Архетип сказки в романе А.Ф. Вельтмана “Новый Емеля, или Превращения”
|
Аннотация 2
Введение 7
1 Сказочные архетипы в образной системе и сюжетной организации романа
А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения» 14
1.1 Сказка 14
1.2 «Новый Емеля или Превращения» (1846) 23
1.3 Архетип сказочного Емели в герое романа Вельтмана 25
1.4 Жанровая экспликация «сказки» в сюжете романа «Новый Емеля, или Превращения» 33
1.5 Сказка о Змее Горыныче 41
1.6 Баба Яга 47
2 Сказочный код в поэтике романа А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения» 51
2.1 Сказочная схема сюжета 54
2.2 Смерть-ситуация, связанная с «переправой» в «мертвое царство» в «Новом Емеле» 57
Заключение 77
Литература 80
Введение 7
1 Сказочные архетипы в образной системе и сюжетной организации романа
А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения» 14
1.1 Сказка 14
1.2 «Новый Емеля или Превращения» (1846) 23
1.3 Архетип сказочного Емели в герое романа Вельтмана 25
1.4 Жанровая экспликация «сказки» в сюжете романа «Новый Емеля, или Превращения» 33
1.5 Сказка о Змее Горыныче 41
1.6 Баба Яга 47
2 Сказочный код в поэтике романа А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения» 51
2.1 Сказочная схема сюжета 54
2.2 Смерть-ситуация, связанная с «переправой» в «мертвое царство» в «Новом Емеле» 57
Заключение 77
Литература 80
Постановка проблемы
Сказка очень активно использовалась в русской литературе в 1830-40 гг. Литературоведы активно исследуют характер и причины этого процесса с разных сторон и в разных аспектах. Охарактеризовать весь пласт исследований не представляется возможным. Укажем лишь отдельные аспекты. Жанровый субстрат сказки в литературе служит различным художественным задачам: 1) сказочное - знак культурно-идеологических воззрений народа, это дает возможность литературно-беллетристически использовать через сказку мифологические элементы; 2) сказочная модель и вымысел позволяют использовать ее как форму иносказания (в Просвещении, в частности масонских аллегорических произведениях); 3) мир сказки соответствовал романтической фантазии, креативному перевоссозданию действительности; 4) сказочная форма в своей «промежуточности» между традиционалистским стандартом и креативизмом личности сказочника, создающего «новое», становилась каналом вхождения мифологической картины мира в произведение ; 5) «сказочный» мифологизм в литературе как до-историчность или сверх-историчность противостоит изъянам мира как результату исторического его изменения (исторической деформации исконного национально-родового). Для 1830-40 годов важна роль сказки в изменении поэтики произведения и содержательно-мировоззренческие установки этих изменений. Если прежде сказка выражала идеальное сам по себе, то в 1830-е годы идеальное выражалось через реальное, что обусловило контаминацию (растворение) элементов сказки в поэтике повестей и романов (от гоголевских «Вечеров» - до «Капитанской дочки» ).
Вельтман, как может показаться, занимает свою «промежуточную» позицию между сказочниками-романтиками (Сомов, Одоевский) и сказочниками-реалистами (Пушкин, Г оголь). У него мы видим максимальное использование архитектоники сказки для романной формы. Он создал роман- сказку . Интересны выводы Рыбкина о характере направленности использования романом Вельтмана сказочного субстрата: «...это - не просто филологические забавы, а продуманная авторская позиция, в основе которой лежит стремление к мифологическому универсализму, упорядочению хаотической раздробленности современного десакрализованного мира через обретение им некоего праязыка и как минимум через причащение собственной истории» .
