КОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ КРЕСТЬЯНСТВА ТАЕЖНОЙ СИБИРИ В ПЕРИОД АНТИРЕЛИГИОЗНЫХ КАМПАНИЙ 1920-30-х ГОДОВ
|
Введение 3
1 Религиозные практики православного крестьянства сибирской деревни в
условиях атеистической политики 12
1.1 Православный ландшафт сибирской деревни начала XX века 12
1.2 Векторы трансформации конфессиональных практик сибирского
крестьянства 20
1.3 Религиозность крестьян-коммунистов как фактор реализации
атеистической политики 30
2 Конфессиональная жизнь сибирских старообрядцев в 1920-30-е годы: опыт
исследования форм и ресурсов социальной адаптации 36
2.1 Взаимоотношения советской власти и староверов Томского уезда 36
2.2 Общинные механизмы адаптации староверов 47
2.3 Особенности конфессиональных миграций сибирских староверов 56
Заключение 62
Список использованных источников и литературы 64
Приложение А Карта-схема томско-чулымской тайги начала XX в. 78
Приложение Б Публикации, конференции и гранты автора по теме ВКР 79
1 Религиозные практики православного крестьянства сибирской деревни в
условиях атеистической политики 12
1.1 Православный ландшафт сибирской деревни начала XX века 12
1.2 Векторы трансформации конфессиональных практик сибирского
крестьянства 20
1.3 Религиозность крестьян-коммунистов как фактор реализации
атеистической политики 30
2 Конфессиональная жизнь сибирских старообрядцев в 1920-30-е годы: опыт
исследования форм и ресурсов социальной адаптации 36
2.1 Взаимоотношения советской власти и староверов Томского уезда 36
2.2 Общинные механизмы адаптации староверов 47
2.3 Особенности конфессиональных миграций сибирских староверов 56
Заключение 62
Список использованных источников и литературы 64
Приложение А Карта-схема томско-чулымской тайги начала XX в. 78
Приложение Б Публикации, конференции и гранты автора по теме ВКР 79
Интерес к изучению религиозной жизни крестьянства XX века, особенно в период послереволюционного социалистического строительства в СССР в 1920-30-е годы, в настоящее время увеличивается. Стремительное изменение социальной структуры и быта деревни проходило на фоне массовых антирелигиозных мероприятий власти, направленных на «разложение» православной церкви и, как следствие, постепенный отказ крестьян от «религиозных предрассудков». В конечном счете за двадцать лет атеистической политики (1917-1937 годы) советской власти удалось добиться ликвидации большинства церковных приходов в стране , но Всесоюзная перепись 1937 года показала, что более половины населения СССР, в особенности крестьяне, сохраняли свои религиозные убеждения и следовали традиционным практикам .
Актуальность настоящего исследования связана с необходимостью изучения динамики изменения религиозных практик крестьянства с учетом географических и конфессиональных особенностей сибирского региона, что позволит сформировать целостное понимание процесса перестройки крестьянской культуры данного периода.
Как в советское время, так и в последние два десятилетия были написано большое количество статей и диссертаций на данную тему.
Работы М. И. Одинцова , В. А. Алексеева и О. Ю. Васильевой стали первыми исследованиями, в которых предпринималась попытка радикального отказа от классового подхода в изучении антирелигиозной политики советской власти. Освещению событий в области атеистической политики 1920-30-х годов посвящены работы А. Н. Кашеварова , Н.
A. Кривовой , М. В. Шкаровского , С. Л. Фирсова , а также церковных авторов протоиерея
B. Цыпина и Дамаскина (Орловского) . Главный акцент исследователи делают на истории репрессий против верующих и священнослужителей, а также развитии так называемого «обновленческого раскола» в Русской православной церкви.
Новый взгляд на антицерковные гонения с точки зрения влияния личных позиций партийных руководителей была предложена в монографии И. А. Курляндского11 . Автор ввел в научный оборот ряд архивных документов, отражающих изменение религиозной ситуации на местах. Из иностранных исследователей стоит выделить профессора Чикагского университета Ш. Фицпатрик , которая в контексте общих изменений уклада советских крестьян данного периода описывает антирелигиозные кампании как акцию, направленную непосредственно против священников и их антисоветских воззрений. В целом, исследователь пытался установить, как это отразилось на повседневном религиозном и хозяйственном укладе крестьян. Основательному анализу подверг изменившееся положение приходской общины Г. Фриз, доказавший, что в условиях ослабления церковного института верующие увеличили свою власть над приходской жизнью .
