ИСТОКИ УСТОЙЧИВОСТИ МНОГОЯЗЫЧИЯ В КУЛЬТУРЕ ШВЕЙЦАРИИ
|
Введение
Глава I. Общая информация о Швейцарии
Глава II. География языковой границы и политическая организация разделённых ею
сообществ
Глава III. История языковой границы и взаимодействия языковых сообществ
Заключение 31
Список литературы 35
Глава I. Общая информация о Швейцарии
Глава II. География языковой границы и политическая организация разделённых ею
сообществ
Глава III. История языковой границы и взаимодействия языковых сообществ
Заключение 31
Список литературы 35
Согласно Ю. М. Лотману, культура — это коллективный интеллект и коллективная память, или иными словами надындивидуальный механизм хранения и передачи сообщений, или текстов, и выработки новых.
В ходе своей деятельности люди создают «сверхприродную» среду обитанию, окружающую нас со всех сторон с самого рождения в форме различных материальных предметов: пелёнки в роддоме, детские игрушки дома, затем книги, одежда, мебель, целые здания, в которых мы живём, учимся, работаем и отдыхаем, трубопроводы, электрические сети, автодороги и многое другое. Помимо материальных предметов мы также имеем дело с нематериальными мыслями, устоявшимися представлениями, новыми идеями, средствами и способами действий и прочим. Все эти искусственно созданные человеком предметы и явления можно обобщённо обозначить термином артефакты.
Характерной чертой артефактов является наличие у них не только объективной определённости, заключающихся в свойственных им характеристиках, собственном, независимом от человека бытии, но и субъективной определённости, смысла, или значения, т. е. представлений, целей, желаний и т. д., которые человек вносит в продукты своей деятельности. Артефакты являются предметом культуры, поскольку в сфере человеческой деятельности они обладают свойствами, которых в них объективно нет, и которые оказываются привнесёнными человеком в ходе его духовной активности. Этот смысл существует не в них самих, а в культуре, их породившей и использующей.
Поскольку артефакты имеют смысл, они являются знаками, т. е. предметами, выступающими в качестве носителя информации о других предметах. Знаки используются для приобретения, хранения, переработки и передачи информации. В культуре знаке существуют не изолированно, а в форме исторически сложившихся знаковых систем, или знаковых кодов. Знаковые системы могут бывают крайне отличающимися друг от друга и варьируются, например, от правил этикета до религиозных символов, от геральдических знаков до языка математических формул. Среди всего этого разнообразия знаковых систем отдельно следует выделить естественные языки — русский, немецкий и многие другие.
Естественные языки — важнейшие знаковые системы из используемых людьми знаковых систем, они образуют семиотический базис культуры, её генетический код. За счёт долгой и постепенной истории своего развития и за счёт своей сложной многоуровневой структуры языки являются идеальным инструментом для выработки новых сообщений, или текстов, и хранения и передачи старых, т. е. для обеспечения функционирования культуры.
Одной из важнейших характеристик культур является географический ареал, на котором они существуют, определённый расселением людей, носителей данной культуры. Региональные культуры меньшего масштаба могут входить в региональные культуры большего масштаба, как, например, культуры Германии, Франции и Италии все являются составляющими западноевропейской культуры. Региональные культуры могут охватывать один народ, т. е. совпадать с какой-либо национальной культурой, а могут охватывать несколько культур, создаваемых разными народами населяющими регион.
Само понятие «народ» достаточно сложно и требует отдельного пояснения. Народ объединяется в единое целое своей историей, которая хранится в культур е. Важным элементом этой исторической памяти выступает самосознание — сознание своей принадлежности к данному народу. Народ может пониматься как этногенетическая общность, или этнос, или как этносоциальная общность, или нация. Этнос — социальная группа, членов которой объединяет этническое самосознание, т. е. сознание своей генетической связи с другими представителями этой группы, причём действительная генетическая связь не настолько важна, как представление о ней. Нация — этоносоциальная общность, для которой характерно создание единого семиотического поля — системы известных всем её представителям знаковых средств, прежде всего языка, которые обеспечивают их взаимопонимание и повседневное взаимодействие. Этническая и национальная принадлежность человека определяется его самосознанием, причём нередко этническое и национальное самосознание не совпадают.
