Настоящее исследование ставило своей целью определить лингвокультурологическую специфику понятия «пустота» и изучить языковые средства, объективирующие различные осмысления концепта «пустота» на материале поэтического языка московского концептуализма. Поставленная цель была достигнута путем решения ряда задач, одной из которых явилось определение содержательного минимума и объема понятия «пустота».
В процессе описания концептуализации понятия «пустота» выделяются три характеристики. Признаково-понятийная характеристика различает в себе содержание и объем понятия. Содержанием понятия «пустота» является ситуация отсутствия чего-либо в чем-либо. Объемом считается принципиально открытый перечень объектов, обладающих признаком ‘отсутствие’, что позволяет считать понятие «пустота» «предельным» (Снитко, 1999) для русской лингвокультуры. Образно-предметная характеристика выявляется в процессе анализа мифопоэтического, религиозного и философского векторов концептуализации пустоты, который позволяет засвидетельствовать принцип сознания и языка – передавать общее через отдельное, а также континуальное через дискреты. Именно анализ мифических представлений выявил первичные структуры и объяснил причину объективации абстрактного понятия в различных модусах и конкретных образах пустоты (Хаос, бездна, океан, мгла, вода, зияние и т. д.). Ценностная / оценочная характеристика понятия «пустота» относится к становлению концепта в обыденной речи (в широком смысле, включая паремии и фразеологические единицы), но в большей мере – в поэтическом языке.
Исследовательский путь, проделанный в работе (феномен  понятие  концепт  лингвокультурологическое поле) позволил описать взаимосвязи и пересечения явлений различных уровней языка. Феноменологический анализ пустоты отразил связь структуры значения с образами реальности в сознании. Понятийный анализ позволил подойти к описанию первой характеристики концепта – признаково-понятийной. Выстраивание внутренней структуры концепта и внешнего окружения в виде смысловых полей производилось в свете проблемы соотношения лингвистических и экстралингвистических компонентов в структуре значения языковых единиц.
Первой ступенью описания феноменологизации пустоты в нашем исследовании стало вычленение основных признаков пустоты, которые носят характер отрицательности: непроявленности, неясности, отсутствия, бессодержательности, лишенности.
Анализ модусов пустоты позволил определить многоаспектный характер явления, установить и описать уровни проявления пустоты для человеческого сознания: свобода, молчание, сон, время, «иная» реальность, и, наконец, язык.
Набор основных характеристик и способы проявления в языке и культуре определили возможность описывать различные виды пустоты: «осязаемая», пустота в сознании, эмоциональная и семиотическая. Таким образом, феноменологизация пустоты в нашем исследовании описана как обязательность трех условий: наделенность признаками (характеристиками) – уровни проявленности – способы (модусы) проявления.
Феноменом пустоты, по сложившимся в наивной логике представлениям, считается некое пространство, как правило, ограниченное чем-либо / внутри чего-либо, ничем не заполненное. Характер русского мировидения вносит особенную черту в феноменологическое рассмотрение пустоты – безграничность (так называемое «русское пустое пространство»).
Понятие «пустота» в качестве ядра организует вокруг себя смысловое поле – ментальное трехслойное образование (ядро, центр, условные смысловые группы), являющееся внутренней структурой концепта «пустота».
Таким образом, вырисовывается общая схема: «поле в поле». Данная модель дает возможность рассматривать сложные многогранные феномены лингвокультуры в их целостности.
При сопоставительном знакомстве с понятиями «небытие», «ничто», «пустота» очевидной стала невыясненность их статусов по отношению друг к другу, что обусловило необходимость обращения к дефиниционному исследованию, приведшему в результате к очевидности многостатусности понятия «пустота», объективируемой в работе на языковом материале.
Поскольку в нашей работе основное внимание уделяется исследованию семиотической пустоты, то есть знакам пустоты в лингвокультуре и более узком пространстве поэтических текстов, мы обратились к выявлению и системному описанию перлокутивного эффекта этих знаков. Основными прагмемами знаков пустоты в поэтических текстах являются ‘власть’, ‘потенциальность’, ‘гармония’, ‘энтропия’; они объединены эмоциональным аспектом воздействия знаков пустоты.
Большинство всех проанализированных паремий, ФЕ и поэтических образов пустоты позволило предполагать, что для русского национального сознания в восприятии пустоты релевантным является аксиологический аспект (вредоносность, опасность, деструктивность пустоты, вызывающие тоску, хандру и страх).
