ВВЕДЕНИЕ 11
Глава 1. Реляционистские концепции власти 18
Глава 2 Системные концепции власти 24
2.1 Толкотт Парсонс и его теория политической власти 24
2.2 Ханна Арендт. Консенсусно-солидаристский подход 30
Глава 3 Полемика о власти Ю. Хабермаса и М. Фуко 35
3.1 Мишель Фуко: дисциплинарная власть и власть-знание 35
3.2 Юрген Хабермас: власть и коммуникативная рациональность 43
3.3 Полемика Фуко и Хабермаса 47
Глава 4 Власть как средство коммуникации. Концепция Н. Лумана 49
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 53
ЛИТЕРАТУРА 58
Вопрос о власти всегда был одной из актуальных и фундаментальных проблем, которая рассматривалась представителями различных социально-гуманитарных направлений, начиная с философии, заканчивая социологией и политологией. Осмысление социального устройства и тенденций международной политики служит постоянным толчком для разработки концепций власти. Особенно актуальной тема власти стала в XX веке, когда необходимо было переосмыслить стратегии управления с целью минимизировать негативные последствия имеющихся социальных кризисов, которые воплотились в различных геноцидах, мировых войнах и феномене тоталитаризма. В это время происходит активное переосмысление власти, так как до этого времени она рассматривалась исключительно для обоснования общественно-политических стратегий и не стояла в центре философской проблематики, в том смысле, что понятие власти не требовало специального прояснения. Платон и Аристотель размышляли не столько о феномене власти, сколько об идеальных формах правления в государстве. Н. Макиавелли рассуждает о технологии власти, о тех принципах, которых должен придерживаться государь для сохранения власти. Т. Гоббс и Д. Локк размышляют о власти в контексте становления общественного порядка. Гоббс и Локк рассматривают власть как способность вмешаться в жизненный процесс с целью предотвратить войну «всех против всех». Все это необходимо для поддержания безопасности, гарантирующей стабильность существующего общественного порядка. При этом если не существует надобности в применении власти, то жизненный процесс продолжает функционировать по своим привычным законам, т.е. власть, по мнению Гоббса и Локка, не является основополагающим фактором, определяющим общественные отношения и жизнь человека. Первым, кто выдвинул власть в центр своей философии, был Фридрих Ницше, который считал, что власть является движущей силой всего сущего. Все пропитано волей к власти. По мнению Ницше, в его современности через христианскую этику и иудейские проповеди утвердилась власть слабых и немощных, в основе которой лежит жажда мщения и притязания жрецов и священников на власть, скрытые за лживой риторикой смирения и сострадания. Этой власти Ницше противопоставлял открытое, гордое стремление господствовать, не стесненное нормами христианской морали, которое Ницше воображал в сформулированном им идеале «сверхчеловека». Можно долго спорить об этической приемлемости такой трактовки со стороны Ницше, была ли она фундаментом, на основании которого вырос национал-социализм, но отрицать тот факт, что Ницше, совершил в осмыслении власти переворот, подобный тому, который совершил в отношении человека Сократ, просто бессмысленно. После Ницше в философии появилось немало течений и направлений, пробующих осмыслить природу власти, пытаясь ответить, что лежит в основании данного феномена. Не отставала от философии и социология, а также политология, которая сформировалась в самостоятельную отрасль научного знания к 1940-ым годам XX века.
