Введение 3
Глава 1 «Функции автобиографизма в повести “Святой колодец”» 19
Глава 2 «Повести “Трава забвенья” и “Кубик” как модель мифологической автобиографии» 46
Заключение 64
Список использованных источников и литературы
Купить

Валентин Петрович Катаев (1897 - 1986) - знаковая фигура в истории отечественной литературы XX века, в каждый новый период развития литературы писатель создает произведения, которые наиболее точно и полноценно отражают поэтические тенденции эпохи: «формалист», трансформировавшийся в «классика социалистического реализма», выросший в «соцмодерниста», и окончивший свой творческий путь на рубеже модернизма и постмодернизма.
Однако особый литературоведческий интерес, в том числе и у зарубежных исследователей отечественной литературы, и по сей день вызывает поздний период писателя (60е - 80е гг.), названный «новой прозой». «Новизна» поздней прозы заключается в кардинальной смене поэтики: Катаев отходит от эстетики соцреализма, вводя в произведения поэтологические элементы, свойственные эстетике модернизма, среди них - выраженная субъективированность повествования, а также использование приема автобиографизма. Хотя, как утверждает Т. Рытова, на настоящем этапе развития литературы «новая проза» не может восприниматься как актуальное литературное явление, тем не менее, внимание литературоведов к произведениям именно этого периода не спадает, в то время как о «конъюнктурных» вещах вспоминают только в рамках интереса к литературе соцреализма.
«Новая проза» зародилась в «оттепельные» 1960-е годы на фоне социально-политических изменений и в условиях все более ощущаемого кризиса соцреалистической парадигмы. Поэтика одиннадцати поздних произведений («Маленькая железная дверь в стене» (1960 - 1964), «Святой колодец» (1962 - 1965), «Трава забвенья» (1964 - 1967), «Кубик» (1967 - 1968), «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» (1969 - 1972), «Кладбище в Скулянах» (1973 - 1975), «Алмазный мой венец» (1975 - 1977), «Уже написан Вертер» (1979), «Юношеский роман» (1980 - 1981), «Спящий» (1984), «Сухой лиман» (1985)) существенно отличается от прежней поэтики прозы Катаева. Исследователи отмечают близость перечисленных произведений модернистской эстетике, что проявляется в катаевском тексте в предельно субъективированном образе мира, который создается, живет и развивается силами «творческой энергии личной памяти», также автор вырабатывает свой собственный стиль, которому дает название «мовизм». Т. Кораблина в своем исследовании, ссылаясь на теоретические работы М. Эпштейна и М. Липовецкого , объясняет близость поздних произведений Катаева к модернистской парадигме тем, что именно «новой прозе» удалось «художественно реализовать ту растерянность перед надличной реальностью, которую мы считаем сутью модернистской концепции в искусстве». Н. Лейдерман также отмечает показательность и востребованность для 1960-х годов эстетически близких модернистской парадигме «мовистских» экспериментов Катаева, где соединяется «опыт реалистического проникновения в “диалектику души” с модернистским ощущением онтологического хаоса и постмодернистским скепсисом».
Отличительной особенностью поздних произведений Катаева является акцентированная ретроспекция: эксплицитная обращенность к прошлому, воспроизведение и анализ минувших событий, пропущенных через призму художественного воображения, «собственную новую оптику», или, как обозначал это Катаев, через «магический кристалл памяти». Обращение в художественном произведении к опыту и фактам собственной жизни - не изобретение Катаева, напротив, произведения с «жизнеподобной» мотивировкой встраиваются в целый ряд созданных в то же «оттепельное» время произведений: «Дневные звезды» О. Берггольц, «Владимирские переселки» и «Капля росы» В. Солоухина, «Золотая роза» К. Паустовского. Все перечисленные произведения, включая «новую прозу» Катаева, объединяет проблема определения жанровой принадлежности. В литературоведческой практике встречается обширный спектр жанрового обозначения «мовистских» произведений: лирико-документальная проза, мемуарная проза, памфлетный мемуарный роман, мемуарно-автобиографическая проза , лирическая проза и даже - более узкое - аналитическая ветвь лирической повести, - при всем разнообразии наименований, эти «поджанровые» категории имеют общее - указание на присутствие в произведениях материала фактического, биографического характера, а некоторые из них обнаруживают и литературность, и фикциональность материала.