Итак, кратко резюмируем содержание нескольких предыдущих абзацев. Самосознание определяет этническую и национальную принадлежность людей, образующих один народ, а народы в свою очередь обладают собственной культурой, которая может быть частью более крупной региональной культуры, объединяющей их с соседними народами. В культуре хранится историческая память народа, непрерывность которой гарантируется семиотическим базисом культуры, языком, причём элементом исторической памяти является самосознание.
Рассмотрим одну, не упоминавшуюся ранее страну — Швейцарию. В отличие от стран-соседей Швейцарии, таких как Австрия, Германия, Италия и Франция, в каждой из которых есть один только язык, выполняющий роль генетического кода национальной культуры, в Швейцарии такого языка нет, разные этнолингвистические группы страны используют разные языки. Однако специфическая швейцарская культура, отличная от культур окружающих Швейцарию стран, тем не менее существует, поскольку если бы её не существовало, не существовало бы и исторической памяти, хранящейся в культуре, а значит, не было бы швейцарского самосознания, для существования которого необходима историческая память. Это привело бы к тому, что, во-первых, разные этнолингвистические сообщества этой страны мало что останавливало бы от того, чтобы воссоединиться со «своими» национальными государствами, и, во-вторых, у этих сообществ не было бы причин интегрироваться друг с другом. История же последних полутора столетий показывает прямо противоположную тенденцию, при которой страна из рыхлого, практически неуправляемого, лишённого центра влияния военного союза превратилась в цельное федеративное государство, со внятной внешней и внутренней политикой и стабильной экономикой и социальной структурой. Вывод, который можно из этого сделать, состоит в том, что специфическая швейцарская культура, с одной стороны, отличная от национальных культур окружающих Швейцарию стран, а с другой стороны, объединяющая всех швейцарцев независимо от их этнической принадлежности, существует.
Связанный с рассуждениями о самосознании, исторической памяти, и культуре важный вопрос, на поиске ответа на который настоящая работа тем не менее сосредотачиваться не будет, состоит в том, можно ли назвать швейцарцев народом? Швейцарцы точно не являются народом в смысле этногенетической общности, т. е. этносом, однако, при том что швейцарцы не обладают некоторыми признаками этносоциальной общности — например, общим языком — идея о том, что швейцарцы являются отдельной нацией высказывалась ранее. Являются ли швейцарцы ещё одной европейской нацией в строгом смысле этого слова, или граждане Швейцарии всего лишь связаны системой политических, экономических, и социальных структур, но при этом остаются представителями разных этнических групп, которые лишь в результате серии разрозненных исторических событий оказались оторванными от своих национальных государств, с определённостью сказать сложно.
Оставив в стороне вопрос о существовании швейцарской нации, обратимся к другой, объективно не менее важной, но субъективно более интересной проблеме: как возможно то, что в одной культуре вместе сочетаются коллективное самосознание, достаточно сильное, чтобы противопоставлять себя национальному самосознанию соседних стран, с которыми носители данной культуры делят этническую принадлежность, и отсутствие одного доминирующего языка, служившего бы единым семиотическим полем для взаимопонимания и взаимодействия и, что ещё важнее в данном случае, для сохранения и передачи единой исторической памяти, необходимой для того, чтобы коллективное самосознание продолжало существовать. Швейцария есть, поэтому понятно, что такое сочетание возможно, но каковы причины его стабильности?
Цель настоящей работы — наметить пути к пониманию того, каковы корни чувства общности у народа, продолжающего быть расколотым на части границами между языками. Чтобы достичь поставленной цели, разумным представляется сначала обозначить предмет исследования, дав общую информацию о Швейцарии, её языковых сообществах, основах их политической организации и населяемых регионах. Затем продолжить описанием различных характеристик языкового раскола, могущих потенциально пролить свет на его относительную незначимость: географическое расположение, административная и политическая организация сообществ, расположенных на границе раскола, и история его возникновения. Заключительным шагом является рассмотрение найденных ранее консолидирующих факторов, могущих быть истоком устойчивости многоязычия в культур е Швейцарии, в том числе на вопрос их исключительности в подобным статусе. Если они являются таковыми, что возможно, но маловероятно, то настоящая работа превзошла себя и не просто наметила пути к пониманию проблемы, но и её решила. Если же это не так, то настоящая работа по крайней мере положит начало дальнейшим исследованиям.
