ВВЕДЕНИЕ .. 4
ГЛАВА 1. Русский футуризм в системе культуры . 25
1. О природе и характере культурных трансформаций .. 25
2. Место авангарда в системе литературной изменчивости 45
3. Русский футуризм в культурном поле эпохи ... .... 50
ГЛАВА 2. Самоидентификация русского футуризма 57
1. Диалог эстетической теории и художественной практики 57
1.1. Функции футуристических автометаописаний 60
1.2. Игра на границе текста и кода 71
1.3. ОПОЯЗ как теоретическое крыло русского авангарда. 78
2. Футуризм и проблема границ культуры 86
2.1. Институализация границ литературного течения — 86
2.2. Культура и внекультурные области . . 90
ГЛАВА 3. Новый мир - Новый человек — Новый язык -
Новое искусство — ... 97
1. Координаты нового мира — 97
1.1. Диалог науки и искусства 99
1.2. «Наукообразная мифология» 106
1.3. Оккультная проблематика в искусстве авангарда <. ... 113
1.4. Новое пространственно-временное восприятие мира 117
1.5. Природоборческий утопизм — — 120
1.6. Техника как духовная и эстетическая проблема..— 124
2. Антропологическая революция.... 136
3. «Lingua Adamica» ... 148
4. Синдром тотальной новизны 162
4.1. Концепция перманентной революции в искусстве ... 163
4.2. Футуризм и теория прогресса 179
4.3. Взрыв и рождение нового... 182
ГЛАВА 4. Философия и поэтика случайности в художественной системе русского футуризма ...... 192
1. Случайность в роли генератора новизны 192
1.1. Случайность как эстетически значимая категория 194
1.2. Игра: слияние закономерного и случайного ... 198
1.3. Зоны свободы в царстве необходимости 207
2. Поэтика ошибки , 222
3. Закономерное и случайное в художественной системе В.Хлебникова.. 234 ГЛАВА 5. «Поэтика относительности» 245
1. Множественность систем отсчета. — 245
2. «Слово-хамелеон» 247
3. Тотальная неопределенность 256
3.1. Недовоплощенность. Незавершенность. Фрагментарность.. ... 257
2
3.2. Вариативность 259
3.3. Минимализм 263
ГЛАВА 6. Прагматические аспекты футуристического творчества 270
1. Функции футуристического текста 270
1.1. Коммуникативная функция 270
1.2. Эмоционально-экспрессивная функция 271
1.3. Эстетическая функция 273
1.4. Апеллятивная функция 278
2. Воздействие футуристического текста 281
2.1. Способы воздействия 281
2.1.1. Акустический образ текста 284
2.1.2. Визуальный образ текста 291
2.1.3. Акционные формы искусства. 304
2.1.4. Тексты поведения 307
2.2. Характер воздействия 312
3. Стратегии успеха 322
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 337
Примечания 344
Литература 405
3
Рубеж веков, а тем более тысячелетий, при всей условности этих вех, располагает человеческое сознание к размышлениям о концах и началах, о причинах и следствиях, о границах, переходах, переломах истории, культуры, искусства. Как известно, осмысление связано с сегментацией недискретного пространства: «То, что не имеет конца - не имеет и смысла»1. Придавая некоторую завершенность прошедшему периоду, человечество ставит вопрос о его смысле и значении. Историки, философы, социологи, политологи, искусствоведы обращаются и будут обращаться к началу XX века в поисках истоков острейших современных проблем.
Актуальность данной работы предопределена, прежде всего, самим объектом исследования. Русский футуризм позиционировал себя в культурном поле своего времени как наиболее репрезентативное проявление духа эпохи великих надежд на радикальное преобразование мира, грандиозных научных, политических, эстетических утопий. Не удивительно, что для потомков он стал концентрированным выражением «проклятых вопросов» XX века: безбожие, революционность, вера во всемогущество научно-технического прогресса, имморализм, антиэстетизм, разрушение коммуникации. Претензии на роль более значительную, чем роль очередной поэтической школы, обернулись для футуризма ответственностью, выходящей за рамки сугубо эстетической.. Литературно¬художественный авангард был обвинен в пособничестве авангарду политическому. Социалистический реализм объявили законным детищем авангардной эстетики и идеологии.
