ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ 1905 ГОДА В С. НАУМОВСКОМ ТОМСКОЙ ГУБЕРНИИ: ОПЫТ МИКРОИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
|
АННОТАЦИЯ 1
ВВЕДЕНИЕ 4
ГЛАВА 1. «НАУМОВСКИЙ КАЗУС»: ПОГРОМНЫЕ СОБЫТИЯ В СИБИРСКОМ СЕЛЕ . 16
1.1. События в с. Наумовском 23 октября 1905 г.: к постановке вопроса 16
1.2. Природно-географические условия Томь-Чулымского междуречья 28
ГЛАВА 2. ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОГРОМА 23 ОКТЯБРЯ 1905 Г.: СТАДИЯ «НАСЫЩЕННОГО ОПИСАНИЯ» 35
2.1. Конфессионально-экономическая интерпретация: особенности хозяйственного уклада
и религиозных практик крестьян с. Наумовского 35
2.2. Расстановка политических сил в Наумовском: Партия народной свободы vs Союз
русского народа 61
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 73
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 76
ПРИЛОЖЕНИЕ А. (ТАБЛИЦЫ) 89
ПРИЛОЖЕНИЕ Б. (КАРТОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ) 112
ПРИЛОЖЕНИЕ В. (ПУБЛИКАЦИИ И КОНФЕРЕНЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ВКР) 116
ВВЕДЕНИЕ 4
ГЛАВА 1. «НАУМОВСКИЙ КАЗУС»: ПОГРОМНЫЕ СОБЫТИЯ В СИБИРСКОМ СЕЛЕ . 16
1.1. События в с. Наумовском 23 октября 1905 г.: к постановке вопроса 16
1.2. Природно-географические условия Томь-Чулымского междуречья 28
ГЛАВА 2. ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОГРОМА 23 ОКТЯБРЯ 1905 Г.: СТАДИЯ «НАСЫЩЕННОГО ОПИСАНИЯ» 35
2.1. Конфессионально-экономическая интерпретация: особенности хозяйственного уклада
и религиозных практик крестьян с. Наумовского 35
2.2. Расстановка политических сил в Наумовском: Партия народной свободы vs Союз
русского народа 61
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 73
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 76
ПРИЛОЖЕНИЕ А. (ТАБЛИЦЫ) 89
ПРИЛОЖЕНИЕ Б. (КАРТОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ) 112
ПРИЛОЖЕНИЕ В. (ПУБЛИКАЦИИ И КОНФЕРЕНЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ВКР) 116
Тема еврейских погромов, прокатившихся по Российской империи в 1903-1906 гг. (так называемая «вторая погромная волна»), и в особенности погромов, произошедших вслед за объявлением Манифеста 17 октября 1905 г, никогда не оставалась на обочине как отечественной, так и зарубежной историографии. Их обстоятельства реконструировались с экономической, социально-политической, социокультурной точек зрения. Однако комплексных исследований, посвященных конкретным проявлениям погромного насилия в годы Первой русской революции, сравнительно немного.
Вторая половина XX в. связана с рядом революций и поворотов в историописании, прежде всего с антропологическим и лингвистическим. Эпистемологическое новшество первого из них, обусловленного глобальными мировыми изменениями 1950-1960-х гг. (в первую очередь деколонизации), заключается в смещении ракурса наблюдения с институциональных государственных образований, «великих» личностей и крупных людских масс на реконструкцию жизни людей заурядных, не оставивших видимого следа в историческом процессе, второго - в анализе глубинных языковых структур (знаков, идентичностей и т.д.), детерминирующих жизненную картину, на основе конвергенции с различными направлениями в философии языка. Рамки интерпретации, сформированные всем предшествующим развитием историографии, на наш взгляд, должны быть существенно пересмотрены.
Идеальной площадкой для апробации подходов современной исторической антропологии является крестьянство как одна из наиболее многочисленных групп «подчиненных». Неслучайно в этой связи, что сюжетом, исследованным в данной работе, выступает малоизвестный случай еврейского погрома, произошедшего в с. Наумовском Томского уезда Томской губернии, представляющий собой яркий пример того, как классическая историографическая модель формально подчиняет частное общему (сельскую местность - городу). В редких случаях упоминания этому погрому приписываются причины более крупных событий. Вполне очевидно, что на сегодняшний день таких объяснений недостаточно, а реальность значительно богаче существующих интерпретативных клише.
Соответственно, научная актуальность проистекает из степени изученности темы, свидетельствующей в пользу наших слов о примате событий крупных (по территориальному критерию). События в с. Наумовском 23 октября 1905 г. представлены лишь в двух работах - в монографии М.В. Шиловского , посвященной реконструкции событий томского погрома, и диссертационном исследовании Е.Л. Бузмакова, посвященном зарождению и развитию черносотенного движения в Сибири. Подробнее мы остановимся на содержательной их стороне в следующем разделе работы.
С точки зрения компаративной нас интересовали также конкретно-исторические исследования, посвященные погромам, входящим в хронологический отрезок 1903-1906 гг. (в англоязычной историографии этот период получил наименование «второй погромной волны»), израильского историка Ш. Ламброзы (погромы на территории черты оседлости) и американского историка Р. Вейнберга (одесский погром). В работах этих авторов нашел отражение тот массив слухов, провоцировавших погромное насилие, который, на наш взгляд, являлся универсальным для территории Российской империи в целом, прежде всего в ходе следствия и судебных процессов над погромщиками, использовавшими ссылки на слухи в качестве стратегии самооправдания. Стремясь к стройности и последовательности освещения заявленного сюжета, мы находим целесообразным осветить узкопредметную историографию (исследования по аграрной истории; труды, посвященные старообрядчеству и другим неортодоксальным религиозным группам дореволюционной России, и др.) непосредственно в соответствующих разделах текста.
Объект исследования - еврейский погром в с. Наумовском Томской губернии 23 октября 1905 г.
Предмет исследования - экономические (хозяйственные), конфессиональные и политические особенности с. Наумовского и окрестных населенных пунктов в преддверие и после 1905 г.
Цель исследования - выявить специфику антисемитизма и антиеврейского насилия в среде сибирских крестьян.
Достижение поставленной цели предполагает последовательное разрешение следующих задач:
1) проанализировать следственную документацию по погрому в с. Наумовском, выделив противоречия, имплицитно заложенные в показаниях свидетелей и участников.
2) охарактеризовать природно-географические условия (с геологической, гидрологической, почвенной, растительной и др. точек зрения) рассматриваемого района для определения степени их пригодности для хозяйственного освоения;
3) выявить основные и особенные черты хозяйственно-бытового уклада пригородных переселенческих поселков на рубеже XIX-XX вв.;
4) определить конфессиональные ориентации крестьян-участников событий 23 октября 1905 г., способных повлиять на провоцирование погрома;
5) рассмотреть роль антагонистических политических объединений (Партия народной свободы и Союз русского народа) в изучаемых событиях.
Территориальные рамки - северо-западная часть Семилуженской волости Томского уезда Томской губернии. Однако в процессе реконструкции автор обращается к материалам, относящимся к территории Томской губернии в целом и отдельных регионов Российской империи.
Хронологические рамки - 1905-1907 гг. Хронологические рамки обусловлены
традиционной периодизацией Первой русской революции. Вместе с тем по ходу работы автор обращается к различным временным отрезкам конца XIX-первой половины XX вв.
