Отправной точкой восточной политики Римской республики следует признать римско-карфагенское противостояние. Оно вынуждало сенат обеспечивать свои стратегические интересы в других местах - в долине реки По, в морях к западу от Италии, Адриатике. Проявляя неприкрытую агрессию по отношению к пунийцам, Рим вынужден был маскировать свои агрессивные цели на востоке - и ему это неплохо удалось. Сенат не стремился к аннексиям на востоке, первое время ему нужно было спокойствие в этом регионе, отвечающее его интересам. Сначала он действовал здесь только в амплуа союзника, что требовало большой гибкости и осмотрительности.
Затем ситуация и личные усилия отдельных политиков и всего сената в целом позволили Риму стать гегемоном Востока. Привыкнув к этой роли, он стал целенаправленно переводить свой статус на более высокий, добиваясь уже абсолютного доминирования. И хотя прямых захватов на востоке долго не было, это не должно вводить нас в заблуждение относительно характера той политики, которую проводил сенат.
Агрессия Рима на восток отнюдь не была вынужденной, однако, не была она и планомерно продуманной. На каждом конкретном этапе сенат ставил перед собой конкретную узкую задачу. Сам ход событий подсказывал последовательность действий. Сенат чутко улавливал требования политического момента. Только гибкая политика, какой он придерживался на первых порах, могла принести успех.
К концу III в. в Средиземноморье не было силы, равной Риму или Карфагену. Однако мозаика межгосударственных отношений была так сложна и столь запутанна, а самих государств было так много, что даже самая сильная держава ничего не добилась бы, сделав ставку лишь на грубую силу. Македония была враждебна Риму и безразлична к Карфагену, вступить в контакт с которым её вынудила именно римская угроза. Селевкидам не было никакого дела до западного Средиземноморья, они решали свои проблемы на Востоке и завязли во вражде с Египтом. Последнее обстоятельство создавало перспективы римско-египетского сближения, т.к. сенат из своих италийских войн вынес умение заводить союзников, поддерживая более слабых против более сильных. Птолемей Филадельф ещё в 273 г. установил дружбу с сенатом (Eutrop. 2.15). После союза Филиппа с Ганнибалом Египет помог Риму хлебом. Для Птолемеев решающее значение имела мощь Рима, ахейско-македонский альянс и разгром им Спарты лишили их союзников в Греции, способных отвлечь Македонию от покушений на заморские египетские владения - нужен был новый «друг». Пергам боялся соседей и охотно приобрёл бы покровителя. Династы Малой Азии вынуждены были лавировать между Селевкидами, Птолемеями и Антигонидами, приобретя в этом немалый опыт. Греки не любили Македонию, как наиболее близкую и наиболее опасную силу, нависшую над всей Элладой. Греческие полисы не имели особо серьёзных внутренних проблем, но между собой они раздирались усобицами. Ахайя желала ослабления Этолии, та, ненавидя македонян и ахейцев, мечтала о реванше. Иллирийцы и фракийцы готовы были грабить Балканы в любой удобный момент, их «участие в политике» сводилось преимущественно к этому. Греция мечтала о независимости и стабильности, но, понимая, что это мало реально, готова была принять формальное верховенство любой из противоборствующих сил, но с условием сохранения максимальной автономии. Внутренняя готовность к этому прослеживается со времён Исократа. Как и готовность к лавированию, свойственная очень многим слабым государствам восточного Средиземноморья.
Так сложилась уникальная ситуация, когда начали переплетаться судьбы народов и стало невозможно изучать их историю раздельно. 2 Пуническая война стала первой «мировой войной» в истории человечества - по театру военных действий, числу вовлеченных, значению и последствиям. Борьба двух сильнейших народов привлекла внимание всех царей и племен (Liv. XXIII.33). Теперь греки считались не только с отношениями в Элладе, но смотрели и на Италию, вскоре такое же положение наступило для Азии (Polyb. V.105.5-7).
Отсюда следуют четыре принципиально важных вывода.
