Введение 1
Глава I. Прагматический контекст и проблемы типологического анализа средневерхненемецких духовных текстов 21
1. Христианская герменевтика и мистическое богословие 21
2. Традиция ars praedicandi и жанровая дифференциация немецкой духовной прозы XIII века 30
3. Категория авторства и способы компиляции в прозе аугсбургских францисканцев 44
4. Жанровые признаки “Geistlicher Herzen Bavngart” и его источников 50
4.1. Проповеди 54
4.2. Трактаты 58
4.3. Молитвы 66
5. Выводы 68
Глава 2. Композиционные структуры в памятниках духовной прозы XIII века 70
1. Композиционная роль цитирования 70
2. Числовая композиция 81
2.1. Символико-числовая композиция 83
2.2. Каталогизирующая композиция 93
3. Синтаксическое варьирование и параллелизм 97
4. Иконическая композиция, порядок и число 112
5. Иконическая композиция макротекста: сад и дерево 121
6. Выводы 122
Глава 3. Тема и функция текста в “Geistlicher Herzen Bavngart” 122
1. Коммуникативная перспектива текста 122
1. 1. Тема-рематическая прогрессия 122
1. 2. Формы тематического развития 122
2. Тематические единства в компилятивном процессе 122
3. Показатели текстовых функций 122
4. Выводы 122
Заключение 122
Источники 122
Библиография 122
Приложение 1 122
Приложение 2 122

Купить

В центре нашего исследования находится анонимный средневерхненемецкий трактат последней трети XIII в. “Geistlicher Herzen Bavngart” (“Сад духовных сердец”) . Bavngart всецело принадлежит средневековой книжной культуре, и этим обстоятельством объясняются многие особенности его поэтики. В этом памятнике отразились также основные тенденции развития еще совсем нового языка немецкой духовной прозы. Наша работа посвящена исследованию жанровых, композиционных и коммуникативных функций, присущих текстовым структурам средневекового трактата-компиляции и его источников. При этом особый интерес вызывает языковой аспект редакторской техники компилятора.
Bavngart является первым прозаическим компилятивным трактатом на средневерхненемецком языке (восточношвабский диалект). Этот труд состоит из 213 глав разного объема и занимает 264 страницы печатного текста. Как единый корпус трактат Bavngart сохранился в четырех рукописях, однако ни одна из них не содержит весь текст целиком. Кроме того, существуют две рукописи, в которых переписано несколько глав, и многочисленные рукописи с отдельными главами (часто в переработанном виде) и мелкими фрагментами (Streuьberlieferung). Самую древнюю рукопись “L” Х. Унгер датирует приблизительно 1300 г. Она не является автографом, но в наибольшей степени сохраняет черты архетипа и содержит самый полный вариант памятника (отсутствуют лишь несколько глав). Только в ней дается нумерация глав и имеется заключение в стихах . Эта рукопись положена в основу издания Bavngart. В реконструкции Х. Унгер пропущенные места текста, восстановленные на основании других рукописей, выделены курсивом. Поскольку текст в рукописи L, в отличие от исследовательской реконструкции (на каком бы хорошем уровне она ни была выполнена) реально дошел до нас, то именно на него ориентирован анализ памятника в настоящей работе.
Та версия текста, в которой издан трактат (а тем более рукопись L) отражает лишь “определенную фазу в истории текстов, формирующих корпус Bavngart” (Unger 1969: 141). Однако вопрос о первичной и вторичных редакциях не имеет принципиального значения, поскольку, хотя книга и сохранялась в общих чертах как единый корпус, ее главы могли позже использоваться уже в других контекстах, и их состав все время менялся (Unger 1969: 164).
Поскольку оригинал Bavngart не сохранился, то точная дата создания памятника неизвестна. На основании ряда данных Х. Унгер устанавливает его временные рамки между 1270 и 1290 гг., а наиболее вероятным местом написания считает францисканский монастырь в Аугсбурге.
В XIII в. немецкая духовная проза получила сильный импульс к развитию и расцвету. Появление благоприятных социальных условий для активного духовно-дидактического творчества в прозе связано с деятельностью только что основанных нищенствующих орденов - францисканцев и доминиканцев. Первая успешная францисканская миссия была послана в немецкие земли из Италии в 1221 г. Центром францисканского движения стал монастырь в Регенсбурге, и активная деятельность Давида Аугсбургского как наставника новициев (молодых монахов) и главы монастырской школы началась именно там в 1240 г., а продолжилась в Аугсбурге, где Давид и умер в 1272 г. Основным его трудом является латинский мистико-дидактический трактат “De exterioris et interioris hominis compositione secundum triplicem statum incipientium, proficientium et perfectorum libri tres” (“Об устроении внешнего и внутреннего человека в соответствии с трояким положением начинающих, продвинутых и совершенных, в трех книгах”) (Quaracchi 1899), написанный между 1245 и 1250 гг. Кроме этого, ему приписывается (с разной степенью вероятности) также ряд небольших сочинений на средневерхненемецком языке - трактатов и молитв.