Количество диссертаций, защищенных по данной тематике в 2000-2015 годы, значительно: только в 2012 году в РФ было представлено три диссертации на соискание степени кандидата и две - доктора исторических наук . Однако в фокусе данных работ оказались главным образом церковно-государственные отношения в 1920-30-е годы и процесс реализации законодательных актов в сфере религии в разных регионах страны.
Среди ученых, рассматривавших историю церковно-государственных отношений данного периода на примере Западной Сибири, также прослеживается эволюция взглядов на предмет исследования. Л. И. Боженко и И. М. Шильдяшов , например, характеризовали церковь и верующих как антисоветские группы, особое внимание уделяя проблемам атеистической политики партии и классовой сущности церкви.
И. Д. Эйнгорн, основываясь на обширной базе архивных источников, обратил в своей монографии , основанной на диссертационном исследовании, внимание на конкретные примеры столкновения интересов верующих крестьян, церкви и государства. Ученый на основе многочисленных инцидентов, происходивших в сибирской деревне в 1920-30-е годы на фоне изъятия церковных ценностей и коллективизации, отразил острое противостояние между церковью и советской властью за влияние на крестьян.
Впервые важность сибирской специфики в реализации атеистической политики власти отметили Н. А. Неживых и Т. Н. Коголь. Местные органы власти в Сибири, по их мнению, действовали в отношении церкви весьма автономно от центра и были вынуждены считаться с локальными условиями макрорегиона . В работе Т. Н. Коголь было справедливо отмечена недостаточная степень изученности собственно приходской сельской жизни в послереволюционные десятилетия . Культурным особенностям сибирской деревни в контексте антирелигиозных мероприятий власти посвящены работы Л. И. Сосковец и О. А. Гайлит. В частности, Л. И. Сосковец указала на крайнюю поликонфессиональность сибирского населения, которая выразилась в длительном взаимовлиянии старообрядческого и никонианского крестьянства в рамках уникального «культурно-религиозного ландшафта» Сибири .
О. А. Гайлит одной из первых предприняла попытку отхода от изучения макроструктур в антирелигиозной политике к анализу повседневных религиозных практик крестьянства Западной Сибири в 1920-50-е годы . Автор попыталась охарактеризовать весь комплекс гендерных, возрастных и конфессиональных особенностей, оказавших воздействие на религиозные установки и поведение крестьян, наравне с пропагандистскими акциями власти рассмотрев эсхатологические слухи и пророчества как источник изучения крестьянской духовной психологии.
Необходимо также учитывать блок немногочисленных работ, посвященных истории старообрядчества в советское время. Среди них выделяются исследования Н. Д.
24 25 26 27 28
Зольниковой , И. В. Куприяновой , А. В. Кострова , Ю. Н. Аргудяевой , Л. Н. Приль . Значительное место в работах перечисленных авторов занимает фактическая история взаимодействия советской власти и староверов, а также трагические события, связанные с репрессиями против них. История старообрядцев Томской губернии давно вызывает интерес исследователей . Обширные данные о быте и культуре староверов содержатся в работах П. Е. Бардиной . Реконструкция жизни старообрядческих монастырей и объяснение адаптационных потенций томско-чулымского староверия даны в работах Е. Е. Дутчак . Автор на основе многолетних полевых и археографических исследований дает обширную характеристику роли староверческого скита в крестьянских социальных сетях, создаваемых им.
На сегодняшний день возникло понимание важности учета региональных социокультурных особенностей крестьянских сообществ и влияния межконфессионального взаимодействия крестьян-«никониан» и староверов на изменение религиозной культуры сибирской деревни в 1920-30-е годы.
Научная проблема исследования заключается в определении специфики изменения традиционных крестьянских религиозных практик под воздействием государственной атеистической политики. Советский опыт 20-30-х годов XX века является уникальным исследовательским полем для решения данной проблемы. Следует пояснить, что принято понимать под широко используемым в работе понятием «конфессиональные (религиозные) практики» . Наиболее точное определение принадлежитотечественному религиоведу А. Агаджаняну, которыйохарактеризовал их как «явление, противоположноежесткой и установленной системе религиозных текстов, норм и институтов, как постоянный.. .процесс их переосмысления и прикладного корректирования» .