Начало — уместное слово в отношении настоящей работы, поскольку, несмотря на то, что не стираемые временем швейцарская идентичность и швейцарский мультилингвизм каждый по отдельности заслуживали взгляда исследователей, то что эти два феномена согласно устоявшемуся пониманию обоих из них не должны сосуществовать на протяжении долгого времени без какого-либо ущерба для того или другого, но тем не менее сосуществуют, осталось без какого-либо внимания. Именно поэтому почти все источники, использовавшаяся при написании настоящей работы являются либо социолингвистическими исследованиями, либо историческими статьями, либо правовыми актами.
В ходе своей деятельности люди создают «сверхприродную» среду обитанию, окружающую нас со всех сторон с самого рождения в форме различных материальных предметов: пелёнки в роддоме, детские игрушки дома, затем книги, одежда, мебель, целые здания, в которых мы живём, учимся, работаем и отдыхаем, трубопроводы, электрические сети, автодороги и многое другое. Помимо материальных предметов мы также имеем дело с нематериальными мыслями, устоявшимися представлениями, новыми идеями, средствами и способами действий и прочим. Все эти искусственно созданные человеком предметы и явления можно обобщённо обозначить термином артефакты.
Характерной чертой артефактов является наличие у них не только объективной определённости, заключающихся в свойственных им характеристиках, собственном, независимом от человека бытии, но и субъективной определённости, смысла, или значения, т. е. представлений, целей, желаний и т. д., которые человек вносит в продукты своей деятельности. Артефакты являются предметом культуры, поскольку в сфере человеческой деятельности они обладают свойствами, которых в них объективно нет, и которые оказываются привнесёнными человеком в ходе его духовной активности. Этот смысл существует не в них самих, а в культуре, их породившей и использующей.
Поскольку артефакты имеют смысл, они являются знаками, т. е. предметами, выступающими в качестве носителя информации о других предметах. Знаки используются для приобретения, хранения, переработки и передачи информации. В культуре знаке существуют не изолированно, а в форме исторически сложившихся знаковых систем, или знаковых кодов. Знаковые системы могут бывают крайне отличающимися друг от друга и варьируются, например, от правил этикета до религиозных символов, от геральдических знаков до языка математических формул. Среди всего этого разнообразия знаковых систем отдельно следует выделить естественные языки — русский, немецкий и многие другие.
Естественные языки — важнейшие знаковые системы из используемых людьми знаковых систем, они образуют семиотический базис культуры, её генетический код. За счёт долгой и постепенной истории своего развития и за счёт своей сложной многоуровневой структуры языки являются идеальным инструментом для выработки новых сообщений, или текстов, и хранения и передачи старых, т. е. для обеспечения функционирования культуры.
Одной из важнейших характеристик культур является географический ареал, на котором они существуют, определённый расселением людей, носителей данной культуры. Региональные культуры меньшего масштаба могут входить в региональные культуры большего масштаба, как, например, культуры Германии, Франции и Италии все являются составляющими западноевропейской культуры. Региональные культуры могут охватывать один народ, т. е. совпадать с какой-либо национальной культурой, а могут охватывать несколько культур, создаваемых разными народами населяющими регион.
Само понятие «народ» достаточно сложно и требует отдельного пояснения. Народ объединяется в единое целое своей историей, которая хранится в культур е. Важным элементом этой исторической памяти выступает самосознание — сознание своей принадлежности к данному народу. Народ может пониматься как этногенетическая общность, или этнос, или как этносоциальная общность, или нация. Этнос — социальная группа, членов которой объединяет этническое самосознание, т. е. сознание своей генетической связи с другими представителями этой группы, причём действительная генетическая связь не настолько важна, как представление о ней. Нация — этоносоциальная общность, для которой характерно создание единого семиотического поля — системы известных всем её представителям знаковых средств, прежде всего языка, которые обеспечивают их взаимопонимание и повседневное взаимодействие. Этническая и национальная принадлежность человека определяется его самосознанием, причём нередко этническое и национальное самосознание не совпадают.