В Аугсбурге произошло формирование так называемого “кружка аугсбургских францисканцев” (Augsburger Franziskanerkreis), в котором переводились с латыни и обрабатывались сочинения Давида и его ученика и друга, знаменитого проповедника Бертольда Регенсбургского (ум. 1272). Это был первый и самый крупный расцвет францисканской литературы на немецком языке. Произведения аугсбургских францисканцев следует отнести, главным образом, к духовно-назидательной (аскетологической), мистической, а также отчасти к катехизисной (комментарии Давида Аугсбургского на “Ave Maria” и “Pater Noster”, проповеди Бертольда Регенбургского о мессе) сферам. В этой прозе исследователи видят не только новое религиозно-литературное движение, но и совершенно новую прозу - “источник” литературного немецкого языка последующего времени (Ruh 1984: 47). Давид Аугсбургский первый писал по вопросам догматики на живом, хотя и не вполне свободном от латинского влияния, немецком языке спустя два с половиной столетия после немецкого Исидора и Ноткера Немецкого из Санкт-Галлена и спустя столетие после “Санкт-Трудпертской Песни Песней” . Он способствовал также созданию и развитию жанра немецкого дидактического трактата. Считается, что сочинения Давида стоят у истоков немецкого мистического богословия.
Развитие нового для Германии XIII в. религиозно-литературного процесса на немецком языке было стимулировано появлением нового адресата трактатов и проповедей - устойчивой социальной группы из набожных людей городского сословия, которые вели полу-монашескую жизнь в миру. Одновременно усиливается активность женщин в духовной жизни - бегинок и монахинь, самостоятельно читавших на немецком языке, но не на латыни, и потому не всегда канонически воспринимавших богословские тексты. Опасность распространения ересей именно среди таких людей побуждала аугсбургских миноритов писать назидательные сочинения и вести активную проповедническую деятельность. В этом они следовали общим задачам своего ордена: в частности, под покровительством францисканцев находился Третий Орден св. Франциска (орден терциариев), основанный в 1221 г. св. Франциском, в который входили и священники, и миряне (как мужчины, так и женщины).
По-видимому, для сестер аугсбургской обители св. Марии Штерн, принадлежавшей этому ответвлению ордена и тесно связанной с монастырем аугсбургских миноритов, был написан Bavngart. Как следует из самого текста, главы этой книги предназначались не только для чтения в ограниченном кругу монахинь, но и для чтения индивидуального. Это же касается и сочинений самих Давида Аугсбургского и Бертольда Регенсбургского (см. указания Д. Х. Грина: Green 1994: 99, 148, 154, 205). Bavngart должен был служить компендиумом наставлений духовных людей (geistlihiv livte) к праведной жизни, причем не как упорядоченный учебник, а как книга для чтения и размышлений об основах духовной жизни во всем ее многообразии.
Главными источниками Bavngart послужили трактаты (латинские и немецкие) и молитвы Давида Аугсбургского, а также несколько проповедей, приписываемых Бертольду Регенсбургскому. Эти сочинения постоянно цитируются и перерабатываются в разных главах трактата Bavngart. Главы 202 и 203 содержат почти полный текст трактата Давида “Die Sieben Vorregeln der Tugend”, а глава 205 - так называемые “монастырские проповеди” (“Sechs Klosterpredigten”) Бертольда Регенсбургского. Компилятор был, очевидно, тоже францисканцем и имел в своем распоряжении все труды Давида. Последний не редактировал сборник, и, скорее всего, работа велась его учениками в последние месяцы его жизни или уже после смерти (Unger 1969: 181-182).
Вопрос о том, какие сочинения на немецком языке действительно принадлежат Давиду Аугсбургскому, а какие были написаны его анонимными учениками, дискутируется еще со времени издания Ф. Пфайфером в 1845 г. ряда немецких трудов под именем этого францисканского учителя. Сложность установления авторства связана с тем, что самые старые из сохранившихся рукописей с давидовскими текстами относятся к началу XIV в., так что текстологические исследования не могут дать однозначного результата. Прямое указание на авторство Давида встречается только один раз для трактата “Die sieben Vorregeln der Tugend”, причем в самом Bavngart (гл. 202). Поэтому именно этот трактат, а также латинские произведения, подлинность которых несомненна, были положены исследователями в основу филологического анализа. Однако ученые, занимавшиеся этой проблемой (Ф. Пфайфер. Э. Лемп, Х. Леман, В. Штаммлер, К. Ру, Ф. М. Шваб), часто приходили к противоположным результаты.
