ТЕОРИЯ РЕФЕРЕНЦИИ В КОНТЕКСТЕ МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ
|
ВВЕДЕНИЕ 2
1. УМНОЕ ЧУВСТВО РЕАЛЬНОСТИ 8
2. ПОЛЕ РЕАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ 28
3. ЛАД РЕАЛЬНОГО МИРА 41
4. ЯЗЫКОВОЕ МЫШЛЕНИЕ 62
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 82
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 85
1. УМНОЕ ЧУВСТВО РЕАЛЬНОСТИ 8
2. ПОЛЕ РЕАЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ 28
3. ЛАД РЕАЛЬНОГО МИРА 41
4. ЯЗЫКОВОЕ МЫШЛЕНИЕ 62
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 82
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 85
Актуальность темы. Актуальность выбранной нами темы - “теория референции” выражается в ее реалистичности. Мы полагаем, что труднейшее в теории - выразить реальное положение дел. Теория референции как теория реального с нашей точки зрения является не только теорией значения внутри концептуального логического понимания, но и теорией реальных вещей (res) мира, теорией мира как такового - феерией мира. Наитруднейшее для человека - удержать себя в реалиях мира, в реалиях его особого порядка - лада. Актуальность предложенной темы состоит в том, что она позволяет грамотно ориентироваться в сущностной структуре мира. Актуальна даже не тема, но то реальное, что просвечивает сквозь нее и требует актуализации. Люди, размышлявшие о мире, обычно приходили к неверному выводу о неизбежности войны, - якобы она, как и мир, диалектически определяет человеческую историю, бодрит дух, убирает лишних. Мы же смеем утверждать, что конфликты, раздоры, войны, холокосты - не являются неизбежностью человеческого существования и возникают только в силу ущербности сознания и разума у людей. Выправляя свою чуткость в отношении к реальному, выправляя логос своих рассуждений о различных вещах и свое разумное ведение вещей, мы открываем для себя реальный мир. Мир сообразностей и соответсвенностей. Отстраняясь от глупейших реляционных теорий и ложных дихотомий, которые только на руку агентам войны. Если учитывать как много еще тех, кто готов прогнуться перед логикой войны, нет ничего более актуального, нежели предъявить порядок мира среди людей, заинтриговать людей единством мира где нет войн.
История вопроса. Референция определяется современными исследователями как «отнесенность актуализованных имен, именных выражений или их эквивалентов к предметам действительности (референтам, денотатам)» или как «соотнесение и соотнесенность языковых выражений с внеязыковыми объектами и ситуациями». Референция как действие соотнесения, осуществляется говорящим, - это отдельный компонент в составе речевого акта. Референция как результат (соотнесенность) - это отношение, в которое вступают языковые выражения в контексте речевого акта. Классическая теория референции исходит из того, что в основе способности к референции лежит смысл выражения, т.е. референция предопределена смыслом. Арутюнова выделяет три основных фактора, определяющих референцию: синтаксический, логико-семантический и прагматический. Развитие референциальных теорий видимо идет в сторону прагматизации. Каузальная теория (Доннелан, Крипке, Патнэм) решающую роль придает прагматическим факторам. Крипке вводит понятие «твердого десигнатора» как имени, обеспечивающего указание на один и тот же объект во всех возможных мирах. Он убежден в первичности понятия индивида, относительно понятия возможных миров . В каузальной теории имена соотносятся с объектами без посредства значений, смыслов, но на основе знаний и представлений говорящих о мире. К.С. Доннелан вводит противопоставление атрибутивного и референтного употребления дескрипций, т.е. именований, включающих общие имена. При референтном употреблении значение дескрипции служит только для указания на объект. Оно не входит в содержание высказывания, влияющее на его истинностное значение. При атрибутивном использовании дескрипции значение выражения входит в смысл высказывания. Оно семантически связано с предикатом и выполняет характеризующую функцию наряду с идентифицирующей. В центре внимания неоклассической теории находится объяснение референции на основе «семантической компетенции» говорящего, включающей разные факторы. Развивается этот подход с применением теории речевых актов, где реферирование считается действием говорящих, а не выражений. Референция понимается как элементарный речевой акт, входящий в более крупный акт - вопроса, утверждения, приказа и т.п. Теория референции, как употребление языка, связана с целевыми установками - и в употреблении конкретных имен, и в смысле всего дискурса. Демьянков В. З. выделяет классический (Фреге, Черч К. Льюис, Карнап, Сёрл), критический (Доннеллан, Крипке, Патнам) и неоклассический (Катц, Кронфельд) период в понимании референции. Автор теории коммуникативного действия Ю. Хабермас исходит из того, что грамматические предложения посредством универсальных значимых претензий встраиваются в основные отношения к реальности, так что они становятся способными выполнять базовые прагматические функции представления, сообщения, выражения, побуждения, лежащие в основе всех остальных функций речевых выражений, которые они могут приобретать в различных контекстах. Он вводит три модуса коммуникации: когнитивный, экспрессивный и интерактивный, в которых выражаются пропозициональное содержание, субъективное переживание и интерперсональное отношение. Эти модусы являются сутью сферы референции. Хабермас объединяет теорию речевых актов с витгенштейновскими фоновыми знаниями и вводит понятие «жизненный мир».