Как уже было отмечено, особенный интерес к проблеме власти в XX веке был в первую очередь связан с необходимостью переосмыслить последствия мировых войн и дальнейшее развитие человечества, которое, как было очевидно к 1930-1940-ым годам, рискует свернуть не в том направлении, либо в сторону тоталитарной тирании, либо к самоаннигиляции. Взгляды Локка и Гоббса относительно того, что власть не является основополагающим фактором, определяющим общественные отношения, перестали быть состоятельными и отвечать ощущениям времени. Власть окончательно перестала рассматриваться как нечто, что влияет на общественные отношения извне, не являясь непосредственной частью этих отношений. Сама власть подразумевает отношение между теми, кто ее осуществляет, и теми, на кого эта власть распространяется. Вопрос в том, всегда ли власть подразумевает насилие и отношение господства- подчинения, или это более сложный феномен, легитимность которого определяется другими факторами. Можно ли вообще сказать о том, что к нашему времени сложился четкий, общепринятый канон относительно вопроса о власти? Думаю, что можно с уверенностью сказать, что приемлемого всеми консенсуса по поводу понятия власти по-прежнему нет. Дискуссии относительно того что такое власть, кто является ее субъектом, предполагает ли она всегда конфликт и насилие, по-прежнему не перестают утихать и остаются актуальными. По мнению В. Г. Ледяева, трудности в определении понятия власти связаны со следующими причинами 1:
1) Крайне вариативная семантика. Власть может рассматриваться через призму других категорий и понятий и в некоторых случаях отождествляться с ними. В первую очередь нам здесь на ум приходит критика Ханны Арендт, которая предлагала отказаться от сложившихся в лингвистическом пространстве отождествлений власти с другими феноменами, такими как мощь, сила, авторитет. Также власть может рассматриваться через призму различных экономических категорий или через такие феномены как рациональность, свобода выбора, политическое лидерство.
2) Проблема существования, то есть трудности с эмпирической фиксацией. С одной стороны, власть является неотъемлемой частью общественных отношений, тем, с чем человек регулярно сталкивается в своей жизни. А с другой, невозможность эмпирически определить, что такое власть, свидетельствует о том, что реальность не может дать четкого ответа на вопрос о том, какая концепция власти является единственно верной. Здесь можно вспомнить размышления Ж. Бодрийяра, который считал, что власть является знанием о собственной иллюзорности, своего рода симулякром, за которым не кроется ничего кроме соблазна, смерти и пустоты. Тот, кто об этом знает, сохраняет возможность влияния на других людей. Но как только власть пытается найти свои основания в некой субстанции или через репрезентацию, то она исчезает, теряя силу своей иллюзорности.
3) Имеют место быть источники разногласий, вызывающие эпистемологическую несостыковку относительно содержания понятия власти. Воплощается это в разных методологических основаниях, рассмотрении и включении власти в различные социальные теории, будь то теории социальной стратификации или теории государственного устройства. Также присутствует человеческий фактор, субъективные предпочтения исследователя, который анализирует власть на основе собственного опыта, интересов и стиля мышления.
Перечисленные выше трудности безусловно могут поставить под сомнение целесообразность анализа власти (неважно, концептуального или нет) и каких-либо попыток определить что такое власть. Например, Джеймс Марч, в своей статье называет власть понятием, которое приносит только разочарование, необходимо устоять перед соблазном определять власть как нечто само собой очевидное, данное понятие, ввиду своей вариативности и семантической неопределенности, приносит мало пользы при обосновании сложившихся моделей социального выбора. Приблизительно такой же
позиции придерживается и Бруно Латур, который считает понятие власти гибким и пустым, оно может указывать на последствия коллективного действия, но не может объяснить, что удерживает коллективное действие. Поэтому от данного понятия, по мнению Латура, следует отказаться 5. Также интересна позиция Стивена Льюкса, который считает понятие власти «сущностно оспариваемым», неизбежно зависящим от ценностной ориентации и порождающим разного рода споры относительно его природы и содержания . Общепринятой концепции власти быть не может, это попросту глупо, так как можно рассматривать различные аспекты власти и общее понятие может быть не всегда приемлемо в той или иной ситуации . Лично я считаю концептуальный анализ власти нужной и целесообразной практикой, и согласен с точкой зрения В. Г. Ледяева относительно того, что власть является важнейшим инструментом объяснения и исследования социальной реальности. К анализу власти необходимо прибегать независимо от того, устраивает ли нас то или иное значение этого понятия, ведь власть является неотъемлемой частью человеческих отношений. Поэтому концептуальный анализ власти, на мой взгляд, является одной из приемлемых практик, позволяющих осмыслить феномен власти.
