ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ
ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОГО КОНСТРУКТА ТЕРРОРИЗМ 13
ЕЕ Теория социального конструктивизма как научный подход к анализу социального конструкта «терроризм» 14
1.2. Специфика современного терроризма как социального конструкта 32
ГЛАВА 2. ЭМПИРИЧЕСКИЕ ОЦЕНКИ СТРУКТУРЫ СОЦИАЛЬНОГО
КОНСТРУКТА ТЕРРОРИЗМ И ЕГО ВЗАИМОСВЯЗИ С
ИДЕНТИЧНОСТЬЮ И СТИЛЯМИ АНТИТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ 58
2.1. Оценка воспринимаемой актуальности и опасности террористической
угрозы как основной угрозы безопасности 58
2.2. Содержательные компоненты образного восприятия социального
конструкта «террорист» 62
2.3. Самоидентификация и социальный конструкт терроризм 78
2.4. Оценка предпочтений в выборе стратегий антитеррористической
борьбы 86
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 102
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ПО
ПРИЛОЖЕНИЕ А. Результаты контент-анализа содержательных компонентов социального конструкта «террорист» 121
ПРИЛОЖЕНИЕ Б. Результаты контент-анализа структуры самоидентификации 131
ПРИЛОЖЕНИЕ В. Образец опросника 135
Актуальность исследования.
Терроризм претерпел значительные видоизменения в XXI веке. В 1990¬е годы терроризм воспринимался как внутренняя проблема конкретных государств - организации крайне правых радикалов [70]. После теракта 11 сентября 2001 года концепт терроризма смещается [70], превращаясь из региональной проблемы в глобальную угрозу. Складывается так называемая «культура терроризма» [93, с. 94], под которой понимаются психологические и социальные последствия террористических актов, которые угрожают уже сложившемуся общественному порядку в глобальном масштабе. Именно после 11 сентября 2001 года заговорили о международном терроризме, «менее многоликом, но зато технологически более оснащенном, чем прежний, а потому приводящем к многочисленным разрушениям и жертвам» [29, с. 197]. В XXI веке стало абсолютно очевидно, что современный терроризм приобрел новые черты. К таким особенностям «нового терроризма» [29, с. 197]относятся:
1) популярность религиозного оправдания [93]. Появилось большое количество террористических организаций, в основе идеологии которых лежит религия как одна из самых значимых частей культурного самоопределения. «Культура террора характеризуется «священным насилием» или «апокалипсическим насилием», масштабность и массовость которого не знает прецедентов в истории человечества» [93, с. 94]. Некоторые ученые называют его «чистым насилием» [93, с.94]. Именно с помощью религии можно наиболее быстро решить внутреннюю проблему терроризма, которая относится к нормам универсальной морали — убийство невинных. Как правило, именно религия ложиться в основу легитимизации убийства невинных. Прежде всего, создается понятие, что «среди Других невиновных нет, поскольку все они угрожают сообществу и стремятся к уничтожению его идентичности» [80, с. 60]. В связи с этим массовые убийства Других не являются преступлением, а представляют собой акт очищения мира от зла или восстановления справедливости.
2) глобальные масштабы [93]. В условиях глобализации для современных террористов не существует национальных и географических преград. Создаются новые типы террористических организаций — сетевые, что в значительной степени упрощает процесс коммуникации между членами, не смотря на национальные преграды. Считается, что почти все современные террористические организации носят транснациональный характер и имеют значительные международные связи. Идея о влиянии глобализации на террористические организации, которое приводит к их укрупнению (создание неких террористических ТНК) и увеличению взаимосвязи между уже существующими, очень важна. Именно на основе противостояния данной угрозе, которая кажется гомогенной и глобальной, укрепляется и усиливается идентичность «международного сообщества». В противостоянии «международного терроризма» и «международного сообщества» закрепляются достижения глобализации.
3) разнообразие вооружения [93]. Современные террористы считают, что «использование любого оружия оправдано и дозволено» [93, с.94]. Развитие современной науки и техники привели к тому, что негосударственные организации получили возможность обращения к практически любому типу оружия, включая оружие массового уничтожения. Террористическим организациям приписывают обладание огромными возможностями и потенциалам. Однако следует отметить, что наибольшее количество терактов было реализовано без применения оружия массового уничтожения, поскольку приобретение и применение его требует серьезных финансовых затрат и научных знаний. Но возможность применения террористами ядерного, химического или бактериологического оружия иллюстрирует необходимость для всех стран объединить свои усилия для противостояния распространению оружия массового уничтожения и для борьбы с глобальной террористической угрозой.
