ГЕНДЕРНЫЕ ДИСКУРСИВНЫЕ ПРАКТИКИ В МЕРОВИНГСКИЙ И КАРОЛИНГСКИЙ ПЕРИОДЫ ФРАНКСКОЙ ИСТОРИИ
|
Аннотация
Введение 4
Глава 1. Система гендерных отношений франкского общества как исторический контекст реализации в нем гендерных дискурсивных практик 12
1.1 Система гендерных отношений в эпоху Меровингов 12
1.2 Система гендерных отношений в эпоху Каролингов 16
Глава 2. Историографические проблемы интерпретации гендерного дискурса в меровингских и каролингских источниках 20
2.1 Понятие третьего гендера и релевантность его применения в контексте франкского
гендерного дискурса 21
2.2 Сексуальная идентичность и интерпретации понятия amicitia в письмах Алкуина 24
Глава 3. Трансформации франкского гендерного дискурса на рубеже меровингской и каролингской эпох 28
3.1 Женская субъектность на рубеже меровингской и каролингской эпох 29
3.2 Образы «благочестия» и «греховности» как инструменты конституирования
франкского властного дискурса 37
3.3 Трансформация содержания концепта маскулинности в эпоху Каролингов 41
Заключение 46
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВ АННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
Введение 4
Глава 1. Система гендерных отношений франкского общества как исторический контекст реализации в нем гендерных дискурсивных практик 12
1.1 Система гендерных отношений в эпоху Меровингов 12
1.2 Система гендерных отношений в эпоху Каролингов 16
Глава 2. Историографические проблемы интерпретации гендерного дискурса в меровингских и каролингских источниках 20
2.1 Понятие третьего гендера и релевантность его применения в контексте франкского
гендерного дискурса 21
2.2 Сексуальная идентичность и интерпретации понятия amicitia в письмах Алкуина 24
Глава 3. Трансформации франкского гендерного дискурса на рубеже меровингской и каролингской эпох 28
3.1 Женская субъектность на рубеже меровингской и каролингской эпох 29
3.2 Образы «благочестия» и «греховности» как инструменты конституирования
франкского властного дискурса 37
3.3 Трансформация содержания концепта маскулинности в эпоху Каролингов 41
Заключение 46
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВ АННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
Актуальность темы исследования. Гендерное неравенство, дискриминация по признаку сексуальной ориентации, кризис семейно-брачных отношений, до сих пор наблюдаемые не только в странах, традиционно причисляемых к третьему миру, но ив развитых (главным образом - европейских) странах, на сегодняшний день вносят весомый вклад в актуализацию гендерной проблематики. Данные явления и процессы, будучи социально значимыми, регулярно привлекают внимание исследователей к данной тематике в разных направлениях гуманитарных наук.
Говоря об истории как об одной из таких наук, необходимо отметить, что процесс историзации гендерной проблематики, вызываемый пересмотром в рамках третьей волны феминизма всей патриархальной и неопатриархальной парадигмы, требует накопления эмпирического материала, на основании которого можно будет делать какие-либо обобщающие выводы об историческом бэкграунде современной гендерной картины мира, важность чего объясняется, как минимум, фактом того, что гендерная и сексуальная идентичности на сегодняшний день являются важными аспектами социализации в современном обществе, а следовательно, требуют определенного подхода к изучению исторического развития их интерпретации.
