ОНТОЛОГИЯ СВЕРХЧУВСТВЕННОГО АСПЕКТА СЛУШАНИЯ В ЕВРОПЕЙСКОЙ И ВЕДИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИЯХ. Специальность: 09.00.01. – Онтология и теория познания
|
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМА СВЕРХЧУВСТВЕННОЙ РЕАЛЬНОСТИ В НОВОЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПЕРИОДА ПЕРВОГО ЗНАКОМСТВА С ВОСТОКОМ 23
ПАРАГРАФ 1. ОТКРЫТИЕ «ВОЛИ» И ПРОБЛЕМА ЕЕ СОДЕРЖАНИЯ. «ЗВУК» КАК ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СУБСТРАТ «ВОЛИ» 23
ПАРАГРАФ 2. ОТ «ЗВУКА» МИРА «ВОЛИ» К ВОПЛОЩЕННОЙ «ВЕЩИ» МИРА-ПРЕДСТАВЛЕНИЯ 44
ГЛАВА 2. ЗАПАДНЫЕ АНАЛОГИ ВЕДИЧЕСКОЙ «ШАБДЫ» 63
ПАРАГРАФ 1. МУЗЫКА И ПОЭЗИЯ КАК СПОСОБЫ СВЕРХЧУВСТВЕННОГО ПОЗНАНИЯ 63
В ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ 63
1.1. Античная онтология «музыки» мира и ее познание через «Слушание» 63
1.2. Музыка-поэзия-экстаз в философии познания романтизма 72
1.3. Онтология музыки, «Слушания» и «Молчания» в европейской антропологии и ведической шастре: «Слушать»-«Прислушиваться»-«Вслушиваться» 80
ПАРАГРАФ 2. ОНТОЛОГИЯ «СЛУШАНИЯ» В ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ И ХРИСТИАНСТВЕ 90
2.1. «Сила слова»-«Молчание»-«Слушание» 90
2.2. «Звук»-«Слушание»-«Голос» в русской философии 107
ГЛАВА 3. «СЛУШАНИЕ», «ФИЛОСОФСКАЯ БЕСЕДА» И ПРОБЛЕМА РЕЛЯТИВИЗМА 115
ПАРАГРАФ 1. «ЗВУК»-«СЛУШАНИЕ» И ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ ОПЫТ 118
1.1. Dasein Хайдеггера и 4-уровневая онтология «Звука» Ригведы 118
1.2. Сверхчувственная сущность герменевтического опыта 125
ПАРАГРАФ 2. «ФИЛОСОФСКАЯ БЕСЕДА», СИМФИЛОСОФИЯ РОМАНТИКОВ И ВЕДИЧЕСКАЯ «ПАРАМПАРА»: ЗАКОНЫ ПРАВИЛЬНОГО «СЛУШАНИЯ» 132
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 154
ЛИТЕРАТУРА 160
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМА СВЕРХЧУВСТВЕННОЙ РЕАЛЬНОСТИ В НОВОЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПЕРИОДА ПЕРВОГО ЗНАКОМСТВА С ВОСТОКОМ 23
ПАРАГРАФ 1. ОТКРЫТИЕ «ВОЛИ» И ПРОБЛЕМА ЕЕ СОДЕРЖАНИЯ. «ЗВУК» КАК ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ СУБСТРАТ «ВОЛИ» 23
ПАРАГРАФ 2. ОТ «ЗВУКА» МИРА «ВОЛИ» К ВОПЛОЩЕННОЙ «ВЕЩИ» МИРА-ПРЕДСТАВЛЕНИЯ 44
ГЛАВА 2. ЗАПАДНЫЕ АНАЛОГИ ВЕДИЧЕСКОЙ «ШАБДЫ» 63
ПАРАГРАФ 1. МУЗЫКА И ПОЭЗИЯ КАК СПОСОБЫ СВЕРХЧУВСТВЕННОГО ПОЗНАНИЯ 63
В ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ 63
1.1. Античная онтология «музыки» мира и ее познание через «Слушание» 63
1.2. Музыка-поэзия-экстаз в философии познания романтизма 72
1.3. Онтология музыки, «Слушания» и «Молчания» в европейской антропологии и ведической шастре: «Слушать»-«Прислушиваться»-«Вслушиваться» 80
ПАРАГРАФ 2. ОНТОЛОГИЯ «СЛУШАНИЯ» В ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ И ХРИСТИАНСТВЕ 90
2.1. «Сила слова»-«Молчание»-«Слушание» 90
2.2. «Звук»-«Слушание»-«Голос» в русской философии 107
ГЛАВА 3. «СЛУШАНИЕ», «ФИЛОСОФСКАЯ БЕСЕДА» И ПРОБЛЕМА РЕЛЯТИВИЗМА 115
ПАРАГРАФ 1. «ЗВУК»-«СЛУШАНИЕ» И ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ ОПЫТ 118
1.1. Dasein Хайдеггера и 4-уровневая онтология «Звука» Ригведы 118
1.2. Сверхчувственная сущность герменевтического опыта 125
ПАРАГРАФ 2. «ФИЛОСОФСКАЯ БЕСЕДА», СИМФИЛОСОФИЯ РОМАНТИКОВ И ВЕДИЧЕСКАЯ «ПАРАМПАРА»: ЗАКОНЫ ПРАВИЛЬНОГО «СЛУШАНИЯ» 132
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 154
ЛИТЕРАТУРА 160
Введение
…Там, где кричат, там истинной науки нет,
ибо истина имеет одно-единственное решение,
и, когда оно оглашено, спор прекращается навсегда.
Леонардо да Винчи .
Есть люди, которые не начнут слышать прежде,
чем им не отрежут уши…
Георг Лихтенберг.
Актуальность темы исследования.
Проблема человека, распознаваемая как онтологическая проблема и проблема самой он-тологии, составляет философское содержание человечества XX века. За множеством вариаций антропологизма, которыми так богата наша эпоха, можно увидеть гораздо более строгую философскую тему – тему трансцендентализма. Поэтому до сих пор И.Кант привлекает осо-бое внимание. Однако, насущная задача в том, чтобы осмыслить трансцендентализм как некий сверхчувственный опыт именно онтологически. В XX веке такое осмысление мы находим, пре-жде всего, в идее фундаментальной онтологии М.Хайдеггера. С другой стороны в том же на-правлении прокладывало путь другое течение современной философской мысли, в истоках ко-торого лежит «диалогический принцип» М.Бубера. В России философское направление, дейст-вующее в этом дискурсе, плодотворно разрабатывалось группой «Диалог культур» под руково-дством В.С.Библера, известной также как школа «онтологической диалогики». Настойчиво ста-вил вопрос о новой онтологии Ю.М. Федоров, обосновывая принцип «онтологической антро-пологии» . А.В.Ахутин, развивая идеи В.С.Библера, особое внимание уделяет статусу истинного «дела» философии, полагая именно «философское делание» особым, присущим исключи-тельно человеку, способом реализации бытия и познания. Отталкиваясь от работы М.Хайдеггера «Конец философии и задача мышления» и развивая сопутствующие этой теме тексты Гуссерля, Гегеля и Платона, А.В.Ахутин указывает на значимость в «деле» философии работы с языком, речью, слушанием и говорением, которые свойственны философской мысли вообще и столь характерны для философствования М.Хайдеггера . Сейчас философия, пыта-ясь мыслить с начала, вынуждена говорить также и на языке, как бы снова и впервые возни-кающем. Философия в наше время пытается прояснить ориентиры своего истинного самоото-ждествления, лучше осознать в полной мере «саму себя», яснее почувствовать свое естест-венное, незаменимое, законное место в общечеловеческой культуре. Философия вынуждена вернуться к своему преддверию: в чем собственно заключается сущность «философского де-лания» как такового и чем оно отличается от других «дел», например, в науке, политике и т.д.? В чем особенность, единственность и строгость философского познания? По каким признакам мы можем отличить работу собственно философскую от сочинений, трактующих те же «пред-меты», но нефилософским образом? Неясность, так сказать, «философского аппарата» позна-ния, приводит на практике к серьезным конфликтам философии и науки, философии и религии и т.д. Философии вроде бы «до всего есть дело»: Бог, природа, человек, общество, искусство. Все перечисленные проблемы каким-то образом касаются философии. Она чувствует себя «при деле», когда связывается с теологией, космологией, физикой, антропологией, психологи-ей, политикой, социологией, эстетикой. Но все эти дисциплины либо могут обходиться и без философии, либо давно отделились от философии, и с точки зрения специалистов в этих раз-делах знания, философы часто больше мешают, чем помогают, так как, строго говоря, не яв-ляются профессионалами в данной сфере деятельности. Крупнейший физик современности Р. Фейнман как-то сказал: «Эти философы всегда топчутся около нас, они мельтешат на обочинах науки, то и дело порываясь сообщить нам что-то. Но никогда на самом деле они не понимали всей глубины и тонкости наших проблем» . При этом возникает еще большая проблема: занимаясь не своим делом, философ утрачивает понимание глубины и тонкости действительно философских проблем, смысл своего собственного дела. Знающий свое дело философ скорее согласится с этой усмешкой ученого, потому что обочины, на которых обитает околонаучная (околорелигиозная, околоидеологическая и т.д.) философия, одинаково далеки и от науки (ре-лигии, политики и т.д.), и от философии.
Когда теряются ориентиры продвижения по какому-либо пути, разум подсказывает возвра-щение к истокам. Платоновский Сократ определяет философию как «особую беседу», которая есть «высшее благо» (Апология, 39а) для каждого человека, «истинное благо» для государства и даже «истинное богослужение». Сам Платон в «силе, способности и умении беседовать» ви-дит истинное предназначение философии, позволяющее ей продолжить разговаривать – спрашивать, слушать и отвечать – даже там, где все другие «так называемые искусства и науки» (Кратил, 511с) свои разговоры кончают, установив исходные положения своей области по-знания, методы их специальных занятий и т.д. Для истинного философа «основные положения» той или иной науки – всего лишь «предположения», он способен и должен уметь вернуть утверждения того или иного знания в речь размышления, в такой разговор, где всякий тезис гипотетичен, отвечает на чей-то вопрос и допускает дальнейшие вопросы. Силою диалектики в сократо-платоновском смысле, то есть силою, втягивающей утверждения в беседу, в вопросо-ответный разговор, философ продолжает думать даже там, где речь идет о последних (первых) началах и основах, там, где для мысли вроде бы уже нет никаких положенных опор (принятых аксиом, заранее данных определений, созерцаемых образов, установленных знаний и т.д.). Уже здесь философ прямо противостоит в своей позиции даже идеологу, не говоря уже об ученом. Это противопоставление заложено в принципиальном отношении человека к тем мыслям, которые могут появляться в его уме и которые он может слышать от других. И сущность этого отношения онтологически касается именно природы сверхчувственного слушания, ис-следованию которого будет посвящена наша работа. Философ подобен «повивальной бабке» (Сократ), который бережно помогает родиться на свет каждой мысли, возникающей в его про-бужденном разуме, сберечь эту мысль, развить ее и выпустить в мир на благо людей. Философ никогда не строит теорий и идей, которые, собирая мысли в какую-то схему, неизбежно ограни-чивают ее первозданную красоту. В этом смысле философ «ничего не знает», но его знание особое: «он знает о своем незнании» (Сократ) и поэтому свободен к принятию рождения («слышания») новых мыслей. Действие теоретика или идеолога по отношению даже к тем же самым мыслям и тем же «предметам исследования» прямо противоположное: он мысли не развивает, а, наоборот, фиксирует. Ибо только фиксированную, застывшую, омертвевшую мысль, можно задействовать для получения какого-то конкретного, рационально и эмпирически ощущаемого результата: интеллектуального, а потом и физического. Философ с максимальным вниманием слышит свои мысли, теоретик (идеолог, ученый), наоборот, принципиально отклю-чает слушание других мыслей, так как они разрушают логически конструируемый процесс на-ращивания, обоснования и развития фиксированной мысли, запущенной в эксплуатацию. По-этому философ по отношению к теоретику служит другом только на первых порах, пока фило-соф не подарил теоретику хорошую мысль. После того, как теоретик, получив от философа живую мысль, приступил к своему делу, философ становится источником раздражения, бом-бардируя новыми мыслями работающий в определенном направлении процесс логического развития теории по поводу фиксированной мысли. Новые мысли теоретику не просто не нужны – они «все портят», поэтому философ уступает место теоретику, идеологу, ученому, передавая инициативу в развитии своего детища последующим инстанциям воплощения мысли в жизнь, подобно тому, как повивальная бабка, передает младенца на попечение и воспитание родите-лям. И это верное, нормальное и естественное развитие событий. Проблема здесь кроется ис-ключительно в соблазне, подстерегающем в этой ситуации философа: передавая родившееся детище, он остается ни с чем, оставляя все внешние плоды своего «философского делания» другим сферам познания. Если философ не выдерживает это испытание на «отречение», он вынужден переродиться в иделогического философа, религиозного философа, философа нау-ки и т.д., которые на поверку уже ничего общего с философией не имеют, поэтому со временем теряют свое истинное философское лицо и «путаются под ногами» у профессионалов от науки, политики и т.д.