1. Устоявшееся представление о балансе сил между Египтом, Селевкидами и Македонией, занимающее столь важное место в построениях П.Тревеса - построение искусственное и не соответствующее
реальности. С конца III в. Египет уже не представлял собой силы и демонстрировал скорее «баланс бессилия». Силового противоборства- противостояния между Антигонидами и Селевкидами не было. При отсутствии пересечения интересов (что изменилось лишь после 2 Македонской войны) они решали свои собственные задачи, впрочем, не испытывая друг к другу ни доверия, ни симпатии. Ни, тем более, готовности к сотрудничеству.
Точно так же неудачен термин «политическое равновесие» , по крайней мере - с конца III в. Крупнейшие эллинистические державы просто не имели сил поглотить друг друга, так что скорее это было вынужденное состояние «стабильной нестабильности». Наконец, что важно, цари никогда не имели цели установить «равновесие», и в тех случаях, когда ситуация позволяла - стремились захватить соседнюю страну, нимало не беспокоясь, что тем самым нарушат равновесие, устранив из него одного из участников. Только вмешательство Рима не позволило Антиоху IV аннексировать Египет. В античном мире не было термина «политическое равновесие», но это не означает, что не было соответствующего понятия . Заметим - понятие, возможно, и было, но не было действий, направленных на сознательное создание и поддерживание такого равновесия. Напротив, цари изо всех сил старались переломить нестабильность в свою пользу! Думается, здесь более прав Т. Моммзен - древний мир не знал политического равновесия - или покорять (эллинизм) или нейтрализовать (Рим), но всё это вело в конечном счёте к завоеваниям .
2. В сложном клубке межгосударственных отношений не было места симпатиям, всё определялось интересами. Поскольку ситуация и интересы менялись, это и приводило к хронической нестабильности во всём восточном Средиземноморье. Пресловутый «баланс сил» здесь абсолютно ни при чём.
3. Переплетение непримиримых интересов и нестабильность, сопровождаемые частыми войнами, мешали нормальному развитию экономики, торговли, социальной жизни, даже культуры. Довлели не созидательные, а разрушительные тенденции. Именно поэтому в политике господствовала стратегия лавирования, как неосознанное выражение исторической потребности в стабильности. Потребность в установлении более тесных экономических связей, о которой пишет А.И.Павловская , - нам представляется несущественной: такие связи существовали и без того, их значимость она явно переоценивает.
4. Многие страны созрели для того, чтобы пожертвовать частью своих интересов ради желанной стабильности. Чтобы переориентировать своё вечное лавирование на ставку на одну-единственную силу, способную законсервировать и сохранить в неизменном виде сложившуюся систему политической раздробленности. К большему - развитию ситуации и политическому, экономическому объединению - они не стремились. Рим верно понял эту общую тенденцию эллинизма! И избрал единственно возможную стратегию, внушая «друзьям», что захватов не будет, а будет заботливая гегемония. И в этом он был предельно искренен и говорил правду. Такая политика соответствовала интересам сената, не имеющего пока планов аннексии и заинтересованного в раздробленности и ослаблении Востока, поскольку на первых порах Риму нужно было только доминирование. К большему он и не стремился вплоть до перелома 40-х годов II в. Интересы Рима, соединившись с интересами слабых, но многочисленных стран, и сделали его гегемоном Средиземноморья. Это и есть главная причина его успеха! Ситуативный обман заключается в том, что логика исторического развития в будущем неизбежно привела и сам Рим к потребности в стабильности, которой теперь можно было достичь лишь аннексией чрезмерно размножившихся «друзей и союзников».
Однако ни о каком завоевании Балкан в период 200-168 гг. не может быть и речи, Рим стремился не к захватам, а гегемонии, и он прекрасно знал, что делает. Посему нам кажется неоправданной теория В.Дюруи, что римляне не знали, что делать с завоёванными странами . Дело было в отсутствии установки на территориальную экспансию.
Опасность Филиппа V и Персея для Рима, безусловно, преувеличена. Объясняется это обаянием и даже не воспринимаемым влиянием римской историографии, которая может быть тенденциозна не только в освещении фактов, но и в самом построении и подборке их. На самом деле Македония угрожала не самому Риму, а его господству. Филипп никогда не планировал вторжения в Италию!