Теоретико-методологические основания работы.
Микроисторический подход. Микроистория, несмотря на свою широкую популярность в западном историческом сообществе, поныне среди подавляющей массы исследователей понимается, во-первых, «как бы частным остатком “большой” истории», во - вторых, историей, не дотягивающей даже до уровня истории событий . Важно понимать, что микроистория - продукт кризиса крупных исторических нарративов (метанарративов), возникший «“из необходимости заново овладеть всей сложностью анализа, отказавшись тем самым от схематичных и общих интерпретаций”» . Данное положение, однако, демонстрирует преимущественно эпистемологические интенции начального этапа ее развития - сообществ микроисториков, широко практикующих генерализацию микроисторических сюжетов. Таковым, к примеру, является сообщество родоначальников микроистории - группы итальянских историков, объединившихся в начале 1980-х гг. вокруг журнала «Quaderni Storici». Солидаризируясь с исследователями индивидуализирующего (в противовес обозначенному генерализирующему) течения в рамках данного историографического направления, считаем, что микроистория должна стремиться к иному - к проблематизации индивидуального . В этой связи обратимся к суждениям американского историка Б. Грэгори (Университет Нотр-Дама, Индиана). Несомненный интерес представляет его рецензия на сборники под редакцией А. Людтке и Ж. Ревеля, опубликованная в журнале «History and Theory». Он обозначает точку зрения, согласно которой «правильные микроисторики должны признать ограниченный характер своей работы, <...> отказаться от широкого контекста». Мы, таким образом, отказываемся от выхода на уровень «больших паттернов».
Мы опираемся на концепцию микроистории, изложенную в совместной работе исландского микроисторика С.Г. Магнуссона и венгерского микроисторика И. Сиярто и постулирующую три базовых эпистемологических принципа: 1. Принцип «нормального исключения» (normal exception); 2. Сужение масштаба наблюдения; 3. Оперирование концептуальным аппаратом интерпретативной теории культур американского антрополога К. Гирца.
Сущность первого принципа состоит в том, что индивид (или группа индивидов) своим образом мысли/действия выделяющийся и выходящий за рамки господствующей культурной традиции оценивается носителями и проводниками этой традиции как носитель девиантного отклоняющегося поведения. Тем не менее такие оценки могут существенно противоречить наличествующему у индивида/группы статусу. Как справедливо замечает С.Г. Магнуссон, «человек может быть осужден в определенном круге, но за то же самое действие восхвален в своей собственной среде», т.е. логика поведения субъекта раскрывается лишь в определенном, суженном контексте. Не необходимость данной операции указывает также один из классиков социально-ориентированной микроистории Дж. Леви: «Микроисторик не держит в руках телескоп, но пользуется микроскопом» .
Переходя к характеристике значения, которое имеют для современной микроистории идеи К. Гирца, мы должны указать на разработки еще одного теоретика - бельгийского философа Э. Фреймана. Его суждения о микроистории, перекликающиеся с идеями С.Г. Магнуссона, но в значительной мере их конкретизирующие, изложены в неопубликованных тезисах «Three Layers of Meaning in Microhistory» («Три слоя значения в микроистории»). Следуя Т. Куну, говорившему о том, что научные дисциплины держатся на конкретных «канонических примерах», и интерпретативной теории культур К. Гирца, Э. Фрейман подвергнул анализу труды классиков исторической антропологии, заключив, что критерием «микроисторичности» следует полагать воплощенность в тексте трех слоев значения: когнитивного, опытного и этического. Первый слой вмещает в себя гирцевское «тонкое описание» (thin description) с последующим герменевтическим смещением к «насыщенному описанию» (thick description).
Фактически три слоя Э. Фреймана - это эвристический метод, базовый дирекциональный алгоритм для решения практических задач, совмещающий в себе, используя термины лингвиста К. Пайка, одновременно эмический и этический подходы. Таким образом, мы предполагаем осуществить: 1) «тонкое описание», своего рода контекстуальное описание (участники, версии погрома, экология и внешняя среда); 2) «насыщенное описание», подразумевающее интерпретацию поведения участников погрома 23 октября 1905 г. под различными углами зрения (хозяйственной, конфессиональной, политической); 3) реабилитацию своего рода потерпевших поражение в историческом процессе, имплицитно заложенную в самом объекте исследования (в терминологии Фреймана - этическое действие историка).
Наиболее перспективным и разработанным научно-дисциплинарным направлением, в рамках которого происходит осмысление крестьянской и аграрной проблематики, представляется крестьяноведение(peasant studies), или рефлексивное крестьяноведение, в отечественном пространстве социально-гуманитарных дисциплин представленное так называемой «шанинской социологической школой». Целесообразно, на наш взгляд, выделить два столпа крестьяноведения, органично связанные друг с другом. Во-первых, мы подразумеваем концепцию «моральной экономики крестьянства» Дж. Скотта, в рамках которой принципиально пересматривается вопрос о трудовых мотивациях и детерминантах экономического поведения крестьянства (угроза голода как фактор) . В нашем случае необходимо указать также на разработанный Скоттом концепт «бегства от государства». Во- вторых, экономико-теоретический базис крестьяноведения составили труды представителей отечественной организационно-производственной школы, прежде всего работы Н.П. Макарова, А.Н. Минина, А.А. Рыбникова, А.В. Чаянова и А.Н. Челинцева и др. Заслуга экономистов организационно-производственной школы состоит прежде всего в разработке семейно-трудовой теории, постулирующей действие в жизни крестьян особого рода экономического регулятора - баланса труда и потребления: трудовая семья стремится к максимизации так называемого трудового семейного дохода посредством оптимизации элементов хозяйства.
Источники, использованные в работе, следует, согласно видовой классификации, предложенной Л.Н. Пушкаревым, подразделить на несколько видов. Отметим, что в действительности источники невозможно ограничить лишь теми группами, которые представлены в классификации Пушкарева. Находя ее не исчерпывающей, мы обозначаем те группы источников, которые, на наш взгляд, не вписываются ни в один из предложенных Пушкаревым видов:
Законодательные акты. Данная группа включает в себя императорские указы, решения Государственного Совета и Комитета министров, санкционированные Императором и опубликованные в «Полном собрании законов Российской империи» (далее - ПСЗРИ): «Нормальное положение о низших сельско-хозяйственных школах» (от 27 декабря 1883 г.), «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли и о порядке перечисления лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время» (от 13 июля 1889 г.), «Временные правила о добровольном переселении сельских обывателей и мещан- земледельцев» (от 6 июня 1904 г.), «Об укреплении начал веротерпимости» (от 17 апреля 1905 г.). При изучении правовой стороны погрома в с. Наумовском мы опирались на «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» в редакции от 1885 г. Источники, причисленные нами к данной группе, позволяют определить правовое поле, в котором существовали наумовские крестьяне в рассматриваемый нами период, правовые основания, на которых выстраивались их взаимоотношения с властью.
Делопроизводственная документация. Среди неопубликованных документов следует указать на материалы, выявленные в фондах Государственного архива Томской области (Ф. 3 - Томское губернское управление; Ф. 144 - Чертежная Томского губернского управления; Ф. 200 - Податной инспектор 2 участка Томского уезда Томской губернской казенной палаты; Ф. 233 - Томская городская управа; Ф. 240 - Томское губернское управление земледелия и государственных имуществ; Ф. Р-1259 - Наумовский сельсовет и его исполком, с. Наумовское Туганского р-на Новосибирской области).
