыпин издал в журнале «Вестник Европы» статью «Полузабытый писатель XVIII века» . В статье вниманию читателя был представлен обзор и беглый анализ опубликованного незадолго до того сочинения князя М. М. Щербатова - «Путешествие в землю Офирскую Г-на С... Швецкаго дворянина». По причине неизвестности произведения широкой читающей публике автор позволяет себе сделать его подробный пересказ. Историко-культурный подтекст утопии был репрезентирован слабо. Ученого более интересовала зависимость сочинения от традиций мировой литературы.
Труд, в котором утопическое произведение рассматривается в историческом контексте приходится на начало XX века - это «Русский социальный роман XVIII века» (1900). Его автор, историк Н. Д. Чечулин, анализируя «Путешествие в землю Офирскую» показывает некоторые особенности правовой действительности времен создания романа и привлекает для этого элементы биографии писателя. «.Разные сословхя въ Офирской земле распредТляютъ между собою деятельность совершенно такъ, какъ казалось всегда Щербатову наиболее справедливымъ и необходимость чего онъ постоянно доказывать въ засЪдашяхъ Комиссш для сочинешя проекта новаго уложешя: дворяне служатъ, купцы и ремесленники занимаются торговлею и промыслами, крестьяне - это рабы, крепостные» . Так, в начале прошлого века художественные особенности текста описываются неотрывно от правовой и общественной деятельности писателя. Можно сказать, что Н. Д. Чечулин как родоначальник русской утопиологии заложил традиции анализа утопического произведения, при котором утопический идеал писателя рассматривается сквозь призму его политических взглядов. В вышедшем годом позднее исследовании А. А. Кизеветтера «Русская утопия XVIII века» равным образом отмечена связь между законодательной политикой и взглядами М. М. Щербатова. В словах одного из главных героев - вельможи Агибе - исследователь обнаруживает критику «текстов градостроительных проектов Екатерининской эпохи».
В 1922 году появляется первое обзорное исследование по русской утопии - «Русский утопический роман» В. В. Святловского. В отличие от своих предшественников, ученый подвергает анализу не одно, а сразу несколько утопических сочинений XVIII века, уделяя особое внимание роману М. М. Щербатова. Несмотря на конспективность своего труда, автор описывает законодательство идеального государства: «Взаимоотношения (в Офирии - Ю .Р.просты и добродетельны. Законы мягки и снисходительны».
В начале 90-х С. Л. Бэр окончательно обосновывает идейно-мотивную зависимость русской утопии от законотворческих инициатив верховной власти. Он указывает на такую важную особенность как мотивологическая связь литературной утопии с деятельностью комиссии по составлению проекта Нового Уложения: «В некоторой степени утопическая литература отражала имплицитно присутствующий в Наказе образ райской России, в которой правит закон». Исследователь развил данную мысль на примере романа М. М. Хераскова «Нума Помпилий, или процветающий Рим» (1768) - произведения, изображающего идеального правителя и законодавца. Важно отметить, что, рассуждая об особенностях первых русских литературных утопий, автор упомянул лишь несколько произведений, описывающих законодательный идеал. Это и «Приключение Фемистокла» (1763) Ф. А. Эмина и трилогия М. М. Хераскова «Нума Помпилий» (1768), «Кадм и Гармония» (1787), «Полидор, сын Кадма и Гармонии» (1792). В действительности, наблюдения С. Л. Бэра не совсем точны. Первой утопией, в которой также поднимается тема благих законов, следует считать «Сон. Счастливое общество» (1759) А. П. Сумарокова. В то же время мотивы, связанные с идеальным законодательством, можно встретить и в более поздних утопиях, о которых ученый не упоминает. Это «Путешествие в землю Офирскую» князя М. М. Щербатова, «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» В. А. Левшина и другие. Анализ С. Л. Бэра нельзя назвать исчерпывающим не только с фактической, но и с теоретической стороны. В действительности, согласно методологическим построениям самого исследователя, русская утопия была не только панегирической, но и сатирической («russian Utopian and eutopian fiction»). В представленном же ряду текстов указаны лишь так называемые «панегирические» утопии, иллюстрирующие положительные стороны екатерининского законодательства, произведения же, содержащие черты сатиры (классический пример «Хотилов. Проект в будущем» А. Н. Радищева), автор в правовом контексте уже не рассматривает.
Заслуга ученого заключается в том, что он первым указал на законодательную сферу как непременный источник мотивов и идей русской утопической литературы, впервые дал определение законодательной кампании 1766 - 1768 годов, назвав ее эвномией (благозаконием). Впоследствии идеи С. Л. Бэра используются зарубежными и русскими учеными. Так, Л. Геллер и М. Нике применяют определение «эвномический» по отношению к роману «Нума Помпилий», называют патриархальной «эвномией» описанное в «Приключениях Телемака» Фенелона государственное устройство Крита и Салента. В докторской диссертации Е. Е. Приказчиковой «Культурные мифы и утопии в мемуарно-эпистолярной литературе русского Просвещения» (2010) «эвномия» впервые определяется как отдельный вид литературной утопии.
Работа, имеющая непосредственное отношение к проблематике нашего исследования, относится к 2009 году. Это вышедшая в журнале «Актуальные проблемы российского права» (серия «Юридические науки») статья Б. А. Назаренко «Право “Офирского государства” в утопии М. М. Щербатова» . В ней впервые проводится сопоставительный анализ идеальных законов, описанных в художественном произведении, и действующих законов (в данном случае екатерининского «Наказа»). Автор дает довольно детальную ссылку на пункты офирского «Катехизиса законов» и соответствующие ему статьи «Большого наказа императрицы». Например: «закрепление божественного происхождения власти государя (п. 6 “Катехизиса законов” и ст. 625 “Наказа”»). Работа Б. А. Назаренко не является исследованием по филологии, поэтому параллели между литературной утопией и законодательными документами не приводят к выводам биографического или источниковедческого характера: знакомство М. М. Щербатова с текстом «Наказа», возможное обращение писателя к законопроекту во время работы над произведением. Вместе с тем, нельзя отрицать значимость данного исследования для российского литературоведения. Его автору удалось выявить те особенности, которые представляют собой «слабые места» работ по истории литературы. Под «слабыми местами» понимается преимущественно недостаточная историческая аргументированность выводов о зависимости содержания литературной утопии от социально-политической и правовой ситуации.
