АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА МОДЕЛИРОВАНИЯ ФАНТАСТИЧЕСКОГО МИРА В СБОРНИКЕ В.В. НАБОКОВА «СОГЛЯДАТАЙ»
|
Аннотация 3
Введение 3
1 Повесть «Соглядатай» 22
1.1 Повесть «Соглядатай» - общая характеристика 22
1.2 Образы персонажей в повести «Соглядатай» 34
1.2.1 Образы персонажей до смерти главного героя 34
1.2.2 Образы персонажей после смерти главного героя 36
1.3 Образы мира в повести «Соглядатай» 46
1.3.1 Образ реального мира 46
1.3.2 Образ фантастического мира 48
1.4 Мотив смерти в повести «Соглядатай» 42
2 Рассказы «Пильграм» и «Terra incognita» 56
2.1 Рассказ «Пильграм» 56
2.1.1 Рассказ «Пильграм» - общая характеристика 56
2.1.2 Образы персонажей в рассказе «Пильграм» 59
2.1.3 Образы внешнего и внутреннего мира в рассказе «Пильграм» 62
2.1.4 Мотивы рассказа «Пильграм» 66
2.1.4.1 Мотив «ловли бабочек» 66
2.1.4.2 Мотив снов 66
2.2 Рассказ «Terra incognita» 67
2.2.1 Рассказ «Terra incognita» - общая характеристика 68
2.2.2 Образы персонажей в рассказе «Terra incognita» 71
2.2.3 Образ тропических джунглей в рассказе «Terra incognita» 74
2.2.4 Мотивы рассказа «Terra incognita» 75
2.2.4.1 Мотив «ловли бабочек» 75
2.2.4.2 Мотив зеркала 76
2.2.4.3 Тема писательства 77
2.3 Мотив смерти в рассказах «Пильграм» и «Terra incognita» 78
Заключение
Список использованной литературы
Введение 3
1 Повесть «Соглядатай» 22
1.1 Повесть «Соглядатай» - общая характеристика 22
1.2 Образы персонажей в повести «Соглядатай» 34
1.2.1 Образы персонажей до смерти главного героя 34
1.2.2 Образы персонажей после смерти главного героя 36
1.3 Образы мира в повести «Соглядатай» 46
1.3.1 Образ реального мира 46
1.3.2 Образ фантастического мира 48
1.4 Мотив смерти в повести «Соглядатай» 42
2 Рассказы «Пильграм» и «Terra incognita» 56
2.1 Рассказ «Пильграм» 56
2.1.1 Рассказ «Пильграм» - общая характеристика 56
2.1.2 Образы персонажей в рассказе «Пильграм» 59
2.1.3 Образы внешнего и внутреннего мира в рассказе «Пильграм» 62
2.1.4 Мотивы рассказа «Пильграм» 66
2.1.4.1 Мотив «ловли бабочек» 66
2.1.4.2 Мотив снов 66
2.2 Рассказ «Terra incognita» 67
2.2.1 Рассказ «Terra incognita» - общая характеристика 68
2.2.2 Образы персонажей в рассказе «Terra incognita» 71
2.2.3 Образ тропических джунглей в рассказе «Terra incognita» 74
2.2.4 Мотивы рассказа «Terra incognita» 75
2.2.4.1 Мотив «ловли бабочек» 75
2.2.4.2 Мотив зеркала 76
2.2.4.3 Тема писательства 77
2.3 Мотив смерти в рассказах «Пильграм» и «Terra incognita» 78
Заключение
Список использованной литературы
Владимир Владимирович Набоков - неоднозначная фигура русской литературы XX в., чье творчество долгое время было сокрыто от глаз русских читателей. Его творческие задатки не были ограничены литературным поприщем. Он так же живо проявил себя замечательным энтомологом, любителем шахматных задач и выдающимся преподавателем.
Исследуемые в данной работе произведения (повесть «Соглядатай», рассказы «Пильграм» и «Terra incognita») представлены в сборнике В.В. Набокова «Соглядатай». Идея издать рассказы одного периода (все произведения были написаны с 1930 по 1936 год) одной книгой родилась у Набокова в начале 1938 года, мотивом для этого послужили финансовые затруднения писателя. Сборник «Соглядатай» вышел в 1938 году из книгоиздательского отдела «Русских записок». Набокову рекомендовали издать сборник не одним томом, а двумя, но до войны вышел лишь первый [14.С.437].
Данный сборник является вторым сборником короткой прозы В.В. Набокова. Общество встретило этот сборник прохладно. Но поздний критик Н. Берберова считает, что «Соглядатай» невообразимо повлиял на творческую личность Набокова - этот сборник дал толчок к появлению романов - «Отчаяние», а позже «Приглашение на казнь». Итогом развития писателя стало то, что произведения больше не смогли умещаться под своими обложками, они выходили в живое пространство жизни и звали за собой читателей [12.С.286].
Кроме повести «Соглядатай» в сборник также вошло 12 рассказов: «Обида», «Лебеда», «Terra incognita», «Встреча», «Хват», «Занятой человек», «Музыка», «Пильграм», «Совершенство», «Случай из жизни», «Красавица», «Оповещение».
Первой была написана повесть «Соглядатай» (окончена в феврале 1930), вышедшая в октябре 1930 года в журнале «Современные записки». Как считает исследователь В.В. Набокова - Брайан Бойд, в данном произведении писатель «избирает точку зрения повествователя, которая позволяет ему еще сильнее инвертировать самого себя и даже свое самосознание» [14.С.326]. Также «Соглядатай» является первым произведением Набокова, написанным от первого лица.
Вторым был написан рассказ «Пильграм», который был закончен 30 марта 1930 года. В июле 1930 рассказ был опубликован в журнале «Современные записки». Б. Бойд считает этот рассказ торжеством великолепно сплетенных тем: внешне непримечательный человек и внутренняя тайна [14.С.331].
В июне 1931 Набоков закончил рассказ «Обида». Этот рассказ посвящён Бунину, и навеян воспоминаниями Набокова о скучных семейных праздниках в гостях у Сайн-Витгенштейнов. Чувствительность главного героя рассказа, Пути, превращает мир вокруг него в парад невообразимых чудес. Первая публикация состоялась 12 июля 1931 года в газете «Последние новости».
17-26 сентября 1931 года появился рассказ «Занятой человек». Рассказ всецело посвящён теме жизни и смерти, в нем граф Ит пытается отгородиться от жизни, чтобы избежать смерти. Он предаёт забвению каждый свой день, теряет путь, уготованный судьбой. Каждый вечер он страдает от страха смерти. 30 октября 1931 года вышли «Последние новости» с напечатанным рассказом.
В ноябре 1931 года Набоков завершил рассказ «Terra incognita», который был опубликован 22 ноября того же года в газете «Последние новости». В этом рассказе Б. Бойд видит «героическую драму, которая разыгрывается на фоне пышной тропической природы, придуманной с такой изобретательностью, на которую способна лишь фантазия натуралиста» [14.С.348].
Следующий рассказ «Встреча» появился в середине декабря 1931 года. Данный рассказ породила странная встреча Набокова с советским писателем Тарасовым-Родионовым, который уговаривал Набокова вернуться в Россию. В рассказе происходит встреча двух братьев с одним прошлым, но разным будущем за границей. Изначально между братьями устанавливаются неловкие вежливые отношения, но одно общее воспоминание роднит теперь уже мало знакомых людей, которые вынуждены остаться чужими. Впервые рассказ был опубликован 1 января 1932 года в газете «Последние новости».
14 января 1932 года был закончен рассказ «Лебеда». Героем рассказа является Путя Шишков, с которым читатель знакомится в рассказе «Обида». Мальчик тяжело переживает известие о дуэли отца, но пытается не выдавать своего беспокойства. Брайан Бойд предполагает, что таким образом Набоков хотел создать литературную хронику своего детства и отрочества [14.С.351]. Возможно, что этот рассказ связан с романом «Другие берега», как первая попытка фиксации собственных детских воспоминаний.
29 февраля 1932 года Набоков впервые прочитал рассказ «Музыка» на литературном вечере. Появился рассказ в газете «Последние новости» 27 марта 1932 года. В рассказе герой через музыку оживляет светлые воспоминания о своей бывшей жене и понимает, что до сих пор любит её.
Рассказ «Хват» был закончен 5 мая 1932 года и опубликован в газете «Сегодня» 4 октября 1932. В этом рассказе Набоков проникает вглубь чужого «я». Рассказ о пошляке из поезда с выразительно раздражающим портретом наполнен обманом, злом и бессердечием. Б. Бойд считает, что этот рассказ отличен от других рассказов Набокова: «Нечасто встретишь у Набокова подобную драматизацию, столь глубокое проникновение в чужое «я». Чудо заключается в том, что ему удается представить бесцветные ум и повадки своего героя живописными и красочными - хотя и в отталкивающих тонах безвкусного галстука» [14.С.353].