Три тенденции сказочного можно отметить в романах Вельтмана: 1) репрезентация сверх-историчности (мифологического) народного миросозерцания, что смыкается с выражением сферы идеального в романтизме; 2) романтический креативизм преображения реальности (реалии эпохи - лишь материал для культурного обобщения); 3) элементы сказки служат кодификации романной модели мира, что сопровождается процессами деконструкции сказки в жанровом поле романа. Последняя тенденция особенно широко выразилась и обретает новый поворот н материале социально-бытовом в романах Вельтмана о современности - «Сердце и Думка» (1838) и «Новый Емеля, или Превращания», которые не становились объектом подробного изучения в литературоведении.
Прежде всего «сказочный код» поэтики романа является важной проблемой для нового подхода рассмотрения романа Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения», потому что по сравнению с «Сердцем и Думкой», в которой вторжение сказочного в социально-бытовое напоминает приемы романтизма, этом романе, опубликованном в 1846 году соединение сказки с прозаической современностью, не вписывалось и в линию романтизма, ни в линию реализма. Новаторство Вельтмана в этом романе не было оценено, хотя оно является вершинным завершением писателем поэтологического единства сказки с художественной формой романа.
Эту проблему позволяет по-новому раскрыть архетип сказки как «сказочный код» романной поэтики. И.П. Смирнов указывал, что «архетипом одного из классов романа (возможны и другие классы, а следовательно, и другие архетипы) является волшебная сказка» . Вельтман по-своему развивает те тематические и структурно-художественные функции сказки в романе, которые использовались в литературе того времени. Но специфичность подхода Вельтмана заключается в тотальности и фронтальности связей сказки с романом, в которых она и сохраняет свое жанрово-тематическое ядро, и подвергается деконструкции, которая предоставляет разнообразие других возможностей сказочно-романного единства. Знаковый пример такой деконструкции сказки эксплицируется в сюжете романа «Новый Емеля», когда «отчим» заставляет Емелю заучивать пословицы, переставляя их части: «Знает мясо, чью кошку съела». Речь не только о пародировании и травестировании. Но в мире «Емели» и такая искаженная, обессмысленная пословица (релевантная в своей сути «превращениям» в романе и самому герою): остается пословицей по принципу «обратного отражения», перевернутой предметности, но упорядоченной функциональности. Ее составляют те же формы отношений, но элементы переставлены. Конечно, это лишь отдельный знаково-показательный пример, который не исчерпывает всех приемов деконструкции сказки в расширении ее поэтологической контаминации в романе «Новый Емеля». Но рассмотрения целостной системы использования элементов сказки в поэтике романе «Новый Емеля» является актуальной проблемой для творчества Вельтмана на переломе от «романтического» этапа к этапу «реалистической» направленности его поздних романов.
Степень изученной проблемы
Сказка в романах А.Ф. Вельтмана в основном рассматривалась на примере известных исторических романов писателя 1830-х годов («Кощей Бессмертный», «Светославич, вражий питомец»), заслуживших в свое время похвалу В.Белинского. Исследователи в основном рассматривали содержательно-тематическую модификацию традиционной сказочной образности и формы в исторических романах Вельтмана . Романы Вельтмана «Сердце и Думка» (1838) и «Новый Емеля или Превращения» соединяли сказку с авантюрно-бытовым жанром изображения современности. Современники критично отнеслись к попыткам писателя соединить сказку и изображение современного социально-бытового материала. Белинский весьма критично отозвался о «Емеле», и такое отношение, но уже с научными комментариями, повторяется исследователями Вельтмана. Сказка в романе Вельтмана рассматривалась в контексте выражения народности в русской литературе 1830-1840 гг., жанрового развития исторического романа. Роль архетипа сказки в романе Вельтмана о современности не изучалась. Перспективные поиски Вельтманом поэтологической контаминации сказки с романом о современности в основном наталкивали исследователей на повторение критических замечаний, высказанных еще Белинским и другими критиками о «Новом Емеле». Предпринимались попытки взглянуть на героев Вельтмана через реалистическую характерологию , но эта артикуляция делала неорганичным прикрепление вельтмановского романа к линии русского реализма (с которым относительно связаны поздние романы цикла «Приключения, почерпнутые из моря житейского»).