Важные исследования текстологии и стиля памятников, приписываемых Давиду, провела Ф. М. Шваб (Schwab 1971). Она подтвердила авторство Давида для восьми трактатов: “Die Sieben Vorregeln der Tugend”, “Der Spiegel der Tugend”, “Von der Offenbarung und Erleuchtung des Menschengeschlechtes” (включая “Christi Leben unser Vorbild”), “Die vier Fittige geistlicher Betrachtung”, “Von der Erkenntnis der Wahrheit”, “Die sieben Staffeln des Gebets”, комментарий к “Pater noster” и “Ave Maria”. Таким образом, Ф. М. Шваб не считает аутентичными трактаты “Von der Anschauung Gottes”, “Von der unergrьndlichen Fьlle Gottes” и все молитвы. Свою позицию исследовательница основывает на статистическом подсчете ряда наиболее характерных для Давида стилистических явлений. В отличие от Х. Лемана, избравшего точкой отсчета просодическую структуру синтагмы у Давида, Ф. М. Шваб исследует тексты по следующим параметрам: 1) образные сравнения; 2) ряды синтаксически параллельных конструкций (series); 3) предшествование определяющего существительного в родительном падеже определяемому слову; 4) эпифразис (split compound - добавление однородного члена к структурно завершенному предложению). Полученные результаты весьма убедительны и в целом не были оспорены, однако они, на наш взгляд, все же не опровергают наблюдений некоторых предшествующих исследователей, отмечавших серьезные стилистические различия как раз в тех трактатах, которые Ф. М. Шваб объединяет. Так, например, В. Штамлер обратил внимание на различия именно в синтаксической структуре этих текстов - от ясной и простой последовательности предложений до “цветистой речи” (geblьmte Rede) (Stammler 1960: 959).
По нашему убеждению, для целей настоящей диссертации вопрос о непосредственной принадлежности Давиду Аугсбургскому сочинений, из которых скомпилирован Bavngart, не имеет принципиального значения. Важно то, что они в любом случае создавались под прямым воздействием идей и творческой манеры Давида и были закончены до написания Bavngart.
Трактат “Geistlicher Herzen Bavngart” попал в сферу внимания исследователей в конце XIX в., в связи с изданием “монастырских проповедей” Бертольда Регенсбургского Й. Штроблем. Автор первого обобщающего труда по истории немецкой мистики В. Прегер (Preger 1881) кратко упомянул Bavngart, но отверг его принадлежность к сфере мистического богословия, видя в нем исключительно сборник практических наставлений и молитв. Мнение В. Прегера оспорил известный историк средневековой немецкой литературы А. Шёнбах, который считал Bavngart, в котором развиваются идеи Давида Аугсбургского о мистическом богопознании, одним из истоков немецкой мистики (Schцnbach 1907: 100-101). Шёнбах впервые проявил к трактату подлинно научный интерес в связи со своими обширными исследованиями творчества Бертольда Регенсбургского. Однако смерть помешала ученому заняться нашим памятником вплотную.
Первое текстологическое изучение его провел П. Д. Штёкерль в 1914 г. При исследовании творчества Давида Аугсбургского он обратил особое внимание на Bavngart (ограничиваясь главным списком L) как на сборник текстов, имеющих прямое отношение к литературному наследию Давида. Эти тексты исследователь разделил на три группы:
1) простые фрагменты из уже опубликованных сочинений Давида, переводы из его латинских трудов, либо переработки его трактатов;
2) тексты, которые с относительной долей уверенности могут быть определены как подлинные, будь то законченные сочинения или фрагменты более крупных;
3) тексты, принадлежность которых Давиду Аугсбургскому сомнительна (Stцckerl 1914: 259-260).
В результате сравнительного текстологического анализа Bavngart с рукописями сочинений Давида Аугсбургского ученый выявил 24 главы первой группы - фрагментов, переводов и обработок сочинений Давида и указал заимствованные места. Что касается атрибуции некоторых других текстов Давиду, то критерий содержательной близости и стилистического сходства/различия оказался неудовлетворительным, так что Х. Унгер отстаивает оригинальное происхождение большинства глав, признанных Штёкерлем авторскими трактатами Давида Аугсбургского.