Следующим в июне 1932 года был написан рассказ «Совершенство», навеянный поездками Набокова по Германии. Рассказ был опубликован 3 июля 1932 года в газете «Последние новости». «На этот раз он резко меняет знак минус на плюс и вместо возмущения жизнью, в которой нет и следа нежности, пытается заглянуть в другое бытие, где нежность может пронизывать все» [14.С.353]. В рассказе эмигрант Иванов восхищается, всеми дарами жизни и не замечает, что уже умер.
Рассказ «Оповещение» был окончен в марте 1934 года и опубликован в газете «Последние новости» в выпуске от 8 апреля 1934 года. Этот рассказ является одним из самых трогательных рассказов Набокова. У вдовы, живущей в Берлине, умер сын и эту печальную новость с осторожностью должны донести друзья семьи. Рассказ пронизан состраданием и горечью утраты.
В сентябре 1934 года Набоков заканчивает работу над рассказом «Красавица», который был опубликован в «Последних новостях» в ноябре 1934. Героиня рассказа тридцатилетняя эмигрантка, которая прожила совершенно скучную и однообразную жизнь, она вынуждена согласится на формальное предложение о замужестве. По меркам Набокова - смерть героини предсказуема, ибо жизнь без вечно меняющихся целей, без устремленности в будущее ничего не стоит.
В сентябре 1935 года был окончен рассказ «Случай из жизни», в котором Набоков единственный раз ведет повествование от женского лица. Рассказ опубликован в газете «Последние новости» за 22 сентября 1935 года. Героиня рассказа, всегда влюблявшаяся в недостойных её мужчин, обнаруживает себя орудием в руках знакомого, пытавшегося застрелить жену. Дух героини оказывается сильнее внешних обстоятельств и ей удаётся сохранять надежду, достоинство и исключительную доброту. «За «намеренно будничным, газетным тоном», которого Набоков добивается в изображении внешних событий, скрывается вера писателя в непреходящую ценность духа. Жизнь его героини - несчастная, даже гротескная, разумеется незавидная, все же заключает в себе некую победу» [14.С.386].
В данной курсовой работе предметом анализа выступает повесть В.В. Набокова «Соглядатай», рассказы «Пильграм» и «Terra incognita», включенные в сборник «Соглядатай».
Объектом исследования в данной работе являются физические, психические метаморфозы состояния человека, влияющие на устройство мира вокруг него.
Материалом исследования являются прозаические произведения В.В. Набокова - повесть «Соглядатай», рассказы «Пильграм» и «Terra incognita».
Актуальность темы состоит в том, что в последние несколько лет изучение творчества Набокова происходит в различных направлениях. В большей степени популярны работы в сфере раскрытия всех вероятных контекстов, на пересечении которых существовало творчество писателя, также исследователей интересует осмысление метафизики В.В. Набокова. Изучение повести «Соглядатай» и рассказов «Пильграм» и «Terra incognita» с точки зрения антропологического моделирования и заполнения мира - это способ лучше разобрать к метафизику, а также контекстную направленность творчества Набокова. Также по антропологическому аспекту на основе творчества Набокова недостаточно информации.
История вопроса частично представлена в работах некоторых исследователей; работы К.О. Басилашвили, О.Г. Егоровой, Л.Ю. Стрельниковой стали здесь «отправной точкой».
К.О. Басилашвили [7], опираясь на высказывания Н. Берберовой, пишет работу, в которой раскрывается образ Смурова и устанавливает связь между ним и повествователем.
О.Г. Егорова [22] посвящает свой труд раскрытию и сравнению двух названий повести: на английском и русском языках, опираясь на мысли В.В. Набокова, пытаясь понять, что для каждой нации заложено в одном и том же тексте.
Работа Л.Ю. Стрельниковой [65] сосредоточена на двойничестве персонажей, как через данный прием Набоков впускает в литературу потерянную «шизоидную личность», воплощенную в Смурове, а соглядатай является проявлением оценки, частью со здравым смыслом внутри этой личности.
В свою очередь, Е.Р. Федотова [74] раскрывает в своей работе определение «я» и «другого» среди главных героев произведения. Е.А. Полева [58] в своем исследовании более всего сосредоточена на поиске связующего начала между сном и действиями повести. В.Ю. Лебедева [40] в своем исследовании рассматривает специфику внутреннего перелома в повести «Соглядатай».
Проблемы, связанные с текстом «Соглядатая» исследуются на уровнях симбиоза лингвистики и литературы, такой эксперимент представила Ю.Р. Гарбузинская [17], исследовавшая категорию модальности между автором и героем, что привело к заключению «предпочтение героем отрицательного полюса модальности приводит к сближению позиций автора и героя» [17].
Рассказы «Пильграм» и «Terra incognita», в сравнении с повестью «Соглядатай», не столь хорошо проработаны исследователями. Рассказ «Пильграм» отмечен в работах: А. Долинина [35], который производит общий разбор смыслов; А. Козлова [27], который в своей работе простраивает собственную интерпретацию рассказа; Н. Жутовской [24], которая в своей статье «Аврелианец Пильграм» производит сопоставительный анализ русской и английской версии рассказа и А.В. Сверчковой [63], которая рассматривала рассказ как предмет стилевого анализа. К рассказу «Terra incognita» обращались несколько исследователей творчества Набокова: Джулиан В. Коннолли [30], который в своей работе пытается найти общую связь рассказа и романа В.В. Набокова «Приглашение на казнь», а также П. Бицилли [13], упомянувший рассказ в разборе романа «Приглашение на казнь» и повести «Соглядатай». Отдельно разбором и анализом рассказа исследователи не занимались.
Научная новизна данной курсовой работы состоит в анализе и разборе повести «Соглядатай» и рассказов «Пильграм» и «Terra incognita» в свете антропологического подхода. В рамках данного подхода сопоставление рассказов и повести производится впервые.
Теоретические аспекты исследования определяются
антропологической проблематикой современного литературоведения.
Человек уже давно оказался в центре исследовательского внимания. Литература также изучает человека в том или ином аспекте через собственные механизмы и инструменты. Таким образом, в XX веке появилось совершенно новое понятие - «литературная антропология». По энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона «антропология» (др.-греч. «антропос» - человек; «логос» - наука) - «есть учение о человеке, но так как все доступные нашему пониманию знания или касаются непосредственно человека, или являются следствием отношений человека ко вселенной, то в последнее время у большинства исследователей составилось определение, что антропология есть учение о естественной истории или природе человека в частности...Так как человеческая природа представляет для изучения две области, телесную и духовную, то и труды антропологов относились или к физиологии, или к психологии» [3]. Из данного определения следует, что антропология долгое время была частью других наук - психологии, физиологии и частично философии. По мере того, как развивается общество, происходит и расширение границ влияния антропологии в различных сферах научной деятельности.
Сегодня антропология в литературе - это популярное и развивающееся быстрыми темпами исследовательское направление, но вопрос, касающийся общей и всеми принятой дефиниции остаётся нерешенным.
Немецкий филолог Вольфганг Изер считает, что литература как некий медиум открывает человеку, относительно нашего собственного человеческого устройства, определенного рода потребности. И ответом на вопрос: что это за потребности? Является становление антропологии литературы. «Мы могли бы добиться ответа путем изучения антропологических «применений» текстов или, иными словами, развивая литературную антропологию как исследовательскую парадигму. Используя особую природу этого медиума, открывающего возможность проникновения в наш гуманитарный багаж, мы сделаем орудием объяснения саму литературу. Такой подход может даже открыть, чем является литература и как она действует, и в то же время это автоматически спасет нас от щекотливого вопроса, что литературного в литературе или поэтичного в поэзии» [26.С.9]. Литература, по мысли Изера, модифицирует человеческие характеры, расширяет их, освещает особенности, сокрытые в обычных ситуациях. И по этой причине невозможно просто подчинить литературу уже сложившимся понятиям культурной антропологии, которая занимается исследованием структур архаических цивилизаций. Вместо использования инструментов и методов культурной антропологии, литературной антропологии необходимо создать свои. В. Изер приходит к выводу, что литературной антропологии необходима собственная эвристика, «которая сделает нас способными ответить на вопрос о том, почему мы нуждаемся в художественном вымысле» [26.С.10]. Вымысел наделяет человека способностью к саморасширению - положение, которое можно рассматривать под различными углами зрения. Если человек заинтересуется ключевыми точками вымыслов, то столкнётся с различными их применениями, а соответственно - с необходимостью различать многочисленные вымыслы в жизни реальной, от фикциональности художественной литературы. «Ясно, что это не одно и то же и облекается в различные формы в соответствии со своими функциями, а следовательно, тут имплицитно раскрываются многообразные потребности и нужды, которые разные типы «вымыслов» удовлетворяют. Связь между художественной фикциональностью и ее функциональностью не является, конечно, открытием. Она всегда была на поверхности» [26.С.10]. Все вымышленное - это нечто сделанное. А все, что делается, делается с определенными намерениями. Вымысел референциален, он связан с отчетливым предназначением, которое ему необходимо исполнить. В отличии от иллюзии и условности - вымысел не обман, но и не заслуживает доверия.
