ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА I. НАРОДНАЯ ЛИРИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ В СТРУКТУРЕ ПОВЕСТИ «ЖИТИЕ ОДНОЙ БАБЫ» 14
1.1. Художественные особенности фольклорной лирической песни 14
1.2. Традиция фольклорной песни в повести Лескова 21
1.2.1. Роль народной лирической песни в воплощении характеров героев повести 21
1.2.2. Значение фольклорной песни для развития сюжета повести Лескова26
ГЛАВА II. СЕМЕЙНО-БЫТОВАЯ ОБРЯДОВАЯ ПОЭЗИЯ В СТРУКТУРЕ
ПОВЕСТИ Н. С. ЛЕСКОВА 30
2.1. Структура и поэтика народного свадебного обряда, его взаимосвязь с
погребальным действом 30
2.2. Художественная роль семейно-обрядовой традиции в «Житии одной
бабы» 36
2.2.1. Место свадебного обряда в повести Н.С. Лескова 36
2.2.2. «...Не свадьба это была, а похороны»: элементы погребальной
обрядности в повести 40
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 47
Н.С. Лесков вошел в литературу в зрелом возрасте, с уже сложившимся мировоззрением, которое мало поменялось на продолжении всего его большого творческого пути. Несмотря на позднее вступление в литературную жизнь (в возрасте 30 лет), писатель почти сразу обращает на себя внимание общественности. Стебницкий (один из сорока псевдонимов Лескова) быстро перерастает в себе публициста и переходит к работе на уровне художественной прозы: работает в жанре рассказа, очерка, повести (1862 год: «Разбойник», «Погасшее дело», «В тарантасе»; 1863 год: «Ум свое, а черт свое», «Овцебык», «Язвительный», «Житие одной бабы»). Своеобразная «проба пера» ничуть не умаляет мастерства, с которым художник подходит к работе над своими первыми художественными произведениями: «Уверенно очерчены[у Лескова] контуры своего художественного мира, успешно разрабатывается и яркий индивидуальный стиль»[Лесков 1988: 11].
Как современники писателя, так и исследователи указывают на то, что Лесков, в полной мере являясь человеком своего времени, вместе с тем абсолютно самобытен. Так, например, Д.С. Лихачев говорит: «...сознавая место и значение Лескова в закономерно литературном процессе, мы всегда отмечаем, что это удивительно самобытный писатель. Даже среди классиков русской прозы, каждый из которых представляет собой яркое, неповторимое художественное явление, даже среди них Лесков выглядит несколько необычно» [Лихачев 1988: URL]. Наряду с этим исследователи стремятся установить связи писателя с современным ему литературным процессом. К примеру, Максим Горький ставит Лескова в один ряд с Гоголем, Толстым, Тургеневым, Гончаровым.
Вопрос о принадлежности Лескова к реалистическому направлению в литературоведении всегда решался однозначно. Однако, была развернута полемика вокруг отнесения творчества писателя к той или иной разновидности реализма. К психологическому течению Лескова относят такие исследователи, как У.Р. Фохт, И.П. Видуэцкая (сближая Стебницкого с Л.Н. Толстым и Ф.М. Достоевским). В то же время авторы коллективной монографии «Развитие реализма в русской литературе»(1973), среди которых числится тот же УР. Фохт, замечают: «Можно предлагать и другие течения, и их разновидности, пока остающиеся еще не осознанными и научно неопределёнными» [Фохт 1973: 41]. Споры литературоведов о своеобразии реализма Лескова связаны с тем, что психологизм в его произведениях совершенно другой, отличный от психологизма Л. Толстого, Ф. Достоевского, И. Гончарова и других ярких представителей этого реалистического течения, поэтому приравнять, поставить Лескова в один ряд с ними не представляется возможным.
Писатель не отрицал опыт других писателей и учился как у предшественников, так и у современников. Например, говоря об учителях Лескова, нельзя обойти вниманием фигуру Н.В. Гоголя. Подобно ему, Лесков видел в литературе путь исцеления социальных язв современности. Автор ранних статей и личных воспоминаний, освещающих актуальные общественные проблемы, постепенно вырастет в Лескова-художника, повествующего на злободневные темы. Статьи о тюремном быте ведут к «каторжным» главам «Леди Макбет», о женском труде - к «Обойденным», о произволе рекрутских присутствий - к будущим страницам «Владычного суда» и «Овцебыка». Наследуя гоголевскую традицию, Лесков также нередко создает иллюзию непосредственной записи рассказов от бывалых людей.