В конце 50-х гг. XX в. памятник привлек к себе внимание К. Ру, автора обширных исследований об идейном и духовном влиянии францисканской мистики на немецкоязычную прозу. Он указал на важное место нашего памятника в религиозно-литературной деятельности немецких францисканцев в Аугсбурге. Именно под руководством К. Ру его ученица Х. Унгер провела новейшее текстологическое исследование всей рукописной традиции Bavngart и осуществила критическое издание памятника, снабженное обширным аппаратом и комплексным описанием . Одновременно появились работы Д. Рихтера (Richter 1968; Richter 1969), посвященные текстологическому и историко-литературному изучению проповедей Бертольда Регенсбургского. Работа Рихтера 1968 г. представляет собой комментированное критическое издание восьми проповедей Бертольда, шесть из которых - “монастырские”: их самый полный вариант дошел до нас только в рукописях Bavngart. В монографии Рихтера 1969 г. описаны текстологические связи Bavngart и рукописного наследия, приписываемого традицией Бертольду. Недавно И. Эльтер и М. Даллапьяцца осуществили комментированное издание сильно расширенной переработки главы 117 в поздней рукописи 1491 г. (М3, cgm 400) (Elter/Dallapiazza 1999).
Благодаря исследованиям Штёкерля, Унгер и Рихтера, проблемы истории текста Bavngart изучены досконально, а в целом ряде работ К. Ру получило наиболее подробное освещение творчество самого Давида Аугсбургского. Для трактата Bavngart уже нашлось место в новых обобщающих трудах по истории немецкой средневековой литературы (Bumke 1990; Heinzle 1994). Кроме того, материал Bavngart рассматривался в ряду других источников в исследованиях по средневековой немецкой лексике и метафорике (Gindele 1976; Schumacher 1996) и литературно-богословским вопросам (Stoermer-Caysa 1998). Между тем проделанную исследователями работу следует оценивать скорее как надежную базу для дальнейшего филологического осмысления этого обширного материала. После издания трактата Bavngart ему не было посвящено специальных исследований, и, по сравнению с многими другими средневерхненемецкими текстами, он изучен еще недостаточно.
Свою задачу мы видим в исследовании лингвостилистических характеристик Bavngart, отражающих жанровые особенности этого трактата. Он интересует нас прежде всего как пример интеграции разных самостоятельных и несамостоятельных текстов в новом едином произведении. Эта интеграция сопровождалась частичной трансформацией жанровых функций. Свободное перемещение текстов, особенно малых жанров, и их фрагментов является общим характерным признаком духовной “утилитарной” литературы, но Bavngart представляет собой исключительный случай: обработка источников в данном случае - основополагающий фактор при формировании текста. Поэтому необходимость хотя бы выборочного включения этих источников в сферу нашего анализа очевидна. Постановка подобной задачи невозможна без учета конкретных данных критики текста, а также всего его историко-литературного, культурного и богословского контекста. Подчеркнем еще раз: вся работа по идентификации источников Bavngart осуществлена П. Д. Штёкерлем, Х. Унгер и некоторыми другими учеными. Задача нашего исследования состоит не в продолжении этой работы, а в лингвистическом анализе и осмыслении ее результатов.
При изучении текстовых структур в памятниках средневековой письменности непременно встает вопрос о функциональном назначении, сфере и способах реализации того или иного сочинения. Ведь именно функция текста (в широком смысле) сильнее всего влияет на выбор жанра, или типа текста, особенно если в нем преобладает прагматическое, а не эстетическое назначение. Текстовая функция во многом обусловливает и способ развития темы, и все построение текста. Интересны случаи, когда при многократном использовании текста хотя бы частично изменяется его функция, и он начинает существовать в ином контексте, получая признаки нового жанра, но одновременно сохраняя черты старого. В религиозной средневековой литературе Западной Европы такие процессы - не случайное явление. Как известно, во всей средневековой культуре личностное начало проявляется в поиске новых, эффектных комбинаций уже известных приемов, диктуемых существующим каноном, литературным этикетом (Лихачев 1987: 350-362; Буланин 1983: 5-6). Однако существование этих рамок нередко стимулировало экспрессивность стиля. Не проявление авторской индивидуальности, а изложение в новой форме мыслей авторитетных церковных авторов было стремлением средневековых книжников, и потому современное понятие авторства по отношению к сочинениям аугсбургских францисканцев неприменимо.
Средневековый текст подвижен уже в силу своего рукописного характера. Переписчик часто чувствовал себя участником творческого процесса, не считая вмешательство в исходный текст чем-то недозволенным. Поэтому при изучении средневековых письменных памятников необходимо учитывать, что переработанный вариант текста - это далеко не всегда испорченный текст, а, напротив, свидетельство длительной рукописной жизни оригинала, не менее ценное в историческом, литературном и языковом отношениях. В настоящее время этот факт является аксиомой, признанной в отношении литературы разных стран средневековой Европы.