Отрицательное отношение к пустоте в обыденном сознании становится лишь одной стороной восприятия, оправданной центральной семантической характеристикой концепта «пустота». ‘Неизвестность’, ‘непроявленность’ как семантические черты понятия «пустота» предварительно выстраивают схему поэтического образа пустоты.
Описанная структура концепта «пустота» в качестве ядра оформляет вокруг себя внешнее смысловое поле. Планом содержания этого, более широкого, чем концептуальное поле, образования является вся совокупность знаний об изучаемом объекте плюс поэтические и архетипические (подсознательные) представления о пустоте; планом выражения – тематическая и мотивная совокупность лексем, паремий, ФЕ и поэтических текстов. Как мы уже сказали, данное смысловое поле является внешней, окружающей концепт «пустота» структурой, называемой в нашем исследовании лингвокультурологическим полем.
Задача проникновения в структуру лингвокультурологического поля «пустота», а следовательно, описания соотношения явления и языковых средств его выражения стимулировала исследование в области дописьменной истории концепта, отчасти реконструкцию соответствующих фрагментов архаической модели мира, отчасти «обнажение» внутренней формы слова.
Проведенный этимологический анализ лексем пустой, пусто, пустота показал, что понятие «пустота» в сознании древних ассоциировалось с невспаханным полем, диким животным, дикой природой. ‘Неокультуренность’ как семантическая характеристика концепта «пустота», реконструированная из внутренней формы лексемы, преломляется в нашем исследовании в ‘лишенность’, ‘ненаделенность смыслом’. Предполагаем, что второй вариант происхождения слова пустой, роднящий его со словами пускать, пускай, пусть, вполне оправдан последующей историей концепта, номинированного словом пустота.
Таким образом, выделились два семантических компонента значений, ставшие источником антонимии в структуре лингвокультурологического поля «пустота»: ‘отсутствие’ – ‘потенция’. История вербализации понятия «пустота» в русском языке рассматривается в работе в качестве формирования национального видения этого объекта.
Задача интегрирования языковых и культурных средств выражения решалась на основе анализа дефиниций толковых, фразеологических словарей, а также с помощью наблюдений контекстуальных употреблений единиц. Принцип отбора единиц определялся выделением прототипического представления, реализованного на языке дискретных семантических признаков. В результате обработки обнаруженных в поэтических текстах прямых и косвенных обращений к концепту «пустота», было выделено пять групп, обозначающих такие фрагменты лингвокультурологического пространства пустоты, как ‘отсутствие’, ‘деструкция’, ‘гармония’, ‘потенциальность’, ‘эмоция’.
Поэзия как искусство слова определяется возможностью говорить по-разному об одном и том же, или, точнее, приписывать одному денотату различные смыслы. Именно возможность говорить по-разному об одном определяет пространство лингвокультурологического поля.
В исследовании обнаружено, что представления о пустоте, ее свойствах, присущие русской лингвокультурной общности, существуют также в форме архетипов и символов, эталонов и стереотипов поведения. Соотнесенность данных представлений с мифологическим мышлением, наследование черт архаического сознания, связь с базовыми (прототипическими) представлениями о мире служат основой восприятия, обозначения и описания многих видов, форм, признаков концепта «пустота».
Не только наблюдения над лексико-фразеологическими и поэтическими средствами, номинирующими и описывающими пустоту и ее модусы, но и анализ грамматических средств подтвердили вывод А.Вежбицкой о такой черте русского национального характера как склонность к пассивности и неконтролируемости, проявляющейся в том, что человек мыслится не властным над ситуацией.
Специфика анализируемых поэтических текстов московского концептуализма позволила выявить взаимоотношения между языковыми сознаниями – индивидуально-художественным и общекультурным.
Русской наивной логике свойственно воспринимать пустоту как самостоятельную сущность, нередко мистическую.
В дальнейшем планируется предпринять детальный анализ понятия «лингвокультурема» и его структуры. В данном исследовании уже предприняты подходы к изучению соотношения понятия «лингвокультурема» с понятиями «реалема», «феномен», «понятие», «знак», «прагмема», «символ», «архетип», «концепт».
Поскольку полное распредмечивание концептов предполагает обращение ко всему культурному тезаурусу, зафиксировавшему в языковых знаках то или иное осмысление концепта носителями языка, то в дальнейшем перспективным видится обращение к языку русской поэзии всего ХХ столетия.


Купить