4) изменение целей террористов [93]. Современный терроризм характеризуется массовостью жертв. До второй половины XX века «цели террористических атак были ограничены членами определенных групп» [56, с.268]. На настоящее время целью террористических атак становится все общество в целом. «Все Другие являются легитимной целью» [93, с.94]. Не признается никаких различий между виновными и невиновными. Современный терроризм предстает в качестве актора, существующего в мире по Гоббсу — война всех против всех. Современная формирующаяся мировая система безопасности характеризуется борьбой глобализирующегося «международного сообщества» с глобальной угрозой «международный терроризм».
Безусловно, отмеченные выше особенности нового типа терроризма, которые ему приписываются, показывают определенные тенденции включения террористических организаций в систему мировой политической и социальной жизни. Дальнейшее игнорирование и маргинализация данного социально-психологического явления не отвечает тому реальному влиянию, которое оно оказывает на современную жизнь. Именно это определяет терроризм как одну из наиболее актуальных проблем, которая требует тщательного и многостороеннего исследования.
Степень научной разработанности проблемы.
Тема терроризма как психо-социального явления сейчас является одной из самых популярных в плане междисциплинарных исследований. Широкий спектр работ по данной проблематике можно разделить на несколько групп.
1) Работы, посвященные теоретическому осмыслению социального конструктивизма. Той теме были посвящены работы отечественных ученых
А. Астрова, О.Е. Столяровой [7; 27], зарубежных специалистов А. Вендта, Н. Онуфа, Ф. Краточвила, Б. Андерсона, П. Бурдье, Б. Латура [94; 95; 96; 74; 65; 2; 8; 66; 67].
2) Исследования терроризма как сложного социального феномена. Социальный подход к анализу терроризма применяли Д. Драгунский,
B. Н.Лукин, В. Люлечник, А. Макарычев, К.Е. Петров [12; 14; 15; 16; 22], а также их зарубежные коллеги Б. Боуден, Д. Бимен, К.А.Дж. Коди, Ф. Де Зулуэта, Р.Дж. Фрей и С.В. Моррис, А.Х. Гаррисон, Т. Форсберг [36; 39; 43; 46; 55; 56; 53].
3) Литература, посвященная психологии насилия и терроризма. Среди авторов необходимо назвать отечественных исследователей В.А. Соснина и ТА. Нестика, Ю.М. Антоняна, Д.В. Ольшанского [25; 3; 20], Из зарубежных исследователей нужно отметить А.Р. Чарльза и Х.М. Боумена, Дж. Рае, Дж. Викторофф и М. Шреншав, Ф. Зимбардо [41; 77; 92; 82; 13; 97].
4) Блок исследований образного восприятия терроризма. К данной группе можно отнести работы С. Чамберс и А. Костайн, П. Дженкинса, Дж. Матуситз, С.А. Таля и А. Лави-Динура, М. Косовская ее исследовательской команды [40; 59; 69; 83; 63].
5) Литература, посвященная стратегиям ведения конфликтов и разрешения их. Большой вклад внесли научные центры исследования психологии конфликта Kilmann diagnostics и Foundation Coalition [60; 54]. Кроме этого стоит отметить работы отечественных авторов А.Я. Анцупова и А.И. Шипилова, а также их зарубежных коллег Р. Фишера, В. Уру, Б. Паттона,
C. А. Крокера, Р. Дж. Фишера, Д. Элермана [5; 51; 52; 44; 52; 49]
Всего в исследовании было использовано 97 работ, 32 на русском языке и 65 на иностранном (английском и испанском).
Объект и предмет исследования.
Объектом исследования является социальный конструкт терроризм, существующий на личностном уровне и выраженный в образах.
Предметом исследования является взаимодейстиве образного восприятия терроризма как сложной структуры с самоидентификацией и стилями антитеррористической борьбы.
Цель, задачи и рабочие гипотезы.
