Введение
Глава I. Типологическая общность проблематики произведений
Н.В. Гоголя и Ф. Кафки
§ 1. «Отчуждение человека в социально-иерархическом обществе» у
Н.В. Гоголя
§ 2. «Разобщённость человека с миром и одиночество в условиях
тотального кризиса первой четверти XX века» у Ф. Кафки
§ 3. Взаимоотношения автора и героя
Глава II. Конфликт личности с «вывихнутой» реальностью: абсурдный
человек в абсурдной ситуации
§ 1. Тема «маленького человека» и тема «превращения» - «ужасные
фантазии на тему этики ясности» (А. Камю)
§ 2. Трагический конфликт частного человека с миропорядком у
Н.В. Гоголя и Ф. Кафки
Глава III. Способы построения художественного мира: «фантастический реализм» Н.В. Гоголя и «экспрессионистический
реализм» Ф. Кафки
§ 1. Гротеск и изображение трагедии через повседневность у
Н.В. Гоголя
§ 2. Метафора - образ человеческого отчуждения у Ф. Кафки
§ 3. «Физиологическая символизация» у Н.В. Гоголя и Ф. Кафки
Заключение
Библиографический список литературы
Приложение

Купить

Выпускная квалификационная работа посвящена изучению способов художественного воплощения темы абсурда человеческого существования в произведениях Н.В. Гоголя и Ф. Кафки на примере повести «Нос» и новеллы «Превращение». Сопоставление этих имён в мировой литературе не ново и вполне закономерно. Их сближает феномен кризиса сознания, порожденный социальным кризисом (его уникальность и универсальность), а также способ организации художественного мира Гоголем и Кафкой и, соответственно, решение авторами проблемы человека в мире абсурда.
Совершившийся в ХХ веке, особенно ко второй его половине, выход Н.В. Гоголя на авансцену мировой культуры, ощущение его как необычайно современного художника, предвосхитившего тенденции иррациональности и абсурдизма в литературе и искусстве Новейшего времени, определило сопоставление двух имен - Н.В. Гоголя и Ф. Кафки - как важную историко-литературную проблему. В этом и заключается актуальность дипломной работы.
Целью дипломной работы является исследование способов художественного воплощения темы абсурда человеческого существования в произведениях Н.В. Гоголя и Ф. Кафки - художников разных культур и эпох - в повести «Нос» и новелле «Превращение»
Задачи работы сводятся к следующему:
• выяснение типологической общности проблематики произведений Н.В. Гоголя и Ф. Кафки;
• изучение конфликта личности с «вывихнутой» реальностью: абсурдный человек в абсурдной ситуации;
• исследование способов построения художественного мира: «фантастический реализм» Н.В. Гоголя и «экспрессионистический реализм» Ф. Кафки.
Методология. Для достижения поставленной цели и решения поставленных задач используется сравнительно-типологический метод литературоведческого исследования.
Объектом дипломной работы является творчество Н.В. Гоголя и Ф. Кафки, предметом - способы художественного воплощения темы абсурда человеческого существования.
Для начала необходимо обратиться к дневникам Ф. Кафки, в которых русский писатель упоминается неоднократно, для того, чтобы понять, что определённые точки пересечения в видении и восприятии мира, безусловно, были. В дневниках Ф. Кафки есть записи, имеющие непосредственное отношение к Н.В. Гоголю. Одна из них, от 14 марта 1915 г., свидетельствует о том, что Ф. Кафка прочел статью Н.В. Гоголя о лиризме [Kafka: 1954, 467]; другая, более развернутая, датированная 14 февраля 1915 г., содержит в себе отзвуки впечатлений, вынесенных из чтения «Мертвых душ», Ф. Кафка пишет о «безграничной притягательности России». Но в поисках образа, в котором ее можно было бы выразить лучше всего, он противопоставляет гоголевской «тройке» свой, проникнутый характерной «кафкианской» тоскливой мрачностью, «образ огромной необозримой реки, желтоватые воды которой растекаются невысокими волнами. По берегам - пустынные степи, увядшие, измятые травы». Дорисовывая эту картину, Кафка добавляет, что «все здесь потухает» [Kafka: 1954, 463]. Нетрудно заметить, как полемически противоположен по своему духу и настроению этот символический унылый пейзаж вдохновляющему, полному лирического подъема, символическому финалу первого тома поэмы Н.В. Гоголя. Факты рецепции являются основой для сравнительно-типологического изучения проблемы.