Философ, продолжающий бескорыстный вопросо-ответный разговор, необусловленный фиксированными мыслями-аксиомами, образами, определениями, способен свободно продви-гаться все дальше и дальше в мыслительное пространство, к которым уже нет возможности приблизиться никакой идеологии, науке и т.д. в силу их ограниченности своими «основными положениями». Именно таким образом философия открывает свое незаменимое, законное ме-сто в человеческом познании, «прокладывая дорогу» в «неосвоенные» человеком мыслитель-ные сферы, которые подобно «новым землям обитания» раздаются в дар и на радость всем другим проявлениям человеческой жизнедеятельности.
Возникает необходимость анализа причин «слабого места» философии, вынуждающую ее «блуждать» в пограничных с философией сферах познавательной деятельности человека, пе-реставать «выполнять свои обязанности» и только «мешать другим». В этом смысле представ-ляется целесообразным глубже осмыслить онто-гносеологическую сущность правильной фи-лософской беседы, понимая ее как истинное «философское делание». Обращение к онтологи-ческим аспектам вопрошания и слушания позволит приблизиться к пониманию природы влия-ния философской беседы на сознание человека и, как следствие, на его познавательные воз-можности и потенциал практического освоения окружающего мира.
Методологические и теоретические основания исследования.
Интерес к тайнам познания философской вопросо-ответной беседы в наибольшей мере присутствовал именно в начале зарождения западной философии. Платон даже самый эле-ментарный акт мышления определяет как разговор с самим собой, как внутреннюю «философ-скую беседу» (Теэтет,190а). Аристотель объясняет, что этот внутренний диалог – следствие встречи с неизвестным, удивление от которого является причиной пробуждения разума, источ-ника всякого истинного познания. Аристотель продолжает: условием этого познания неизвест-ного именно разумом является вопрос; вопрос – это источник мучительного позитивного беспо-койства для разума, он заставляет рыться в тайниках интеллекта и извлекать оттуда знания. Самое главное – вопрос рождает жажду слушать, а значит - шанс услышать нужный ответ. И этот процесс познания антимеханичен по своей природе, ему претит замкнутость рационально-сти, он живет на грани рационального и иррационального, так как полностью зависит от дина-мики общения говорящего и слушающего.
Диоген Лаэртский свидетельствует: Протагор первый выделил четыре вида речи – положе-ние, вопрос, ответ, приказ и назвал их основами речи. Рождение же вопросно-ответного метода познания связывают уже с майевтикой Сократа. В майевтическом размышлении субъект мысли выступает предметом собственного понимания («познай самого себя»), его деятельность за-мыкается «на себя» - только погрузившись в себя, «нырнув в себя», отстранив себя от внешних чувств, можно увидеть (услышать) нечто сверхчувственное. При этом собственно предметная сторона знания, бытие вещей «устраняется, выталкивается» из вопрошающей сферы мышле-ния.
В познании Нового времени происходит обратный процесс: отступает в тень, переходит в подтекст вопрошание и слушание, а предметная, содержательная сторона знания выступает на передний план и фиксируется. Хотя известны майевтические работы Г.Галилея, Д.Бруно, Н.Кузанского, Д.Дидро и других, в целом актуальность сократического метода казалась пога-шенной. В результате логически освоено только одно направление процесса познания: от «точ-ки» возникновения теории до «точки» её предельного развития (В.С.Библер). Возвращение к онтологическому осмыслению вопросо-ответного общения, в том числе и, прежде всего, в их сверхчувственных компонентах, позволит усилить направление познания даже внешнего, предметного мира через погружение «вовнутрь» сознания субъекта познания, что поможет ут-вердиться в истинном методе философского познания, соответствующий философии как она есть - «чистой философии».
Прежде всего, необходимо выделить принципиальное отличие слушания как познания ок-ружающего мира посредством восприятия органами слуха звуковых колебаний различной при-роды, от сверхчувственного слушания, не имеющего ничего общего ни с ухом, ни с колебания-ми воздуха, ни с каким бы то ни было другим объектом предметного мира. Чтобы избежать пу-таницы в дальнейших рассуждениях сразу введем несколько понятий:
- «сверхчувственный аспект слушания» как «идеальный объект» слушания будем обо-значать как «Слушание» (слушание в кавычках и с большой буквы),
- «сверхчувственный аспект звука» как «идеальный объект» звука будем обозначать как «Звук» (звук в кавычках и с большой буквы),
- «сверхчувственный аспект говорения» как «идеальный объект» говорения обозначим как «Говорение» (говорение в кавычках и с большой бкувы),
- «сверхчувственный аспект голоса» обозначим как «Голос» (голос в кавычках и с большой буквы).
Суть вводимых нами понятий «идеальных объектов» сверхчувственных компонентов слуха, звука и т.д. сродни хорошо известному в истории «философии имени» платоновскому понима-нию имени как тому, что свя¬зано не с вещью как таковой, а с идеей этой вещи: «Платон, усвоив взгляд Со¬крата, доказывал, что такие определения относятся не к чувственно воспринимае-мому, а к чему-то другому, ибо, считал он, нельзя дать общего определения чего-либо из чув-ственно воспринимаемого, поскольку оно постоянно изменяется. И вот это другое из сущего он назвал идеями, а всё чувственно воспринимаемое, говорил он, существует помимо них и име-нуется сообразно с ними, ибо через причастность к эйдосам существует всё множество одно-именных с ними вещей» .
«Идеальный объект» подразумевает здесь то же содержание, которое вкладывает в него философия науки, обозначая идею предмета, не имеющего реальных коррелятов в предмет-ном физическом мире. Впервые, как известно, методологию научного изучения природных яв-лений через введение «идеальных объектов» использовал Галилей, совершив тем самым «пе-реворот» в западном естествознании, освободив его от излишней чувственности, отвлекающей ученого от открытия в природе «совершенных и незыблемых математических законов»: «… при изучении явлений нужно прибегать к идеализации (например, отвлекаться от сопротивления воздуха, трения). В процессе научного познания нужно выделить наиболее фундаментальные свойства явлений, измерить их, найти количественные соотношения между ними и дедуктивно построить физику на основе фундаментальных физических принципов» . Известно, сколь уди-вительно плодотворным оказался метод идеализации в прогрессе эмпирической науки благо-даря перевороту Галилея. Слишком «приземленная» чувственными категориями, догалилеев-ская наука страдала так называемым натурализмом, заставлявшим наблюдать и описывать явления природы в узкой эмпирико-рациональной плоскости, скрывающей сверхчувственные (идеальные) математические законы объективного мира. Применение таких «идеальных объ-ектов» как пространство, время, тяготение, скорость, ускорение, инерция, сила, импульс, кото-рые человеческими органами чувств непосредственно не ощущаются, позволило, тем не менее, выделить характеристики материи, которые реально можно измерить, установить между ними взаимозависимость, выражаемую сверхчувственным математическим языком. Именно этот сверхчувственный, идеальный язык науки позволил ей точно сформулировать объективные законы материи и сделать их практически применимыми и используемыми в позитивной творческой деятельности человека.
По аналогии с тем, что Галилей сделал в физической науке, мы используем нечто подобное «идеальному объекту» в «философском делании», то есть в работе с мыслями. Не исключено, что метод введения идеальных понятий может стать столь же плодотворным в философии, как и в послегалилеевской науке. Между обыкновенным «натуралистическим» слушанием и нашим «Слушанием» лежит как раз «идеальный объект» мысли, подобно тому как, например, между механической физикой Ньютона и квантовой физикой лежат такие не имеющие коррелятов в физической природе предметного мира «идеальные объекты» как атом, электрон, s-орбитали, спины. С точки зрения «натуралистического» мышления все эти понятия – просто «выдумки», однако они позволяют математически точно описать модель того, что действительно происходит в природе и получать при этом ощутимый результат – достоверное, проверяемое, верифицируемое знание. С точки зрения натуралистического метода философии, слушание – это процесс оперирования аудиальными знаками и такое понимание познания на слух страдает «плоскостной» двумерной ограниченностью, ввергая мыслителя в двойственность множества чувственных протвопоставлений (как, например, в сравнении аудиальных и визуальных знаков). Эта двойственность отнюдь не безобидна, так как становится серьезным препятствием, преграждающим доступ к открытию более фундаментальных законов влияния слушания на сознание человека. Пчела может бесконечно ползать по банке с медом, пристально его «изучая» через стекло, при этом она так никогда и не получает возможности на самом деле познать объект своего пристального познания, то есть вкусить мед и ощутить его сладость. В такой же ситуации может оказаться философ, пытающийся постигнуть природу силы влияния общения в философской беседе просто через «стекло» чувственного восприятии уха, глаза, языка и т.д., рискуя так никогда и не добраться до проникновения в онтологическую сущность влияния вопрошания, говорения и слушания на сознание человека. Сверхчувственное «Слу-шание», отстраняясь от эмпирико-рациональной «стеклянной» оболочки восприятия «Звука», немедленно приподымает мыслителя от множества диллем и оппозиций чувственного воспри-ятия и таким образом позволяет проникнуть «вовнутрь» познающего сознания и увидеть онто-логические законы его глубинных трансформаций в, казалось бы, невинной ситуации вопросо-ответного общения, составляющую суть философской беседы.
В нашем исследовании методологический принцип идеализации философского осмысления слушания представлен в модальном методе, разработанном отечественным философом-востоковедом Д.Б. Зильберманом на примере анализа шести классических ведических фило-софий . В этом случае само «Слушание» становится «идеальным объектом», возводящим тра-диционное эмпирико-рациональное «натуралистическое» мышление на уровень сверхчувст-венного модального мышления. С высоты же модального мышления уже появляется возмож-ность преодолеть «двойственность предметного мира» (Шопенгауэр) и проникнуть в сверхчув-ственную реальность познающего сознания в состоянии «Слушания» и затем уже в онтологи-ческие законы динамики происходящих при этом актов познания сверхчувственной реальности, в том числе в сфере мышления как прерогативе «философского делания».
Актуализация неосократической, вопросно-ответной методологии позволила рассмот¬реть потенцию человека к сверхчувственному «Слушанию» именно и в первую очередь как онтоло-гическое основание проблемы, в чем оказался очень полезным также хайдеггеровский метод философского анализа категории бытия. Шопенгауэровский метод созерцания трансцендент-ной сущности мира посредством погружения в так называемое «лучшее сознание» оказался незаменимым в постижении прямого влияния «Слушания» на потенцию воли «Слушающего» сознания субъекта философского познания.
Для сопоставления европейской и ведической философских традиций понимания онтологии «Слушания» результативным оказался так называемый «компаративистский подход», метод сравнительного анализа .
"Слушание" является центральным понятием нашего исследования. Ощутить реаль-ность существования и воздействия сверхчувственного аспекта «Звука» и «Слушания» в обще-нии говорящего и слушающего, на самом деле, совсем несложно. В каком-то смысле, «Слуша-ние» неуловимо (сверхчувственно) опосредует любой акт общения. Анатолий Ахутин показы-вает, как «Слушание» реализуется в беседе на уровне речи: «Когда мы говорим, например: «Он высказал ту мысль, что…», мы говорим не точно. Мысль возникает, когда мы слушаем (выделено автором и совпадает с нашим «Слушанием»), что сказали, и слышим: что-то не ска-залось или сказалось не то» . О том, как «Слушание» опосредует само мышление, писал ещё Платон. Он определил мышление как внутренний разговор с самим собой, как внутреннюю речь. Мышление, - говорит он в «Теэтете» - это «речь, которую душа проводит с самой собой о том, что она рассматривает. … Мысля, человек ничего другого не делает, как разговаривает, спрашивая самого себя и самому себе отвечая, утверждая и отрицая» . Другими словами, каж-дое мгновение своего мыслимого существования мы «Слушаем» себя (свой ум) и именно этот «Звук» от собственных мыслей заставляет нас каким-то образом действовать в этом мире. Мы даже можем соглашаться со своим умом, а можем спорить с ним, но это обсуждение «только тогда бывает мыслящим, мышлением вслух, когда он сохраняет внимательность внутренней речи, которую ведет с самой собой душа (по Платону), сосредоточенная на том, о чём эта речь ведется. Чем меньше внутренняя речь склонна заключать себя сложившимся наспех мнением, чем сильнее она захвачена мыслью (и тем, о чём она размышляет), чем глубже, стало быть, она уходит внутрь себя (чем ближе, иначе говоря, она подходит к собственному бытию того, о чём она размышляет), тем более толково, артикулировано, отчётливо и детально развертывается её диалог, тем более глубокие пред-убеждения, предпосылки, под-разумевания этот внутренний далог захватывает, тем более он способен стать речью внешней» . Интересно, что для такой беседы записанные тексты уже не годятся. Письменность «легко плодит мнимых знатоков, потому что можно усвоить (запомнить) изложенные в них [письменных текстах] знания, но ничего толком не понимать, потому что эти знания не получают «внутренне – сами от себя» , и также «ужасная особенность письменности» состоит в том, что кажется, будто эти сочинения говорят, «а спроси их – они очень величественно молчат» или «всегда твердят одно и тоже» . Понять текст - значит суметь, во-первых, усвоить его, то есть перевести текст в нашу собствен-ную внутреннюю речь, услышать «внутренне – сами от себя»; и, во-вторых, суметь воспроизве-сти в нашей внутренней речи голос (здесь также имеется в виду наш «Голос» - В.С.) автора со-чинения, как бы способного продолжить свою речь в ответ на наши, быть может, не приходив-шие ему в голову вопросы. Иными словами, понять письменный текст - значит суметь вернуть его в стихию разговорной, устной речи» .