Один из ярчайших примеров - статья И. З. Сермана «Мечтательная страна Александра Сумарокова» (2000). Автор усматривает в законах совершенного общества едкую насмешку над порядками, принятыми при Елизавете Петровне, и, между тем, не предлагает (вполне ожидаемого в данном случае) сравнительного анализа законодательной политики государыни и утопического идеала писателя. Как следствие, вывод И. З. Сермана: «от иронии и насмешки над истинным положением в государственном управлении Сумароков переходит к собственному утопическому изображению», остается без должной аргументации.
Подводя некоторый итог, следует заметить, что, несмотря на неоднократные утверждения исследователей о связи русской литературной утопии XVIII века и законодательной политики, до сих пор не сформирована традиция рассматривать утопические сочинения в контексте российских законов.
Научная новизна. Среди неотъемлемых признаков утопии нередко называют «всеохватность» . Как отмечает А. Е. Ануфриев, «авторы классических утопий стремились описать все сферы жизни созданных их фантазией стран» . Утопистам, отмечает Т. А. Чернышева, казалось, «что социальную гармонию создать не так уж сложно, нужно только хорошо подумать и написать хорошие законы» . На установлении об отсутствии частной собственности построено общество утопийцев Мора, на законах семьи и брака основано общество Бенсалема.
Закон - неотъемлемый атрибут изображения всякого совершенного правления. Роль его для утопического произведения столь велика, что в зависимости от противопоставленности или, напротив, близости вымышленных законов действующему законодательству меняется жанровая категоризация текста: принадлежность его сатирическому или панегирическому виду утопий.
Настоящая работа представляет собой первое изыскание по истории русской утопии, в котором тема законодательного идеала рассматривается одновременно на обширном материале законов российской империи эпохи просвещенного абсолютизма и целого ряда сочинений утопической мысли.
Среди художественных произведений: «Сон. Счастливое общество» А. П. Сумарокова, «Приключение Фемистокла» Ф. А. Эмина, «Нума Помпилий, или процветающий Рим», «Кадм и Гармония», «Полидор, сын Кадма и Гармонии» - М. М. Хераскова, «Путешествие в землю Офирскую» М. М. Щербатова, «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» В. А. Левшина, утопические проекты И. И. Тревогина, «Хотилов. Проект в будущем» («Путешествие из Петербурга в Москву») А. Н. Радищева.
Основные юридические сочинения: Анонимное «Мнение об освобождении крестьян», «Замечания на Большой Наказ императрицы Екатерины II», «Размышления о законодательстве вообще» - М. М. Щербатова, «О законоположении» А. Н. Радищева.
Основные законы и законодательные акты: «Деяния московских соборов 1666 и 1667 годов», «Артикул воинский» (1715), «Духовный регламент» (1721), «Большой наказ императрицы» (1767), «Святейшему Правительствующему Синоду Действительного Статского Советника и Синодального Обер-Прокурора Мелиссино Предложения» (1767), «Устав благочиния, или полицейский» (1782), «Свод законов Российской империи» (1832) и др.
Ряд исследуемых нами сочинений до сих пор не опубликован. Это хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов - утопические сочинения литератора и авантюриста И. И. Тревогина и педагогические проекты князя М. М. Щербатова . Среди неизданных работ по истории русской литературы следует назвать и очерк А. А. Дубицкого «Князь Михаил Михайлович Щербатов как историк и писатель» (Отдел письменных источников государственного исторического музея).
К нововведениям в области изучения русской литературной утопии следует отнести итоговую трансформацию традиционных представлений о жанре ряда утопических произведений. Отправной точкой в этом вопросе служит известная монография С. Л. Бэра «Миф о рае в России XVIII века. Утопические модели в ранней русской литературе и культуре» (1991), в которой было представлено и аргументировано членение на панегирический и сатирический виды утопий (и- 1ор1а и еи-1ор!а). Рассматривая художественные тексты на фоне законодательной политики XVIII века, мы последовательно доказываем, что отношение автора утопии к современным ему законам имело определяющее значение: оценка установления как положительного впоследствии являлась причиной создания панегирического типа утопий, тогда как сатирический был основан на критическом восприятии того или иного законоположения. Сопоставильный анализ законов и литературных утопий XVIII века позволяет скорректировать представление о жанровой категоризации последних. Так, утопия Ф. А. Эмина «Приключения Фемистокла», рассматриваемая С. Л. Бэром и как сатирическое, и как хвалебное произведение, при сравнении с екатерининским законодательством приобретает целостность как панегирическая утопия.
С теоретической точки зрения, научную новизну диссертационного исследования обуславливает и введение в терминологический аппарат понятия «дисномия». На основании имеющегося в науке выделения в самостоятельный жанр «эвномии» (eu - благой, nomos - закон) как утопии, в которой прославляется действующее законодательство, мы предлагаем вычленять и «дисномию» (dis - плохой, nomos - закон) - утопию, призванную показать ущербность и недостаточность законов. Ярчайший пример «дисномии» - утопия A. П. Сумарокова «Сон. Счастливое общество», в которой содержится имплицитная критика в адрес императрицы Елизаветы - законодательницы. «Дисномией» следует считать и «Новейшее путешествие, сочиненное в г. Белеве» B. А. Левшина. Черты «дисномии» можно обнаружить в отрывке «Хотилов. Проект в будущем» - «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, а также в утопическом романе М. М. Хераскова «Полидор, сын Кадма и Гармонии».
Объектом изучения является отражение российской законодательной практики XVIII века в художественном мире утопий А. П. Сумарокова, Ф. А. Эмина, М. М. Хераскова, М. М. Щербатова, В. А. Левшина, И. И. Тревогина, А. Н. Радищева, А. Д. Улыбышева, Ф. В. Булгарина, В. Ф. Одоевского.
