Помощь студентам в учебе
Дискурс землеописания и истории Древней Руси в русских хронографах 16-17 вв. и в восточноевропейском историческом нарративе: сравнительный анализ
|
Введение 2
Глава I. «Древняя Русь» в восточноевропейском историческом нарративе XVI - первой трети XVII вв 15
§ 1. Восточноевропейские исторические нарративы на рубеже XV-XVI веков. Наследие Яна Длугоша 15
§ 2. «Древняя Русь» в восточноевропейских нарративах 1500-1550-х годов 29
§ 3. «Древняя Русь» в восточноевропейских нарративах 1550-1610-х годов 38
Глава II. Дискурс землеописания и истории
Древней Руси в русских хронографах 55
§ 1. Хронографы как источники по русской истории 55
§ 2. Русские хронографы XVI века 61
§ 3. Русские хронографы XVII века 72
Заключение 81
Список источников и литературы
Глава I. «Древняя Русь» в восточноевропейском историческом нарративе XVI - первой трети XVII вв 15
§ 1. Восточноевропейские исторические нарративы на рубеже XV-XVI веков. Наследие Яна Длугоша 15
§ 2. «Древняя Русь» в восточноевропейских нарративах 1500-1550-х годов 29
§ 3. «Древняя Русь» в восточноевропейских нарративах 1550-1610-х годов 38
Глава II. Дискурс землеописания и истории
Древней Руси в русских хронографах 55
§ 1. Хронографы как источники по русской истории 55
§ 2. Русские хронографы XVI века 61
§ 3. Русские хронографы XVII века 72
Заключение 81
Список источников и литературы
Древняя, Святая, Изначальная - такие и подобные им эпитеты зачастую прилагаются в историографии к политониму «Русь» для обозначения ее ранней истории. В современной российской традиции историописания этот период получил две основные трактовки, обусловленные научной оптикой их интерпретаторов. Если во главу угла ставится политическая история, то рубежными в этой эпохе считаются массовые дезинтеграционные процессы: как на смену единству приходит раздробленность, так и в историографии Русь «Древняя» уступает место Руси «Средневековой». В случае, если рубрикация происходит исходя из изучаемых общественно-культурных процессов и явлений, то «Домонгольская» и «Древняя» вполне могут служить взаимозаменяемыми синонимами: для историков культуры этот период зачастую имеет вполне определенные хронологические границы, протянувшись от расселения летописных племен восточных славян, образовавших первые политические организмы на новых территориях, и вплоть до нашествия на русские земли внука Чингисхана - Бату Саин-хана.
Традиционно Древняя Русь рассматривается как некая прародина, колыбель восточнославянских народов. На сегодняшний день, как минимум три государства в своих официальных историографиях апеллируют к наследству Древней Руси - это Россия, Белоруссия и Украина.
Однако подтверждаются ли эти современные историографические концепты русскими и восточноевропейскими нарративными источниками периодов Высокого Средневековья и Раннего Нового времени? Такой ли мыслили «Русь Изначальную» московские, литовские и польские книжники в XV-XVII веках, когда военные конфликты вспыхивали особо интенсивно из- за притязаний различных государственных организмов на эти земли и вопрос о разделе наследия Руси стоял как никогда остро? Где для них начиналась и заканчивалась Древняя Русь как хронологически, так и географически? Прежде всего, попытаться ответить именно на эти вопросы призвана настоящая магистерская диссертация.
В центре нашего внимания будут древнерусские земли и особенности описания их истории и географии в восточноевропейской и русской книжности рубежа XV-XVI и XVII вв. Желая комплексно и полно рассмотреть этот пространственно-культурный феномен, перед источниками мы поставим три главных вопроса:
1) Происхождение Руси. Летописный вопрос «откуда пошла есть Русская земля» актуален в науке и по сей день. Пристальное внимание эта проблема получила и в изучаемый нами период. Нарративные источники XVI-XVII веков задаются вопросами не только генезиса Руси, но и ее генеалогических связей - каковы корни Руси? Каким образом она появилась и кто ее наследники? Русь - это некая начальная точка, от которой произошло множество славянских племен, или же наоборот - сама Русь была «дочерней» от каких-либо народов? Наконец, кто считался в источниках прародителем Руси, и кто был первым русским князем? Восточноевропейские исторические нарративы и русская хронография XVI¬XVII предлагают множество ответов на эти вопросы, в которых мы и постараемся разобраться.
2) Сущность Руси. Если первый вопрос призван выявить обстоятельства происхождения Руси в том или ином источнике, то следующей нашей задачей становится выяснение того, чем же все-таки была «Русь» для книжников - была ли это навсегда утерянная, скрытая под водами времени Атлантида, или же это важная часть и живой прародитель политического образования, которое автор того или иного нарратива считал своим домом? Как Русь рассматривалась, и какое место ей отводилось в истории новых государственных организмов, появившихся на ее предполагаемых территориях? Считали ли московиты или литовцы Русь начальной точкой своей истории? Наконец, какие этапы в истории Древней Руси выделялись и на каких исторических героях делались акценты? Рассмотрение заявленного круга источников показывает нам крайне широкую опциональную вариативность. Так, например, рубежной для Древней Руси фигурой в русских хронографах (подробнее см. вторую главу) является Всеволод Большое Гнездо (1154-1212), а восточноевропейских текстах - Даниил Галицкий (1201 - 1264). Но повествование в источниках идет только о своих выбранных героях: так в хронографах (кроме западно¬русского) практически не упоминается Даниил Романович, а в восточноевропейских хрониках - Всеволод Юрьевич. Почему акцент делается на определенных фигурах и событиях, а другие вычеркиваются и умалчиваются - также проблема, к которой мы обратимся в соответствующих главах.
3) Локализация Руси. Последний вопрос призван выявить в источниках дискурс землеописания русских земель - где и когда для восточноевропейского книжника существовала Древняя Русь? Какие она имела пространственно-временные границы? Даже при поверхностном знакомстве с нарративными источниками указанного периода, читателю становится очевидным, что «Русь» в книжности - это живой и очень изменчивый конструкт. В различных источниках мы можем найти совершенно разные взгляды на этот хронотоп: пространство Руси все время меняется, определенные земли то выпадают, то снова появляются в ее границах. Более того, в некоторых польско-литовских нарративах сам единый концепт Руси распадается на меньшие регионы: постепенно на страницах источниках появляются Белая, Красная и Черная Русь, которые сосуществуют друг с другом. Как же различные регионы Древней Руси уживались между собой хронологически и географически? Решать эти важнейшие задачи мы постараемся индивидуально при обращении к каждому источнику.
