Введение 1
Глава 1
История знакомства Ф. М. Достоевского
с идеями Н. Ф. Федорова 87
§ 1. Первое обращение Н. П. Петерсона
к Ф. М. Достоевскому. Март 1876 г 96
§ 2. Второе обращение Н. П. Петерсона
к Ф. М. Достоевскому. Декабрь 1877 - март 1878 106
§ 3. Третье обращение Н. П. Петерсона
к Ф. М. Достоевскому. Осень 1880 г 138
Глава 2
Роман «Братья Карамазовы» в свете религиозно-философских идей Н. Ф. Федорова 145
§ 1. Общество - церковь, мир - семья 160
§ 2. «Непременно восстанем...»
(Воскресительная тема в романе 187
§ 3. Проблема всеобщности спасения 232
Глава 3
Ф. М. Достоевский и история учения всеобщего дела 283
§ 1. Достоевский в творческой судьбе работы Федорова «Вопрос о братстве, или родстве.» 286
§ 2. Под маской Достоевского 322
§ 3. Федоров contra Достоевский? 366
Заключение 406
Библиография 432
2
Уже почти сто лет ни один очерк о жизни и философском творчестве Федорова не обходится без упоминания знаменитого письма Достоевского к Н. П. Петерсону от 24 марта 1878 года с не менее знаменитым: «...в сущности совершенно согласен с этими мыслями. Их я прочел как бы за свои»1. Уже более ста лет историки литературы стремятся понять, в чем причина горячей, взволнованной реакции Достоевского на идеи скромного библиотекаря Румянцевского музея, каковы основные точки их идейного и духовного родства, как отозвалось в художественном мире писателя знакомство с учением всеобщего дела. Уже более ста лет биографы пытаются восстановить историю этого опосредованного, но столь значимого знакомства и задаются вопросом, какой именно текст читал Достоевский в конце 1877 года и где находится теперь этот текст.
Для позднего Достоевского знакомство с идеями Федорова стало важной духовной и творческой вехой. Оно широко отразилось в романе «Братья Карамазовы» - и в черновиках, и в окончательном тексте. Для Федорова же письмо Достоевского явилось толчком к систематическому изложению своих идей, к созданию главного труда - «Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратского, неродственного, т. е. немирного, состояния мира и о средствах к восстановлению родства». Можно сказать, что Федоров как мыслитель вошел в культуру с невольной подачи Достоевского, стимулировавшего его своими вопросами к созданию письменного свода учения о воскрешении.
Вопрос о Федорове и Достоевском непосредственно связан с другим обобщающим и обширным вопросом - о взаимодействии русской религиозной философии и художественной литературы, об их скрещениях и взаимовлияниях. Русская литература XIX века была колыбелью отечественной философской мысли: в ее поэтическом и романном пространстве, средствами образно¬художественными, а не дискурсивно-логическими, ставились и решались фундаментальные проблемы философской онтологии и антропологии,
1 Ф. М. Достоевский - Н. П. Петерсону. 24 марта 1878 // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 30(1). Л., 1988. С. 14. В дальнейшем ссылки на 30-томное академическое полное собрание сочинений писателя (Л., 1972-1990) даются в скобках после цитаты: первая цифра указывает том, вторая - страницу.
3
гносеологии и этики - человек и природа, дух и материя, истина и благо, сущность зла и сущность добра, время и вечность, род и личность, вера и неверие, преображающая любовь и спасающая красота... В лоне литературы рождалась смыслообразующая интенция русской религиозной философии - интенция преображения мира и человека, готовилась духовная почва для главной ее идеи - идеи богочеловечества. Однако с последней трети XIX в. стал набирать силу обратный процесс - влияния религиозной мысли на литературу, во всей полноте развернувшийся уже в следующем, XX веке. Знакомство позднего Достоевского с идеями Федорова, отражение этих идей в романе «Братья Карамазовы» - первая веха этого оплодотворяющего влияния.
Достоевский и Федоров принадлежали к тому течению русской мысли - и были наиболее яркими его представителями - которое, зародившись в лоне славянофильства, продолжившись затем в творчестве Соловьева и религиозно¬философском ренессансе первой трети XX века (И. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, А. К. Горский, И. А. Сетницкий, Г. П. Федотов и др.), было одушевлено задачей оправдания истории и оправдания человека. В лоне этого течения утверждалась идея христианского синергизма, соучастия объединенного человечества в Божественном домостроительстве, выдвигалась идея истории как богочеловеческой «работы спасения». Христианство понималось активно, ставилась задача преодоления разрыва между храмовой и внехрамовой жизнью. Русские мыслители призывали к религионизации всех сфер личного и общественного бытия человека, что предполагало и устранение внутренней дисгармонии личности (идея цельного человека И. В. Киреевского и К. С. Аксакова), и созидание христианского социума («мировая гармония» Достоевского, «общество по типу Троицы» Федорова). Вершинное их чаяние - обожение мира: преодоление смертного порядка природы, всеобщее воскрешение (Федоров), достижение полноты «всеединства» (Соловьев), новый благой, «божеский тип хозяйствования», восстановляющий царственное положение человека в мире тварей во исполнение заповеди «обладания землей», данной Творцом человеку (Булгаков).