Такая ситуация делает актуальным рассмотрение романов Вельтмана о современности, в которых жанровое единство сказки с романом выходит на новый уровень развития поэтики Вельтмана.
Цель исследования: Выявить сказочные архетипы в сюжете романа А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения и проинтерпретировать их мотивно-тематическое и функционально-поэтологическое значение
Задачи исследования:
6. Сравнить сказочный архетип Емели с образом главного героя романа А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения»
7. Проанализировать «вставные» сказки и их семантическую роль в художественной структуре романа.
8. Исследовать поэтику романа «Новый Емеля» через использование Вельтманом элементов сказки (сказочных функций персонажей, сказочные схемы сюжета, сказочные мотивы)
9. Охарактеризовать структурно-семантическую роль в романе трех аспектов использования сказки Вельтманом (выражение народной культуры, театрально-пародийная форма, мотивно- метафорическая система сказки как иносказания).
10. Рассмотреть культурно-семантическое соотношение сказочного кода с культурно-мифологическим кодом современности в романе «Новый Емеля, или Превращения»
Объект исследования: роман А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или превращения»
Предмет исследования: сказочные архетипы
Методы исследования: сравнительно-исторический и структурно-семиотический
Краткое описание работы:
Во Введении актуализируются основные аспекты проблематики исследования, дается краткая характеристика работ по изучению творчества А.Ф. Вельтмана, указываются цель и задачи исследования, уточняются его объект и предмет, а также определяются методы анализа материала и дается краткое описание работы.
В 1 главе обрисовывается историко-литературный контекст обращения Вельтмана к сказочному архетипу, характеризуется специфичность использования сказки на отдельных этапах романного творчества писателя, анализируются мотивно-семантические связи сказочного архетипа Емели с образом главного героя романа «Новый Емеля, или Превращения», интерпретируются экспликации сказки в виде вставных рассказов, их композиционное значение и мотивно-иносказательные проекции в повествовании.
Во 2 главе рассматривается отражение в сюжете романа и системе персонажей - сюжетной схемы сказки (В.Я. Пропп), сказочных функций. Анализуруется соотношение сказочного кода с культурно-мифологическим кодом социально-бытовой жизни в пересечении трех тенденций использования сказки в романе: 1) как репрезентации народного миросозерцания; 2) как театрально-травестийной репрезентации №) как иносказания, отраженного в системе мотивов в повествовании. В конце лишь указано значение сказочного дискурса в романе. В Заключении подводятся итоги рассмотрения архетипа сказки в романе А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения» и намечается перспективы изучения проблематики сказки в романном творчестве Вельтмана в культурно-философском аспекте.
Сказка очень активно использовалась в русской литературе в 1830-40 гг. Литературоведы активно исследуют характер и причины этого процесса с разных сторон и в разных аспектах. Охарактеризовать весь пласт исследований не представляется возможным. Укажем лишь отдельные аспекты. Жанровый субстрат сказки в литературе служит различным художественным задачам: 1) сказочное - знак культурно-идеологических воззрений народа, это дает возможность литературно-беллетристически использовать через сказку мифологические элементы; 2) сказочная модель и вымысел позволяют использовать ее как форму иносказания (в Просвещении, в частности масонских аллегорических произведениях); 3) мир сказки соответствовал романтической фантазии, креативному перевоссозданию действительности; 4) сказочная форма в своей «промежуточности» между традиционалистским стандартом и креативизмом личности сказочника, создающего «новое», становилась каналом вхождения мифологической картины мира в произведение ; 5) «сказочный» мифологизм в литературе как до-историчность или сверх-историчность противостоит изъянам мира как результату исторического его изменения (исторической деформации исконного национально-родового). Для 1830-40 годов важна роль сказки в изменении поэтики произведения и содержательно-мировоззренческие установки этих изменений. Если прежде сказка выражала идеальное сам по себе, то в 1830-е годы идеальное выражалось через реальное, что обусловило контаминацию (растворение) элементов сказки в поэтике повестей и романов (от гоголевских «Вечеров» - до «Капитанской дочки» ).