Фикциональность является инструментом антропологии литературы и заключает в себе высвобождение энергии источников нашего воображения, одновременно придавая необходимую форму применения. Таким образом, базовым в антропологии литературы, по Изеру, является взаимодействие между вымышленным и воображаемым.
Воображаемое существует лишь в каких-либо комбинациях: со взглядом на что-то (кого-то), сознанием, то есть в тех формах, в которых мы и осуществляем контакт с миром. «Поскольку художественная литература не допускает, чтобы воображаемое было поглощено прагматикой реального мира, она дает нам возможность сосредоточить внимание на природе наших духовных ресурсов. Воображаемое не подчиняется никакой предварительной дефиниции, оно просто присутствует в самых разнообразных формах, объяснение которых и составляет основную задачу литературной антропологии» [26.С.14].
Литературный вымысел может использовать воображаемое разными способами. Вымысел позволяет заполнять присущее ему сознание воображаемым, но может «заморозить» воображаемое в какой-либо рассудочной конфигурации. Но оба этих случая - крайность, а между ними существует великое множество возможностей. И моделирование этих возможностей можно назвать игрой. «Игра структурирует
взаимопроникновение фикционального и воображаемого, не предопределяя их отношений, которые проявляются в поистине бушующей игровой стихии. Игра сама по себе становится средством создания настоящего, не поддающегося дефиниции, в то время как те элементы воображаемого, которые должны прослеживаться в литературном произведении, могут быть отражены только посредством игры» [26.С.15].
Фикциональное и воображаемое формируют эвристику литературной антропологии, что ставит под вопрос объективность подобной антропологии. Изер рассматривает с разных точек зрения данный вопрос.
Прагматически подобный подход стремится диагностировать условия человеческого существования. «Текст как культурный объект становится знаком овладения ситуацией, а значит, проясняет те потенциалы, которые должны быть при этом мобилизованы» [26.С.15].
С систематической точки зрения литературная антропология вновь открывает проблему, связанную с природой человеческих способностей. Четко разграничение разума, воображения и восприятия, принятое в психологии, совершенно не работает в художественной литературе. «Литература зарождается от взаимодействия фантазии, сознания и восприятия, и исток ее легко увидеть в каждой из этих «способностей» [26.С.15]. В литературе эти три компонента постоянно определяют друг друга.
Изер также считает, что у литературное воображение и сон из одного корня. Но литература не копия сна как таковая, она в большей степени способствует осуществлению невозможного. Литература превращает ретроградное движение сна во что-то более поступательно и последовательно развивающееся. Вместо пересоздания каких-либо воспоминаний, повторения архаических конфликтов происходит открытие совершенно нового. Также стоит сказать, что в отличии от сна литература способна выходить за пределы воспроизводимого (от известного факта можно додумать другие детали). Художественный текст предстаёт как «зеркало обратной стороны реальности».
Художественная литература не только постоянное воспроизведение мира, в котором мы существуем, но и также размышление о том, кто мы есть. По этой причине она осмысливалась как мимесис. По традиции в литературе и в искусстве любые воспроизведения направлены на то, чтобы заставить присутствовать отсутствующее. И продолжая эту мысль можно прийти к выводу, что воспроизведение в литературных текстах новых и особых миров направлено на представление того, чего ещё не существует. Таким образом, художественный текст существует как данность, появившаяся в результате авторского волеизъявления и читательского воспринятия.
Также литературная (художественная) антропология затронута в монографии В.В. Савельевой. Определяется она тремя главными составляющими: «образ-персонаж»; «автор-человек», который в различных формах присутствует в созданном им художественном мире; и, конечно же, «читатель», который интерпретирует текст и мир произведения, исходя из личностных установок и собственных ценностей. «Таким образом, «объектом художественной антропологии будет воссозданный в искусстве человек, изучаемый другим человеком» [61.С.17]. Савельева смотрит на литературную антропологию через сложившуюся в XX веке схему структурно¬семантического триединства: «автор-герой-читатель». В своей работе «Художественная антропология: монография» она предлагает исследовать поэтику автора и персонажа, а также область читательской рецепции. Сам по себе человек предстаёт «объектом искусства» и «субъектом собственного искусства», он перманентно является «со-творцом» различных художественных текстов и художественных миров. По логике Савельевой каждое прочтение текста погружает его жизнь, где он получает различный актуальный смысл и каждый раз в каждом новом случае получает соответствующую интерпретацию.
Художественное произведение вбирает в себя и художественный текст и художественный мир. Художественный мир - явление альтернативной реальности, а его анализ сводится к понятию принципов его существования и критериев его организации. Из критериев выделены: смыслы, символы, язык, время, пространство и образы (отдельно дополнительные). Образы всегда рассматриваются в двух аспектах: как единицы художественной текста и как элементы художественного мира.
Антропологическое начало текста несомненно, по мыслям Савельевой, ведь каждый текст создан «человеком-творцом». «Это касается и конкретных образов-персонажей, населяющих художественный мир. Именно поэтому можно утверждать, что каждый автор создает свой образ человека, т.е. свою художественную антропологию, которая может быть выделена в отдельную область знаний, подобно религиозной антропологии, философской, педагогической, психологической» [61.С.7].
В принципах художественной антропологии важную роль играет формирование положения о взаимодействии, самостоятельности смыслов художественного мира и художественного текста. Предмет художественной антропологии по отношению к реальному человеческому миру - вторичен, но этот человеческий мир осуществляется как реальность, пропущенная через сознание.
До Савельевой такое же высказывание о тексте, который несомненно принадлежит исключительно человеку, так как лишь человек наделён сознанием, высказывал М.М. Бахтин в книге «Автор и герой в эстетической деятельности» [8]. Бахтин находит, что в творчестве всегда отражено человеческое «я», которое обязательно причастно к бытию. И по бахтинскому условию диалогичности мира необходим «другой», который будет завершать и гармонизировать бытие. «Автор» был определён как субъект эстетической деятельности, творческая интенция которого - это ценностно осмысливающая и эмоционально-волевая установка, отделяющая мир этого конкретного человека от мира «других». Именно ценностная установка, явно выраженная всем миром произведения, обеспечивает, по Бахтину, диалог автора с читателем и героем» [73].
«Автор» - это реальное биографическое лицо, создатель художественного текста, «субъект эстетической деятельности» (по Бахтину), выражающий единую личную позицию (по Корману) в отношении к миру и другому человеку (герою, читателю) [73]. Следующим в цепочке идёт герой, который должен быть ценностно ориентирован на целостность, так как воссоздан такой же (ценностно ориентированной) личностью автора. Через героя автор самореализуется в художественном тексте.
«Художественный мир произведения как целое и все его части обладают своим самостоятельным содержанием, и это содержание динамически развивается в сознании читателя, составляющего третье звено в антропологической схеме» [73].
Татьяна Васильевна Федосеева считает, что для читателя в литературном произведении важен «стимул развития собственной духовной инициативы», а не различные чувства и мысли, которые выраженные автором. А автору читатель необходим как незаменимый собеседник и участник диалога.
В. Изер и В.В. Савельева представляют литературную антропологию по- разному. Каждый из них сосредоточен на разных аспектах. В. Изер смотрит на текст с точки зрения общего моделирования - что именно побуждает человека это делать и через какие манипуляции происходит превращение мысли в текст, почему человек тратит время на погружение в другие миры. В.В. Савельева отталкивается от самого текста и ищет человека как субъекта и объекта искусства, она производит разделение художественного текста и мира, чтобы выстроить свою систему всего произведения.
По-своему смотрит на данное явление (человек в литературе) Т. Е. Автухович. В её работах «литературная антропология» и «антропология литературы» - понятия не тождественные. «Они имеют разную проблематику и методологию исследования» [1.С.5]. В первом термине выделяется прежде всего место человека в изображенном мире (носит констатирующий характер). Второй термин обозначает непосредственный выход из мира произведения в реальность, действительный мир, происходит движение мысли к постижению человеческой сущности как таковой. В «антропологии литературы» предметом является человек, воспринимаемый как субъект литературного творчества. Главные проблемы: «структура сознания пишущего, способы достраивания и перемоделирования им своего «я» и мира повседневности и отличие этих способов в разных художественных системах; специфика и способы производства знаковых и символических комплексов, в которых, с одной стороны, воплощается («отелеснивается») внутренняя сущность пишущего, с другой стороны - структурируется и перемоделируется в индивидуальный космос хаос ежедневной жизни» [1.С.8].