Особо выделим выявленную в фондах Государственного архива Российской Федерации (г. Москва) следственную документацию по погромам в с. Наумовском и г. Мариинске (Ф. 124 - Уголовные отделения Первого департамента Министерства юстиции), включающую в себя материалы первичного прокурорского дознания и приговоры судебных инстанций различного уровня. Представляют, кроме того, интерес обнаруженные в Ф. 170 Государственного архива Томской области (Томская духовная консистория Святейшего Правительствующего Синода) материалы следствия по делу об оскорблении членов Союза русского народа священником Николаевской церкви с. Наумовского о. Григорием Безобразовым и Ф. Р-236 (Томский губернский революционный трибунал) протоколы заседаний губернского ревтрибунала, разбиравшего дело того же Безобразова по обвинению в контрреволюционной деятельности.
Кроме того, автором привлекались опубликованные материалы Томского уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности, в работе которого приняли как губернские чиновники, так и местная общественность. В ходе работы члены обсудили актуальное положение в сфере сельского хозяйства и аграрного производства в Томском уезде. Нас преимущественно интересовали те фрагменты заседаний, на которых поднимался вопрос об эффективности Томской низшей сельскохозяйственной школы 1-го разряда, располагавшейся неподалеку от с. Наумовского и созданной для оказания технико - практической, теоретической поддержки и совершенствования аграрной культуры крестьян- переселенцев данного района. Состояние транспортно-логистической системы в регионе охарактеризовано в отчете правительственного чиновника Н.П. Рахманова, побывавшего в Томской губернии летом 1909 г. Использовался ежегодный отчет правительственного агронома по Томской губернии И.К. Окулича Департаменту земледелия за 1898 г. и управляющего низшей сельскохозяйственной школой Коротцева за 1901 г.
Статистические материалы и справочные издания, использованные в работе, представлены «Списком населенных мест Томской губернии за 1893 год» (численность населения пос. Наумовского и окрестных переселенческих поселений, элементы сельской инфраструктуры), «Списком населенных мест Томской губернии на 1899 год», «Справочной книгой по Томской епархии за 1898-99 год» (общее количество прихожан и количество раскольников в приходе, источники финансирования, данные об обеспеченности приходов), «Справочной книгой по Томской епархии за 1902/3 год» , «Справочной книгой по Томской епархии за 1909/10 год», «Справочной книгой Томской епархии» (видимо, отражающей ситуацию за 1913-1914 гг.); изданной Томским переселенческим управлением «Книгой образования переселенческих участков» за 1885-1912 гг. (даты образования переселенческих участков) и «Списком населенных мест Сибирского края» (Т. 2) за 1929 г. (даты возникновения населенных пунктов со слов крестьян-старожилов). Следует также указать на справочное издание Н.С. Чиркова «Путеводитель по г. Томску и его окрестностям», также полезное для уточнения сельской инфраструктуры.
Отдельно выделим материалы аграрной государственной статистики по Томской губернии, которые, в свою очередь, подразделим на общегосударственные и ведомственные. В первую группу входят, во-первых, первичные подворные материалы сельскохозяйственной переписи 1901 г. по с. Наумовскому (выявлены в Ф. 3 Государственного архива Томской области), проведенной в связи с засухой 1900 г. и отражающие сведения о размере крестьянских семей и числе трудоспособных работников в семейном хозяйстве, обеспеченности скотом (коровы, лошади, мелкий скот), величине испрошенных у государства ссуд, площади посевов различных сельскохозяйственных культур, наличных фондах хлеба и кормового сена, степени ущерба, понесенного хозяйствами от засухи и неурожая.
Выявленные нами в Ф. 3 Государственного архива Томской области ведомственные статистические материалы связаны прежде всего с деятельностью Министерства государственных имуществ (с 1894 г. - Министерство земледелия и государственных имуществ), а с 1896 г. - Томского переселенческого управления по регистрации и выяснению экономического положения крестьян-переселенцев. Ведомственные статистические материалы, кроме того, способствуют уточнению исходных точек миграций наумовских крестьян. Использовались также материалы Ф. 113 (Томское уездное полицейское управление), Ф. 196 (Томская казенная палата) и Р-528 (Волостные исполнительные комитеты Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов).
Ввиду того, что материалы ведомственной статистики в равной степени могут быть отнесены как к статистической, так и к делопроизводственной документации, мы подчеркиваем крайнюю условность классификационных оснований.
Периодическая печать представлена материалами общегубернской газеты «Сибирская жизнь», являвшейся неофициальным органов Томского отделения Партии народной свободы (Конституционно-демократической партии), и сменившей ее на некоторое время газеты «Сибирская мысль». Эпизодически использовались материалы газетного органа Томского губкома РКП (б) и губисполкома «Томский крестьянин».
В официальном отделе «Томских епархиальных ведомостях» публиковались сообщения о смене и замещении церковнослужителей и причетников, открытии и закрытии приходов. Особенный интерес в рамках интерпретации наумовского погрома 23 октября 1905 г. представляет краткий отчет о посещении Архиепископом Томским и Барнаульским Макарием с. Наумовского и Томской низшей сельскохозяйственной школы 1-го разряда летом 1907 г., представляющий бесценные сведения о состоянии дорожно-транспортной сети, конфессиональной и политической ситуации в исследуемом районе.
Художественные произведения. Блестящую характеристику конфессиональной ситуации, описание механизма взаимодействия жителей подтаежных населенных пунктов с представителями старообрядческих общин Томско-Чулымской тайги мы обнаружили в повести «Старый тракт» известного советского писателя Г.М. Маркова (к слову, уроженца с. Ново-Кусково Томского уезда).
Автором активно использовались неопубликованные полевые материалы, прежде всего материалы этнографической экспедиции Музея города Северска (далее - МЭЭ МГС) 1996 и 2001 гг., хранящиеся в личном архиве северского этнографа П.Е. Бардиной и непосредственно относящиеся к с. Наумовскому и окрестным поселениям. В полевых дневниках экспедиции интерес для нас представляли сведения о религиозной жизни с. Наумовского, полученные этнографами от информантов, в разные годы проживавших в с. Наумовском.
Природно-географические описания и картографические материалы составляют отдельную источниковую группу. Среди опубликованных материалов, использованных в работе, следует назвать описания и природно-географические характеристики Казанской губернии, представленные в «Материалах для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба» и т. 6 многотомного издания Императорского Русского географического общества «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей» . В качестве иллюстративного материала был использован фрагмент карты Мамадышского уезда (1895), составленной священником Покровской церкви в Казани Г.К. Богословским .