Цель работы - выявить взаимосвязи между образным восприятием социального конструкта «террорист» с самоидентификацией предпочетаемыми стилями ведения конфликта с террористми.
Задачи:
1) Рассмотреть теорию социального конструктивизма как теоретико-методическую основу исследования.
2) Проанализировать особенности современного терроризма как социально-сконструированного феномена.
3) Сформулировать ключевые содержательные компоненты образов террориста.
4) Определить взаимосвязь образов террориста с самоидентификацией респондентов.
5) Изучить основные стили антитеррористической борьбы и их взаимосвязь с образами террориста и самоидентификацией.
В начале исследования были выдвинуты следующие предположения:
1) Негативные образы террориста будут связаны с социальной идентичностью респондентов.
2) Демонизированный образ терроризма будут коррелировать с соперничеством как основным стилем конфликтного поведения.
3) Позитивные коннотации терроризма будут связаны с универсальной идентичностью респондентов и компромиссом как основным стилем конфликтного поведения.
4) Группы студентов-теоретиков МО более позитивно воспринимают образ террориста, чем курсанты Военного Центра, где будет превалировать негативный образ.
Методы исследования.
В теоретичко-методологическую основу исследования легла теория социального конструктивизма, которая рассматривает явления на интерсубъективном уровне. Наши представления о мире, как и наше отношение к нему формируется с учетом материальных фактов, а также нашего восприятия этих фактов и постоянной социальной практики с ними. Другими словами, наше отношение к объектам имеет социальную природу, определяя нас самих и формируя наше поведение по отношению к Другим.
В исследовании был использован метод опроса, позволяющий выявить количественные и качественные показатели, характеризующие восприятие респондентами терроризма и предпочтения в стилях антитеррористической политики.
Первый опросник оценивает восприятие основных глобальных угроз. Список угроз был адаптирован из социально-политического исследования проведенного газетой Гардиан [57]. Изначально исследование предлагало оценить такие угрозы как: глобальные изменения климата, мировой экономический кризис, ИГИЛ, Иранскую ядерную программу, кибер-атаки, противоречия с Россией и территориальные споры с Китаем. Для адаптации к целям исследования и культурно-географической специфики респондентов были введены такие угрозы как терроризм и миграция. Угрозы ядерной программы Ирана, противоречий с Китаем и Россией были переформатированы в угрозу применения ядерного оружия, международная активизация Китая и конфликт на Украине, как наиболее понятные и актуальные темы.
Второй опросник нацелен на выявление смысловых составляющих социального конструкта «террорист» и «Я», а так же на определение стратегическизх предпочтений в противостоянии с террористами (приложение В).
В составлении опроса были применены следующие методики: тест «20 определений» Куна-Макпартленда, а также модифицированный вариант «20 определний», который простит ответить на вопрос: «Кто такой террорист?» [19]; модифицированный опросник Томаса-Киламнна на стратегии поведения государства в конфликте с терроризмом (Опросник просит оценить стратегию конфликтного поведения государства против террористической организации, действующей на его территории).
При составлении опросников был применен принцип генерализации, те. попытка вырвать понятие терроризма из определенного культурного и исторического контекста, как это зачастую делают средства массовой информации и официальные институты [21;73]. Эта попытка определяется тем, что целью исследования были индивидуальные представления о терроризме, которые, как и предполагалось, берут свои корни, прежде всего, из социальный идентичности. «Каждый из нас создает защитные механизмы, позволяющие чувствовать себя особенным, не таким, как все, и, конечно же, «выше среднего уровня. (...) Из-за них мы не замечаем, насколько похожи на других.(...) Кроме того, такие механизмы защиты мешают нам вовремя остановиться, задуматься и избежать нежелательных последствий нашего поведения» [13, с. 403-404]. Именно эти механизмы заставляют студентов думать, что их представления о терроризме являются уникальными, а предложенные меры по борьбе с ним инновационными.
Для анализа полученной информации применялись качественный и количественный контент-анализ, методы математической статистики, проводимые с помощью пакета 8Р88 13.0, включающие методы дескриптивной статистики, сравнительный и корреляционный анализ.
Характеристики выборки.
Респонденты — студенты Уральского Федерального Университете в г. Екатеринбурге.