Используемая терминология в современном литературоведение не нуждается в дополнительных, новых понятиях для исследования литературы с помощью антропологии. «Использование слов «антропология»,
«антропологический» и подобных не вносит изменений в методологию исследования, не расширяет возможности литературоведения - методология в большинстве случаев остается традиционной, литературоведение не выходит за собственные рамки» [1.С.5]. Если происходит фиксация окружающего, действительного мира, то при таком подходе антропология и литература различаются лишь языком описания. «Художественное произведение оказывается для антрополога дополнительным источником информации об исчезнувшей или современной действительности, а литературоведение, с одной стороны, отбрасывая традиции анализа и интерпретации художественного произведения, накопленные в XX в., возвращается к традициям научных школ XIX века, растворявших литературу как искусство слова в проблематике историко-культурных исследований» [1.С.6]. Литературная антропология может ограничиться констатирующим описанием о мире и о человеке, полученном из текста, то антропология литературы рассматривает литературу как возможность задавать вопросы совместно с автором: правильно ли мы понимаем мир вокруг нас? как можно презентовать мир в тексте?
«Антропологически ориентированное литературоведение должно считать своей задачей такую интерпретацию создаваемых в литературе виртуальных миров, которая позволила бы восполнить нехватку знания человека и человечества о самом себе» [1.С.6].
Компромиссное решение относительно литературы, как выявления и представления чего-то нового и неизведанного, или же как референциальной структуры появилось у В.А. Подороги. Он остро ставит вопрос о существовании двух видов литературы. Литература образца, которая зависима от реальности и воспринимает её как референс. Такая литература воспроизводит и окрашивает жизнь, театрализует её. Противостоит литературе образца - литература экспериментальная, которая «самодостаточна и не сводима к достоверности внешнего, якобы реального мира» [57].
С.В. Козлов [28] в своей работе «Литературная антропология и поэтика персонажа» представляет два понятия антропологии в литературе. Художественная, литературная антропология - концепция человека, которая объявлена самим автором в произведении. И филологическая, литературоведческая антропология, которая рассуждает о «прочтении» образов героев в произведении, об используемых методах и стратегиях. В своих суждениях Козлов опирается на труды М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Г.Д. Гачева.
Большинство исследователей (В. Изер, Т.Е. Автухович, С.В. Козлов) опасаются, что введение в литературу и установка антропологической проблематики на переднем плане, разрушат литературоведение как науку. На мой взгляд все опасения подобного рода не оправданны, ибо существенно методология исследования литературы не изменяется, также антропология решает проблему многоаспектного рассмотрения произведений, так как собирает в себе существенные стороны сложившихся ранее в истории подходов изучения литературы.
Ознакомившись с работами ряда деятелей XX и XXI века, можно сделать вывод, что антропология, столь недавно вошедшая в литературу как отдельное исследовательское направление, имеет огромный потенциал для дальнейшего развития литературоведения. Статьи, проанализированные в ходе данной работы, несут в себе начальный характер исследования. Не сформировано ещё никем единого понятия или общепринятой группы понятий, которые входили бы в литературоведческую антропологию и не перемежались между собой по значению. Из-за новизны темы сложно определить предмет и объект, исследуемый под понятием «антропология в литературе». Так же, на мой взгляд, нет единого понимания, что должно входить в понятие «антропология». Так у Вольфганга Изера в данном понятии не упоминается ни герой, ни какие- либо конкретные приемы анализа художественного мира. В статье С.В. Козлова нет указаний на анализ мира, все внимание сосредоточено на герое и отчасти затрагивает автора.
Отдельно, как самую удачную и более менее гармоничную, можно выделить системы М.М. Бахтина и на его опыте дополненная и составленная концепция В.В. Савельевой, которая в равной мере охватывает через анализ и автора, в его коммуникации с героем и читателем; героя, как часть от автора и домысел читателя; и читателя как «со-творца», который оживляет текст и каждый раз генерирует его по-разному в зависимости от окружения и ситуации.
В художественной антропологии используется широкий спектр методов, которые, в основном, подстраиваются под художественную картину мира и выделяют какие-либо основополагающие черты в творчестве писателя. Так, например, Белянин Михаил Юрьевич в своей работе о художественной антропологии позднего Л.Н. Толстой считает обязательным рассмотреть «характер связи христианской традиции и своеобразия художественного мира русских писателей в опыте художественного освоения феномена человека» [11.С.7]. Поэтому ему приходится расширить утверждающееся понятие «художественная антропология»: «Системно-целостное единство авторской концепции человека и подчиненных её воплощению художественно¬изобразительных средств предполагает научное освещение феномена человека в плане художественной антропологии писателя, осваивающей человека во всей полноте его духовной природы» [11.С.9]. Белянин акцентирует внимание на сложившейся духовной концепции Л.Н. Толстого о человеке.
Несколько по-другому идёт разговор о художественной антропологии в работе Липке Штефана «Антропология художественной прозы А. П. Чехова: неизреченность человека и архитектоника произведения». В его диссертации «антропология прозы Чехова формируется и оформляется как специальная система художественных категорий, среди которых самой общей стала архитектоника» [44.С.3]. Таким образом, целостный образ человека выстраивается Ш. Липке через анализ выбранных элементов из художественной системы, описывающей сложное взаимодействие человека с миром. Он анализирует: фабулу, место человека в пространстве, атмосферу произведения в целом, высказывания героя и интертекстуальные связи произведения. В работе выявлены не только общечеловеческие категории, но также произведён целостный анализ архитектоники произведений, «поскольку образу человека в чеховском творчестве соответствует единое целое произведения» [44.С.4].
Исходя из различного применения теории по художественной антропологии в исследованиях текстов конкретных писателей возникает вывод, к которому пришла Т. Л. Рыбальченко в своей работе «Роман А. Иличевского «Матисс» в контексте романа А. Платонова «Счастливая Москва»: антропологический аспект»: «Каждый подлинный писатель создаёт свою антропологию: во-первых, универсальное пространство существования; во- вторых, мир сознания (подсознания, эмоций, разума). Асоциальность антропологической литературы связана с необходимостью выйти за границы социума либо вследствие негуманности и неорганичности социума, либо по причине трансгрессии, расширения сознания мыслящей личности» [59.С.136].
В данной работе, с условной опорой на теоретическую часть, будет произведён анализ нескольких произведений В.В. Набокова, показывающий зависимость мира от главного героя. Антропология в литературе, как не устоявшееся явление, в данной работе имеет свои методы исследования. Каждое исследуемое произведение будет проанализировано фабульно, ибо фабула раскрывает общий смысл произведения, который накладывает отпечаток на героя и на окружающий его мир. Исходя из неоднозначности и полиинтерпритативности произведений В.В. Набокова, будут предложены различные гипотезы, раскрывающие либо сущность внешнего мира, обозначая «что есть что», либо определяющие общую концепцию героя в отношении к миру и, в случае повести «Соглядатай», к повествователю-соглядатаю. В работе также исследуются образы персонажей, чтобы попытаться показать, что каждый персонаж взаимосвязан с главным героем, а более того большинство персонажей находятся в прямой зависимости от воображения героя. Исследуемые миры в произведениях также подвергаются анализу, ибо одно из пространств «против» героя, оно противоположно ему, а другое - это фантастика, как прямое отражение внутреннего и скрытого в персонаже.
В антропологии бывает, что исследование обращается к экзистенциальным и общечеловеческим категориям и мотивам (такое происходит в работах Г. Зельге [82] и Т.Б. Зайцевой [25] при рассмотрении произведений А.П. Чехова) для выявления авторской точки зрения на конкретную категорию и способов её использования в собственных произведениях. В ситуации данного исследования четкую заинтересованность В.В. Набоков проявляет к мотиву смерти, вероятно, как к некой деконструкции человека, но не в целом, а какой-то его части. Но также есть и положительное в данном мотиве - это возможность к переходу в другое пространство. Также в зависимости от произведения были выделены дополнительные мотивы, которые акцентировали отношение героя к пространству (мотив ловли бабочек; сна; зеркал). Мотивы, отвечающие за переход героя в другую реальность указывают на проблемы в реальной жизни героя.
Цель работы - изучение антропологической природы и принципов моделирования фантастического мира в сборнике Набокова «Соглядатай» на материале повести «Соглядатай» и рассказов «Пильграм» и «Terra incognita».
Задачи:
• Доказать антропологическую природу моделирования фиктивной
«реальности» в сборнике «Соглядатай»;
• Раскрыть образы персонажей, влияющих на реальный и фантастический мир произведений;
• Выявить контексты, влияющие на формирование и понимание фантастического мира;
• Проанализировать наиболее важные мотивы произведений, также влияющие на формирование фантастического мира.