Ф.М. Достоевский также может быть поставлен в ряд великих учителей Лескова, но с некоторыми уточнениями. В.В. Виноградов в своей работе «Достоевский и Лесков в 70-е годы XIX века» (1961) говорит о том, что писатели «оставались чуждыми друг другу по основному направлению творчества» [Виноградов 1961:URL]. Однако, Е.М. Пульхритудова, напротив, настаивает на целом ряде внутренних сближений в творчестве художников и делает вывод об учительском отношении Достоевского к Лескову, но с важным уточнением - Достоевский был «учителем-антагонистом» [Кирпотин 1971: 136]. Ю. Селезнев полагает, что общих черт между художниками все же намного меньше, «нежели - отталкивания, не говоря уже о нейтральных, несоприкасающихся сторонах их творчества» [Богданов 1983: 124]. Можно говорить о том, что в раннем творчестве Лескова еще прослеживается влияние раннего Достоевского, но дальше их творческие пути расходятся в известной степени далеко друг от друга. Вместе с тем, известным остается тот факт, что и Достоевского, и Лескова особым образом интересовали нравственные проблемы личности.
Внимание к проблемам личности у Лескова также тесно связано с «учительным» значением литературы. Он говорил: «Чем талантливее писатель, тем хуже, если в нем нет общественных чувств и сознания того, во имя чего он работает и с кем он работает» [цит. по: Столярова 1978: 4]. Собрание сочинений Лескова Д.С. Лихачев сравнивает с «огромным задачником»: в нем «даются сложнейшие жизненные ситуации для их нравственной оценки, и прямые ответы не внушаются, а иногда допускаются даже разные решения»; этот задачник учит читателя «активному добру, активному пониманию людей и самостоятельному нахождению решения нравственных вопросов жизни» [Лихачев 1988: URL]. И.П. Видуэцкая отмечает, что подобный «проповеднический пафос творчества», «увлеченность нравственными проблемами и выдвижение вопросов этики на первый план» мы можем наблюдать в творчестве Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского [Развитие реализма... 1973: 215].
В пореформенную кризисную эпоху Лесков, вслед за Достоевским и Толстым, не приемлет ни буржуазных отношений, ни идеи революции, возлагая главные надежды на духовное пробуждение личности. Поэтому, по справедливому утверждению исследователей, постоянными и актуальными в творчестве Лескова становятся «проблемы национального сознания русского народа, национального самосознания человека из народа, веры и безверия» [Старыгина 2000: 27]. Особый интерес Лескова к народу обусловил особенности не только метода, но и стиля, и жанра писателя.
Стремление Лескова к обретению «истины» породило целый ряд произведений, объединенных темой так называемого «праведничества». Как пишет А.А. Горелов, «слово "праведник" связано с фактическим обретением литературными персонажами «правды», понимаемой как истина жизни не только ими самими, но и писателем» [Горелов 1988: 234]. Целенаправленно к этой теме Лесков обращается в первой половине 70-х годов, когда пишет роман «Соборяне» (1872). В период с 1873-1874 гг. автор публикует «Запечатленного ангела», «Очарованного странника» и «Захудалый род», в которых явно прослеживаются «эстетические заявки программного характера» [Горелов 1988: 255]. После этого рождается целый цикл - «Праведники», о котором писатель скажет: «Я дал читателю положительные типы русских людей. Весь мой 2-й том под заглавием «Праведники» представляет собой отрадные явления русской жизни. Эти «Однодумы», «Пигмеи», «Кадетские монастыри», «Инженеры-бессребреники», «На краю света» и «Фигура» - положительные типы русских людей. Этому тому своих сочинений я придаю большое значение. Он явно доказывает, был ли я слеп к хорошим и светлым сторонам русской жизни» [цит. по: Фаресов URL].