Что касается неопубликованных материалов, к данной группе было отнесено ценнейшее природно-географическое описание отдельного района Нижнего Притомья (населенные пункты Семиозерки, Самусь, Орловка, т.е. поселения, находящиеся на правобережье Томи), непосредственно примыкающего к таежной зоне северо-западной части Семилуженской волости, составленное в целях определения пригодности этого района для водворения переселенцев группой чиновников Томского губернского управления в начале 1890-х гг. К текстовым материалам прилагался схематический план местности с обозначением заимочных и пасечных хозяйств междуречья Камышки (Камышинки) и Самыски (Самуськи), вынесенный в приложение работы . Отметим также выявленный в Ф. Р-937 Государственного архива Томской области (Плановая комиссия Томского губернского исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов) обзор природно-географических условий Томского Северного района за 1923-1924 гг. Кроме того, в приложении представлены копии планов территории к северу от с. Наумовского, сделанные сотрудниками правоохранительных органов, командированных в 1980-х гг. для обнаружения старообрядческих скитов и находящихся на нелегальном положении скитников в таежной зоне на границе Кривошеинского и Томского районов (Ф. Р-1786 Государственного архива Томской области - Уполномоченный Совета по делам религий при Совете министров СССР по Томской области) .
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, в свою очередь подразделяющихся на два раздела, заключения и приложения.
Во введении обоснованы актуальность избранной темы, определены объект и предмет исследования, сформулированы цели и задачи исследования, территориальные и хронологические рамки работы, установлена степень ее изученности, охарактеризованы источники, теоретико-методологические основания работы.
Первая глава представляет собой, в терминологии К. Гирца, стадию «тонкого описания», т.е. контекстуализацию инцидента. В первом разделе первой главы анализируется следственная документация по погрому в с. Наумовском, рассматриваются основные действующие лица, выявляются противоречия, имплицитно заложенные в показаниях участников событий, подробно освещаются преимущества и недостатки существующей историографии. Во втором разделе первой главы автор обращается к характеристике природно-географических условий Томь-Чулымского междуречья, на территории которого расположено с. Наумовское.
Вторая глава связана с «насыщенным описанием» Наумовского погрома. В ней предлагаются разнородные интерпретации событий, прежде всего потенциальных мотивов, двигавших непосредственными или косвенными участниками событий. В первом разделе рассматриваются особенности хозяйственно-бытового уклада и конфессиональных ориентаций крестьян населенных пунктов рассматриваемого района. Во втором разделе предлагается политико-идеологическая интерпретация погрома, в ходе которой предпринимается попытка фальсификации аналитической модели «традиционалистского ответа». Для этого выявляются те инфраструктурные объекты, отдельные лица, которые могли быть проводниками идей двух антагонистических политических движения - конституционных демократов и правых монархистов.
В заключении подведены основные итоги и сформулированы выводы по работе.
Приложение подразделяется на два раздела (таблицы и рисунки), в которых представлены материалы, не вошедшие в основной текст ввиду своего объема, прежде всего составленные автором таблицы и картографические материалы.
Вторая половина XX в. связана с рядом революций и поворотов в историописании, прежде всего с антропологическим и лингвистическим. Эпистемологическое новшество первого из них, обусловленного глобальными мировыми изменениями 1950-1960-х гг. (в первую очередь деколонизации), заключается в смещении ракурса наблюдения с институциональных государственных образований, «великих» личностей и крупных людских масс на реконструкцию жизни людей заурядных, не оставивших видимого следа в историческом процессе, второго - в анализе глубинных языковых структур (знаков, идентичностей и т.д.), детерминирующих жизненную картину, на основе конвергенции с различными направлениями в философии языка. Рамки интерпретации, сформированные всем предшествующим развитием историографии, на наш взгляд, должны быть существенно пересмотрены.
Идеальной площадкой для апробации подходов современной исторической антропологии является крестьянство как одна из наиболее многочисленных групп «подчиненных». Неслучайно в этой связи, что сюжетом, исследованным в данной работе, выступает малоизвестный случай еврейского погрома, произошедшего в с. Наумовском Томского уезда Томской губернии, представляющий собой яркий пример того, как классическая историографическая модель формально подчиняет частное общему (сельскую местность - городу). В редких случаях упоминания этому погрому приписываются причины более крупных событий. Вполне очевидно, что на сегодняшний день таких объяснений недостаточно, а реальность значительно богаче существующих интерпретативных клише.
Соответственно, научная актуальность проистекает из степени изученности темы, свидетельствующей в пользу наших слов о примате событий крупных (по территориальному критерию). События в с. Наумовском 23 октября 1905 г. представлены лишь в двух работах - в монографии М.В. Шиловского , посвященной реконструкции событий томского погрома, и диссертационном исследовании Е.Л. Бузмакова, посвященном зарождению и развитию черносотенного движения в Сибири. Подробнее мы остановимся на содержательной их стороне в следующем разделе работы.
С точки зрения компаративной нас интересовали также конкретно-исторические исследования, посвященные погромам, входящим в хронологический отрезок 1903-1906 гг. (в англоязычной историографии этот период получил наименование «второй погромной волны»), израильского историка Ш. Ламброзы (погромы на территории черты оседлости) и американского историка Р. Вейнберга (одесский погром). В работах этих авторов нашел отражение тот массив слухов, провоцировавших погромное насилие, который, на наш взгляд, являлся универсальным для территории Российской империи в целом, прежде всего в ходе следствия и судебных процессов над погромщиками, использовавшими ссылки на слухи в качестве стратегии самооправдания. Стремясь к стройности и последовательности освещения заявленного сюжета, мы находим целесообразным осветить узкопредметную историографию (исследования по аграрной истории; труды, посвященные старообрядчеству и другим неортодоксальным религиозным группам дореволюционной России, и др.) непосредственно в соответствующих разделах текста.
Объект исследования - еврейский погром в с. Наумовском Томской губернии 23 октября 1905 г.
Предмет исследования - экономические (хозяйственные), конфессиональные и политические особенности с. Наумовского и окрестных населенных пунктов в преддверие и после 1905 г.
Цель исследования - выявить специфику антисемитизма и антиеврейского насилия в среде сибирских крестьян.
Достижение поставленной цели предполагает последовательное разрешение следующих задач:
1) проанализировать следственную документацию по погрому в с. Наумовском, выделив противоречия, имплицитно заложенные в показаниях свидетелей и участников.
2) охарактеризовать природно-географические условия (с геологической, гидрологической, почвенной, растительной и др. точек зрения) рассматриваемого района для определения степени их пригодности для хозяйственного освоения;
3) выявить основные и особенные черты хозяйственно-бытового уклада пригородных переселенческих поселков на рубеже XIX-XX вв.;
4) определить конфессиональные ориентации крестьян-участников событий 23 октября 1905 г., способных повлиять на провоцирование погрома;
5) рассмотреть роль антагонистических политических объединений (Партия народной свободы и Союз русского народа) в изучаемых событиях.
Территориальные рамки - северо-западная часть Семилуженской волости Томского уезда Томской губернии. Однако в процессе реконструкции автор обращается к материалам, относящимся к территории Томской губернии в целом и отдельных регионов Российской империи.
Хронологические рамки - 1905-1907 гг. Хронологические рамки обусловлены
традиционной периодизацией Первой русской революции. Вместе с тем по ходу работы автор обращается к различным временным отрезкам конца XIX-первой половины XX вв.
Теоретико-методологические основания работы.