В данной работе использованы следующие методы: структурно-типологический метод, историко-генетический метод, герменевтический метод и мотивный анализ.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
Исследуемые в данной работе произведения (повесть «Соглядатай», рассказы «Пильграм» и «Terra incognita») представлены в сборнике В.В. Набокова «Соглядатай». Идея издать рассказы одного периода (все произведения были написаны с 1930 по 1936 год) одной книгой родилась у Набокова в начале 1938 года, мотивом для этого послужили финансовые затруднения писателя. Сборник «Соглядатай» вышел в 1938 году из книгоиздательского отдела «Русских записок». Набокову рекомендовали издать сборник не одним томом, а двумя, но до войны вышел лишь первый [14.С.437].
Данный сборник является вторым сборником короткой прозы В.В. Набокова. Общество встретило этот сборник прохладно. Но поздний критик Н. Берберова считает, что «Соглядатай» невообразимо повлиял на творческую личность Набокова - этот сборник дал толчок к появлению романов - «Отчаяние», а позже «Приглашение на казнь». Итогом развития писателя стало то, что произведения больше не смогли умещаться под своими обложками, они выходили в живое пространство жизни и звали за собой читателей [12.С.286].
Кроме повести «Соглядатай» в сборник также вошло 12 рассказов: «Обида», «Лебеда», «Terra incognita», «Встреча», «Хват», «Занятой человек», «Музыка», «Пильграм», «Совершенство», «Случай из жизни», «Красавица», «Оповещение».
Первой была написана повесть «Соглядатай» (окончена в феврале 1930), вышедшая в октябре 1930 года в журнале «Современные записки». Как считает исследователь В.В. Набокова - Брайан Бойд, в данном произведении писатель «избирает точку зрения повествователя, которая позволяет ему еще сильнее инвертировать самого себя и даже свое самосознание» [14.С.326]. Также «Соглядатай» является первым произведением Набокова, написанным от первого лица.
Вторым был написан рассказ «Пильграм», который был закончен 30 марта 1930 года. В июле 1930 рассказ был опубликован в журнале «Современные записки». Б. Бойд считает этот рассказ торжеством великолепно сплетенных тем: внешне непримечательный человек и внутренняя тайна [14.С.331].
В июне 1931 Набоков закончил рассказ «Обида». Этот рассказ посвящён Бунину, и навеян воспоминаниями Набокова о скучных семейных праздниках в гостях у Сайн-Витгенштейнов. Чувствительность главного героя рассказа, Пути, превращает мир вокруг него в парад невообразимых чудес. Первая публикация состоялась 12 июля 1931 года в газете «Последние новости».
17-26 сентября 1931 года появился рассказ «Занятой человек». Рассказ всецело посвящён теме жизни и смерти, в нем граф Ит пытается отгородиться от жизни, чтобы избежать смерти. Он предаёт забвению каждый свой день, теряет путь, уготованный судьбой. Каждый вечер он страдает от страха смерти. 30 октября 1931 года вышли «Последние новости» с напечатанным рассказом.
В ноябре 1931 года Набоков завершил рассказ «Terra incognita», который был опубликован 22 ноября того же года в газете «Последние новости». В этом рассказе Б. Бойд видит «героическую драму, которая разыгрывается на фоне пышной тропической природы, придуманной с такой изобретательностью, на которую способна лишь фантазия натуралиста» [14.С.348].
Следующий рассказ «Встреча» появился в середине декабря 1931 года. Данный рассказ породила странная встреча Набокова с советским писателем Тарасовым-Родионовым, который уговаривал Набокова вернуться в Россию. В рассказе происходит встреча двух братьев с одним прошлым, но разным будущем за границей. Изначально между братьями устанавливаются неловкие вежливые отношения, но одно общее воспоминание роднит теперь уже мало знакомых людей, которые вынуждены остаться чужими. Впервые рассказ был опубликован 1 января 1932 года в газете «Последние новости».
14 января 1932 года был закончен рассказ «Лебеда». Героем рассказа является Путя Шишков, с которым читатель знакомится в рассказе «Обида». Мальчик тяжело переживает известие о дуэли отца, но пытается не выдавать своего беспокойства. Брайан Бойд предполагает, что таким образом Набоков хотел создать литературную хронику своего детства и отрочества [14.С.351]. Возможно, что этот рассказ связан с романом «Другие берега», как первая попытка фиксации собственных детских воспоминаний.
29 февраля 1932 года Набоков впервые прочитал рассказ «Музыка» на литературном вечере. Появился рассказ в газете «Последние новости» 27 марта 1932 года. В рассказе герой через музыку оживляет светлые воспоминания о своей бывшей жене и понимает, что до сих пор любит её.
Рассказ «Хват» был закончен 5 мая 1932 года и опубликован в газете «Сегодня» 4 октября 1932. В этом рассказе Набоков проникает вглубь чужого «я». Рассказ о пошляке из поезда с выразительно раздражающим портретом наполнен обманом, злом и бессердечием. Б. Бойд считает, что этот рассказ отличен от других рассказов Набокова: «Нечасто встретишь у Набокова подобную драматизацию, столь глубокое проникновение в чужое «я». Чудо заключается в том, что ему удается представить бесцветные ум и повадки своего героя живописными и красочными - хотя и в отталкивающих тонах безвкусного галстука» [14.С.353].
Следующим в июне 1932 года был написан рассказ «Совершенство», навеянный поездками Набокова по Германии. Рассказ был опубликован 3 июля 1932 года в газете «Последние новости». «На этот раз он резко меняет знак минус на плюс и вместо возмущения жизнью, в которой нет и следа нежности, пытается заглянуть в другое бытие, где нежность может пронизывать все» [14.С.353]. В рассказе эмигрант Иванов восхищается, всеми дарами жизни и не замечает, что уже умер.
Рассказ «Оповещение» был окончен в марте 1934 года и опубликован в газете «Последние новости» в выпуске от 8 апреля 1934 года. Этот рассказ является одним из самых трогательных рассказов Набокова. У вдовы, живущей в Берлине, умер сын и эту печальную новость с осторожностью должны донести друзья семьи. Рассказ пронизан состраданием и горечью утраты.
В сентябре 1934 года Набоков заканчивает работу над рассказом «Красавица», который был опубликован в «Последних новостях» в ноябре 1934. Героиня рассказа тридцатилетняя эмигрантка, которая прожила совершенно скучную и однообразную жизнь, она вынуждена согласится на формальное предложение о замужестве. По меркам Набокова - смерть героини предсказуема, ибо жизнь без вечно меняющихся целей, без устремленности в будущее ничего не стоит.
В сентябре 1935 года был окончен рассказ «Случай из жизни», в котором Набоков единственный раз ведет повествование от женского лица. Рассказ опубликован в газете «Последние новости» за 22 сентября 1935 года. Героиня рассказа, всегда влюблявшаяся в недостойных её мужчин, обнаруживает себя орудием в руках знакомого, пытавшегося застрелить жену. Дух героини оказывается сильнее внешних обстоятельств и ей удаётся сохранять надежду, достоинство и исключительную доброту. «За «намеренно будничным, газетным тоном», которого Набоков добивается в изображении внешних событий, скрывается вера писателя в непреходящую ценность духа. Жизнь его героини - несчастная, даже гротескная, разумеется незавидная, все же заключает в себе некую победу» [14.С.386].
В данной курсовой работе предметом анализа выступает повесть В.В. Набокова «Соглядатай», рассказы «Пильграм» и «Terra incognita», включенные в сборник «Соглядатай».
Объектом исследования в данной работе являются физические, психические метаморфозы состояния человека, влияющие на устройство мира вокруг него.
Материалом исследования являются прозаические произведения В.В. Набокова - повесть «Соглядатай», рассказы «Пильграм» и «Terra incognita».
Актуальность темы состоит в том, что в последние несколько лет изучение творчества Набокова происходит в различных направлениях. В большей степени популярны работы в сфере раскрытия всех вероятных контекстов, на пересечении которых существовало творчество писателя, также исследователей интересует осмысление метафизики В.В. Набокова. Изучение повести «Соглядатай» и рассказов «Пильграм» и «Terra incognita» с точки зрения антропологического моделирования и заполнения мира - это способ лучше разобрать к метафизику, а также контекстную направленность творчества Набокова. Также по антропологическому аспекту на основе творчества Набокова недостаточно информации.
История вопроса частично представлена в работах некоторых исследователей; работы К.О. Басилашвили, О.Г. Егоровой, Л.Ю. Стрельниковой стали здесь «отправной точкой».
К.О. Басилашвили [7], опираясь на высказывания Н. Берберовой, пишет работу, в которой раскрывается образ Смурова и устанавливает связь между ним и повествователем.
О.Г. Егорова [22] посвящает свой труд раскрытию и сравнению двух названий повести: на английском и русском языках, опираясь на мысли В.В. Набокова, пытаясь понять, что для каждой нации заложено в одном и том же тексте.