Типологический подход к повестям «Нос» и «Превращение» заставляет обратить внимание, прежде всего, на нарочитую акцентировку объективности и «всамделишности» всего происходящего. И нельзя не сказать о мотиве сновидения, играющем важную роль и у Гоголя - большую, и у Ф. Кафки - меньшую); конечно, логика совмещения различных обликов персонажей и перетекание одного в другой определяется именно логикой сновидений (это применимо особенно к гоголевской повести: «...я сам принял его сначала за господина. Но, к счастию, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос»; у Ф. Кафки же внешний облик персонажа после совершившегося превращения дан более устойчиво. Однако сходство со сном не определяет в целом поэтику произведения. Сама событийность строится на отрицании сна, на утверждении ее абсолютной подлинности (у Н.В. Гоголя содержавшийся в черновой редакции намек, что все это приснилось персонажу, снимается; и также у Ф. Кафки: «Это не было сном»). Интерпретация случившегося как сновидения заведомо предотвращается совпадением реакции не одного только «претерпевшего», но и всех остальных лиц: у Н.В. Гоголя - чиновника газетной экспедиции, полицейского, врача; у Ф. Кафки - родных Грегора Замзы; и в том и в другом случае каждый из персонажей видит свою часть, свой «сектор» совершающегося события. Создается жесткая система связей, предписывающая каждому собственную «объективную» линию поведения. Если бы это был сон, то, наверное, пришлось бы признать, что это такой сон, который одновременно снится многим лицам.
«Всамделишность» событий подчеркнута и особой манерой повествования, которая, будучи в значительной мере адекватной субъективному миру персонажа, все же оставляет место для авторского присутствия. Роль же автора в том, чтобы верифицировать если не все детали происходящего, то его опорные моменты. Широкое пространство, предоставленное читательскому воображению, ограничено лишь одним - ощущением природы той ситуации, в которую поставлены главные лица, при всем их отличии в психологии, уровне развития, морали и т.д.
Эта весьма напряженная ситуация - рушится весь образ жизни, угроза нависает над коренными основами индивидуального существования, непроходимая черта отделяет претерпевшего от окружающих, в том числе и от самых близких, какими для Г регора Замзы являются его родители и сестра. Это ощущение катастрофичности и возникающего непреодолимого барьера выражено в комической манере и в гоголевской повести: «Боже мой! боже мой! За что это такое несчастие? Будь я без руки или без ноги - все бы это лучше; будь я без ушей - скверно, однако ж все сноснее; но без носа человек - черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, - просто возьми да и вышвырни за окошко!» На самом деле «пограничная ситуация».
Значимость всего происходящего в обеих повестях усилена и с помощью мифологического фона, который сделал предметом анализа Р. Карст. Вспомним, что и Ковалев, и Грегор Замза обнаруживают резкую перемену в своем положении утром, с пробуждением ото сна. «Метаморфоза - вестница ночи; изменение совершается во тьме и разоблачает свою тайну с рассветом, который приносит с собою рассеяние и облегчает создание нового» [Karst: 1980, 35]. Вместе с тем именно ночной сон делит временное протяжение человеческой жизни на отрезки - дни, недели, месяцы, годы... человек, не спавший ночь, не испытывает ощущения начала нового; наступивший день кажется ему продолжением предыдущего. У Ф. Кафки, как и у Н.В. Гоголя, рубеж пробуждения приобретает еще более важную роль: с него начинается не только новый хронологический отрезок времени, но и новый строй взаимоотношений и связей, непохожий на то, что было «вчера», начинается новая реальность - ирреальная.