Первая группа — 66 человек (М-27, Ж-39) в возрасте от 20 до 22 лет, студенты 4 курса департамента международных отношений УРФУ, которые проходят курс по выбору «Терроризм в международной политике». Данная группа представляет собой будущих политических аналитиков и специалистов по разработке превентивной политики и политики национальной безопасности [11].
Вторая группа — студенты военного центра отделов сухопутные силы, военно-воздушные силы и отдела специальной подготовки. Всего 83 (М-83) человека в возрасте от 17 до 27 лет. Данная группа отражает видение будущих военных и офицеров правоохранительных органов, в чьи задачи входит борьба с террористической угрозой [17].
Выборка состоит из студентов со специальной политической и лигвистической (МО) подготовкой, а также военно-спортивной подготовкой (Военный центр), которые могут попасть в группу риска вербовки террористическими организациями. В интерьвю член Общественной Палаты Е. Сатомринва и председатель научно-консультативного совета Антитерроричтисеского центра СНГ М.Кочубей рассказали о группах риска, которые интересуют вербовщиков. К ним относятся, в первую очередь, студенты - молодые специалисты в области политики, лингвистики, военного дела, нефтедобычи и нефтеразведки, журналисты, химики, молодые люди с отличной спортивной подготовкой [18]. Средний возраст завербованных около 23 лет [9]. Еще одним критерием являются «ослабленные фильтры критического восприятия мышления» [10], связанные с психологическим статусом - неуверенность, проблеммы с адоптацией, конфликты со взрослыми, неустроенность. Важным также является нижкий уровень финансовой обеспеценности [1]. Другое исследование, проведенное психологами А.Р. Чарльзом и Х.М. Боумоном, показало, что террорист, скорее, одинокий мужчина, в возрасте 22-24 года с, как минимум, начальным университетским образованием, возможно в сфере гуманитерных наук, из семьи с средним-высоким достатком и значимым социальным статусом [41].
Стоит отметить, что данные приведенные для группы риска (табл. №1) совершенно не являются ни исчерпывающими, ни обязательными. Как указывает в своем исследовании Дж. Рай попытки создать единый профайл террориста сложны и неплодотворны в силу отсутствия единого определения и многообразия существующих группировок [77]. Этнические, гендерные и даже возрастные показатели будут сильно варьироваться в зависимости от контекста. Так, например возраст большинства боевиков Тигров освобождения Тамил-Илама 16-17 лет и младше [77]. А средний возраст самых разыскиваемых террористов(22 человека), список которых был опубликован ФБР в 2001 году — 37 лет [77].
Однако, очевидно, что выбранные группы респондентов 1) в силу специфики их подготовки звинтересованны в изучении вопросов терроризма; 2) имеют разные ориентации профессиональной подготовки - студенты МО сфокусированны на теоретическом осмыслении угроз национальной безопасности, курсанты Военного Центра изучают практически аспекты обеспечения безопасности и предотвращение угроз; 3) обе группы отвечают критериям групп риска.
Научная новизна и значимость.
Впервые была предпринята попытка проанализировать восприятие терроризма, как социального конструкта и определить его связь с представлениями о себе и определить взаимозависимость с предпочтительными стилями урегулирования этого асимметричного конфликта. Выявлены составляющие сложного, неоднородного представления о террористе. Установлена связь между структурой самоидентификации и наиболее активными образами террориста в формировании дихотомии Я-Другие. Выявлена корреляция между доминирующими образами террориста и предпочтениями в стратегии государственной антитеррористической борьбы.
Впервые в рамках отчественных исследований были подробно освещены теоретические положения теории социального конструктивизма, которые открывает новый подход к осмыслению социальных и политических исследований через призму психо-социального восприятия. В исследовании был использован интегративный междисциплинарный подход, объединяющий в себе положения различных психологических, политический и конфликтологических направлений и теорий, что позволяет рассматреть проблему с разных ракурсов, не ограничиваясь диспозитарным подходом.
Полученные данные могут быть использованы для формирования профилактических мероприятий, направленных на просвещение, предотвращение вербовки и радикализации молодежи. Результаты могут лечь в основу теоретических курсов в области психологии безопасности, международных отношений, конфликтологии, а так же практических курсов развития навыков критического мышления, переговорческих способностей, урегулирования конфликтов. Дальнейшие исследования могут помочь в предварительной идентификации группы риска среди студентов и молодежи.