В германистике самоценность списка с измененным по отношению к оригиналу текстом довольно долгое время не была вполне очевидна. Многие стремились реконструировать несохранившийся архетип, подвергаясь риску создать искусственную версию. Так, например, К. фон Краус осуществил издание песен миннезингеров в традиции К. Лахмана, который в XIX в. перенес издательские принципы классической филологии на средневековые тексты. Одним из первых среди германистов эту точку зрения высказал Х. Фишер в 1959 г.: “Во многих случаях он [переписчик -Н. Б.] чувствует себя... не копиистом, который хотел бы изготовить как можно более точный список, а литературным обработчиком, задача которого состоит в том, чтобы “улучшить” старый текст, начиная от мелких исправлений звуковой окраски и кончая решительными сокращениями, объемными добавлениями, вплоть до полной перестройки текста, когда писец перестает быть простым статистом и уже берет на себя часть авторской ответственности” (Fischer 1959: 224) . Именно поэтому Д. С. Лихачев предпочитает говорить о “книжниках”, а не о “переписчиках” или “писцах” (Лихачев 1983: 58-60). Такое понимание роли перепесчика имеет, между прочим, большое значение для выбора принципов текстологической реконструкции памятников: в настоящее время нередко отдается предпочтение дипломатической транскрипции одной из лучших рукописей с указанием конъектур вместо реконструкции архетипа.
Прозаические памятники духовно-назидательной прозы XIII-XIV в. на средневерхненемецком языке находились “в движении” в большей степени, чем памятники поэтические и латинские. Проблеме использования отдельных готовых фрагментов при образовании новых текстов в духовной литературе позднесредневековой Германии было впервые посвящено диссертационное исследование А. Шпамера (Spamer 1910). На материале трактатов и проповедей Мейстера Экхарта (ок. 1260-1327) и некоторых других мистиков он показал, что создание многих из этих памятников является результатом двух процессов: 1) “разъятия” (Zersetzung) чужих текстов на мелкие фрагменты и их мозаичное объединение в новых формах и 2) заимствования крупных фрагментов текста и вставки их в новое сочинение без изменений (Vererbung).
В исследовательской традиции трактат Bavngart принято обозначать как “аскетологическую антологию”, или “мозаичный трактат” (Richter 1969: 195; 202). Термин “мозаичный трактат” (Mosaiktraktat) ввел в научный оборот А. Шпамер: “Наряду с фрагментарностью изречений и простым заимствованием, при котором интуитивно, беспорядочно, “чужое” объединяется и компилируется со “своим”, существует и осознаваемая как искусство, рафинированно-игровая компиляция - причина появления мозаичного трактата, где в процессе сложной и любовной работы камешек за камешком выкладывается мозаика, так что зритель даже не догадывается о самостоятельности ее отдельных частей” (Spamer 1910: 22). Таким образом, мозаичный трактат противопоставляется сборнику изречений или проповедей.
Данную А. Шпамером характеристику мозаичного трактата можно полностью отнести к Bavngart. Его специфика заключается в высокой степени компилятивности и многообразии субжанров внутри произведения.
Проповедь и трактат были основными жанрами религиозной назидательной прозы во всем западноевропейском Средневековье. Они использовались неоднократно и в разных ситуациях - то как подготовительные материалы для устных проповедей, то как материал для келейного и застольного чтения, будучи адресованы то духовным людям, то мирянам, то специально монахиням. Однако особенность Bavngart как целой книги заключается в том, что он не является ни полностью авторским произведением, ни даже авторизованным и тщательно продуманным сборником, а представлет собой именно мозаичный трактат, составленный из многочисленных фрагментов различного объема и даже целых текстов: многие главы Bavngart - это редакции немецких трактатов и молитв Давида Аугсбургского, приспособленные для новой цели, определяющей жанр, - служить книгой духовного чтения для монахинь. “Разъятие” источников компиляции, как полагает Х. Унгер, произошло еще до возникновения традиции корпуса Bavngart. Об относительной стабильности корпуса Bavngart можно говорить потому, что в последующей рукописной традиции изменения текста как целого, по данным исследовательницы, не выходят за рамки единой редакции (Unger 1969: 17).
К числу важных вопросов текстовой структуры Bavngart относится деление трактата на главы. Это деление, данное в списке L, с содержательной точки зрения достаточно произвольно. Х. Унгер отмечает следующее: “...Глава Bavngart не представляет собой уже eo ipso “изначального” содержательного единства. Небольшие текстовые единства, даже отдельные изречения (dicta), могут уже сами по себе образовывать главу...; с другой стороны, прежде всего, более длинные содержательные тектовые единства делятся на несколько глав...” (Unger 1969: 164). Текстовую структуру глав Х. Унгер специально не рассматривает, но указывает, что изучение некоторых “скользящих” границ между главами (прежде всего, при адаптации более или менее крупных сочинений Давида Аугсбургского), позволило бы сказать кое-что новое о редакторской технике компилятора (Unger 1969: 164-165). В соответствии с этой задачей в сферу нашего анализа включены переходы между главами 161а - 163, построенными на трактатах Давида Аугсбургского “Von der Erkenntnis der Wahrheit” и “Von der Anschauung Gottes”.