Теории референции начали выстраивать логики, наблюдая над употреблением значений имен нарицательных в лексике естественного языка (Дж. Милль, Г. Фреге, Б. Рассел, Р. Карнап и др.). В теориях референции старались выделить идентифицирующий тип, который позволил бы высказываться именно о конкретной единственной вещи (“вещью” мы будем называть любое сущее). Наибольшее внимание вызывали имена собственные. В дальнейшем теории референции все более прагматизировались, в них входили понятия коммуникативных установок говорящего, его интенции, формы организации контекста коммуникации; делались попытки формализации “пропозицициональных установок”, как то у У. Куайна, Строссона, К. Доннелана. Л. Линский прямо соотнес акт референции с говорящим субъектом, усомнившись в связи референции и представлений о предмете речи. Референция им интерпретировалась как одно из проявлений интенции говорящего. Дж. Серл представляет акт референции как отношение между намерением говорящего и узнаванием этого намерения адресатом. П.С. Куслий много внимания уделил проблеме референции единичных терминов, рассматривая основные теории референции в философии языка, исследуя их особенности и недостатки. Он предлагает новый подход к анализу референции единичных терминов, который «преодолевает трудности более ранних теорий и оказывается способным решать установленные проблемные случаи». Вот что пишет Хинтикка о референции индивидов: “Один из аспектов моих соображений, который, по- видимому, больше всего огорчит большинство современных философов, связан с вытекающей из них явной зависимостью нашего понятия индивида от способов перекрестного отождествления индивидов, принадлежащих различным «возможным мирам». Этим «возможным мирам» и множеству индивидуализирующих функций, соотносящих элементы различных областей, может быть присуща (с моей точки зрения, это так и есть) некоторого рода объективная реальность. Однако своим существованием они не обязаны причинам «естественного» порядка. Они могут быть столь же объективными, как дома или книги, и так же, как эти последние, сотворены (хотя и невольно) людьми с целью облегчить взаимодействие человека с окружающей его реальностью. Таким образом, мое рассуждение заканчивается явно кантианской нотой: все наши высказывания об окружающем мире пронизаны созданными нами самими понятиями. Даже такое prima facie простое понятие, как понятие индивида, на поверку оказывается зависящим от концептуальных допущений, связанных с рассмотрением различных возможных направлений развития событий. Поскольку мы имеем дело с человеческим мышлением, знание о реальности принципиально не может быть полностью отделено от нашего способа понятийного освоения ее. Поэтому понятию вещи в себе, которую можно было бы надеяться описать и даже индивидуализировать вне рамок конкретной понятийной структуры, суждено остаться вечной иллюзией человеческого разума”. С. Крипке предложил различать референцию говорящего (его интенцию и соответсвующий контекст) и референцию семантическую, относящуюся к языковой конвенции. Лингвисты, кроме прагматической, различают три основных концепции референции: семантическая, номинативная и дейктическая. В них различие проводится согласно типу отношений связи между языковыми выражениями и объектами. В семантической теории (теория дескрипций Рассела) референция обеспечивается значением, выделяет имена собственные и скрытые дескрипции имен собственных, абсолютизируя дескриптивные средства языка. В номинативных теориях (каузальная теория Крипке) референция обеспечивается отношением именования, некоторые виды имен нарицательных приравниваются к именам собственным. Номинативные теории абсолютизируют отношения именования. Фреге различал три вида идентифицирующих знаков: по означающему, при котором знаки отождествляются по идентичности означающих, по идентичности интенсионалов (имя одно, а объекты разные) и по идентичности референтов. Известен его семиотический треугольник - “значения”, “смысла” и “объекта”. В идентифицирующей референции говорящие используют указания на индивидные признаки объекта, способные выделить его из класса. Это называется определенной дескрипцией.
Цель и задачи. Выражая в своей работе “волю к мудрости”, мы стремимся обосновать направление развития человеческого сознания в сторону мироведения, в котором референтом является целый мир и, соответственно, мировые существа. Наша цель - обосновать теорию референции, как теорию мировых соответственностей. Задачи, которые мы ставим перед собой: аналитически рассмотреть то как мы чувствуем реальность, как мы логически сознаем реальность и как мы реализуем реальное в мире. Чем же мы озадачили себя в данном исследовании? Всего тремя вещами: чувством реальности, сознанием реальности и порядком разумного осуществления реального в мире. В четвертой главе мы переносим внимание на механику языка, его особый порядок - как выражение слаженности мира.
Объект и предмет исследования. Объектом нашего исследования является нечто, что мы именовали словом “реальность”, полагая ее ключевой фундирующей основой теории референции. Предметом нашего исследования являются различные, но взаимно коррелятивные концептуальные представления о реальности в сознании, то есть, собственная природа сознания как предмета исследования. Объект - в мире, предмет - в сознании. Итак, объект - мир, а предмет - поле сознания. Предшествованием любого сознательного конципирования мы выставляем природу понимающего чувствования. Реальное как чувственно постигаемое нечто - объект нашего исследования. Это нечто мы называем “вещь”. Можно теорию реальности назвать реизмом (res - вещь). Предметом же исследования является “истина”. Как ратификация и удостоверение реального. Метафизика становления человеческого существа, формы его осуществления в физическом, психическом и социальном теле - вот размерность предмета нашего исследования.
Научная новизна. Новизна нашего исследования в том, что мы определили прагматическое назначение референта через “название” ” и его мировую судьбу через “ведение”, разъяснив необходимость введения этих функциональных терминов. Название как форма призывания по имени, а ведение - как ход в мир и его о-в-ладение. Также мы постарались подчеркнуть принципиальное отличие наивной “реальности” и познаваемой “действительности”. Новое - хорошо забытое старое. Вспомнить это старое помогают неекоторые из глубоких философов. Наиболе ясное и тщательное описание реального положения дел в мире, мы находим у испанского философа Хавьера Субири (1898-1983). В его текстах есть надлежащая строгость, точность и неиссякаемая новизна побуждения к осмыслению. Субири предлагает концепцию чувствующего понимания (интеллигенции) как альтернативу античной субстанции и нововременному субъекту с его дихотомиями, с его раздвоением сознания и неизбывным релятивизмом, - новую идею реальности как субстантивной структуры. Из этой идеи возникает новое, несубъектное видение человеческой личности, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В отличии от сознания, которое “новое” видит всегда как нечто дополняющее “старое” (отсюда бесконечная гонка “инноваций”), но находит в самой реальности, которая осуществляет подлинное новление. То есть, “реальность” есть действительно настоящее “новое” - неизбывно новое в собственной природе. Аналогом слову “реальность” мы бы подобрали слово “тайна”, но тайна доступная нашим чувствам. Научная же новизна возникает только в опыте приобщения к системе реальности, это уже нечто другое. Реальность кажется релятивной только в концептуальном понимании, но в собственном смысле она абсолютна. Новизну мы полагаем не в появлении “новой” вещи, но в непрестанной ре-актализации всегда старой и абсолютно надежной реальности. В отличие от абстрактной мысли, структура абсолютной мысли, совпадающая с реальностью постоянно издаёт живой звук, который хотя для человеческого уха совсем и не слышим, не видим и не чувствуем, всегда безОбразен и осмыслен может быть только разумеющим пониманием. Именно поэтому то, что слышит, видит и чувствует человеческое существо проходит под знаком большого вопроса.
Методологическая и теоретическая основа исследования. Теоретической основой нашего исследования мы взяли аналитику трех книг Х. Субири о чувствующем интеллекте. Общее название для философии Субири трудно подобрать, поскольку она выходит за рамки феноменологических, герменевтических, прагматических школ мышления. Лучшее, что приходит на ум - это “ноология”, если под “ноо” будем понимать трехстороннюю систему разумения, отличая разум от двойственного сознания (“голова”) и от интуитивного чувствующего понимания (“сердце”). Троичный метод реальной референции, как методологическая основа человеческого осуществления в мире, можно назвать индуктивной диалектикой. В отличии от теорий референции, которые только отсылают к якобы реальным вещам, наш метод говорит о вещах, сам пребывая в существе вещей. Что-то близкое нашим размышлениям мы находим у Б. Латура в его системе референтных (интерферентных) узловых точек акторной сети: «Chains of reference are not rope bridges strung between the mind on one side and reality on the other, but snakes—don’t we associate snakes with knowledge?!—whose heads and tails grow further and further apart as their bodies grow longer and stouter».