В данной работе был проанализирован социальный конструкт «терроризм», сформированный на личностном уровне, в двух группах, чья профессиональная подготовка уделяет особое внимание этой угрозе международной безопасности. Респондентами в данном исследовании выступали студенты Департамента Международных Отношений, выбравшие курс спецподготовки «Терроризм в мировой политике» и курсанты Военного Центра, которым по окончании обучения будет присвоено офицерское звание.
Обе группы оценивают терроризм как наиболее актуальную и опасную для них самих угрозу. Второе место по значимости занимает существование Исламского государства (ИГИЛ) и мировой экономический кризис. Стоит отметить, что оценка актуальности для всех угроз выше, чем их воспринимаемая опасность. Это связано с одной стороны с географическими и социально-экономическими особенностями региона, а так же является механизмом защиты от возрастающего давления со стороны постоянно ростущего числа угроз и Системы, которая использует данные угрозы в своих целях.
При оценке образа террориста был использован принцип генерализации. Влияние Ситуации [13] и конкретного культурно-географического контекста игнорировалось намеренно, чтобы получить наиболее общую картину систем образов и взаимосвязей с идентичностью и конфликтными стилями.
В результате качественно контент-анализа удалось установить существование 4 основных образов террориста: маньяка-убийцы, прагматика- специалиста, романтика-идеолога и солдата поневоле. Эти концепты не существуют самостоятельно и независимо друг от друга. Напротив, они находятся в тесной взаимосвязи.
Маньяк-убийца характеризуется психическими расстройствами, которые толкают его на насилие; получением иррационального удовольствия от террора и общими негативными коннотациями. Он является ядерным элементом негативного контекст-зависимого кластера. Этот демонизированный образ служит механизмом сплочения идентичностей, о чем свидетельствуют статистически значимые корреляции образа маньяка-убийцы с социальным Я и универсальным Я, обнаруженные у группы курсантов. Таким образом, отрицая все негативные черты и приписывая их терроризму, мы формируем два взаимоисключающих «лагеря»: Мы-люди и Террористы-нелюди. Такое отношение было характерно при расщепленной идентичности, где персональное Я и анонимность воспринимались как отдельные не связанные ни с чем структуры. При этом основной стратегией конфликтного поведения для курсантов становится соперничество, те. силовое решение конфликта, исходя из своих собственных интересов. То, что А. Вендт назвал решение системой самозащиты [94].
Таким образом, теоретические выводы оказались лишь частично подтвержденными на практике. Система самозащиты и возможных альянсов, свойственных соперничеству как стилю конфликтного поведения связаны прежде всего с социальной и универсальной идентичностью. В отличии от предположения А. Вендта, что может существовать универсальная идентичность и ценности, как высшая форма социального устройства [95], включающая в понятие Мы понятие Другие, исследования показали что универсальная идентичность все равно будет включать в себя дихотомия Мы- люди УЗ. Они-нелюди. Подобная система не способствует развитию коллективной безопасности, но может привести к более стабильным альянсам. Однако, скорее «дружить будем против единой угрозы», а не «ради единой идеи».
Таким образом, предположение 1 подтвердилось частично для группы курсантов, а для группы студентов МО было опровергнуто. Негативные, контекст-зависимые образы террориста тесно связаны с социальной и универсальной идентичностью в случае дезинтеграции персонального Я и анонимности с другими структурами самоидентификации. Более позитивные коннотации (прагматик-специалист) образа террориста связаны с социальным Я (в группе курсантов) и персональной идентичностью (в группе студентов МО).
Анализ образа маньяка-убийцы не выявил статистически значимой связи со стилями конфликтного поведения. Таким образом, мы не можем принять предположение 2. Демонизированный образ террориста не коррелируют с соперничеством как основным стилем антитеррористической политики.