Итак, мы утверждаем, что философская беседа как способ «философского делания», а значит и способ особого познания объективной реальности мира, присущего исключительно философии, может считаться состоявшейся строго в соответствии с тем, насколько в ее ходе присутствовало «Слушание» в двух своих параметрах. Во-первых, в какой степени «Слушание» имело место в мышлении каждого из беседующих, то есть насколько каждый из беседующих «Слышал» творение мыслей в своем собственном уме. Во-вторых, в каком качестве «Слушание» участвовало в восприятии речи одного участника беседы другим. Или, другими словами, насколько каждый пропускал через свое ухо «Звук» речи собеседника и позволял ему проникнуть в свой ум, затем позволял испытать трансформации в своем уме под действием услышанного «Звука» и, наконец, честно поделиться теми мыслями, которые были «Услышаны» уже от своего изменившегося ума. Если эти условия философской беседы соблюдены, и таким образом процесс «Слушания» состоялся, мы должны констатировать такое общение как философское действие, обязательно дающее через спонтанное рождение новых мыслей новое знание и таким образом приносящее, словами Платона, «высшее благо» каждому человеку, всему государству и даже Богу.
Цели и задачи исследования.
Цель диссертационного исследования - показать, что наряду с эмпирической и рацио-нальной сферами познавательной деятельности человеческого сознания, «Слушание» явля-ется не менее могущественным фактором формирования индивидуального мировоззрения субъекта познания. Сверхчувственное «Слушание», будучи трансцендентным по отноше-нию к эмпирическому и рациональному уровням восприятия познающего человека, имеет способность преодолевать создаваемый ими так называемый «концептуальный каркас» (Карл Поппер) и таким образом получать доступ к влиянию на самые глубинные пласты сознания человека. Обладая потенцией корректировать сверхчувственные уровни челове-ческого сознания, «Слушание» может инициировать формирование других, принципиально новых «концептуальных каркасов», разрушая при этом основанное на старых «каркасах» мировоззрение и таким путем полностью видоизменяя всю парадигму (в куновском понима-нии) познавательной деятельности субъекта, включающей, в том числе, эмпирико-рациональные категории и схемы.
Формальной стороной поставленной цели является выяснение места аудиального основа-ния познания в системе современной гносеологии. Здесь весьма плодотворным является ком-паративистский анализ двух глобальных гносеологических традиций, развившихся и утвердив-шихся на протяжении многих веков практически независимо друг от друга: европейской фило-софии познания и ведической гносеологии. Даже при поверхностном сопоставлении сразу бро-сается в глаза явная разница в описании основных способов познания этих двух философских систем и для нас особенно важно, что это различие связанно именно с пониманием силы влия-ния звука на познание. В западном мире наука о познании основана, как известно, на двух ипо-стасях – познание через органы чувств (эмпирический способ познания) и через мыслительную деятельность (рациональный способ познания) . В ведической философии Джива Госвами оп-ределяет три главных пути познания (праманы): 1) пратьякша -соответствует чувственному способу познания: «прати» значит «непосредственно», «икша» - «глаза», то есть «то, что непо-средственно воспринимается чувствами»; 2) анумана - соответствует рациональному способу познания: «манас» значит «ум»; и 3) шабда - познание через «Слушание» от авторитетного ис-точника . В то время как аналог шабды отсутствует в теоретической структуре западной гно-сеологии, Джива Госвами утверждает, что из трёх праман именно шабда является основой по-знания, а пратьякша и анумана выполняют лишь вспомогательные функции. Естественен рито-рический вопрос: «Неужели за всю историю западной мысли никому не приходило в голову не-что, что составляет основу ведической философии познания?» Цель этой работы также и в том, чтобы показать, что в западной философии, на самом деле, существует довольно ясное и чёткое философское обоснование фундаментальной роли «Звука» в формировании сознания и познавательной способности человека. Благодаря этому станет ясно, что неспособность за-падной теории познания (блестяще вскрытым Р.Рорти) применить это обоснование в фило-софском анализе, - и есть причина преодолеваемого в нашем исследовании такого явления в философии Запада, как релятивизм.
Для осуществления цели ставятся следующие 3 задачи:
1) Выделить проблему «пустоты» шопенгауэровской категории воли и дать вариант ее пре-одоления через «Звуковое» наполнение. Необходимо установить, что ноуменальный мир воли Шопенгауэра есть мир сверхчувственного «Звука» и путь его познания возможен посредством «Слушания». Соответственно, утверждается суть философского познания, «философского де-лания» через общение в особой «философской беседе», рождающей новое знание через во-просо-ответный диалог «Слушания»-«Говорения».
2) Увидеть аналоги ведической шабды, то есть «Слушания» как фактора формирования по-знавательной способности человека, в трудах многих европейских выдающихся философов.
3) Обосновать процесс «Слушания» (в том числе и его частного проявления - «философ-ской беседы») как духовно-практическую деятельность, в которой понимание субъекта познания в первую очередь зависит от его деятельности в соответствии с «Услышанным». Сопоставить герменевтический опыт в коммуникативно-деятельном сознании Гадамера, диалектический «сдвиг» в сознании Гегеля и ведическое понимание познания через деятельность в бхакти, сформулированное как принцип «непостижимого единства и различия» известным рефор-матором индийской философии XVI века Шри Чайтанйей. Сформулировать способ преодоле-ния релятивизма через «Слушание» из авторитетного источника («философская беседа»), со-поставив позиции «авторитетного текста» у Гадамера и др. европейских философов с класси-ческой в ведической традиции теорией передачи знания через так называемую систему «па-рампары» (ученической преемственности).
Степень разработанности темы исследования.
Подобно тому, как Шопенгауэр указывает на три главных первоисточника своей философии - Платон, Кант и Веды, мы можем сказать, что наше исследование, в фундаментальной своей части обоснования сверхчувственного «Слушания» как способа взаимопроникновения и взаимодействия ноуменального и феноменального миров, опирается на два главных столпа. Первый «титан», на плечах которого выстраивается утверждение о «Слушании» как жизнедея-тельности трансцендентной «Воли», - это сам Шопенгауэр, воплотивший в своем учении лучшее наследие европейской философии в поиске сверхчувственного «мира-в-себе». Вторая опора – все еще покрытые тайной древнеиндийские Веды, неистощимые на откровения о сверхчувственной реальности. Артур Шопенгауэр (1788-1860) наиболее близко в европейской философии подошел к интуитивному обнаружению онтологической реальности «Слушания», пытаясь «понять мир как волю» . Через закон достаточного основания, кантовский трансцен-дентализм и, наконец, через ведическое понятие «майи», скрывающей под своим иллюзорным «покрывалом» истинный мир «вещей-в-себе», Шопенгаэур точно, ясно и всеохватывающе пол-но обозначает «мир как представление». Однако на вопрос «что такое воля?», которая сущест-вует и действует вне пространства и времени мира-представления, которая, таким образом, выходит из-под власти «майи», Шопенгауэр так и не дает четкого определения. Он пишет о темном глухом порыве (finister dumpfer Trieb), слепом влечении (blinder Drabg), мощном бессоз-нательном стремлении (erkenntnisslosses Streben) без остановки и цели как сущностном при-знаке воли . Характеризуя свойства воли (не подчиняется закону основания; энергийная осно-ва мира, в которую включен и человек; неподвижность в многообразной смене явлений; не знает множества, вне времени и вездесуща, проявляется с многоступенчатой силой, причина бытия всех вещей мира; «самое глубокое ядро всего единичного, а также целого, воля проявляется в каждой силе природы, а не только в продуманных действиях человека» и т.д.), приводя много-численные естественнонаучные данные, Шопенгауэр опирался на многих философских пред-шественников. Например, он указывал на мысль Анаксимандра о беспредельном апейроне, порождающем многообразие вещей. От Я. Беме Шопенгауэр принял рассмотрение мировой воли как беспричинного и безосновного начала, с Фихте Шопенгауэр также перекликался в субъективном характере «фактов сознания», и с Шеллингом - в поиске «Мировой души». Все эти интуитивные предположения о существовании «высшего звена мироздания, проявляюще-гося, прежде всего, в воле к жизни» , тем не менее, так и не привели к своему завершающему обозначению и онтологическому обоснованию воли как реальной сферы сверхчувственного бытия. Тем более, естественно, Шопенгауэру не удалось обозначить и пути познания транс-цендентного ноуменального «мира воли». Между тем, он был очень близок к этому, увидев в ведических трактатах подтверждения своим прозрениям. Шопенгауэр ясно увидел, что Упани-шады, разоблачая «майю», действительно описывают «мир как представление», однако он не нашел в Упанишадах «мира как воли» по той простой причине, что Упанишады не содержат информацию о позитивной внеиллюзорной сфере бытия, ограничиваясь половинчатым описа-нием сверхчувственного имперсонального (безжизненного) Брахмана. Тогда Шопенгауэр не мог, конечно, знать, что Упанишады, являясь только лишь введением в Веды, дают в соответ-ствии со своим функциональным предназначением лишь первые ступени его «воли», которые еще не похожи на «импульсы жизни», хотя уже свободны от двойственности мира-представления. Уже в Ригведе дается описание «чатвари-вака» - многоступенчатого «Звука», «живого импульса» сил, порождающего из сверхчувственных вибраций ноуменального мира «вещей-в-себе» все многообразие содержания «мира как представления». «Звук» Ригведы – это уже так называемый шабда-брахман, не просто безличный «Брахман» Упанишад, но «жи-вой Брахман», проявляющий определенные качества в форме «Звука» («шабда» означает «Звук»). Ведический «Звук» шабды в онтологическом смысле есть четкое и полное обозначение «мирового начала», запускающего творение «майи», качества которого гениальным образом вскрыты интуицией Шопенгауэра в понятии «воли», создающей «мир как представление». «Слушание» же полностью объясняет самый интригующий для Шопенгауэра вопрос о том, ка-кова динамика жизни самой «воли к жизни»: как перемещается воля от ноуменального мира к феноменальному, от одного живого существа к другому живому существу? Как, в конечном ито-ге, познается «непознаваемая воля»? Воля как «Звук» осуществляет свое бытие именно по-средством «Слушания» и осмысление онтологии процесса «Слушания» как способа познания мира и воли продолжает настоящее исследование.
Проблемы современной философии как особой сверхчувственной области познавательной деятельности человека, затрагиваемые также и в данной работе, рассматривались в трудах таких европейских философов как Ницше Ф., Кун Т.С., Поппер К., Рассел Б., Рикер П., Рорти Р., Деррида Ж., а также таких отечественных философов как Библер В.С., Ахутин А.В. и других представителей школы «онтологической диалогики» (Москва).
Направление отказа от исключительно эмпирико-рационалистического подхода к проблеме сознания, репрезентируя при этом онтологическое и феноменологическое, а также сверхчувст-венное его осмысление (в том числе через «Слушание»), разрабатывали и отечественные фи-лософы (Ахутин А., Белый А., Бахтин М.М., Гайденко П.П., Лосев А.Ф., Мамардашвили М.К., Петров М.К., Успенский В.А., Выготский Л.С., Гаспаров Б.М., Тимощук А.С., Зильберман Д.В., Хакуз П.Ш., Хоружий С.С., Ватман С.В.), и зарубежные (Барт Р.,Бубер М., Гадамер Г.-Х., Ортега-и-Гассет Х., Хайдеггер М., Шпенглер О., Голдмен Дж., Юнг К.).
Вместе с тем в западной философской литературе нет специальных работ, непосредст-венно посвященных слушанию в его онтологическом осмыслении и влиянии на сознание и по-знавательную деятельность человека. На Западе в силу натуралистического принципа фило-софского дискурса слушание описывалось, в основном, в рамках дихотомии аудиальных и ви-зуальных знаков. Только у Гадамера Г.-Х. мы впервые встречаем особое внимание к слушанию, именно в нашем сверхчувственном аспекте, как к способу реализации герменевтического опыта. Другая ситуация в истории христианской теологии и философии. Особенно в традиции православного монашества мы находим детальные описания познания сверхчувственной ре-альности через «Слушание» молитвы (Бл. Августин, Г.Палама, С. Радонежский, Иосиф Исихаст, Антоний Митрополит Сурожский и др.), изученные также такими отечественными учеными как Прохоров Г.М., Мейендорф И.Ф., Дунаев А.Г. и др.