Практическая значимость работы. Мы живем во времена, когда философия распалась на множество направлений, никак не связанных друг с другом, это своеобразная смерть философии, но, находя в русле Декартовского намерения основания новой философии, мы, таким образом, восстанавливаем власть разумного человека над миром. Ибо философия есть способ осмысленного властвования. Основная диспозиция нашей философии трояка - это взаимная противопоставленность умного Чувства, актуального Сознания и властного Разума - троякий дизъюнктивный синтез. На стороне сознания - анализ среды обитания - психофизическая или техническая реальность человека; на стороне разумного мышления - реальность человеческого осуществления в мире. Для разумных “владеть” - значит быть в-ладу с миром, для неразумных - властвовать “над” миром и людьми.
Основные тезисы. В своей работе мы наметили контуры устроения мировой жизни человека. Три области реального (модальности реального) мы системно представили в трех главах. Первая область есть система мет непосредственного умного постижения реальности, данной нам в чувственном восприятии - это система интуитивного интеллекта. Вторая система есть система рассудочного логического знания - поле концептуального понимания. Третья - система мирового разума - область, в которой осуществляют себя, те из существ, которые созрели в полевой реальности сознания и способны сменить регистр реальности. Здесь мы проясняем метод разума как систему назывной референции. Третью область можно полагать местом призвания для всех сознательных существ, своеобразным местом второго рождения для тех, кто завершил антропогенезис в своем индивидуальном сознании. Эти три области мы соотнесли с тремя статусами человека: именитостью, знатностью и званностью. Каждый последующий статус обретается через опыт созревания в предыдущем. В первой главе мы размечаем область реального как систему умного чувствования, во второй главе анализируем основные характеристики сознания, в третьей - намечаем метод как теорию референции вещей в мире. Одно из базовых понятий нашей теории референции - “метафизика”. Основной наш тезис - “метафизика реальности”. Поясним значение слова "метафизика". Известна "Метафизика" Аристотеля, но не он так назвал свою работу, это сделали его ученики. Привычное значение - “по ту сторону физического” - необходимо переоценить, иначе метафизика станет складом ненужных вещей, фантастических концептов не от мира сего. От нее то отстраняются, то снова бросаются к ней в объятия. Для нас достаточным будет свести всю проблематику метафизического к единственному (вымышленному) решению, когда мы приставку "мета" в значении "за, по ту сторону" будем понимать как форму значения "между". Тогда метафизика тотчас становится теорией разграничения реальной физики, - теорией разграничения всего сущего. И философия как форма метафизического интереса (inter esse), в этом случае, обернется учением о граничном, предельном, соотносительном, соответственном (ре-ферентном). Философия как теория референции (и интерференции, и преференции) необычна тем, что всегда двусмысленна. С обеих сторон ее агитируют в свой лагерь материалисты и идеалисты, номиналисты и реалисты, позитивисты и феноменологи, люди и инопланетяне ( с иного плана)... Но реальная настоящая философия всегда стоит между. Если мы не будем пытаться восстанавливать социальное значение философии, - а оно явно в убытке, - но в своем Слове будем стоять в месте "между", то только тем и выразим свое социальное призвание философа. Именно здесь ключевое "место силы". Именно это место свободно и может быть занято только свободной вещью (вещью-самой-по-себе). Свободны ли мы? - вопрос метафизический.
Теорию референции мы рассматриваем как приложение к исключительному и единственному в своем роде референту - конкретному человеку. В ее основание мы ставим антропологический фактор, как прагматическое измерение нашей теории. Используем слово "человек" как ключевую метафору, контекстами которой будут все слова "человеческого" языка. Метафора указывает на особый метафизический статус человека. Категория “реальности”, собственно, указывает на единственную вещь (res) - человека. Свита слов проясняет характер метафизического существования человеческих существ, отличного как от материально-физического, так и от сознательно-трансцендентального, развертывающегося во вселенной декартовского откровения. Чтобы стать человеком необходимо сделать три шага в познании своей человеческой реальности: от устойчивого ощущения себя в своем теле и признания этого факта должно сделать шаг к действительности своего индивидуального (атомарного) существования - узнать себя как деятельное и медиальное существо; второй шаг - завершение себя в конечности своего существования, - признание себя смертным, что пробуждает высшую психику в человеческом существе и способность по новому формулировать жизненные цели в языке; третий шаг - это опыт телесных трансформаций - порождений, перерождений, возрождений - в условиях социальных альянсов разного вида. Начать, завершить, возобновить.
Апробация результатов исследования. Изложенные здесь мысли неоднократно проверялись в условиях семинаров и конференций, на каждой встрече с людьми, где поднимался вопрос о реальности как основной характеристике мира людей, вещей и явлений. Вопрос стоит достаточно остро - либо в нашем разуме пробуждается и актуализируется реальное и тогда огромное количество накопившихся проблем растворяется как снег прошедшей зимы. Так при-обретается мир. С просветленной оптикой реального положения дел мы заново изобретаем себя в перспективе натурального развития, свободного от нелепых раздвоений на природное и культурное, доброе и злое, истинное и ложное, свободное и зависимое, которые были порождены слабой связью с чувственной реальностью. Словно новорожденные, свободно и легко мы входим в мир реальных разумных существ, реализуя открытый план жизни, и находя здесь все лучшее, что предлагает нам реальность. Реальная дуальность одна-единственная, та, которая дана нам в нашем сознании - это дуальность самого со-знания, различающего аспекты раздражительного восприятия и умно-понятийного. Все множество разделений и связей сознания реально определяют либо умное постижение реального мира вещей и существ (в логосе - вещи, в мире - существа), либо раздражительную двойственность человеческого нрава. Раздражительная природа человека есть единственная его беда, единственный враг, которого необходимо решительно укротить с помощью совершенного чувствующего интеллекта. На что указывал в свое время великий Б. Спиноза.
