ОГЛАВЛЕНИЕ 3
ВВЕДЕНИЕ 4
Глава 1. «Пересоздание мира посредством языка». Опыт «ВсеЯСветной Грамоты» 13
Глава 2. А. С. Пушкин в контексте «ВсеЯСветной Грамоты»...18
2.1. Рецепция Пушкина в СССР 26
Глава 3. Дискредитация советских литераторов в рамках «ВсеЯСветной Грамоты» 32
Глава 4. «У Лукоморья дуб зеленый» — пространство эзотерической фантазии во «ВсеЯСветной Грамоте» 35
Глава 5. «Конек-Горбунок» П. П. Ершова и «По щучьему веленью» в свете «ВсеЯСветной Грамоты» 39
Глава 6. Эзотерическая обработка текстов художественной литературы адептами «ВсеЯСветной Грамоты» 42
Глава 7. Локальная эзотерическая герменевтика. Опыт «Бажовской академии сокровенных знаний» 47
7.1. Паранаучный подход к сказам П. П. Бажова 51
7.2. П. П. Бажов — творец альтернативной истории 54
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 59
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

Купить

Изобретение традиции, термин, предложенный исследователем Хобсбаумом [Hobsbawn and Ranger 1983] (цит. по: [Laruelle 2008, 284]), применим к широко распространенной как на Западе, так и в России, тенденции появления теорий, предлагающих альтернативное объяснение исторических явлений. В Российской альтернативной историографии ярко выражено влияние восточных религий и, в отличие от западных теорий такого рода, российские характеризуются явно выраженным национальным аспектом. Зарождение таких учений в России относится еще к началу XIX века. В это время академик А. С. Шишков доказывал первородство русского языка по отношению к другим европейским языкам. В первую очередь, он основывался на близком созвучии русских ономатопов со звуками животных — «кукушка кукует, гусь гогочет» [Шишков 2006, 115-117] (цит. по [Богданов 2014, 80]). Такой способ этимологизации оправдывается состоянием языкознания начала XIX века, когда выявление происхождения слова считалось «гадательным искусством» [Богданов 2014, 80], ограниченным лишь интуицией самого исследователя, а не строгими правилами, которые на тот момент еще не были выведены.
Позднее русский подданный Е. И. Классен стал провозвестником идей «удревления» славянской истории. Он считал, что период существования древних славян уходит «далеко за пределы летоисчисления всех прочих европейских народов» [Классен 2008, 216]. Кроме того, помимо «удревления» истории славянского народа, Классен выдвигает теорию о том, что их письменность появилась задолго до Рождества Христова. Классен делает вывод о том, что древнеславянский язык является языком всего человечества, затем распространившимся по территории всего мира в искаженных вариантах. По мнению исследователя К. Богданова, успех теории Классена среди русского народа может объясняться «терапевтическим эффектом», который она произвела после поражения России в Крымской войне [Богданов 2014, 78].
Однако расцвет такого рода концепций альтернативной истории приходится на XX век, когда на Западе стали появляться альтернативные учения, позднее объединенные термином New Age (Нью-эйдж). Это собирательное понятие объединяет разнообразие мистических, оккультных, историософских концепций, имеющих последователей в разных странах. Эзотерический1 способ познания объединяет все эти учения. Название этого комплекса разных альтернативных практик восходит к астрологическому понятию «эры Водолея», связанному с ожиданиями новой исторической эпохи, когда резко изменятся психические и физиологические возможности человека, будет достигнута мировая гармония [Панченко 2018]. Кроме того, ожидание перехода также обуславливает и апокалиптические настроения, появившиеся в обществе [Kermode 2000, 13, 28, 100-104] (цит. по [Панченко 2018]). Двойственность эсхатологических настроений имеет корни в «Моральное перерождение» человека является основной направленностью движений Нью-эйдж. Примерами могут являться уфологические, теософские учения, группы битников и хиппи, альтернативные религиозные течения вроде вьетнамского «као дай» или китайского «фалуньгун». В этот период складываются и развиваются эзотерические учения, такие как шаманизм и неоязычество.
