Почти полторы тысячи лет насчитывает история сино-тибетских отношений. В современной историографии Тибета сложилась тенденция рассматривать историю этих взаимоотношений с точки зрения так называемого тибетского вопроса, или выяснения исторического статуса Тибета по отношению к Китаю.
Существуют две главные парадигмы тибетского вопроса. Китайская парадигма тибетского вопроса основывается на концепции единого Китая, которым на протяжении тысячелетий правили сменяющиеся династии различных этносов единой семьи народов Китая. В отношении Тибета утверждается, что, начиная с династии Юань (1279-1368 гг.), Тибет всегда находился в той или иной формальной зависимости от центрального правительства, правящего в данный промежуток истории Китаем. Построение образа «китайского Тибета» (Zhongguo Xizang), как и «независимого Тибета» в видении диаспоры, основывается на упрощенных символах, с помощью которых обосновывается утверждение о том, что Тибет является частью Китая. Согласно официальной пропаганде, старый Тибет был воплощением жестокого режима крепостников, народно-освободительная армия Китая освободила Тибет и принесла тибетскому народу счастье и процветание.
По тибетской парадигме Тибет на протяжении своей 2-тысячелетней истории был независимым государством. Во времена династии Юань (1279-1368 гг.) (монголов) и Цин (1644-1911 гг.) (маньчжуров) между ламами-правителями Тибета, с одной стороны, и монгольскими ханами и маньчжурскими императорами, с другой, сложились уникальные отношения духовного наставника и светского покровителя, которые полностью утратили свою значимость с падением династии Цин. Подчеркивается также, что данные отношения имели место между тибетцами и монголами/маньчжурами, и поэтому китайское правительство не вправе утверждать свою власть над Тибетом, основываясь на этих отношениях. Поэтому, с точки зрения правительства Далай-ламы XIV, введение войск НОАК в Тибет в 1951 г. является актом агрессии и незаконной оккупацией Тибета. Построение образа «независимого Тибета» тибетской диаспорой основано на таких символах, как: старый Тибет — идеальная страна (Шангрила), незаконная оккупация, геноцид, репрессии, насильственная ассимиляция, справедливая борьба за права человека, за свободу и независимость. Симпатии огромного большинства людей в мире лежат на стороне этого образа Тибета.
По моему мнению, интерпретация тибетского вопроса в рамках «китайского Тибета» или «независимого Тибета» в видении диаспоры представляет собой особый вид политического мифотворчества, целью которого является попытка обосновать и оправдать свои претензии на право представлять интересы Тибета на международном уровне. Как показали результаты исследования, тибетский вопрос- это главным образом западный конструкт, сложившийся со времени распада Цинской империи в 1911 г. При этом Запад играет центральную роль в конструировании конфликта и является основным действующим лицом в оформлении проблемы. По этой причине выяснение исторического статуса Тибета с помощью современных западных правовых норм является бесперспективным.
Середина XX столетия была отмечена знаменательным событием сино-тибетских отношений — Тибет был инкорпорирован в состав КНР на основании письменного соглашения между правительствами Китая и Тибета, которое впервые в истории однозначно определило статус Тибета как части Китая, став, таким образом, легальной основой инкорпорации Тибета в состав КНР. Легитимность Соглашения не вызывает сомнения, несмотря на то что оно было подписано и утверждено в значительной мере вопреки воли тибетской стороны и в силу сложившихся обстоятельств. Тибет кроме независимости де-факто потерял право ведения внешнеполитическими делами, в Тибет вводились войска, и образовывался военный округ. Вместе с тем, Соглашение в том виде, в каком оно было подписано, гарантировало сохранение традиционной системы власти, религии и культуры, что несомненно являлось его позитивным аспектом. Позитивным был также сам факт подписания Соглашения в виде международного договора, что предполагало совершенно отличный статус Тибета от других районов нацменьшинств как отдельного политического и культурного субъекта взаимоотношений (Внутренняя Монголия и Восточный Туркестан таких договоров не имели). Несмотря, однако, на позитивные стороны Соглашения, его подписание ознаменовало поражение тибетцев в своей борьбе за независимость, которую начал Далай-лама XIII и которая продолжалась на протяжении 40 лет.