Работа Л.Ю. Стрельниковой [65] сосредоточена на двойничестве персонажей, как через данный прием Набоков впускает в литературу потерянную «шизоидную личность», воплощенную в Смурове, а соглядатай является проявлением оценки, частью со здравым смыслом внутри этой личности.
В свою очередь, Е.Р. Федотова [74] раскрывает в своей работе определение «я» и «другого» среди главных героев произведения. Е.А. Полева [58] в своем исследовании более всего сосредоточена на поиске связующего начала между сном и действиями повести. В.Ю. Лебедева [40] в своем исследовании рассматривает специфику внутреннего перелома в повести «Соглядатай».
Проблемы, связанные с текстом «Соглядатая» исследуются на уровнях симбиоза лингвистики и литературы, такой эксперимент представила Ю.Р. Гарбузинская [17], исследовавшая категорию модальности между автором и героем, что привело к заключению «предпочтение героем отрицательного полюса модальности приводит к сближению позиций автора и героя» [17].
Рассказы «Пильграм» и «Terra incognita», в сравнении с повестью «Соглядатай», не столь хорошо проработаны исследователями. Рассказ «Пильграм» отмечен в работах: А. Долинина [35], который производит общий разбор смыслов; А. Козлова [27], который в своей работе простраивает собственную интерпретацию рассказа; Н. Жутовской [24], которая в своей статье «Аврелианец Пильграм» производит сопоставительный анализ русской и английской версии рассказа и А.В. Сверчковой [63], которая рассматривала рассказ как предмет стилевого анализа. К рассказу «Terra incognita» обращались несколько исследователей творчества Набокова: Джулиан В. Коннолли [30], который в своей работе пытается найти общую связь рассказа и романа В.В. Набокова «Приглашение на казнь», а также П. Бицилли [13], упомянувший рассказ в разборе романа «Приглашение на казнь» и повести «Соглядатай». Отдельно разбором и анализом рассказа исследователи не занимались.
Научная новизна данной курсовой работы состоит в анализе и разборе повести «Соглядатай» и рассказов «Пильграм» и «Terra incognita» в свете антропологического подхода. В рамках данного подхода сопоставление рассказов и повести производится впервые.
Теоретические аспекты исследования определяются
антропологической проблематикой современного литературоведения.
Человек уже давно оказался в центре исследовательского внимания. Литература также изучает человека в том или ином аспекте через собственные механизмы и инструменты. Таким образом, в XX веке появилось совершенно новое понятие - «литературная антропология». По энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона «антропология» (др.-греч. «антропос» - человек; «логос» - наука) - «есть учение о человеке, но так как все доступные нашему пониманию знания или касаются непосредственно человека, или являются следствием отношений человека ко вселенной, то в последнее время у большинства исследователей составилось определение, что антропология есть учение о естественной истории или природе человека в частности...Так как человеческая природа представляет для изучения две области, телесную и духовную, то и труды антропологов относились или к физиологии, или к психологии» [3]. Из данного определения следует, что антропология долгое время была частью других наук - психологии, физиологии и частично философии. По мере того, как развивается общество, происходит и расширение границ влияния антропологии в различных сферах научной деятельности.
Сегодня антропология в литературе - это популярное и развивающееся быстрыми темпами исследовательское направление, но вопрос, касающийся общей и всеми принятой дефиниции остаётся нерешенным.
Немецкий филолог Вольфганг Изер считает, что литература как некий медиум открывает человеку, относительно нашего собственного человеческого устройства, определенного рода потребности. И ответом на вопрос: что это за потребности? Является становление антропологии литературы. «Мы могли бы добиться ответа путем изучения антропологических «применений» текстов или, иными словами, развивая литературную антропологию как исследовательскую парадигму. Используя особую природу этого медиума, открывающего возможность проникновения в наш гуманитарный багаж, мы сделаем орудием объяснения саму литературу. Такой подход может даже открыть, чем является литература и как она действует, и в то же время это автоматически спасет нас от щекотливого вопроса, что литературного в литературе или поэтичного в поэзии» [26.С.9]. Литература, по мысли Изера, модифицирует человеческие характеры, расширяет их, освещает особенности, сокрытые в обычных ситуациях. И по этой причине невозможно просто подчинить литературу уже сложившимся понятиям культурной антропологии, которая занимается исследованием структур архаических цивилизаций. Вместо использования инструментов и методов культурной антропологии, литературной антропологии необходимо создать свои. В. Изер приходит к выводу, что литературной антропологии необходима собственная эвристика, «которая сделает нас способными ответить на вопрос о том, почему мы нуждаемся в художественном вымысле» [26.С.10]. Вымысел наделяет человека способностью к саморасширению - положение, которое можно рассматривать под различными углами зрения. Если человек заинтересуется ключевыми точками вымыслов, то столкнётся с различными их применениями, а соответственно - с необходимостью различать многочисленные вымыслы в жизни реальной, от фикциональности художественной литературы. «Ясно, что это не одно и то же и облекается в различные формы в соответствии со своими функциями, а следовательно, тут имплицитно раскрываются многообразные потребности и нужды, которые разные типы «вымыслов» удовлетворяют. Связь между художественной фикциональностью и ее функциональностью не является, конечно, открытием. Она всегда была на поверхности» [26.С.10]. Все вымышленное - это нечто сделанное. А все, что делается, делается с определенными намерениями. Вымысел референциален, он связан с отчетливым предназначением, которое ему необходимо исполнить. В отличии от иллюзии и условности - вымысел не обман, но и не заслуживает доверия.
Фикциональность является инструментом антропологии литературы и заключает в себе высвобождение энергии источников нашего воображения, одновременно придавая необходимую форму применения. Таким образом, базовым в антропологии литературы, по Изеру, является взаимодействие между вымышленным и воображаемым.
Воображаемое существует лишь в каких-либо комбинациях: со взглядом на что-то (кого-то), сознанием, то есть в тех формах, в которых мы и осуществляем контакт с миром. «Поскольку художественная литература не допускает, чтобы воображаемое было поглощено прагматикой реального мира, она дает нам возможность сосредоточить внимание на природе наших духовных ресурсов. Воображаемое не подчиняется никакой предварительной дефиниции, оно просто присутствует в самых разнообразных формах, объяснение которых и составляет основную задачу литературной антропологии» [26.С.14].
Литературный вымысел может использовать воображаемое разными способами. Вымысел позволяет заполнять присущее ему сознание воображаемым, но может «заморозить» воображаемое в какой-либо рассудочной конфигурации. Но оба этих случая - крайность, а между ними существует великое множество возможностей. И моделирование этих возможностей можно назвать игрой. «Игра структурирует
взаимопроникновение фикционального и воображаемого, не предопределяя их отношений, которые проявляются в поистине бушующей игровой стихии. Игра сама по себе становится средством создания настоящего, не поддающегося дефиниции, в то время как те элементы воображаемого, которые должны прослеживаться в литературном произведении, могут быть отражены только посредством игры» [26.С.15].
Фикциональное и воображаемое формируют эвристику литературной антропологии, что ставит под вопрос объективность подобной антропологии. Изер рассматривает с разных точек зрения данный вопрос.
Прагматически подобный подход стремится диагностировать условия человеческого существования. «Текст как культурный объект становится знаком овладения ситуацией, а значит, проясняет те потенциалы, которые должны быть при этом мобилизованы» [26.С.15].
С систематической точки зрения литературная антропология вновь открывает проблему, связанную с природой человеческих способностей. Четко разграничение разума, воображения и восприятия, принятое в психологии, совершенно не работает в художественной литературе. «Литература зарождается от взаимодействия фантазии, сознания и восприятия, и исток ее легко увидеть в каждой из этих «способностей» [26.С.15]. В литературе эти три компонента постоянно определяют друг друга.
Изер также считает, что у литературное воображение и сон из одного корня. Но литература не копия сна как таковая, она в большей степени способствует осуществлению невозможного. Литература превращает ретроградное движение сна во что-то более поступательно и последовательно развивающееся. Вместо пересоздания каких-либо воспоминаний, повторения архаических конфликтов происходит открытие совершенно нового. Также стоит сказать, что в отличии от сна литература способна выходить за пределы воспроизводимого (от известного факта можно додумать другие детали). Художественный текст предстаёт как «зеркало обратной стороны реальности».
Художественная литература не только постоянное воспроизведение мира, в котором мы существуем, но и также размышление о том, кто мы есть. По этой причине она осмысливалась как мимесис. По традиции в литературе и в искусстве любые воспроизведения направлены на то, чтобы заставить присутствовать отсутствующее. И продолжая эту мысль можно прийти к выводу, что воспроизведение в литературных текстах новых и особых миров направлено на представление того, чего ещё не существует. Таким образом, художественный текст существует как данность, появившаяся в результате авторского волеизъявления и читательского воспринятия.