Вельтман, как может показаться, занимает свою «промежуточную» позицию между сказочниками-романтиками (Сомов, Одоевский) и сказочниками-реалистами (Пушкин, Г оголь). У него мы видим максимальное использование архитектоники сказки для романной формы. Он создал роман- сказку . Интересны выводы Рыбкина о характере направленности использования романом Вельтмана сказочного субстрата: «...это - не просто филологические забавы, а продуманная авторская позиция, в основе которой лежит стремление к мифологическому универсализму, упорядочению хаотической раздробленности современного десакрализованного мира через обретение им некоего праязыка и как минимум через причащение собственной истории» .
Три тенденции сказочного можно отметить в романах Вельтмана: 1) репрезентация сверх-историчности (мифологического) народного миросозерцания, что смыкается с выражением сферы идеального в романтизме; 2) романтический креативизм преображения реальности (реалии эпохи - лишь материал для культурного обобщения); 3) элементы сказки служат кодификации романной модели мира, что сопровождается процессами деконструкции сказки в жанровом поле романа. Последняя тенденция особенно широко выразилась и обретает новый поворот н материале социально-бытовом в романах Вельтмана о современности - «Сердце и Думка» (1838) и «Новый Емеля, или Превращания», которые не становились объектом подробного изучения в литературоведении.
Прежде всего «сказочный код» поэтики романа является важной проблемой для нового подхода рассмотрения романа Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения», потому что по сравнению с «Сердцем и Думкой», в которой вторжение сказочного в социально-бытовое напоминает приемы романтизма, этом романе, опубликованном в 1846 году соединение сказки с прозаической современностью, не вписывалось и в линию романтизма, ни в линию реализма. Новаторство Вельтмана в этом романе не было оценено, хотя оно является вершинным завершением писателем поэтологического единства сказки с художественной формой романа.
Эту проблему позволяет по-новому раскрыть архетип сказки как «сказочный код» романной поэтики. И.П. Смирнов указывал, что «архетипом одного из классов романа (возможны и другие классы, а следовательно, и другие архетипы) является волшебная сказка» . Вельтман по-своему развивает те тематические и структурно-художественные функции сказки в романе, которые использовались в литературе того времени. Но специфичность подхода Вельтмана заключается в тотальности и фронтальности связей сказки с романом, в которых она и сохраняет свое жанрово-тематическое ядро, и подвергается деконструкции, которая предоставляет разнообразие других возможностей сказочно-романного единства. Знаковый пример такой деконструкции сказки эксплицируется в сюжете романа «Новый Емеля», когда «отчим» заставляет Емелю заучивать пословицы, переставляя их части: «Знает мясо, чью кошку съела». Речь не только о пародировании и травестировании. Но в мире «Емели» и такая искаженная, обессмысленная пословица (релевантная в своей сути «превращениям» в романе и самому герою): остается пословицей по принципу «обратного отражения», перевернутой предметности, но упорядоченной функциональности. Ее составляют те же формы отношений, но элементы переставлены. Конечно, это лишь отдельный знаково-показательный пример, который не исчерпывает всех приемов деконструкции сказки в расширении ее поэтологической контаминации в романе «Новый Емеля». Но рассмотрения целостной системы использования элементов сказки в поэтике романе «Новый Емеля» является актуальной проблемой для творчества Вельтмана на переломе от «романтического» этапа к этапу «реалистической» направленности его поздних романов.