Прежде всего, мы будем следовать за терминами, используемыми авторами нарративов, особо акцентируя внимание на слово «Русь» и производные от него формы (русский, руский, руський, русинский, Рутения, Русия и т.д.). Интерес будут представлять для нас как семантические особенности этих терминов, так и контекст их использования. Выявив основные принципы употребления термина «Русь» в изучаемых традициях историописания, в заключении мы сравним их друг с другом. Но цель настоящего исследования - вовсе не сравнительный анализ сам по себе. Как писал М.М. Кром: «Но дело, однако, в том, что сравнение не может быть самоцелью исследования: оно должно быть средством, “рабочим
инструментом” для решения поставленных историком задач» . Противопоставлены две модели историописания нами будут для того, чтобы более явно выявить различия между ними и показать уникальность используемых ими нарративных стратегий.
Мы рассматриваем именно русскую и восточноевропейскую традиции историописания (а прочие, как например, германскую, оставляем за бортом нашего исследования) в виду их особых интеллектуальных отношений с древнерусским наследством - и Москва, и Вильно, и Краков активно боролись за эти земли, и то, каким образом «Древняя Русь» была вписана в мировую историю, является, прежде всего, заслугой книжников именно этих государств. Русская модель будет представлена хронографическими сводами, восточноевропейская - польскими и литовскими историческими нарративами.
Именно в русской хронографии и в крупных восточноевропейских исторических хрониках XVI-XVII веков создавались модели истории и географии региона в целом. Выбранная широкая оптика поможет нам легче идентифицировать место Древней Руси в общемировом культурно - историческом контексте, что наилучшим образом подходит для выполнения поставленных задач. Также на основе этих источников мы увидим, совпадали ли взгляды русских и польско-литовских книжников на Древнюю Русь с канонами современной нам историографии.
Основными источниками с русской стороны станут хронографы. Стоит признать, что для полного решения поставленных нами задач необходимо привлекать также и тексты русских летописей. Однако, к сожалению, формат магистерской диссертации не позволяет нам обратиться к комплексу этих источников ввиду крайне ограниченного объема настоящего исследования. Изучение летописного материала и его соотношения с результатами данной работы мы относим к последующим годам нашей научной деятельности.
Тем не менее, для сравнительного анализа именно региональных моделей истории хронографы подходят как никакой другой источник лучше. Хронографы - образчики особого жанра историописания, получившие развитие в восточнославянских землях в XVI-XVII веках . Принципиально хронографы от летописей отличаются двумя аспектами - масштабом и структурой повествования. Если летописи в основном описывают какие -либо локальные события, происходящие в той или иной земле/княжестве, то хронографы в своем повествовании претендуют на всемирный охват. Не менее интересны они и структурно. Русским событиям в хронографах, в отличие от летописей, отводится куда меньше места, но, тем не менее, именно на хронографическую литературу возлагалась миссия инкорпорации русской истории в общемировую. Поэтому, на наш взгляд, малочисленные и разрозненные сведения о восточных славянах в хронографах представляют для исследователей особый интерес - внимательно их изучив, мы поймем, какое место отводилось древнерусской истории в традиции историописания Московского государства.
Нами будут использованы как опубликованные варианты источников (ПСРЛ, Т.22. Ч.1-2., материалы А.Н. Попова ), так и оригинальные списки хронографов первой, второй и третье редакций (1512, 1617, 1620-1644), а также хронограф западно-русский, доступные в коллекции НИОР Библиотеки Российской Академии Наук (БАН).
А.Н. Попов - создатель первых фундаментальных исследований о хронографе русском (далее - Х.Р.), полагал, что рассматриваемое им сочинение является переводом некоего южнославянского хронографического свода. Однако последующие исследования таких крупных ученых, как В.И. Ягич, М.Н. Сперанский и А.А. Шахматов, доказали оригинальность и полную самобытность этого замечательного произведения русской исторической мысли.
Х.Р. 1512 года - композиционно крайне сложное произведение, но благодаря таланту автора оно получило единый стиль повествования. Составитель хронографа подчиняет разрозненные сюжеты одной магистральной нарративной стратегии. Известно множество списков этого памятника, что привело к широкой текстовой вариативности Х.Р. 1512-го года. В итоге, было предложено различать пять видов редакций: Основной, Воскресенкий, Сокращенный, Погодинский и Промежуточный . Различные редакции этого первого оригинально русского хронографического свода легли в основу большого множества исторических нарративов.
В 30-х или 50-х годах XVI века составляется хронограф западно- русский . Его отличительная особенность в том, что в корпус источника вошла крупная переработанная выписка из хроники Мартина Бельского, а сам текст был написан на западно-русском диалекте. Среди всех хронографов именно западно-русский хронографический свод лидирует в объеме Европейских сюжетов, отражая совокупность знаний выходцев из русских земель о западном мире.
Крупное расширение сектора русской истории в общемировой демонстрирует нам Х.Р. 1617 года. Помимо всего прочего, этот памятник исторической мысли содержит в себе глубокую рефлексию на современные ему драматические события русской истории, такие как угасание царского рода Рюриковичей, Смута, польско-шведская интервенция, эпидемии и голод и т.д. Рассматривая и осмысляя эти сюжеты, автором также будут внесены коррективы в общемировую историю в целом, и места московско-русского государства в ней в частности.
Наконец, современными войнам Московского царства с Речью Посполитой за территории восточной Белоруссии и Левобережной Украины являются Х.Р. третье редакции (1620-1644) и хронографы особого состава. Именно в поздних хронографах второй половины XVII века в русской хронографии будет сформулировано наиболее радикально положение о полном разрыве преемственности между Киевом и Москвой.
Восточноевропейская модель историописания в нашей работе будет представлена польско-литовскими историческими нарративами, которые в этот период претерпевали существенные изменения под влиянием западноевропейских ренессансных образцов. С 1480 года (издание последнего, XII тома анналов Яна Длугоша) и до рубежа XVI-XVII веков (когда польский язык стал в историописании серьезным конкурентом для ранее доминирующей латыни) создается целый корпус разнообразных нарративов, отличных как по форме, так и по содержанию от своих средневековых предшественников.
Определенной микрореволюцией в польском историописании стало создание хроники краковского каноника Яна Длугоша «Annales seu cronicae incliti Regni Poloniae» . Помимо монументальности сочинения, хроника Длугоша также интересна для нас еще как произведение, которое в польской литературе снова открыло «русскую тему». Авторитетность и распространённость труда Яна Длугоша превратили его «Анналы...» в образец для подражания для многих последующих авторов.
XVI век принес с собой новую задачу для польско-литовских интеллектуалов: проблему репрезентации и инкорпорации восточноевропейского пространства в общеевропейскую историю. Постулируя такой тезис, мы вовсе не хотим сказать, что польские книжники разделяли Европейский континент на какие-либо части, будь то «западная» или «восточная». Здесь мы оперируем сугубо современными географическими терминами, но подобная парцелляция еще не сложилась в то время. Тем не менее, нарративные источники показывают, что польские интеллектуалы ощущали некую «пограничность» своей державы. Однако, если сейчас этому слову сопутствуют в основном негативные коннотации, то в описываемый нами период ему соответствовал совершенно противоположный смысл: Польша (и польско-литовское государство впоследствии) объявлялась «щитом Европы» от соседних варваров и последним христианским оплотом Цивилизации на востоке.