Данная тема разрабатывается писателем и за рамками названного цикла. Вершиной в воплощении темы праведничества становится «Левша» (1881) - пожалуй, самое известное произведение Николая Семеновича. Во всех этих произведениях «в центре его внимания примечательные характеры, описанные им почти с документальной точностью реальные людские судьбы, события и происшествия» [Столярова 1978: 184]. Большинство праведников было найдено Лесковым не в привилегированных сословиях, а среди людей зависимых, служилых, среди тех, кому сложнее всего соблюсти правоту.
Как для самого писателя, так и для его героев основой практической нравственности была религия. Лесковский герой руководствуется мыслью о необходимости совершения благих дел для своего спасения. В связи с этим В. Ю. Троицкий замечает, что «многие образы писателя были «иконами», но не в том смысле, что они были религиозны по существу, а в том, что наиболее значительные их черты отражались писателем «сатирически», «традиционно», в духе религиозных жанров, жанров фольклора и древней русской литературой: житий и притч, легенд и преданий, сказаний, анекдотов и сказок» [Троицкий 1974: 31]. Мы воспринимаем эти образы как вечные, так как временные рамки стираются посредством того, что все рассказы ведутся «кстати», «между прочим». Как отмечает Н.Н. Старыгина, «эти люди невинны, незаметны, но ежедневно, ежечасно совершают они подвиг доброго участия и помощи ближнему. Они «пламенеют желанием добра» <...> и исповедуют религию деятельной любви. В этом состоянии их душ, в этой религии - красота их мира» [Старыгина 2000: 18].
Важно отметить, что при выстраивании данного концепта Лесков «не сосредоточивается на формировании человеческих ценностей в итоге пересмотра привычных воззрений, а, напротив, находит нечто живое в недрах традиционного уклада, в рамках сословных отношений» [Богданов 1983: 208]. И это сближает писателя с такими авторами, как Островский, Некрасов, Мельников-Печерский. Все они, как и Лесков, питали неподдельный интерес к народной бытовой культуре. Они видели в ней проверенную веками жизненную практику, которая, сопрягаясь с современностью, совершенно по- новому окрашивала ее.
Своеобразие реализма писателя, специфика тем его произведений обусловливает формирование особенного стиля. Именно стилевое своеобразие произведений автора будет наибольшим образом выделять художника на фоне общей канвы литературного процесса. После смерти Лескова журнал «Труд» напишет, что данный автор «характеризуется своим стилем едва ли не больше, чем своими взглядами и сюжетами» [Цит.по: Гроссман 1945: 270]. Критики и литературоведы (В.Ю. Троицкий, Л.П. Гроссман, А. Чичерин, Д.С. Лихачев, К. Кедрови др.) при изучении стилевого своеобразия писателя в первую очередь обращают внимание на специфику его повествовательной манеры. Она заключается в том, что характеры героев выражаются в первую очередь через склад их говора. Писатель позволяет герою выразить себя тем же языком, которым тот пользуется в своей повседневной жизни, благодаря чему раскрывается вся наивность, которой наполнен образ мыслей героя, и удивительного рода смекалка, с которой герой пользуется словом. «В этом - целая поэтика, целая система писательской работы. В этом - основы характерологии Лескова» [Гроссман 1945: 270].
Несмотря на то, что такой тип повествования был не нов для русской литературы (подобная форма ведения повествования была заложена еще А.С. Пушкиным в его «Повестях Белкина», Гоголем в его «Вечерах на хуторе близ Диканьки», «Шинели», «Записках сумасшедшего») можно с уверенностью сказать, что Лесков обходился с этой формой умело, даже виртуозно.
Стоит отметить, что для стиля Лескова не малое значение имеет и т.н. «очерковость», с ее установкой на достоверность описанных событий (см. раб. Б.Я. Бухштаба, Л. Гроссмана). Данная установка подкрепляется Лесковым якобы документальными текстами и свидетельствами, проявляется в тенденции подкрепить повествование локальным фольклором, собственными впечатлениями от прочитанных книг (Квазимодо В. Гюго, иллюстрированная зоология Юлиана Симашки), рефлексией на тему увиденных когда-либо картин[Гроссман 1956: 13]. Таким образом писатель погружает читателя в социокультурный контекст эпохи и дает возможность рассказать о той или иной социальной среде выходцу из этой среды, своеобразному первоисточнику.