История вопроса. Референция определяется современными исследователями как «отнесенность актуализованных имен, именных выражений или их эквивалентов к предметам действительности (референтам, денотатам)» или как «соотнесение и соотнесенность языковых выражений с внеязыковыми объектами и ситуациями». Референция как действие соотнесения, осуществляется говорящим, - это отдельный компонент в составе речевого акта. Референция как результат (соотнесенность) - это отношение, в которое вступают языковые выражения в контексте речевого акта. Классическая теория референции исходит из того, что в основе способности к референции лежит смысл выражения, т.е. референция предопределена смыслом. Арутюнова выделяет три основных фактора, определяющих референцию: синтаксический, логико-семантический и прагматический. Развитие референциальных теорий видимо идет в сторону прагматизации. Каузальная теория (Доннелан, Крипке, Патнэм) решающую роль придает прагматическим факторам. Крипке вводит понятие «твердого десигнатора» как имени, обеспечивающего указание на один и тот же объект во всех возможных мирах. Он убежден в первичности понятия индивида, относительно понятия возможных миров . В каузальной теории имена соотносятся с объектами без посредства значений, смыслов, но на основе знаний и представлений говорящих о мире. К.С. Доннелан вводит противопоставление атрибутивного и референтного употребления дескрипций, т.е. именований, включающих общие имена. При референтном употреблении значение дескрипции служит только для указания на объект. Оно не входит в содержание высказывания, влияющее на его истинностное значение. При атрибутивном использовании дескрипции значение выражения входит в смысл высказывания. Оно семантически связано с предикатом и выполняет характеризующую функцию наряду с идентифицирующей. В центре внимания неоклассической теории находится объяснение референции на основе «семантической компетенции» говорящего, включающей разные факторы. Развивается этот подход с применением теории речевых актов, где реферирование считается действием говорящих, а не выражений. Референция понимается как элементарный речевой акт, входящий в более крупный акт - вопроса, утверждения, приказа и т.п. Теория референции, как употребление языка, связана с целевыми установками - и в употреблении конкретных имен, и в смысле всего дискурса. Демьянков В. З. выделяет классический (Фреге, Черч К. Льюис, Карнап, Сёрл), критический (Доннеллан, Крипке, Патнам) и неоклассический (Катц, Кронфельд) период в понимании референции. Автор теории коммуникативного действия Ю. Хабермас исходит из того, что грамматические предложения посредством универсальных значимых претензий встраиваются в основные отношения к реальности, так что они становятся способными выполнять базовые прагматические функции представления, сообщения, выражения, побуждения, лежащие в основе всех остальных функций речевых выражений, которые они могут приобретать в различных контекстах. Он вводит три модуса коммуникации: когнитивный, экспрессивный и интерактивный, в которых выражаются пропозициональное содержание, субъективное переживание и интерперсональное отношение. Эти модусы являются сутью сферы референции. Хабермас объединяет теорию речевых актов с витгенштейновскими фоновыми знаниями и вводит понятие «жизненный мир».
Теории референции начали выстраивать логики, наблюдая над употреблением значений имен нарицательных в лексике естественного языка (Дж. Милль, Г. Фреге, Б. Рассел, Р. Карнап и др.). В теориях референции старались выделить идентифицирующий тип, который позволил бы высказываться именно о конкретной единственной вещи (“вещью” мы будем называть любое сущее). Наибольшее внимание вызывали имена собственные. В дальнейшем теории референции все более прагматизировались, в них входили понятия коммуникативных установок говорящего, его интенции, формы организации контекста коммуникации; делались попытки формализации “пропозицициональных установок”, как то у У. Куайна, Строссона, К. Доннелана. Л. Линский прямо соотнес акт референции с говорящим субъектом, усомнившись в связи референции и представлений о предмете речи. Референция им интерпретировалась как одно из проявлений интенции говорящего. Дж. Серл представляет акт референции как отношение между намерением говорящего и узнаванием этого намерения адресатом. П.С. Куслий много внимания уделил проблеме референции единичных терминов, рассматривая основные теории референции в философии языка, исследуя их особенности и недостатки. Он предлагает новый подход к анализу референции единичных терминов, который «преодолевает трудности более ранних теорий и оказывается способным решать установленные проблемные случаи». Вот что пишет Хинтикка о референции индивидов: “Один из аспектов моих соображений, который, по- видимому, больше всего огорчит большинство современных философов, связан с вытекающей из них явной зависимостью нашего понятия индивида от способов перекрестного отождествления индивидов, принадлежащих различным «возможным мирам». Этим «возможным мирам» и множеству индивидуализирующих функций, соотносящих элементы различных областей, может быть присуща (с моей точки зрения, это так и есть) некоторого рода объективная реальность. Однако своим существованием они не обязаны причинам «естественного» порядка. Они могут быть столь же объективными, как дома или книги, и так же, как эти последние, сотворены (хотя и невольно) людьми с целью облегчить взаимодействие человека с окружающей его реальностью. Таким образом, мое рассуждение заканчивается явно кантианской нотой: все наши высказывания об окружающем мире пронизаны созданными нами самими понятиями. Даже такое prima facie простое понятие, как понятие индивида, на поверку оказывается зависящим от концептуальных допущений, связанных с рассмотрением различных возможных направлений развития событий. Поскольку мы имеем дело с человеческим мышлением, знание о реальности принципиально не может быть полностью отделено от нашего способа понятийного освоения ее. Поэтому понятию вещи в себе, которую можно было бы надеяться описать и даже индивидуализировать вне рамок конкретной понятийной структуры, суждено остаться вечной иллюзией человеческого разума”. С. Крипке предложил различать референцию говорящего (его интенцию и соответсвующий контекст) и референцию семантическую, относящуюся к языковой конвенции. Лингвисты, кроме прагматической, различают три основных концепции референции: семантическая, номинативная и дейктическая. В них различие проводится согласно типу отношений связи между языковыми выражениями и объектами. В семантической теории (теория дескрипций Рассела) референция обеспечивается значением, выделяет имена собственные и скрытые дескрипции имен собственных, абсолютизируя дескриптивные средства языка. В номинативных теориях (каузальная теория Крипке) референция обеспечивается отношением именования, некоторые виды имен нарицательных приравниваются к именам собственным. Номинативные теории абсолютизируют отношения именования. Фреге различал три вида идентифицирующих знаков: по означающему, при котором знаки отождествляются по идентичности означающих, по идентичности интенсионалов (имя одно, а объекты разные) и по идентичности референтов. Известен его семиотический треугольник - “значения”, “смысла” и “объекта”. В идентифицирующей референции говорящие используют указания на индивидные признаки объекта, способные выделить его из класса. Это называется определенной дескрипцией.
Цель и задачи. Выражая в своей работе “волю к мудрости”, мы стремимся обосновать направление развития человеческого сознания в сторону мироведения, в котором референтом является целый мир и, соответственно, мировые существа. Наша цель - обосновать теорию референции, как теорию мировых соответственностей. Задачи, которые мы ставим перед собой: аналитически рассмотреть то как мы чувствуем реальность, как мы логически сознаем реальность и как мы реализуем реальное в мире. Чем же мы озадачили себя в данном исследовании? Всего тремя вещами: чувством реальности, сознанием реальности и порядком разумного осуществления реального в мире. В четвертой главе мы переносим внимание на механику языка, его особый порядок - как выражение слаженности мира.