Микроисторический подход. Микроистория, несмотря на свою широкую популярность в западном историческом сообществе, поныне среди подавляющей массы исследователей понимается, во-первых, «как бы частным остатком “большой” истории», во - вторых, историей, не дотягивающей даже до уровня истории событий . Важно понимать, что микроистория - продукт кризиса крупных исторических нарративов (метанарративов), возникший «“из необходимости заново овладеть всей сложностью анализа, отказавшись тем самым от схематичных и общих интерпретаций”» . Данное положение, однако, демонстрирует преимущественно эпистемологические интенции начального этапа ее развития - сообществ микроисториков, широко практикующих генерализацию микроисторических сюжетов. Таковым, к примеру, является сообщество родоначальников микроистории - группы итальянских историков, объединившихся в начале 1980-х гг. вокруг журнала «Quaderni Storici». Солидаризируясь с исследователями индивидуализирующего (в противовес обозначенному генерализирующему) течения в рамках данного историографического направления, считаем, что микроистория должна стремиться к иному - к проблематизации индивидуального . В этой связи обратимся к суждениям американского историка Б. Грэгори (Университет Нотр-Дама, Индиана). Несомненный интерес представляет его рецензия на сборники под редакцией А. Людтке и Ж. Ревеля, опубликованная в журнале «History and Theory». Он обозначает точку зрения, согласно которой «правильные микроисторики должны признать ограниченный характер своей работы, <...> отказаться от широкого контекста». Мы, таким образом, отказываемся от выхода на уровень «больших паттернов».
Мы опираемся на концепцию микроистории, изложенную в совместной работе исландского микроисторика С.Г. Магнуссона и венгерского микроисторика И. Сиярто и постулирующую три базовых эпистемологических принципа: 1. Принцип «нормального исключения» (normal exception); 2. Сужение масштаба наблюдения; 3. Оперирование концептуальным аппаратом интерпретативной теории культур американского антрополога К. Гирца.
Сущность первого принципа состоит в том, что индивид (или группа индивидов) своим образом мысли/действия выделяющийся и выходящий за рамки господствующей культурной традиции оценивается носителями и проводниками этой традиции как носитель девиантного отклоняющегося поведения. Тем не менее такие оценки могут существенно противоречить наличествующему у индивида/группы статусу. Как справедливо замечает С.Г. Магнуссон, «человек может быть осужден в определенном круге, но за то же самое действие восхвален в своей собственной среде», т.е. логика поведения субъекта раскрывается лишь в определенном, суженном контексте. Не необходимость данной операции указывает также один из классиков социально-ориентированной микроистории Дж. Леви: «Микроисторик не держит в руках телескоп, но пользуется микроскопом» .
Переходя к характеристике значения, которое имеют для современной микроистории идеи К. Гирца, мы должны указать на разработки еще одного теоретика - бельгийского философа Э. Фреймана. Его суждения о микроистории, перекликающиеся с идеями С.Г. Магнуссона, но в значительной мере их конкретизирующие, изложены в неопубликованных тезисах «Three Layers of Meaning in Microhistory» («Три слоя значения в микроистории»). Следуя Т. Куну, говорившему о том, что научные дисциплины держатся на конкретных «канонических примерах», и интерпретативной теории культур К. Гирца, Э. Фрейман подвергнул анализу труды классиков исторической антропологии, заключив, что критерием «микроисторичности» следует полагать воплощенность в тексте трех слоев значения: когнитивного, опытного и этического. Первый слой вмещает в себя гирцевское «тонкое описание» (thin description) с последующим герменевтическим смещением к «насыщенному описанию» (thick description).
Фактически три слоя Э. Фреймана - это эвристический метод, базовый дирекциональный алгоритм для решения практических задач, совмещающий в себе, используя термины лингвиста К. Пайка, одновременно эмический и этический подходы. Таким образом, мы предполагаем осуществить: 1) «тонкое описание», своего рода контекстуальное описание (участники, версии погрома, экология и внешняя среда); 2) «насыщенное описание», подразумевающее интерпретацию поведения участников погрома 23 октября 1905 г. под различными углами зрения (хозяйственной, конфессиональной, политической); 3) реабилитацию своего рода потерпевших поражение в историческом процессе, имплицитно заложенную в самом объекте исследования (в терминологии Фреймана - этическое действие историка).
Наиболее перспективным и разработанным научно-дисциплинарным направлением, в рамках которого происходит осмысление крестьянской и аграрной проблематики, представляется крестьяноведение(peasant studies), или рефлексивное крестьяноведение, в отечественном пространстве социально-гуманитарных дисциплин представленное так называемой «шанинской социологической школой». Целесообразно, на наш взгляд, выделить два столпа крестьяноведения, органично связанные друг с другом. Во-первых, мы подразумеваем концепцию «моральной экономики крестьянства» Дж. Скотта, в рамках которой принципиально пересматривается вопрос о трудовых мотивациях и детерминантах экономического поведения крестьянства (угроза голода как фактор) . В нашем случае необходимо указать также на разработанный Скоттом концепт «бегства от государства». Во- вторых, экономико-теоретический базис крестьяноведения составили труды представителей отечественной организационно-производственной школы, прежде всего работы Н.П. Макарова, А.Н. Минина, А.А. Рыбникова, А.В. Чаянова и А.Н. Челинцева и др. Заслуга экономистов организационно-производственной школы состоит прежде всего в разработке семейно-трудовой теории, постулирующей действие в жизни крестьян особого рода экономического регулятора - баланса труда и потребления: трудовая семья стремится к максимизации так называемого трудового семейного дохода посредством оптимизации элементов хозяйства.
Источники, использованные в работе, следует, согласно видовой классификации, предложенной Л.Н. Пушкаревым, подразделить на несколько видов. Отметим, что в действительности источники невозможно ограничить лишь теми группами, которые представлены в классификации Пушкарева. Находя ее не исчерпывающей, мы обозначаем те группы источников, которые, на наш взгляд, не вписываются ни в один из предложенных Пушкаревым видов:
Законодательные акты. Данная группа включает в себя императорские указы, решения Государственного Совета и Комитета министров, санкционированные Императором и опубликованные в «Полном собрании законов Российской империи» (далее - ПСЗРИ): «Нормальное положение о низших сельско-хозяйственных школах» (от 27 декабря 1883 г.), «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли и о порядке перечисления лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время» (от 13 июля 1889 г.), «Временные правила о добровольном переселении сельских обывателей и мещан- земледельцев» (от 6 июня 1904 г.), «Об укреплении начал веротерпимости» (от 17 апреля 1905 г.). При изучении правовой стороны погрома в с. Наумовском мы опирались на «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» в редакции от 1885 г. Источники, причисленные нами к данной группе, позволяют определить правовое поле, в котором существовали наумовские крестьяне в рассматриваемый нами период, правовые основания, на которых выстраивались их взаимоотношения с властью.
Делопроизводственная документация. Среди неопубликованных документов следует указать на материалы, выявленные в фондах Государственного архива Томской области (Ф. 3 - Томское губернское управление; Ф. 144 - Чертежная Томского губернского управления; Ф. 200 - Податной инспектор 2 участка Томского уезда Томской губернской казенной палаты; Ф. 233 - Томская городская управа; Ф. 240 - Томское губернское управление земледелия и государственных имуществ; Ф. Р-1259 - Наумовский сельсовет и его исполком, с. Наумовское Туганского р-на Новосибирской области).