Подобные идеи мы встречаем в творчестве целой плеяды новых польских хронистов XVI-го века. Находим мы их в «Трактате о двух Сарматиях» Матвея Меховского, видевшего Польшу в роли первооткрывателя и цивилизатора северо-восточных народов. Сходные мотивы мы встречаем в трудах ополяченного француза, секретаря Сигизмунда I - Йодокуса Людовика Деция, в неизданной хронике «отца польской картографии» Бернарда Ваповского, а также в «Происхождении и деянии поляков» Мартина Кромера.
Под влиянием Реформации и Ренессансной традиции в 1551 году впервые издается оригинальный исторический труда на польском языке - читателям становится известной «Хроника всего света» Мартина Бельского. До Бельского самобытных полоноязычных произведений не было, существовали только переводы с латыни. Примером здесь может послужить крайне популярный труд Меховского - хроника, изданная в 1517 году, вскоре получила три польских переиздания в Кракове (1535, 1541,1545).
Пример «Хроники всего света» Бельского вскоре был взят за образец последующим поколением польско-литовских хронистов при составлении своих трудов. Из крупнейших авторов, к чьим хроникам мы будем обращаться в рамках настоящей работы, необходимо назвать Александра Гваньини, создателя трактат «Sarmatiae Europeae descriptio» , автора многочисленных исторических сочинений Станислава Сарницкого, а также Матея Стрыйковского и Иоахима Бельского, создателей «Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси» и «Польской хроники» соответственно. На примере творчества этих авторов можно уверенно сказать, что средневековые хроники в польско-литовской интеллектуальной книжности исчезают, а на их место приходят новые каноны ренессансной литературы, выполняющие уже совершенно новые функции.
После переиздания хроники Александра Гваньини в 1611-м году, развитие сюжетов о Древней Руси практически полностью исчезло из польских крупных исторических нарративов. К теме Руси больше начали обращаться в отдельных небольших сочинениях и памфлетах (например - Марчин Пашковский ), в хрониках же XVII века практически дословно повторяется материал историографов предшествующего столетия без какой- либо серьезной редакции. Именно поэтому хроника Гваньини станет последним источником, к которому мы обратимся при изучении польско- литовских нарративных моделей.
Историография поднятых в диссертации вопросов сложна и имеет несколько важных нюансов. Прежде всего, абсолютно каждый использованный нами источник имеет свою длительную традицию изучения, о которой мы будем говорить в соответствующих главах и параграфах: мы не видим смысла помещать историографию совершенно разных вопросов в одно место, так как литература по ним крайне обширна и скорее запутает читателя в самом начале, чем поможет ему ориентироваться в настоящем текста. Что касается изучения «Древней Руси» именно как книжного концепта, то работ по этому вопросу меньше.
В отечественной научной историографии разделение русской истории на такие концепты как «Древняя Русь» и «Киевская Русь» вошла в обиход благодаря творчеству таких историков первой половины XIX-го века, как Н.М. Карамзин и М.А. Максимович. Уже во второй половине XIX-го столетия традиция такой рубрикации была существенно расширена - в трудах С.М. Соловьева, Н.И. Костомарова, Д.И. Иловайского и В.О. Ключевского используются такие термины как «Червонная Русь», «Суздальская Русь», «Владимирская Русь» и т.д.
В XX веке существенный вклад в локализацию и конкретизацию этих терминов внесли исследователи Б.Д. Греков, В.В. Мавродин, А.Н. Насонов и В.Т. Пашуто. Изучение образа Древней Руси в текстах летописей и хронографов проводилось такими известными учеными, как С.Л. Пештич, Б.М. Клосс, О.В. Творогов и А.Г. Кузьмин. Восприятию русского пространства в восточноевропейских нарративов посвящены основные труды А.С. Мыльникова. Дискурсы землеописания и истории Древней Руси в книжности неоднократно становились объектами исследований И.Н. Данилевского и А.П. Толочко. В отечественной историографии в наши дни серьезной научной площадкой для обсуждения дискурсов древнерусской истории и географии стал издаваемый в Москве под эгидой Института всеобщей истории РАН и Университета Дмитрия Пожарского сборник «Древнейшие государства Восточной Европы». За более чем 15-летнюю историю издания на страницах этого сборника о проблемах «древнерусского» конструкта дебатировали такие авторы как В.А. Кучкин И.В. Ведюшкина В.Я. Петрухин32, Е.А. Мельникова33, А.В. Подосинов34 и Н.Ф. Котляр35.
Структурно настоящая диссертация состоит из введения, двух глав и заключения.
Первая глава, подразделенная на три параграфа, посвящена формированию представлений о Древней Руси в польско-литовской исторической традиции XVI-XVII веков. Первый параграф призван показать предысторию создания польских ренессансных нарративов на примере фундаментальной исторической хроники Яна Длугоша. Второй параграф посвящен творчеству польских историографов первой половины XVI-го века. В третьем параграфе будут исследованы воззрения польских интеллектуалов второй половины XVI- начала XVII вв. на древнерусские сюжеты, и их закрепление в том виде, в котором они будут повторяться без изменений на протяжении всего XVII-го века.
Вторая глава, в которой речь пойдет о русских хронографических сводах, также распадается на три параграфа. В первом параграфе будут акцентироваться особенности хронографов как источников по русской истории. Второй и третий параграфы будут посвящены разборам русских хронографов XVI и XVII веков соответственно.
Сравнение двух моделей историописания - русской и восточноевропейской - будет вместе с выводами из всего обработанного материала помещено в заключении.
Апробация результатов данной работы проходили на следующих конференциях:
1) «Исторические портреты деятелей общей истории России и Польши» («Postacie wspolnej historii Polski i Rosji»). СПб., 21-23 мая 2015 г.
2) Международный электронный семинар по славистике. «Великое Княжество Литовское и Великое Княжество Московское». Образ своих и чужих реалий. СПб., 2 Июня 2015 г.
3) Древняя Русь после Древней Руси: дискурс восточнославянского (не)единства в рамках проекта «Восточные славяне в поисках новых надрегиональных идентичностей в XVI - сер. XVIII вв. в контексте зарождения модерных наций в Европе». Минск, 4-6 ноября 2015 г.
Также по тебе диссертации были опубликованы следующие статьи:
1) Прохоренков И.А. Загадка соавтора «Хроники Европейской Сарматии» Александра Гваньини (по поводу книги Михала Курана«Магсш Paszkowski - poeta okolicznosciowy i moralista z pierwszej polowy XVII wieku») // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2014. № 1. С. 193-205.
2) Прохоренков И.А. Войны за Прибалтику во второй половине XVI века в хронике Александра Гваньини: «...а с тех времен земля Инфлянтская Польше и Литве всегда принадлежала и принадлежит» // История. Историки. Источники. 2015. № 3. С. 43-55.