Объект и предмет исследования. Объектом нашего исследования является нечто, что мы именовали словом “реальность”, полагая ее ключевой фундирующей основой теории референции. Предметом нашего исследования являются различные, но взаимно коррелятивные концептуальные представления о реальности в сознании, то есть, собственная природа сознания как предмета исследования. Объект - в мире, предмет - в сознании. Итак, объект - мир, а предмет - поле сознания. Предшествованием любого сознательного конципирования мы выставляем природу понимающего чувствования. Реальное как чувственно постигаемое нечто - объект нашего исследования. Это нечто мы называем “вещь”. Можно теорию реальности назвать реизмом (res - вещь). Предметом же исследования является “истина”. Как ратификация и удостоверение реального. Метафизика становления человеческого существа, формы его осуществления в физическом, психическом и социальном теле - вот размерность предмета нашего исследования.
Научная новизна. Новизна нашего исследования в том, что мы определили прагматическое назначение референта через “название” ” и его мировую судьбу через “ведение”, разъяснив необходимость введения этих функциональных терминов. Название как форма призывания по имени, а ведение - как ход в мир и его о-в-ладение. Также мы постарались подчеркнуть принципиальное отличие наивной “реальности” и познаваемой “действительности”. Новое - хорошо забытое старое. Вспомнить это старое помогают неекоторые из глубоких философов. Наиболе ясное и тщательное описание реального положения дел в мире, мы находим у испанского философа Хавьера Субири (1898-1983). В его текстах есть надлежащая строгость, точность и неиссякаемая новизна побуждения к осмыслению. Субири предлагает концепцию чувствующего понимания (интеллигенции) как альтернативу античной субстанции и нововременному субъекту с его дихотомиями, с его раздвоением сознания и неизбывным релятивизмом, - новую идею реальности как субстантивной структуры. Из этой идеи возникает новое, несубъектное видение человеческой личности, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В отличии от сознания, которое “новое” видит всегда как нечто дополняющее “старое” (отсюда бесконечная гонка “инноваций”), но находит в самой реальности, которая осуществляет подлинное новление. То есть, “реальность” есть действительно настоящее “новое” - неизбывно новое в собственной природе. Аналогом слову “реальность” мы бы подобрали слово “тайна”, но тайна доступная нашим чувствам. Научная же новизна возникает только в опыте приобщения к системе реальности, это уже нечто другое. Реальность кажется релятивной только в концептуальном понимании, но в собственном смысле она абсолютна. Новизну мы полагаем не в появлении “новой” вещи, но в непрестанной ре-актализации всегда старой и абсолютно надежной реальности. В отличие от абстрактной мысли, структура абсолютной мысли, совпадающая с реальностью постоянно издаёт живой звук, который хотя для человеческого уха совсем и не слышим, не видим и не чувствуем, всегда безОбразен и осмыслен может быть только разумеющим пониманием. Именно поэтому то, что слышит, видит и чувствует человеческое существо проходит под знаком большого вопроса.
Методологическая и теоретическая основа исследования. Теоретической основой нашего исследования мы взяли аналитику трех книг Х. Субири о чувствующем интеллекте. Общее название для философии Субири трудно подобрать, поскольку она выходит за рамки феноменологических, герменевтических, прагматических школ мышления. Лучшее, что приходит на ум - это “ноология”, если под “ноо” будем понимать трехстороннюю систему разумения, отличая разум от двойственного сознания (“голова”) и от интуитивного чувствующего понимания (“сердце”). Троичный метод реальной референции, как методологическая основа человеческого осуществления в мире, можно назвать индуктивной диалектикой. В отличии от теорий референции, которые только отсылают к якобы реальным вещам, наш метод говорит о вещах, сам пребывая в существе вещей. Что-то близкое нашим размышлениям мы находим у Б. Латура в его системе референтных (интерферентных) узловых точек акторной сети: «Chains of reference are not rope bridges strung between the mind on one side and reality on the other, but snakes—don’t we associate snakes with knowledge?!—whose heads and tails grow further and further apart as their bodies grow longer and stouter».
Практическая значимость работы. Мы живем во времена, когда философия распалась на множество направлений, никак не связанных друг с другом, это своеобразная смерть философии, но, находя в русле Декартовского намерения основания новой философии, мы, таким образом, восстанавливаем власть разумного человека над миром. Ибо философия есть способ осмысленного властвования. Основная диспозиция нашей философии трояка - это взаимная противопоставленность умного Чувства, актуального Сознания и властного Разума - троякий дизъюнктивный синтез. На стороне сознания - анализ среды обитания - психофизическая или техническая реальность человека; на стороне разумного мышления - реальность человеческого осуществления в мире. Для разумных “владеть” - значит быть в-ладу с миром, для неразумных - властвовать “над” миром и людьми.
Основные тезисы. В своей работе мы наметили контуры устроения мировой жизни человека. Три области реального (модальности реального) мы системно представили в трех главах. Первая область есть система мет непосредственного умного постижения реальности, данной нам в чувственном восприятии - это система интуитивного интеллекта. Вторая система есть система рассудочного логического знания - поле концептуального понимания. Третья - система мирового разума - область, в которой осуществляют себя, те из существ, которые созрели в полевой реальности сознания и способны сменить регистр реальности. Здесь мы проясняем метод разума как систему назывной референции. Третью область можно полагать местом призвания для всех сознательных существ, своеобразным местом второго рождения для тех, кто завершил антропогенезис в своем индивидуальном сознании. Эти три области мы соотнесли с тремя статусами человека: именитостью, знатностью и званностью. Каждый последующий статус обретается через опыт созревания в предыдущем. В первой главе мы размечаем область реального как систему умного чувствования, во второй главе анализируем основные характеристики сознания, в третьей - намечаем метод как теорию референции вещей в мире. Одно из базовых понятий нашей теории референции - “метафизика”. Основной наш тезис - “метафизика реальности”. Поясним значение слова "метафизика". Известна "Метафизика" Аристотеля, но не он так назвал свою работу, это сделали его ученики. Привычное значение - “по ту сторону физического” - необходимо переоценить, иначе метафизика станет складом ненужных вещей, фантастических концептов не от мира сего. От нее то отстраняются, то снова бросаются к ней в объятия. Для нас достаточным будет свести всю проблематику метафизического к единственному (вымышленному) решению, когда мы приставку "мета" в значении "за, по ту сторону" будем понимать как форму значения "между". Тогда метафизика тотчас становится теорией разграничения реальной физики, - теорией разграничения всего сущего. И философия как форма метафизического интереса (inter esse), в этом случае, обернется учением о граничном, предельном, соотносительном, соответственном (ре-ферентном). Философия как теория референции (и интерференции, и преференции) необычна тем, что всегда двусмысленна. С обеих сторон ее агитируют в свой лагерь материалисты и идеалисты, номиналисты и реалисты, позитивисты и феноменологи, люди и инопланетяне ( с иного плана)... Но реальная настоящая философия всегда стоит между. Если мы не будем пытаться восстанавливать социальное значение философии, - а оно явно в убытке, - но в своем Слове будем стоять в месте "между", то только тем и выразим свое социальное призвание философа. Именно здесь ключевое "место силы". Именно это место свободно и может быть занято только свободной вещью (вещью-самой-по-себе). Свободны ли мы? - вопрос метафизический.