Целостный религиозный проект, вырабатывавшийся совокупными,
соборными усилиями русской философии при активном содействии литературы,
должен быть осмыслен во всех своих составляющих. Сюжет «Федоров -
Достоевский» выводит исследователя к пониманию сути этого проекта, его
стержневой и главной идеи, по-разному преломлявшейся у конкретных
художников и мыслителей. Эта «высшая идея существования», как называл ее
4
Достоевский, есть идея бессмертия, идея преображения несовершенного, смертного, страдающего бытия в Царствие Божие. Будучи менее всего головной, теоретической, рождаясь из эмоционально-сердечного переживания, из несмиренности с фактом существования в мире зла, она задает новые ориентиры как философии, которая уже не удовлетворяется рассуждением, мыслью ради мысли, не хочет быть отвлеченной системой, а стремится стать активной и проективной «философией дела», так и литературе, идущей от теории «искусства для искусства» к концепции искусства как учительства и пророчества, а в своем высшем, идеальном задании - как творчества жизни. Образ этой новой философии дела, образ нового, жизнетворческого искусства, исповедующего «реализм в высшем смысле», ищущего подлинного, а не мнимого преображения реальности, и являют в своем творчестве Федоров и Достоевский.
Духовная встреча Н. Ф. Федорова и Ф. М. Достоевского, состоявшаяся в конце 1877 - начале 1878 г. при посредстве ученика мыслителя Н. П. Петерсона, - из тех провиденциальных встреч, которые определяют не только судьбы ее участников, но и отзываются многоголосно в дальнейшем движении культуры. Эта встреча уже предвещала явление русского религиозно-философского ренессанса конца XIX - начала XX века, вобравшего в себя идеи и понимания и зародившейся самобытной отечественной философии (П. Я. Чаадаев,
A. С. Хомяков, И. В. Киреевский, К. С. и И. С. Аксаковы, Н. Ф. Федоров,
B. С. Соловьев и др.), и русской литературы. Духовно-творческий диалог писателя и мыслителя - своего рода эмблема взаимодействия философии и литературы в России: здесь и общее поле мысли, и взаимное оплодотворяющее влияние, и созвучия, и переклички, и перспектива целостного синтеза представлений, выработанных каждым поодиночке.
Достоевский и Федоров стояли на общей религиозно-философской платформе. Оба были одушевлены идеалом деятельного, творческого христианства, стремлением к христианизации жизни, преодолению разрыва между храмовым и внехрамовым, между церковью и миром, между верой, знанием, творчеством. У обоих была сильна вера в человека, но не в самоопорного человека, горделиво глаголющего о Боге: «Я не нуждаюсь в этой гипотезе» и устраивающего свою жизнь на своих, альтернативных началах, а в человека, сознающего себя существом, ответственным за бытие, вверенное ему Творцом, в человека, призванного к соучастию в «деле преображения мира в то благолепие нетления, каким он был до падения» (I, 395). Оба утверждали идею истории как «работы спасения», идущей к «братству людей, всепримирению народов», «обновлению людей на истинных началах Христовых» (23; 50).
Соприкосновение с мыслью друг друга дало каждому из них мощный
творческий импульс. Достоевскому - в работе над «Братьями Карамазовыми»,
Федорову - в создании его главной работы «Вопрос о братстве, или родстве.». И
теперь мы можем, вооружившись всем доступным нам филологическим
инструментарием, искать следы Федорова у Достоевского и Достоевского у
Федорова. Эти следы совсем не лежат на поверхности. Их нужно узревать в
глубине текста, понимая специфику художественной мысли Достоевского,
который не декларирует идею, а выстраивает по ней универсум романа, и
особенность синтетической мысли Федорова, не отбрасывающей наследие
413
прошлой и современной культуры, а природняющей его себе, просветляющей его лучом высшего идеала и тем самым открывающей в нем новые жизнетворные смыслы.
В определенном смысле роман «Братья Карамазовы» можно рассматривать как продолжение письма Достоевского Петерсону, как художественный ответ на те вопросы неизвестному мыслителю, разъяснения которых писатель при жизни так и не получил, как размышление над темами, заявленными в рукописи статьи «Чем должна быть народная школа?» и близкими ему самому (о совершенном многоединстве по образу и подобию Троицы, о восстановлении сыновне¬отеческих связей, о воскресении как центральном обетовании христианства и соучастии в нем человечества). В целом ряде позиций этот ответ перекликается с тем, что параллельно пишет Достоевскому Федоров. Последний роман Достоевского являет своего рода художественную притчу о небратстве и путях восстановления родства, о смерти и воскресении, о неверии и вере деятельной и животворящей. И полнота его смысла открывается в сопряжении рождающегося здесь образа мира и образа мира, контуры которого очерчены в федоровском «Вопросе о братстве.».