В свете этого можно говорить о сохранении устойчивого интереса к гендерному подходу как к методу научного исследования. Будучи теоретически обоснованным применительно к историческим исследованиям в 1986 году Джоан Скотт1, гендерный подход, направленный на реконструкцию прошлого исходя из гендерного опыта и ориентаций той или иной эпохи, продолжает находить широкое применение в исторической науке, что ведет к появлению внушительного числа исследовательских работ, где в качестве объекта исследования выступают гендерные отношения на разных этапах развития мировой истории и в разных территориальных рамках. Данная тенденция не обходит стороной и медиевистику, однако обращает внимание исследователей на те аспекты, которые ранее не подвергались активному изучению. На сегодняшний день в исторических исследованиях, фокусирующихся на гендерных отношениях, наблюдаются развитие истории маскулинности и истории феминности как отдельных направлений гендерной истории, продолжение стирания границы между бинарной оппозицией «женское-мужское» при анализе гендерной структуры средневековых обществ, обращение к таким понятиям, как «третий гендер»2, объединяющий в себе все формы гендерных практик, выходящих за рамки традиционного средневекового понимания и другие современные концепты, ставящие вопрос о их релевантности применительно к тому или иному обществу. Ввиду этого актуальность данной работы обосновывается необходимостью проведения новых исследований, учитывающих новые тенденции в гендерной истории средневековья и способных выявить необозначенные до этого специфические аспекты средневековых гендерных дискурсов, а также дополнить и уточнить уже имеющиеся в распоряжении исследователей данные в рассматриваемой предметной области.
Важность же проведения исследования именно в обозначенных территориально - хронологических рамках заключается в возможности выявления при анализе изменения гендерного дискурса франков результатов синтеза двух культур с различными ролями и статусами женщины. Это также может позволить зафиксировать роль, которую играло в этом синтезе христианство. При этом, во-первых, вскрываются истоки гендерного пласта западноевропейской культуры и идеологии, а во-вторых, показывается прецедент подобного синтеза и его итоги, что в условиях современных процессов глобализации и мультикультурности представляется имеющим большое значение.
Объект и предмет. Объектом исследования в рамках данной выпускной квалификационной работы выступают дискурсивные практики отображения феминности и маскулинности в меровингских и каролингских текстах, предметом - трансформация франкского гендерного дискурса на рубеже меровингской и каролингской эпох.
Степень научной изученности. Современные исторические гендерные исследования, посвященные средневековью, базируются на огромном ряде теоретических работ и представляют из себя объемный массив материалов, весьма разнородных как по своим подходам к пониманию гендера как такого, так и по вытекающим непосредственно из этого методологиям его изучения. Начиная с уже упомянутой ранее Джоан Скотт3, первой обозначившей необходимость использования гендера в качестве категории исторического анализа и настаивавшей на отказе при проведении оного от обозначения жестких бинарных оппозиций, а также на включении мужского субъекта в предметную область субдисциплины, изыскания по поводу теоретического-методологического обоснования данного понятия в проводимых историками исследованиях приобрели перманентный характер. При этом стоит отметить, что тезисы Джоан Скотт, дополняемые последующими открытиями Джудит Батлер4 о перформативном характере гендера, конструируемого, прежде всего, дискурсивно, продолжают сохранять свои позиции в гендерной медиевистике, крайне удачно вписываясь в пережившие лингвистический поворот научные реалии и в постструктуралистскую парадигму в целом. Об этом факте свидетельствует регулярное появление таких сборников исследований, как «Constructing Medieval Sexuality»5, «Gender and difference in the Middle Ages»6, «Gender and Christianity in Medieval Europe»7, «Representing Medieval Genders and Sexualities in Europe»8 и других, базирующихся на вышеизложенных основаниях и задающих общую тенденцию использования гендерного подхода применительно к средневековой истории.
...
Говоря об истории как об одной из таких наук, необходимо отметить, что процесс историзации гендерной проблематики, вызываемый пересмотром в рамках третьей волны феминизма всей патриархальной и неопатриархальной парадигмы, требует накопления эмпирического материала, на основании которого можно будет делать какие-либо обобщающие выводы об историческом бэкграунде современной гендерной картины мира, важность чего объясняется, как минимум, фактом того, что гендерная и сексуальная идентичности на сегодняшний день являются важными аспектами социализации в современном обществе, а следовательно, требуют определенного подхода к изучению исторического развития их интерпретации.