Степень изученной проблемы
Сказка в романах А.Ф. Вельтмана в основном рассматривалась на примере известных исторических романов писателя 1830-х годов («Кощей Бессмертный», «Светославич, вражий питомец»), заслуживших в свое время похвалу В.Белинского. Исследователи в основном рассматривали содержательно-тематическую модификацию традиционной сказочной образности и формы в исторических романах Вельтмана . Романы Вельтмана «Сердце и Думка» (1838) и «Новый Емеля или Превращения» соединяли сказку с авантюрно-бытовым жанром изображения современности. Современники критично отнеслись к попыткам писателя соединить сказку и изображение современного социально-бытового материала. Белинский весьма критично отозвался о «Емеле», и такое отношение, но уже с научными комментариями, повторяется исследователями Вельтмана. Сказка в романе Вельтмана рассматривалась в контексте выражения народности в русской литературе 1830-1840 гг., жанрового развития исторического романа. Роль архетипа сказки в романе Вельтмана о современности не изучалась. Перспективные поиски Вельтманом поэтологической контаминации сказки с романом о современности в основном наталкивали исследователей на повторение критических замечаний, высказанных еще Белинским и другими критиками о «Новом Емеле». Предпринимались попытки взглянуть на героев Вельтмана через реалистическую характерологию , но эта артикуляция делала неорганичным прикрепление вельтмановского романа к линии русского реализма (с которым относительно связаны поздние романы цикла «Приключения, почерпнутые из моря житейского»).
Такая ситуация делает актуальным рассмотрение романов Вельтмана о современности, в которых жанровое единство сказки с романом выходит на новый уровень развития поэтики Вельтмана.
Цель исследования: Выявить сказочные архетипы в сюжете романа А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения и проинтерпретировать их мотивно-тематическое и функционально-поэтологическое значение
Задачи исследования:
6. Сравнить сказочный архетип Емели с образом главного героя романа А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения»
7. Проанализировать «вставные» сказки и их семантическую роль в художественной структуре романа.
8. Исследовать поэтику романа «Новый Емеля» через использование Вельтманом элементов сказки (сказочных функций персонажей, сказочные схемы сюжета, сказочные мотивы)
9. Охарактеризовать структурно-семантическую роль в романе трех аспектов использования сказки Вельтманом (выражение народной культуры, театрально-пародийная форма, мотивно- метафорическая система сказки как иносказания).
10. Рассмотреть культурно-семантическое соотношение сказочного кода с культурно-мифологическим кодом современности в романе «Новый Емеля, или Превращения»
Объект исследования: роман А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или превращения»
Предмет исследования: сказочные архетипы
Методы исследования: сравнительно-исторический и структурно-семиотический
Краткое описание работы:
Во Введении актуализируются основные аспекты проблематики исследования, дается краткая характеристика работ по изучению творчества А.Ф. Вельтмана, указываются цель и задачи исследования, уточняются его объект и предмет, а также определяются методы анализа материала и дается краткое описание работы.
В 1 главе обрисовывается историко-литературный контекст обращения Вельтмана к сказочному архетипу, характеризуется специфичность использования сказки на отдельных этапах романного творчества писателя, анализируются мотивно-семантические связи сказочного архетипа Емели с образом главного героя романа «Новый Емеля, или Превращения», интерпретируются экспликации сказки в виде вставных рассказов, их композиционное значение и мотивно-иносказательные проекции в повествовании.
Во 2 главе рассматривается отражение в сюжете романа и системе персонажей - сюжетной схемы сказки (В.Я. Пропп), сказочных функций. Анализуруется соотношение сказочного кода с культурно-мифологическим кодом социально-бытовой жизни в пересечении трех тенденций использования сказки в романе: 1) как репрезентации народного миросозерцания; 2) как театрально-травестийной репрезентации №) как иносказания, отраженного в системе мотивов в повествовании. В конце лишь указано значение сказочного дискурса в романе. В Заключении подводятся итоги рассмотрения архетипа сказки в романе А.Ф. Вельтмана «Новый Емеля, или Превращения» и намечается перспективы изучения проблематики сказки в романном творчестве Вельтмана в культурно-философском аспекте.