Предмет исследования - текстологические, исторические, идейно- мотивные связи литературной утопии и законодательных актов XVIII столетия.
Связь нормативных документов с представлениями об идеалах прослеживается на всем протяжении второй половины XVIII века. Зачастую эти представления облекались в форму художественного текста - утопического сочинения. Этим обусловлена основная цель диссертационной работы - эксплицировать отражение правовых актов в утопических текстах эпохи. Поставленной цели соответствует решение ряда задач: показать текстологические, идейные и мотивные параллели между законами и утопическими произведениями;
объяснить причины заимствований из законов и подзаконных актов в русские утопические тексты;
выявить причины отрицательного или положительного отношения автора- утописта к упоминаемым документам права;
рассмотреть случаи, когда отношение к тому или иному действующему закону влияло на жанр утопического сочинения, привнося в него панегирический или сатирический элемент.
уточнить при необходимости сложившееся представление о том или ином художественном тексте как утопии сатирической или панегирической.
В силу широты изучаемого материала (художественные, законодательные, историко-правовые тексты XVIII века) методология исследования совмещает в себе особенности разных аналитических приемов. При разборе художественных текстов основным является метод комплексного изучения памятников письменности, сочетающий в себе принципы текстологического, источниковедческого и историко-литературного анализа. В изучении автобиографического начала утопической прозы и политико-правовых идеалов писателя неоднократно привлекается биографический метод. Использование культурно-исторического подхода основано на изучении связей утопической литературы, юридических документов и сочинений в области истории и права. Этими же связями обусловлено применение историко-функционального метода.
Методологическую основу диссертации составляют исследования по теории утопического жанра: Ф. Клейнвехтера, Б. А. Ланина, В. Фортунати, А. Петручанни, А. А. Файзрахмановой, В. А. Чаликовой; истории русской литературной утопии: В. В. Святловского, С. Л. Бэра, В. П. Шестакова, Т. В. Артемьевой, И. А. Калинина, Н. В. Ковтун. Уделено особое внимание исследованиям творчества отдельных писателей. Это статьи сумароковедов И. З. Сермана, Ю. В. Стенника, посвященные утопической прозе М. М. Хераскова труды Л. Н. Нарышкиной, А. В. Западова и Л. И. Кулаковой, монографии и статьи о М. М. Щербатове А. Н. Пыпина, Н. Д. Чечулина, А. А. Кизеветтера, Т. В. Артемьевой, связанные с утопическими идеалами И. И. Тревогина изыскания А. И. Старцева, Л. Б. Светлова, А. Л. Топоркова, Е. Е. Дмитриевой и др. Другую группу составляют труды по истории и исследования по истории права XVIII века: Н. М. Карамзина, Н. А. Полевого, С. М. Соловьева, О. В. Ключевского, А. Ф. Кистяковского, М. И. Семевского, О. А. Филиппова, К. А. Писаренко, Дж. Ледонне, С. Бринера, Д. Р. Скотта и др.
Теоретическая значимость работы заключается в углублении научно-исследовательских положений об истории возникновения жанра литературной утопии в России, уточнении его категориальных особенностей, а также в изменении научного представления о жанровой природе ряда утопических текстов XVIII века (обосновании взгляда о преобладании в них сатирического или панегирического элемента), выявлении социально-политического, правового и религиозного идеалов писателей-утопистов, в определении тесной текстологической, исторической, идейно-мотивной связи утопических текстов с законодательными актами XVIII столетия.
Практическая ценность исследования определяется возможностью применения его выводов при чтении курсов по истории русской литературы, специализированных курсов по русской литературной утопии и творчеству писателей XVIII века. Отдельные наблюдения применимы в курсах по русской истории и истории русского права, при создании антологий и учебных пособий.
Степень достоверности исследования определяется, в первую очередь, привлечением достаточного числа источников различного характера (законодательных актов, юридических сочинений, историко-правовых документов, литературных произведений), внимательным отношением к жанровому своеобразию каждой отдельной утопии, рассмотренной в подобном контексте, использованием соответствующих целям и задачам исследования методов анализа.
Апробация работы Основные положения и результаты исследования были представлены в виде докладов на всероссийской конференции «Филологическая наука в XXI веке. Взгляд молодых» (МПГУ, 2014), «Евангельский текст в русской словесности: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр» (ПетрГУ, 2014), на Международном конгрессе «Русская словесность в мировом культурном контексте» (Москва, 2014), «Мировая словесность для детей и о детях» (МПГУ,
2015, всероссийской конференции «Русская классическая литература в мировом культурно-историческом контексте» (Литературный институт имени М. Горького, 2016), международной научной конференции «Литературный процесс в России ХУШ-Х1Х веков. Светская и духовная словесность» (ИМЛИ, 2016), международной научной конференции «Русский язык и литература в поликультурной среде» (КГПУ им В. П. Астафьева, 2017). По теме исследования опубликовано одиннадцать работ, в том числе шесть - в научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
На защиту выносятся следующие положения:
1. С момента своего появления (эпоха европеизации) русская литературная утопия неразрывно связана с темой идеального закона;
2. Для воссоздания образа идеального государства утописты использовали элементы действующего законодательства;
3. Обращение утопистов к правовой сфере оставило свои «следы» в русских утопических текстах;
4. Влияние законов на тексты указанного содержания нашло свое выражение в текстологических, идейных и мотивных заимствованиях;
5. Отношение автора изображаемого утопического идеала к действующему законодательству определяло сатирическую или панегирическую направленность текста.
Структура диссертации. В соответствии с целями и задачами исследования работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 222 наименования.