В философских текстах Востока, естественно, мы находим уже множество работ, детально описывающих важнейшую роль слушания (шабда) в формировании сознания и мышления че-ловека. Прежде все
…Там, где кричат, там истинной науки нет,
ибо истина имеет одно-единственное решение,
и, когда оно оглашено, спор прекращается навсегда.
Леонардо да Винчи .
Есть люди, которые не начнут слышать прежде,
чем им не отрежут уши…
Георг Лихтенберг.
Актуальность темы исследования.
Проблема человека, распознаваемая как онтологическая проблема и проблема самой он-тологии, составляет философское содержание человечества XX века. За множеством вариаций антропологизма, которыми так богата наша эпоха, можно увидеть гораздо более строгую философскую тему – тему трансцендентализма. Поэтому до сих пор И.Кант привлекает осо-бое внимание. Однако, насущная задача в том, чтобы осмыслить трансцендентализм как некий сверхчувственный опыт именно онтологически. В XX веке такое осмысление мы находим, пре-жде всего, в идее фундаментальной онтологии М.Хайдеггера. С другой стороны в том же на-правлении прокладывало путь другое течение современной философской мысли, в истоках ко-торого лежит «диалогический принцип» М.Бубера. В России философское направление, дейст-вующее в этом дискурсе, плодотворно разрабатывалось группой «Диалог культур» под руково-дством В.С.Библера, известной также как школа «онтологической диалогики». Настойчиво ста-вил вопрос о новой онтологии Ю.М. Федоров, обосновывая принцип «онтологической антро-пологии» . А.В.Ахутин, развивая идеи В.С.Библера, особое внимание уделяет статусу истинного «дела» философии, полагая именно «философское делание» особым, присущим исключи-тельно человеку, способом реализации бытия и познания. Отталкиваясь от работы М.Хайдеггера «Конец философии и задача мышления» и развивая сопутствующие этой теме тексты Гуссерля, Гегеля и Платона, А.В.Ахутин указывает на значимость в «деле» философии работы с языком, речью, слушанием и говорением, которые свойственны философской мысли вообще и столь характерны для философствования М.Хайдеггера . Сейчас философия, пыта-ясь мыслить с начала, вынуждена говорить также и на языке, как бы снова и впервые возни-кающем. Философия в наше время пытается прояснить ориентиры своего истинного самоото-ждествления, лучше осознать в полной мере «саму себя», яснее почувствовать свое естест-венное, незаменимое, законное место в общечеловеческой культуре. Философия вынуждена вернуться к своему преддверию: в чем собственно заключается сущность «философского де-лания» как такового и чем оно отличается от других «дел», например, в науке, политике и т.д.? В чем особенность, единственность и строгость философского познания? По каким признакам мы можем отличить работу собственно философскую от сочинений, трактующих те же «пред-меты», но нефилософским образом? Неясность, так сказать, «философского аппарата» позна-ния, приводит на практике к серьезным конфликтам философии и науки, философии и религии и т.д. Философии вроде бы «до всего есть дело»: Бог, природа, человек, общество, искусство. Все перечисленные проблемы каким-то образом касаются философии. Она чувствует себя «при деле», когда связывается с теологией, космологией, физикой, антропологией, психологи-ей, политикой, социологией, эстетикой. Но все эти дисциплины либо могут обходиться и без философии, либо давно отделились от философии, и с точки зрения специалистов в этих раз-делах знания, философы часто больше мешают, чем помогают, так как, строго говоря, не яв-ляются профессионалами в данной сфере деятельности. Крупнейший физик современности Р. Фейнман как-то сказал: «Эти философы всегда топчутся около нас, они мельтешат на обочинах науки, то и дело порываясь сообщить нам что-то. Но никогда на самом деле они не понимали всей глубины и тонкости наших проблем» . При этом возникает еще большая проблема: занимаясь не своим делом, философ утрачивает понимание глубины и тонкости действительно философских проблем, смысл своего собственного дела. Знающий свое дело философ скорее согласится с этой усмешкой ученого, потому что обочины, на которых обитает околонаучная (околорелигиозная, околоидеологическая и т.д.) философия, одинаково далеки и от науки (ре-лигии, политики и т.д.), и от философии.
Когда теряются ориентиры продвижения по какому-либо пути, разум подсказывает возвра-щение к истокам. Платоновский Сократ определяет философию как «особую беседу», которая есть «высшее благо» (Апология, 39а) для каждого человека, «истинное благо» для государства и даже «истинное богослужение». Сам Платон в «силе, способности и умении беседовать» ви-дит истинное предназначение философии, позволяющее ей продолжить разговаривать – спрашивать, слушать и отвечать – даже там, где все другие «так называемые искусства и науки» (Кратил, 511с) свои разговоры кончают, установив исходные положения своей области по-знания, методы их специальных занятий и т.д. Для истинного философа «основные положения» той или иной науки – всего лишь «предположения», он способен и должен уметь вернуть утверждения того или иного знания в речь размышления, в такой разговор, где всякий тезис гипотетичен, отвечает на чей-то вопрос и допускает дальнейшие вопросы. Силою диалектики в сократо-платоновском смысле, то есть силою, втягивающей утверждения в беседу, в вопросо-ответный разговор, философ продолжает думать даже там, где речь идет о последних (первых) началах и основах, там, где для мысли вроде бы уже нет никаких положенных опор (принятых аксиом, заранее данных определений, созерцаемых образов, установленных знаний и т.д.). Уже здесь философ прямо противостоит в своей позиции даже идеологу, не говоря уже об ученом. Это противопоставление заложено в принципиальном отношении человека к тем мыслям, которые могут появляться в его уме и которые он может слышать от других. И сущность этого отношения онтологически касается именно природы сверхчувственного слушания, ис-следованию которого будет посвящена наша работа. Философ подобен «повивальной бабке» (Сократ), который бережно помогает родиться на свет каждой мысли, возникающей в его про-бужденном разуме, сберечь эту мысль, развить ее и выпустить в мир на благо людей. Философ никогда не строит теорий и идей, которые, собирая мысли в какую-то схему, неизбежно ограни-чивают ее первозданную красоту. В этом смысле философ «ничего не знает», но его знание особое: «он знает о своем незнании» (Сократ) и поэтому свободен к принятию рождения («слышания») новых мыслей. Действие теоретика или идеолога по отношению даже к тем же самым мыслям и тем же «предметам исследования» прямо противоположное: он мысли не развивает, а, наоборот, фиксирует. Ибо только фиксированную, застывшую, омертвевшую мысль, можно задействовать для получения какого-то конкретного, рационально и эмпирически ощущаемого результата: интеллектуального, а потом и физического. Философ с максимальным вниманием слышит свои мысли, теоретик (идеолог, ученый), наоборот, принципиально отклю-чает слушание других мыслей, так как они разрушают логически конструируемый процесс на-ращивания, обоснования и развития фиксированной мысли, запущенной в эксплуатацию. По-этому философ по отношению к теоретику служит другом только на первых порах, пока фило-соф не подарил теоретику хорошую мысль. После того, как теоретик, получив от философа живую мысль, приступил к своему делу, философ становится источником раздражения, бом-бардируя новыми мыслями работающий в определенном направлении процесс логического развития теории по поводу фиксированной мысли. Новые мысли теоретику не просто не нужны – они «все портят», поэтому философ уступает место теоретику, идеологу, ученому, передавая инициативу в развитии своего детища последующим инстанциям воплощения мысли в жизнь, подобно тому, как повивальная бабка, передает младенца на попечение и воспитание родите-лям. И это верное, нормальное и естественное развитие событий. Проблема здесь кроется ис-ключительно в соблазне, подстерегающем в этой ситуации философа: передавая родившееся детище, он остается ни с чем, оставляя все внешние плоды своего «философского делания» другим сферам познания. Если философ не выдерживает это испытание на «отречение», он вынужден переродиться в иделогического философа, религиозного философа, философа нау-ки и т.д., которые на поверку уже ничего общего с философией не имеют, поэтому со временем теряют свое истинное философское лицо и «путаются под ногами» у профессионалов от науки, политики и т.д.
Философ, продолжающий бескорыстный вопросо-ответный разговор, необусловленный фиксированными мыслями-аксиомами, образами, определениями, способен свободно продви-гаться все дальше и дальше в мыслительное пространство, к которым уже нет возможности приблизиться никакой идеологии, науке и т.д. в силу их ограниченности своими «основными положениями». Именно таким образом философия открывает свое незаменимое, законное ме-сто в человеческом познании, «прокладывая дорогу» в «неосвоенные» человеком мыслитель-ные сферы, которые подобно «новым землям обитания» раздаются в дар и на радость всем другим проявлениям человеческой жизнедеятельности.
Возникает необходимость анализа причин «слабого места» философии, вынуждающую ее «блуждать» в пограничных с философией сферах познавательной деятельности человека, пе-реставать «выполнять свои обязанности» и только «мешать другим». В этом смысле представ-ляется целесообразным глубже осмыслить онто-гносеологическую сущность правильной фи-лософской беседы, понимая ее как истинное «философское делание». Обращение к онтологи-ческим аспектам вопрошания и слушания позволит приблизиться к пониманию природы влия-ния философской беседы на сознание человека и, как следствие, на его познавательные воз-можности и потенциал практического освоения окружающего мира.
Методологические и теоретические основания исследования.
Интерес к тайнам познания философской вопросо-ответной беседы в наибольшей мере присутствовал именно в начале зарождения западной философии. Платон даже самый эле-ментарный акт мышления определяет как разговор с самим собой, как внутреннюю «философ-скую беседу» (Теэтет,190а). Аристотель объясняет, что этот внутренний диалог – следствие встречи с неизвестным, удивление от которого является причиной пробуждения разума, источ-ника всякого истинного познания. Аристотель продолжает: условием этого познания неизвест-ного именно разумом является вопрос; вопрос – это источник мучительного позитивного беспо-койства для разума, он заставляет рыться в тайниках интеллекта и извлекать оттуда знания. Самое главное – вопрос рождает жажду слушать, а значит - шанс услышать нужный ответ. И этот процесс познания антимеханичен по своей природе, ему претит замкнутость рационально-сти, он живет на грани рационального и иррационального, так как полностью зависит от дина-мики общения говорящего и слушающего.
Диоген Лаэртский свидетельствует: Протагор первый выделил четыре вида речи – положе-ние, вопрос, ответ, приказ и назвал их основами речи. Рождение же вопросно-ответного метода познания связывают уже с майевтикой Сократа. В майевтическом размышлении субъект мысли выступает предметом собственного понимания («познай самого себя»), его деятельность за-мыкается «на себя» - только погрузившись в себя, «нырнув в себя», отстранив себя от внешних чувств, можно увидеть (услышать) нечто сверхчувственное. При этом собственно предметная сторона знания, бытие вещей «устраняется, выталкивается» из вопрошающей сферы мышле-ния.
В познании Нового времени происходит обратный процесс: отступает в тень, переходит в подтекст вопрошание и слушание, а предметная, содержательная сторона знания выступает на передний план и фиксируется. Хотя известны майевтические работы Г.Галилея, Д.Бруно, Н.Кузанского, Д.Дидро и других, в целом актуальность сократического метода казалась пога-шенной. В результате логически освоено только одно направление процесса познания: от «точ-ки» возникновения теории до «точки» её предельного развития (В.С.Библер). Возвращение к онтологическому осмыслению вопросо-ответного общения, в том числе и, прежде всего, в их сверхчувственных компонентах, позволит усилить направление познания даже внешнего, предметного мира через погружение «вовнутрь» сознания субъекта познания, что поможет ут-вердиться в истинном методе философского познания, соответствующий философии как она есть - «чистой философии».
Прежде всего, необходимо выделить принципиальное отличие слушания как познания ок-ружающего мира посредством восприятия органами слуха звуковых колебаний различной при-роды, от сверхчувственного слушания, не имеющего ничего общего ни с ухом, ни с колебания-ми воздуха, ни с каким бы то ни было другим объектом предметного мира. Чтобы избежать пу-таницы в дальнейших рассуждениях сразу введем несколько понятий:
- «сверхчувственный аспект слушания» как «идеальный объект» слушания будем обо-значать как «Слушание» (слушание в кавычках и с большой буквы),
- «сверхчувственный аспект звука» как «идеальный объект» звука будем обозначать как «Звук» (звук в кавычках и с большой буквы),
- «сверхчувственный аспект говорения» как «идеальный объект» говорения обозначим как «Говорение» (говорение в кавычках и с большой бкувы),
- «сверхчувственный аспект голоса» обозначим как «Голос» (голос в кавычках и с большой буквы).