После 168 г. в восточной политике Рима отчётливо прослеживается стремление подмять ослабленные государства и ослабить другие, ещё сохранившие силу. Эта политика была откровенно агрессивной. Х.Хилл полагает, что её целью было не допустить усиления стран, способных угрожать Риму. «Такая политика не была империалистической; напротив, она может быть названа антиимпериалистической». Автор тут же добавляет, что её лучше обозначить как оборонительную , тем самым развивая явно устаревший тезис об «оборонительном империализме», оказавшийся на редкость живучим. Факты непреложно свидетельствуют - эта политика была наступательной и агрессивной, поскольку агрессия - это не только стремление к прямым захватам, но и дипломатическое давление, гегемония, подчинительные союзы, верховная власть. Для Рима отсутствие аннексии в действительности никогда не означало отсутствия интервенции или империализма . Он использовал все виды экспансии, завершая их прямым вооружённым вторжением.
Ещё на одну причину успешности Рима обратил внимание А. Б. Егоров. «Борьба за Италию выработала у римлян не только бескомпромиссный характер войны, но и тактику медленного измора, выдержать которой не мог никто из их противников» . Это была осмысленная стратегия поведения, зачастую диктуемая политической ситуацией и - соответствующая особенностям неспешного и основательного римского «национального характера».
Поэтому мнение о «тяжеловесности» римской политической мысли представляется необоснованным. Анализ восточной политики сената не подтверждает этой тезы. Скорее, говорит об обратном - быстрой реакции на изменение политической ситуации. «Римская политика часто была элементом импровизации» . Неслучайно Аппиан считал, что Рим поднялся «благодаря благоразумию и умению учитывать обстоятельства» (Rom.I.11).
Он выделился не только грубой силой, но и изощрённой дипломатией, умением использовать ситуацию и союзников. Они дали повод для вмешательства, помогли сломить основных соперников. Утвердившись на востоке, Рим стал превращать союзные государства в зависимые. Сенат бесцеремонно вмешивался в политику малых государств, требуя, чтобы ни одно серьёзное решение не принималось без его согласия.
Первая половина II в. знаменовалась становлением глобальной римской политики. Огромное значение для неё имели 2 Пуническая и 1 Македонская войны. Главный вывод, вынесённый из них, - стремление максимально использовать союзников, граничащих с врагом, и в связи с этим - необходимость полной информации о событиях во всём Средиземноморье, интересах и противоречиях всех государств, как больших, так и малых.
Для этой же цели использовались дискредитация врага, пропаганда своих войн, как ведущихся за правое дело. Именно эта пропаганда привела к тому, что в историографии укрепилось мнение об «оборонительности» римских войн. Большое значение имела хорошо поставленная разведка, дипломатическая подготовка войны, обязательное посещение соседей потенциального врага и своих союзников, обработка общественного мнения. После изоляции противника оружие лишь довершало то, что было искусно подготовлено политикой.
Промедление в Испании многому научило римлян, впредь они стремились не допускать усиления даже дальних соседей, и если где-то возникала малейшая угроза их гегемонии, - немедленно наносили тщательно подготовленный удар (3 Македонская война).
Такая же участь постигала тех, кто пытался нарушить политическое равновесие в отдельных регионах . В таких случаях сенат применял различные действия, которые Э.Бэдиан очень удачно назвал «римские игры ослабления клиентов» .
Навязанные сенатом грамотно продуманные условия мира разоряли и обессиливали противника, часто приводя его или к отчаянному восстанию, или к полному порабощению . Для этой политики было характерно холодное лицемерие и коварный цинизм, стремление вызвать внутренние смуты, под видом арбитража навязать свою волю. Однако ещё раз отметим: для древности такая политика была нормой, а не патологией. «Макиавеллизм» римлян ничем не превосходит, а порой и уступает злокозненности его противников.