Еще одним образом, входящим в негативный кластер является образ солдата поневоле. Как и маньяк-убийца он вынужден обстоятельствами прибегает к насилию (в его случае это скорее социальные проблемы, а не психические заболевания), он имеет низкий уровень развития и преследует собственные эгоистические интересы. В отличие от маньяка-убийцы, данный образ является более рациональным и не требует обширных контекстуальных данных. Он является дополнительным, переходным элементом от негативного контекст-зависимого кластера к позитивному контекст-независимому, что показывает его более низкий уровень связи с социальной и универсальной идентичностью курсантов.
Позитивней контекст-независимый кластер включает в себя образы прагматика-специалиста и романтика-идеолога.
Прагматик-специалист является наиболее рациональным образом [63]. Тем не менее, как и маньяк-убийца, он находится внутри общества и живет по его правилам. Данный образ включает в себя такие характеристика как высокие умственные и организационные способности, профессионализм, использование насилия как средства достижения цели. Этот образ является вторым по популярности, после маньяка-убийцы.
Анализ показал, что образ прагматика-специалиста единственный, которые показал значимые связи с Я-персональным в обеих группах. Скорее всего, это свзано с профессиональной спецификой изучаемых респондентов. Хорошие специалисты провоохранительны служб и политические аналитики в области международной безопасности имеют схожие профессиональные качества с прагматиком-специалистом [20]. Они умны, образованны, целеустремленны, имеют развитые организаторские способности, не боятся прибегнуть к насилию, как крайней мере. Корреляционных связей между положительным кластером образов террориста и универсальной идентичностью выявлено не было.
При этом была обнаружена связь между данным образом и склонностью к компромиссу, как способу управления конфликтом между государством и террористами. Однако более значимая корреляция была обнаружена между романтиком-идеологом и компромиссом. Таким образом, частично принимается предположение 3, которое подтверждено наличием значимых корреляций между позитивным кластером и компромиссом.
Романтик-идеолог включает в себя такие факторы как верность идее и/или идеологии, активная позиция в защите коллективных интересов и романтизация. С солдатом поневоле его связывает виктимность — оба они являются изгоями уже существующей Системы. Как и маньяк-убийца, романтик относится скорее к одиночкам, хотя и входит в организацию как идол/гуру/духовный или идейный лидер. В тоже время, если не физически, то на метафизическом уровне романтик-идеолог является организатором и вдохновителем террористической группы, объединяя ее. Образ романтика- идеолога пересекается с прагматиком-специалистом — оба эти образа представляют руководящие структуры террористической организации. Их связь иллюстрирует положительная корреляция, обнаруженная в обеих изучаемых группах. Оба эти концепта формируют позитивный контекст-независимый кластер.
В тоже время развитый образ романтика-идеолога имеет негативную корреляцию с соперничеством как основным трендом антитеррористической политики.
Сравнивая группы аналитиков-теоретиков, обучающихся по направлению международные отношения, и курсантов, получающих практические знания и навыки обеспечения безопасности, стоит отметить, что существуют существенные различия как в восприятии социального конструкта «террорист», так и в осознании собственной идентичности и привычных стилей разрешения конфликтов.
В результате анализа были обнаружены статистически значимые различия в восприятии образа романтика-идеолога и потребности в контексте. В группе студентов МО образ романтика-идеолога оказался наиболее разнообразным и значимым. В свою очередь, курсанты Военного Центра склонны воспринимать более иррациональный и аморфный образ маньяка-убийцы, что показывает качественный анализ. Поэтому для снижения уровня тревожности необходим значительный объем контекстуальных данных, которые могли бы помочь идентифицировать угрозу по визуально заметным признакам (культура, национальность, пол, внешний вид). Исходя из полученных данным, можно сделать вывод, что действительно, студенты Департамента Международных отношений воспринимают терроризм более рационально и позитивно, чем курсанты Военного Центра. Позитивный контекст-назависимый кластер у студентов МО занимает 41,6% всего социального конструкта «террорист». У курсантов этот процент значительно меньше 24,71%. Таким образом, мы можем принять предположение 4 и признать, что студенты теоретики склонны к восприятию более позитивного образа террориста, чем студенты практики.
Более того, сравнивая идентичности респондентов необходимо отметить, что структура идентичности у них отличается. У студентов МО структура идентичности взаимосвязана и показывает значимые положительные корреляции между персональным, социальным и универсальным Я, которые противопоставляются анонимности. Представления о собственной идентичности у курсантов дезинтегрированны. Анонимность и персональное Я воспринимаются как отдельные сущности, а вот между Я-социальным и Я- универсальным существует взаимосвязь.