Суть вводимых нами понятий «идеальных объектов» сверхчувственных компонентов слуха, звука и т.д. сродни хорошо известному в истории «философии имени» платоновскому понима-нию имени как тому, что свя¬зано не с вещью как таковой, а с идеей этой вещи: «Платон, усвоив взгляд Со¬крата, доказывал, что такие определения относятся не к чувственно воспринимае-мому, а к чему-то другому, ибо, считал он, нельзя дать общего определения чего-либо из чув-ственно воспринимаемого, поскольку оно постоянно изменяется. И вот это другое из сущего он назвал идеями, а всё чувственно воспринимаемое, говорил он, существует помимо них и име-нуется сообразно с ними, ибо через причастность к эйдосам существует всё множество одно-именных с ними вещей» .
«Идеальный объект» подразумевает здесь то же содержание, которое вкладывает в него философия науки, обозначая идею предмета, не имеющего реальных коррелятов в предмет-ном физическом мире. Впервые, как известно, методологию научного изучения природных яв-лений через введение «идеальных объектов» использовал Галилей, совершив тем самым «пе-реворот» в западном естествознании, освободив его от излишней чувственности, отвлекающей ученого от открытия в природе «совершенных и незыблемых математических законов»: «… при изучении явлений нужно прибегать к идеализации (например, отвлекаться от сопротивления воздуха, трения). В процессе научного познания нужно выделить наиболее фундаментальные свойства явлений, измерить их, найти количественные соотношения между ними и дедуктивно построить физику на основе фундаментальных физических принципов» . Известно, сколь уди-вительно плодотворным оказался метод идеализации в прогрессе эмпирической науки благо-даря перевороту Галилея. Слишком «приземленная» чувственными категориями, догалилеев-ская наука страдала так называемым натурализмом, заставлявшим наблюдать и описывать явления природы в узкой эмпирико-рациональной плоскости, скрывающей сверхчувственные (идеальные) математические законы объективного мира. Применение таких «идеальных объ-ектов» как пространство, время, тяготение, скорость, ускорение, инерция, сила, импульс, кото-рые человеческими органами чувств непосредственно не ощущаются, позволило, тем не менее, выделить характеристики материи, которые реально можно измерить, установить между ними взаимозависимость, выражаемую сверхчувственным математическим языком. Именно этот сверхчувственный, идеальный язык науки позволил ей точно сформулировать объективные законы материи и сделать их практически применимыми и используемыми в позитивной творческой деятельности человека.
По аналогии с тем, что Галилей сделал в физической науке, мы используем нечто подобное «идеальному объекту» в «философском делании», то есть в работе с мыслями. Не исключено, что метод введения идеальных понятий может стать столь же плодотворным в философии, как и в послегалилеевской науке. Между обыкновенным «натуралистическим» слушанием и нашим «Слушанием» лежит как раз «идеальный объект» мысли, подобно тому как, например, между механической физикой Ньютона и квантовой физикой лежат такие не имеющие коррелятов в физической природе предметного мира «идеальные объекты» как атом, электрон, s-орбитали, спины. С точки зрения «натуралистического» мышления все эти понятия – просто «выдумки», однако они позволяют математически точно описать модель того, что действительно происходит в природе и получать при этом ощутимый результат – достоверное, проверяемое, верифицируемое знание. С точки зрения натуралистического метода философии, слушание – это процесс оперирования аудиальными знаками и такое понимание познания на слух страдает «плоскостной» двумерной ограниченностью, ввергая мыслителя в двойственность множества чувственных протвопоставлений (как, например, в сравнении аудиальных и визуальных знаков). Эта двойственность отнюдь не безобидна, так как становится серьезным препятствием, преграждающим доступ к открытию более фундаментальных законов влияния слушания на сознание человека. Пчела может бесконечно ползать по банке с медом, пристально его «изучая» через стекло, при этом она так никогда и не получает возможности на самом деле познать объект своего пристального познания, то есть вкусить мед и ощутить его сладость. В такой же ситуации может оказаться философ, пытающийся постигнуть природу силы влияния общения в философской беседе просто через «стекло» чувственного восприятии уха, глаза, языка и т.д., рискуя так никогда и не добраться до проникновения в онтологическую сущность влияния вопрошания, говорения и слушания на сознание человека. Сверхчувственное «Слу-шание», отстраняясь от эмпирико-рациональной «стеклянной» оболочки восприятия «Звука», немедленно приподымает мыслителя от множества диллем и оппозиций чувственного воспри-ятия и таким образом позволяет проникнуть «вовнутрь» познающего сознания и увидеть онто-логические законы его глубинных трансформаций в, казалось бы, невинной ситуации вопросо-ответного общения, составляющую суть философской беседы.
В нашем исследовании методологический принцип идеализации философского осмысления слушания представлен в модальном методе, разработанном отечественным философом-востоковедом Д.Б. Зильберманом на примере анализа шести классических ведических фило-софий . В этом случае само «Слушание» становится «идеальным объектом», возводящим тра-диционное эмпирико-рациональное «натуралистическое» мышление на уровень сверхчувст-венного модального мышления. С высоты же модального мышления уже появляется возмож-ность преодолеть «двойственность предметного мира» (Шопенгауэр) и проникнуть в сверхчув-ственную реальность познающего сознания в состоянии «Слушания» и затем уже в онтологи-ческие законы динамики происходящих при этом актов познания сверхчувственной реальности, в том числе в сфере мышления как прерогативе «философского делания».
Актуализация неосократической, вопросно-ответной методологии позволила рассмот¬реть потенцию человека к сверхчувственному «Слушанию» именно и в первую очередь как онтоло-гическое основание проблемы, в чем оказался очень полезным также хайдеггеровский метод философского анализа категории бытия. Шопенгауэровский метод созерцания трансцендент-ной сущности мира посредством погружения в так называемое «лучшее сознание» оказался незаменимым в постижении прямого влияния «Слушания» на потенцию воли «Слушающего» сознания субъекта философского познания.
Для сопоставления европейской и ведической философских традиций понимания онтологии «Слушания» результативным оказался так называемый «компаративистский подход», метод сравнительного анализа .
"Слушание" является центральным понятием нашего исследования. Ощутить реаль-ность существования и воздействия сверхчувственного аспекта «Звука» и «Слушания» в обще-нии говорящего и слушающего, на самом деле, совсем несложно. В каком-то смысле, «Слуша-ние» неуловимо (сверхчувственно) опосредует любой акт общения. Анатолий Ахутин показы-вает, как «Слушание» реализуется в беседе на уровне речи: «Когда мы говорим, например: «Он высказал ту мысль, что…», мы говорим не точно. Мысль возникает, когда мы слушаем (выделено автором и совпадает с нашим «Слушанием»), что сказали, и слышим: что-то не ска-залось или сказалось не то» . О том, как «Слушание» опосредует само мышление, писал ещё Платон. Он определил мышление как внутренний разговор с самим собой, как внутреннюю речь. Мышление, - говорит он в «Теэтете» - это «речь, которую душа проводит с самой собой о том, что она рассматривает. … Мысля, человек ничего другого не делает, как разговаривает, спрашивая самого себя и самому себе отвечая, утверждая и отрицая» . Другими словами, каж-дое мгновение своего мыслимого существования мы «Слушаем» себя (свой ум) и именно этот «Звук» от собственных мыслей заставляет нас каким-то образом действовать в этом мире. Мы даже можем соглашаться со своим умом, а можем спорить с ним, но это обсуждение «только тогда бывает мыслящим, мышлением вслух, когда он сохраняет внимательность внутренней речи, которую ведет с самой собой душа (по Платону), сосредоточенная на том, о чём эта речь ведется. Чем меньше внутренняя речь склонна заключать себя сложившимся наспех мнением, чем сильнее она захвачена мыслью (и тем, о чём она размышляет), чем глубже, стало быть, она уходит внутрь себя (чем ближе, иначе говоря, она подходит к собственному бытию того, о чём она размышляет), тем более толково, артикулировано, отчётливо и детально развертывается её диалог, тем более глубокие пред-убеждения, предпосылки, под-разумевания этот внутренний далог захватывает, тем более он способен стать речью внешней» . Интересно, что для такой беседы записанные тексты уже не годятся. Письменность «легко плодит мнимых знатоков, потому что можно усвоить (запомнить) изложенные в них [письменных текстах] знания, но ничего толком не понимать, потому что эти знания не получают «внутренне – сами от себя» , и также «ужасная особенность письменности» состоит в том, что кажется, будто эти сочинения говорят, «а спроси их – они очень величественно молчат» или «всегда твердят одно и тоже» . Понять текст - значит суметь, во-первых, усвоить его, то есть перевести текст в нашу собствен-ную внутреннюю речь, услышать «внутренне – сами от себя»; и, во-вторых, суметь воспроизве-сти в нашей внутренней речи голос (здесь также имеется в виду наш «Голос» - В.С.) автора со-чинения, как бы способного продолжить свою речь в ответ на наши, быть может, не приходив-шие ему в голову вопросы. Иными словами, понять письменный текст - значит суметь вернуть его в стихию разговорной, устной речи» .
Итак, мы утверждаем, что философская беседа как способ «философского делания», а значит и способ особого познания объективной реальности мира, присущего исключительно философии, может считаться состоявшейся строго в соответствии с тем, насколько в ее ходе присутствовало «Слушание» в двух своих параметрах. Во-первых, в какой степени «Слушание» имело место в мышлении каждого из беседующих, то есть насколько каждый из беседующих «Слышал» творение мыслей в своем собственном уме. Во-вторых, в каком качестве «Слушание» участвовало в восприятии речи одного участника беседы другим. Или, другими словами, насколько каждый пропускал через свое ухо «Звук» речи собеседника и позволял ему проникнуть в свой ум, затем позволял испытать трансформации в своем уме под действием услышанного «Звука» и, наконец, честно поделиться теми мыслями, которые были «Услышаны» уже от своего изменившегося ума. Если эти условия философской беседы соблюдены, и таким образом процесс «Слушания» состоялся, мы должны констатировать такое общение как философское действие, обязательно дающее через спонтанное рождение новых мыслей новое знание и таким образом приносящее, словами Платона, «высшее благо» каждому человеку, всему государству и даже Богу.
Цели и задачи исследования.
Цель диссертационного исследования - показать, что наряду с эмпирической и рацио-нальной сферами познавательной деятельности человеческого сознания, «Слушание» явля-ется не менее могущественным фактором формирования индивидуального мировоззрения субъекта познания. Сверхчувственное «Слушание», будучи трансцендентным по отноше-нию к эмпирическому и рациональному уровням восприятия познающего человека, имеет способность преодолевать создаваемый ими так называемый «концептуальный каркас» (Карл Поппер) и таким образом получать доступ к влиянию на самые глубинные пласты сознания человека. Обладая потенцией корректировать сверхчувственные уровни челове-ческого сознания, «Слушание» может инициировать формирование других, принципиально новых «концептуальных каркасов», разрушая при этом основанное на старых «каркасах» мировоззрение и таким путем полностью видоизменяя всю парадигму (в куновском понима-нии) познавательной деятельности субъекта, включающей, в том числе, эмпирико-рациональные категории и схемы.
Формальной стороной поставленной цели является выяснение места аудиального основа-ния познания в системе современной гносеологии. Здесь весьма плодотворным является ком-паративистский анализ двух глобальных гносеологических традиций, развившихся и утвердив-шихся на протяжении многих веков практически независимо друг от друга: европейской фило-софии познания и ведической гносеологии. Даже при поверхностном сопоставлении сразу бро-сается в глаза явная разница в описании основных способов познания этих двух философских систем и для нас особенно важно, что это различие связанно именно с пониманием силы влия-ния звука на познание. В западном мире наука о познании основана, как известно, на двух ипо-стасях – познание через органы чувств (эмпирический способ познания) и через мыслительную деятельность (рациональный способ познания) . В ведической философии Джива Госвами оп-ределяет три главных пути познания (праманы): 1) пратьякша -соответствует чувственному способу познания: «прати» значит «непосредственно», «икша» - «глаза», то есть «то, что непо-средственно воспринимается чувствами»; 2) анумана - соответствует рациональному способу познания: «манас» значит «ум»; и 3) шабда - познание через «Слушание» от авторитетного ис-точника . В то время как аналог шабды отсутствует в теоретической структуре западной гно-сеологии, Джива Госвами утверждает, что из трёх праман именно шабда является основой по-знания, а пратьякша и анумана выполняют лишь вспомогательные функции. Естественен рито-рический вопрос: «Неужели за всю историю западной мысли никому не приходило в голову не-что, что составляет основу ведической философии познания?» Цель этой работы также и в том, чтобы показать, что в западной философии, на самом деле, существует довольно ясное и чёткое философское обоснование фундаментальной роли «Звука» в формировании сознания и познавательной способности человека. Благодаря этому станет ясно, что неспособность за-падной теории познания (блестяще вскрытым Р.Рорти) применить это обоснование в фило-софском анализе, - и есть причина преодолеваемого в нашем исследовании такого явления в философии Запада, как релятивизм.
Для осуществления цели ставятся следующие 3 задачи:
1) Выделить проблему «пустоты» шопенгауэровской категории воли и дать вариант ее пре-одоления через «Звуковое» наполнение. Необходимо установить, что ноуменальный мир воли Шопенгауэра есть мир сверхчувственного «Звука» и путь его познания возможен посредством «Слушания». Соответственно, утверждается суть философского познания, «философского де-лания» через общение в особой «философской беседе», рождающей новое знание через во-просо-ответный диалог «Слушания»-«Говорения».