Это обусловливает тот факт, что «многие произведения писателя строятся, в основном, на монологе («Разбойник», «Воительница»), повествовании от имени героя-рассказчика («Смех и горе», «Запечатленный ангел», «Очарованный странник» и многие другие) или в форме мемуаров, дневника героя («Соборяне», «Захудалый род», «Детские годы» и др.). В результате события оцениваются с точки зрения повествователя, поэтому приобретает особое значение интонация рассказчика, в значительной степени определившая стиль повествования» [Троицкий 1974: 167-168].
Стиль лесковской прозы определяет работу в рамках жанра, который принесет немалую славу писателю: имеется ввиду жанр сказа. Но стоит отметить, что данной жанровой формой творчество Стебницкого далеко не исчерпывается. Корпус произведений писателя представлен и злободневными романами, историческими хрониками, сатирическими обозрениями, рассказами, апокрифами, легендами, повестями, житиями, художественными бытописательными очерками, рапсодиями, анекдотами и т.д.
Лесков далеко не всегда пользовался, так сказать, «жанровыми клише». В творчестве писателя присутствуют произведения, для которых автор подбирает и уникальные жанровые заголовки, такие как «автобиографическая заметка», «авторское признание», «открытое письмо», «биографический очерк» («Алексей Петрович Ермолов»), «фантастический рассказ» («Белый орел»), «маленький фельетон», «заметки о родовых прозвищах» («Геральдический туман») , «семейная хроника» («Захудалый род»), «наблюдения, опыты и приключения» («Заячий ремиз»), «картинки с натуры» («Импровизаторы» и «Мелочи архиерейской жизни»), «Notabene к воспоминаниям» («Народники и расколоведы на службе») и проч.
Особенно хотелось бы отметить влияние на писателя таких жанровых форм, как притча и легенда. Данные жанры переживают свой расцвет, параллельно творчеству Лескова, и в произведениях Некрасова, Л.Толстого, Гаршина, Короленко, Мамина-Сибиряка. Однако, легенды Лескова и легенды вышеперечисленных писателей были совершенно своеобразным явлением литературы, взятые по отдельности. Легенды Лескова «явились реалистическим художественным переосмыслением сюжетов древнерусского Пролога. Формально их можно отнести к историческим повестям или легендам, но если учитывать самое существо их, - это не история, увиденная глазами современника, а именно исторические «редкости» и «курьезы», осмысляемые человеком нового времени» [Троицкий 1974: 90-91].
Таким образом можно заключить, что писатель пользуется жанровыми формами, позволяющими достаточно быстро и емко реагировать на события и полемику современных писателю лет.
Итак, большинство ученых склоняется к отнесению творчества писателя к философско-психологическому течению русского реализма (иногда еще определенее - религиозно-философскому). В то же самое время очевидно, что характер лесковского психологизма принципиально иной, чем у других представителей названного течения. Усваивая опыт своих предшественников и современников, Лесков-художник вырабатывает свой неповторимый стиль.
Не раз исследователи обращали внимание на большое значение традиций древнерусской литературы и устного народного творчества для произведений Лескова. Писатель умел не только включать отдельные элементы фольклорных жанров в структуру произведения, но и синтезировать с их помощью новые формы моделирования героев и сюжетики.
Объектом нашего исследования избрана повесть «Житие одной бабы» (1863). В данном произведении образ главной героини - Насти - обрисован на фоне событийной канвы, в которой очевидно обнаруживаются структурные параллели и глубинные связи с древнерусской литературой (в т.ч. с агиографическим жанром). Безусловно, исследователи многократно обращались в своих трудах к разработке данной проблемы в том или ином аспекте (И.В. Столярова, В. Ю. Троицкий, И. Е. Мелентьева, Н. А. Филатова, Е. В. Яхненко, О. В. Васильева и др.), что объясняет в рамках нашей работы лишь косвенное внимание к этому вопросу.