В свете этого можно говорить о сохранении устойчивого интереса к гендерному подходу как к методу научного исследования. Будучи теоретически обоснованным применительно к историческим исследованиям в 1986 году Джоан Скотт1, гендерный подход, направленный на реконструкцию прошлого исходя из гендерного опыта и ориентаций той или иной эпохи, продолжает находить широкое применение в исторической науке, что ведет к появлению внушительного числа исследовательских работ, где в качестве объекта исследования выступают гендерные отношения на разных этапах развития мировой истории и в разных территориальных рамках. Данная тенденция не обходит стороной и медиевистику, однако обращает внимание исследователей на те аспекты, которые ранее не подвергались активному изучению. На сегодняшний день в исторических исследованиях, фокусирующихся на гендерных отношениях, наблюдаются развитие истории маскулинности и истории феминности как отдельных направлений гендерной истории, продолжение стирания границы между бинарной оппозицией «женское-мужское» при анализе гендерной структуры средневековых обществ, обращение к таким понятиям, как «третий гендер»2, объединяющий в себе все формы гендерных практик, выходящих за рамки традиционного средневекового понимания и другие современные концепты, ставящие вопрос о их релевантности применительно к тому или иному обществу. Ввиду этого актуальность данной работы обосновывается необходимостью проведения новых исследований, учитывающих новые тенденции в гендерной истории средневековья и способных выявить необозначенные до этого специфические аспекты средневековых гендерных дискурсов, а также дополнить и уточнить уже имеющиеся в распоряжении исследователей данные в рассматриваемой предметной области.
Важность же проведения исследования именно в обозначенных территориально - хронологических рамках заключается в возможности выявления при анализе изменения гендерного дискурса франков результатов синтеза двух культур с различными ролями и статусами женщины. Это также может позволить зафиксировать роль, которую играло в этом синтезе христианство. При этом, во-первых, вскрываются истоки гендерного пласта западноевропейской культуры и идеологии, а во-вторых, показывается прецедент подобного синтеза и его итоги, что в условиях современных процессов глобализации и мультикультурности представляется имеющим большое значение.
Объект и предмет. Объектом исследования в рамках данной выпускной квалификационной работы выступают дискурсивные практики отображения феминности и маскулинности в меровингских и каролингских текстах, предметом - трансформация франкского гендерного дискурса на рубеже меровингской и каролингской эпох.
Степень научной изученности. Современные исторические гендерные исследования, посвященные средневековью, базируются на огромном ряде теоретических работ и представляют из себя объемный массив материалов, весьма разнородных как по своим подходам к пониманию гендера как такого, так и по вытекающим непосредственно из этого методологиям его изучения. Начиная с уже упомянутой ранее Джоан Скотт3, первой обозначившей необходимость использования гендера в качестве категории исторического анализа и настаивавшей на отказе при проведении оного от обозначения жестких бинарных оппозиций, а также на включении мужского субъекта в предметную область субдисциплины, изыскания по поводу теоретического-методологического обоснования данного понятия в проводимых историками исследованиях приобрели перманентный характер. При этом стоит отметить, что тезисы Джоан Скотт, дополняемые последующими открытиями Джудит Батлер4 о перформативном характере гендера, конструируемого, прежде всего, дискурсивно, продолжают сохранять свои позиции в гендерной медиевистике, крайне удачно вписываясь в пережившие лингвистический поворот научные реалии и в постструктуралистскую парадигму в целом. Об этом факте свидетельствует регулярное появление таких сборников исследований, как «Constructing Medieval Sexuality»5, «Gender and difference in the Middle Ages»6, «Gender and Christianity in Medieval Europe»7, «Representing Medieval Genders and Sexualities in Europe»8 и других, базирующихся на вышеизложенных основаниях и задающих общую тенденцию использования гендерного подхода применительно к средневековой истории.
...
Резюмируя проведенное исследование, посвященное гендерным дискурсивным практикам франков, целью которого было выявление динамики данных практик в рамках меровингского и каролингского периодов франкской истории, можно заключить, что на рубеже исследуемых эпох имели место быть трансформации гендерного дискурсах, обусловленные различными факторами. По мере выполнения поставленных перед исследованием задач, итоговой из которых является обобщение по теме, был сделан ряд нижеприведенных выводов.