Римская внешняя политика многое впитала в себя из эллинистической, но Рим превзошёл своих учителей. Однако вторая половина II в. отмечена явной деградацией римской дипломатии. С устранением главных противников отпала необходимость вести тонкую и сложную политическую игру, учитывать многообразные интересы многих союзников. Политика стала грубее и примитивнее, теперь она чаще опиралась лишь на грубую силу и банальное давление. До какой-то степени на это повлиял приток в неё «новых людей» из усиливающейся «партии аннексии». Но главной причиной стало другое: переход к более простым задачам - не создание сети зависимых государств, а их поглощение и превращение в провинции. Упрощение цели привело и к упрощению политики. Немалое значение имела теперь и военная мощь Рима, но он никогда не достиг бы её, не проводя на первых этапах тонкой политики, которая и сделала его сильным. Не только грубая сила, но и неспешность, последовательность, гибкость, умение использовать обстоятельства в конечном счёте и сделали римлян «повелителями мира».
Войны Рима имели агрессивный характер, т.к. велись за то, кто будет править и угнетать. Применение к ним понятий «оборонительная война» или «защита отечества» было бы исторической фальшью .
Развитие федеративных идей в Греции не могло привести к объединению даже перед лицом общего врага; тем более нет речи о создании единого греко-македонского государства - такую цель не ставили перед собой ни те, ни другие; греко-македонские союзы не могли быть долговременными, цари видели в них лишь орудие своего господства в Греции, т.к. не имели сил для полного её покорения .
Трудно согласиться, что политическая жизнь Греции умерла «естественной смертью». Вмешательство Рима лишило греков возможности самостоятельно определять свою судьбу, и это не может быть признано «благом». По подсчётам М.Гранта, в результате военных опустошений первой половины II в. Греция потеряла % населения .
Анализ конкретики не позволяет согласиться, что отношение римлян к грекам отличалось от политики к варварам. Филэллинизм затронул почти всю верхушку, но на политике «греколюбие» никак не отражалось . Простой же квирит вообще не знал эллинской культуры. В разрушенном Коринфе легионеры играли в кости на бесценных картинах, брошенных на землю (Polyb.XXXIX.13.2) - они, как и их недалёкий командир Муммий, не понимали культурной ценности этих шедевров. Со временем сложилась определённая культурная близость двух народов, но проецировать её на II и даже I век невозможно. Само завоевание, кровавое и жестокое, не могло быть благом, но в исторической перспективе оно - акт, достаточно положительный, хотя и проявившийся намного позже.
Расширение ойкумены в эпоху эллинизма отодвинуло кризис греческого общества, но устранить его не могло. Мы не считаем, что это был социально-экономический кризис. Экономика в целом процветала, особых социальных потрясений не было. Вопреки мнению Ф. Энгельса , это не был и формационный кризис, имеющий своей основой рабовладение. Римская держава, основанная на более развитом рабстве, успешно просуществовала ещё почти тысячу лет.
Главная причина кризиса эллинского мира заключается в том, что он нёс в себе неистребимую тенденцию к политической раздробленности. Это хорошо видно как в маленькой Греции, так и в огромном эллинистическом мире. Рим изначально, с италийских войн, нёс в себе стремление к собиранию земель, эллины - к автаркии полисной, государственной, даже державной. Именно в этом заключается самая важная причина победы Рима, и этим он намного выше греков. Если бы преемники Александра Македонского смогли сохранить в целостности его державу - вся мировая история пошла бы другим путём. Это не «футуризм, обращённый в прошлое», а элементарное просчитывание на основе исторического моделирования. Сохранить - не смогли, не сумели, более того: грекам это даже и не было нужно!
Всё это могло быть терпимым до какого-то времени. Но когда на востоке поднялись парфяне, стало ясно, что эллины не смогут их остановить, как в своё время они остановили персов. По мнению Ф.Кессиди, ещё одна существенная разница между греками и римлянами заключается в том, что первые не сумели преодолеть свой партикуляризм и ответить на вызов истории. А римляне по сути своей - народ государственный, более того - имперский . Сенат неуклонно укреплял, позже - расширял свою державу. Осуществляя свою политику в своих собственных эгоистических интересах, Рим даже не подозревал, что он сражается на передовых рубежах защиты будущей, ещё не родившейся Европы. В этом плане поглощение греческого Востока Римом предстаёт предпочтительнее, чем захват его Парфией. Последняя ориентировалась на возрождение паниранских традиций Ахеменидов, между тем как Рим стал преемником традиций эллинизма . Греческая культура, воспринятая и трансформированная Римом, стала основой грядущей европейской.