2) Увидеть аналоги ведической шабды, то есть «Слушания» как фактора формирования по-знавательной способности человека, в трудах многих европейских выдающихся философов.
3) Обосновать процесс «Слушания» (в том числе и его частного проявления - «философ-ской беседы») как духовно-практическую деятельность, в которой понимание субъекта познания в первую очередь зависит от его деятельности в соответствии с «Услышанным». Сопоставить герменевтический опыт в коммуникативно-деятельном сознании Гадамера, диалектический «сдвиг» в сознании Гегеля и ведическое понимание познания через деятельность в бхакти, сформулированное как принцип «непостижимого единства и различия» известным рефор-матором индийской философии XVI века Шри Чайтанйей. Сформулировать способ преодоле-ния релятивизма через «Слушание» из авторитетного источника («философская беседа»), со-поставив позиции «авторитетного текста» у Гадамера и др. европейских философов с класси-ческой в ведической традиции теорией передачи знания через так называемую систему «па-рампары» (ученической преемственности).
Степень разработанности темы исследования.
Подобно тому, как Шопенгауэр указывает на три главных первоисточника своей философии - Платон, Кант и Веды, мы можем сказать, что наше исследование, в фундаментальной своей части обоснования сверхчувственного «Слушания» как способа взаимопроникновения и взаимодействия ноуменального и феноменального миров, опирается на два главных столпа. Первый «титан», на плечах которого выстраивается утверждение о «Слушании» как жизнедея-тельности трансцендентной «Воли», - это сам Шопенгауэр, воплотивший в своем учении лучшее наследие европейской философии в поиске сверхчувственного «мира-в-себе». Вторая опора – все еще покрытые тайной древнеиндийские Веды, неистощимые на откровения о сверхчувственной реальности. Артур Шопенгауэр (1788-1860) наиболее близко в европейской философии подошел к интуитивному обнаружению онтологической реальности «Слушания», пытаясь «понять мир как волю» . Через закон достаточного основания, кантовский трансцен-дентализм и, наконец, через ведическое понятие «майи», скрывающей под своим иллюзорным «покрывалом» истинный мир «вещей-в-себе», Шопенгаэур точно, ясно и всеохватывающе пол-но обозначает «мир как представление». Однако на вопрос «что такое воля?», которая сущест-вует и действует вне пространства и времени мира-представления, которая, таким образом, выходит из-под власти «майи», Шопенгауэр так и не дает четкого определения. Он пишет о темном глухом порыве (finister dumpfer Trieb), слепом влечении (blinder Drabg), мощном бессоз-нательном стремлении (erkenntnisslosses Streben) без остановки и цели как сущностном при-знаке воли . Характеризуя свойства воли (не подчиняется закону основания; энергийная осно-ва мира, в которую включен и человек; неподвижность в многообразной смене явлений; не знает множества, вне времени и вездесуща, проявляется с многоступенчатой силой, причина бытия всех вещей мира; «самое глубокое ядро всего единичного, а также целого, воля проявляется в каждой силе природы, а не только в продуманных действиях человека» и т.д.), приводя много-численные естественнонаучные данные, Шопенгауэр опирался на многих философских пред-шественников. Например, он указывал на мысль Анаксимандра о беспредельном апейроне, порождающем многообразие вещей. От Я. Беме Шопенгауэр принял рассмотрение мировой воли как беспричинного и безосновного начала, с Фихте Шопенгауэр также перекликался в субъективном характере «фактов сознания», и с Шеллингом - в поиске «Мировой души». Все эти интуитивные предположения о существовании «высшего звена мироздания, проявляюще-гося, прежде всего, в воле к жизни» , тем не менее, так и не привели к своему завершающему обозначению и онтологическому обоснованию воли как реальной сферы сверхчувственного бытия. Тем более, естественно, Шопенгауэру не удалось обозначить и пути познания транс-цендентного ноуменального «мира воли». Между тем, он был очень близок к этому, увидев в ведических трактатах подтверждения своим прозрениям. Шопенгауэр ясно увидел, что Упани-шады, разоблачая «майю», действительно описывают «мир как представление», однако он не нашел в Упанишадах «мира как воли» по той простой причине, что Упанишады не содержат информацию о позитивной внеиллюзорной сфере бытия, ограничиваясь половинчатым описа-нием сверхчувственного имперсонального (безжизненного) Брахмана. Тогда Шопенгауэр не мог, конечно, знать, что Упанишады, являясь только лишь введением в Веды, дают в соответ-ствии со своим функциональным предназначением лишь первые ступени его «воли», которые еще не похожи на «импульсы жизни», хотя уже свободны от двойственности мира-представления. Уже в Ригведе дается описание «чатвари-вака» - многоступенчатого «Звука», «живого импульса» сил, порождающего из сверхчувственных вибраций ноуменального мира «вещей-в-себе» все многообразие содержания «мира как представления». «Звук» Ригведы – это уже так называемый шабда-брахман, не просто безличный «Брахман» Упанишад, но «жи-вой Брахман», проявляющий определенные качества в форме «Звука» («шабда» означает «Звук»). Ведический «Звук» шабды в онтологическом смысле есть четкое и полное обозначение «мирового начала», запускающего творение «майи», качества которого гениальным образом вскрыты интуицией Шопенгауэра в понятии «воли», создающей «мир как представление». «Слушание» же полностью объясняет самый интригующий для Шопенгауэра вопрос о том, ка-кова динамика жизни самой «воли к жизни»: как перемещается воля от ноуменального мира к феноменальному, от одного живого существа к другому живому существу? Как, в конечном ито-ге, познается «непознаваемая воля»? Воля как «Звук» осуществляет свое бытие именно по-средством «Слушания» и осмысление онтологии процесса «Слушания» как способа познания мира и воли продолжает настоящее исследование.
Проблемы современной философии как особой сверхчувственной области познавательной деятельности человека, затрагиваемые также и в данной работе, рассматривались в трудах таких европейских философов как Ницше Ф., Кун Т.С., Поппер К., Рассел Б., Рикер П., Рорти Р., Деррида Ж., а также таких отечественных философов как Библер В.С., Ахутин А.В. и других представителей школы «онтологической диалогики» (Москва).
Направление отказа от исключительно эмпирико-рационалистического подхода к проблеме сознания, репрезентируя при этом онтологическое и феноменологическое, а также сверхчувст-венное его осмысление (в том числе через «Слушание»), разрабатывали и отечественные фи-лософы (Ахутин А., Белый А., Бахтин М.М., Гайденко П.П., Лосев А.Ф., Мамардашвили М.К., Петров М.К., Успенский В.А., Выготский Л.С., Гаспаров Б.М., Тимощук А.С., Зильберман Д.В., Хакуз П.Ш., Хоружий С.С., Ватман С.В.), и зарубежные (Барт Р.,Бубер М., Гадамер Г.-Х., Ортега-и-Гассет Х., Хайдеггер М., Шпенглер О., Голдмен Дж., Юнг К.).
Вместе с тем в западной философской литературе нет специальных работ, непосредст-венно посвященных слушанию в его онтологическом осмыслении и влиянии на сознание и по-знавательную деятельность человека. На Западе в силу натуралистического принципа фило-софского дискурса слушание описывалось, в основном, в рамках дихотомии аудиальных и ви-зуальных знаков. Только у Гадамера Г.-Х. мы впервые встречаем особое внимание к слушанию, именно в нашем сверхчувственном аспекте, как к способу реализации герменевтического опыта. Другая ситуация в истории христианской теологии и философии. Особенно в традиции православного монашества мы находим детальные описания познания сверхчувственной ре-альности через «Слушание» молитвы (Бл. Августин, Г.Палама, С. Радонежский, Иосиф Исихаст, Антоний Митрополит Сурожский и др.), изученные также такими отечественными учеными как Прохоров Г.М., Мейендорф И.Ф., Дунаев А.Г. и др.
В философских текстах Востока, естественно, мы находим уже множество работ, детально описывающих важнейшую роль слушания (шабда) в формировании сознания и мышления че-ловека. Прежде все
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенное диссертационное исследование показывает, что наряду с эмпирической и рациональной сферами познавательной деятельности человеческого сознания, «Слушание» является не менее могущественным фактором формирования индивидуального мировоззрения субъекта познания. Сверхчувственное «Слушание», будучи трансцендентным по отношению к эмпирическому и рациональному уровням восприятия познающего человека, имеет способность преодолевать создаваемый ими так называемый «концептуальный каркас» и таким образом получать доступ к влиянию на самые глубинные пласты сознания человека. Обладая потенцией корректировать сверхчувственные уровни человеческого сознания, «Слушание» может инициировать формирование других, принципиально новых «концептуальных каркасов», разрушая при этом основанное на старых «каркасах» мировоззрение и таким путем полностью видоизменяя всю парадигму познавательной деятельности субъекта, включающей, в том числе, эмпирикорациональные категории и схемы. В самом широком понимании:
Сущность всего творения, как феноменального мира, так и мира ноуменального, есть онтологическая динамика «Звука» - «Говорение» и «Слушание». Жить - значит «Слышать» «Звук», получать от него, таким образом, силу воления (желания). Творить – значит уже начать «Говорить». Творение-«Говорение» есть результат успешного «Слушания»: получения «Звука», а с ним и силы вдохновения (силы желания) действовать в этом мире. В этом смысле, единственное, что мы делаем в этом мире, - это «Слушаем» и «Говорим», вдохновляемся и творим.
Данный вывод подтверждается следующими полученными результатами:
1) Прежде всего, наиболее близкое отношение к философскому обоснованию онтологии «Слушания» имеет сформировавшаяся в европейской культуре категория воли, изначально присутствующая в религии и впервые подвергнутая рефлексии А.Шопенгауэром. Однако воля Артура Шопенгауэра без всякого предмета хотения, воля сама по себе, воля без представления «есть пустое слово, не имеющее никакого преимущества перед Ding an sich [вещь сама по себе] у Канта или «силами природы» в естествознании» . Проблему пустоты шопенгауэровской воли преодолевает ее «Звуковое» онтологическое обоснование. Трансцендентный «Звук» создает цельные импульсы «воли к жизни», оставляющие впечатления в разуме, рассудке (уме) и чувствах и заставляющие их действовать в побуждаемом направлении. «Звук» ноуменален, результаты его соприкосновения («следы» памяти впечатлений) в разуме, рассудке и чувствах – феноменальны и составляют онтологическую сущность мотивации, четвертого компонента шопенгауэровского закона достаточного основания. «Ступени воли» Шопенгауэра есть различные уровни «Звука»: «Пара» (трансцендентный), «Пашьянти» (мелодия разума), «Мадхьяма» (гармония мыслей рассудка) и «Вайкхари» (талант физического тела). Впечатление от сопри-косновения с трансцендентным «Звуком» проявляется в феноменах мира-представления в ви-де вдохновения, желания действовать ради чувства удовлетворения, которое есть воление повторения чувства счастья, полученного в момент соприкосновения того или иного феномена с трансцендентным «Звуком». Таким образом, состояние счастья трансцендентно и является сутью того, что в последнее время принято называть состоянием «экстаза» («выход из себя») или «транса» («состояние вне чувств, сверхчувственное») .
«Звук» экстатичен, поэтому он способен вдохновлять феноменальную природу, которая, по Шопенгауэру, статична, безжизненна, потому как иллюзорна. В этом вдохновении заключена суть мотивации шопенгауэровского субъекта воления, формирующая эмпирическое сознание мира-представления.
«Слушание» есть точка контакта ноуменального и феноменального миров и соответствует шопенгауэровскому понятию «акта воли», когда ноуменальная воля начинает влиять на феноменальный субъект воления, или «мировая воля» - на все процессы этой вселенной. «Слушание» есть соприкосновение трансцендентного «Звука» с тем или иным объектом мира-представления, онтологически оно есть момент создания впечатления от «Звука», сопровождаемым чувством счастья, которое является зарождением мотива деятельности в феноменальном мире. «Слушание» есть также то, что Шопенгауэр называет «воздействием на волю», реализующим потенцию свободы индивида в процессе его самосознания.
Таким образом, трансцендентный «Звук» является онтологическим субстратом как ноуменального мира воли, так и феноменального мира-представления. Шопенгауэровский конфликт этих двух миров как противопоставление «лучшего сознания» сознанию эмпирическому онтологически обосновывается как фальшивый «Звук» или диссонанс между «Звуком-пара» и соответствующим разуму «Звукомпашьянти». Иллюзия рождается в разуме («концептуальный каркас» К. Поппера), в разуме она может быть и преодолена, что подтверждает сам Шопенгауэр, указывая на интеллектуальную рефлексию как единственный способ решения проблемы соотношения реального и идеального.