Особо выделим выявленную в фондах Государственного архива Российской Федерации (г. Москва) следственную документацию по погромам в с. Наумовском и г. Мариинске (Ф. 124 - Уголовные отделения Первого департамента Министерства юстиции), включающую в себя материалы первичного прокурорского дознания и приговоры судебных инстанций различного уровня. Представляют, кроме того, интерес обнаруженные в Ф. 170 Государственного архива Томской области (Томская духовная консистория Святейшего Правительствующего Синода) материалы следствия по делу об оскорблении членов Союза русского народа священником Николаевской церкви с. Наумовского о. Григорием Безобразовым и Ф. Р-236 (Томский губернский революционный трибунал) протоколы заседаний губернского ревтрибунала, разбиравшего дело того же Безобразова по обвинению в контрреволюционной деятельности.
Кроме того, автором привлекались опубликованные материалы Томского уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности, в работе которого приняли как губернские чиновники, так и местная общественность. В ходе работы члены обсудили актуальное положение в сфере сельского хозяйства и аграрного производства в Томском уезде. Нас преимущественно интересовали те фрагменты заседаний, на которых поднимался вопрос об эффективности Томской низшей сельскохозяйственной школы 1-го разряда, располагавшейся неподалеку от с. Наумовского и созданной для оказания технико - практической, теоретической поддержки и совершенствования аграрной культуры крестьян- переселенцев данного района. Состояние транспортно-логистической системы в регионе охарактеризовано в отчете правительственного чиновника Н.П. Рахманова, побывавшего в Томской губернии летом 1909 г. Использовался ежегодный отчет правительственного агронома по Томской губернии И.К. Окулича Департаменту земледелия за 1898 г. и управляющего низшей сельскохозяйственной школой Коротцева за 1901 г.
Статистические материалы и справочные издания, использованные в работе, представлены «Списком населенных мест Томской губернии за 1893 год» (численность населения пос. Наумовского и окрестных переселенческих поселений, элементы сельской инфраструктуры), «Списком населенных мест Томской губернии на 1899 год», «Справочной книгой по Томской епархии за 1898-99 год» (общее количество прихожан и количество раскольников в приходе, источники финансирования, данные об обеспеченности приходов), «Справочной книгой по Томской епархии за 1902/3 год» , «Справочной книгой по Томской епархии за 1909/10 год», «Справочной книгой Томской епархии» (видимо, отражающей ситуацию за 1913-1914 гг.); изданной Томским переселенческим управлением «Книгой образования переселенческих участков» за 1885-1912 гг. (даты образования переселенческих участков) и «Списком населенных мест Сибирского края» (Т. 2) за 1929 г. (даты возникновения населенных пунктов со слов крестьян-старожилов). Следует также указать на справочное издание Н.С. Чиркова «Путеводитель по г. Томску и его окрестностям», также полезное для уточнения сельской инфраструктуры.
Отдельно выделим материалы аграрной государственной статистики по Томской губернии, которые, в свою очередь, подразделим на общегосударственные и ведомственные. В первую группу входят, во-первых, первичные подворные материалы сельскохозяйственной переписи 1901 г. по с. Наумовскому (выявлены в Ф. 3 Государственного архива Томской области), проведенной в связи с засухой 1900 г. и отражающие сведения о размере крестьянских семей и числе трудоспособных работников в семейном хозяйстве, обеспеченности скотом (коровы, лошади, мелкий скот), величине испрошенных у государства ссуд, площади посевов различных сельскохозяйственных культур, наличных фондах хлеба и кормового сена, степени ущерба, понесенного хозяйствами от засухи и неурожая.
Выявленные нами в Ф. 3 Государственного архива Томской области ведомственные статистические материалы связаны прежде всего с деятельностью Министерства государственных имуществ (с 1894 г. - Министерство земледелия и государственных имуществ), а с 1896 г. - Томского переселенческого управления по регистрации и выяснению экономического положения крестьян-переселенцев. Ведомственные статистические материалы, кроме того, способствуют уточнению исходных точек миграций наумовских крестьян. Использовались также материалы Ф. 113 (Томское уездное полицейское управление), Ф. 196 (Томская казенная палата) и Р-528 (Волостные исполнительные комитеты Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов).
Ввиду того, что материалы ведомственной статистики в равной степени могут быть отнесены как к статистической, так и к делопроизводственной документации, мы подчеркиваем крайнюю условность классификационных оснований.
Периодическая печать представлена материалами общегубернской газеты «Сибирская жизнь», являвшейся неофициальным органов Томского отделения Партии народной свободы (Конституционно-демократической партии), и сменившей ее на некоторое время газеты «Сибирская мысль». Эпизодически использовались материалы газетного органа Томского губкома РКП (б) и губисполкома «Томский крестьянин».
В официальном отделе «Томских епархиальных ведомостях» публиковались сообщения о смене и замещении церковнослужителей и причетников, открытии и закрытии приходов. Особенный интерес в рамках интерпретации наумовского погрома 23 октября 1905 г. представляет краткий отчет о посещении Архиепископом Томским и Барнаульским Макарием с. Наумовского и Томской низшей сельскохозяйственной школы 1-го разряда летом 1907 г., представляющий бесценные сведения о состоянии дорожно-транспортной сети, конфессиональной и политической ситуации в исследуемом районе.
Художественные произведения. Блестящую характеристику конфессиональной ситуации, описание механизма взаимодействия жителей подтаежных населенных пунктов с представителями старообрядческих общин Томско-Чулымской тайги мы обнаружили в повести «Старый тракт» известного советского писателя Г.М. Маркова (к слову, уроженца с. Ново-Кусково Томского уезда).
Автором активно использовались неопубликованные полевые материалы, прежде всего материалы этнографической экспедиции Музея города Северска (далее - МЭЭ МГС) 1996 и 2001 гг., хранящиеся в личном архиве северского этнографа П.Е. Бардиной и непосредственно относящиеся к с. Наумовскому и окрестным поселениям. В полевых дневниках экспедиции интерес для нас представляли сведения о религиозной жизни с. Наумовского, полученные этнографами от информантов, в разные годы проживавших в с. Наумовском.
Природно-географические описания и картографические материалы составляют отдельную источниковую группу. Среди опубликованных материалов, использованных в работе, следует назвать описания и природно-географические характеристики Казанской губернии, представленные в «Материалах для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба» и т. 6 многотомного издания Императорского Русского географического общества «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей» . В качестве иллюстративного материала был использован фрагмент карты Мамадышского уезда (1895), составленной священником Покровской церкви в Казани Г.К. Богословским .
Что касается неопубликованных материалов, к данной группе было отнесено ценнейшее природно-географическое описание отдельного района Нижнего Притомья (населенные пункты Семиозерки, Самусь, Орловка, т.е. поселения, находящиеся на правобережье Томи), непосредственно примыкающего к таежной зоне северо-западной части Семилуженской волости, составленное в целях определения пригодности этого района для водворения переселенцев группой чиновников Томского губернского управления в начале 1890-х гг. К текстовым материалам прилагался схематический план местности с обозначением заимочных и пасечных хозяйств междуречья Камышки (Камышинки) и Самыски (Самуськи), вынесенный в приложение работы . Отметим также выявленный в Ф. Р-937 Государственного архива Томской области (Плановая комиссия Томского губернского исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов) обзор природно-географических условий Томского Северного района за 1923-1924 гг. Кроме того, в приложении представлены копии планов территории к северу от с. Наумовского, сделанные сотрудниками правоохранительных органов, командированных в 1980-х гг. для обнаружения старообрядческих скитов и находящихся на нелегальном положении скитников в таежной зоне на границе Кривошеинского и Томского районов (Ф. Р-1786 Государственного архива Томской области - Уполномоченный Совета по делам религий при Совете министров СССР по Томской области) .
