Введение 3
Глава I. Персональное дело театрального критика C. Л. Цимбала 10
Глава II. Парад юбилеев «великих» и кампания «по борьбе с космополитизмом» 26
Глава III. «В защиту жанра оперетты...» 48
Глава IV. Визиты московских гостей 56
Глава V. Ленинградская музыкальная критика и кампания «по борьбе с космополитизмом» 67
Заключение
«Национальное» и «космополитическое». Как соотносятся между собой эти понятия и как менялось их семантическое значение в различные исторические периоды? Эти вопросы становятся в условиях стремительно глобализирующегося мира не менее злободневными, чем вопросы сохранения мира во всем мире, вызовы мирового терроризма и угроза термоядерной войны, лишь постольку, поскольку с ними неразрывно связаны. И есть ли место «национальному» в глобальном («космополитическом») мире?
Актуальность выбранной темы заключается не только в слабой изученности, вне поля зрения современных историков и театроведов (историков театра, искусствоведов) по-прежнему остается история ленинградской критики (ленинградской театроведческой школы) в годы послевоенной антикосмополитической кампании, но и в ценности изучения неудачного опыта проведения «позднесталинской» культурной политики для того, чтобы в будущем избежать совершенных ранее ошибок.
Бесспорно, можно и даже нужно сказать о научной новизне представленного исследования, поскольку оно представляет собой первый опыт междисциплинарного изучения состояния театральной критики в Ленинграде после правительственных решений по идеологическим вопросам.
Объектом данной исследовательской работы является ленинградская театральная критика (ленинградская театроведческая школа), а предметом — судьбы ленинградских «акул пера» в годы кампании «по борьбе с безродным космополитизмом» и особенности механизма проведения правительственной идеологической акции в городе на Неве.
Хронологические рамки исследования: 1947-1949 гг.: от первого упоминания в советской печати термина «космополитизм»1и производных от него вместо слов «низкопоклонство перед заграницей» до апреля 1949 г., когда кампания, достигнув своего пика по количеству «уличенных в космополитизме», стала сбавлять обороты и сменяться другой официальной риторикой.
Историографический обзор. Всю выявленную исследовательскую литературу по указанной теме можно разделить на несколько групп. К первой относятся общие труды, посвященные развитию театра в советском государстве. Среди работ такого плана можно выделить шеститомную «Историю советского драматического театра», в которой подробно рассматриваются основные вехи становления сценического искусства.2Это академическое издание, составленное авторским коллективом, в который входили К. Л. Рудницкий, И. Л. Вишневская, А. А. Гозенпуд, Е. П. Перегудова, и по сей день не теряет своей актуальности. Стоит также упомянуть и о «Очерках истории русского советского театра». Это издание, состоящее из трех томов и составленное творческим коллективом под руководством театроведа Н. Г. Зографа, посвящено общим тенденциям развития советского театрального искусства.
Вторая группа включает в себя ряд работ как в целом по политике советского государства, так и по особенностям ее влияния на культуру. Среди комплексных исследований, посвященных изучению сложных процессов, происходивших в советском обществе и их взаимосвязи с решениями партии, можно выделить монографию А. В. Пыжикова и А. А. Данилова «Рождение Сверхдержавы. 1945-1953 годы»,4в которой исследована послевоенная «идеологическая архитектура» и принципиальное новое, изобретенное еще в годы Великой Отечественной войны, но широко опробованное после ее окончания, пропагандистское средство — советский патриотизм. Схожей работой с упомянутой выше по целям и задачам, но охватывающий хронологический период вплоть до распада Советского государства, является документированный очерк Р. Г. Пихоя «Советский союз: история власти. 1945-1991». Касаясь же непосредственно феномена послевоенного советского патриотизма, нельзя не упомянуть об исследовании Д. Бранденбергера. Зарубежный историк использует весьма необычный подход к советской идеологической политике рассматриваемого периода, он выводит формулу, с которой трудно не согласиться: советская послевоенная идеология = обращение к русской истории + «миф о войне».