Существует заметные различия и в восприятии наиболее успешного стиля антитеррористической политики. Курсанты Военного Центра отдают предпочтение соперничеству, а студенты МО предпочитают компромисс, как ведущие стили разрешения конфликтов.
В результате исследования удалось установить, что существуют значительные различия между группами студентов-теоретиков и студентов- практиков, специализирующихся на вопросах международной и национальной безопасности.
Курсанты склонны к активации негативного контекст-зависимого кластера социального конструкта «террорист». Их идентичности дезинтегрированны: создается повышенная необходимость в определении Я- человек через отрицание Он (Террорист) -нечеловек. Предпочтительной стратегией антитеррористической политики становится соперничество, те. силовое, бескомпромиссное решение проблемы (уничтожение и полная победа).
Студенты МО склонны к более позитивному контекст-независемому восприятию террориста. Лидирующим и наиболее развитым типом является образ романтика-идеолога. Все структуры идентичности респондентов вазаимосвязанны и противопоставлены анонимности. Основным стилем антитеррористической политики является поиск компромиссного решения.
Негативный контекст-зависемый кластер социального констуркта «терроризм» связан с негибким силовым решением проблемы терроризма. При этом на уровне самопонимания происходит значительная дезинтеграция идентичностей формируя устойчивую дихотомию Я-человек УЗ. Террорист- нечисть. Позитивный, более рационалистический кластер социального констуркта не является контекст-зависимым и позволяет прибегнуть к более гибкому стилю разрешения конфликта между государством и терроризмом. В группе студентов-теоретиков, где данный клатер наиболее развит наблюдается взаимосвязанное, интегрированное восприятие себя в противоположность анонимности.
Из результатов исследования ясно, что социальный конструкт «терроризм» имеет очень глубокие корни и связан с идентичностю. В тоже время его последствия можно наблюдать в том, какой же из стилей антитерорристической политики будет поддержен респондентами.
Данное исследование намеренно избегало обсуждения о влиянии ситуационных факторов на поведение. Это выходило за рамки данного исследования. Однако, Ситуация является значимым элементом и необходимо помнить о том, что именно контекст (реальный, а не предполагаемый, как это зафиксированно в социальном конструкте) может активировать те или иные сегманты сложной структуры образов социального конструкта «террорист», превращая маньяка-убийцу в романтика-идеолога или прагматика-специалиста в солдата поневоле.
Чтобы противостоять подобному манипулированию со стороны СМИ, государственных структур и заинтересованных группировок важно помнить:
1) «Как Вы узнали об этом?» - этот простой вопрос заставляет нас задуматься об источниках полученной информации. Разумеется, многая информация касающаяся террористических атак засекречена и не стоит наедятся, что кто-то из ФБР станет открывать первоисточники. Однако всегда существуют улики и неопровержимы факты, которые можно подтвердить и перепроверить [59] Необходимо уметь отделять их от предположений и частных точек зрения [73].
2) «В чем интерес?» Любое сообщение передается для чего-то. Эти цели могут быть очевидными. Израиль обвиняет Палестину в терроризме, преувеличивая опасность арабов и мусульман для государства; правоохранительные органы заинтересованны объяснить почему не смогли предотвратить терракт или деполитизировать акт насилия. Однако, многие цели далеко не так прозрачны. «Подход к терроризму зачастую включает в себя идеалогические модели, где оценка конкретного инцидента будет неразрывно связана с целостной мировозренческой кортиной данного человека» [59, с. 194]. Чтобы оценить подобные скрытые интересы необходимо помнить о социальном и политическом контексте, где циркулирует данная информация. Необходимо выбраться из предопределенной модели для того, чтобы оценить интересы всех сторон и обсуждения вокруг них.
3) «Это соответствует тому, что я уже знаю?» Важнейшим механизмом, который помогает противостоять манипуляциям, является память, особенно сегодня, когда существует огромное количество механизмов записи и воспроизведения. Практика показывает, что в зависимости от сиюминутных интересов оценка фактов, да и сами факты могут перестаиваться и меняться. «В декабре 2001 года все знали, что Мухаммед Атта (один из организаторов терракта 11 сентября 2001) встречался с иракским шпионом в Праге; в июне 2002 этот факт уже считался выдумкой конспирологов» [59, с,. 194]. И зачастую такая реконструкция реальности происходит в угоду новому политическому курсу.