Наконец, следует обратить внимание еще на один типологически общий момент - полную немотивированность перемены. Обычно ее причиной, инициатором или агентом служил персонаж, воплощающий, как говорил Э.Т.А. Гофман, «злой принцип»: черт, ведьма или лицо, вступившее с ними в преступную или двусмысленную связь, иначе говоря, персонифицированное воплощение фантастики. В повести «Нос» сверхъестественный источник фантастики устранен. Угадывается только его след - на уровне стилистических оборотов, например, в комическом допущении майора Ковалева, что «черт хотел подшутить надо мною», или же в предположении того же Ковалева, что виновата Александра Подточина, пожелавшая женить его на своей дочери. Благодаря этому создается эффект, который принято называть анонимностью сверхличных сил, и что именно в этом пункте произведение Кафки непосредственно продолжает гоголевское.
Обе повести схожи в том, что в сюжете «странное событие» наступает внезапно, неотвратимо, без всякой подготовки и видимой мотивации. Отсутствует предыстория, а вместо нее предлагается мнимая предыстория, даже штрихи к ней, мелькающие в сознании одного персонажа (Грегор Замза полагает, что он устал, переутомился) или нескольких (Прасковья Осиповна, жена цирюльника, убеждена: ее муж во время бритья так теребит своих клиентов за носы, что последние «еле держатся»; Иван Яковлевич подозревает, что он был накануне пьян; сам майор Ковалев - что вмешалось третье лицо).
Функцию предыстории - если обратиться к другим произведениям Кафки - могут брать на себя версии, предлагаемые даже «объективно», от лица повествователя, - но это ничуть не проясняет дела («Процесс» начинается словами: «Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К. ...» [Кафка: 2004, 13] - утверждение, которое также повисает в воздухе). «От заклания нас всегда отделяет лишь один день: жертвоприношение свершилось вчера. Именно поэтому Кафка почти всегда избегает прямых указаний на предысторию ... Его произведения герметичны по отношению к истории...» [Манн: 1999, 175]. Видимо, любое художественное
произведение «герметично», но в отношении «Носа» или «Превращения» это особенно наглядно: для реализации их действия и смысла было необходимо, чтобы «отказали» какие-то коренные законы бытия.
Проблема сравнительно-типологического исследования творчества Н.В. Гоголя и Ф. Кафки неоднократно привлекала исследователей.
Виктор Эрлих, которому принадлежит приоритет научной постановки вопроса «Кафка и Г оголь», уделил сходству повестей «Нос» и «Превращение» большую часть своей статьи [Erlich: 1956]. «Хотя
гоголевское алогичное повествование не заключает в себе черты экзистенциальной трагедии, ему так же, как более мрачному рассказу Кафки, свойствен контраст между «реалистическим» способом представления и совершенно невероятным центральным событием» [Erlich: 1956, 170]. Для постановки проблемы дипломной работы важно рассмотреть сходство элементов поэтики повестей. Добавим: это сходство простирается и дальше, охватывая весьма важные элементы поэтики.
Виктор Эрлих, основываясь главным образом на «иррационалистических» мотивах, в «Носе» сопоставляет с «Превращением» Кафки, усматривает также общность обоих писателей в присущей их творчеству, по его мнению, идее деградации человека, его всегдашней готовности утратить свой человеческий облик и человеческую природу, превратиться в животное или насекомое [Erlich: 1956]. Даже гоголевское сравнение Собакевича с медведем оказывается в таком истолковании аналогичным символическому замыслу зловещего рассказа Кафки о превращении заурядного коммивояжера в чудовищное насекомое. При этом надо помнить о существенном различии в самом взгляде каждого из сопоставляемых писателей на человека и его место в жизни. Н.В. Гоголь действительно не раз употребляет такие выражения, как «оскотиниться», «омедведиться», говоря о персонажах своей поэмы, и в этих выражениях, и в образах слышна не только острая боль за человека, потерявшего свой истинный облик, но и то, чего уже нет у Франца Кафки, - уверенность в том, что человек может и должен быть человеком и что нет такого безнадежного падения, которое исключало бы воскрешение подлинной человечности.