В глобальном противостоянии Запада и Востока, возникшем отнюдь не вчера, можно выделить два судьбоносных момента: греко-персидские войны и объединение античного мира под эгидой Рима. Оба они решили судьбу западной цивилизации. Риму (благодаря его агрессии!) выпала великая историческая миссия объединения и спасения античного мира и античного пути в истории.
Эллинизм - понятие не политическое, а культурное, эллины ощущали своё единство не как политическое, а культурное, победа Рима объясняется более сильной государственностью и сплочённостью . Интересную мысль высказал Ю.Кабакчиев: II в. поставил перед эллинистическими царями выбор - силой противиться стремлению Рима к всеобщему контролю над Средиземноморьем, или, реально учитывая свои возможности, интегрироваться в римскую сферу влияния. Первый вариант (Филипп V, Персей, Антиох III) закончился крахом для этих правителей. Птолемей VI, Эвмен II и Аттал II смирились с ролью покровительствуемых сторонников и тем самым оттянули на время логический закат эллинизма как политической системы . Болгарский учёный отчасти прав - поглощение Египта произошло бескровно, Пергама - кроваво по вине больше Аристоника и Блоссия, чем римлян. Но исторически первый вариант был неизбежен. Однако эллинизм умер только политически, в культуре он продолжал жить ещё достаточно долго. Уцелев на востоке державы, затем он лёг в основу византийской цивилизации .
Из стереотипов, заметных даже в научной литературе, отметим следующий: железные римские легионы своей дисциплиной и массой задавили всё Средиземноморье. На самом деле, нет ничего более далёкого от истины, нежели подобные представления. Не умаляя высочайших боевых качеств легионеров, отметим - как правило, они просто завершали то, что уже было заранее тщательно подготовлено римской дипломатией. Именно она сыграла ключевую роль в победах Рима, а вовсе не грубая военная сила. Как справедливо отметил Л. Омо, сенат для достижения своих целей проявлял дипломатическую проницательность и политическое предвидение, каких человечество не знало раньше или после .
Просто перечислим некоторые нестандартные, нетривиальные методы, успешно применяемые римским сенатом. Часть из них вошла в арсенал современных средств дипломатического воздействия, но создана была именно коллективным гением сената.
1. Большим преимуществом римской политики было широкое использование союзников: в победе при Киноскефалах велика заслуга этолийцев, битва при Магнезии была выиграна во многом благодаря коннице Аттала (см.: App. Syr.34). Сделав своё дело, «друзья» стали ненадобны и были устранены поодиночке. Как минимум, 50 % действующей армии составляли не римляне, а подданные плюс союзники из полузависимых либо вассальных государств. Поскольку римляне себя уважали и берегли, то путь к мировому господству они прокладывали чужой кровью. Степень лояльности союзников и друзей определялась степенью их готовности по первому же требованию сената поставлять войска, флот, деньги, продовольствие. Тем же, кто не проявлял должного рвения, всегда можно было испортить жизнь, продемонстрировав, что угождать Риму хорошо, почётно и выгодно, а не угождать - очень опасно. Очевидно, «друзья» и сами это понимали, по собственной инициативе предлагая сенату войска, хлеб, деньги (Нумидия) накануне больших войн.
2. Союзники оказали неоценимую помощь в установлении римской гегемонии: не только военную, но дипломатическую, финансовую, продовольственную, разведывательную.
Если условия не позволяли активно и «военно» влиять на развитие ситуации, сенат умел выждать. Поскольку слово Рима должно быть весомо и подкреплено силой, правительство старалось впустую «не сотрясать воздух», когда не имело реальных рычагов воздействия. В этом случае «отцы» выбирали один из трёх путей, принимаемых исследователями за пассивность и «временное отстранение от дел Востока».
- Молча выжидали, когда можно будет действенно вмешаться.