К примеру, О. В. Васильева в своих статьях («"Страдание" в мотивном комплексе повести Н.С. Лескова "Житие одной бабы"»(2008), «Мотивный комплекс раннего творчества Н.С. Лескова»(2009) и др.) рассматривает сюжет построение интересующей нас повести в аспекте жанровых традиций жития. В рамках статей к данному вопросу обращается также Д. Б. Терешкина [Терешкина 2013: 165-169]и др. Изучение повести «Житие одной бабы» в рамках диссертационных исследований также привлекает внимание ученых преимущественно с точки зрения роли традиций древнерусской литературы, особенно традиции житийной: И. Е. Мелентьева «Образы и темы литературы Древней Руси в творчестве Н. С. Лескова»(2004),Е. В. Яхненко «Жанровые традиции древнерусской литературы в творчестве Н. С. Лескова»(2003).Н. А. Филатова в диссертации «Традиции древнерусской литературы в творчестве Н. С. Лескова»(2012)в указанном исследовательском ключе посвящает изучаемой нами повести раздел «Поэтика повести Н.С. Лескова "Житие одной бабы"», где выявляет межтекстовые связи прозы писателя с житийной традицией, подробно анализирует элементы структурной цитации, отмечает текстуальные параллели.
Наше внимание сосредоточено на другой, не менее важной для понимания повести, традиции - фольклорной, ставшей предметом данного исследования. В «Житии...» Лесков опирается на целый ряд фольклорных жанровых традиций: приметы, святочные гадания, анекдоты, лирические песни, обрядовая составляющая. Данные жанры в повести привлекали внимание исследователей в контексте изучения более общих вопросов, связанных с мифопоэтической составляющей творчества писателя. К примеру, А. А. Горелов в монографии «Н. С. Лесков и народная культура»(1988) лишь намечает перспективы исследования фольклорной составляющей в данной повести в связи с разговором о становлении идейных и творческих воззрений писателя. И. В. Поздина в монографии «Повести Н. С. Лескова 1860-х годов в аспекте жанрового синкретизма мифопоэтики и народной культуры»(2009)уделяет сравнительно большое внимание повести и анализирует мотивные комплексы в песенно-лубочном аспекте моделирования сюжета произведения и сюжет «любовного романа» в интересующей нас повести и повести «Леди Макбет Мценского уезда». Г. А. Шкута в диссертации «Фольклорные и древнерусские сюжеты и мотивы в творчестве Н.С. Лескова: мифопоэтический аспект»(2005) также идет методом мотивного анализа. Указанием на перспективность изучения данной темы ограничиваются в рамках своих диссертаций и монографий также Н. Н. Старыгина [Старыгина 2000], С. И. Зенкевич[Зенкевич 2005]и др.
В результате осуществленного анализа литературы, мы пришли к выводу о том, что, несмотря на очевидный интерес отечественного литературоведения к роли фольклорных традиций в прозе Лескова, данный аспект изучения повести «Житие одной бабы» остается по-прежнему перспективным для современного научного взгляда. Отдельного внимания заслуживает рассмотрение художественной роли обрядовой традиции в повести, поскольку свадебный обряд не только занимает одно из центральных мест в сюжетно-композиционной структуре произведения, но и, на наш взгляд, связан с ситуацией погребального обряда. Необходимость разрешения возникших вопросов, а также углубления представления о поэтических особенностях повести «Житие одной бабы» обусловливает актуальность данной работы.
Цель нашей работы состоит в выявлении художественной роли фольклорных жанров в повести Н.С. Лескова «Житие одной бабы».
Данное исследование будет сосредоточено на исследовании функционирования в тексте лирической песни и обрядовой составляющей как ядерных компонентов фольклорного содержания повести.
Для достижения цели необходимо выполнить следующие задачи:
1) охарактеризовать родовую специфику и поэтическое своеобразие народной лирической песни;
2) выявить роль народной лирической песни в воплощении характеров героев повести «Житие одной бабы»;
3) охарактеризовать сюжетообразующую роль фольклорной песни в повести Лескова;
4) описать историческую связь свадебного и погребального обрядов в фольклоре;
5) выявить в тексте Лескова значение элементов свадебного обряда, глубинно связанного с ситуацией погребального действа.
Научная новизна исследования состоит в расширении и углублении существующего научного представления об идейно-художественной специфике повести Н.С. Лескова «Житие одной бабы» в аспекте народнопоэтических традиций.