«Лучшее сознание» Шопенгауэра как радикальная утрата желаний онтологически означает «Звуковое» молчание. В «лучшем сознании» жизнь «Звука» приостанавливается, поэтому нет страданий, присущих эмпирическому сознанию, однако здесь нет и экстатических ощущений счастья. Поэтому «лучшее сознание» не является «самым лучшим», оно – временное «излечение», своего рода «Звуковой» «наркоз» эмпирического сознания и имеет смысл только в качестве условия для радикальной операции над фальшивым «Звуком», то есть для диалога «Слушания»-«Говорения» как онтологической основы философской беседы.
2) «Слушание» как способ формирования познавательной способности человека определен в ведической гносеологии, в отличие от западной философии познания, как основа всех праман (способов познания) и называется шабда (проникновение в «Звук»). Тем не менее, в европейской философии мы находим много указаний на важнейшую роль сверхчувственного «Слушания» в понимании, аналогичном ведической шабде. В античной философии первым указал на связь «Звука» и бытия Пифагор, описывая вселенную как «музыку небесных сфер». «Симпатия» Пифагора как состояние вхождение субъекта познания в единый с вселенной ритм имеет непосредственное отношение к состоянию «Слушания» (шабда). В античной трагедии «Слушание» слова от авторитета резко изменяет сознание героя в состоянии трагической апо-рии (безвыходности), рождающей умонастроение «вопрошания» как условие к правильному «Слушанию». Аристотель определяет этот эффект «Слушания» как центральное действо трагедии (катарсис, пафос, перипетия). Энтелехия Аристотеля имеет характер «Звукового» пред-назначения вещи: исполнить «призвание» вещи значит войти в со-«Звучие» с ее «Звуковым» прообразом («Звук-пара»). «Услышав» имя вещи, значение которого неотлично от значения тела, человек сам становится знаком данной вещи и поэтому способен «Говорить» об этой ве-щи, передавая знание о ней другому «Слушающему». Аристотель приходит к выводу, что «язык сказывается посредством человека» и в этом с ним перекликаются уже философы романтизма (Новалис). В симфилософии романтиков язык выступает в роли «третьего лица», действующего как главный режиссер через маски «Слушающего» и «Говорящего». То, что создает фальш в «Звуке», романтики определяют как корысть, эгоистическая заинтересованность в плодах поэзии, музыки и философии – диссонанс в определении цели творчества, которую ставит перед собой творец. Цель соответствует разуму – «Звук-пашьянти». Устранение фальши, в соответствии с романтизмом, - это та же шопенгауэровская интеллектуальная рефлексия и ведическое со-«Звучие» уровней «Звука-пара» и «Звука-пашьянти», выраженные здесь в форме смещения цели от корысти к «беседе ради самой беседы». Квалификация участника совместного философствования романтиков – осознание того, что процесс творчества более ценен, чем результат (Шлегель). Новалис определяет корысть фальшивого «Звука» как удел утилитарного вида искусства, опровергая который он утверждает необходимость искусства «нетранзитивного», описываемого им в характеристиках, точно соответствующих трансцен-дентному «Звуку-пара». Подобно тому, как цель шабды – дать «Звук», состоящий из истинных «акшар», то есть «Звуковых» первообразов познаваемой вещи и таким образом раскрыть суть знания об этой вещи, так и романтизм определял «прекрасное» в поэзии, музыке и философии как способность поэта, философа, музыканта выразить предмет как нечто, «называющее только самого себя» (Мориц). Э.Т.Гофман видит в музыке «выраженный в звуке праязык природы» и указывает на познавательную силу «Слушания» музыки в постижении сверхчувственной реальности. Очень близко к ведической «Звуковой» онтологии описывает сверхчувственное таинство философского познания Ф.В.Шеллинг, указывая на «собственное независимое движение речи», следующее в то же время «определенной внутренней закономерности». На поэзию, прежде всего на «Слушание» поэтического произведения, как «ядро познания» указывает немецкий философ, композитор и драматург Р. Вагнер, а также английский романтик Перси Шел-ли. В целом, манифест романтизма обращен к познанию «высшего таинства – таинство слова и звука», а романтическое познание осмысляется как состояние, онтологически тождественное как с поэзией, так и смузыкой, равно объединяемые «Слушанием» «тайны слова и звука».
Ф.Ницше прямо отождествляет шопенгауэровскую волю с «музыкой без звука» (то есть невоспринимаемую физическим ухом, до инструментального музыкального озвучивания). «Музыкальный строй души» непосредственно формирует волю. Дух музыки детерминирован, по Ницше, «музыкальным зеркалом мира», то есть некоторой прамелодией, не имеющей еще ни-какого проявления. Нуждаясь в средстве выражения, эта прамелодия служит интенцией, рож-дающей гносеологический образ субъекта познания. О.Шпенглер подтверждает позицию Ниц-ше, указывая на особую роль музыки в познавательной деятельности человека. По Шпенглеру, «Слушание» музыки выводит человека на высший уровень чувственного восприятия, освобождающего человека даже от «страха светомира», доступного зрению. Мартин Бубер увидел в «Слушании» выход из спячки безличного бытия «Я-Оно» в сферу жизни «Я-Ты». При этом «Я-Ты» выступает как онтологическое «первослово», разрушающее «молчание» «Я-Оно».
В русской философии Андрей Белый первым развивает идеи Ф.Ницше о «Звуковой» при-роде бытия и познания человека. Белый описывает «Звуковое» поэтапное творение символического сознания от песни до «музыкального пафоса души». М.М.Бахтин говорит о «Слушании» как «открытии сознания». В пробужденном состоянии сознание способно «Слышать» мир как «хор» бесконечных «Голосов». И в этом «Слышании» - «последнее слово сознания». Г.М. Гас-паров дает языковое описание «Слушания», рассматривая бытие человека в его «языковом существовании» (разговор, беседа с умом). «Слушание» выступает как фундаментальный пласт человеческой экзистенции и он внечувственный, так как воспринимает «Голос» ума как внутреннюю речь. «Слушание» есть «перетекание» языкового «цитатного фонда» от «Говоря-щего» к «Слушающему».
Библия как «всегда откровение» постигается только в том случае, если ее «слушать правильно» (А.Ахутин). «Слушание» Слова Бога первичнее самого Слова, оно «онтологически предшествует Слову-Откровению». Блаженный Августин подтверждает, что «Звук» творит ре-альность. Однако если даже есть «Звук», но нет «Слушания», истина не открывается, «не слышится»: «нет вопроса - нет ответа!». Практическая демонстрация силы «Слушания» в по-знании сверхчувственного мира через преодоление онтологического «Звукового» молчания ума ярко проявлена в истории православного движения исихазма.
3) Онтогносеологическая природа «философской беседы» как диалога «Слушания»-«Говорения» определяется как единство двух взаимоисключающих процессов. С одной стороны, слушание формирует и закрепляет определенный «концептуальный каркас» (К.Поппер) субъекта познания, однако в своем сверхчувственном аспекте «Слушание» высвобождает его сознание от ограничения познавательной потенции исключительно мыслительной деятельности ума с заложенными в нем бесчисленными «концептуальными каркасами» и таким образом дает непосредственное восприятие знания вне всяких «интеллектуальных тюрем». Мы пришли к выводу о тотальном влиянии "Слушания" на сознание человека. В одно и то же время «Слушание» закрепляет человека на определённой "орбите" бытия, но также, в случае метода деятельного познания при герменевтическом "Слушании", предоставляет ему полную свободу вы-бора в ничем не ограниченном праве существовать в любой сфере бытия вселенского времени, а значит и в любой сфере понимания.
Именно поэтому проблема релятивизма есть лишь следствие недостаточного качества «Слушания» и может быть преодолена культурой правильной «философской беседы».
Синдром «теоретика» как отклонение от истинного философского делания заключается в ограниченности мышления первой стороной философского диалога (когда ум замыкает самого себя в «тюрьму концептуального каркаса») и в игнорировании другой, сверхчувственной его стороны, которая, наоборот, освобождает ум к чистому непосредственному восприятию мыслей.
В этом выводе исследование сходится на основе трех независимых друг от друга фило-софских дискурсивных направлений: с позиции модального обозрения «суммы философий» Д.Зильбермана, с точки зрения онтологии Хайдеггера и герменевтики Гадамера и в соответствии с философским обоснованием шабды в ведической гносеологии (Джива Госвами). Процесс «Слушания» обосновывается как духовно-практическая деятельность, в которой понимание субъекта познания в первую очередь зависит от его деятельности в соответствии с «Услышанным». Сопоставление герменевтического опыта в коммуникативно-деятельном сознании Гада-мера, диалектического «сдвига» в сознании Гегеля и ведического понимания познания через деятельность в бхакти, сфолмулированного как принцип «непостижимого единства и разли-чия» известным реформатором индийской философии XVI века Шри Чайтанйи, позволило сформулировать способ преодоления релятивизма посредством «Слушания» из авторитетного источника – «философская беседа».
«Философская беседа» описывается, соответственно, в собирательном образе, сотканном из перечесленных трех философских традиций. «Философская беседа» как особый способ по-знания мира имеет дело исключительно с трансцендентным «Звуком» на его различных уровнях и в разных формах его взаимодействия с объектами-феноменами эмпирического мира. Истинный философ, поглощенный своим истинным занятием, - это «Слушатель» в мгновения откровения своего таланта («Звука-вайкхари»), «Слышащий» «Звук» своего ума («Звук-мадхьяма»), который в свою очередь вдохновлен «Слушанием» «Звука» пробужденного разума («Звук-пашьянти») и так получает опыт истины («Звук-пара»). Гадамер описывает этот опыт как герменевтический, отличающийся от аристотелевского опыта тем, что ориентирован, прежде всего, на свою «историчность», а не на результат.
На процессе обмена «Звуком» в диалоге «Слушания-Говорения» суть «философского делания» как такового заканчивается. Квалификация философа и пути его совершенствования, поэтому, заключаются в ясном понимании законов правильной «философской беседы» и способности следовать им. Помогает прояснить эти законы, в частности, онтология Аристотеля, симфилософия романтизма, традиция христианского исихазма и принципы древней ведической культуры передачи философского знания посредством парампары (ученической преемствен-ности).
Проведенное диссертационное исследование показывает, что наряду с эмпирической и рациональной сферами познавательной деятельности человеческого сознания, «Слушание» является не менее могущественным фактором формирования индивидуального мировоззрения субъекта познания. Сверхчувственное «Слушание», будучи трансцендентным по отношению к эмпирическому и рациональному уровням восприятия познающего человека, имеет способность преодолевать создаваемый ими так называемый «концептуальный каркас» и таким образом получать доступ к влиянию на самые глубинные пласты сознания человека. Обладая потенцией корректировать сверхчувственные уровни человеческого сознания, «Слушание» может инициировать формирование других, принципиально новых «концептуальных каркасов», разрушая при этом основанное на старых «каркасах» мировоззрение и таким путем полностью видоизменяя всю парадигму познавательной деятельности субъекта, включающей, в том числе, эмпирикорациональные категории и схемы. В самом широком понимании:
Сущность всего творения, как феноменального мира, так и мира ноуменального, есть онтологическая динамика «Звука» - «Говорение» и «Слушание». Жить - значит «Слышать» «Звук», получать от него, таким образом, силу воления (желания). Творить – значит уже начать «Говорить». Творение-«Говорение» есть результат успешного «Слушания»: получения «Звука», а с ним и силы вдохновения (силы желания) действовать в этом мире. В этом смысле, единственное, что мы делаем в этом мире, - это «Слушаем» и «Говорим», вдохновляемся и творим.
Данный вывод подтверждается следующими полученными результатами:
1) Прежде всего, наиболее близкое отношение к философскому обоснованию онтологии «Слушания» имеет сформировавшаяся в европейской культуре категория воли, изначально присутствующая в религии и впервые подвергнутая рефлексии А.Шопенгауэром. Однако воля Артура Шопенгауэра без всякого предмета хотения, воля сама по себе, воля без представления «есть пустое слово, не имеющее никакого преимущества перед Ding an sich [вещь сама по себе] у Канта или «силами природы» в естествознании» . Проблему пустоты шопенгауэровской воли преодолевает ее «Звуковое» онтологическое обоснование. Трансцендентный «Звук» создает цельные импульсы «воли к жизни», оставляющие впечатления в разуме, рассудке (уме) и чувствах и заставляющие их действовать в побуждаемом направлении. «Звук» ноуменален, результаты его соприкосновения («следы» памяти впечатлений) в разуме, рассудке и чувствах – феноменальны и составляют онтологическую сущность мотивации, четвертого компонента шопенгауэровского закона достаточного основания. «Ступени воли» Шопенгауэра есть различные уровни «Звука»: «Пара» (трансцендентный), «Пашьянти» (мелодия разума), «Мадхьяма» (гармония мыслей рассудка) и «Вайкхари» (талант физического тела). Впечатление от сопри-косновения с трансцендентным «Звуком» проявляется в феноменах мира-представления в ви-де вдохновения, желания действовать ради чувства удовлетворения, которое есть воление повторения чувства счастья, полученного в момент соприкосновения того или иного феномена с трансцендентным «Звуком». Таким образом, состояние счастья трансцендентно и является сутью того, что в последнее время принято называть состоянием «экстаза» («выход из себя») или «транса» («состояние вне чувств, сверхчувственное») .