Среди исследовательской литературы вышеупомянутой группы определенный интерес представляют «Очерки истории идеологической деятельности КПСС, 1938-1961 гг.». В этом исследовании рассматриваются основные направления идеологической деятельности ЦК КПСС с конца 30-х до начала 60-х гг. XX в., освещается борьба партии за высокую идейность и связь литературы и искусства с жизнью советского народа. Существенный недостаток работы в том, что в ней присутствует лишь критика постановлений 1946-1948-х гг., а правительственные преобразования в культурной жизни после XX съезда излишне идеализируются. Например, говоря о роли творческих союзов в советском государстве, авторы упоминают об устранении излишней опеки правительства в работе с этими организациями. По их мнению, уже тогда действительно появились условия для свободного обсуждения актуальных вопросов.
Среди работ, посвященных только культурному строительству, можно выделить монографию Е. С. Громова,9в которой главным образом анализируется, как лично И. В. Сталин влиял на развитие культуры в СССР. В исследовании рассматриваются вкусы и предпочтения политического лидера, подробно описываются его встречи с деятелями искусства и литературы. Другая работа, «Культурная политика России: теория и история»10имеет существенный недостаток — описаны лишь общими словами тенденции и напрочь отсутствует какая-либо конкретика, основанная на анализе комплекса различных источников. Например, говоря о борьбе с космополитизмом, авторы делают следующий вывод — «Развернутая кампания стала истинным подарком легионам бездарей и завистников во всех областях искусства и науки, а также во всех отраслях народного хозяйства. Они получили эффективную возможность избавиться от талантливых конкурентов..».11Такие случаи действительно имели место быть, но почему же не указаны конкретные примеры, без них, на наш взгляд, такие тезисы выглядят слишком легковесно, что ведет к упрощенному пониманию причин и задач антикосмополитической кампании как государственной идеологической акции. Стоит также отметить, что монография охватывает огромный хронологический период (с древнейших времен и до 90-х гг. XX в.), и в связи с этим описание культурной политики советского государства носит поверхностный характер. С этой работой перекликается другая работа В. С. Жидкова, в которой также поверхностно освящаются основные тенденции, имевшие место быть в искусстве и литературе изучаемого периода.
В работах Г. В. Костырченко на многочисленных документах из федерального архива РГАСПИ впервые были изучены антисемитские проявления в эпохи «классического» и «позднего сталинизма» (1930-е — 1950-е гг.). Сложно недооценить значение трудов московского исследователя, но в них есть и свои недостатки. Например, подробно освещен ход борьбы между двумя враждующими лагерями накануне кампании — Агитпропом, критиками из ВТО, с одной стороны, и Союзом советских писателей в лице литературного генсека А. А. Фадеева, с другой, на основе, преимущественно, документов из московских архивов, но ни слова не говорится о Ленинграде. Лишь в самой первой монографии Г. В. Костырченко «В плену у красного фараона» мельком сказано, что ленинградские театральные критики в прессе обвинялись как последователи московских и поэтому также были подвержены общественному порицанию и изгнанию из творческих организаций. Исследованию отношения власти к еврейской интеллигенции в СССР посвящена и англоязычная работа израильского историка Б. Пинкуса. Автором сделан очень важный вывод касательно послевоенной советской репрессивной машины, с которым невозможно не согласиться: космополитов, в отличие от буржуазных националистов, например, по мнению советского руководства, таковым являлся трагически погибший в «автокатастрофе» Соломон Михоэлс, уничтожать никто не собирался. Исходя из советской послевоенной идеологической риторики, космополит не носитель чуждой буржуазной идеологии, а лишь ее последователь, неофит.
Продолжая разговор об идеологических акциях 1940-х гг. и о ленинградской интеллигенции, нельзя не упомянуть о поистине фундаментальном двухтомнике П. А. Дружинина, в котором автор на основе многочисленных материалов излагает предысторию и непосредственно сам ход кампании против сравнительно-исторической (кампаративистской) литературоведческой школы, против ее ярчайших представителей, ученых и преподавателей филфака ЛГУ. Будет неправильным не проанализировать работы историка литературы В. В. Огрызко, написанные на огромном количестве архивных документов, они беспрецедентно содержательны и помогают пролить свет на малоизученные вопросы советской литературной политики.
Говоря о правительственном постановлении 1948 г. «Об опере "Великая дружба" В. Мурадели» и последовавшей примерно через год травли музыковедов-«космополитов», нужно упомянуть о монографическом исследовании Е. С. Власовой. Основной недостаток ее работы — о кампании «по борьбе с космополитизмом» в Ленинграде также несправедливо умалчивается.