Теорию референции мы рассматриваем как приложение к исключительному и единственному в своем роде референту - конкретному человеку. В ее основание мы ставим антропологический фактор, как прагматическое измерение нашей теории. Используем слово "человек" как ключевую метафору, контекстами которой будут все слова "человеческого" языка. Метафора указывает на особый метафизический статус человека. Категория “реальности”, собственно, указывает на единственную вещь (res) - человека. Свита слов проясняет характер метафизического существования человеческих существ, отличного как от материально-физического, так и от сознательно-трансцендентального, развертывающегося во вселенной декартовского откровения. Чтобы стать человеком необходимо сделать три шага в познании своей человеческой реальности: от устойчивого ощущения себя в своем теле и признания этого факта должно сделать шаг к действительности своего индивидуального (атомарного) существования - узнать себя как деятельное и медиальное существо; второй шаг - завершение себя в конечности своего существования, - признание себя смертным, что пробуждает высшую психику в человеческом существе и способность по новому формулировать жизненные цели в языке; третий шаг - это опыт телесных трансформаций - порождений, перерождений, возрождений - в условиях социальных альянсов разного вида. Начать, завершить, возобновить.
Апробация результатов исследования. Изложенные здесь мысли неоднократно проверялись в условиях семинаров и конференций, на каждой встрече с людьми, где поднимался вопрос о реальности как основной характеристике мира людей, вещей и явлений. Вопрос стоит достаточно остро - либо в нашем разуме пробуждается и актуализируется реальное и тогда огромное количество накопившихся проблем растворяется как снег прошедшей зимы. Так при-обретается мир. С просветленной оптикой реального положения дел мы заново изобретаем себя в перспективе натурального развития, свободного от нелепых раздвоений на природное и культурное, доброе и злое, истинное и ложное, свободное и зависимое, которые были порождены слабой связью с чувственной реальностью. Словно новорожденные, свободно и легко мы входим в мир реальных разумных существ, реализуя открытый план жизни, и находя здесь все лучшее, что предлагает нам реальность. Реальная дуальность одна-единственная, та, которая дана нам в нашем сознании - это дуальность самого со-знания, различающего аспекты раздражительного восприятия и умно-понятийного. Все множество разделений и связей сознания реально определяют либо умное постижение реального мира вещей и существ (в логосе - вещи, в мире - существа), либо раздражительную двойственность человеческого нрава. Раздражительная природа человека есть единственная его беда, единственный враг, которого необходимо решительно укротить с помощью совершенного чувствующего интеллекта. На что указывал в свое время великий Б. Спиноза.
В заключение, мы возвращаемся к загадке Сфинкса, прочитывая ее как набор алгоритмов понимания. Можно выявить у человеческого сознания три базовых алгоритма: двоичный (это), троичный (то самое) и четверичный (которое). Загадка Сфинкса: кто утром на четырех ногах, днем на двух и вечером на трех? С точки зрения двоичности референт человеческой реальности формулируется через рефлексию сознания над чувственными впечатлениями - все различимо в свете индивидуального понимания своего бытия и каждое различимое соотносится с другим различимым. Слово и Вещь - предельно различены. Все различия объединяет свет, они все даны на свету. Мы различаем свет и тьму, но внутри тьмы мы уже ничего не различаем. Однако, блеск единственного дня (Солнца) своим сиянием ослепляет человека и не позволяет разглядеть другие формы различия, в свете других солнц. Наше единственное Солнце захватывает пространство через человеческий взгляд - любое "это" предметно дано ему как корреспондирующее с его единственным взглядом. Внутренним образом двоичный алгоритм заражен светом бытия как светом единства и только в троичном алгоритме этот свет возвращается к понимающему себя бытию (на закате Солнца) - когда индивидуальное понимание находит себя как собственную самость. Референт троичного алгоритма есть диалектический ре-ферент, то есть, вернувшийся к себе. Здесь Слово и Вещь совпадают абсолютно Теория референции как теория единого, где "единое" понимается в трояком смысле - выхода из себя и возвращения к себе. Закат грозит нам "концом света". Конец света кажется концом жизни. Но, по сути, именно вечером становится возможным понимание свойства релятивной относительности различенного как свойство самого света. Утренняя мудрость знает четырехзначный алгоритм как ситуацию множества ночных Солнц. Здесь каждая точка зрения - исключительная и множественная одновременно (сингулярное множество), - насыщенные самостью точки интенциональности. Местоимение "каждая" как местоимение единственного и множественного числа сразу. Каждому "своему" (сам-свой) представлен "другой" как "свой". Мое "свое" и твое "свое" принципиально различны, и только пребывая в свете одного Солнца, возникает иллюзия, что “я” и “ты” принадлежим к одному роду "своих". Утром мы еще не забыли метафорическое значение света. Утренний свет легок, невесом и не навязчив, словно извлечен из посмертного существования. Четверичный сам-друг не фиксируется в однозначных идентификациях - он загадочный странник на Земле состоящей из тысячи плато - Звездного Единства Множества Людских Я (ЗЕМЛЯ). Ассоциация, альянс из людей, “которые” взаимно выражаются и отображаются друг в друге, - невиданная ассоциация, принципиально отличная от всех условных социальных союзов "единой земли", "единого мира", "единого человечества", "единой России", есть некое неописуемое сообщество. Теория референции, согласно четверичному алгоритму есть теория амбивалентных названий, одна сторона которых выражается значениями "того самого" (жесткие десигнаты, определенные дескрипции) и позволяет ориентироваться среди устойчивых значений человеческой культуры, другая же, - является формой призыва, оклика, экзистенциально содержательного обращения к другой вещи, - вещи по существу дела. Если троичный референт выражает суть света, то четверичный выражает квадрофонию голоса - два аспекта звучания моего Я и два аспекта - твоего Ты. Осуществляет себя такая референция всегда в опыте социализации. Четырехзначный алгоритм - это не оптический инструмент, но скорее, локатор, с помощью которого можно слышать "голоса звезд". Такую теорию референции можно назвать грамматикой множества или соборной теорией, поскольку в ней утверждается согласие каждой элиминированной единичности на причастность к другим, что и обеспечивает ее реальный статус. "Соборность" как понятие трехзначного алгоритма, где "множество" выступает как класс, объединяющий многие единичности, есть лишь "мир одного Солнца" - единый мир, тогда как, Соборность, с точки зрения четырехстороннего алгоритма, есть множество, не сводимое ни к какому единству, множество перспектив, в которых классовый и классифицирующий принцип есть только тактический момент становления - момент сверки на прочность (идентификация) какого-либо элемента множества, например, "личности". Подчеркнем - "соборность" - это не понятие синонимичное "единству", но термин говорящий о синтезах, которые актуальны только в разъединении. Невыносимый парадокс для понимающего ума - "синтез как разъединение" - но разумеющий его понимает.