Сказочно-мифологическая модель активизируется в культуре при значительном смещении ее культурно-национальной основы. Как проницательно заметил М.Н. Липовецкий: «литературная сказка неизменно активизируется в периоды значительных историко-культурных переломов, когда меняется духовная ориентация общества, когда осуществляется переход от разрушающейся старой концепции личности к еще не сформировавшейся новой, что, естественно, сказывается на глубокой перестройке всей художественной системы» . Сказка близка мифу, в ее основе сюжетная схема мифа. Мифологическое, проистекающее из сказки - как альтернатива «историзму» как «историцизму» того или иного толка. В ответ ему выдвигается универсальная фольклорно-мифологическая сказочная телеологичность. Активизация сказочного кода и сказочного дискурса в поэтике романа обусловлена глубинными изменениями в культуре и в общественной формации России первой половины XIX в. Особенно широко процесс образно-стилистической ревизии развернулся в романах Вельтмана.
Вельтман активно использует сказку как готовую форму. Она важна и как сказочная призма виденья героя, и как сфера его сказочных метаморфоз («Кощей бессмертный», «Новый Емеля»). Сказка дает «молодцу» особую вненаходимость, отличную от «ролевой» ассимиляции «плута», или духовно¬личностной автономии романтического Я. Но сказочность романов Вельтмана основывается на том, как сказка перерабатывает в себе любой материал. Сказочный нарратив заключается не столько в формально-структурных элементах как сюжетности, функционально-типологических позициях героев (помощник, губитель и пр). Царит сказочная креативность, функциональная полисемантичность, когда любой образ, ситуация, явление, черта, слово, разворачиваются не только в обусловленности реальностью (реализм) или идеальной системой ценностей, но в поле своих творческих возможностей сочинительства как языка - как творческой памяти накопленного культурой.
Хорошо сказал об этой полистиличности писателя П.Н. Рыбкин: «И в содержательном, и в формальном аспектах, оно это разноязычие, выполняет достаточно противоречивые, но отнюдь не взаимоисключающие функции: с одной стороны воспроизводит раздробленность современного сознания, безблагодатное состояние общества, в котором нарастают процессы атомизации, с другой - являет собой если не непосредственное обретение праязыка (а следовательно, и достижение сказочно-мифологического единства), то, по крайней мере, указывает пути к нему» . В связи с этим. Вельтман не просто обладал собственным методом в литературе, он единственно представил в России целую переходную эпоху . Свободе фабульного и повествовательного разнообразия у Вельтмана способствовала свобода сказочного «сказывания», сказочный код, пронизывающий всю поэтику вельтмановского романа.
В литературном контексте формирования жанра исторического романа и задач отражения народности Вельтман внес свой вклад в использовании сказки. Но по сравнению с другими писателями, он расширяет возможности синтеза сказки с романом, создавая уникальную художественную структуру, в которой заново открываются поэтологические возможности сказки в крупной повествовательной форме. Вельтмановский роман-сказка вобрал традиции использования сказки в Просвещении и романтизме, и в то же время в своей модифицированности этот синтез сказки и романа предугадывает будущие перспективы. Например, роман «Генерал Каломерос» представляет собой вариант «альтернативной» истории, столь популярный в современном романе. Многое в романе-сказке Вельтмана предугадывает приемы романа-фэнтези (например. «MMMCDXLVIII год. Рукопись Мартына Задека»). Тогдашняя критика могла лишь указывать на оригинальность очередного романа Вельтмана, но концептуального языка интерпретации этой оригинальности она не имела. Романы Вельтмана, к сожалению, до сих пор так и не получили целостной характеристики. Историко-литературная интерпретация Вельтмана в контексте романтизма видится сегодня явно недостаточной и оставляет многие лакуны в творческом методе писателя. Поэтому место Вельтмана в русской литературе до сих пор не определено.