С 1951 по 1959 гг. две стороны - социалистический Китай и теократический Тибет сделали попытку сосуществования в рамках обоюдно подписанного Соглашения. Китайские власти в этот период руководствовались политикой единого фронта с верхами Тибета. Руководимая лично Мао Цзэдуном группа «либеральных» реформаторов сдерживала натиск сторонников жесткой линии внутри партии. Власти отступили в планах реорганизации тибетской армии, создании военно¬-политического комитета, административной реформы посредством Подготовительного комитета, отменили проведение реформ на близлежащую перспективу. До 1959 г. Соглашение из 17 пунктов формально исполнялось, политическая и религиозная структура тибетского общества не были изменены, тибетское правительство продолжало пользоваться довольно широкими полномочиями. Несмотря, однако, на прогрессивную по меркам социалистического государства национальную и религиозную политику в Тибете центральные власти КНР все же не смогли ее осуществить. Основной причиной было то, что центробежные силы в данный промежуток времени оказались сильнее интеграционных. Ни
Китай, ни Тибет не были готовыми к мирному сосуществованию в рамках единого государства. Тибет существовал либо независимо, либо автономно от Китая на протяжении всей своей истории. Принять автономию в том виде, в каком она мыслилась лидерами социалистического Китая, Тибет был категорически против, и естественно поэтому, что центробежные тенденции были преобладающими с тибетской стороны. Соглашение было выгодно, в первую очередь, китайской стороне - для того чтобы заложить легальную основу для интеграции Тибета внутри КНР. Однако Соглашение, а именно те пункты, в которых гарантировалась сохранность традиционной политической и религиозной системы Тибета, не устраивало и многих из высшего китайского руководства. Для них жесткий сценарий, по которому в ответ на мятеж, организованный верхушкой Тибета, НОАК производит контрудар, представлялся в целях достижения конечной цели социалистического преобразования Тибета даже более благоприятным, чем ожидание неизвестно в течение какого времени того момента, когда верхи сами созреют до проведения реформ. В период 1951-1959 гг. в китайском руководстве, несмотря на все перегибы, связанные с начинающимся в партийном руководстве левым уклоном, преобладал реалистический подход к тибетской политике, направленный на сближение с тибетской правящей элитой, через сотрудничество с которой предполагалось постепенно интегрировать Тибет в состав многонационального Китая. Тем не менее, упорное неприятие существующего положения вещей с тибетской стороны вкупе с натиском сторонников жесткой линии с китайской исключало на данном этапе возможность компромисса между сторонами, что и привело к неизбежному финалу. Можно даже сказать, что такой финал устраивал обе стороны, так как каждая из них видела в нем своего рода решение проблемы. Для китайской стороны открывалась возможность без помех со стороны тибетских верхов осуществить в Тибете реформы, а для тибетской открывалась надежда обрести международную поддержку и добиться решения тибетского вопроса на международном уровне.
После поражения тибетского восстания и бегства Его Святейшества Далай-ламы и его окружения в Индию в Тибете начались так называемые «демократические» реформы (1959-1966 гг.), которые, согласно китайской историографии, «опрокинули небо и перевернули землю»: Тибет за восемь лет переходного периода, минуя капитализм, прыгнул из феодализма в социализм. В практическом отношении это означало полное уничтожение сложившейся на протяжении целого тысячелетия политической, экономической и социальной структуры тибетского общества, на остатках которой было построена новая -социалистическая, создана административная система в соответствии с принципами местной автономии, принятыми в КНР. Реформы происходили в условиях зарождения культа личности Мао Цзэдуна в период политики «трех знамен», и это не могло не повлиять на методы и сам характер преобразований. В результате, местная автономия стала прикрытием власти армии и партийных органов, аграрная реформа разрушила традиционный способ производства, а в ходе реформы буддийской церкви была уничтожена ее главенствующая роль в экономике и обществе Тибета. Тибетская эмиграция во главе с Далай-ламой XIV добилась заметных результатов в деле интернационализации тибетского вопроса. ООН приняла две резолюции по Тибету, осуждающих нарушение прав человека в Тибете (1961, 1965 гг.); Международная комиссия юристов сделала
заключение о том, что «Тибет был во всех отношениях независимой страной и пользовался большой степенью суверенитета» (1959 г.); США стали говорить о праве тибетцев на самоопределение (1960 г.). Однако тибетская диаспора так и не смогла добиться поддержки держав в своей борьбе за независимость, ее усилия не имели влияния и на ситуацию внутри Тибета.