Второй тип эзотерических практик оказался наиболее явно адаптированным советским социокультурным и психологическим ландшафтом — появилось большое количество локальных группировок в разных регионах Советского Союза, самой масштабной из которых является движение под названием «Родноверие». По словам исследовательницы советского и постсоветского эзотеризма Марлен Ларюэль, это сообщество направлено на возрождение славянских языческих обрядов, и его последователи считают язычество единственной религией, имеющей право существовать в Советском Союзе [Laruelle 2012, 294-295]. Их деятельность имеет националистическую, расистскую, антисемитскую направленность. «Родноверы» верят в прямую связь между человеком и богом и предлагают индивидуальный поиск божественных смыслов [Laruelle 2012,300].2 Эта
«персональная агентность» и индивидуализация религии, которой она способствует, служит, по мнению исследовательницы, причиной востребованности течения «Родноверие» в Советском Союзе.
Проникновение идей Нью-эйдж в советскую реальность можно проследить на примере статей, публиковавшихся в технических журналах в 60-е годы. Такие журналы, как «Новая жизнь», «Техника — молодежи», на всем протяжении существования Союза играли роль внешних стимулов, поддерживающих мотивацию советских рабочих и высокую производительность их труда. В 60-е годы в печати закладывается особая методика для поддержания интереса рабочих к труду: помимо чисто технических статей в 60-е годы в них появляются фантастические тексты художественной литературы. Их главная цель — воодушевить рабочих на военно-техническое состязание СССР с Западом [Кукулин. После того, как интерес к фантастической литературе в журналах укрепился, власти провозгласили концепцию «техника, парапсихология и фантастика как замена рефлексивной историзации» [Кукулин 2017]. Эта мера была направлена на то, чтобы «обозначить дискурсивное движение в историческом вакууме, в который погрузился после войны Советский Союз» [Кукулин 2017]. В этот период в журналы начинают проникать идеи Нью-эйдж о палеоконтакте, телекинезе, телепатии. Таким образом, рассуждения о «достижимом» переходят из области «насущного» (статей о технических достижениях) в область «интересного». В конце 1960-х годов поле идей Нью-эйдж, появлявшихся в технических журналах, расширилось нарративами об инопланетянах, НЛО и таинственных явлениях природы [Кукулин 2017].
На фоне широкого освещения такого рода идей к 1970-м годам доверие людей к науке падает. Начинает возрастать влияние альтернативных медицинских практик, в частности, телекинеза и гипноза. Изменение ситуации в стране в период идеологического и экономического кризиса стало мыслиться в категории «иррационального», и желаемое стало окончательно восприниматься как возможное. К 1980-м годам активно издавалась литература об экстрасенсорике, оккультизме и астрологии, переиздавались мистические и религиозные работы [Богданов 2015].
Причин, по которым учения в духе Нью-эйдж получили широкое распространение в Советском Союзе, много. Одной из них является «духовная энтропия» [Belyaev 2012, 267], возникшая после объявления большевиками в 1918 году русской православной церкви идеологическим врагом. После этого церковь осталась лишь источником национальной идентичности, но не веры. Кроме того, произошел «сбой исторического механизма» [Иванова 1999] — потерялось ощущение истории из-за коренного перелома во всех сферах человеческой жизни. Общество нуждалось в том, чтобы «историзировать» пространство и время, в котором они живут. Появление в советских технических журналах статей об альтернативных западных практиках было призвано заменить «рефлексивную историзацию». Неоязыческие концепции, начавшие появляться в это время, были направлены на восполнение «дефицита истории» учениями о глубокой древности Руси, которую сейчас нужно возродить («Ремесло древней Руси» Б. Рыбаков [Laruelle 2008, 286], «Новая хронология» А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский).