Конечно, сказочный код не является исчерпывающим средством для решения этой задачи. Но он многое проясняет в вельтмановском индивидуально-жанровом феномене «романа-сказки». Сказка использовалась в содержательно-тематическом аспекте и в структурно-формальных приемах и средствах. Но у Вельтмана это удивительный синтез - форм, языка, образности, системы мотивных перекличек, и главное - охватывающего и гармонизирующего все это артистизма повествования.
Вельтман активно использует сказку как готовую форму. Она важна и как сказочная призма виденья героя, и как сфера его сказочных метаморфоз («Кощей бессмертный», «Новый Емеля»). Сказка дает «молодцу» особую вненаходимость, отличную от «ролевой» ассимиляции «плута», или духовно¬личностной автономии романтического Я. Но сказочность романов Вельтмана основывается на том, как сказка перерабатывает в себе любой материал. Сказочный нарратив заключается не столько в формально-структурных элементах как сюжетности, функционально-типологических позициях героев (помощник, губитель и пр). Царит сказочная креативность, функциональная полисемантичность, когда любой образ, ситуация, явление, черта, слово, разворачиваются не только в обусловленности реальностью (реализм) или идеальной системой ценностей, но в поле своих творческих возможностей сочинительства как языка - как творческой памяти накопленного культурой.
Хорошо сказал об этой полистиличности писателя П.Н. Рыбкин: «И в содержательном, и в формальном аспектах, оно это разноязычие, выполняет достаточно противоречивые, но отнюдь не взаимоисключающие функции: с одной стороны воспроизводит раздробленность современного сознания, безблагодатное состояние общества, в котором нарастают процессы атомизации, с другой - являет собой если не непосредственное обретение праязыка (а следовательно, и достижение сказочно-мифологического единства), то, по крайней мере, указывает пути к нему» . В связи с этим. Вельтман не просто обладал собственным методом в литературе, он единственно представил в России целую переходную эпоху . Свободе фабульного и повествовательного разнообразия у Вельтмана способствовала свобода сказочного «сказывания», сказочный код, пронизывающий всю поэтику вельтмановского романа.
В литературном контексте формирования жанра исторического романа и задач отражения народности Вельтман внес свой вклад в использовании сказки. Но по сравнению с другими писателями, он расширяет возможности синтеза сказки с романом, создавая уникальную художественную структуру, в которой заново открываются поэтологические возможности сказки в крупной повествовательной форме. Вельтмановский роман-сказка вобрал традиции использования сказки в Просвещении и романтизме, и в то же время в своей модифицированности этот синтез сказки и романа предугадывает будущие перспективы. Например, роман «Генерал Каломерос» представляет собой вариант «альтернативной» истории, столь популярный в современном романе. Многое в романе-сказке Вельтмана предугадывает приемы романа-фэнтези (например. «MMMCDXLVIII год. Рукопись Мартына Задека»). Тогдашняя критика могла лишь указывать на оригинальность очередного романа Вельтмана, но концептуального языка интерпретации этой оригинальности она не имела. Романы Вельтмана, к сожалению, до сих пор так и не получили целостной характеристики. Историко-литературная интерпретация Вельтмана в контексте романтизма видится сегодня явно недостаточной и оставляет многие лакуны в творческом методе писателя. Поэтому место Вельтмана в русской литературе до сих пор не определено.
Конечно, сказочный код не является исчерпывающим средством для решения этой задачи. Но он многое проясняет в вельтмановском индивидуально-жанровом феномене «романа-сказки». Сказка использовалась в содержательно-тематическом аспекте и в структурно-формальных приемах и средствах. Но у Вельтмана это удивительный синтез - форм, языка, образности, системы мотивных перекличек, и главное - охватывающего и гармонизирующего все это артистизма повествования.