- Своим молчанием негласно как бы давали добро на действия, которым просто не могли помешать (война Антиоха IV c Египтом). Но потом обязательно пресекали эти действия, если они шли вразрез интересам Рима (грубый ультиматум сената Антиоху устами Попилия Лената).
- Натравливали на государства, которые себя вели «неправильно», их соседей (например, Вифинию и Каппадокию на Понт). Рим выигрывал время и мог подготовить собственное эффективное вмешательство. Отсюда римский принцип всегда иметь под боком у потенциального врага своих союзников. И установка вообще на максимально большее, предельно возможное количество союзников.
После того, как союзники сделали для Рима все, что ему требовалось, они становились не нужны. Когда сильные враги были уничтожены или поставлены в зависимое положение, союзников самих стали целенаправленно подавлять и ослаблять. А затем нивелировали одинаково всех в статус своих подданных.
3. В древности не было постоянных дипломатических представительств в других государствах. Отношения поддерживались визитами послов и перепиской между правительствами. Это было общепринято, но именно римляне создали практику регулярного, чуть ли не ежегодного отправления посольств во все значимые страны. Это поддерживало дипломатические отношения на необходимом уровне и, самое главное, давало нужную информацию, поскольку в задачи любого посольства входил сбор всесторонних «разведданных». Благодаря этому сенат всегда держал руку на пульсе политических событий всего Средиземноморья.
В этом же плане - Рим поощрял жалобы соседей друг на друга, получая дополнительную информацию и дополнительную возможность вмешиваться не только во внешнеполитические, но и во внутриполитические дела даже суверенных государств. Сенат осуществлял верховный арбитраж в межгосударственных спорах , и его благоволение могло дать очень много, а его неприязнь - привести к катастрофическим последствиям для неугодных правителей или стран. Помимо арбитража Рим присваивал себе роль опекуна династий и государств, что переводило их под непосредственную власть сената. При этом не было споров, в которые Рим не мог бы вмешаться - союзных государств было так много, что любая независимая держава рано или поздно нарывалась на проблемы во взаимоотношениях с каким-нибудь из них. Прикрываясь заботой о союзниках, сенат контролировал внешнеполитическое пространство всего Средиземноморья, а если ему был нужен военный конфликт - кроме своих легионов всегда использовал войска обиженного союзника. Главным принципом римской дипломатии было правило - «Разделяй и властвуй», и в осуществлении этого принципа Рим до сих пор не имеет себе равных.
4. Состав и цели римских посольств. Кроме официальных посольств, часто осуществлялись частные визиты римских политиков в зависимые или дружественные страны. Как правило, визитёр был личным другом местного царя, часто связанный с ним патронажем и обычаем гостеприимства. Иногда это была дружба с детства, поскольку многие царевичи проводили в Риме несколько лет в качестве заложников - воспитывались и росли вместе с отпрысками знатнейших римских фамилий. Будущий царь формировался в римском окружении и в проримском духе. Параллель можно провести, пожалуй, только с политикой Древнего Египта периода Нового царства.
Выросший вдали от родины правитель иногда на всю жизнь оставался чужим для своего народа и держался у власти только благодаря римской поддержке. Тем не менее контролировали и его - именно в этом и заключалась подлинная цель дружеского визита.
Кроме контроля и сбора информации, вообще любое посольство обязано было осуществлять широкое неформальное общение с людьми: посещать театральные представления, праздники и частные пиры, приглашать на ответный пир представителей знати. Всему этому способствовала и развлекательно-культурная программа, обеспечиваемая принимающей стороной, в том числе царские охоты и дворцовые празднества. Главная цель - установление личных неформальных отношений с людьми, которые могли оказаться полезными Риму. Сведения о них передавали последующим посольствам и те могли адресно обращаться к нужному человеку.
Отсюда - 5. Во всех зависимых странах правители были римскими ставленниками, в древности это было обычным делом, но, пожалуй, только римляне кроме правителей-марионеток создавали ещё и разветвлённую сеть своих «агентов влияния». Можно предположить, что это были не только политики, но и торговцы, деятели культуры, жрецы, городская и ремесленная верхушка. Они были проводниками римского влияния, защитниками его интересов, средством воздействия на общественное сознание и подготовки необходимой Риму психологической атмосферы в подконтрольных странах.