Помимо возможностей человеческого тела, истории, религии, литературы и медицины, начавших по-новому восприниматься советскими людьми в рамках учений Нью- эйдж, в центре внимания советских эзотериков находился и русский язык. На возникновение этого интереса повлияли важные события в советской жизни, такие как реформа письменности и создание русифицированных азбук для разных народов СССР [Богданов 2008, 310]. Потребность в том, чтобы представить язык как особый «объединяющий» конструкт, заключалась в требовании советской идеологии преодолеть разного рода различия (культур, рас, языковых семей) [Богданов 2008, 311]. Кроме того, благодаря связи языка с историческими изменениями, появилась возможность строить глобальные концепции, связывающие и тот, и другой аспект. Так сделали, например, авторы «Новой хронологии» — математики А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский. В своей концепции авторы представили «классическую» модель «удревления» славянской истории, при которой Русь является панконтинентальной империей, колонизовавшей, по их мнению, Африку и Америку. По принципу внешнего сопоставления (случайного созвучия) между согласными авторы находят соответствия между словами из разных языков и, кроме того, утверждают, что русский язык — праязык всего человечества [Тамбовцева. Новая хронология]. «Новая хронология» вписывается в традицию поиска «всеобщего языка», получившего большое распространение в XX веке в западных странах и в СССР. В советском пространстве поиски проводились в литературной (А. Белый, В. Хлебников, А. Введенский), философской (П. Флоренский) и в академической среде (Н. Марр). Исследователь В. Фещенко находит исток этой традиции в библейском «чуде Пятидесятницы», сошествии Святого духа. Случилось оно после Вавилонского смешения языков, и воплотило идею всеобщего языка для общения с Господом [Фещенко 2014]. Так характеризует последствия «чуда» для человечества религиозный философ П. Флоренский: «событие воссоединения человека во взаимном понимании» [Флоренский 2000, 197] (цит. по [Фещенко 2014]).
Флоренский много рассуждал о слове в целом, и его тезисы важно указать в контексте данной работы, потому что многие характеристики, которым он наделяет слово, можно найти в альтернативных лингвистических концепциях более позднего времени. В одной из его работ под названием «Магичность слова» Флоренский утверждает, что слово обладает телесностью: «Таким образом, со стороны физической, слово есть индивидуально отчлененный от прочей природы звуковой процесс, имеющий тончайшую гистологическую, воздушно-гистологическую структуру, которую, говоря принципиально, можно видеть и глазом...» [Флоренский 1982].
По мнению Флоренского, человек, который не признает телесность слова, сам не является телесным. Из этого утверждения можно сделать вывод о том, что слово является частью человека, входит в его состав. Магичность слова, заявленная в названии, проявляется, главным образом, в том, что оно обогащает сознание человека и является энергетическим сгустком. Флоренский эксплицитно заявляет, что слово наделено «оккультной индивидуальностью»: «Оно [слово] имеет в себе момент физико-химический, соответствующий телу, момент психологический, соответствующий душе, и момент одический3 или вообще оккультный, соответствующий телу астральному» [Флоренский 1982].
Понятия «оккультный» и «астральный» в этой цитате явно указывают на явное заимствование философом положений Нью-эйдж. Несмотря на то, что Флоренский основывает свое учение на теософских (дух проявляет себя через тело) и оккультных началах, на лекциях курса «Культурноисторическое место и предпосылки христианского миропонимания» он убеждал всех слушающих в необходимости искоренять влияние оккультизма, теософии, антропософии и спектрального анализа для сохранения «центрального положения церкви в России» [Флоренский 2000].
Кроме того, в работах Флоренского также большое значение имеет попытка воспроизвести научный дискурс, апеллируя к химическим и физическим понятиям: «Если же морфемою, представляющей двуединство первозвука и первосмысла, объединяется в слове звук и смысл, то, надо полагать, что и в порядке магичности морфема слова соединяет в себе ультрафизическое воздействие фонемы и инфрапсихическое воздействие семемы, сама будучи действенною и так и этак или, точнее, произведя такое действие, которое стоит между просто физическим и просто психическим, т.е. относится к области в более определенном смысле слова — оккультной» [Флоренский 1982]. Одним из признаков течений Нью-эйдж и постсекулярных религиозных культур является так называемый «сциентизм», предполагающий имитацию дискурса научной доктрины для «конструирования религиозных метафор, нарративных моделей и практик». [Панченко 2018]. Учение Флоренского о слове являет собой пример такого квази-научного нарратива.
В среде советских академиков наиболее обсуждаемой теорией «всеобщего» языка является учение Н. Марра. Этот исследователь создал «яфетический» (ручной) язык, на котором может говорить все человечество. Характерная для многих неоязыческих концепций советского времени экстраполяция общности языка на общность происхождения всех народов имеет место и в теории Марра. «Лингвист- яфетолог как бы возвращал язык его носителю, делал его общим для всего человечества» [Богданов 2008]. Такое «возвращение» человечеству праязыка, опирающегося на смесь новояза и архаических языковых элементов, является главной интенцией более радикальных рассуждений в области языка в постсоветский период. В это время были заложены основы российской криптолингвистики.