Если мышление мыслит бытие (существование), а материя существует во времени, то не является ли существование инородным временем в иноматериальности мысли? Вопрос оправдан, как и другой - не является ли время материального существования (с его натурализмом объективаций) чистым существованием в инокомыслии материи ( с его анимизмом субъективаций)? Сознание, осуществляя рефлексивное прометывающее действие между мышлением и материей, создает непрестанно два формата - вымышленного единения и физического деления. Материя есть бесконечность ризомного множества, тогда как мысль схватывает его в некое телесное единство. Не будь мышления, не существовало бы вообще никаких единичных тел и связных единств. Материя вне мышления есть сплошной туман. У людей перестающих мыслить и вымышлять себя и других как органичное целое, в мозгах поселяется туман как энергия чистого распада и разрушения и в случае физической смерти их личное сознание также распадается. Материя всегда двусмысленна, примерно, как “Родина-Мать” на Мамаевом кургане, она одновременно и распад и возрождение, и смерть и жизнь. Если в сердцевине материального не поселяется мысль о существовании материи, отличном от ее раскрытия во времени, то материальное гниет и разлагается, - время подтачивает все. Самое загадочное - это сознание, которое осуществляет двойное отображение - "двойную скрутку" - однозначной мысли в двусмысленности физического и однозначно физического в двусмысленности сознания. Сознание пугает слабых кастрацией, сильных укрепляет любовью, дает смелость великодушным.
В предложенной теории референции значение референта освещается трояко: в именном смысле, значимом и назывном. Поскольку значимое производится сознанием через непрестанную взаимосоотнесенность единичного - например, букв или предметов, - теория референции есть теория значений. На стороне названий референт определяется как обращенный в будущее, имеющий при-звание, заряженный интенциональностью и, соответственно, целеполаганием (пропозициональные установки). Называя вещи, мы обрекаем их на существование не в каузальном смысле - "потому что", - а в интенциональном - "для того чтобы". Обручаем их с будущим. На стороне именования референт определяется как понимаемый - через опыт повторного восприятия и памяти, - здесь референт обращен к прошлому. Что в имени твоем? Конечно, всегда только воспоминание. Но называть вещи своими именами, значит совершать инверсию - переобращать прошлое в будущее. Так мы видим смысл нашего исследования: от понимания прошлого - к переобращению его в поступь грядущего мира. Согласно схеме семиотического квадрата, различим на стороне объективного времени (материи) - прошлое и будущее, а на стороне мысли - память и воображение. Когда мы называем вещи, то воображаем их призвание, согласно их собственной звучной сути. Но когда мы означиваем понятные аспекты вещей и явлений, то тем самым, как бы задерживаем их перед прыжком в будущее. Такая задержка желательна и необходима, для того чтобы именованные вещи были додуманы до своего предельного значения, тогда они имениты и желательно отпустить их в будущее. Если же вещи недопоняты по их смыслу, то в будущее мы выпускаем свои химеры и суеверия, свои некрофилические фантазмы и мании.
Называя вещи своими именами, мы сами себя выражаем вещим образом, в стороне от ловушек пустого означивания, пустого информативного знания. Назвать вещь, значит вызволить ее из света информационного знания в пространство реальной призванности. И человек здесь есть существо судьбоносное - существо призвания. Известный русский философ А. Лосев так писал о самом конкретном и насыщенном реальностью явлении: «зададим себе вопрос: что в жизни конкретнее всего и реальнее всего? Где максимальная насыщенность бытия, наибольшая его интенсивность и наиконкретное объединение наибольшего числа признаков бытия? Я думаю, что, если отбросить предрассудки, наиболее конкретна и реальна личность, а также среда, где личность живет и действует, —общество. Конечно, не материя и не психика максимально реальны и конкретны. Тут мне придется разойтись с очень зубастыми противниками. Я предлагаю стать именно на жизненную точку зрения, а не на мыслительную, или отвлеченную. Если разложить жизнь на ряд составных категорий, получится вместо жизни система абстрактных категорий. Но разве можно это будет считать жизнью? Жизнь сразу даст массу отвлеченных категорий, определенным образом скомбинированных и слитых в одно совершенно нераздельное целое. С этой точки зрения личность есть максимально конкретное, максимально реальное, очевиднейшее и выразительнейшее. Личность и общество, личное и социальное бытие вмещает в себя и логически-идеальное бытие, и физически-материальное, и животно-органическое, и индивидуально-психическое”.
В ходе исследования реальности, мы заострили внимание на четырех вещах, - как реальное выражено непосредственно в чувствах, в логосе, в мире и в языке. В каждой области реальное преломляется по своему и формирует особый для каждой области порядок. В современной жизни люди окружены огромным количеством информации и если не будет выстроен Ноев ковчег смыслового алгоритма реальности, то людей ожидает своеобразное “утопление” в информационном поле. Такое утопление будет проявляться в том, что каждый будет искать и находить свою значимую нишу и оставаться в ней, не желая и не умея приобщиться к целому, которое мы называем проектом “Человеческого мира”. Частные ментальные конструкции утешают релятивистов и скептиков, но их недостаточно для осуществления проекта человеческого мира. Другие будут полагаться на “сердечное чувство”. Третьих соблазнит миссия разрушителей или самоубийц. Четвертые - просто будут страдать от психофизических растройств и долго и нудно терпеть лишения. Некоторые будут полагать, что человечество уже есть и надо лишь всех приобщить к его глобальным порядкам и всем будут навязывать свою моральную или религиозную доктрину.
Обозначив в языке личности предельную полноту свидетельствования о реальном мире, затем мы открываем дверь к миру как сообществу разумных, в котором нет ни войн, ни раздоров, но только солидарность и воз-ве-личивание каждым друг друга. Мы полагаем, что научившись называть вещи своими именами, мы возвращаемся к самим себе, тем знаменуя свою свободу. И тогда наши названия будут не просто выражать значения какого-то класса вещей, но будут призывом в направлении друг к другу. И как призванные, мы будем готовы жить в мире разумных существ, существ, которые возможно уже давно спокойно и неторопливо дожидаются возвращения человеческих существ в ладность мира. И если будет нужно, мы скажем Солнцу: “приостанови свой бег”, и оно послушно перейдет на шаг.