Вследствие обилия фактуального материала в произведениях «новой прозы» возникала проблема определения жанровой принадлежности. Жанровая неопределенность стала причиной искаженной трактовки многих поздних произведений. «Мовистские» произведения нередко рассматривались, особенно в ранней критике , в документальном русле, автор порицался за искажение фактов, особенно горячие дискуссии велись вокруг достоверности фактов в «Алмазном моем венце» и «Траве забвения», произведениях, описывающих литературный быт начала и середины XX века. И. Шайтанов в связи с этим отмечает: «Любое мемуарное произведение оценивается с точки зрения того, насколько точно помнит автор и имеет ли право вспомнить то, о чем пишет». На наш взгляд, ошибкой является рассмотрение «новой прозы» как порождения документального жанра, несмотря на то, что даже такой авторитетный исследователь творчества Катаева, как М. Литовская, с крайней осторожностью подходит к вопросу разграничения фактического и вымышленного, отводя «новой прозе» место на границе «художественной и документальной прозы, в зоне взаимопереплетения мемуаров, автобиографических и лирических повестей». Однако нельзя пренебрегать литературной, фикциональной, природой произведений. Согласимся с Л. Гинзбург, которая справедливо отмечает, что «литература вымысла черпает свой материал из действительности, поглощая его художественной структурой; фактическая достоверность изображаемого, в частности происхождение из личного опыта писателя, становится эстетически безразличной». Подобной точки зрения придерживается и Б. Галанов, который утверждает, что прочтение «новой прозы» исключительно с целью выискивания истинных фактических событий неизмеримо обедняет, выключает целый ряд поэтологических слоев. Попытки создания и обоснования художественного-документального жанра и причисления к этому жанру поздних работ Катаева, не являются, на наш взгляд, удовлетворительными. К примеру, в работе Т. Симоновой «Мемуарная проза русских писателей XX века: поэтика и типология жанра», в разряд художественно-документального жанра попадает подавляющее большинство произведений русской литературы, будь то «Слово о полку Игореве», повесть «Трава забвенья» и роман «Алмазный мой венец» Катаева, «Война и мир» Л. Толстого и «Это я - Эдичка» Э. Лимонова. Однако очевидно, что перечисленные произведения принадлежат совершенно разным литературным жанрам.
Все перечисленное выше дает основания полагать, что одним из наиболее плодотворных путей исследования позднего творчества может быть интерпретация катаевского текста с учетом авторских автобиографических стратегий.
Автобиографизм редко становился объектом литературоведческих исследований не только в отечественной, но и в мировой практике. Прием автобиографизма в теоретическом аспекте на настоящий момент описан только в одной статье - «Автобиография / Автобиографизм» М. Медарич. Подобная неизученность приема связана, в первую очередь, с трудностями определения понятия автобиографии.
Определение категории автобиографии является одной из наиболее затруднительной в литературоведении вследствие флюидности категории жанра, отсутствия выработанной методологии при изучении текстов, в которых фактуальность сплавлена с фикциональностью. Принадлежность автобиографии сразу к нескольким научным областям также усложняет исследование: социология, психология, лингвистика, филология, история, философия.