В отличие от социальных утопий, известных уже в Древней Руси, возникновение литературного вида приходится на XVIII столетие . С момента своего появления литературная утопия неразрывно связана с темой идеального законодательства. В первом из созданных образцов жанра - «Сон. Счастливое общество» (1759) А. П. Сумарокова - описывается «Книга узаконений», содержащая права и обязанности жителей мечтательной страны»; весь кодекс обязанностей и прав жителей Офирии М. М. Щербатова (1783) сосредоточен в «Гражданском катехизисе»; в утопии «Полидор, сын Кадма и Гармонии» (1792) М. М. Хераскова особое внимание уделено книге под названием «Наука царствовать». Можно отметить несомненную связь с законодательной проблематикой всей утопической литературы XVIII века.
Об актуальности настоящего исследования свидетельствуют факты самой истории. Многие из утопистов XVIII века, являясь литераторами по роду занятий, были одновременно авторами трудов по праву. Некоторым из них тема законопорядка была близка по причине особенностей биографии. А. П. Сумароков известен как непримиримый критик «Большого наказа императрицы» в первой его редакции. Писатель «был, пожалуй, единственным из читателей “Наказа” до его публикации, кто позволил себе открыто не согласиться с некоторыми положениями документа и противопоставить мнениям императрицы собственную точку зрения» . Когда в 1766 году по инициативе государыни Вольно-экономическим обществом был объявлен конкурс: «Что полезнее для общества - чтоб крестьянин имел в собственности землю или токмо движимое имение и сколь далеко его права на то или другое имение простираться должны?», писатель совершенно неожиданно принял в нем участие и ответил на поставленную задачу крепостническим по духу сочинением. Еще более вовлеченным в законодательную политику страны оказался другой утопист XVIII столетия - князь М. М. Щербатов. В 1767 году в качестве выборного депутата от ярославльского дворянства он принимает участие в Комиссии по составлению проекта Нового уложения, становится автором «Замечаний на Большой Наказ императрицы Екатерины II». Политико-правовая деятельность писателя нашла свое отражение в утопическом романе «Путешествие в землю Офирскую». Как критик екатерининского «Наказа» известен А. Н. Радищев. В «Опыте о законоположении» (1801) он называет екатерининский «Наказ» компиляцией, фикцией, отказывая императрице в искренности ее благородных идей. Негативное отношение к закону нашло отражение и в тексте «Путешествия из Петербурга в Москву» (1790).
Эти и другие примеры служат доказательством того, что утопия и право в русской литературе взаимосвязаны. Указанный тезис подтверждается и тем, что со времен Уложенной комиссии русская утопическая литература была в некоторой степени обусловлена законодательной проблематикой. «Наказ», который являлся, по выражению В. М. Живова, «атрибутом монарха, устанавливающего всеобщую справедливость и гармонию мира» , служил источником для создания образов идеального законодателя и философа на троне. Уложенная комиссия, знаменовавшая собой учреждение нового царства эвномии, подавала идеи для изображения идеальных государств, где царствует закон.
Степень научной разработанности проблемы. Известно, что первое исследование, в котором была проанализирована литературная утопия, было написано в 1896 году. Именно в это время А. Н. Пыпин издал в журнале «Вестник Европы» статью «Полузабытый писатель XVIII века» . В статье вниманию читателя был представлен обзор и беглый анализ опубликованного незадолго до того сочинения князя М. М. Щербатова - «Путешествие в землю Офирскую Г-на С... Швецкаго дворянина». По причине неизвестности произведения широкой читающей публике автор позволяет себе сделать его подробный пересказ. Историко-культурный подтекст утопии был репрезентирован слабо. Ученого более интересовала зависимость сочинения от традиций мировой литературы.
Труд, в котором утопическое произведение рассматривается в историческом контексте приходится на начало XX века - это «Русский социальный роман XVIII века» (1900). Его автор, историк Н. Д. Чечулин, анализируя «Путешествие в землю Офирскую» показывает некоторые особенности правовой действительности времен создания романа и привлекает для этого элементы биографии писателя. «.Разные сословхя въ Офирской земле распредТляютъ между собою деятельность совершенно такъ, какъ казалось всегда Щербатову наиболее справедливымъ и необходимость чего онъ постоянно доказывать въ засЪдашяхъ Комиссш для сочинешя проекта новаго уложешя: дворяне служатъ, купцы и ремесленники занимаются торговлею и промыслами, крестьяне - это рабы, крепостные» . Так, в начале прошлого века художественные особенности текста описываются неотрывно от правовой и общественной деятельности писателя. Можно сказать, что Н. Д. Чечулин как родоначальник русской утопиологии заложил традиции анализа утопического произведения, при котором утопический идеал писателя рассматривается сквозь призму его политических взглядов. В вышедшем годом позднее исследовании А. А. Кизеветтера «Русская утопия XVIII века» равным образом отмечена связь между законодательной политикой и взглядами М. М. Щербатова. В словах одного из главных героев - вельможи Агибе - исследователь обнаруживает критику «текстов градостроительных проектов Екатерининской эпохи».
В 1922 году появляется первое обзорное исследование по русской утопии - «Русский утопический роман» В. В. Святловского. В отличие от своих предшественников, ученый подвергает анализу не одно, а сразу несколько утопических сочинений XVIII века, уделяя особое внимание роману М. М. Щербатова. Несмотря на конспективность своего труда, автор описывает законодательство идеального государства: «Взаимоотношения (в Офирии - Ю .Р.просты и добродетельны. Законы мягки и снисходительны».