«Вопрос о братстве, или родстве.» - текст, поначалу имевший одного единственного адресата, обращенный к конкретному лицу - Федору Михайловичу Достоевскому. Создавая его, Федоров ориентируется не только на вопросы писателя, заданные в письме Петерсону, но и на те главные, ключевые вопросы, которые уже по-своему ставились и решались Достоевским и в художественном творчестве, и в публицистике: вопросы о природе и человеке, о смерти и бессмертии, о «высшей идее существования», о задачах христианства и церкви в мире, о смысле и назначении истории. Многие темы Достоевского получают у Федорова свою оригинальную разработку, а подчас и новое смысловое звучание.
На протяжении почти двух с половиной лет работает Федоров над посланием своему выдающемуся современнику. Для чего пишет он такой развернутый текст? Главное внутреннее его задание - донести свою идею так, чтобы она вдохновила писателя, чтобы Достоевский выразил ее в своем творчестве, представил в художественном образе. Точно так же на протяжении 1880-х гг. пытается он увлечь воскресительной идеей Л. Н. Толстого. А потом в 1890-е гг. неоднократно просит своего друга, историка философии и поэта
В. А. Кожевникова выразить учение о долге воскрешения его «сильным стихом» (IV, 492).
414
Почему так не удовлетворяла мыслителя философская форма изложения мысли. Почему та стремился он донести свои идеи через художника слова?
Друг и многолетний собеседник Федорова В. С. Соловьев писал: «Дело поэзии, как и искусства вообще - не в том, чтобы “украшать действительность приятными вымыслами живого воображения”, как говорилось в старинных эстетиках, а в том, чтобы воплощать в ощутительных образах тот самый высший смысл жизни, которому философ дает определение в разумных понятиях, который проповедуется моралистом и осуществляется историческим деятелем как идея
582
добра» . В статьях конца 1880-х - начала 1890-х годов: «Красота в природе», «Общий смысл искусства», «Первый шаг к положительной эстетике» философ, эстетические взгляды которого сложились под непосредственным влиянием Федорова, будет говорить о художестве как идеалотворчестве, о том, что подлинно религиозное искусство должно явить собой «пророчество» о грядущем Царствии Небесном, стать «переходом и связующим звеном между красотою природы и красотою будущей жизни»583.
Искусство, способное показать миру высший, Божественный идеал, - именно о таком искусстве мечтал философ всеобщего дела. Представить в богатой палитре красок благодатную красоту преображенного мира, когда «вся вселенная, одушевленная всеми воскресшими поколениями», станет «храмом Бессмертному Триединству» (II, 260). Выразить «долг воскрешения» не в понятиях, отвлеченных и ни к чему не обязывающих, а в живых, впечатляющих образах. И правда, одно дело говорить о необходимости любви к отцам и предкам, а другое - сопереживать Илюшечке, бросающемуся спасти своего родителя от гнева Дмитрия Карамазова и кричащему: «Пустите, пустите, это папа мой, папа, простите его» (14; 186). Одно дело писать о смерти как об «общем враге» человечества, а другое - увидеть мать, рыдающую по ножкам своего умершего мальчика. Одно дело уверять в том, что преображенная, бессмертная жизнь есть высшее благо, а другое вместе с Алешей созерцать видение Каны Галилейской и чувствовать, как радость, радость сияет в уме и сердце твоем.
Выстраивая свое учение в виде развернутого послания Достоевскому, Федоров обращался прежде всего к художнику. Позднее он доверит свои идеи Соловьеву, но никогда не будет удовлетворен тем, как тот их перелагает. Язык Соловьева - язык немецкой классической философии, пересаженный на русскую
582 Соловьев В.С. Поэзия Ф. И. Тютчева // Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. М., 1991. С. 472.
583 Соловьев В.С. Общий смысл искусства // Соловьев В.С. Соч. Т. 2. С. 398.
415
почву, кое-как приспособленный для выражения коренных чувствований и пониманий национальной души; это язык отвлеченных понятий, умозрительных категорий, в которые заковывается идея жизни. У Федорова - другой язык. Более близкий языку как раз художественной литературы и изобразительного искусства. Его философия общего дела - своего рода эпическая поэма, сюжет которой завязывается тогда, когда «в муках сознания смертности родилась душа человека» (II, 257) и первый «сын человеческий», плачущий над телом отца, обратил свой взор к небу с молитвой о воскресении; этот сюжет движется затем через падение человечества, через удаление сынов от отцов, через углубление неродственности и розни и в конечном итоге приводит к опамятованию живущих, отдающих все силы возвращению жизни умершим. В этом монументальном художественном произведении есть свои устойчивые мотивы, свои тропы, свои постоянные образы, создающие неповторимое качество федоровского стиля: «блудные сыны», «сыны, пирующие на могилах отцов», «общество вечных женихов и невест», «безбородый гуманизм», «цивилизация мануфактурных игрушек», «могила праотца», «сын человеческий» и «дочь человеческая», «птоломеевское созерцание» и «коперниканское небесное дело».
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