Над вопросом соотношения фактического и вымышленного задумывались еще формалисты, В. Шкловский предрекал скорую смерть роману именно от засилия мемуаров и автобиографий, вердикт формалиста безоговорочен: «Писатели, начавшие безматериально, люди типа Каверина и Вагинова, перешли к памфлетным мемуарным романам. Они делают ошибку, потому что нельзя пририсовывать птичьи ноги к лошади». Активные дискуссии, инициированные в 1960-х Г. Гусдорфом и Ф. Леженом , подхваченные позже литературоведами и философами разных направлений, к единым итогам не привели: Лежен, попытавшись обосновать автобиографию как литературный жанр и отграничить ее от всех остальных жанров, своей же статьей «Автобиографический пакт» дискредитировал теорию, хотя позже Ж. Старобински, рассматривая проблему определения автобиографии с нарративной точки зрения, соглашается с позицией Лежена, заявляя о невозможности существования автобиографического стиля, вследствие чего произведение либо является автобиографией, либо нет. Дальнейшая практика исследования, вслед за Старобински и в противовес Лежену, выводит автобиографию за рамки жанра. П. де Ман рассматривает автобиографию как фигуру чтения и отмечает, что каждое отдельное произведение подобного рода - исключение из правил, более того, де Ман утверждает, что в любом произведении в той или иной степени присутствует автобиография, - концепция, приближающаяся к сути приема автобиографизма. К подобным выводам, но в иных терминах, приходит и Ж. Деррида . Современные американские исследователи автобиографии стараются обходить вопрос жанровой принадлежности стороной, соглашаясь, однако, с де Маном в уникальности каждого текстового случая. Высказывание о жанровой неопределенности автобиографии становится общим местом для работ американских литературоведов: «автобиография предшествует теории»; «жанровая неопределенность является преимуществом», «у автобиографий есть образцы, но не может быть правил». Примечательно, что вследствие неоднозначности явления автобиографии, немногие литературоведы отваживались входить в поле изучения явлений, порожденных автобиографией, хотя неоднократно отмечалось, что автобиография, автобиографизм и автобиографический - понятия родственные, но не идентичные: «Автобиографический и автобиография - явления совершенно разного порядка».
История дискуссии вокруг автобиографии с разных точек зрения и с акцентом на различные аспекты проблемы неоднократно была описана в зарубежных и в отечественных источниках. Подавляющее большинство работ, затрагивающих вопрос автобиографии, не обходится без рассмотрения истории проблемы, более того, в зарубежном литературоведении существует ряд статей, целью которых является именно изложение истории проблемы. Каждое серьезное филологическое исследование в области автобиографии или, как в нашем случае, поэтики автобиографизма, в той или иной мере освещает вопрос истории эволюции концепта автобиографии. Н а сегодняшний день двухтомная «Энциклопедия жизнеописания: автобиографические и биографические формы» является изданием, исчерпывающе освещающим проблемы жизнеописания в мировом литературоведении.
Для нашего исследования были изучены все перечисленные выше работы, однако в связи с обилием материала по истории проблемы не представляется необходимым в очередной раз подробно воспроизводить этапы теоретических изысканий в сфере автобиографии, вследствие чего перейдем непосредственно к разработке литературоведческого инструментария для анализа автобиографизма у В. Катаева.
Опираясь на положения, содержащиеся уже упомянутых теоретических работах, с уверенностью можно сказать, что особенности поэтики автобиографизма у каждого писателя уникальны: критерии, примененные к случаю И. Бунина, В. Набокова и литераторов русского авангарда, не адекватны в случае «новой прозы» Катаева, поэтому определение автобиографизма требует доработки, уточнения.
М. Медарич, в процессе изучения поэтики автобиографизма в авангардных произведениях, делает вывод, что автобиографизм, во-первых, является стилистически маркированным литературным приемом, во-вторых, представляет собой отзвук жанра автобиографии, основываясь на безоговорочном тождестве между автором, повествователем и центральным персонажем (как основное условие существования жанра), в-третьих, может быть обнаружен только в произведениях, которые не воспринимаются как автобиография и другие смежные с ней документальные жанры, в-четвертых, выполняет в произведении три функции: самовыражения, проблематизирования структуры текста и игровую.