Данная работа будет посвящена концептуальному анализу власти и ее коммуникационных оснований. Почему было решено заострить внимание на соотношении власти и коммуникации? Кажется само собой очевидным, что в основе любых отношений между людьми лежит коммуникация, будь то вербальная или невербальная, поэтому возникает резонный вопрос о соотношении власти и данного феномена, ведь как уже было отмечено выше, власть является непосредственной частью человеческих отношений. В философии, социологии и политологии есть целый ряд концепций, которые называются коммуникативными. Представителями данных концепций можно назвать Т. Парсонса, Х. Арендт, М. Фуко (частично), Ю. Хабермаса, Н. Лумана и т. д. Любой политический кризис, будь то война или обострение социальных противоречий внутри одной страны, обязан подразумевать коммуникацию в качестве необходимого средства для достижения консенсуса между противоборствующими сторонами. Широкое развитие средств коммуникации, таких как Интернет и телевидение, социальные сети, способствует глобализации и распространению властного дискурса, будь то открытая пропаганда или обсуждение стратегий управления обществом. Не зря СМИ сейчас называют четвертой властью в обществе. Так что актуальность темы обусловлена необходимостью более глубокого понимания природы власти, её функций и механизмов воздействия на общество. В условиях современного мира, где информация и коммуникация играют всё более важную роль, изучение коммуникативных аспектов власти становится особенно актуальным. Особенно важной для нас является попытка определить власть через соотнесение таких непохожих друг на друга феноменов как принуждение/насилие и консенсус/солидарность. Казалось бы, они взаимоисключают друг друга, но никак не могут быть соотнесены. Мы исходим из того, что принуждение, насилие, консенсус и солидарность, объединяет тот факт, что эти феномены могут служить коммуникационными основаниями власти. Это позволяет лучше понять, как власть формируется, поддерживается и реализуется в обществе. По этой причине, проблемой исследования будет вопрос о соотношении принуждения и консенсуса в качестве коммуникационных оснований власти. Данная работа направлена на то, чтобы проанализировать существующие концепции власти и отразить основания, которые позволяют говорить о соотношении власти и коммуникации, принуждения и консенсуса.
Объект исследования: власть как социальный феномен.
Предмет исследования: коммуникационные основания власти.
Цель исследования: проведение концептуального анализа власти с акцентом на её коммуникационные основания. Для этого необходимо решить следующие задачи:
1) Раскрыть содержание понятие власть в концепциях, где говорится о ее соотношении с коммуникацией;
2) Обозначить коммуникационные основания власти в рассмотренных концепциях;
3) Проанализировать роль коммуникации в формировании и развитии властных отношений.
Методологическую основу исследования будут системный подход, методы концептуального анализа и методы сравнительного анализа.
Степень разработанности темы: Начиная со второй половины XX века, наблюдается рост интереса к осмыслению власти с позиций коммуникации. Среди отечественных и зарубежных авторов, занимающихся данной темой, можно выделить следующих: Т. Парсонс, Х. Арендт, М. Фуко, Ю. Хабермас, Н. Луман, С. Льюкс, В. Г. Ледяев.
Практическая значимость исследования: Результаты данного исследования могут быть полезны для различных групп специалистов, работающих в области социологии, политологии, философии и других наук. Они могут быть использованы для разработки новых подходов к пониманию власти и её роли в обществе. Кроме того, результаты исследования могут способствовать развитию междисциплинарного диалога между представителями разных научных направлений.
Структура работы соответствует поставленным задачам и включает в себя введение, четыре главы, заключение и список использованных источников.