В начале 90-х С. Л. Бэр окончательно обосновывает идейно-мотивную зависимость русской утопии от законотворческих инициатив верховной власти. Он указывает на такую важную особенность как мотивологическая связь литературной утопии с деятельностью комиссии по составлению проекта Нового Уложения: «В некоторой степени утопическая литература отражала имплицитно присутствующий в Наказе образ райской России, в которой правит закон». Исследователь развил данную мысль на примере романа М. М. Хераскова «Нума Помпилий, или процветающий Рим» (1768) - произведения, изображающего идеального правителя и законодавца. Важно отметить, что, рассуждая об особенностях первых русских литературных утопий, автор упомянул лишь несколько произведений, описывающих законодательный идеал. Это и «Приключение Фемистокла» (1763) Ф. А. Эмина и трилогия М. М. Хераскова «Нума Помпилий» (1768), «Кадм и Гармония» (1787), «Полидор, сын Кадма и Гармонии» (1792). В действительности, наблюдения С. Л. Бэра не совсем точны. Первой утопией, в которой также поднимается тема благих законов, следует считать «Сон. Счастливое общество» (1759) А. П. Сумарокова. В то же время мотивы, связанные с идеальным законодательством, можно встретить и в более поздних утопиях, о которых ученый не упоминает. Это «Путешествие в землю Офирскую» князя М. М. Щербатова, «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» В. А. Левшина и другие. Анализ С. Л. Бэра нельзя назвать исчерпывающим не только с фактической, но и с теоретической стороны. В действительности, согласно методологическим построениям самого исследователя, русская утопия была не только панегирической, но и сатирической («russian Utopian and eutopian fiction»). В представленном же ряду текстов указаны лишь так называемые «панегирические» утопии, иллюстрирующие положительные стороны екатерининского законодательства, произведения же, содержащие черты сатиры (классический пример «Хотилов. Проект в будущем» А. Н. Радищева), автор в правовом контексте уже не рассматривает.
Заслуга ученого заключается в том, что он первым указал на законодательную сферу как непременный источник мотивов и идей русской утопической литературы, впервые дал определение законодательной кампании 1766 - 1768 годов, назвав ее эвномией (благозаконием). Впоследствии идеи С. Л. Бэра используются зарубежными и русскими учеными. Так, Л. Геллер и М. Нике применяют определение «эвномический» по отношению к роману «Нума Помпилий», называют патриархальной «эвномией» описанное в «Приключениях Телемака» Фенелона государственное устройство Крита и Салента. В докторской диссертации Е. Е. Приказчиковой «Культурные мифы и утопии в мемуарно-эпистолярной литературе русского Просвещения» (2010) «эвномия» впервые определяется как отдельный вид литературной утопии.
Работа, имеющая непосредственное отношение к проблематике нашего исследования, относится к 2009 году. Это вышедшая в журнале «Актуальные проблемы российского права» (серия «Юридические науки») статья Б. А. Назаренко «Право “Офирского государства” в утопии М. М. Щербатова» . В ней впервые проводится сопоставительный анализ идеальных законов, описанных в художественном произведении, и действующих законов (в данном случае екатерининского «Наказа»). Автор дает довольно детальную ссылку на пункты офирского «Катехизиса законов» и соответствующие ему статьи «Большого наказа императрицы». Например: «закрепление божественного происхождения власти государя (п. 6 “Катехизиса законов” и ст. 625 “Наказа”»). Работа Б. А. Назаренко не является исследованием по филологии, поэтому параллели между литературной утопией и законодательными документами не приводят к выводам биографического или источниковедческого характера: знакомство М. М. Щербатова с текстом «Наказа», возможное обращение писателя к законопроекту во время работы над произведением. Вместе с тем, нельзя отрицать значимость данного исследования для российского литературоведения. Его автору удалось выявить те особенности, которые представляют собой «слабые места» работ по истории литературы. Под «слабыми местами» понимается преимущественно недостаточная историческая аргументированность выводов о зависимости содержания литературной утопии от социально-политической и правовой ситуации.
Один из ярчайших примеров - статья И. З. Сермана «Мечтательная страна Александра Сумарокова» (2000). Автор усматривает в законах совершенного общества едкую насмешку над порядками, принятыми при Елизавете Петровне, и, между тем, не предлагает (вполне ожидаемого в данном случае) сравнительного анализа законодательной политики государыни и утопического идеала писателя. Как следствие, вывод И. З. Сермана: «от иронии и насмешки над истинным положением в государственном управлении Сумароков переходит к собственному утопическому изображению», остается без должной аргументации.
Подводя некоторый итог, следует заметить, что, несмотря на неоднократные утверждения исследователей о связи русской литературной утопии XVIII века и законодательной политики, до сих пор не сформирована традиция рассматривать утопические сочинения в контексте российских законов.
Научная новизна. Среди неотъемлемых признаков утопии нередко называют «всеохватность» . Как отмечает А. Е. Ануфриев, «авторы классических утопий стремились описать все сферы жизни созданных их фантазией стран» . Утопистам, отмечает Т. А. Чернышева, казалось, «что социальную гармонию создать не так уж сложно, нужно только хорошо подумать и написать хорошие законы» . На установлении об отсутствии частной собственности построено общество утопийцев Мора, на законах семьи и брака основано общество Бенсалема.
Закон - неотъемлемый атрибут изображения всякого совершенного правления. Роль его для утопического произведения столь велика, что в зависимости от противопоставленности или, напротив, близости вымышленных законов действующему законодательству меняется жанровая категоризация текста: принадлежность его сатирическому или панегирическому виду утопий.
Настоящая работа представляет собой первое изыскание по истории русской утопии, в котором тема законодательного идеала рассматривается одновременно на обширном материале законов российской империи эпохи просвещенного абсолютизма и целого ряда сочинений утопической мысли.
Среди художественных произведений: «Сон. Счастливое общество» А. П. Сумарокова, «Приключение Фемистокла» Ф. А. Эмина, «Нума Помпилий, или процветающий Рим», «Кадм и Гармония», «Полидор, сын Кадма и Гармонии» - М. М. Хераскова, «Путешествие в землю Офирскую» М. М. Щербатова, «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве» В. А. Левшина, утопические проекты И. И. Тревогина, «Хотилов. Проект в будущем» («Путешествие из Петербурга в Москву») А. Н. Радищева.
Основные юридические сочинения: Анонимное «Мнение об освобождении крестьян», «Замечания на Большой Наказ императрицы Екатерины II», «Размышления о законодательстве вообще» - М. М. Щербатова, «О законоположении» А. Н. Радищева.