Последовавшая вслед за «демократическими» реформами «культурная революция» (1966-1976 гг.) была воспринята тибетцами как уничтожение тибетского образа жизни и этнической идентичности тибетцев и своими последствиями имела болезненный, трудноразрешимый конфликт на этнической и религиозной почве. Руководство КНР признало, что «культурная революция» нанесла огромный вред национальной политике, однако продолжало утверждать и утверждает поныне, что национальная политика партии и правительства в целом была и является правильной. Тибетская диаспора, со своей стороны, осудила национальную политику китайского правительства, целью которой, по ее мнению, была ассимиляция тибетского народа, а конкретным результатом - геноцид, сравнимый с нацистским истреблением евреев. По утверждению тибетского правительства в изгнании китайское правительство через войны, тюрьмы, казни и голод уничтожило 1 млн. 200 тыс. тибетцев. Китай оспаривал эти заявления, но его возражения не имели воздействия на международную общественность. Однако вскоре появились публикации, оспаривающие заявления диаспоры, и со стороны некоторых авторитетных лиц на Западе (П.Френч - бывший руководитель кампании за Свободный Тибет в Великобритании, демограф Б.Саутман). Согласно их исследованиям, источники, на которые полагалась Центральная тибетская администрация, недостоверны по причине огромного количества дубликатов, неподтвержденных и неправдоподобных утверждений, и что «нет свидетельств о намеренном репрессировании тибетцев, не говоря уже о демографическом истреблении». Как нам думается, следует согласиться с выводами, сделанными П.Френчем и Б.Саутманом о том, что цифра в 1 млн. 200 тыс. погибших необоснованна и что термины геноцид и насильственная ассимиляция не применимы даже к случаю «культурной революции» в Тибете. Не подлежит, тем не менее, сомнению, что количество насильственных смертей в Тибете было огромным. «Десятилетие бедствий» нанесло самый сокрушительный удар по тибетцам и их культуре. «Культурная революция» по оценке китайских политиков и историков стала «великим и страшным бедствием» в истории Китая. Для национальных меньшинств КНР и, в частности тибетцев, культурная революция стала бедствием вдвойне.
Со смертью Мао Цзэдуна (1976 г.), проведением III пленума 11-го созыва КПК (1978 г.) и 1-го форума ЦК КПК по работе в Тибете (1980 г.) в Тибете начались крупномасштабные реформы во всех сферах экономической, социальной религиозной и культурной жизни тибетского народа. Политика центрального правительства за прошедший с 1980 г. период также претерпела значительные изменения. Реформы начались с либерализации политики в области экономики и культуры Тибета, что положительно сказалось на всех сферах жизни тибетского народа. В Тибет были брошены огромные инвестиции, которые привели к внушительному росту ВВП в среднем по 12,8 % в год за период с 1993 по 1999 г., в результате чего ВВП Тибета к 2000 г. превысил средний по стране. Однако либеральная политика привела к неожиданным для Пекина последствиям - росту национализма и сепаратизма. На вспышки недовольства, выразившиеся в серии волнений, власти ответили ужесточением политики в сфере проявления тибетской этничности - религии и культуре. Пекин поставил в отношении Тибета двуединую задачу - экономическое развитие и поддержание стабильности. Собственно, эта же задача ставится и по отношению к китайскому государству в целом. Однако ужесточение политики не привело к стабильности в Тибете и своим результатом имело еще большее усиление националистических и сепаратистских тенденций. Как писал Ван Лисюн: «При дальнейшем развитии Китая этнические проблемы станут, возможно, главной проблемой (вызовом)». С этим мнением трудно не согласиться. Как выйти из этого замкнутого круга — непростая задача, стоящая перед Пекином.