«Звук» экстатичен, поэтому он способен вдохновлять феноменальную природу, которая, по Шопенгауэру, статична, безжизненна, потому как иллюзорна. В этом вдохновении заключена суть мотивации шопенгауэровского субъекта воления, формирующая эмпирическое сознание мира-представления.
«Слушание» есть точка контакта ноуменального и феноменального миров и соответствует шопенгауэровскому понятию «акта воли», когда ноуменальная воля начинает влиять на феноменальный субъект воления, или «мировая воля» - на все процессы этой вселенной. «Слушание» есть соприкосновение трансцендентного «Звука» с тем или иным объектом мира-представления, онтологически оно есть момент создания впечатления от «Звука», сопровождаемым чувством счастья, которое является зарождением мотива деятельности в феноменальном мире. «Слушание» есть также то, что Шопенгауэр называет «воздействием на волю», реализующим потенцию свободы индивида в процессе его самосознания.
Таким образом, трансцендентный «Звук» является онтологическим субстратом как ноуменального мира воли, так и феноменального мира-представления. Шопенгауэровский конфликт этих двух миров как противопоставление «лучшего сознания» сознанию эмпирическому онтологически обосновывается как фальшивый «Звук» или диссонанс между «Звуком-пара» и соответствующим разуму «Звукомпашьянти». Иллюзия рождается в разуме («концептуальный каркас» К. Поппера), в разуме она может быть и преодолена, что подтверждает сам Шопенгауэр, указывая на интеллектуальную рефлексию как единственный способ решения проблемы соотношения реального и идеального.
«Лучшее сознание» Шопенгауэра как радикальная утрата желаний онтологически означает «Звуковое» молчание. В «лучшем сознании» жизнь «Звука» приостанавливается, поэтому нет страданий, присущих эмпирическому сознанию, однако здесь нет и экстатических ощущений счастья. Поэтому «лучшее сознание» не является «самым лучшим», оно – временное «излечение», своего рода «Звуковой» «наркоз» эмпирического сознания и имеет смысл только в качестве условия для радикальной операции над фальшивым «Звуком», то есть для диалога «Слушания»-«Говорения» как онтологической основы философской беседы.
2) «Слушание» как способ формирования познавательной способности человека определен в ведической гносеологии, в отличие от западной философии познания, как основа всех праман (способов познания) и называется шабда (проникновение в «Звук»). Тем не менее, в европейской философии мы находим много указаний на важнейшую роль сверхчувственного «Слушания» в понимании, аналогичном ведической шабде. В античной философии первым указал на связь «Звука» и бытия Пифагор, описывая вселенную как «музыку небесных сфер». «Симпатия» Пифагора как состояние вхождение субъекта познания в единый с вселенной ритм имеет непосредственное отношение к состоянию «Слушания» (шабда). В античной трагедии «Слушание» слова от авторитета резко изменяет сознание героя в состоянии трагической апо-рии (безвыходности), рождающей умонастроение «вопрошания» как условие к правильному «Слушанию». Аристотель определяет этот эффект «Слушания» как центральное действо трагедии (катарсис, пафос, перипетия). Энтелехия Аристотеля имеет характер «Звукового» пред-назначения вещи: исполнить «призвание» вещи значит войти в со-«Звучие» с ее «Звуковым» прообразом («Звук-пара»). «Услышав» имя вещи, значение которого неотлично от значения тела, человек сам становится знаком данной вещи и поэтому способен «Говорить» об этой ве-щи, передавая знание о ней другому «Слушающему». Аристотель приходит к выводу, что «язык сказывается посредством человека» и в этом с ним перекликаются уже философы романтизма (Новалис). В симфилософии романтиков язык выступает в роли «третьего лица», действующего как главный режиссер через маски «Слушающего» и «Говорящего». То, что создает фальш в «Звуке», романтики определяют как корысть, эгоистическая заинтересованность в плодах поэзии, музыки и философии – диссонанс в определении цели творчества, которую ставит перед собой творец. Цель соответствует разуму – «Звук-пашьянти». Устранение фальши, в соответствии с романтизмом, - это та же шопенгауэровская интеллектуальная рефлексия и ведическое со-«Звучие» уровней «Звука-пара» и «Звука-пашьянти», выраженные здесь в форме смещения цели от корысти к «беседе ради самой беседы». Квалификация участника совместного философствования романтиков – осознание того, что процесс творчества более ценен, чем результат (Шлегель). Новалис определяет корысть фальшивого «Звука» как удел утилитарного вида искусства, опровергая который он утверждает необходимость искусства «нетранзитивного», описываемого им в характеристиках, точно соответствующих трансцен-дентному «Звуку-пара». Подобно тому, как цель шабды – дать «Звук», состоящий из истинных «акшар», то есть «Звуковых» первообразов познаваемой вещи и таким образом раскрыть суть знания об этой вещи, так и романтизм определял «прекрасное» в поэзии, музыке и философии как способность поэта, философа, музыканта выразить предмет как нечто, «называющее только самого себя» (Мориц). Э.Т.Гофман видит в музыке «выраженный в звуке праязык природы» и указывает на познавательную силу «Слушания» музыки в постижении сверхчувственной реальности. Очень близко к ведической «Звуковой» онтологии описывает сверхчувственное таинство философского познания Ф.В.Шеллинг, указывая на «собственное независимое движение речи», следующее в то же время «определенной внутренней закономерности». На поэзию, прежде всего на «Слушание» поэтического произведения, как «ядро познания» указывает немецкий философ, композитор и драматург Р. Вагнер, а также английский романтик Перси Шел-ли. В целом, манифест романтизма обращен к познанию «высшего таинства – таинство слова и звука», а романтическое познание осмысляется как состояние, онтологически тождественное как с поэзией, так и смузыкой, равно объединяемые «Слушанием» «тайны слова и звука».
Ф.Ницше прямо отождествляет шопенгауэровскую волю с «музыкой без звука» (то есть невоспринимаемую физическим ухом, до инструментального музыкального озвучивания). «Музыкальный строй души» непосредственно формирует волю. Дух музыки детерминирован, по Ницше, «музыкальным зеркалом мира», то есть некоторой прамелодией, не имеющей еще ни-какого проявления. Нуждаясь в средстве выражения, эта прамелодия служит интенцией, рож-дающей гносеологический образ субъекта познания. О.Шпенглер подтверждает позицию Ниц-ше, указывая на особую роль музыки в познавательной деятельности человека. По Шпенглеру, «Слушание» музыки выводит человека на высший уровень чувственного восприятия, освобождающего человека даже от «страха светомира», доступного зрению. Мартин Бубер увидел в «Слушании» выход из спячки безличного бытия «Я-Оно» в сферу жизни «Я-Ты». При этом «Я-Ты» выступает как онтологическое «первослово», разрушающее «молчание» «Я-Оно».
В русской философии Андрей Белый первым развивает идеи Ф.Ницше о «Звуковой» при-роде бытия и познания человека. Белый описывает «Звуковое» поэтапное творение символического сознания от песни до «музыкального пафоса души». М.М.Бахтин говорит о «Слушании» как «открытии сознания». В пробужденном состоянии сознание способно «Слышать» мир как «хор» бесконечных «Голосов». И в этом «Слышании» - «последнее слово сознания». Г.М. Гас-паров дает языковое описание «Слушания», рассматривая бытие человека в его «языковом существовании» (разговор, беседа с умом). «Слушание» выступает как фундаментальный пласт человеческой экзистенции и он внечувственный, так как воспринимает «Голос» ума как внутреннюю речь. «Слушание» есть «перетекание» языкового «цитатного фонда» от «Говоря-щего» к «Слушающему».
Библия как «всегда откровение» постигается только в том случае, если ее «слушать правильно» (А.Ахутин). «Слушание» Слова Бога первичнее самого Слова, оно «онтологически предшествует Слову-Откровению». Блаженный Августин подтверждает, что «Звук» творит ре-альность. Однако если даже есть «Звук», но нет «Слушания», истина не открывается, «не слышится»: «нет вопроса - нет ответа!». Практическая демонстрация силы «Слушания» в по-знании сверхчувственного мира через преодоление онтологического «Звукового» молчания ума ярко проявлена в истории православного движения исихазма.
3) Онтогносеологическая природа «философской беседы» как диалога «Слушания»-«Говорения» определяется как единство двух взаимоисключающих процессов. С одной стороны, слушание формирует и закрепляет определенный «концептуальный каркас» (К.Поппер) субъекта познания, однако в своем сверхчувственном аспекте «Слушание» высвобождает его сознание от ограничения познавательной потенции исключительно мыслительной деятельности ума с заложенными в нем бесчисленными «концептуальными каркасами» и таким образом дает непосредственное восприятие знания вне всяких «интеллектуальных тюрем». Мы пришли к выводу о тотальном влиянии "Слушания" на сознание человека. В одно и то же время «Слушание» закрепляет человека на определённой "орбите" бытия, но также, в случае метода деятельного познания при герменевтическом "Слушании", предоставляет ему полную свободу вы-бора в ничем не ограниченном праве существовать в любой сфере бытия вселенского времени, а значит и в любой сфере понимания.
Именно поэтому проблема релятивизма есть лишь следствие недостаточного качества «Слушания» и может быть преодолена культурой правильной «философской беседы».
Синдром «теоретика» как отклонение от истинного философского делания заключается в ограниченности мышления первой стороной философского диалога (когда ум замыкает самого себя в «тюрьму концептуального каркаса») и в игнорировании другой, сверхчувственной его стороны, которая, наоборот, освобождает ум к чистому непосредственному восприятию мыслей.
В этом выводе исследование сходится на основе трех независимых друг от друга фило-софских дискурсивных направлений: с позиции модального обозрения «суммы философий» Д.Зильбермана, с точки зрения онтологии Хайдеггера и герменевтики Гадамера и в соответствии с философским обоснованием шабды в ведической гносеологии (Джива Госвами). Процесс «Слушания» обосновывается как духовно-практическая деятельность, в которой понимание субъекта познания в первую очередь зависит от его деятельности в соответствии с «Услышанным». Сопоставление герменевтического опыта в коммуникативно-деятельном сознании Гада-мера, диалектического «сдвига» в сознании Гегеля и ведического понимания познания через деятельность в бхакти, сфолмулированного как принцип «непостижимого единства и разли-чия» известным реформатором индийской философии XVI века Шри Чайтанйи, позволило сформулировать способ преодоления релятивизма посредством «Слушания» из авторитетного источника – «философская беседа».
«Философская беседа» описывается, соответственно, в собирательном образе, сотканном из перечесленных трех философских традиций. «Философская беседа» как особый способ по-знания мира имеет дело исключительно с трансцендентным «Звуком» на его различных уровнях и в разных формах его взаимодействия с объектами-феноменами эмпирического мира. Истинный философ, поглощенный своим истинным занятием, - это «Слушатель» в мгновения откровения своего таланта («Звука-вайкхари»), «Слышащий» «Звук» своего ума («Звук-мадхьяма»), который в свою очередь вдохновлен «Слушанием» «Звука» пробужденного разума («Звук-пашьянти») и так получает опыт истины («Звук-пара»). Гадамер описывает этот опыт как герменевтический, отличающийся от аристотелевского опыта тем, что ориентирован, прежде всего, на свою «историчность», а не на результат.
На процессе обмена «Звуком» в диалоге «Слушания-Говорения» суть «философского делания» как такового заканчивается. Квалификация философа и пути его совершенствования, поэтому, заключаются в ясном понимании законов правильной «философской беседы» и способности следовать им. Помогает прояснить эти законы, в частности, онтология Аристотеля, симфилософия романтизма, традиция христианского исихазма и принципы древней ведической культуры передачи философского знания посредством парампары (ученической преемствен-ности).
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
Каталог работ (129964)
- Бакалаврская работа (31175)
- Диссертация (960)
- Магистерская диссертация (18158)
- Дипломные работы, ВКР (53021)
- Главы к дипломным работам (2108)
- Курсовые работы (9673)
- Контрольные работы (6188)
- Отчеты по практике (1308)
- Рефераты (1456)
- Задачи, тесты, ПТК (616)
- Ответы на вопросы (154)
- Статьи, Эссе, Сочинения (911)
- Бизнес-планы (49)
- Презентации (101)
- РГР (84)
- Авторефераты (РГБ) (1690)
- Диссертации (РГБ) (1879)
- Прочее (433)
Новости
06.01.2018
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь в выполнении учебных и научных работ на заказ ОФОРМИТЬ ЗАКАЗ
дальше»» Все новости
Статьи
- Где лучше заказывать диссертации и дипломные?
- Выполнение научных статей
- Подготовка диссертаций
- Подводные камни при написании магистерской работы
- Помощь в выполнении дипломных работ
»» Все статьи
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