Перейдем к результатам. Данная работа была направлена на решение проблемного вопроса о соотношении принуждения и консенсуса в качестве коммуникационных оснований власти. Для его решения была поставлена цель - проведение концептуального анализа власти с акцентом на ее коммуникационные основания. Цель была достигнута благодаря выполнению поставленных задач. Первая задача заключалась в том, чтобы раскрыть содержание понятия власть в концепциях, где говорится о ее соотношении с коммуникацией. Были рассмотрены следующие виды концепций: реляционистские, системные, концепция дисциплинарной власти-знания М. Фуко, концепция власти в теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса и концепция власти как средства коммуникации Н. Лумана. Содержание понятия власть в рассмотренных концепциях получилось следующим:
1) В концептуальной парадигме реляционизма, власть - это асимметричная интеракция между субъектом и объектом власти, проявляющаяся в виде отношения господство-подчинение. В основании такого отношения может лежать либо возможность применения насилия к объекту власти, либо взаимное признание каждой из сторон существующих отношений, выражающихся в таком феномене как легитимность.
2) Системные концепции власти отвечают на вопрос что такое власть следующим образом: власть - это свойство социальной системы, являющееся легитимно оформленной коммуникацией, которая противопоставляет власть насилию и опирается на консенсус и поиск решения коллективных задач.
3) Концепция власти Мишеля Фуко раскрывает содержание данного феномена следующим образом: власть - это множественность отношений силы, которые проявляют себя во всех видах социальных отношений и подразумевают взаимодействие между субъектами, которое построено либо на неукоснительном исполнении дисциплинарных норм, либо на сопротивлении и поиске конфликта.
4) Концепция власти Юргена Хабермаса рассматривает власть в двух ипостасях. Первая подразумевает власть в качестве внеязыковой формы коммуникации, основаниями которой являются принуждение, насилие и иные методы административного контроля. Вторая ипостась заключается в том, что власть - это институционально оформленная коммуникация, в основании которой лежит рациональность, опирающаяся на дискурсивную этику.
5) Н. Луман определяет власть как генерализованное средство коммуникации, которое является свойством систем и применяется в качестве решения вопроса о контингентности, когда необходимо выбрать приемлемые альтернативы для решения потенциального конфликта.
В общем, если на основании вышеперечисленных дефиниций, сформулировать ключевую характеристику феномена власти, то получается, что власть является разновидностью социальных отношений, в которой каждая из сторон влияет друг на друга через коммуникацию.
Вторая задача заключалась в том, чтобы обозначить коммуникационные основания власти в рассмотренных нами концепциях. В зависимости от того, как определяется понятие власть, можно обозначить следующие коммуникационные основания данного феномена:
1) Принуждение, насилие и методы административного контроля, которые можно рассматривать в качестве послания, направленного на то, чтобы навязать свою волю другой стороне властных отношений;
2) Доверие и авторитет, выражаемые тому, кто выполняет общезначимые требования;
3) Основанные на плюрализме сил, солидарность и готовность к консенсусу, которые исключают насилие в качестве способа властной реализации;
4) Свобода к сопротивлению, подразумевающая конфликт в качестве коммуникации;
5) Рациональность, построенная на этике дискурса;
6) Выраженные в рамках бинарного схематизма альтернативы потенциальному конфликту, такие как: правовое-неправовое, сильное-слабое, прогрессивное-консервативное.
Как мы видим, вариативность концепций власти позволяет выдвинуть множество видов коммуникационных оснований данного феномена. В данной ситуации мы исходим из того, что коммуникационные основания власти зависят от возможности соотношения принуждения и консенсуса, как форм властной реализации. Если отношения власти носят ассиметричный характер, то тогда коммуникационными основаниями власти являются принуждение и насилие. Но, если речь идет о власти как легитимно оформленной коммуникации, то в качестве оснований стоит рассматривать то, что должно способствовать консенсусу.