3) Lisichenok E.A. Prohorenkov I. A. The Oriental discourse in the anti-Moscow works by Marcin Paszkowski // Rex Historica. 2015. № 40. P. 115-125.
Очертив основной круг задач и источников, мы приглашаем читателя к прочтению основного текста настоящей работы, последовательно раскрывающего основные вехи и особенности существования нарративного образа Руси в книжности восточноевропейского региона в XVI-XVII веках.
Традиционно Древняя Русь рассматривается как некая прародина, колыбель восточнославянских народов. На сегодняшний день, как минимум три государства в своих официальных историографиях апеллируют к наследству Древней Руси - это Россия, Белоруссия и Украина.
Однако подтверждаются ли эти современные историографические концепты русскими и восточноевропейскими нарративными источниками периодов Высокого Средневековья и Раннего Нового времени? Такой ли мыслили «Русь Изначальную» московские, литовские и польские книжники в XV-XVII веках, когда военные конфликты вспыхивали особо интенсивно из- за притязаний различных государственных организмов на эти земли и вопрос о разделе наследия Руси стоял как никогда остро? Где для них начиналась и заканчивалась Древняя Русь как хронологически, так и географически? Прежде всего, попытаться ответить именно на эти вопросы призвана настоящая магистерская диссертация.
В центре нашего внимания будут древнерусские земли и особенности описания их истории и географии в восточноевропейской и русской книжности рубежа XV-XVI и XVII вв. Желая комплексно и полно рассмотреть этот пространственно-культурный феномен, перед источниками мы поставим три главных вопроса:
1) Происхождение Руси. Летописный вопрос «откуда пошла есть Русская земля» актуален в науке и по сей день. Пристальное внимание эта проблема получила и в изучаемый нами период. Нарративные источники XVI-XVII веков задаются вопросами не только генезиса Руси, но и ее генеалогических связей - каковы корни Руси? Каким образом она появилась и кто ее наследники? Русь - это некая начальная точка, от которой произошло множество славянских племен, или же наоборот - сама Русь была «дочерней» от каких-либо народов? Наконец, кто считался в источниках прародителем Руси, и кто был первым русским князем? Восточноевропейские исторические нарративы и русская хронография XVI¬XVII предлагают множество ответов на эти вопросы, в которых мы и постараемся разобраться.
2) Сущность Руси. Если первый вопрос призван выявить обстоятельства происхождения Руси в том или ином источнике, то следующей нашей задачей становится выяснение того, чем же все-таки была «Русь» для книжников - была ли это навсегда утерянная, скрытая под водами времени Атлантида, или же это важная часть и живой прародитель политического образования, которое автор того или иного нарратива считал своим домом? Как Русь рассматривалась, и какое место ей отводилось в истории новых государственных организмов, появившихся на ее предполагаемых территориях? Считали ли московиты или литовцы Русь начальной точкой своей истории? Наконец, какие этапы в истории Древней Руси выделялись и на каких исторических героях делались акценты? Рассмотрение заявленного круга источников показывает нам крайне широкую опциональную вариативность. Так, например, рубежной для Древней Руси фигурой в русских хронографах (подробнее см. вторую главу) является Всеволод Большое Гнездо (1154-1212), а восточноевропейских текстах - Даниил Галицкий (1201 - 1264). Но повествование в источниках идет только о своих выбранных героях: так в хронографах (кроме западно¬русского) практически не упоминается Даниил Романович, а в восточноевропейских хрониках - Всеволод Юрьевич. Почему акцент делается на определенных фигурах и событиях, а другие вычеркиваются и умалчиваются - также проблема, к которой мы обратимся в соответствующих главах.
3) Локализация Руси. Последний вопрос призван выявить в источниках дискурс землеописания русских земель - где и когда для восточноевропейского книжника существовала Древняя Русь? Какие она имела пространственно-временные границы? Даже при поверхностном знакомстве с нарративными источниками указанного периода, читателю становится очевидным, что «Русь» в книжности - это живой и очень изменчивый конструкт. В различных источниках мы можем найти совершенно разные взгляды на этот хронотоп: пространство Руси все время меняется, определенные земли то выпадают, то снова появляются в ее границах. Более того, в некоторых польско-литовских нарративах сам единый концепт Руси распадается на меньшие регионы: постепенно на страницах источниках появляются Белая, Красная и Черная Русь, которые сосуществуют друг с другом. Как же различные регионы Древней Руси уживались между собой хронологически и географически? Решать эти важнейшие задачи мы постараемся индивидуально при обращении к каждому источнику.
Прежде всего, мы будем следовать за терминами, используемыми авторами нарративов, особо акцентируя внимание на слово «Русь» и производные от него формы (русский, руский, руський, русинский, Рутения, Русия и т.д.). Интерес будут представлять для нас как семантические особенности этих терминов, так и контекст их использования. Выявив основные принципы употребления термина «Русь» в изучаемых традициях историописания, в заключении мы сравним их друг с другом. Но цель настоящего исследования - вовсе не сравнительный анализ сам по себе. Как писал М.М. Кром: «Но дело, однако, в том, что сравнение не может быть самоцелью исследования: оно должно быть средством, “рабочим
инструментом” для решения поставленных историком задач» . Противопоставлены две модели историописания нами будут для того, чтобы более явно выявить различия между ними и показать уникальность используемых ими нарративных стратегий.
Мы рассматриваем именно русскую и восточноевропейскую традиции историописания (а прочие, как например, германскую, оставляем за бортом нашего исследования) в виду их особых интеллектуальных отношений с древнерусским наследством - и Москва, и Вильно, и Краков активно боролись за эти земли, и то, каким образом «Древняя Русь» была вписана в мировую историю, является, прежде всего, заслугой книжников именно этих государств. Русская модель будет представлена хронографическими сводами, восточноевропейская - польскими и литовскими историческими нарративами.
Именно в русской хронографии и в крупных восточноевропейских исторических хрониках XVI-XVII веков создавались модели истории и географии региона в целом. Выбранная широкая оптика поможет нам легче идентифицировать место Древней Руси в общемировом культурно - историческом контексте, что наилучшим образом подходит для выполнения поставленных задач. Также на основе этих источников мы увидим, совпадали ли взгляды русских и польско-литовских книжников на Древнюю Русь с канонами современной нам историографии.
Основными источниками с русской стороны станут хронографы. Стоит признать, что для полного решения поставленных нами задач необходимо привлекать также и тексты русских летописей. Однако, к сожалению, формат магистерской диссертации не позволяет нам обратиться к комплексу этих источников ввиду крайне ограниченного объема настоящего исследования. Изучение летописного материала и его соотношения с результатами данной работы мы относим к последующим годам нашей научной деятельности.