Мы соглашаемся, с выводами исследователя, однако некоторые пункты требуют уточнения. Одним из оснований существования автобиографии, а следовательно и автобиографизма, признается подлинная природа описываемых событий, их истинность, что в теории автобиографии нередко является камнем преткновения, так как определение степени достоверности зачастую является невыполнимой задачей. Для установления правдивости описываемого прибегают к внетекстовым источникам; американские исследователи вовсе призывают избавить автобиографию от пристального внимания к фактам, однако, по нашему мнению, следует обратить внимание на то, что автор при создании произведения черпает материал не из внешнего мира, а из собственной памяти, соответственно речь не может идти об объективном описании фактов, событий. Предметом произведения становится осмысление и воспроизведение жизненных ситуаций по памяти, иными словами, субъективная интерпретация, что не противоречит категории достоверности: «Фактические отклонения притом вовсе не отменяют ни установку на подлинность как структурный принцип произведения, ни вытекающие из него особые познавательные и эмоциональные возможности».
Сказанное выше дает нам основание при анализе автобиографизма пользоваться экстратекстовыми материалами биографического характера, которые, в первую очередь, служат для выявления автобиографизма в художественном тексте.
Также дополнительного рассмотрения требует проблема функциональности приема автобиографизма в поздних текстах Катаева. Мы учитываем при анализе катаевского текста, выделенные М. Медарич три функции, которые, на наш взгляд, в нем реализованы: функцию самовыражения (авторефлексия субъекта текста, включая установку на исповедальность), игровую функцию (проявление автора в тексте, соотношение его с другими персонажами), функцию проблематизирования структуры текста (автор посредством введения своей фигуры в фикциональный мир текста поднимает ряд вопросов, связанных с функцией автора в тексте и функциями творца) . Однако нами было обнаружено еще несколько особенных функций автобиографизма, свойственных поэтике В. П. Катаева: функция автотематизма, функция литературоцентризма и конститутивная функция.
В качестве предварительных итогов отметим, что в нашем исследовании мы воспринимаем катаевский текст как фикциональный, в котором обилие материала биографического характера объясняется интенциональным использованием приема автобиографизма, который является производной автобиографии и представляет собой авторскую стратегию использования в тексте материала биографического характера с особой художественной целью и который наделен особым функционалом, в чем мы соглашаемся с М. Медарич. Для выявления приема в тексте мы будем обращаться к экстратекстовым источникам.
«Новая проза» становится объектом литературоведческих исследований с начала 1980-х годов, исследованию подвергались различные аспекты поэтики поздней прозы, на материале отдельных произведений или в совокупности всего периода. Большинство ранних научных исследований и монографий о жизни и творчестве Катаева не свободны от марксистско- ленинской идеологии, вследствие чего результаты исследований не могут считаться научно объективными . В настоящее время не потеряли актуальности стилистические и лингво-стилистические исследования прозы Катаева, среди которых следует отметить работу В. Петровского «Семантико-стилистическая функция “слов-ключей” в прозе В. Катаева» , исследующую роль слов-ключей в организации образно-речевой системы текста и во много проясняющую авторскую позицию писателя. Попытку же обосновать жанровое единообразие произведений «новой прозы» предпринята в труде Т. Геворкян «Жанрово-стилевые особенности прозы В. П. Катаева 60-х - 70-х годов» , выводы из которой, дают основание объединить поздние произведения в один творческий период. Более значимой для нашей работы является диссертация Т. Рытовой , предметом исследования которой является непосредственно один из аспектов поэтики в «новой прозе»: вне жанровых рамок описываются модели авторского присутствия во всех поздних текстах Катаева. Особняком стоит объемная монография М. Литовской , в которой рассмотрены и систематизированы все произведения автора, а также учтена вся опубликованная критика, вызванная произведениями Катаева, воспоминания и отзывы о писателе, на основании обширного литературного и социального материала описан путь формирования феномена Катаева и определено его место в литературном процессе, основные положения и результаты которой мы будем учитывать в ходе анализа катаевского текста в основной части нашей работы.
Рассмотренные выше научные работы дают основания судить об актуальности и новизне проводимого исследования: вопреки практике отождествления произведений «новой прозы» Катаева с автобиографией, мемуарами и другими разновидностями документальной прозы, мы придаем катаевскому тексту статус художественного и исследуем его с точки зрения присутствия стилистически маркированного приема автобиографизма.