Ощущение «духовной энтропии» в постперестроечный период усилилось из-за исторического слома, произошедшего с развалом Советского союза. Старая коммунистическая идеология потерпела крах, а альтернативы новообразованным государством объявлено не было. Из-за отсутствия устойчивой идеологии это было время активного исторического мифотворчества. Споры о языке пересекались с попытками «историзировать» уже не советское, а постсоветское пространство. В дискуссии о том, останется ли церковнославянский языком литургии, или эти функции перейдут русскому языку, националисты заняли первую позицию. Одним из их аргументов было сохранение в этом языке памяти о языческом прошлом России, чему противопоставлялось обилие иноязычных заимствований в современном русском языке. В буклетах, распространяемых националистами, буквы церковнославянского языка описывались как знаки, отсылающие к трансцендентной реальности [Bennett 2011]. Язык на протяжении всего периода существования СССР воспринимался с националистических позиций, поэтому приведенные выше споры вписываются в рамку такой рецепции. Однако такие настроения вскоре начинают охватывать и литературное поле, и художественные тексты начинают восприниматься как исторические документы, прославляющие славянскую нацию.
Анализируя в своей статье постсоветскую рецепцию ранее запрещенных советских авторов, Иванова отмечает так называемую «конъюнктурную интерпретацию» [Иванова 1999] текстов, когда из произведений «вычитывалось» только идеологически важное для самих интерпретаторов. Одной из таких групп, чьи идеологические положения «вычитываются» из литературных текстов, является «ВсеЯСветная Грамота». Это влиятельное сообщество объединяет в своем дискурсе разнообразные области знаний, однако центральной является лингвистика — последователи теории утверждают, что истинной азбукой всего человечества является так называемая «ВсеЯСветная Грамота», написанная на «древнесловенском языке» — праязыке всего человечества. Адепты утверждают, что славяне являются древнейшей мировой нацией, из которой произошли все европейские. Кроме того, они считают, что все, написанное в трудах профессиональных историков — совершенная ложь, и только приобщившись к «всеясветному» знанию, человек узнает истинную историю. Таким образом, лингвистическая и историческая области знаний являются наиболее важными для «всеясветников», и тексты русской литературы, которые они номинируют на роль авторитетных, анализируются с этих двух перспектив. Свои размышления последователи теории фиксируют в так называемых «бюллетенях», программных текстах сообщества. В этой работе эзотерические сообщества используются в качестве объекта исследования, а литературные произведения, которые адепты подвергают анализу, являются его предметом.
Основываясь на материале аналитических текстов, размещенных на сайте сообщества [Всеясветная Грамота] и в его группе в социальной сети «ВКонтакте» [ВсеЯСветная Грамота. Официальная страница], я выявила тексты русской художественной литературы, которые оказываются содержащими важные для «всеясветников» идеи: «Руслан и Людмила» А. С. Пушкина, «Конек-Горбунок» П. П. Ершова и русская народная сказка «По щучьему веленью». В этой работе я подробно проанализировала рецепцию произведений Пушкина и русских сказок, а также саму трансформацию фигуры поэта в дискурсе теории. Кроме того, в исследовании также было проведено сравнение рецептивного подхода «всеясветников» и другой эзотерической организации под названием «Бажовская академия сокровенных знаний» к литературным произведениям. С помощью анализа в первой части работы и сравнения во второй была достигнута цель исследования, заключающаяся в выявлении общих признаков у текстов русской художественной литературы, включенных в контекст российских эзотерических концепций, и роли, которую эти характеристики и сами тексты играют в рамках эзотерических доктрин. Кроме того, в работе также были выявлены возможные причины, объясняющие использование в дискурсе теорий определенного рода художественных текстов. Было обнаружено, что оба сообщества включают в свой дискурс произведения, имеющие волшебное содержание. Эта характеристика помогает последователям представить текст как транслятор древнего тайного знания, персонажей — как его носителей, а автора — как посвященного в него. Во-вторых, автор отобранного произведения является известным. Его положительный авторитет среди аудитории помогает повысить степень надежности эзотерического концепта, а, следовательно, доверия к самому сообществу. В-третьих, в биографии автора содержится свидетельство его посвященности: лакуна, связанная с биографией писателя, или зафиксированные высказывания автора. Все приведенные выше характеристики литературного текста и трансформации, которым он подвергается, делают его «выразителем» эсхатологических положений эзотерических учений.

Купить