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, в свою очередь подразделяющихся на два раздела, заключения и приложения.
Во введении обоснованы актуальность избранной темы, определены объект и предмет исследования, сформулированы цели и задачи исследования, территориальные и хронологические рамки работы, установлена степень ее изученности, охарактеризованы источники, теоретико-методологические основания работы.
Первая глава представляет собой, в терминологии К. Гирца, стадию «тонкого описания», т.е. контекстуализацию инцидента. В первом разделе первой главы анализируется следственная документация по погрому в с. Наумовском, рассматриваются основные действующие лица, выявляются противоречия, имплицитно заложенные в показаниях участников событий, подробно освещаются преимущества и недостатки существующей историографии. Во втором разделе первой главы автор обращается к характеристике природно-географических условий Томь-Чулымского междуречья, на территории которого расположено с. Наумовское.
Вторая глава связана с «насыщенным описанием» Наумовского погрома. В ней предлагаются разнородные интерпретации событий, прежде всего потенциальных мотивов, двигавших непосредственными или косвенными участниками событий. В первом разделе рассматриваются особенности хозяйственно-бытового уклада и конфессиональных ориентаций крестьян населенных пунктов рассматриваемого района. Во втором разделе предлагается политико-идеологическая интерпретация погрома, в ходе которой предпринимается попытка фальсификации аналитической модели «традиционалистского ответа». Для этого выявляются те инфраструктурные объекты, отдельные лица, которые могли быть проводниками идей двух антагонистических политических движения - конституционных демократов и правых монархистов.
В заключении подведены основные итоги и сформулированы выводы по работе.
Приложение подразделяется на два раздела (таблицы и рисунки), в которых представлены материалы, не вошедшие в основной текст ввиду своего объема, прежде всего составленные автором таблицы и картографические материалы.
Вслед за опубликованием Манифеста 17 октября 1905 г. по Российской империи прокатилась волна кровавых погромов. Одним из них стал погром в с. Наумовском Семилуженской волости Томского уезда. 23 октября 1905 г. крестьян разгромила и разграбила дома и лавку еврейского торговца Бориса Бейлина. Пройдя через три ступени судебной системы (Томский окружной суд - Уголовный департамент Омской судебной палаты - Кассационный департамент по уголовным делам Правительствующего Сената), погромщики получили помилование императора Николая II. В ходе следственного и судебного разбирательств крестьяне-участники использовали целый ряд оправдательных методов: встречные обвинения в оскорблении фигуры Самодержца, формально
легитимирующие их преступное деяние слухи, возложение вины за распространение ложной информации на поляков, в массовом сознании полагавшихся составной частью коллективного «внутреннего врага», невежество, неразвитость и доверчивость. Акцентируя перед правоохранителями и членами судебных инстанций спонтанность собственных действий, обвиняемые крестьяне тем не менее давали основания для различения за погромом если не глубинного конфликта Бейлина с сельскими обывателями, то во всяком случае существенной недосказанности.
Крестьянские хозяйства переселенческого пос. Наумовский и других населенных пунктов отличались слабой обеспеченностью посевами и скотом и были вовлечены в лесные добывающие промыслы, что позволяло губернским властям квалифицировать положение хозяйств в данном районе как крайне бедственное. Анализ законодательных актов, справочных изданий, этнографических материалов и топонимов данного района позволил поставить вопрос о «старожильческом» характере значительного числа поселков, возникших на рубеже 1880-1890-х гг. Нахождение их в пограничной с Томско-Чулымской тайгой зоне, отличавшейся, кроме того, крайне сложными почвенными (высокая заболоченность и др.) условиями мешало установлению полноценного контроля со стороны государства, в том числе и над формами крестьянского землепользования. Бурное развитие с. Наумовского в 1920-30-е гг. может объясняться массовым использованием местными крестьянами эксполярных практик хозяйствования в таежной зоне.
Хозяйственная ориентация и практики теневого хозяйствования в рамках заимочно- захватного землепользования крестьян населенных пунктов пригородного района находилась в тесной связи с конфессиональной принадлежностью к староверческим общинам, населяющим территорию Томско-Чулымской тайги, прежде всего староверов- странников. Таким образом, погром, имевший место 23 октября 1905 г., пролегал в сфере хозяйственно-конфессиональных ориентаций крестьян интересующего нас района.
До октября 1905 г. в с. Наумовском могли существовать несколько опорных точек, посредством которых сторонники Конституционно-демократической партии распространяли свои идеи среди крестьян - торговец Бейлин, являвшийся братом одного из учредителей томского отделения Партии народной свободы М.Р. Бейлина; священник Безобразов и педагогический и агрономический персонал Томской низшей сельскохозяйственной школы 1-го разряда. Представители консервативных сил появились в с. Наумовском значительно позднее. Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что события 23 октября 1905 г. укладываются в рамки объяснительной модели «традиционалистского ответа», выработанной в современной макроориентированной историографии. Основные положения данной аналитической модели сводятся к тому, что преднамеренные провокации оппозиционных сил, направленные на столкновение народа с властью, во второй половине 1905 г. (преимущественно после объявления Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка») привели к всплеску консервативных настроений среди широких слоев населения, вылившихся в погромы, направленные против интеллигенции. Тот факт, что от погромов в 1905 г. пострадали преимущественно представители инородческих и иноконфессиональных групп (поляки и евреи), не противоречит данному положению. Эти группы стали жертвами погромов ввиду того, что в значительной мере составили ряды революционных партий и объединений. Присутствие иных политических объединений в интересующем нас районе в преддверие 1905 г. представляется сомнительным даже в том случае, если принимать во внимание общеизвестный интерес российских социал-демократов к представителям маргинальных религиозных учений, в особенности к староверам- странникам.
Выводы по главам дают нам основания, во-первых, утверждать, что Наумовский погром - это событие уникальное, «казусное», лишь отчасти вписывающееся в крупные объяснительные модели, но не являющееся логичным следствием более известного томского погрома, и, во-вторых, что обозначенная совокупность интерпретаций в реальности была возможна лишь как констелляция, т.е. синкретичная совокупность факторов и причин.
Вернемся, однако, к изначально поставленной цели. Рассмотренный конкретно-исторический сюжет убеждает нас в существовании в рамках сибирского крестьянского антисемитизма и антиеврейского насилия особого рода специфики. В ходе реконструкций нами не были выявлены явные свидетельства того, что он проистекал из этнической неприязни. Наоборот, они в полной мере сообразуются с многочисленными утверждениями о прагматическом характере сибирского антисемитизма. Сложная конфессиональная ситуация в сибирском регионе и достаточно нестабильное положение маргинальных религиозных групп в 1905 г., конечно, могли провоцировать столкновения, оформленные в виде погромов. Вместе с тем мы признаем, что широкие обобщения, исходя из положений индивидуализирующей микроистории, не могут быть экстраполированы на столь обширную территорию.