Тем не менее, для сравнительного анализа именно региональных моделей истории хронографы подходят как никакой другой источник лучше. Хронографы - образчики особого жанра историописания, получившие развитие в восточнославянских землях в XVI-XVII веках . Принципиально хронографы от летописей отличаются двумя аспектами - масштабом и структурой повествования. Если летописи в основном описывают какие -либо локальные события, происходящие в той или иной земле/княжестве, то хронографы в своем повествовании претендуют на всемирный охват. Не менее интересны они и структурно. Русским событиям в хронографах, в отличие от летописей, отводится куда меньше места, но, тем не менее, именно на хронографическую литературу возлагалась миссия инкорпорации русской истории в общемировую. Поэтому, на наш взгляд, малочисленные и разрозненные сведения о восточных славянах в хронографах представляют для исследователей особый интерес - внимательно их изучив, мы поймем, какое место отводилось древнерусской истории в традиции историописания Московского государства.
Нами будут использованы как опубликованные варианты источников (ПСРЛ, Т.22. Ч.1-2., материалы А.Н. Попова ), так и оригинальные списки хронографов первой, второй и третье редакций (1512, 1617, 1620-1644), а также хронограф западно-русский, доступные в коллекции НИОР Библиотеки Российской Академии Наук (БАН).
А.Н. Попов - создатель первых фундаментальных исследований о хронографе русском (далее - Х.Р.), полагал, что рассматриваемое им сочинение является переводом некоего южнославянского хронографического свода. Однако последующие исследования таких крупных ученых, как В.И. Ягич, М.Н. Сперанский и А.А. Шахматов, доказали оригинальность и полную самобытность этого замечательного произведения русской исторической мысли.
Х.Р. 1512 года - композиционно крайне сложное произведение, но благодаря таланту автора оно получило единый стиль повествования. Составитель хронографа подчиняет разрозненные сюжеты одной магистральной нарративной стратегии. Известно множество списков этого памятника, что привело к широкой текстовой вариативности Х.Р. 1512-го года. В итоге, было предложено различать пять видов редакций: Основной, Воскресенкий, Сокращенный, Погодинский и Промежуточный . Различные редакции этого первого оригинально русского хронографического свода легли в основу большого множества исторических нарративов.
В 30-х или 50-х годах XVI века составляется хронограф западно- русский . Его отличительная особенность в том, что в корпус источника вошла крупная переработанная выписка из хроники Мартина Бельского, а сам текст был написан на западно-русском диалекте. Среди всех хронографов именно западно-русский хронографический свод лидирует в объеме Европейских сюжетов, отражая совокупность знаний выходцев из русских земель о западном мире.
Крупное расширение сектора русской истории в общемировой демонстрирует нам Х.Р. 1617 года. Помимо всего прочего, этот памятник исторической мысли содержит в себе глубокую рефлексию на современные ему драматические события русской истории, такие как угасание царского рода Рюриковичей, Смута, польско-шведская интервенция, эпидемии и голод и т.д. Рассматривая и осмысляя эти сюжеты, автором также будут внесены коррективы в общемировую историю в целом, и места московско-русского государства в ней в частности.
Наконец, современными войнам Московского царства с Речью Посполитой за территории восточной Белоруссии и Левобережной Украины являются Х.Р. третье редакции (1620-1644) и хронографы особого состава. Именно в поздних хронографах второй половины XVII века в русской хронографии будет сформулировано наиболее радикально положение о полном разрыве преемственности между Киевом и Москвой.
Восточноевропейская модель историописания в нашей работе будет представлена польско-литовскими историческими нарративами, которые в этот период претерпевали существенные изменения под влиянием западноевропейских ренессансных образцов. С 1480 года (издание последнего, XII тома анналов Яна Длугоша) и до рубежа XVI-XVII веков (когда польский язык стал в историописании серьезным конкурентом для ранее доминирующей латыни) создается целый корпус разнообразных нарративов, отличных как по форме, так и по содержанию от своих средневековых предшественников.
Определенной микрореволюцией в польском историописании стало создание хроники краковского каноника Яна Длугоша «Annales seu cronicae incliti Regni Poloniae» . Помимо монументальности сочинения, хроника Длугоша также интересна для нас еще как произведение, которое в польской литературе снова открыло «русскую тему». Авторитетность и распространённость труда Яна Длугоша превратили его «Анналы...» в образец для подражания для многих последующих авторов.
XVI век принес с собой новую задачу для польско-литовских интеллектуалов: проблему репрезентации и инкорпорации восточноевропейского пространства в общеевропейскую историю. Постулируя такой тезис, мы вовсе не хотим сказать, что польские книжники разделяли Европейский континент на какие-либо части, будь то «западная» или «восточная». Здесь мы оперируем сугубо современными географическими терминами, но подобная парцелляция еще не сложилась в то время. Тем не менее, нарративные источники показывают, что польские интеллектуалы ощущали некую «пограничность» своей державы. Однако, если сейчас этому слову сопутствуют в основном негативные коннотации, то в описываемый нами период ему соответствовал совершенно противоположный смысл: Польша (и польско-литовское государство впоследствии) объявлялась «щитом Европы» от соседних варваров и последним христианским оплотом Цивилизации на востоке.
Подобные идеи мы встречаем в творчестве целой плеяды новых польских хронистов XVI-го века. Находим мы их в «Трактате о двух Сарматиях» Матвея Меховского, видевшего Польшу в роли первооткрывателя и цивилизатора северо-восточных народов. Сходные мотивы мы встречаем в трудах ополяченного француза, секретаря Сигизмунда I - Йодокуса Людовика Деция, в неизданной хронике «отца польской картографии» Бернарда Ваповского, а также в «Происхождении и деянии поляков» Мартина Кромера.
Под влиянием Реформации и Ренессансной традиции в 1551 году впервые издается оригинальный исторический труда на польском языке - читателям становится известной «Хроника всего света» Мартина Бельского. До Бельского самобытных полоноязычных произведений не было, существовали только переводы с латыни. Примером здесь может послужить крайне популярный труд Меховского - хроника, изданная в 1517 году, вскоре получила три польских переиздания в Кракове (1535, 1541,1545).
Пример «Хроники всего света» Бельского вскоре был взят за образец последующим поколением польско-литовских хронистов при составлении своих трудов. Из крупнейших авторов, к чьим хроникам мы будем обращаться в рамках настоящей работы, необходимо назвать Александра Гваньини, создателя трактат «Sarmatiae Europeae descriptio» , автора многочисленных исторических сочинений Станислава Сарницкого, а также Матея Стрыйковского и Иоахима Бельского, создателей «Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси» и «Польской хроники» соответственно. На примере творчества этих авторов можно уверенно сказать, что средневековые хроники в польско-литовской интеллектуальной книжности исчезают, а на их место приходят новые каноны ренессансной литературы, выполняющие уже совершенно новые функции.
После переиздания хроники Александра Гваньини в 1611-м году, развитие сюжетов о Древней Руси практически полностью исчезло из польских крупных исторических нарративов. К теме Руси больше начали обращаться в отдельных небольших сочинениях и памфлетах (например - Марчин Пашковский ), в хрониках же XVII века практически дословно повторяется материал историографов предшествующего столетия без какой- либо серьезной редакции. Именно поэтому хроника Гваньини станет последним источником, к которому мы обратимся при изучении польско- литовских нарративных моделей.