Итак, кратко резюмируем содержание нескольких предыдущих абзацев. Самосознание определяет этническую и национальную принадлежность людей, образующих один народ, а народы в свою очередь обладают собственной культурой, которая может быть частью более крупной региональной культуры, объединяющей их с соседними народами. В культуре хранится историческая память народа, непрерывность которой гарантируется семиотическим базисом культуры, языком, причём элементом исторической памяти является самосознание.
Рассмотрим одну, не упоминавшуюся ранее страну — Швейцарию. В отличие от стран-соседей Швейцарии, таких как Австрия, Германия, Италия и Франция, в каждой из которых есть один только язык, выполняющий роль генетического кода национальной культуры, в Швейцарии такого языка нет, разные этнолингвистические группы страны используют разные языки. Однако специфическая швейцарская культура, отличная от культур окружающих Швейцарию стран, тем не менее существует, поскольку если бы её не существовало, не существовало бы и исторической памяти, хранящейся в культуре, а значит, не было бы швейцарского самосознания, для существования которого необходима историческая память. Это привело бы к тому, что, во-первых, разные этнолингвистические сообщества этой страны мало что останавливало бы от того, чтобы воссоединиться со «своими» национальными государствами, и, во-вторых, у этих сообществ не было бы причин интегрироваться друг с другом. История же последних полутора столетий показывает прямо противоположную тенденцию, при которой страна из рыхлого, практически неуправляемого, лишённого центра влияния военного союза превратилась в цельное федеративное государство, со внятной внешней и внутренней политикой и стабильной экономикой и социальной структурой. Вывод, который можно из этого сделать, состоит в том, что специфическая швейцарская культура, с одной стороны, отличная от национальных культур окружающих Швейцарию стран, а с другой стороны, объединяющая всех швейцарцев независимо от их этнической принадлежности, существует.
Связанный с рассуждениями о самосознании, исторической памяти, и культуре важный вопрос, на поиске ответа на который настоящая работа тем не менее сосредотачиваться не будет, состоит в том, можно ли назвать швейцарцев народом? Швейцарцы точно не являются народом в смысле этногенетической общности, т. е. этносом, однако, при том что швейцарцы не обладают некоторыми признаками этносоциальной общности — например, общим языком — идея о том, что швейцарцы являются отдельной нацией высказывалась ранее. Являются ли швейцарцы ещё одной европейской нацией в строгом смысле этого слова, или граждане Швейцарии всего лишь связаны системой политических, экономических, и социальных структур, но при этом остаются представителями разных этнических групп, которые лишь в результате серии разрозненных исторических событий оказались оторванными от своих национальных государств, с определённостью сказать сложно.
Оставив в стороне вопрос о существовании швейцарской нации, обратимся к другой, объективно не менее важной, но субъективно более интересной проблеме: как возможно то, что в одной культуре вместе сочетаются коллективное самосознание, достаточно сильное, чтобы противопоставлять себя национальному самосознанию соседних стран, с которыми носители данной культуры делят этническую принадлежность, и отсутствие одного доминирующего языка, служившего бы единым семиотическим полем для взаимопонимания и взаимодействия и, что ещё важнее в данном случае, для сохранения и передачи единой исторической памяти, необходимой для того, чтобы коллективное самосознание продолжало существовать. Швейцария есть, поэтому понятно, что такое сочетание возможно, но каковы причины его стабильности?