Дискурсивные практики, использовавшиеся в меровингский и каролингский периоды франкской истории для описания женщины, имели ряд отличий, напрямую связанных со степенью отводимой ей субъектности. Это нашло выражение как в количественном плане, так и на качественном уровне отражения субъектности репрезентуемых женских образов: характерное эпохе Меровингов масштабное описание деяний франкских женщин на рубеже периодов начало идти на спад, уступая место каролингской традиции, в дискурсе которой роль франкских знатных женщин сводилась, как правило, к «присутствию», а описывались они нередко в качестве объектов действия или с использованием страдательного залога. Это во многом может быть связано с тем, что законодательные изменения в области земельного права, проведенные на рубеже меровингской и каролингской эпох и нашедшие выражение в виде бенефициальной реформы, ограничили имущественные права женщин, которые по причине отстраненности от военной и административной службы в принципе лишились теперь возможности реализовывать свои наследственные притязания. Данное явление, означающее, что в руках франкских женщин переставала концентрироваться собственность (прежде всего - земельная), в первую очередь отразилось и на их религиозной деятельности, в рамках которой они в предшествующий период часто свободно занимались паломничеством, а также создавали монастыри и базилики. Все указанные процессы повлекли за собой изменения в восприятии авторами каролингской эпохи образов женщин как таковых - как уже было обозначено, «деятельность», характерная описаниям власть имущих женщин в меровингских источниках, сменилась «присутствием». Авторы чаще стали использовать уничижительные словесные конструкции в отношении описываемых женских образов, базирующиеся на уже упоминавшейся идее о слабости и подчиненной роли женского пола. В рамках этой же концепции в отношении женщин реже стали использоваться слова, описывающие их «благочестие», которые теперь стали являться оправданием проводимой политики в случаях мужчин, что может говорить об отсутствии необходимости данного приема в отношении женщин в свете понижения степени их влияния в вопросах подобного рода.
К тому же можно отнести и преломление взгляда каролингских авторов на степень виновности женщины при оценке инцидентов, связанных с актами сексуального характера, что выразилось в изменении восприятия женской сексуальности, нередко используемой теперь для дискредитации путем обвинения в греховности. В свою очередь это явление предположительно может быть связано с окончательным закреплением христианством своих позиций - это объясняется вовлеченностью меровингских женщин в процесс его распространения, первоначально требовавший от них как от посредниц положительного социального образа. Деактуализация данной практики, сопровождаемая переходом «первенства по благочестию» христианнейшим каролингским императорам, нейтрализовала необходимость проявления лояльности в отношении женской сексуальности.
Переход «первенства по благочестию» в свою очередь обусловил трансформации, связанные с преломлением традиционного для франков концепта маскулинности, что выразилось, прежде всего, в изменении восприятия мужественности, не соотносимой теперь исключительно с физической силой и воинственностью, характерной для условно гегемонного варианта маскулинности меровингского периода. Эти изменения, подразумевающие разбавление воинской идентичности императора элементами, ранее характерными только варианту маскулинности священнослужителей, могут быть связаны с избранным Каролингами путем строительства империи, а именно - со стратегией имперской консолидации на духовной основе, то есть с опорой на христианскую веру, что в свою очередь предполагало выстраивание максимально лояльного к христианской морали образа правителя.
Таким образом, во всем обозначенном выше выражается динамика гендерных дискурсивных практик на рубеже исследуемых эпох. Так как специфические черты гендерных дискурсивных практик при переходе от эпохи Меровингов к эпохе Каролингов, являвшейся во многом переломной для западноевропейской идеологии и культуры, заложили исторические условия для развития подобного рода концептов в дальнейшем средневековом дискурсе, пережитки которых мы можем наблюдать и на сегодняшний день, тема эта не теряет своей актуальности. Проблема же, рассмотренная в выпускной квалификационной работе, тем не менее освящена далеко не полностью и поэтому требует последующего более объемного и детального изучения, предусматривающего гораздо более подробного рассмотрение в ее рамках вопроса об идентичностях во франкском дискурсе, а также привлечение большего спектра разноплановых источников, на основании которых можно будет воссоздать наиболее целостную картину приближенного к действительности положения вещей.