С точки зрения рукописной традиции глав, Х. Унгер выделила три группы:
1) тексты, сохранившиеся только в рамках корпуса Bavngart и не известные в других редакциях (например, стихотворное введение). Они могли быть либо написаны специально для трактата, либо взяты из не известных исследователям источников;
2) тексты, принадлежащие той же редакции, но не включенные в корпус;
3) тексты, переписывавшиеся отдельно от Bavngart и сохранившиеся в других редакциях. Сюда относятся главы, состоящие из контаминированных фрагментов трактатов и молитв Давида Аугсбургского , а также главы 41 и 68, вошедшие в состав сборника проповедей так называемого Санкт-Георгенского Проповедника , составленного, видимо, на несколько лет ранее (Unger 1969: 17-18).
Уточним понятие “источники”, стоящее в заглавии настоящей работы. В качестве источников мы рассматриваем все тексты, которые повлияли на создание книги. Предметом заимствования мог быть целый текст, его отрывок, фраза, или же идея, выраженная в новом тексте по-другому. Понимая, что вся письменная христианская культура Средневековья ориентирована на образцы и почти целиком строится на заимствовании идей и цитировании Св. Писания и сочинений Отцов Церкви, мы считаем целесообразным ограничить круг источников только теми, которые непосредственно повлияли на формирование текста Bavngart. Так, например, в нескольких местах явно прослеживаются идеи и образы, восходящие к текстам бл. Августина и Псевдо-Дионисия Ареопагита, при этом многие из них стали топосами средневековой богословской литературы (например, описание процесса богопознания с помощью символов света, источника, зеркала и т. д.). Часто факт непосредственного заимствования доказать так же невозможно, как и опровергнуть, и потому сочинения упомянутых богословов мы не рассматриваем. То же касается и трудов многих Отцов и Учителей Церкви, к которым, в конечном итоге, восходят многочисленные цитаты. В большинстве случаев эти цитаты имеют объем в одно-два предложения, даются в вольном переводе, без точного указания на источник и, весьма вероятно, приводятся часто по флорилегиям - тематически организованным сборникам изречений, которые широко использовались средневековыми проповедниками в качестве готового материала. При этом, однако, наша трактовка понятия “непосредственный источник” достаточно широка для того, чтобы по необходимости привлекать к анализу не только само заимствованное место, но и все сочинение целиком в качестве контекста, в частности, некоторые произведения Давида Аугсбургского. Непосредственные источники мы подразделяем на три основных группы:
1) средневерхненемецкие тексты, подвергшиеся “разъятию” и послужившие строительным материалом для некоторых глав;
2) латинские тексты, используемые в переводе;
3) немецкие тексты, вошедшие в сборник полностью.
К первой группе относятся немецкие трактаты и молитвы, принадлежащие или приписываемые Давиду Аугсбургскому, и некоторые проповеди, восходящие к Бертольду Регенсбургскому. Ко второй группе относится главный труд Давида - руководство духовной жизни для новициев “De exterioris et interioris hominis compositione...”, некоторые латинские проповеди Бертольда Регенсбургского (за несколькими исключениями, неизданные), 73-я проповедь Бернарда Клервосского на Песнь Песней и трактат “De consideratione...”, а также Вульгата (в переводе представлены несколько довольно крупных фрагментов из Евангелий). К третьей группе относится трактат Давида “Von den sieben Vorregeln der Tugend” (главы 202-203) и шесть так называемых “монастырских проповедей” (Klosterpredigten) Бертольда Регенсбургского (глава 105). Тексты этой группы находятся в особом положении: поскольку в других местах Bavngart встречаются небольшие заимствования из них, то они могут быть отнесены одновременно к третьей и к первой группам. Таким образом получается, что текст Bavngart иногда цитирует самого себя, однако это вряд ли делалось автором преднамеренно.
В задачу нашей работы не входит изучение вопросов, касающихся теории перевода, поэтому мы не анализируем латинские источники - нас интересуют только средневерхненемецкие тексты (то есть первая и вторая группы). Источники Bavngart рассматриваются нами лишь в той мере, в какой это необходимо для характеристики текстовых стуктур в компиляции. В частности, для анализа используются следующие источники:
I. Трактаты Давида Аугсбургского:
1) “Die sieben Vorregeln der Tugend” (Pfeiffer 1845: 309, 1 - 325, 24);
2) “Der Spiegel der Tugend” (Pfeiffer 1845: 325, 25 - 341, 7);
3) “Die vier Fittiche geistlicher Betrachtung” (Pfeiffer 1845: 348, 3 - 361, 24);
4) “Von der Anschauung Gottes” (Pfeiffer 1845: 361, 24 - 363, 34);
5) “Von der Erkenntnis der Wahrheit” (Pfeiffer 1845: 364, 1 - 369, 23);
6) “Von der unergrьndlichen Fьlle Gottes” (Pfeiffer 1845: 369, 24 - 375, 29);
7) “Die sieben Staffeln des Gebets” (Ruh 1965: 230, 1 - 243, 406);
8) “Von der Offenbarung und Erlцsung des Menschengeschlechtes” (Pfeifer 1853: 8-55);
9) “Kristi Leben unser Vorbild” (Pfeiffer 1845: 341, 9 - 348, 2).