Основные законы и законодательные акты: «Деяния московских соборов 1666 и 1667 годов», «Артикул воинский» (1715), «Духовный регламент» (1721), «Большой наказ императрицы» (1767), «Святейшему Правительствующему Синоду Действительного Статского Советника и Синодального Обер-Прокурора Мелиссино Предложения» (1767), «Устав благочиния, или полицейский» (1782), «Свод законов Российской империи» (1832) и др.
Ряд исследуемых нами сочинений до сих пор не опубликован. Это хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов - утопические сочинения литератора и авантюриста И. И. Тревогина и педагогические проекты князя М. М. Щербатова . Среди неизданных работ по истории русской литературы следует назвать и очерк А. А. Дубицкого «Князь Михаил Михайлович Щербатов как историк и писатель» (Отдел письменных источников государственного исторического музея).
К нововведениям в области изучения русской литературной утопии следует отнести итоговую трансформацию традиционных представлений о жанре ряда утопических произведений. Отправной точкой в этом вопросе служит известная монография С. Л. Бэра «Миф о рае в России XVIII века. Утопические модели в ранней русской литературе и культуре» (1991), в которой было представлено и аргументировано членение на панегирический и сатирический виды утопий (и- 1ор1а и еи-1ор!а). Рассматривая художественные тексты на фоне законодательной политики XVIII века, мы последовательно доказываем, что отношение автора утопии к современным ему законам имело определяющее значение: оценка установления как положительного впоследствии являлась причиной создания панегирического типа утопий, тогда как сатирический был основан на критическом восприятии того или иного законоположения. Сопоставильный анализ законов и литературных утопий XVIII века позволяет скорректировать представление о жанровой категоризации последних. Так, утопия Ф. А. Эмина «Приключения Фемистокла», рассматриваемая С. Л. Бэром и как сатирическое, и как хвалебное произведение, при сравнении с екатерининским законодательством приобретает целостность как панегирическая утопия.
С теоретической точки зрения, научную новизну диссертационного исследования обуславливает и введение в терминологический аппарат понятия «дисномия». На основании имеющегося в науке выделения в самостоятельный жанр «эвномии» (eu - благой, nomos - закон) как утопии, в которой прославляется действующее законодательство, мы предлагаем вычленять и «дисномию» (dis - плохой, nomos - закон) - утопию, призванную показать ущербность и недостаточность законов. Ярчайший пример «дисномии» - утопия A. П. Сумарокова «Сон. Счастливое общество», в которой содержится имплицитная критика в адрес императрицы Елизаветы - законодательницы. «Дисномией» следует считать и «Новейшее путешествие, сочиненное в г. Белеве» B. А. Левшина. Черты «дисномии» можно обнаружить в отрывке «Хотилов. Проект в будущем» - «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева, а также в утопическом романе М. М. Хераскова «Полидор, сын Кадма и Гармонии».
Объектом изучения является отражение российской законодательной практики XVIII века в художественном мире утопий А. П. Сумарокова, Ф. А. Эмина, М. М. Хераскова, М. М. Щербатова, В. А. Левшина, И. И. Тревогина, А. Н. Радищева, А. Д. Улыбышева, Ф. В. Булгарина, В. Ф. Одоевского.
Предмет исследования - текстологические, исторические, идейно- мотивные связи литературной утопии и законодательных актов XVIII столетия.
Связь нормативных документов с представлениями об идеалах прослеживается на всем протяжении второй половины XVIII века. Зачастую эти представления облекались в форму художественного текста - утопического сочинения. Этим обусловлена основная цель диссертационной работы - эксплицировать отражение правовых актов в утопических текстах эпохи. Поставленной цели соответствует решение ряда задач: показать текстологические, идейные и мотивные параллели между законами и утопическими произведениями;
объяснить причины заимствований из законов и подзаконных актов в русские утопические тексты;
выявить причины отрицательного или положительного отношения автора- утописта к упоминаемым документам права;
рассмотреть случаи, когда отношение к тому или иному действующему закону влияло на жанр утопического сочинения, привнося в него панегирический или сатирический элемент.
уточнить при необходимости сложившееся представление о том или ином художественном тексте как утопии сатирической или панегирической.
В силу широты изучаемого материала (художественные, законодательные, историко-правовые тексты XVIII века) методология исследования совмещает в себе особенности разных аналитических приемов. При разборе художественных текстов основным является метод комплексного изучения памятников письменности, сочетающий в себе принципы текстологического, источниковедческого и историко-литературного анализа. В изучении автобиографического начала утопической прозы и политико-правовых идеалов писателя неоднократно привлекается биографический метод. Использование культурно-исторического подхода основано на изучении связей утопической литературы, юридических документов и сочинений в области истории и права. Этими же связями обусловлено применение историко-функционального метода.
Методологическую основу диссертации составляют исследования по теории утопического жанра: Ф. Клейнвехтера, Б. А. Ланина, В. Фортунати, А. Петручанни, А. А. Файзрахмановой, В. А. Чаликовой; истории русской литературной утопии: В. В. Святловского, С. Л. Бэра, В. П. Шестакова, Т. В. Артемьевой, И. А. Калинина, Н. В. Ковтун. Уделено особое внимание исследованиям творчества отдельных писателей. Это статьи сумароковедов И. З. Сермана, Ю. В. Стенника, посвященные утопической прозе М. М. Хераскова труды Л. Н. Нарышкиной, А. В. Западова и Л. И. Кулаковой, монографии и статьи о М. М. Щербатове А. Н. Пыпина, Н. Д. Чечулина, А. А. Кизеветтера, Т. В. Артемьевой, связанные с утопическими идеалами И. И. Тревогина изыскания А. И. Старцева, Л. Б. Светлова, А. Л. Топоркова, Е. Е. Дмитриевой и др. Другую группу составляют труды по истории и исследования по истории права XVIII века: Н. М. Карамзина, Н. А. Полевого, С. М. Соловьева, О. В. Ключевского, А. Ф. Кистяковского, М. И. Семевского, О. А. Филиппова, К. А. Писаренко, Дж. Ледонне, С. Бринера, Д. Р. Скотта и др.