Цель настоящей работы — наметить пути к пониманию того, каковы корни чувства общности у народа, продолжающего быть расколотым на части границами между языками. Чтобы достичь поставленной цели, разумным представляется сначала обозначить предмет исследования, дав общую информацию о Швейцарии, её языковых сообществах, основах их политической организации и населяемых регионах. Затем продолжить описанием различных характеристик языкового раскола, могущих потенциально пролить свет на его относительную незначимость: географическое расположение, административная и политическая организация сообществ, расположенных на границе раскола, и история его возникновения. Заключительным шагом является рассмотрение найденных ранее консолидирующих факторов, могущих быть истоком устойчивости многоязычия в культур е Швейцарии, в том числе на вопрос их исключительности в подобным статусе. Если они являются таковыми, что возможно, но маловероятно, то настоящая работа превзошла себя и не просто наметила пути к пониманию проблемы, но и её решила. Если же это не так, то настоящая работа по крайней мере положит начало дальнейшим исследованиям.
Начало — уместное слово в отношении настоящей работы, поскольку, несмотря на то, что не стираемые временем швейцарская идентичность и швейцарский мультилингвизм каждый по отдельности заслуживали взгляда исследователей, то что эти два феномена согласно устоявшемуся пониманию обоих из них не должны сосуществовать на протяжении долгого времени без какого-либо ущерба для того или другого, но тем не менее сосуществуют, осталось без какого-либо внимания. Именно поэтому почти все источники, использовавшаяся при написании настоящей работы являются либо социолингвистическими исследованиями, либо историческими статьями, либо правовыми актами.
Согласно М. С. Кагану исторический процесс образования государства требует нового способа регуляции отношений между частями ставшего неоднородным общества и его целостным бытием — законодательного оформления правовых отношений, и соответствующую новую систему ценностей, или, иными словами, отчуждение организации общественной жизни от всей массы членов общества неизбежно выражается в наличии у государственной власти самостоятельных интересов и, следовательно, ценностей. В чём состоят те ценности, которые заставляют швейцарцев объединяться с людьми, с которыми у них нет общего языка?
В первой части настоящей работы я обратил внимание на то, что граница между Юрой и Берном пролегла в результате народного волеизъявления не по языковым, а по конфессиональным границам, что привело в том числе к государственно поддерживаемому двуязычию в подавляюще протестантском Берне. В 1970 году, всего за несколько лет до референдумов, приведших к образованию Юры, доля людей без религиозной принадлежности в Швейцарии составляла всего лишь 1,2%, т. е. религия на тот момент была важным фактором в жизни людей и в формировании их идентичности и влияла на принимаемые ими политические решения. В современной Швейцарии (данные на 2012-2014 года) людей, не ассоциирующих себя ни с какой религией уже значительно больше — 22%, почти четверть всего населения страны, — тем не менее это снижение уровня религиозности является сравнительно недавним по историческим меркам явлением, а потому разумным представляется обратить внимание на религиозный ландшафт трёх других многоязычных кантонов.
В случае с Фрибуром и Вале ситуация достаточно проста и подтверждает статус религии как консолидирующего фактора, преодолевающего языковые различия: оба эти преимущественно католических кантона окружены преимущественно протестантскими территориями. В случае Фрибура это Берн и франкоязычные Во и Нёвшатель (граница с которым, справедливости ради следует отметить, проходит по Нёвшательскому озеру, а не по суше), а в случае с Вале это, опять же, Во и Берн. Картина незначительно осложняется тем, что Вале так же граничит с католическими Ури и Тичино на востоке, хотя протяжённость этой границы несравнимо меньше упомянутых ранее, а в составе Фрибура есть небольшая преимущественно протестантская территория на северо-западе кантона, до 1798 года (т. е. до вторжения Франции и образования недолго просуществовавшей Гельветической республики) бывший совместным владением Фрибура и Берна.