Методология исследования основана на сравнительно-историческом, системно-структурном методах, базируется на научных трудах отечественного лескововедения (А. П. Видуэцкая, А. А. Горелов, Л. П. Гроссман, К. Кедров, А. А. Кретова, И. Е. Мелентьева, Н. Н. Старыгина, И. В. Столярова, В. Ю. Троицкий и др.), трудах отечественной фольклористики, посвященных изучению семейно-обрядовой поэзии и русской народной лирики (О. А. Седакова, Д. М. Балашов, Н. П. Колпакова, Н. В. Зорин, И. В. Власова, М. М. Громыко, И. Ю. Сарафанова, С. Г. Лазутин и др.).
Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов в ходе изучении творчества Н.С. Лескова в средней общеобразовательной школе.
Апробация работы. Материалы исследования послужили основой для докладов на международных НПК молодых ученых «Актуальные проблемы филологии» (Екатеринбург, УрГПУ: 2016, 2017, 2018 гг.), «Litteraterra: проблемы поэтики русской и зарубежной литературы» (Екатеринбург, УрГПУ: 2017), «INITIUM» художественная литература: опыт современного прочтения»(Екатеринбург, УрФУ: 2018) с последующими публикациями в сборниках научных трудов.
Структура работы состоит из введения, двух глав (с выделением параграфов), заключения, списка использованной литературы.
Николай Семенович Лесков питал неподдельный интерес к народной культуре. Писателю было важно выразить своего героя в его связи со всеми русскими людьми, с общей национальной традицией. Именно поэтому творчество Лескова пронизано поэтикой древнерусской литературы. Исследователи всегда находили данную составляющую художественного мира писателя крайне важной и уделяли ей внимание, в том числе, и при изучении повести «Житие одной бабы». Прежде всего, лескововедов интересовала очевидная агиографическая составляющая этого произведения (разработанная такими исследователями, как И. Е. Мелентьева, Н. А. Филатова, Е. В. Яхненко, О. В. Васильева и др.), в силу чего изучение данной литературной традиции в повести Лескова на сегодняшний день представлено достаточно полно, если не исчерпывающе.
Значительно реже в рассмотрении художественных особенностей повести «Житие одной бабы» литературоведы обращались к роли традиций фольклорных жанров, несмотря на многократное упоминание перспективности разработки данной проблемы, в том числе в трудах современных лескововедов (И. В. Поздина, Г. А. Шкута, Н. Н. Старыгина, С. И. Зенкевич и др.). Если роль образно-мотивного строя народной лирической песни в повести Лескова рассматривается в некоторых работах исследователей (А. А. Горелова, И. В. Поздиной, Л. Озерова и др.), то менее очевидная обрядовая составляющая в произведении, на наш взгляд, до сих пор оставалась без должного внимания литературоведов, что обусловило актуальность и новизну нашего исследования.
В первой главе нашей работы целостный анализ роли народной лирики в «Житии одной бабы» предваряется предпринятым теоретическим обобщением современного представления о своеобразии фольклорной лирической песни в аспекте родовой специфики и поэтического своеобразия. В ходе анализа лесковской повести нами было выявлено, что народная лирическая песня имеет особенную ценность для раскрытия характеров героев. Автор позволяет персонажам выразить себя не напрямую (например, через диалоги, письма и проч.), а именно через песню, образный и интонационный строй которой включается в индивидуальный стиль речи героев («глаза черные, щечки румяные», «Касатка моя! Голубочка!», «душа кроткая да доля кручинная»,«Хороший какой да румяный!» и т.п.). Народная лирическая песня также берет на себя функцию медиатора коммуникации героев: посредством песни Настя знакомится со Степаном; герои сближаются друг с другом во время «игры» в песню; Настя «вызывает» Степана из дома песней при попытке бежать от семьи и т.д. Тяга к народной песне говорит также о желании главных героев преодолеть свое одиночество («бедная головушка», «печали прибудет», «горе великое», «тоска-печаль несносная»), быть сопричастными идеальным представлениям о любви и счастливой жизни, сформированным в поэтике лирической песни («Соловьем я свистну, молодец. / На мой посвист ты откликнешься / Перепелочкою-пташечкой, / Свое горе позабудем мы, / Простим грусть-тоску сердечную. / Выходи, моя зазнобушка, / На совет, любовь, на радощи...»).