Эта агентура работала не только за воздаяние - материальное или политическое, очевидно, значительная её часть служила Риму бескорыстно: за какое-то разовое благодеяние, будучи недовольной порядками в своей стране, в силу дружбы и симпатии к конкретному римскому политику, либо - восхищаясь Римом и искренне веря в благостность и справедливость римского господства. Такие люди есть всегда и в любой стране. Заслуга сената заключается в том, что он находил, создавал и выращивал этих людей, помогая им приобретать вес и влияние. Так, например, Калликрату, доказавшему свою преданность Риму доносами на ахейскую верхушку, помогли стать главой Ахейского союза, тем самым получив возможность абсолютного контроля над всей политической жизнью Ахейской федерации.
Отсюда - 6. Сенат стал главным органом внешнеполитической разведки. Чем симпатичны римляне - они умели учиться и всегда делали правильные выводы из своих ошибок. Во время 2 Пунической войны они проморгали вторжение Ганнибала в Италию, т.к. не имели достаточной информации о его целях и планах. Поэтому впредь сенат стремился иметь самую исчерпывающую информацию в рамках всего Средиземноморья, и если где-то усиливался потенциальный враг Рима, заранее принимал превентивные меры по его ослаблению либо просто наносил упреждающий удар. Кроме посольств, зависимых царей, агентов влияния такую информацию поставляли италийские купцы, посещавшие практически все страны. И, наконец, на важнейших или опаснейших направлениях иногда учреждались даже постоянные римские дипломатические представительства. Так, в Этолии во время 1 Македонской войны постоянно находился легат Сульпиций, осуществлявший оперативную связь со своим правительством через гонцов или италийских торговцев.
7. Создание новых и разжигание старых внутридинастических распрей. В общем, здесь нет ничего нового, но то, как делали это римляне и каких результатов порой добивались - впечатляет. Зависимые династы считали своим долгом хотя бы раз в жизни лично посетить Рим и засвидетельствовать сенату своё уважение к римской державе - если они этого не делали, то теряли доверие сената и могли потерять свой трон. Негласное правило требовало, чтобы царь представил сенату своего наследника, если он этого не делал, Рим мог просто не признать прав наследования или обеспечить новому царю столько неприятностей, что он сам спешил в Италию получить благословение от повелителей мира.
8. То, для чего мы предлагаем специальный термин «двойная дипломатия», - это такие действия римского сената, когда любое ответное действие и даже бездействие оппонента шло на пользу одному только Риму. Например, у Селевкидского царства потребовали уничтожить всех боевых слонов и сжечь военный флот. В любом случае выгода Рима была очевидна - либо царство существенно ослаблялось, либо, при отказе, возникало законное основание для войны со строптивым соседом, игнорирующим римскую волю. Другие примеры: «забота» о свободе греков Малой Азии в дипломатической полемике с Антиохом III; обеспечение нейтралитета Египта во время завоевания Средиземноморья; непомерные контрибуции, обогащающие Рим и ослабляющие побеждённого врага, либо вынуждающие его униженно просить о пролонгации выплат или занимать деньги в долг у самого же римского правительства, либо - повышать налоги и грабить храмы в собственной стране, что приводило к экономическому упадку и восстаниям.
9. Царские завещания в пользу Рима - когда зависимый правитель объявлял своим наследником сенат и народ римский, и держава без всякой войны существенно увеличивала свою территорию. Таких завещаний было пять! Можно предполагать, что они (по крайней мере часть их) предварительно были тщательно подготовлены усилиями блестящей римской дипломатии. В мировой истории просто нет аналогов столь восхитительным мирным достижениям политики.
Перечень можно было бы продолжить, но достаточно и этого. Иногда даже в научной литературе ставится вопрос: кто был умнее - греки или римляне? Вопрос этот некорректен и даже ненаучен. Одно можно утверждать совершенно определённо - несмотря на культурное превосходство греков, римляне начисто переиграли их в дипломатической сфере, как раньше и позже они переиграли карфагенян, галлов, евреев, армян, парфян.