Также литературная (художественная) антропология затронута в монографии В.В. Савельевой. Определяется она тремя главными составляющими: «образ-персонаж»; «автор-человек», который в различных формах присутствует в созданном им художественном мире; и, конечно же, «читатель», который интерпретирует текст и мир произведения, исходя из личностных установок и собственных ценностей. «Таким образом, «объектом художественной антропологии будет воссозданный в искусстве человек, изучаемый другим человеком» [61.С.17]. Савельева смотрит на литературную антропологию через сложившуюся в XX веке схему структурно¬семантического триединства: «автор-герой-читатель». В своей работе «Художественная антропология: монография» она предлагает исследовать поэтику автора и персонажа, а также область читательской рецепции. Сам по себе человек предстаёт «объектом искусства» и «субъектом собственного искусства», он перманентно является «со-творцом» различных художественных текстов и художественных миров. По логике Савельевой каждое прочтение текста погружает его жизнь, где он получает различный актуальный смысл и каждый раз в каждом новом случае получает соответствующую интерпретацию.
Художественное произведение вбирает в себя и художественный текст и художественный мир. Художественный мир - явление альтернативной реальности, а его анализ сводится к понятию принципов его существования и критериев его организации. Из критериев выделены: смыслы, символы, язык, время, пространство и образы (отдельно дополнительные). Образы всегда рассматриваются в двух аспектах: как единицы художественной текста и как элементы художественного мира.
Антропологическое начало текста несомненно, по мыслям Савельевой, ведь каждый текст создан «человеком-творцом». «Это касается и конкретных образов-персонажей, населяющих художественный мир. Именно поэтому можно утверждать, что каждый автор создает свой образ человека, т.е. свою художественную антропологию, которая может быть выделена в отдельную область знаний, подобно религиозной антропологии, философской, педагогической, психологической» [61.С.7].
В принципах художественной антропологии важную роль играет формирование положения о взаимодействии, самостоятельности смыслов художественного мира и художественного текста. Предмет художественной антропологии по отношению к реальному человеческому миру - вторичен, но этот человеческий мир осуществляется как реальность, пропущенная через сознание.
До Савельевой такое же высказывание о тексте, который несомненно принадлежит исключительно человеку, так как лишь человек наделён сознанием, высказывал М.М. Бахтин в книге «Автор и герой в эстетической деятельности» [8]. Бахтин находит, что в творчестве всегда отражено человеческое «я», которое обязательно причастно к бытию. И по бахтинскому условию диалогичности мира необходим «другой», который будет завершать и гармонизировать бытие. «Автор» был определён как субъект эстетической деятельности, творческая интенция которого - это ценностно осмысливающая и эмоционально-волевая установка, отделяющая мир этого конкретного человека от мира «других». Именно ценностная установка, явно выраженная всем миром произведения, обеспечивает, по Бахтину, диалог автора с читателем и героем» [73].
«Автор» - это реальное биографическое лицо, создатель художественного текста, «субъект эстетической деятельности» (по Бахтину), выражающий единую личную позицию (по Корману) в отношении к миру и другому человеку (герою, читателю) [73]. Следующим в цепочке идёт герой, который должен быть ценностно ориентирован на целостность, так как воссоздан такой же (ценностно ориентированной) личностью автора. Через героя автор самореализуется в художественном тексте.
«Художественный мир произведения как целое и все его части обладают своим самостоятельным содержанием, и это содержание динамически развивается в сознании читателя, составляющего третье звено в антропологической схеме» [73].
Татьяна Васильевна Федосеева считает, что для читателя в литературном произведении важен «стимул развития собственной духовной инициативы», а не различные чувства и мысли, которые выраженные автором. А автору читатель необходим как незаменимый собеседник и участник диалога.
В. Изер и В.В. Савельева представляют литературную антропологию по- разному. Каждый из них сосредоточен на разных аспектах. В. Изер смотрит на текст с точки зрения общего моделирования - что именно побуждает человека это делать и через какие манипуляции происходит превращение мысли в текст, почему человек тратит время на погружение в другие миры. В.В. Савельева отталкивается от самого текста и ищет человека как субъекта и объекта искусства, она производит разделение художественного текста и мира, чтобы выстроить свою систему всего произведения.
По-своему смотрит на данное явление (человек в литературе) Т. Е. Автухович. В её работах «литературная антропология» и «антропология литературы» - понятия не тождественные. «Они имеют разную проблематику и методологию исследования» [1.С.5]. В первом термине выделяется прежде всего место человека в изображенном мире (носит констатирующий характер). Второй термин обозначает непосредственный выход из мира произведения в реальность, действительный мир, происходит движение мысли к постижению человеческой сущности как таковой. В «антропологии литературы» предметом является человек, воспринимаемый как субъект литературного творчества. Главные проблемы: «структура сознания пишущего, способы достраивания и перемоделирования им своего «я» и мира повседневности и отличие этих способов в разных художественных системах; специфика и способы производства знаковых и символических комплексов, в которых, с одной стороны, воплощается («отелеснивается») внутренняя сущность пишущего, с другой стороны - структурируется и перемоделируется в индивидуальный космос хаос ежедневной жизни» [1.С.8].
Используемая терминология в современном литературоведение не нуждается в дополнительных, новых понятиях для исследования литературы с помощью антропологии. «Использование слов «антропология»,
«антропологический» и подобных не вносит изменений в методологию исследования, не расширяет возможности литературоведения - методология в большинстве случаев остается традиционной, литературоведение не выходит за собственные рамки» [1.С.5]. Если происходит фиксация окружающего, действительного мира, то при таком подходе антропология и литература различаются лишь языком описания. «Художественное произведение оказывается для антрополога дополнительным источником информации об исчезнувшей или современной действительности, а литературоведение, с одной стороны, отбрасывая традиции анализа и интерпретации художественного произведения, накопленные в XX в., возвращается к традициям научных школ XIX века, растворявших литературу как искусство слова в проблематике историко-культурных исследований» [1.С.6]. Литературная антропология может ограничиться констатирующим описанием о мире и о человеке, полученном из текста, то антропология литературы рассматривает литературу как возможность задавать вопросы совместно с автором: правильно ли мы понимаем мир вокруг нас? как можно презентовать мир в тексте?
«Антропологически ориентированное литературоведение должно считать своей задачей такую интерпретацию создаваемых в литературе виртуальных миров, которая позволила бы восполнить нехватку знания человека и человечества о самом себе» [1.С.6].
Компромиссное решение относительно литературы, как выявления и представления чего-то нового и неизведанного, или же как референциальной структуры появилось у В.А. Подороги. Он остро ставит вопрос о существовании двух видов литературы. Литература образца, которая зависима от реальности и воспринимает её как референс. Такая литература воспроизводит и окрашивает жизнь, театрализует её. Противостоит литературе образца - литература экспериментальная, которая «самодостаточна и не сводима к достоверности внешнего, якобы реального мира» [57].
С.В. Козлов [28] в своей работе «Литературная антропология и поэтика персонажа» представляет два понятия антропологии в литературе. Художественная, литературная антропология - концепция человека, которая объявлена самим автором в произведении. И филологическая, литературоведческая антропология, которая рассуждает о «прочтении» образов героев в произведении, об используемых методах и стратегиях. В своих суждениях Козлов опирается на труды М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Г.Д. Гачева.
Большинство исследователей (В. Изер, Т.Е. Автухович, С.В. Козлов) опасаются, что введение в литературу и установка антропологической проблематики на переднем плане, разрушат литературоведение как науку. На мой взгляд все опасения подобного рода не оправданны, ибо существенно методология исследования литературы не изменяется, также антропология решает проблему многоаспектного рассмотрения произведений, так как собирает в себе существенные стороны сложившихся ранее в истории подходов изучения литературы.
Ознакомившись с работами ряда деятелей XX и XXI века, можно сделать вывод, что антропология, столь недавно вошедшая в литературу как отдельное исследовательское направление, имеет огромный потенциал для дальнейшего развития литературоведения. Статьи, проанализированные в ходе данной работы, несут в себе начальный характер исследования. Не сформировано ещё никем единого понятия или общепринятой группы понятий, которые входили бы в литературоведческую антропологию и не перемежались между собой по значению. Из-за новизны темы сложно определить предмет и объект, исследуемый под понятием «антропология в литературе». Так же, на мой взгляд, нет единого понимания, что должно входить в понятие «антропология». Так у Вольфганга Изера в данном понятии не упоминается ни герой, ни какие- либо конкретные приемы анализа художественного мира. В статье С.В. Козлова нет указаний на анализ мира, все внимание сосредоточено на герое и отчасти затрагивает автора.
Отдельно, как самую удачную и более менее гармоничную, можно выделить системы М.М. Бахтина и на его опыте дополненная и составленная концепция В.В. Савельевой, которая в равной мере охватывает через анализ и автора, в его коммуникации с героем и читателем; героя, как часть от автора и домысел читателя; и читателя как «со-творца», который оживляет текст и каждый раз генерирует его по-разному в зависимости от окружения и ситуации.