Результаты моей дипломной работы показали, что дилемма «стабильности и развития» по-прежнему не разрешена в Тибете, несмотря на заявления официального Пекина. Анализ экономической, религиозной и культурной обстановки в Тибетском районе КНР выявил, что несмотря на модернизацию Тибета, ее экономика целиком зависит от центральных дотаций. Либеральная политика в сфере религии и культуры привела к спонтанному возрождению всех форм функционирования религии, а вместе с тем к таким нежелательным для Пекина последствиям, как антикитайские протесты, катализатором которых выступили буддийские монахи. Восстановление религии на прежнем, до 1959 г., уровне не входит в намерения Пекина. Поэтому проблема стабильности, в основе которой лежит религиозный вопрос, по-прежнему остается одной из самых трудноразрешимых задач Китая.
Тупиковая ситуация в сино-тибетских переговорах дополняет список этнических проблем Китая. События весны 2008 г. показали, что в сино- тибетских отношениях наступил очередной кризис. Пекин и Дхарамсала снова заняли жесткую позицию по отношению к друг другу. Волнения в Тибете и давление на Пекин со стороны международного сообщества перед проведением Олимпийских игр заставил Пекин пойти на возобновление диалога с тибетской диаспорой. Однако надежды на его успех не оправдались. Участие в церемонии открытия глав практически всех государств мира, несмотря на всю поддержку, оказываемую западным миром тибетскому вопросу, свидетельствует о том, что официальная позиция правительств государств не претерпела каких-либо изменений и, маловероятно, что изменится в будущем. Китай провел Олимпийские игры, он продолжает получать иностранные инвестиции так же, как ничто в итоге не помешало Китаю вступить в 2001 г. во Всемирную торговую организацию. По оценкам зарубежных экспертов, в условиях мирового кризиса экономика Китая остается самой стабильной в мире. Оценивая сино-тибетский диалог в последние три десятилетия, необходимо отметить два момента. Во-первых, несомненный успех тибетской стороны в обретении международной поддержки на всех уровнях, включая официальный. Давление на КНР со стороны мировой общественности не остается без внимания в Пекине. Однако оно не помогает разрешить проблему или хотя бы смягчить позицию центральных властей, а, наоборот, подрывает позиции сторонников этнически направленной политики и идет на руку приверженцам жесткой линии, которые под предлогом обеспечения стабильности государства проводят политику еще большого «закручивания гаек». Во-вторых, это то, что у Запада нет политических, экономических и стратегических интересов в Тибете. КНР является союзником США по важнейшим направлениям международной политики и экономического сотрудничества. Тибетский вопрос, который до Олимпийских игр использовался официальным Вашингтоном в качестве «антикитайского раздражителя», уже теряет актуальность перед лицом новых вызовов человечеству в новом тысячелетии.
Исследование проблемы тибетской автономии показало незавершенность процесса национального строительства в КНР и необходимость поиска новых подходов к регулированию межэтнических взаимоотношений. Следует признать, что китайская модель в ее существующем виде лишь немногим отличается от обычной административной автономии. Законы КНР предоставляют
нацменьшинствам широкий спектр прав, однако в них не прописан механизм их воплощения, поэтому, с точки зрения либеральных концепций автономии, конституционные права национальных меньшинств на автономию в КНР не соблюдаются. Далай-лама предложил «срединный путь», по которому Тибет остается в составе Китая и использует демократическую систему, обеспечивающую полнозначную автономию Тибета. Далай-лама назвал свой план «срединным», подразумевая под этим то, что он находится между крайностью достижения независимости, с одной стороны, и крайностью национального угнетения в рамках тоталитарного строя, с другой. Однако план Далай-ламы не устраивает Китай, который считает, что предложенная им система является завуалированной формой независимости. Как можно было увидеть из сценария внезапной демократизации Тибета, обрисованной Ван Лисюном, а также опыта дезинтеграции нашей страны либеральная модель федерализма, предложенная Его Святейшеством, все еще близка к крайности достижения независимости, или другими словами, крайности разъединения.