Эти три простых вопроса помогут правильно оценить новую информацию и инкорпорировать ее с учетом вашей идентичности и интересов.
1. «Страшная сказка ИГИЛ» будет распространяться в вузах стран
СНГ // Спутник. - 16.12.2015, [Электронный ресурс]. URL:
http : //sputnikarmenia. ru/revie w/20151216/1409688, html (Дата обращения
2.03.2016)
2. Андерсен Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Б. Андерсон. - М.: ”КАНОН-пресс-Ц”, «Кучково поле», 2001. - 288 с
3. Антонова Н.В. Проблема личностной идентичности в интерпретации современного психоанализа, интеракционизма и когнитивной психологии / Н.В. Антонова // Вопросы психологии. - № Г- 1996. - С. 131-143
4. Антонян Ю.М. Психология убийства / Ю.М. Антонян. - М.:
Юристъ, 1997. - [Электронный ресурс]. URL:
https://bookmate.com/books/aub9YHAw (Дата обращения 2.12.2015)
5. Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология / А.Я. Анцупов, А.И. Шипилов. - Спб.: Питер, 2015. - 528с.
6. Арон Р. Демократия и тоталитаризм / Р. Арон // Библиотека Гумер
[Электронный ресурс]. URL:
http : //www, gumer. info/bibl iotek Buks/Polit/Aron/14. php (Дата обращения
20.9.2015)
7. Астров А. Обходной маневр в теории международных отношений:
От реализма к традиционализму / А. Астров // «Неприкосновенный запас». - №5(43) - 2005. [Электронный ресурс]. URL:
http : //magazines. russ. ru/nz/2005/43/aa5. html (Дата обращения 20.9.2015)
8. Бурдье П. Опыт рефлексивной социологии / П. Бурдье// Теоретическая социология: Антология; Часть 2 / Пер. с англ., фр., нем., нт. Сост. и общ. ред. С. П. Баньковской. - М.: Книжный дом «Университет», 2002. - [Электронный ресурс]. URL: http://bourdieu.name/ (Дата обращения 20.9.2015)
9. В России вышла книжка "Страшная сказка ИГИЛ" // ЦентрАзия,
17.12.2015. [Электронный ресурс]. URL:
http : //www, centrasia. ru/ne ws A. php? st= 1450367400 (Дата обращения 2.2.2016)
10. В России издали брошюру «Страшная сказка ИГИЛ» // Интерфакс. - 16 декабря 2015. [Электронный ресурс]. URL: http://www.interfax.ru/russia/485347^ara обращения 2.2.2016)
И. Департамент Международных отношений // УрФУ, [Электронный ресурс]. URL: http://fir. ispn.urfu.ru/overview/( Дата обращения 2.2.2016)
12. Драгунский Д. Фобос и Деймос. Терроризм как инструмент политической консолидации / Д. Драгунский // Космополис. - №1(17). - 2004. - С. 5-10
13. Зимбардо Ф. Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев / Ф. Зимбардо. - М.: Альпина нон-фикшн, 2013. - 740с.
14. Лукин В.И.Терроризм и проблемы безопасности в глобальном мире / В.Н. Лукин // Теоретический журнал CREDO NEW. - № 2004 [Электронный ресурс]. URL:http://credonew.ru/content/view/426/56/ (Дата обращения 20.9.2015)
15. Люлечник В. Террористы: кто они? / В. Люлечек // Русский Глобус октябрь. - №10. - 2005. [Электронный ресурс]. URL: http://www.russian- globe.com/N44/Lulechnik.TerroristuktoOni.htm (Дата обращения 20.9.2015)
16. Макарычев А. Терроризм: энциклопедии, археология, грамматика. /
А. Макарычев // Индекс безопасности. - №2(82), т.13. - с. 133-146.
[Электронный ресурс]. URL:
http : //www, pircenter. org/data/publications/sirus2/Makarychev. pdf (Дата обращения
20.9.2015)
...