Третья задача заключалась в том, чтобы проанализировать роль коммуникации в формировании и развитии властных отношений. В ходе работы было обращено внимание на то, что рассмотрение власти в рамках ассиметричного отношения господства-подчинения как минимум нерелевантно по отношению к современной политической власти, в независимости от той формы государственного устройства и политического режима, которые этой власти на данный момент присущи. В современных реалиях, когда мы говорим о демократическом устройстве, для которого характерны развитые институты гражданского общества, а также об экономической глобализации, рассматривать политическую власть в качестве субъект-объектных отношений, когда объект всегда пассивно подчиняется воле субъекта, осуществляющего власть, неактуально. Здесь стоит согласиться с точкой зрения Ю. Хабермаса, который считал, что такое понимание власти пригодно к отжившим себя стратегиям управления, которые можно рассматривать в качестве внеязыковой формы коммуникации, опирающейся в своей реализации исключительно на методы принуждения. Для современного понимания власти больше подходят концепции, которые рассматривают власть в качестве интерсубъективного отношения, определяющегося через речевые коммуникации, которые могут осуществляться через диалог или институциональные формы властного взаимодействия, например политические дебаты.
Также поставленная задача подразумевает ответ на вопрос о стратегиях властной реализации в современном обществе. Можно ли сказать о том, что в современных политических реалиях власть и насилие взаимоисключают друг друга? Что современные властные отношения определяет только стремление к поиску консенсуса? На наш взгляд обе позиции являются ограниченными, консенсус и принуждение не обязательно должны взаимоисключать друг друга в рамках властной реализации. С одной стороны, мы принимаем позицию Х. Арендт, Т. Парсонса и Ю. Хабермаса, согласно которой отношения власти тем сильнее, чем прочнее ее легитимная составляющая. Насилие подрывает легитимно оформленные основания коммуникации и актуализирует возможный конфликт, который может привести к ослаблению власти. Но при этом, идея, покоящаяся на вере в то, что на основании коммуникативной рациональности и стремления к солидарности можно построить справедливое, свободное от злоупотреблений и принуждения, демократическое общество кажется утопичной. Коммуникативная рациональность, с присущей ей этикой дискурса, а также вера в то, что стремление к солидарности и взаимопониманию являются неотъемлемой чертой каждой человеческой личности, на наш взгляд, является идеалом, который должен лежать в основе демократической стратегии управления, но который не факт что сможет быть реализован на практике. Посылка, согласно которой каждый человек соотносит свои ценностные ориентиры с этической позицией других людей, в надежде найти взаимопонимание и признание, можно назвать наивным идеализмом. Стремление к демократии не является сущностной основой каждого человека. В данном вопросе соотношения принуждения и консенсуса нам ближе позиция Фуко. Французский философ исходит из того, что глупо надеяться на то, что поиск универсальных рациональных оснований обязательно приведет к ограничению и низведению властного произвола. Власть всегда подразумевает свободу к сопротивлению, поэтому в случае если демократическая организация управления себя исчерпала, или просто не в состоянии ограничить социальную жизнь от нерелевантного использования законов политической властью, то необходимо идти на конфликт и отвечать контекстуально. Все-таки власть подразумевает принуждение и насилие, даже если оно ослабляет ее контроль. Власть прибегает к насилию в том случае, если демократические процедуры не позволяют ей решить поставленных целей, независимо от того, продиктованы они общезначимостью, или нет. Принуждение и консенсус задают границы употребления власти, определяя пространство коммуникационных оснований, на которые должны опираться субъекты властных отношений при интеракции. И тот, и другой феномен подчеркивают амбивалентность власти, конституируя ее. В этом и заключается соотношение принуждения и консенсуса, они взаимно предполагают друг друга во властных отношениях, если исключить один из этих феноменов, то власть будет подорвана.
1. Арендт X. Люди в темные времена. (Hannah Arendt. Men in Dark Times. Harcourt, Brace & Co. - New-York, 1968.) — M.: Московская школа политических исследований, 2003. — 312 с.
2. Арендт Х. Между прошлым и будущим. Восемь упражнений в политической мысли. — М.: Изд-во Института Гайдара, 2014. — 416 с.