Ретроспективная трансформация всегда отсекает нереализованные возможности и придает событиям в истории страны и культуры видимость закономерных и даже неизбежных. Между тем русский футуризм возник в той эстетической «точке бифуркации», из которой открывалось
множество траекторий движения. Выбор не был фатально предопределен. Он осуществлялся под воздействием «случайных» факторов. Такими внешними для развития поэзии обстоятельствами стали политические со¬бытия, происходившие в России в эти годы. В Европе же «футуризм и кубизм как общие явления далеко не сигнализировали о приходе социальных революций...» . Деформацию художественной системы футуризма под воздействием социально-политических пристрастий отдельных представителей течения неодобрительно отмечали даже его сторонники: «Футуризм был одним из чистейших достижений человеческого гения. Он был меткой - как высоко поднялось понимание законов свободы творчества? И неужели просто не режет глаз тот шуршащий хвост из газет¬ной передовицы, который сейчас ему приделывают?»4 - сетует в 1919 году В. Шкловский. Не родство с авангардом, а «органическое перерождение тканей»5 видит в пролетарском искусстве Б. Лившиц.
«Поэтика и политика» - это лишь одно наиболее часто обсуждаемое противоречие футуристической программы, пронизанной антиномиями разного уровня: закономерное и случайное, продуманное и спонтанное, рациональное и иррациональное, сознательное и бессознательное, логическое и интуитивное, аналитическое и синтетическое, «западное» и «восточное», элитарное и демократичное, монологичное и диалогичное. Сочетание несочетаемого в художественной системе, сохраняющей при этом определенную цельность, на наш взгляд, может быть осмыслено лишь в многомерном пространстве взаимной дополнительности. Тогда неожиданное и случайное в одном измерении предстанет как фактор из другого причинного ряда, в котором оно функционирует как закономерное и необходимое: нерациональное с точки зрения прагматики текста, окажется императивным требованием идеологии течения и/или условием дальнейшего развития футуристической поэтики.
Новизна предлагаемого нами подхода заключается в стремлении рассмотреть русский футуризм как сложный социокультурный феномен,
возникший в поле напряжения между идеологией, поэтикой и прагматикой авангардного искусства. Футуризм представлен в работе как открытая эстетическая система, активно взаимодействующая с внележащими областями и за счет этого динамично развивающаяся и способная генерировать новые смыслы. Будетлянство рассматривается в широком контексте эстетических, лингвистических, философских, религиозных, научно- технических, оккультных, идеологических, социальных проблем своего времени.
Для осуществления такого подхода необходимо преодолеть ряд препятствий в виде «традиций», «мифов», «фобий» отечественного литературоведения: традиции имманентного анализа футуристического текста, мифа о безразличии авангарда к прагматическим аспектам творчества, «страха идеологии» - «группового невроза российских гуманитариев»6.
История изучения авангарда и футуризма, в частности, сложилась так, что идеология, поэтика и прагматика нового искусства, как правило, рассматривались в отрыве друг от друга. В разное время актуализировался один из названных аспектов футуристического творчества и определял main stream литературоведческих штудий..
Теоретики футуризма и близкие им представители формальной школы, ОПОЯЗа, Пражского лингвистического кружка, а позднее - приверженцы структурно-семиотического подхода концентрировали внима¬ние главным образом на вопросах языка и поэтики. Работы 70-х - 80-х годов (Вяч. Иванова, В. Топорова, И. Смирнова, М. Гаспарова, М. Панова,
В. Григорьева, Т. Никольской), осуществившие настоящий прорыв в изучении теории поэтического языка, стиховедения, идиостиля отдельных представителей авангарда, эволюции поэтических систем, были в то же время способом отхода от официальной идеологии в область нейтраль¬ной поэтики.