Каким образом будет решаться тибетская проблема в ближайшем будущем? - Вопрос, по-прежнему не находящий однозначного ответа. Однако, на мой взгляд, очевидно, что решение тибетского вопроса будет происходить в пределах единого китайского государства. Пунцог Вангьял настойчиво подчеркивал вслед за классиками марксизма, что только практика может подтвердить истинность тех или иных воззрений. Дэн Сяопин говорил о необходимости «переходить реку, извлекая камни со дна». Далай-лама XIV на протяжении всей своей жизни трансформировал свое видение свободного Тибета. «Политика реального» требует новых путей регулирования межэтнических взаимоотношений, и при сохранении руководством Китая прагматической позиции Дэн Сяопина, а Центральной тибетской администрации компромиссного подхода Его Святейшества Далай-ламы продолжает оставаться надежда на мирное урегулирование тибетского вопроса.
Главным ключом для его разрешения по-прежнему остается Его Святейшество Далай-лама. Его авторитет в самом Тибете, равно как за его пределами, очень высок, и по-прежнему надежды тибетцев, для которых Далай-лама — высший авторитет во всем, на самоопределение, возрождение своей религии и культуры связываются с личностью Далай- ламы. Но он лишен в противоположность китайцам возможности оказывать влияние на повседневную жизнь тибетцев, и время не на стороне Далай-ламы, что придает тибетскому вопросу еще большую остроту. Прагматически настроенные тибетцы понимают, что у них мало шансов борьбы на равных с «Китаем-Драконом», и что жизнь 6 миллионов тибетцев не может быть использована как разменная карта в политической борьбе, что диктует им необходимость приспособиться к реальности, которая, учитывая относительную успешность проведения реформ, не оставляет надежды на материальное, по крайней мере, улучшение жизни. Несомненно поэтому, что в интересах Его Святейшества Далай-ламы, Тибета и тибетцев, Китая и китайцев скорейшее нахождение срединного пути разрешения тибетского вопроса для общего блага всех заинтересованных сторон.
Тибетский вопрос — это вопрос, который не подает никаких признаков того, что он просто уйдет. Успешная интернационализация этой проблемы Далай-ламой значительно усложнила задачу китайскому руководству, но их законные и рациональные опасения по поводу безопасности в сочетании с важнейшим вопросом сохранения территориальной целостности китайской нации означают, что стремление Далай-ламы к подлинной автономии вряд ли будет предоставлено. Китайское правительство, несмотря на периодические переговоры с представителями Далай-ламы (последний из которых состоялся в 2008 году до беспорядков), не демонстрирует намерения менять позицию и, похоже, ведет выжидательную игру, очевидно полагая, что тибетское сопротивление ослабнет. после смерти четырнадцатого Далай-ламы. Захватив Панчен-ламу и назначив своего, они считают себя ответственными за будущее этого учреждения. Тем не менее, сам Далай высказал предположение о возможности того, что его реинкарнация в будущем может родиться за пределами Тибета (ранее считавшаяся невозможной), что может позволить сохранить правительство в изгнании, которое поддерживает определенный уровень лояльности тибетского народа. Более того, он уже объявил, что намеревается занять должность только религиозного лидера и что глава тибетского правительства должен быть избран демократическим путем. Даже без этого нет гарантии, что игра в ожидании китайцев окупится в долгосрочной перспективе; есть некоторые свидетельства, особенно после протестов 2008 года и недавней волны самосожжений, что тибетская молодежь радикализируется перед лицом явно непоколебимой позиции Китая, и без успокаивающего влияния их духовного лидера — это возможно, что может вспыхнуть дальнейшее насилие.
Китай продолжает уделять внимание экономическому развитию Тибета, надеясь, что продолжающееся экономическое процветание поможет тибетцам почувствовать себя более интегрированными в Китай. Китай вложил значительные средства в тибетские дороги, жилье, школы и электрические сети, чтобы ощутить преимущества от принадлежности к Китаю. Тем не менее, предложения, которые несут с собой перспективу большего процветания, такие как предложение о продлении железной дороги из Лхасы дальше в Тибет, также вызывают подозрение у некоторых тибетцев, которые опасаются, что они являются лишь еще одним инструментом для китайских военных, чтобы обеспечить контроль над ними. регион сохраняется. Чтобы развеять эти опасения, Китаю необходимо уделять больше внимания законным жалобам тибетцев, которые считают, что их культура и история разрушаются. Эта потеря не может быть компенсирована экономическим прогрессом, который до сих пор насытил другие части китайского общества.


Купить