Историография поднятых в диссертации вопросов сложна и имеет несколько важных нюансов. Прежде всего, абсолютно каждый использованный нами источник имеет свою длительную традицию изучения, о которой мы будем говорить в соответствующих главах и параграфах: мы не видим смысла помещать историографию совершенно разных вопросов в одно место, так как литература по ним крайне обширна и скорее запутает читателя в самом начале, чем поможет ему ориентироваться в настоящем текста. Что касается изучения «Древней Руси» именно как книжного концепта, то работ по этому вопросу меньше.
В отечественной научной историографии разделение русской истории на такие концепты как «Древняя Русь» и «Киевская Русь» вошла в обиход благодаря творчеству таких историков первой половины XIX-го века, как Н.М. Карамзин и М.А. Максимович. Уже во второй половине XIX-го столетия традиция такой рубрикации была существенно расширена - в трудах С.М. Соловьева, Н.И. Костомарова, Д.И. Иловайского и В.О. Ключевского используются такие термины как «Червонная Русь», «Суздальская Русь», «Владимирская Русь» и т.д.
В XX веке существенный вклад в локализацию и конкретизацию этих терминов внесли исследователи Б.Д. Греков, В.В. Мавродин, А.Н. Насонов и В.Т. Пашуто. Изучение образа Древней Руси в текстах летописей и хронографов проводилось такими известными учеными, как С.Л. Пештич, Б.М. Клосс, О.В. Творогов и А.Г. Кузьмин. Восприятию русского пространства в восточноевропейских нарративов посвящены основные труды А.С. Мыльникова. Дискурсы землеописания и истории Древней Руси в книжности неоднократно становились объектами исследований И.Н. Данилевского и А.П. Толочко. В отечественной историографии в наши дни серьезной научной площадкой для обсуждения дискурсов древнерусской истории и географии стал издаваемый в Москве под эгидой Института всеобщей истории РАН и Университета Дмитрия Пожарского сборник «Древнейшие государства Восточной Европы». За более чем 15-летнюю историю издания на страницах этого сборника о проблемах «древнерусского» конструкта дебатировали такие авторы как В.А. Кучкин И.В. Ведюшкина В.Я. Петрухин32, Е.А. Мельникова33, А.В. Подосинов34 и Н.Ф. Котляр35.
Структурно настоящая диссертация состоит из введения, двух глав и заключения.
Первая глава, подразделенная на три параграфа, посвящена формированию представлений о Древней Руси в польско-литовской исторической традиции XVI-XVII веков. Первый параграф призван показать предысторию создания польских ренессансных нарративов на примере фундаментальной исторической хроники Яна Длугоша. Второй параграф посвящен творчеству польских историографов первой половины XVI-го века. В третьем параграфе будут исследованы воззрения польских интеллектуалов второй половины XVI- начала XVII вв. на древнерусские сюжеты, и их закрепление в том виде, в котором они будут повторяться без изменений на протяжении всего XVII-го века.
Вторая глава, в которой речь пойдет о русских хронографических сводах, также распадается на три параграфа. В первом параграфе будут акцентироваться особенности хронографов как источников по русской истории. Второй и третий параграфы будут посвящены разборам русских хронографов XVI и XVII веков соответственно.
Сравнение двух моделей историописания - русской и восточноевропейской - будет вместе с выводами из всего обработанного материала помещено в заключении.
Апробация результатов данной работы проходили на следующих конференциях:
1) «Исторические портреты деятелей общей истории России и Польши» («Postacie wspolnej historii Polski i Rosji»). СПб., 21-23 мая 2015 г.
2) Международный электронный семинар по славистике. «Великое Княжество Литовское и Великое Княжество Московское». Образ своих и чужих реалий. СПб., 2 Июня 2015 г.
3) Древняя Русь после Древней Руси: дискурс восточнославянского (не)единства в рамках проекта «Восточные славяне в поисках новых надрегиональных идентичностей в XVI - сер. XVIII вв. в контексте зарождения модерных наций в Европе». Минск, 4-6 ноября 2015 г.
Также по тебе диссертации были опубликованы следующие статьи:
1) Прохоренков И.А. Загадка соавтора «Хроники Европейской Сарматии» Александра Гваньини (по поводу книги Михала Курана«Магсш Paszkowski - poeta okolicznosciowy i moralista z pierwszej polowy XVII wieku») // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2014. № 1. С. 193-205.
2) Прохоренков И.А. Войны за Прибалтику во второй половине XVI века в хронике Александра Гваньини: «...а с тех времен земля Инфлянтская Польше и Литве всегда принадлежала и принадлежит» // История. Историки. Источники. 2015. № 3. С. 43-55.
3) Lisichenok E.A. Prohorenkov I. A. The Oriental discourse in the anti-Moscow works by Marcin Paszkowski // Rex Historica. 2015. № 40. P. 115-125.
Очертив основной круг задач и источников, мы приглашаем читателя к прочтению основного текста настоящей работы, последовательно раскрывающего основные вехи и особенности существования нарративного образа Руси в книжности восточноевропейского региона в XVI-XVII веках.
И русские хронографические своды, и восточноевропейские исторические нарративы во многом имели сходные цели своего создания - они были призваны сконструировать картину истории и географии на региональном уровне. Подобная масштабная модель предполагает существование определенной системы взаимоотношений - история земель излагается не отдельно друг от друга, но описываемые субъекты взаимодействуют между собой. В настоящем исследовании нас интересовало, какое место отводили русские и польско-литовские книжники Древней Руси в истории восточноевропейского региона.
XVI-XVII века - это период, когда соперничество за древнерусское наследство между Москвой, Вильно и Краковом шло особенно активно. Одной из гипотез в настоящей работе было предположение, что борьба велась за эти земли не только силой оружия, но и на страницах нарративных произведений. В ходе изучения источников, мы пришли к выводу, что эта теория верна при изучении польско-литовского исторического материала, но совершенно не подтверждается содержанием русской хронографии.
Хоть составители хронографов заимствовали определенные сюжеты из восточноевропейских хроник, а польско-литовские авторы пользовались русскими летописями, но, тем не менее, между двумя моделями конструирования региональной истории куда больше различий, чем сходств. Главным отличием русских хронографов от восточноевропейских исторических нарративов является единообразие излагаемых тезисов. За два века развития хронографии, от редакции к редакции эволюционировали идеи «переноса» Руси с юга на север и отхода от Киевского наследства. Мы можем назвать это своеобразным магистральным правилом, которого придерживались все хронографы при описании ранней русской истории. В свою очередь, в восточноевропейских исторически нарративах мы видим прямо противоположную ситуацию - зачастую с коротким хронологическим перерывом друг за другом издавались хроники, которые серьезно противоречили друг другу при изложении материала по истории и географии Древней Руси. Суммируя материалы первой и второй главы настоящей диссертации, мы получаем следующую картину различающихся между собой дискурсов истории и географии русских земель в хронографической традиции и восточноевропейских исторических нарративах.