Теоретическая значимость работы заключается в углублении научно-исследовательских положений об истории возникновения жанра литературной утопии в России, уточнении его категориальных особенностей, а также в изменении научного представления о жанровой природе ряда утопических текстов XVIII века (обосновании взгляда о преобладании в них сатирического или панегирического элемента), выявлении социально-политического, правового и религиозного идеалов писателей-утопистов, в определении тесной текстологической, исторической, идейно-мотивной связи утопических текстов с законодательными актами XVIII столетия.
Практическая ценность исследования определяется возможностью применения его выводов при чтении курсов по истории русской литературы, специализированных курсов по русской литературной утопии и творчеству писателей XVIII века. Отдельные наблюдения применимы в курсах по русской истории и истории русского права, при создании антологий и учебных пособий.
Степень достоверности исследования определяется, в первую очередь, привлечением достаточного числа источников различного характера (законодательных актов, юридических сочинений, историко-правовых документов, литературных произведений), внимательным отношением к жанровому своеобразию каждой отдельной утопии, рассмотренной в подобном контексте, использованием соответствующих целям и задачам исследования методов анализа.
Апробация работы Основные положения и результаты исследования были представлены в виде докладов на всероссийской конференции «Филологическая наука в XXI веке. Взгляд молодых» (МПГУ, 2014), «Евангельский текст в русской словесности: цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр» (ПетрГУ, 2014), на Международном конгрессе «Русская словесность в мировом культурном контексте» (Москва, 2014), «Мировая словесность для детей и о детях» (МПГУ,
2015, всероссийской конференции «Русская классическая литература в мировом культурно-историческом контексте» (Литературный институт имени М. Горького, 2016), международной научной конференции «Литературный процесс в России ХУШ-Х1Х веков. Светская и духовная словесность» (ИМЛИ, 2016), международной научной конференции «Русский язык и литература в поликультурной среде» (КГПУ им В. П. Астафьева, 2017). По теме исследования опубликовано одиннадцать работ, в том числе шесть - в научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
На защиту выносятся следующие положения:
1. С момента своего появления (эпоха европеизации) русская литературная утопия неразрывно связана с темой идеального закона;
2. Для воссоздания образа идеального государства утописты использовали элементы действующего законодательства;
3. Обращение утопистов к правовой сфере оставило свои «следы» в русских утопических текстах;
4. Влияние законов на тексты указанного содержания нашло свое выражение в текстологических, идейных и мотивных заимствованиях;
5. Отношение автора изображаемого утопического идеала к действующему законодательству определяло сатирическую или панегирическую направленность текста.
Структура диссертации. В соответствии с целями и задачами исследования работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 222 наименования.
Картина изображения совершенного общества в литературе неразрывно связана с законодательным идеалом. Несмотря на прославление безыскусного образа жизни утопийцев, нормы государства описывает Т. Мор, теме гражданского и уголовного правосудия уделяет внимание автор «Города Солнца» Т. Кампанелла. В ряду непременных черт русской социально-политической утопии также следует назвать идею благих законов . Автор первого русского утопического произведения А. П. Сумароков основывает счастливое общество на кратких и жестких установлениях, нравственные и гражданские нормы становятся объектом описания князя М. М. Щербатова в утопии «Путешествие в землю Офирскую», закон естественный прославляет в «Новейшем путешествии» масон-B. А. Левшин.
Между тем, отдельных работ, посвященных законодательному идеалу в утопической литературе, ранее не существовало. Отдельные попытки описать моральный кодекс представителей идеального государства сквозь призму масонских взглядов сочинителя не позволяли получить развернутое представление об истоках его правового эталона. Комплексный подход, при котором учитываются возможная вовлеченность автора в правовую сферу действительности (например, участие в комиссиях по составлению проекта Нового уложения), наличие отдельных трудов по юриспруденции и общая историко-правовая ситуация в стране (издание фундаментальных законов и установлений) позволяет эксплицировать те смыслы, которые находились в основе изображаемых законов и были не очевидны вне обозначенного контекста.
Указанный метод привел к пересмотру представлений о жанровой детерминированности ряда утопических произведений. Так, «Приключения Фемистокла» Ф. А. Эмина, произведение, которое американским славистом C. Л. Бэром трактуется как полусатирическое-полухвалебное сочинение, в связи с екатерининскими законами о лихоимстве обретает жанровую целостность как панегирическая утопия. Черты утопии-дисномии (dis-плохой, nomos-закон) обнаруживаются в «Новейшем путешествии» В. А. Левшина при сравнении его с текстом «Большого наказа императрицы». Образ офирского полицейского- священнослужителя помимо традиционного масонского объяснения приобретает вполне определенные прототипы в законодательстве «Северной Минервы» - ее знаменитом «Наказе» и «Уставе благочиния».
Идея мудрых указов стала достоянием русской утопии с самого момента ее зарождения. Однако по-настоящему прочно тема идеальных установлений вошла в утопическую литературу с момента созыва Комиссии по составлению проекта Нового Уложения 1766 - 1768 гг. * * *
Среди идей, имеющих отношение к законодательному идеалу, есть ряд таких, которые являются общими как для зарубежных, так и для отечественных утопий. Это скорость в решении судебных дел и краткость нормативных установлений. В памфлете «Сон. Счастливое общество» (1759): «ДЪла окончеваютъ очень скоро, для того что очень мало спорятъ, а еще менше пишутъ», в утопии Л. С. Мерсье «все дела, входившие в ведение полиции, разбирались чрезвычайно быстро», в политическом романе князя М. М. Щербатова «всякое уголовное дело повелевают без всякого мешкания исследовать». На судебном здании из «Сна» А. Д. Улыбышева вывеска: «Святилище правосудия открыто для каждого гражданина, и во всякий час он может требовать защиты законов».