Дискурсивные практики, использовавшиеся в меровингский и каролингский периоды франкской истории для описания женщины, имели ряд отличий, напрямую связанных со степенью отводимой ей субъектности. Это нашло выражение как в количественном плане, так и на качественном уровне отражения субъектности репрезентуемых женских образов: характерное эпохе Меровингов масштабное описание деяний франкских женщин на рубеже периодов начало идти на спад, уступая место каролингской традиции, в дискурсе которой роль франкских знатных женщин сводилась, как правило, к «присутствию», а описывались они нередко в качестве объектов действия или с использованием страдательного залога. Это во многом может быть связано с тем, что законодательные изменения в области земельного права, проведенные на рубеже меровингской и каролингской эпох и нашедшие выражение в виде бенефициальной реформы, ограничили имущественные права женщин, которые по причине отстраненности от военной и административной службы в принципе лишились теперь возможности реализовывать свои наследственные притязания. Данное явление, означающее, что в руках франкских женщин переставала концентрироваться собственность (прежде всего - земельная), в первую очередь отразилось и на их религиозной деятельности, в рамках которой они в предшествующий период часто свободно занимались паломничеством, а также создавали монастыри и базилики. Все указанные процессы повлекли за собой изменения в восприятии авторами каролингской эпохи образов женщин как таковых - как уже было обозначено, «деятельность», характерная описаниям власть имущих женщин в меровингских источниках, сменилась «присутствием». Авторы чаще стали использовать уничижительные словесные конструкции в отношении описываемых женских образов, базирующиеся на уже упоминавшейся идее о слабости и подчиненной роли женского пола. В рамках этой же концепции в отношении женщин реже стали использоваться слова, описывающие их «благочестие», которые теперь стали являться оправданием проводимой политики в случаях мужчин, что может говорить об отсутствии необходимости данного приема в отношении женщин в свете понижения степени их влияния в вопросах подобного рода.
К тому же можно отнести и преломление взгляда каролингских авторов на степень виновности женщины при оценке инцидентов, связанных с актами сексуального характера, что выразилось в изменении восприятия женской сексуальности, нередко используемой теперь для дискредитации путем обвинения в греховности. В свою очередь это явление предположительно может быть связано с окончательным закреплением христианством своих позиций - это объясняется вовлеченностью меровингских женщин в процесс его распространения, первоначально требовавший от них как от посредниц положительного социального образа. Деактуализация данной практики, сопровождаемая переходом «первенства по благочестию» христианнейшим каролингским императорам, нейтрализовала необходимость проявления лояльности в отношении женской сексуальности.
Переход «первенства по благочестию» в свою очередь обусловил трансформации, связанные с преломлением традиционного для франков концепта маскулинности, что выразилось, прежде всего, в изменении восприятия мужественности, не соотносимой теперь исключительно с физической силой и воинственностью, характерной для условно гегемонного варианта маскулинности меровингского периода. Эти изменения, подразумевающие разбавление воинской идентичности императора элементами, ранее характерными только варианту маскулинности священнослужителей, могут быть связаны с избранным Каролингами путем строительства империи, а именно - со стратегией имперской консолидации на духовной основе, то есть с опорой на христианскую веру, что в свою очередь предполагало выстраивание максимально лояльного к христианской морали образа правителя.
Таким образом, во всем обозначенном выше выражается динамика гендерных дискурсивных практик на рубеже исследуемых эпох. Так как специфические черты гендерных дискурсивных практик при переходе от эпохи Меровингов к эпохе Каролингов, являвшейся во многом переломной для западноевропейской идеологии и культуры, заложили исторические условия для развития подобного рода концептов в дальнейшем средневековом дискурсе, пережитки которых мы можем наблюдать и на сегодняшний день, тема эта не теряет своей актуальности. Проблема же, рассмотренная в выпускной квалификационной работе, тем не менее освящена далеко не полностью и поэтому требует последующего более объемного и детального изучения, предусматривающего гораздо более подробного рассмотрение в ее рамках вопроса об идентичностях во франкском дискурсе, а также привлечение большего спектра разноплановых источников, на основании которых можно будет воссоздать наиболее целостную картину приближенного к действительности положения вещей.