Вывод, который можно сделать на основе рассмотренных выше данных состоит в том, что в Швейцарии значимость языковых барьеров компенсируется значимостью конфессиональных барьеров, не совпадающих, что важно, с языковыми. Таким образом, во-первых, группы людей, говорящих на одном языке, оказываются разделены между двумя сообществами, принадлежащими к разным конфессиям, с разными представлениями о порядке и справедливости — разница, которая препятствует успешной интеграции в единую социально-политическую общность, — и, во-вторых, группы людей, говорящих на разных языках, оказываются объединены общей верой, т. е. в том числе общими ценностями, усиливающими интерес в культуре друг друга и облегчающими интеграцию в цельное, но многоязычное сообщество. Итак, возможный исток устойчивости многоязычия в швейцарской культуре — Реформация, разделившая швейцарцев на католиков и протестантов. Остановленная победой католических сил в немецкой Швейцарии, она продолжилась в Романдии, тем самым породив церковный раскол по обе стороны языковой границы, сведя позднее в гражданской войне, породившей современное федеративное государства, в одном лагере носителей разных языков. Если это действительно так, то видный в данных переписей населения упадок религиозности в последние несколько десятков лет вполне может стать дестабилизирующим фактором для культуры Швейцарии.
Итак, корень разделяемого всеми швейцарцами, независимо от их родного языка, самосознания лежит в Реформации. Посмотрим, насколько этот вывод применим к действительному положению дел в последнем многоязычном кантоне, о связи языкового и конфессионального разделения в котором речь пока что не шла. В Граубюндене отсутствует доминирующая конфессия, в этом швейцарском кантоне примерно одинаковое число верующих католиков и протестантов, а области, где каждая из религий имеет абсолютный или реже относительный перевес над другой занимают примерно равную долю территории кантона. С другой стороны, для Граубюндена характерно только что постулированное для Швейцарии в целом расхождение языковых и конфессинальных границ: большая часть немецкого Граубюндена исповедает протестантизм, но в отдельных немецких коммунах, разбросанных по всему Граубюндену, подавляющее большинство составляют католики; большая часть итальянского Граубюндена католическая, однако большая часть населения долины Брегалья исповедует протестантство; ретороманская Швейцария преимущественно католическая, но есть ощутимое исключение в виде исторического региона Энгадин. Т.о. можно заключить, что именно это расхождение между границами языковых и религиозных сообществ связывает в единое целое Республику трёх союзов, как некогда назывался Граубюнден.
Может ли религия иметь настолько сильный эффект на историческую судьбу народа? По словам М. С. Кагана: «Единственный вид ценности, не ограниченный осмыслением какой-либо части объективного мира — ценности религиозные; этой их всеохватностью объясняется, в частности, могущество религиозного сознания, его способность подчинить себе все другие ценности, которые лишь в совокупности способны осмыслить всю реальность, окружающую человека, и его самого я. Религиозная принадлежность действительно может быть тем консолидирующим факторов, что объединил Швейцарию, поскольку «религия овладевает иррациональным уровнем человеческого сознания, объединяя людей не знаниями и рассуждениями, а верой и переживанием недоступного познанию. Поэтому религия не может быть вытеснена и опровергнута рациональными средствами — она находится с познанием в отношении взаимной дополнительности, то есть опирается на другие способности человеческой психики».
В первой части настоящей работы я обратил внимание на то, что граница между Юрой и Берном пролегла в результате народного волеизъявления не по языковым, а по конфессиональным границам, что привело в том числе к государственно поддерживаемому двуязычию в подавляюще протестантском Берне. В 1970 году, всего за несколько лет до референдумов, приведших к образованию Юры, доля людей без религиозной принадлежности в Швейцарии составляла всего лишь 1,2%, т. е. религия на тот момент была важным фактором в жизни людей и в формировании их идентичности и влияла на принимаемые ими политические решения. В современной Швейцарии (данные на 2012-2014 года) людей, не ассоциирующих себя ни с какой религией уже значительно больше — 22%, почти четверть всего населения страны, — тем не менее это снижение уровня религиозности является сравнительно недавним по историческим меркам явлением, а потому разумным представляется обратить внимание на религиозный ландшафт трёх других многоязычных кантонов.