Владимир Набоков в своей знаменитой статье «Превращение» Франца Кафки» утверждает: «У Г оголя и Кафки абсурдный герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь выбраться из него в мир человеческих существ, - и умирает в отчаянии» [Набоков: 2000, 247].
В. Набоков, сопоставляя произведения Н.В. Гоголя и Ф. Кафки, говорит о фантазии и реальности и об их взаимоотношении. Он ставит цель «понять, что такое реальность, дабы выяснить, каким образом и до какой степени так называемые фантазии расходятся с так называемой реальностью» [Набоков: 2000, 243]. В рассуждении он приходит к выводу о том, что у литературных героев разные реальности. У Н.В. Гоголя и Ф. Кафки герой, наделенный определенной чувствительностью, окружен гротескными бессердечными персонажами, смешными и жуткими фигурами. У Н.В. Гоголя «человеческое содержание» героя иного рода, нежели у Ф. Кафки в «Превращении», но взывающая к состраданию человечность присуща обоим.
Марта Антоничева, откликаясь в «Эссе Набокова «Николай Гоголь»: прорыв в ирреальное» [Антоничева: 2006], отмечает, что ирреальное и абсурдное являются одним из наиболее актуальных для В. Набокова категорий. Поэтику Н.В. Гоголя писатель рассматривал в аспекте семантики возможных миров и различал художественную реальность (фикциальную) и реальность автора/читателя (бытие сущего). Именно выдающуюся особенность прозревать иные миры обнаруживает
В. Набоков у Н.В. Гоголя и Ф. Кафки.
А.В. Карельский, анализируя творчество Ф. Кафки в контексте австрийского лиро-мифологического эпоса, находит аналогию в творчестве Н.В. Гоголя той неправдоподобной ситуации, которая изображена в повести «Превращение». Будучи как литературный прием вполне законным, фантастический образ Ф. Кафки, тем не менее, кажется ученому вызывающим именно в силу своей демонстративной «неэстетичности».
«Однако представим себе на минуту, что такое превращение все-таки случилось; попробуем примириться на время чтения рассказа с этой мыслью, так сказать, забыть реальный образ гиганта-насекомого, и тогда изображенное Кафкой предстанет странным образом вполне правдоподобным, даже обыденным. Дело в том, что в рассказе Кафки не оказывается ничего исключительного, кроме самого начального факта. Суховатым лаконичным языком повествует Кафка о вполне понятных житейских неудобствах, начавшихся для героя и для его семейства с момента превращения Грегора, — настолько сухо и лаконично, по обыденному, что затем уже как бы непроизвольно забываешь о невероятности факта, легшего в основу истории» [Карельский: 2000, 249].
Ю. Манн в статье «Встреча в лабиринте (Франц Кафка и Николай Гоголь)» стремится установить «реальное соотношение двух писателей» [Манн: 1999]. Исследователь находит точки совпадения и в поэтике повестей «Нос» и «Превращение», и в общей эволюции обоих писателей, в проблеме «отношения пространства к человеку», и в типах героев, и в «редукции двоемирия» в художественном мышлении обоих писателей, их эстетических суждениях и художественных вкусах. Масштабностью и глубиной сопоставления Ю. Манн выделяется из общего ряда заинтересованных проблемой «Гоголь - Кафка» литературоведов. Оба писателя «благодаря соединению неотразимой конкретности и таинственной неопределенности достигают высшей степени символизации» [Манн: 1999, 40].
Труды исследователей творчества Н.В. Гоголя и Ф. Кафки - Ю. Манна, С. Бочарова, М. Храпченко, А. Каркельского, Д. Затонского, Б. Сучкова, а также писателя В. Набокова стали теоретической базой дипломной работы.
Структура выпускной квалификационной работы - введение, три главы, заключение, библиографический список литературы и приложение, в котором представлены методические рекомендации по изучению произведений Н.В. Гоголя и Ф. Кафки в средней школе.
Апробация результатов исследования проходила на Международном молодежном научном форуме «Белгородский диалог - 2018» (НИУ «БелГУ», апрель 2018 года).

Купить