II. Молитвы Давида Аугсбургского:
1) № 7 (Pfeiffer 1845: 380, 14 - 382, 28);
2) № 10 (Pfeiffer 1845: 383, 21 - 384, 38).
III. Проповеди Бертольда Регенсбургского:
1) “Von den neun fremden Sьnden” - в двух редакциях (Pfeiffer-Strobl 1862: 211, 1 - 219, 19; Richter 1969: 253, 1 - 263, 138);
2) 1-я “монастырская” проповедь (Richter 1968: 54, 1 - 55, 59);
3) 6-я “монастырская” проповедь (Richter 1968: 70, 1 - 72, 70);
IV. Проповедь 84 Санкт-Георгенского Проповедника (Rieder 1908: 338, 10 - 339, 12).
Кроме того, в качестве материала для сравнения привлекается одна из редакций анонимного “Трактата о пальме” (Palmbaumtraktat) начала XIV в. , в котором духовная жизнь описывается в аллегорической форме пальмового дерева и сада . Этот текст в число источников Bavngart не входит.
Среди историков немецкого языка и литературы долгое время преимущественное внимание уделялось изучению таких жанров средневерхненемецкого периода, как миннезанг и куртуазный эпос. Однако в последние десятилетия с особой интенсивностью стали изучаться памятники так называемой “прагматической литературы” (Gebrauchsliteratur). Термины “прагматическая литература” и “прагматическая письменность” (pragmatische Schriftlichkeit) в применении к Средневековью учеными трактуется широко: утилитарны не только деловые письма, рецепты или наставления об охоте - понятие пользы было достаточно сложным и дифференцированным, чтобы включать в себя такие сферы, как историография, энциклопедика, духовное назидание. В известном смысле “прагматична”, имеет конкретное применение в практической жизни вся средневековая письменность. П. фон Моос даже видит в выражении “прагматическая письменность”, употребляемом в средневековом контексте, тавтологию (von Moos 1997: 315-316). По наблюдению Д. С. Лихачева, сильной практической направленностью обладали и литературные жанры Древней Руси в отличие от жанров литературы нового времени, и различались они “по тому, для чего они предназначены” (Лихачев 1987: 326). Духовная литература (Erbauungsliteratur) Средневековья, или проповедь Слова Божия в широком смысле (как квинтэссенция многих конкретных жанров), является “прагматичной” в высшей степени: в ней заключается “конечный смысл экзегетической и вообще всякой духовной деятельности” (von Moos 1997: 319).
Еще в начале 1970-х гг. стало очевидно, что не только сами памятники средневековой книжности, но также и жанры следует изучать в их исторической динамике, учитывая их конкретное предназначение и конкретные условия возникновения (Jauss 1972: 212-218; Лихачев 1987: 317; Евдокимова 1994: 286; Аверинцев 1996: 105-106; Grubmьller 1999: 210). С методологической точки зрения весьма плодотворно разделение жанров на простые и составные. В частности, Д. С. Лихачев метафорически говорит о “жанрах-сюзеренах” и “жанрах-вассалах” (Лихачев 1987: 322 сл). Замечание ученого о том, что в литературе Древней Руси первичные жанры при включении во вторичные приспосабливаются к последним и претерпевают структурные, стилистические и содержательные изменения, справедливо и для западноевропейской книжности. Bavngart как мозаичный трактат является именно сложным жанром иерархически более выского ранга, чем исходные простые жанры малого трактата, проповеди для чтения, молитвы и изречения. На составной характер нашего памятника указывает и метафора сада в его названии . Влияние сада как метафоры и как символа на композицию всего произведения рассматривается нами во второй главе настоящей диссертации.
Таким образом, по отбору и трактовке материала наше исследование проводится в актуальном направлении медиевистической германистики. Также и в лингвистике текста, концепции которой развивались, как правило, на современном языковом материале, в последнее время наблюдается потребность расширить сферу исследования за счет текстов более древних социокультурных и языковых пластов (Адмони 1994; Admoni 1990; Reichmann/Wegera 1982; Steger 1984; Kдstner/Schirok 1984; Betten 1987; Schildt 1990; Schmidt-Wiegand 1989). В отечественной германистике появились серьезные исследования письменного языка средневерхненемецкого периода (Адмони 1963; Admoni 1990; Гухман/Семенюк 1983; Гухман 1991; Эпиташвили 1977; Дубинин 1988; Еремеевская 1986; Семенюк 2000). При этом развитие письменного языка понимается как развитие системы литературных жанров и внелитературных типов текста, то есть типов коммуникации.