Происхождение Руси. В польских хрониках первой половины XVI века конструируется модель генеалогической вертикали, суть которой в том, что Русь произошла от Польши. В нарративах варьируются только лишь обстоятельства этого происхождения: киевские поляне - это покинувшие Польшу в трудные часы поляки, Рус - это дальний потомок Леха, или же утверждается, что славяне - это потомки польско-вандальских племен. Ситуация радикально меняется во второй половине XVI - первой четверти XVII веков. В этот период появляются тексты, которые называют Русь сувереном и даруют ей определенную культурно-политическую независимость на своих страницах. Но, что самое интересное, возникают и хроники, которые полностью меняют полюса в модели генеалогической вертикали - и уже не Русь от поляков возникает, но поляки выходят из Руси. Особый интерес здесь вызывает текст хроники Матея Стрыйковского, где автор, ветеран столкновений с московитами в ходе войн 1558-1582/3-х годов, утверждает, что вообще все славяне, и поляки вместе с русскими в том числе, произошли от московского народа.
В русской хронографии картина происхождения Руси развивалась линейно от редакции к редакции. В целом, в источниках можно выделить три этапа в эволюции идей о генезисе Руси: 1) Происхождение русских от южных славян и их переселение с Дуная на территории по Днепру (Х.Р. 1512) 2) Происхождение славян с Дуная, но обретение «русского» имени от варягов и северных русских княжеств (Х.Р. 1617). 3) Доминирование идеи полного происхождения Руси с севера, но не с юга (Х.Р. 1620-1644, Хронографы особого состава).
Сущность Руси. Идеи о месте и роли древнерусского наследства в истории восточноевропейского региона в польско-литовских нарративах не так разнообразны, как идеи о происхождении Руси. У Яна Длугоша Русь - это осколок польского королевства, у Стрыйковского - это прародина славянских народов. Эти два полярных взгляда, тем не менее, можно объединить одной общей идеей: для авторов русские земли - это важное культурно-политическое пространство, за обладание которым необходимо бороться. Даже иностранец на польской военной службе - Александр Гваньини - в своей хронике признает, что хоть Русь исторически практически никак не связана с Польшей, но все равно эти земли крайне важный для Речи Посполитой. При изучении восточноевропейских исторических нарративов, уверенно можно констатировать следующее: Русь сильно притягивала к себе внимание польско-литовских интеллектуалов.
Противоположная ситуация обнаруживается при обращении к русской хронографии. Уже в Х.Р. 1512 года древнерусские племена рассматриваются только лишь как один их многих славянских народов (вместе с сербами и болгарами), обитающих на периферии Византийской империи. Текст хронографа не дает нам никаких аргументов в пользу того, что его автор видел какую-либо духовную преемственность между Древней Русью и современным ему Московским государством. Для хронографа первой редакции древнерусская история - не более чем исторический фон, на котором в XIII веке появилась уже куда более близкая составителю хронографа Московская Русь.
Чем более позднюю редакцию мы берем - тем меньше в ней внимания уделяется Древней Руси. Один за другим со страниц хронографов пропадают южные древнерусские князья - апогеем этого процесса станет исчезновение Кия - основателя Киева. Таким образом, в русской хронографии Древняя Русь совершенно не считается важной частью русской истории, а ее земли для составителей хронографа не наполнены каким -либо сакральным смыслом. Возвращение Смоленска в состав Московского царства вызовет в хронографах куда больший отклик, чем присоединение всей Левобережной Украины.
Локализация Руси. Польско-литовская традиция историописания предложила большое количество географических интерпретаций русских территорий: книжники стремились определить эти земли через их привязку к определенным природным объектам и городам, а также предпринимались попытки объяснить рубежи Руси через ментальные культурно-политические границы. В рамках взятого нами хронологического периода, начиная с Яна Длугоша Русь чаще всего локализовалась в рамках границ Польского королевства. Однако из-за активной конкуренции за русские земли со стороны Московского государства и его экспансии на эти территории, восточноевропейские интеллектуалы разбили прежде единый географический концепт Руси на составные части - так у Марчина Бельского появились «Великая» и «Малая» , а у Гваньини и Стрыйковского - «Черная», «Белая» и «Красная» Русь. Локализация этих субрегионов у каждого автора происходила сугубо исходя из личных установок, и не всегда совпадала с дискурсами землеописания у других хронистов.
В русской хронографической традиции Русь подобному дроблению не подвергалась. Хронографы русские предлагают несколько иной механизм определения русских земель: для них русскими считались только те земли, что входили в орбиту влияния Московского государства. Если какая-либо прежде русская территория переходила в состав Польши или Литвы - она автоматически переставала считаться русской. Справедливо тут и обратное утверждение - отвоеванные у западных соседей земли могли снова претендовать на то, чтобы зваться «русскими». К концу XVII века, в поздних русских хронографах остались только две модели локализации Руси: 1) Существовала изначальная Русь, тождественная Новгородским землям, от которой прошла правящая династия. 2) С XIII века Русь будет определяться границами Московского княжества. В начале XIII века произойдет переход, когда «Древняя Русь» превратится уже в Русь Московскую - культурно-пространственную область, которая авторами хронографах будет считаться «своей».
С точки зрения исторической перспективы мы видим, что хоть польско-литовские интеллектуалы и потратили столько сил на закрепление своих притязаний на русские земли в исторических нарративах, тем не менее, реальная победа досталась Московскому государству.
В современном российском культурном поле «норманнская теория» происхождения Русского государства имеет множество негативных коннотаций, а ее адепты обвиняются в том, что они переоценивают влияние иноземного фактора на русский политогенез. Однако именно на «норманнскую теорию» больше всего похожи взгляды авторов хронографов на русскую историю. Стоя на распутье перед выбором исторической прародины, составители хронографов отдают предпочтение именно северу - Русь книжниками переносится туда, и от нее произойдет Московское княжество. Южнорусским же территориям в XVII веке будем суждено войти в состав Московского царства - но это будет не триумфальное возвращение древнерусского наследства, но лишь присоединение к Москве очередной пограничной территории.
XVI-XVII века - это период, когда соперничество за древнерусское наследство между Москвой, Вильно и Краковом шло особенно активно. Одной из гипотез в настоящей работе было предположение, что борьба велась за эти земли не только силой оружия, но и на страницах нарративных произведений. В ходе изучения источников, мы пришли к выводу, что эта теория верна при изучении польско-литовского исторического материала, но совершенно не подтверждается содержанием русской хронографии.