Если мышление мыслит бытие (существование), а материя существует во времени, то не является ли существование инородным временем в иноматериальности мысли? Вопрос оправдан, как и другой - не является ли время материального существования (с его натурализмом объективаций) чистым существованием в инокомыслии материи ( с его анимизмом субъективаций)? Сознание, осуществляя рефлексивное прометывающее действие между мышлением и материей, создает непрестанно два формата - вымышленного единения и физического деления. Материя есть бесконечность ризомного множества, тогда как мысль схватывает его в некое телесное единство. Не будь мышления, не существовало бы вообще никаких единичных тел и связных единств. Материя вне мышления есть сплошной туман. У людей перестающих мыслить и вымышлять себя и других как органичное целое, в мозгах поселяется туман как энергия чистого распада и разрушения и в случае физической смерти их личное сознание также распадается. Материя всегда двусмысленна, примерно, как “Родина-Мать” на Мамаевом кургане, она одновременно и распад и возрождение, и смерть и жизнь. Если в сердцевине материального не поселяется мысль о существовании материи, отличном от ее раскрытия во времени, то материальное гниет и разлагается, - время подтачивает все. Самое загадочное - это сознание, которое осуществляет двойное отображение - "двойную скрутку" - однозначной мысли в двусмысленности физического и однозначно физического в двусмысленности сознания. Сознание пугает слабых кастрацией, сильных укрепляет любовью, дает смелость великодушным.
В предложенной теории референции значение референта освещается трояко: в именном смысле, значимом и назывном. Поскольку значимое производится сознанием через непрестанную взаимосоотнесенность единичного - например, букв или предметов, - теория референции есть теория значений. На стороне названий референт определяется как обращенный в будущее, имеющий при-звание, заряженный интенциональностью и, соответственно, целеполаганием (пропозициональные установки). Называя вещи, мы обрекаем их на существование не в каузальном смысле - "потому что", - а в интенциональном - "для того чтобы". Обручаем их с будущим. На стороне именования референт определяется как понимаемый - через опыт повторного восприятия и памяти, - здесь референт обращен к прошлому. Что в имени твоем? Конечно, всегда только воспоминание. Но называть вещи своими именами, значит совершать инверсию - переобращать прошлое в будущее. Так мы видим смысл нашего исследования: от понимания прошлого - к переобращению его в поступь грядущего мира. Согласно схеме семиотического квадрата, различим на стороне объективного времени (материи) - прошлое и будущее, а на стороне мысли - память и воображение. Когда мы называем вещи, то воображаем их призвание, согласно их собственной звучной сути. Но когда мы означиваем понятные аспекты вещей и явлений, то тем самым, как бы задерживаем их перед прыжком в будущее. Такая задержка желательна и необходима, для того чтобы именованные вещи были додуманы до своего предельного значения, тогда они имениты и желательно отпустить их в будущее. Если же вещи недопоняты по их смыслу, то в будущее мы выпускаем свои химеры и суеверия, свои некрофилические фантазмы и мании.
Называя вещи своими именами, мы сами себя выражаем вещим образом, в стороне от ловушек пустого означивания, пустого информативного знания. Назвать вещь, значит вызволить ее из света информационного знания в пространство реальной призванности. И человек здесь есть существо судьбоносное - существо призвания. Известный русский философ А. Лосев так писал о самом конкретном и насыщенном реальностью явлении: «зададим себе вопрос: что в жизни конкретнее всего и реальнее всего? Где максимальная насыщенность бытия, наибольшая его интенсивность и наиконкретное объединение наибольшего числа признаков бытия? Я думаю, что, если отбросить предрассудки, наиболее конкретна и реальна личность, а также среда, где личность живет и действует, —общество. Конечно, не материя и не психика максимально реальны и конкретны. Тут мне придется разойтись с очень зубастыми противниками. Я предлагаю стать именно на жизненную точку зрения, а не на мыслительную, или отвлеченную. Если разложить жизнь на ряд составных категорий, получится вместо жизни система абстрактных категорий. Но разве можно это будет считать жизнью? Жизнь сразу даст массу отвлеченных категорий, определенным образом скомбинированных и слитых в одно совершенно нераздельное целое. С этой точки зрения личность есть максимально конкретное, максимально реальное, очевиднейшее и выразительнейшее. Личность и общество, личное и социальное бытие вмещает в себя и логически-идеальное бытие, и физически-материальное, и животно-органическое, и индивидуально-психическое”.
В ходе исследования реальности, мы заострили внимание на четырех вещах, - как реальное выражено непосредственно в чувствах, в логосе, в мире и в языке. В каждой области реальное преломляется по своему и формирует особый для каждой области порядок. В современной жизни люди окружены огромным количеством информации и если не будет выстроен Ноев ковчег смыслового алгоритма реальности, то людей ожидает своеобразное “утопление” в информационном поле. Такое утопление будет проявляться в том, что каждый будет искать и находить свою значимую нишу и оставаться в ней, не желая и не умея приобщиться к целому, которое мы называем проектом “Человеческого мира”. Частные ментальные конструкции утешают релятивистов и скептиков, но их недостаточно для осуществления проекта человеческого мира. Другие будут полагаться на “сердечное чувство”. Третьих соблазнит миссия разрушителей или самоубийц. Четвертые - просто будут страдать от психофизических растройств и долго и нудно терпеть лишения. Некоторые будут полагать, что человечество уже есть и надо лишь всех приобщить к его глобальным порядкам и всем будут навязывать свою моральную или религиозную доктрину.
Обозначив в языке личности предельную полноту свидетельствования о реальном мире, затем мы открываем дверь к миру как сообществу разумных, в котором нет ни войн, ни раздоров, но только солидарность и воз-ве-личивание каждым друг друга. Мы полагаем, что научившись называть вещи своими именами, мы возвращаемся к самим себе, тем знаменуя свою свободу. И тогда наши названия будут не просто выражать значения какого-то класса вещей, но будут призывом в направлении друг к другу. И как призванные, мы будем готовы жить в мире разумных существ, существ, которые возможно уже давно спокойно и неторопливо дожидаются возвращения человеческих существ в ладность мира. И если будет нужно, мы скажем Солнцу: “приостанови свой бег”, и оно послушно перейдет на шаг.
Подобные работы
- Семиотика философии: философско-методологические аспекты
Авторефераты (РГБ), философия. Язык работы: Русский. Цена: 250 р. Год сдачи: 2004 - ПОНЯТИЕ ВИРТУАЛЬНОГО БЫТИЯ: ПОЛИВАРИАНТНОСТЬ ЭВОЛЮЦИИ
Авторефераты (РГБ), философия. Язык работы: Русский. Цена: 250 р. Год сдачи: 2004