Из всего вышесказанного - несколько общетеоретических концептуальных, даже глобальных выводов.
1. В историографии часто употребляется термин «римский империализм». Чисто терминологическим это неверно и является порождением модернизма. Но типологически термин оправдан. Империализм - это не обязательно прямая форма господства. Если признать, что это стремление к доминированию и гегемонии, что это образ мышления и способ действия, то римляне были явными империалистами. По справедливому замечанию М.Дейви экспансионизм и империализм вырастают не из жизненной необходимости, но из национального эгоизма.
2. Вопрос о причинах успешности или неуспешности отдельных наций и государств в мировой политике. Индекс внешнеполитической и дипломатической успешности Рима был невероятно высок. Почему? Потому что римское правительство думало об интересах только своего народа и только своего государства. Оно исходило из правильно понимаемых критериев «национального интереса» . Высшая цель - благо Рима. Нравственно то, что полезно Риму! Высокопорядочные в самом Риме периода республики сенаторы вершили непорядочные поступки в отношении соседей - и не только врагов.
Зачастую это оборачивалось жестокостью и даже подлостью к другим народам и другим государствам. Но если поставить себя на место древнего римлянина, жившего в богатом, сильном и уважаемом государстве, обеспечивавшем его интересы и заботящемся о каждом своём гражданине - сложно будет упрекнуть сенат именно в таких действиях. В этом и заключается проблема моральной оценки внешнеполитических действий.
Отсюда - 3. Насколько совместима внешнеполитическая успешность с моралью и нравственностью? Ответ: к сожалению - ни насколько. Это реальность бытия, которую следует принять как факт. Здесь весьма уместен афоризм Ж.-Ж. Руссо: «Если полагать цель жизни в успехе, то гораздо естественнее быть подлецом, чем порядочным человеком».
Только государство, превыше всего ставящее свои интересы, без оглядки на то, что это принесёт другим, способно чего-то добиваться в жёстком до жестокости мире дипломатических противостояний. Так было, так есть и так будет. До тех пор, пока существуют государства и нации. Забвение собственных интересов карается снижением реальной успешности этноса и качества его жизни.
В этом мире уважают лишь сильные и способные отстоять свои интересы страны и считаются только с ними. Уступчивость - признак слабости.
4. По нашему глубочайшему убеждению, есть только два способа кардинального и окончательного решения межэтнических проблем: 1) ассимиляция; 2) резервация. Римляне пошли по первому пути - именно поэтому Римская держава просуществовала более тысячи лет. В период Республики покорённые племена не получали гражданства, они становились не гражданами, а подданными римского государства. Отношения с ними строились не столько на внутриполитических, сколько на дипломатических основах - они были чужими в этом государстве. И они видели, насколько лучше их живут граждане. Чтобы стать гражданином, нужно было, во- первых, это заслужить, а во-вторых - овладеть латинским языком. Был стимул и к служению, и к овладению языком, но не было насилия: не хочешь - твоё дело. Поэтому мы не можем согласиться с мнением Й.Чешки, что романизация на первых порах проводилась насильственно . Именно потому, что грубого давления не было, а знать латынь стало просто полезно и выгодно, Запад быстро ассимилировался - он рвался в римское гражданство. На востоке ассимиляция не пошла - эллинская культура была выше и устойчивее, но Запад очень быстро стал латиноязычным. Языковая ассимиляция сопровождалась культурной и ментальной - племена, покорённые римским оружием, через несколько поколений стали римлянами по самоощущению. Император Каракалла, в 212 г. н.э. даровавший римское гражданство всему свободному населению империи, просто юридически закрепил то, что давно уже существовало фактически - все стали римлянами, даже не перешедшие на латынь жители эллинизированного Востока. Сохранив местные особенности и осознание себя галлами, иллирийцами, испанцами или греками, они составили новую общность - римские граждане.
Перенеся в свою внутреннюю жизнь навыки дипломатической работы, римляне добились того, чему в мировой истории опять-таки нет аналогов - бывшие враги Рима стали настоящими римлянами, утратив своё былое национальное самосознание. История не знает примеров столь успешного решения этнических проблем.


Купить