В качестве объекта исследования были выбраны три ранних произведения «новой прозы»: «Святой колодец» (1962 - 1965), «Трава забвенья» (1964 - 1967), «Кубик» (1967 - 1968). Из изучаемого ряда исключена повесть «Маленькая железная дверь в стене» в связи с недостаточной проявленностью в ней автобиографизма, что связано с тем, что в «Маленькой железной двери в стене» автор только проводит пробу своих новых художественных принципов, «мовизм» - как неповторимый авторский стиль - еще не сформирован, о нем ни разу не упоминается, более того, Н. Лейдерман утверждает, что, хотя повесть «Маленькая железная дверь в стене» является мовистской, замаскированной под ленинскую тему, в полном объеме Катаев обретает творческую свободу от идеологических и эстетических табу только в «Святом колодце», который в полной мере считается первым полноценным произведением «новой прозы» . Той же позиции придерживается М. Литовская, полагая, что повесть «Маленькая железная дверь в стене» является «первым экспериментальным текстом», однако она с трудом может быть причислена к разряду «новой прозы» из-за чрезмерной официальности тематики . Выбор произведений, написанных в 1960-х годах, так же не случаен: М. Литовская выделяет внутри «новой прозы» три подэтапа - каждое десятилетие является отдельным подэтапом . Подобная периодизация основывается не столько на хронологическом принципе, сколько на тематическом и поэтологическом единстве произведений внутри десятилетия. Н. Лейдерман также выделяет несколько подэтапов в «новой прозе», особое внимание уделяется последнему - 1980-е гг., в произведениях этого периода литературовед обнаруживает признаки по стмодернизма .
Предмет исследования состоит в идентификации катаевского автобиографизма и выявлении его функций в тексте.
Цель работы заключается в выявлении и описании функции автобиографизма в произведениях «Святой колодец», «Трава забвенья» и «Кубик», относящихся к «новой прозе».
Среди поставленных задач выделим следующие:
1. На основании положений, сделанных в теоретических исследованиях по проблеме автобиографии, предложить определение понятия автобиографизма, адекватное для «новой прозы» Катаева;
2. Провести литературоведческий анализ обозначенных текстов, выявляя прием автобиографизма;
3. Рассмотреть, как прием автобиографизма влияет на поэтику произведения.
Методология исследования основана на широком спектре теоретической литературы, посвященной вопросам автобиографии, в том числе и работы зарубежных исследователей - П. де Мана, Дж. Старрок, Р Фолкенфлик - однако базовой (вследствие своей уникальности) для нас стала статья М. Медарич «Автобиография / Автобиографизм».
Структура исследования представляет собой введение, две главы, заключение и список литературы.
Во введении содержится библиографический обзор, освещена актуальная для проводимого исследования литература, разрабатывающая проблему автобиографии и автобиографизма, а также исследования, посвященные непосредственно «новой прозе» В. П. Катаева. На основании рассмотренного материала предложено адекватное для изучаемых произведений определение приема автобиографизма и методология анализа. Основная часть состоит из двух глав. Первая глава «Функция автобиографизма в повести “Святой колодец”» полностью посвящена анализу поэтики автобиографизма в повести «Святой колодец», так как повесть стала первой в творчестве Катаева, ознаменовавшей появление «нового» Катаева, обратившегося к новой теме и новому стилю. Повесть «Святой колодец» является в одно и то же время зарождением и квинтэссенцией приема автобиографизма у Катаева, в связи с чем важно проследить, какими функциями изначально был наделен прием. Во второй главе мы обращаемся к двум последующим повестям «Трава забвенья» и «Кубик», которые обнаруживают тесную сюжетную связь, обеспеченную наличием в повестях приема автобиографизма. Более того, в ходе работы над главой нами было установлено, что обе повести, прочитанные в едином метатексте, представляют собой модель мифологической авторской автобиографии. В заключении подводятся итоги исследования.
Купить