Особенности локальной источниковой базы не предоставляют возможности реализовать проект, соответствующий по своему масштабу и всеохватности работам классиков исторической антропологии (к примеру, Н. Земон Дэвис или Э. Ле Руа Ладюри). Их информационный потенциал, безусловно, не может ни в коей мере быть сопоставлен. В этом отношении следственное и инквизиционное делопроизводство западноевропейских стран есть идеальная платформа для реализации самых разнообразных исследовательских стратегий и проведения уникальных реконструкций, в частности воссоздания outillage mental (умственного, ментального инструментария) героев.
Вместе с тем дальнейшие перспективы разработки проблемы связаны именно с расширением источниковой базы исследования. Во-первых, обращение к метрическим книгам Николаевской церкви с. Наумовского способно расширить наши представления о связях между участниками событий 23 октября 1905 г. и в некоторой степени о принципах распределения власти/авторитета и структурах социальности сельского поселенческого пространства. Во-вторых, в работе оказались слабо представленными делопроизводственные материалы различного рода инстанций власти. Видоизменить выводы о конфессиональной ситуации в районе могут, к примеру, обстоятельная разработка фонда Томской духовной консистории Государственного архива Томской области, в котором содержатся донесения священников, рапорты и отчеты благочинных и т.д. Наконец, необходимо наращение материалов хозяйственно-учетного характера при параллельном активном использовании математико-статистических методов, способных повысить качество выводов в хозяйственно-экономической части работы.
легитимирующие их преступное деяние слухи, возложение вины за распространение ложной информации на поляков, в массовом сознании полагавшихся составной частью коллективного «внутреннего врага», невежество, неразвитость и доверчивость. Акцентируя перед правоохранителями и членами судебных инстанций спонтанность собственных действий, обвиняемые крестьяне тем не менее давали основания для различения за погромом если не глубинного конфликта Бейлина с сельскими обывателями, то во всяком случае существенной недосказанности.
Крестьянские хозяйства переселенческого пос. Наумовский и других населенных пунктов отличались слабой обеспеченностью посевами и скотом и были вовлечены в лесные добывающие промыслы, что позволяло губернским властям квалифицировать положение хозяйств в данном районе как крайне бедственное. Анализ законодательных актов, справочных изданий, этнографических материалов и топонимов данного района позволил поставить вопрос о «старожильческом» характере значительного числа поселков, возникших на рубеже 1880-1890-х гг. Нахождение их в пограничной с Томско-Чулымской тайгой зоне, отличавшейся, кроме того, крайне сложными почвенными (высокая заболоченность и др.) условиями мешало установлению полноценного контроля со стороны государства, в том числе и над формами крестьянского землепользования. Бурное развитие с. Наумовского в 1920-30-е гг. может объясняться массовым использованием местными крестьянами эксполярных практик хозяйствования в таежной зоне.
Хозяйственная ориентация и практики теневого хозяйствования в рамках заимочно- захватного землепользования крестьян населенных пунктов пригородного района находилась в тесной связи с конфессиональной принадлежностью к староверческим общинам, населяющим территорию Томско-Чулымской тайги, прежде всего староверов- странников. Таким образом, погром, имевший место 23 октября 1905 г., пролегал в сфере хозяйственно-конфессиональных ориентаций крестьян интересующего нас района.
До октября 1905 г. в с. Наумовском могли существовать несколько опорных точек, посредством которых сторонники Конституционно-демократической партии распространяли свои идеи среди крестьян - торговец Бейлин, являвшийся братом одного из учредителей томского отделения Партии народной свободы М.Р. Бейлина; священник Безобразов и педагогический и агрономический персонал Томской низшей сельскохозяйственной школы 1-го разряда. Представители консервативных сил появились в с. Наумовском значительно позднее. Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что события 23 октября 1905 г. укладываются в рамки объяснительной модели «традиционалистского ответа», выработанной в современной макроориентированной историографии. Основные положения данной аналитической модели сводятся к тому, что преднамеренные провокации оппозиционных сил, направленные на столкновение народа с властью, во второй половине 1905 г. (преимущественно после объявления Манифеста «Об усовершенствовании государственного порядка») привели к всплеску консервативных настроений среди широких слоев населения, вылившихся в погромы, направленные против интеллигенции. Тот факт, что от погромов в 1905 г. пострадали преимущественно представители инородческих и иноконфессиональных групп (поляки и евреи), не противоречит данному положению. Эти группы стали жертвами погромов ввиду того, что в значительной мере составили ряды революционных партий и объединений. Присутствие иных политических объединений в интересующем нас районе в преддверие 1905 г. представляется сомнительным даже в том случае, если принимать во внимание общеизвестный интерес российских социал-демократов к представителям маргинальных религиозных учений, в особенности к староверам- странникам.
Выводы по главам дают нам основания, во-первых, утверждать, что Наумовский погром - это событие уникальное, «казусное», лишь отчасти вписывающееся в крупные объяснительные модели, но не являющееся логичным следствием более известного томского погрома, и, во-вторых, что обозначенная совокупность интерпретаций в реальности была возможна лишь как констелляция, т.е. синкретичная совокупность факторов и причин.
Вернемся, однако, к изначально поставленной цели. Рассмотренный конкретно-исторический сюжет убеждает нас в существовании в рамках сибирского крестьянского антисемитизма и антиеврейского насилия особого рода специфики. В ходе реконструкций нами не были выявлены явные свидетельства того, что он проистекал из этнической неприязни. Наоборот, они в полной мере сообразуются с многочисленными утверждениями о прагматическом характере сибирского антисемитизма. Сложная конфессиональная ситуация в сибирском регионе и достаточно нестабильное положение маргинальных религиозных групп в 1905 г., конечно, могли провоцировать столкновения, оформленные в виде погромов. Вместе с тем мы признаем, что широкие обобщения, исходя из положений индивидуализирующей микроистории, не могут быть экстраполированы на столь обширную территорию.
Особенности локальной источниковой базы не предоставляют возможности реализовать проект, соответствующий по своему масштабу и всеохватности работам классиков исторической антропологии (к примеру, Н. Земон Дэвис или Э. Ле Руа Ладюри). Их информационный потенциал, безусловно, не может ни в коей мере быть сопоставлен. В этом отношении следственное и инквизиционное делопроизводство западноевропейских стран есть идеальная платформа для реализации самых разнообразных исследовательских стратегий и проведения уникальных реконструкций, в частности воссоздания outillage mental (умственного, ментального инструментария) героев.
Вместе с тем дальнейшие перспективы разработки проблемы связаны именно с расширением источниковой базы исследования. Во-первых, обращение к метрическим книгам Николаевской церкви с. Наумовского способно расширить наши представления о связях между участниками событий 23 октября 1905 г. и в некоторой степени о принципах распределения власти/авторитета и структурах социальности сельского поселенческого пространства. Во-вторых, в работе оказались слабо представленными делопроизводственные материалы различного рода инстанций власти. Видоизменить выводы о конфессиональной ситуации в районе могут, к примеру, обстоятельная разработка фонда Томской духовной консистории Государственного архива Томской области, в котором содержатся донесения священников, рапорты и отчеты благочинных и т.д. Наконец, необходимо наращение материалов хозяйственно-учетного характера при параллельном активном использовании математико-статистических методов, способных повысить качество выводов в хозяйственно-экономической части работы.