Хоть составители хронографов заимствовали определенные сюжеты из восточноевропейских хроник, а польско-литовские авторы пользовались русскими летописями, но, тем не менее, между двумя моделями конструирования региональной истории куда больше различий, чем сходств. Главным отличием русских хронографов от восточноевропейских исторических нарративов является единообразие излагаемых тезисов. За два века развития хронографии, от редакции к редакции эволюционировали идеи «переноса» Руси с юга на север и отхода от Киевского наследства. Мы можем назвать это своеобразным магистральным правилом, которого придерживались все хронографы при описании ранней русской истории. В свою очередь, в восточноевропейских исторически нарративах мы видим прямо противоположную ситуацию - зачастую с коротким хронологическим перерывом друг за другом издавались хроники, которые серьезно противоречили друг другу при изложении материала по истории и географии Древней Руси. Суммируя материалы первой и второй главы настоящей диссертации, мы получаем следующую картину различающихся между собой дискурсов истории и географии русских земель в хронографической традиции и восточноевропейских исторических нарративах.
Происхождение Руси. В польских хрониках первой половины XVI века конструируется модель генеалогической вертикали, суть которой в том, что Русь произошла от Польши. В нарративах варьируются только лишь обстоятельства этого происхождения: киевские поляне - это покинувшие Польшу в трудные часы поляки, Рус - это дальний потомок Леха, или же утверждается, что славяне - это потомки польско-вандальских племен. Ситуация радикально меняется во второй половине XVI - первой четверти XVII веков. В этот период появляются тексты, которые называют Русь сувереном и даруют ей определенную культурно-политическую независимость на своих страницах. Но, что самое интересное, возникают и хроники, которые полностью меняют полюса в модели генеалогической вертикали - и уже не Русь от поляков возникает, но поляки выходят из Руси. Особый интерес здесь вызывает текст хроники Матея Стрыйковского, где автор, ветеран столкновений с московитами в ходе войн 1558-1582/3-х годов, утверждает, что вообще все славяне, и поляки вместе с русскими в том числе, произошли от московского народа.
В русской хронографии картина происхождения Руси развивалась линейно от редакции к редакции. В целом, в источниках можно выделить три этапа в эволюции идей о генезисе Руси: 1) Происхождение русских от южных славян и их переселение с Дуная на территории по Днепру (Х.Р. 1512) 2) Происхождение славян с Дуная, но обретение «русского» имени от варягов и северных русских княжеств (Х.Р. 1617). 3) Доминирование идеи полного происхождения Руси с севера, но не с юга (Х.Р. 1620-1644, Хронографы особого состава).
Сущность Руси. Идеи о месте и роли древнерусского наследства в истории восточноевропейского региона в польско-литовских нарративах не так разнообразны, как идеи о происхождении Руси. У Яна Длугоша Русь - это осколок польского королевства, у Стрыйковского - это прародина славянских народов. Эти два полярных взгляда, тем не менее, можно объединить одной общей идеей: для авторов русские земли - это важное культурно-политическое пространство, за обладание которым необходимо бороться. Даже иностранец на польской военной службе - Александр Гваньини - в своей хронике признает, что хоть Русь исторически практически никак не связана с Польшей, но все равно эти земли крайне важный для Речи Посполитой. При изучении восточноевропейских исторических нарративов, уверенно можно констатировать следующее: Русь сильно притягивала к себе внимание польско-литовских интеллектуалов.
Противоположная ситуация обнаруживается при обращении к русской хронографии. Уже в Х.Р. 1512 года древнерусские племена рассматриваются только лишь как один их многих славянских народов (вместе с сербами и болгарами), обитающих на периферии Византийской империи. Текст хронографа не дает нам никаких аргументов в пользу того, что его автор видел какую-либо духовную преемственность между Древней Русью и современным ему Московским государством. Для хронографа первой редакции древнерусская история - не более чем исторический фон, на котором в XIII веке появилась уже куда более близкая составителю хронографа Московская Русь.
Чем более позднюю редакцию мы берем - тем меньше в ней внимания уделяется Древней Руси. Один за другим со страниц хронографов пропадают южные древнерусские князья - апогеем этого процесса станет исчезновение Кия - основателя Киева. Таким образом, в русской хронографии Древняя Русь совершенно не считается важной частью русской истории, а ее земли для составителей хронографа не наполнены каким -либо сакральным смыслом. Возвращение Смоленска в состав Московского царства вызовет в хронографах куда больший отклик, чем присоединение всей Левобережной Украины.
Локализация Руси. Польско-литовская традиция историописания предложила большое количество географических интерпретаций русских территорий: книжники стремились определить эти земли через их привязку к определенным природным объектам и городам, а также предпринимались попытки объяснить рубежи Руси через ментальные культурно-политические границы. В рамках взятого нами хронологического периода, начиная с Яна Длугоша Русь чаще всего локализовалась в рамках границ Польского королевства. Однако из-за активной конкуренции за русские земли со стороны Московского государства и его экспансии на эти территории, восточноевропейские интеллектуалы разбили прежде единый географический концепт Руси на составные части - так у Марчина Бельского появились «Великая» и «Малая» , а у Гваньини и Стрыйковского - «Черная», «Белая» и «Красная» Русь. Локализация этих субрегионов у каждого автора происходила сугубо исходя из личных установок, и не всегда совпадала с дискурсами землеописания у других хронистов.
В русской хронографической традиции Русь подобному дроблению не подвергалась. Хронографы русские предлагают несколько иной механизм определения русских земель: для них русскими считались только те земли, что входили в орбиту влияния Московского государства. Если какая-либо прежде русская территория переходила в состав Польши или Литвы - она автоматически переставала считаться русской. Справедливо тут и обратное утверждение - отвоеванные у западных соседей земли могли снова претендовать на то, чтобы зваться «русскими». К концу XVII века, в поздних русских хронографах остались только две модели локализации Руси: 1) Существовала изначальная Русь, тождественная Новгородским землям, от которой прошла правящая династия. 2) С XIII века Русь будет определяться границами Московского княжества. В начале XIII века произойдет переход, когда «Древняя Русь» превратится уже в Русь Московскую - культурно-пространственную область, которая авторами хронографах будет считаться «своей».
С точки зрения исторической перспективы мы видим, что хоть польско-литовские интеллектуалы и потратили столько сил на закрепление своих притязаний на русские земли в исторических нарративах, тем не менее, реальная победа досталась Московскому государству.
В современном российском культурном поле «норманнская теория» происхождения Русского государства имеет множество негативных коннотаций, а ее адепты обвиняются в том, что они переоценивают влияние иноземного фактора на русский политогенез. Однако именно на «норманнскую теорию» больше всего похожи взгляды авторов хронографов на русскую историю. Стоя на распутье перед выбором исторической прародины, составители хронографов отдают предпочтение именно северу - Русь книжниками переносится туда, и от нее произойдет Московское княжество. Южнорусским же территориям в XVII веке будем суждено войти в состав Московского царства - но это будет не триумфальное возвращение древнерусского наследства, но лишь присоединение к Москве очередной пограничной территории.
Подобные работы
- Дискурс землеописания и истории Древней Руси в русских хронографах 16-17 вв. и в восточноевропейском историческом нарративе: сравнительный анализ
Магистерская диссертация, история . Язык работы: Русский. Цена: 5500 р. Год сдачи: 2016