В советском и в раннем постсоветском литературоведении преобладал идеологический подход. И хотя оценки с течением времени менялись на противоположные, сам принцип оставался неизменным. В первые месяцы революции футуризм, приветствовавший начавшиеся глобальные и пока еще неопределенные преобразования всех жизненных устоев, был провозглашен революционным искусством. К середине 20-х годов, когда очертания нового строя стали более определенными, обнаружились принципиальные разногласия между политическим и поэтическим авангардом в вопросе о свободе творчества и роли художника в жизни общества . На долгие десятилетия в официальном советском литературоведении установилось табу на серьезные исследования авангардного искусства; футуризм обличался как продукт разложения буржуазной культуры; ведущих представителей течения пытались оторвать от него, искажая логику развития индивидуальных поэтических систем В. Маяковского,
B. Хлебникова, В. Каменского. Оборотной стороной этого процесса стало не менее идеологизированное отношение к запрещенному авангарду как альтернативе официальному советскому искусству. Инерция многолетних споров привела к тому, что в конце 80-х годов реабилитированный и возвращенный в культурный обиход авангард (первые выставки, каталоги, конференции, дискуссии, «круглые столы», переиздания художественных текстов, тематические выпуски журналов) снова был прочитан по идеоалогическому «коду» . При этом маятник общественных симпатий качнулся в противоположную сторону: на авангард была возложена ответственность за деформации, которые претерпело искусство советской поры.
Очевидная необходимость деидеологизации футуризма породила всплеск интереса к эмпирике, к исторической конкретике, к забытым именам, подробностям, документальным свидетельствам эпохи.
Художественная система русского футуризма возникла в поле взаимного напряжения между авангардными идеологией, поэтикой и прагматикой. Сопоставление их базовых принципов позволяет выявить глубинное единство футуристической программы и объяснить ее очевидные противоречия.
Целостность этого весьма эклектичного эстетического образования обеспечивается общностью авангардной аксиологии. Установка на «Новое Первое Неожиданное» пронизывает идеологию, формирует поэтику и диктует прагматику будетлянства. Движимый «синдромом новизны» художник-футурист стремится по-новому увидеть мир и новыми (перманентно обновляющимися) художественными средствами передать ощущения нового человека, постигающего законы мироздания и управляющего ими. Произведение футуристического искусства призвано не описывать, а «без конца обновлять лицо мира»х и, ошеломляюще воздействуя на реципиента, изменять человеческую природу.
Футуристическая инновационная идеология - продукт весьма распространенного на рубеже XIX-XX веков утопического типа сознания, суть которого С. Франк определил как «замысел спасения мира устрояющей
•у
самочинной волей человека» . Создание нового неба и новой земли, нового человека и нового языка - такова телеология футуристической утопии. Реализуется она по преимуществу в негативных формах природоборчества, борьбы со временем, с языком, с книгой и иных видах «дерзновенного богосоперничества».
При осуществлении эстетической утопии футуризма обнаруживается неизбежное для любой утопической системы противоречие между целями и средствами - между идеологией, поэтикой и прагматикой. Начертанное на знаменах футуризма требование освобождения искусства от лежащих за его пределами внеэстетических задач парадоксально сочетается со стремлением новой школы к жизнестроительству. Прокламируемая будетлянами антикультурная позиция сопровождается активной «игрой» со всем культурным полем современности и предшествующих эпох. Элитарный по своей природе авангард, рассчитанный на эстетически и психологически подготовленного реципиента, под влиянием политической ситуации в стране и социальных пристрастий участников движения выдвигает лозунг «демократизации искусства». Поэтическая школа, пришедшая с проповедью индивидуализма, требует групповой, а позднее и классовой солидарности. Заумь, родившаяся как индивидуальный язык художника и свидетельствующая о нарушении коммуникации, о назревающей «болезни отчуждения», осмысляется как грядущий мировой язык, способный объединить человечество. Декларативное равнодушие к славе оттеняется весьма успешными и разнообразными авторскими стратегиями завоевания культурного поля. Демонстративное презрение к публике оказывается неспособным отменить «абсолютную эстетическую нужду»3 футуристического текста с его усложненной поэтикой и размытой семантикой в реципиенте, готовом к сотворчеству.
Все эти противоречия свидетельствуют о напряженной борьбе внутри футуристической программы двух типов дискурса - монологического и диалогического.
Футуризм позиционирует себя как агрессивно монологическую дискурсивную практику. Логика такого выбора продиктована стремлением избавиться от всех форм вынужденного диалогизма, навязываемого индивидууму обществом. «Преднаходимому» авторитарному слову (религиозному, политическому, моральному, эстетическому), требующему «признания и усвоения... независимо от степени его внутренней убедительности для нас»4, футуристы противопоставляют свой индивидуалистический монолог■, полагая, что сказать свое собственное слово можно лишь преодолев диалогическую ориентацию с общим словом. Архетипом футуристического монологизма служит монологичность абсолютного божественного дискурса, присваивая или пародируя который будет не реализуют свою программу богосоперничества.
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