Представление о чрезмерной объемности закононодательных актов сопровождает утопические тексты на всем протяжении XVIII века. В самой первой российской утопии, изображающей счастливое общество, «Книга узаконений» содержит всего 2-3 пункта, в ухронии Л. С. Мерсье «основанные на разуме и человечности предписания... мудры, ясны, отчетливы и немногочисленны». Не велик и гражданский катехизис офирян М. М. Щербатова.
Следующей особенностью, объединяющей законотворческий эталон утопий России и Запада, является вовлечение государя в судебно-правовые дела своей страны. Так, правитель Египетской земли Сизострис Фенелона сам принимает всякого, кто представляет ему жалобу или какое-либо иное сообщение. «Великий человек» мечтательной страны Сумарокова «всТхъ подданныхъ своихъ приемлетъ... ласково, и всТ дТла выслушаваетъ терпеливо», государыня Фракии Ф. А. Эмина вместе с присяжными рассматривает дела с целью вынести самое справедливое решение.
В отличие от элементов сюжета, которые могли быть заимствованы отечественной утопией у своей старшей сестры - утопии западной и наоборот черты воссозданного нормативного эталона и в том и в другом случае были куда более злободневными, обусловленными состоянием судебно-правовой системы «здесь и сейчас». Автор произведения об идеальном социально-политическом устройстве, естественно, исходил из недостатков или достоинств оного в современности. Таким образом, государственно-правовой образец в каждом случае представлял собой актуальный конструкт, отвечающий веяниям своего времени.
Между тем, отдельных работ, посвященных законодательному идеалу в утопической литературе, ранее не существовало. Отдельные попытки описать моральный кодекс представителей идеального государства сквозь призму масонских взглядов сочинителя не позволяли получить развернутое представление об истоках его правового эталона. Комплексный подход, при котором учитываются возможная вовлеченность автора в правовую сферу действительности (например, участие в комиссиях по составлению проекта Нового уложения), наличие отдельных трудов по юриспруденции и общая историко-правовая ситуация в стране (издание фундаментальных законов и установлений) позволяет эксплицировать те смыслы, которые находились в основе изображаемых законов и были не очевидны вне обозначенного контекста.
Указанный метод привел к пересмотру представлений о жанровой детерминированности ряда утопических произведений. Так, «Приключения Фемистокла» Ф. А. Эмина, произведение, которое американским славистом C. Л. Бэром трактуется как полусатирическое-полухвалебное сочинение, в связи с екатерининскими законами о лихоимстве обретает жанровую целостность как панегирическая утопия. Черты утопии-дисномии (dis-плохой, nomos-закон) обнаруживаются в «Новейшем путешествии» В. А. Левшина при сравнении его с текстом «Большого наказа императрицы». Образ офирского полицейского- священнослужителя помимо традиционного масонского объяснения приобретает вполне определенные прототипы в законодательстве «Северной Минервы» - ее знаменитом «Наказе» и «Уставе благочиния».
Идея мудрых указов стала достоянием русской утопии с самого момента ее зарождения. Однако по-настоящему прочно тема идеальных установлений вошла в утопическую литературу с момента созыва Комиссии по составлению проекта Нового Уложения 1766 - 1768 гг. * * *
Среди идей, имеющих отношение к законодательному идеалу, есть ряд таких, которые являются общими как для зарубежных, так и для отечественных утопий. Это скорость в решении судебных дел и краткость нормативных установлений. В памфлете «Сон. Счастливое общество» (1759): «ДЪла окончеваютъ очень скоро, для того что очень мало спорятъ, а еще менше пишутъ», в утопии Л. С. Мерсье «все дела, входившие в ведение полиции, разбирались чрезвычайно быстро», в политическом романе князя М. М. Щербатова «всякое уголовное дело повелевают без всякого мешкания исследовать». На судебном здании из «Сна» А. Д. Улыбышева вывеска: «Святилище правосудия открыто для каждого гражданина, и во всякий час он может требовать защиты законов».
Представление о чрезмерной объемности закононодательных актов сопровождает утопические тексты на всем протяжении XVIII века. В самой первой российской утопии, изображающей счастливое общество, «Книга узаконений» содержит всего 2-3 пункта, в ухронии Л. С. Мерсье «основанные на разуме и человечности предписания... мудры, ясны, отчетливы и немногочисленны». Не велик и гражданский катехизис офирян М. М. Щербатова.
Следующей особенностью, объединяющей законотворческий эталон утопий России и Запада, является вовлечение государя в судебно-правовые дела своей страны. Так, правитель Египетской земли Сизострис Фенелона сам принимает всякого, кто представляет ему жалобу или какое-либо иное сообщение. «Великий человек» мечтательной страны Сумарокова «всТхъ подданныхъ своихъ приемлетъ... ласково, и всТ дТла выслушаваетъ терпеливо», государыня Фракии Ф. А. Эмина вместе с присяжными рассматривает дела с целью вынести самое справедливое решение.
В отличие от элементов сюжета, которые могли быть заимствованы отечественной утопией у своей старшей сестры - утопии западной и наоборот черты воссозданного нормативного эталона и в том и в другом случае были куда более злободневными, обусловленными состоянием судебно-правовой системы «здесь и сейчас». Автор произведения об идеальном социально-политическом устройстве, естественно, исходил из недостатков или достоинств оного в современности. Таким образом, государственно-правовой образец в каждом случае представлял собой актуальный конструкт, отвечающий веяниям своего времени.
Подобные работы
- РЕЦЕПЦИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ ТЕКСТОВ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ УТОПИИ XVIII ВЕКА
Авторефераты (РГБ), литература. Язык работы: Русский. Цена: 250 р. Год сдачи: 2018 - Философский проект правового государства в культуре предреволюционной России
Диссертации (РГБ), философия. Язык работы: Русский. Цена: 700 р. Год сдачи: 2002 - Философский проект правового государства в культуре предреволюционной России
Диссертация , философия. Язык работы: Русский. Цена: 500 р. Год сдачи: 2002 - Философский проект правового государства в культуре предреволюционной России
Диссертации (РГБ), философия. Язык работы: Русский. Цена: 500 р. Год сдачи: 2002