В случае с Фрибуром и Вале ситуация достаточно проста и подтверждает статус религии как консолидирующего фактора, преодолевающего языковые различия: оба эти преимущественно католических кантона окружены преимущественно протестантскими территориями. В случае Фрибура это Берн и франкоязычные Во и Нёвшатель (граница с которым, справедливости ради следует отметить, проходит по Нёвшательскому озеру, а не по суше), а в случае с Вале это, опять же, Во и Берн. Картина незначительно осложняется тем, что Вале так же граничит с католическими Ури и Тичино на востоке, хотя протяжённость этой границы несравнимо меньше упомянутых ранее, а в составе Фрибура есть небольшая преимущественно протестантская территория на северо-западе кантона, до 1798 года (т. е. до вторжения Франции и образования недолго просуществовавшей Гельветической республики) бывший совместным владением Фрибура и Берна.
Вывод, который можно сделать на основе рассмотренных выше данных состоит в том, что в Швейцарии значимость языковых барьеров компенсируется значимостью конфессиональных барьеров, не совпадающих, что важно, с языковыми. Таким образом, во-первых, группы людей, говорящих на одном языке, оказываются разделены между двумя сообществами, принадлежащими к разным конфессиям, с разными представлениями о порядке и справедливости — разница, которая препятствует успешной интеграции в единую социально-политическую общность, — и, во-вторых, группы людей, говорящих на разных языках, оказываются объединены общей верой, т. е. в том числе общими ценностями, усиливающими интерес в культуре друг друга и облегчающими интеграцию в цельное, но многоязычное сообщество. Итак, возможный исток устойчивости многоязычия в швейцарской культуре — Реформация, разделившая швейцарцев на католиков и протестантов. Остановленная победой католических сил в немецкой Швейцарии, она продолжилась в Романдии, тем самым породив церковный раскол по обе стороны языковой границы, сведя позднее в гражданской войне, породившей современное федеративное государства, в одном лагере носителей разных языков. Если это действительно так, то видный в данных переписей населения упадок религиозности в последние несколько десятков лет вполне может стать дестабилизирующим фактором для культуры Швейцарии.
Итак, корень разделяемого всеми швейцарцами, независимо от их родного языка, самосознания лежит в Реформации. Посмотрим, насколько этот вывод применим к действительному положению дел в последнем многоязычном кантоне, о связи языкового и конфессионального разделения в котором речь пока что не шла. В Граубюндене отсутствует доминирующая конфессия, в этом швейцарском кантоне примерно одинаковое число верующих католиков и протестантов, а области, где каждая из религий имеет абсолютный или реже относительный перевес над другой занимают примерно равную долю территории кантона. С другой стороны, для Граубюндена характерно только что постулированное для Швейцарии в целом расхождение языковых и конфессинальных границ: большая часть немецкого Граубюндена исповедает протестантизм, но в отдельных немецких коммунах, разбросанных по всему Граубюндену, подавляющее большинство составляют католики; большая часть итальянского Граубюндена католическая, однако большая часть населения долины Брегалья исповедует протестантство; ретороманская Швейцария преимущественно католическая, но есть ощутимое исключение в виде исторического региона Энгадин. Т.о. можно заключить, что именно это расхождение между границами языковых и религиозных сообществ связывает в единое целое Республику трёх союзов, как некогда назывался Граубюнден.
Может ли религия иметь настолько сильный эффект на историческую судьбу народа? По словам М. С. Кагана: «Единственный вид ценности, не ограниченный осмыслением какой-либо части объективного мира — ценности религиозные; этой их всеохватностью объясняется, в частности, могущество религиозного сознания, его способность подчинить себе все другие ценности, которые лишь в совокупности способны осмыслить всю реальность, окружающую человека, и его самого я. Религиозная принадлежность действительно может быть тем консолидирующим факторов, что объединил Швейцарию, поскольку «религия овладевает иррациональным уровнем человеческого сознания, объединяя людей не знаниями и рассуждениями, а верой и переживанием недоступного познанию. Поэтому религия не может быть вытеснена и опровергнута рациональными средствами — она находится с познанием в отношении взаимной дополнительности, то есть опирается на другие способности человеческой психики».
Подобные работы
- ИСТОКИ УСТОЙЧИВОСТИ МНОГОЯЗЫЧИЯ В КУЛЬТУРЕ ШВЕЙЦАРИИ
Дипломные работы, ВКР, культурология. Язык работы: Русский. Цена: 4235 р. Год сдачи: 2017