В отечественной германистике исследования перечисленных проблем еще достаточно редки, а трактат “Geistlicher Herzen Bavngart” изучен значительно меньше, чем многие другие памятники этого времени. Для немецкой прозы XIII в. тип текста “компилятивный, или мозаичный, трактат” был мало распространен, и Bavngart является первым его образцом.
Таким образом, немецкая мистико-дидактическая проза исследуется нами на ранней стадии своего существования, когда особенно четко прослеживается влияние францисканской мистики. Эта стадия предшествует периоду доминиканской мистики XIV в., отмеченному знаменитыми и многосторонне изученными произведениями Мейстера Экхарта и его учеников.
Вот почему круг рассматриваемых в диссертации вопросов входит в проблематику нескольких филологических дисциплин: 1) истории немецкого языка, 2) лингвистической прагматики, 3) исторической стилистики, 4) лингвистики текста.
Цель настоящей работы заключается в том, чтобы вскрыть лингвистические механизмы текстообразования, а также функционирования текстовых структур в прозаическом тексте компилятивного характера. Таким образом, перед нами встают следующие задачи:
1) определить и описать социо-культурный контекст появления изучаемого памятника и формирование текста Bavngart как представителя принципиально нового жанра для немецкой письменности на основе традиционных жанров трактата, проповеди, молитвы, изречения;
2) проследить трансформации текстовых структур при их заимстовании из источников и переработке в новом тексте;
3) выявить специфику и разновидности композиции Bavngart как целого, а также отдельных глав как самостоятельных единиц;
4) описать наиболее характерные для Bavngart способы тематического развития;
5) определить языковые индикаторы основных текстовых функций;
6) охарактеризовать взаимодействие текстовых функций с коммуникативной интенцией текста, а также с формами тематического развития;
7) выявить взаимоотношения между изменением структурных связей текста (на уровне цельности и связности) и его глубинным смыслом; в-восьмых, выявить лингво-стилистические характеристики духовно-назидательного компилятивного памятника (синтаксис и лексика).
Наше исследование базируется на выделении тематического содержания текста, его структуры и функционального назначения (Brinker 1992). Такой подход к материалу является традиционным для лингвистики текста и восходит к общему положению о двух основных функциях языка - когнитивной и коммуникативной, неоднозначно соотносящихся друг с другом. Нам представляется также весьма плодотворным принцип описания типологических особенностей текста на основании его макро- и микроструктур (Simmler 1988; Simmler 1996; Schmidt-Wiegand 1989). Под макроструктурами мы, следуя концепции Ф. Зимлера, понимаем внутритекстовые признаки, которые находятся на более высоком иерархическом уровне, чем предложение, и, обладая смыслоразличительной функцией, конституируют тип текста (Simmler 1988: 13; Simmler 1996: 612; Schmidt-Wiegand 1989: 273-274). Микроструктуры текста определяются выбором конкретных средств языковой системы, “обслуживающих” макроструктуры (Simmler 1988: 13; Schmidt-Wiegand 1989: 278). Внутритекстовые признаки имеют преимущественное значение для описания типологических характеристик текстов (Schmidt-Wiegand 1989: 279, 282), однако такое описание было бы неполным без учета внешних текстовых признаков (прагматические условия коммуникации).
Данный подход находит отражение в структуре настоящей диссертации: три главы посвящены изучению наиболее важных макроструктур с помощью анализа микроструктур. В первой главе рассматриваются сначала внешние признаки изучаемых текстов, а затем целый комплекс макроструктур с целью выявить типологические различия внутри системы жанров средневековой духовной прозы. Вторая глава посвящена исследованию преимущественно функциональных компонентов текста в Bavngart и его источниках (вопросы композиции). В третьей главе рассматриваются коммуникативные и тематические макроструктуры в трактате Bavngart.
Структурно-функциональный подход к описанию текста обусловливает методику работы. Во-первых, языковые характеристики разных текстов одной жанровой системы рассматриваются в сопоставительном плане: структурные и функциональные особенности трактата Bavngart анализируются с учетом его источников, что позволяет определить степень значимости текстовых изменений и констант. Во-вторых, в нашей работе анализируются не только характерные языковые явления, но и их контекстовое окружение. В третьих, текстовые характеристики изучаются в системно-функциональном плане: это значит, что среди многочисленных признаков текста мы выделяем в первую очередь такие, которые позволяют делать заключения о принципах построения текста как конкретного речевого произведения и как представителя определенного жанра. В-четвертых,
Купить