3. Арендт Х. О насилии. — М.: Новое издательство, 2014. — 148 с.
4. Арендт Х. Vita active, или О деятельной жизни. СПб., 2000.
5. Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. СПб.: Вл. Даль, 2000.
6. Бодрийяр, Ж. Соблазн / пер. с фр. А. Гараджи. — М.: Ad Marginem, 2000.
7. Бойцова О.Ю. Концепция Ханны Арендт в современном дискурсе политической власти. С. 72 - 79.
8. Вебер М. Хозяйство и общество: очерки понимающей социологии: В 4 т. — Т. 1. Социология. — М.: Издательский дом ВШЭ, 2016. — 445 с.
9. Зацепилин, Ю. В., Чупров, А. С. Коммуникативная природа власти (опыт интерпретации Никласа Лумана) // Социум и власть. 2004. № 1. С. 25-29.
10. Кожев А. Понятие Власти. — М.: Праксис, 2006. — 192 с.
11. Лассуэлл Г. Психопатология и политика. — М.: Издательство РАГС, 2005. — 352 с.
12. Ледяев В.Г. Власть: концептуальный анализ / В.Г. Ледяев. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001. — 384 с.
13. Луман, Н. Власть: пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2001. 256 с.
14. Осипова Е.В. Власть: отношение или элемент системы?
(реляционистские и системные концепции власти в немарксистской политологии) // Власть: Очерки современной политической философии Запада. М., 1989.
15. Парсонс Т.О понятии «политическая власть» // Политология: хрестоматия / Сост. проф. М.А. Василик, доц. М.С. Вершинин. - М.: Гардарики, 2000.
16. Сокулер З. А.Методология гуманитарного познания и концепция «власти-знания» Мишеля Фуко:[арх. 30 июля 2018] // Философия науки и техники. — 1998. — С. 174—182.
17. Фуко Мишель. ВОЛЯ К ИСТИНЕ: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. Пер. с франц.— М., Касталь, 1996.
18. Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 3. М.: Праксис, 2006.
19. Фуко M. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / Пер. с фр. В. Наумова под ред. И. Борисовой. — M.: Ad Marginem, 1999. — 480 с.;
20. М. Фуко. ЧТО ТАКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ? (Вестник Московского университета). - Сер. 9. Филология. № 2. - М., 1999.
21. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне / Пер. с нем. М.М. Беляева — М.: Весь мир, 2003.
22. Dahl R. The Concept of Power // Behavioral Science. — 1957. — № 2. — P. 201-215.
23. Durkheim. Montesquieu et Rousseau, prе'curseurs de la sociologie. Hrsg. und Vorwort von Armand Cuvillier, Einleitung von Georges Davy. Paris, 1953; (англ. пер.: Ann Arbor, 1960).
24. FLYVBIERG В. Habermas and Foucault: thinkers for civil society? // Britj. of sociology. - L.,1998. - Vol.49, №2. - P.210-233.
25. Habermas, J., The theory of communicative action / Translated by Thomas McCarthy, Volume two: Lifeworld and system. Boston, Beacon Press, 1987.
26. Lasswell H., Caplan A. Power and society: A framework for political inquiry. New Haven, 1950.
27. Latour В. The Powers of Association/ / Power, Action and Belief: A New Sociology of Knowledge? // Law J. A. (ed.). Sociological Review Monographs. № 32. London: Routledge & Kegan Paul, 1986. P.264-280.
28. Lukes S. Introduction // Power / ed. by Steven Lukes. Oxford: Blackwell, 1986. P. 1-18.
29. Lukes S. Power: A Radical View. Basingstoke and London: Macmillan, 1974.
30. March J.G. The Power of Power // Varieties of Political Theory / ed. by David Easton. Englewood Cliffs (New Jersey): Prentice-Hall, 1966. P. 39¬70.
31. Parsons T. Power and the Social System // Power / ed. by Steven Lukes. Oxford: Blackwell, 1986. P. 96-143.