Рассматривая послевоенные идеологические кампании, направленные против «неспокойной» творческой интеллигенции, будет не лишним обратиться и к работам московской исследовательницы М. Р. Зезиной «Советская художественная интеллигенция и власть...» наглядно иллюстрирует многочисленные изменения, происходившие в то время в творческой среде. Автор утверждает, что интеллигенция в советском государстве занимала дуалистическую позицию, с одной стороны, она была на привилегированном положении, заметно превышая по уровню жизни другие профессиональные группы, а с другой — она должна была следовать жестким идейным канонам, которые ей предписывало советское правительство. Исследование ценно еще прежде всего тем, что в нем описываются не только общие тенденции в творческой жизни. Значительное место занимает детально рассмотрение состояния Союза писателей СССР и Союза художников СССР.
Источниковая база представлена целым комплексом документов, в первую очередь, это неопубликованные (архивные) документы из четырех местных архивохранилищ: из Центрального государственного архива литературы и искусства Санкт-Петербурга (далее — ЦГАЛИ СПб) и Центрального государственного архива историко-политических документов (далее — ЦГА ИПД СПб), Отдела редкой книги, рукописных и архивных материалов Санкт-Петербургской государственной Театральной библиотеки и Отдела рукописей библиотеки Санкт-Петербургского отделения Союза театральных деятелей РФ (Всероссийского театрального общества).
Во-вторых, это опубликованное научное наследие театральных критиков (их статьи на спектакли в периодической печати, монографические исследования, обзоры театральных сезонов). Сюда же мы отнесем знаменитую трилогию А. М. Борщаговского,19написанную автором в 90-е гг. XX в.
А в третью группу стоит отнести выступления в печати их противников, в частности, «шефа» Союза писателей СССР А. А. Фадеева.
В четвертую группу стоит выделить сборники документов: фундаментальные новейшие издания: один из которых представляет собой собрание стенограмм Ленинградского отделения Союза советских писателей, а другой — документы Агитпропа ЦК ВКП (б), а также советские сборники постановлений.
Исходя из степени разработанности темы и наличия источников, целью исследование стало изучение состояния ленинградской театральной критики в условиях разразившейся кампании «по борьбе с безродным космополитизмом».
Для достижения поставленной цели были выдвинуты следующие задачи:
- Изучить творческие / научные биографии театральных критиков
- Исследовать нарративные тексты эпохи на предмет ключевых фраз, характерных для официальной советской риторики
- Выявить, как кампания отразилась не только на судьбах людей, но и насколько пагубна была ее роль в развитии отечественных гуманитарных наук
- Исследовать особенности проведения идеологической акции в городе на Неве, механизм ее осуществления
Кампания «по борьбе с безродным космополитизмом», чуждая здравому смыслу, псевдонаучная вакханалия по сути своей представляла межклановую разборку Агитпропа, критиков из ВТО и Союза советских писателей, драматургов. В годы разрыва с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции и неблагоприятной внутриэкономической ситуации после окончания Великой Отечественной войны советской идеологией был взят на вооружение новый шаблон: на смену внешнему врагу-нацисту пришел враг внутренний — космополит.
Идеология «позднего сталинизма» также претерпевала значительные изменения. Вопреки, марксизму-ленинизму, с присущим ему интернационализмом, после войны появилась новая обратная формула, основанная на обращении к светлым страницам русской истории и памяти народной о недавно пережитой трагедии.
Кампания «по борьбе с безродным» космополитизмом в Ленинграде имела свои отличительные особенности. Во-первых, ленинградская театральная критика не представляла собой слепое подражание московской, а имела свою историю, методологию и традиции; во-вторых, идеологи из Москвы, в частности небезызвестный А. А. Фадеев, пытались всячески склонить ленинградцев на свою сторону, чего им добиться не удалось, хотя первоначально, до печально известного «Ленинградского дела» город на Неве со своей старой интеллигенцией и профессурой, вызывал у сторонников «литературного генсека» даже больше негатива и опасений, чем Москва.
Рассматривая борьбу с низкопоклонством перед заграницей, ее не стоит отрывать от других идеологических акций «позднего сталинизма», так как она является закономерным продолжением и частью всей политики культурного прессинга: постановлений о журналах «Звезда» и «Ленинград», о «репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», философской дискуссии 1947 г. и совещания деятелей советской музыки в ЦК ВКП (б) по поводу «фальшивой» оперы «Великая дружба» В. Мурадели.