В художественной антропологии используется широкий спектр методов, которые, в основном, подстраиваются под художественную картину мира и выделяют какие-либо основополагающие черты в творчестве писателя. Так, например, Белянин Михаил Юрьевич в своей работе о художественной антропологии позднего Л.Н. Толстой считает обязательным рассмотреть «характер связи христианской традиции и своеобразия художественного мира русских писателей в опыте художественного освоения феномена человека» [11.С.7]. Поэтому ему приходится расширить утверждающееся понятие «художественная антропология»: «Системно-целостное единство авторской концепции человека и подчиненных её воплощению художественно¬изобразительных средств предполагает научное освещение феномена человека в плане художественной антропологии писателя, осваивающей человека во всей полноте его духовной природы» [11.С.9]. Белянин акцентирует внимание на сложившейся духовной концепции Л.Н. Толстого о человеке.
Несколько по-другому идёт разговор о художественной антропологии в работе Липке Штефана «Антропология художественной прозы А. П. Чехова: неизреченность человека и архитектоника произведения». В его диссертации «антропология прозы Чехова формируется и оформляется как специальная система художественных категорий, среди которых самой общей стала архитектоника» [44.С.3]. Таким образом, целостный образ человека выстраивается Ш. Липке через анализ выбранных элементов из художественной системы, описывающей сложное взаимодействие человека с миром. Он анализирует: фабулу, место человека в пространстве, атмосферу произведения в целом, высказывания героя и интертекстуальные связи произведения. В работе выявлены не только общечеловеческие категории, но также произведён целостный анализ архитектоники произведений, «поскольку образу человека в чеховском творчестве соответствует единое целое произведения» [44.С.4].
Исходя из различного применения теории по художественной антропологии в исследованиях текстов конкретных писателей возникает вывод, к которому пришла Т. Л. Рыбальченко в своей работе «Роман А. Иличевского «Матисс» в контексте романа А. Платонова «Счастливая Москва»: антропологический аспект»: «Каждый подлинный писатель создаёт свою антропологию: во-первых, универсальное пространство существования; во- вторых, мир сознания (подсознания, эмоций, разума). Асоциальность антропологической литературы связана с необходимостью выйти за границы социума либо вследствие негуманности и неорганичности социума, либо по причине трансгрессии, расширения сознания мыслящей личности» [59.С.136].
В данной работе, с условной опорой на теоретическую часть, будет произведён анализ нескольких произведений В.В. Набокова, показывающий зависимость мира от главного героя. Антропология в литературе, как не устоявшееся явление, в данной работе имеет свои методы исследования. Каждое исследуемое произведение будет проанализировано фабульно, ибо фабула раскрывает общий смысл произведения, который накладывает отпечаток на героя и на окружающий его мир. Исходя из неоднозначности и полиинтерпритативности произведений В.В. Набокова, будут предложены различные гипотезы, раскрывающие либо сущность внешнего мира, обозначая «что есть что», либо определяющие общую концепцию героя в отношении к миру и, в случае повести «Соглядатай», к повествователю-соглядатаю. В работе также исследуются образы персонажей, чтобы попытаться показать, что каждый персонаж взаимосвязан с главным героем, а более того большинство персонажей находятся в прямой зависимости от воображения героя. Исследуемые миры в произведениях также подвергаются анализу, ибо одно из пространств «против» героя, оно противоположно ему, а другое - это фантастика, как прямое отражение внутреннего и скрытого в персонаже.
В антропологии бывает, что исследование обращается к экзистенциальным и общечеловеческим категориям и мотивам (такое происходит в работах Г. Зельге [82] и Т.Б. Зайцевой [25] при рассмотрении произведений А.П. Чехова) для выявления авторской точки зрения на конкретную категорию и способов её использования в собственных произведениях. В ситуации данного исследования четкую заинтересованность В.В. Набоков проявляет к мотиву смерти, вероятно, как к некой деконструкции человека, но не в целом, а какой-то его части. Но также есть и положительное в данном мотиве - это возможность к переходу в другое пространство. Также в зависимости от произведения были выделены дополнительные мотивы, которые акцентировали отношение героя к пространству (мотив ловли бабочек; сна; зеркал). Мотивы, отвечающие за переход героя в другую реальность указывают на проблемы в реальной жизни героя.
Цель работы - изучение антропологической природы и принципов моделирования фантастического мира в сборнике Набокова «Соглядатай» на материале повести «Соглядатай» и рассказов «Пильграм» и «Terra incognita».
Задачи:
• Доказать антропологическую природу моделирования фиктивной
«реальности» в сборнике «Соглядатай»;
• Раскрыть образы персонажей, влияющих на реальный и фантастический мир произведений;
• Выявить контексты, влияющие на формирование и понимание фантастического мира;
• Проанализировать наиболее важные мотивы произведений, также влияющие на формирование фантастического мира.
В данной работе использованы следующие методы: структурно-типологический метод, историко-генетический метод, герменевтический метод и мотивный анализ.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
В данном исследовании были изучены произведения, входящие в сборник Набокова «Соглядатай»: одноименная повесть и рассказы «Пильграм» и «Terra incognita».
В исследовании показано, что функционирование образа фантастической фиктивной «реальности» задается Набоковым через влияние
антропологических метаморфоз. Во всех произведениях образ фиктивной реальности имеет приближенность к сновидению, которое выдается за реальный мир, или же стремится стать реальным миром. Фиктивная «реальность» в каждом произведении Набокова непосредственно связана с главным героем рассказа или повести и поэтому отражает в себе все изменения, любые метаморфозы в его личности. Из-за фиксации любых метаморфоз образ «реальности» приобретает фантастичность, которая, в основном, базируется на персонаже и его возможностях. Таким образом, фиктивная реальность тесно связана с антропологическими метаморфозами героя и антропологией в целом.
В первой главе был произведён анализ повести «Соглядатай», в которой подробно прослеживается влияние главного героя (соглядатая) на моделирование фиктивной «реальности». Производится сравнение двух миров и раскрываются образы персонажей. Выявляется связь между соглядатаем и Смуровым - в каком соотношении они находятся друг с другом. Глава оканчивается анализом мотива смерти.
Во второй главе был произведён анализ рассказов «Пильграм» и «Terra incognita». В данной главе также, как и в первой, выявляется зависимость фиктивного мира от героев рассказов. Раскрытие образов персонажей приводит к выводу о причинах моделирования фантастической «реальности» (внешняя праздность, страх). Производится сличение миров, показывающее насколько сильно развита фантазия главных героев. Также были описаны и проанализированы мотивы, необходимые для понимания авторской идеи (мотив «ловли бабочек», мотив снов; мотив зеркала, тема писательства; объединяющий мотив - мотив смерти).
Таким образом, проделанная работа приводит к выводу, что именно антропологическое начало порождает фиктивную «реальность» и влияет на моделировании фантастического пространства в повести Набокова «Соглядатай» и в рассказах «Пильграм» и «Terra incognita».
В исследовании показано, что функционирование образа фантастической фиктивной «реальности» задается Набоковым через влияние
антропологических метаморфоз. Во всех произведениях образ фиктивной реальности имеет приближенность к сновидению, которое выдается за реальный мир, или же стремится стать реальным миром. Фиктивная «реальность» в каждом произведении Набокова непосредственно связана с главным героем рассказа или повести и поэтому отражает в себе все изменения, любые метаморфозы в его личности. Из-за фиксации любых метаморфоз образ «реальности» приобретает фантастичность, которая, в основном, базируется на персонаже и его возможностях. Таким образом, фиктивная реальность тесно связана с антропологическими метаморфозами героя и антропологией в целом.
В первой главе был произведён анализ повести «Соглядатай», в которой подробно прослеживается влияние главного героя (соглядатая) на моделирование фиктивной «реальности». Производится сравнение двух миров и раскрываются образы персонажей. Выявляется связь между соглядатаем и Смуровым - в каком соотношении они находятся друг с другом. Глава оканчивается анализом мотива смерти.
Во второй главе был произведён анализ рассказов «Пильграм» и «Terra incognita». В данной главе также, как и в первой, выявляется зависимость фиктивного мира от героев рассказов. Раскрытие образов персонажей приводит к выводу о причинах моделирования фантастической «реальности» (внешняя праздность, страх). Производится сличение миров, показывающее насколько сильно развита фантазия главных героев. Также были описаны и проанализированы мотивы, необходимые для понимания авторской идеи (мотив «ловли бабочек», мотив снов; мотив зеркала, тема писательства; объединяющий мотив - мотив смерти).
Таким образом, проделанная работа приводит к выводу, что именно антропологическое начало порождает фиктивную «реальность» и влияет на моделировании фантастического пространства в повести Набокова «Соглядатай» и в рассказах «Пильграм» и «Terra incognita».