Нами было обнаружено, что лирическая песня (с ее богатым багажом традиционных мотивов и сюжетов) играет важнейшую роль и в моделировании хода событий повести Лескова, во многом предрекая дальнейшее развитие действия: песня предрекает сближение Насти и Степана (через сложенные веками тексты они «озвучивают» друг другу свое взаимное желание изменить судьбу и найти близкого человека); песенный эпиграф к повести об «ивушке», которую срубили «под самый корешок», предрекает трагическую судьбу героини, и дает понять, что Настина песня, не успев начаться, уже совсем скоро закончится (несчастливое замужество - незаконная любовь - смерть).
Обобщив современное представление о свадебном обряде и его исторической взаимосвязи с обрядом погребальным, во второй главе работы нами были выявлены композиционные элементы свадебного обряда и их художественная роль в повести Лескова. Анализ эпизода женитьбы Григория и Насти позволил обнаружить несоответствие внешних акциональных проявлений обряда (сватовство, рукобитье, просватанье, обрученье, венчание и т.д.) и заложенной в них семантики. Читатель не обнаруживает традиционного свадебного «возрождения» невесты, а наоборот: чем ближе становится день свадьбы Насти и Григория, тем более нагнетаются образы и мотивы смерти.
С нашей точки зрения, в своей повести Лесков опирается на глубинное сходство обрядовой ситуации свадебного и погребального действ, которое обусловливает близость их образно-мотивных планов (не случайно автор повести подчеркивает: «Говорил народ, что не свадьба это была, а похороны»). Нами предложен самостоятельный анализ образов и мотивов погребальной обрядности, заложенных в подтексте повести, которые, к сожалению, до сих пор не были замечены лескововедами, в то время как их осмысление имеет принципиальное значение для интерпретации всего произведения.
Особое внимание обращаем на детали портрета героини, все более уподобляющейся покойнику («Лицо стало такое длинное да бледное, как воск», «Ни кровинки не видно было в ее лице, и не бледное оно было, а как- то почернело»» и т.п.). Лесков играет на контрастах, изображая внутреннюю раздвоенность героини на «светлую, живую» и «темную, мертвую» стороны. В итоге «мертвенная» сторона героини очерчивается наиболее четко, что позволяет нам, вслед за терминологией О. А. Седаковой, выделить архаическую метафору «смерть-Настя» (как неразрывное единство).
Этапы свадебного обряда в повести Лескова все больше напоминают составляющие обряда погребального: обряжание невесты оборачивается обряжанием покойника, венчание - отпеванием; уныние гостей во время пира соотносится с обычаем славян называть похороны «унылой свадебкой»; свадебная карета оборачивается в описании Лескова гробом; то, что героиня спотыкается у алтаря, свидетельствует о неблагословении высших сил; одаривание господ соотносится с раздариванием приданого умершей девушки; поведение героини за праздничным столом доказывает невозможность ее «реинкарнации»; свадебные кушанья оборачиваются традиционной поминальной пищей («когут жареный» и «пшенная каша с коровьим маслом») и т.п. После кратковременного возрождения Насти (в любви к Степану) ее ждет возвращение в мир холода и смерти: Степан и новорожденный ребенок Насти умрут в остроге (где «холодная» и «сырая» казарма уподобляется могиле), затем мучительной смертью умрет и героиня (сумасшествие, замерзает зимой в лесу, ее труп «оттаивают в избе и потрошат»).
Однако, несмотря на страшную физическую кончину героини, несмотря на нагнетание мотивов смерти, Лесков акцентирует наше внимание на ангельском начале Насти («совсем точно ангел небесный стала»», «словно тень ее ходит, а ее самой как нет, будто душечка ее отлетела»). Пройдя ряд мученических испытаний на земле, героиня, как понимает читатель, получает искупление по ту сторону жизни. И здесь фольклорные традиции повести тесно взаимосвязаны уже с другой, агиографической традицией, благодаря чему произведение приобретает высокий гуманистический пафос.
Таким образом, предпринятое исследование позволило углубить и расширить существующее представление о роли традиционных фольклорных жанров в повести «Житие одной бабы». Мы понимаем, что данная работа не исчерпывает всех нюансов сформулированной темы. Предметом более масштабного исследования может стать рассмотрение обрядовой традиции в ряде произведений Н. С. Лескова, а также характер взаимосвязи фольклорных и древнерусских литературных традиций в прозе писателя.