Объектом данного исследования является сибирская деревня в условиях антирелигиозных кампаний советской власти в 1920-1930-е годы. Предмет исследования - религиозные практики православного крестьянства в контексте межконфессионального взаимодействия и антирелигиозных кампаний советской власти.
В рамках исследования нами выдвигается ряд гипотез:
1. Административное ограничение деятельности институтов церкви не означало отказ от религиозных убеждений подавляющего количества прихожан из числа крестьян.
2. Борьба за религиозные убеждения могла носить открытый (бунты, собрания) и скрытый (миграция, домашние богослужения) характер.
3. Старообрядческое население сибирской деревни легче адаптировались к изменению конфессиональной политики власти, в отличие от крестьян-«никониан», не имевших опыта противостояния давлению и жизни в условиях правительственной дискриминации.
Цель исследования - охарактеризовать процесс и динамику изменения религиозных практик православного крестьянства под действием государственной антирелигиозной политики в 1920-1930-е годов.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
1) Раскрыть понятие и структуру «религиозного ландшафта» на примере поликонфессиональных волостейтаежной Сибирив первой трети XX века.
2) Выявить характер изменения религиозных практик сибирского крестьянства в 1920-30-е годы на примере отношения к храмам и интерпретации эсхатологической символики.
3) Раскрыть особенности религиозных практик крестьян-коммунистов и определить их влияние на реализацию атеистической власти в 1920-30-е годы.
4) Определить характер взаимодействия местных органов власти и старообрядцев.
5) Установить роль межконфессиональных хозяйственных отношений и конфессиональных миграций как адаптационных механизмов старообрядцев Сибири катеистической и колхозной политике 20-30-х годов XX века.
Территориальные рамки исследования: Томский округ, включавший с 1925 года районы Томского и Мариинского уездов. Обозначенный ареал позволяет произвести более глубокий и наглядный анализ религиозных практик крестьянства благодаря следующим особенностям: 1. На данной территории преобладало сельское население. 2. Состав населения Томского округа отличался поликонфессиональностью (крестьяне-«никониане» и староверы) и длительным совместным проживанием двух конфессиональных групп. 3. Большая часть районов Томского округа относилась ранее к переселенческим волостям, в результате чего на их территории проживало несколько тысяч переселенцев из Западных и Центральных губерний Российской империи, оказавших влияние на местную православную культуру. Для сопоставления привлекается материал по Западно-Сибирскому региону.
Хронологические рамки исследования - 1920-1937 годы. Нижняя дата обусловлена установлением советской власти в Сибири и освобождением ее от войск адмирала А. В.
Колчака, когда, по выражению Ю. Н. Бакаева, реализацию советской конфессиональной политики "коммунистам Сибири пришлось начинать заново" . Верхняя дата ограничена проведением Всесоюзной переписи 1937 года, которая подвела итог под антирелигиозными кампаниями советской власти за два десятилетия . Более того, именно в 1937 году дискриминация верующих и священнослужителей в СССР в связи с «большим террором» достигает своего апогея.
Нынешнее состояние отечественной историографии по обозначенному вопросу диктует необходимость использования более «антропологического» подхода, сосредоточенного на анализе символических структур через призму индивидуального опыта . Поэтому методология данного исследования подразумевает применение микроисторического подхода, который учитывает нелинейность и разнообразие «локальных вариантов и траекторий развития», благодаря чему становится все более востребованным в исторической науке . В рамках конфессиональной истории данный подход представляется перспективным, поскольку при единообразии церковного учения в обществе реализуется множество различных религиозных практик, обобщение которых отрицает возможность их постоянного развития и видоизменения в ходе исторического процесса .
Для наиболее полного учета региональных особенностей автор обращается к концепции «религиозного ландшафта», объединяющей географические характеристики ареала и социальные/культурные/конфессиональные особенности данного сообщества. Концепция подразумевает использование методов картографии и системного подхода, представляющего деревню как религиозную и хозяйственную систему во всей сложности взаимоотношений.
Для сбора устных воспоминаний потомков жителей сибирской деревни XX века использовался метод интервьюирования. В работе применяются традиционные методы исторического исследования: ретроспективный и хронологический (рассмотрение динамики процесса изменения религиозных практик).
Источники, использованные в данной работе, можно разделить на несколько видов: законодательные акты, делопроизводственная документация органов местной власти, внутрипартийная документация и циркуляры РКП(б)/ВКП(б), следственные дела, статистика, периодическая печать, устные источники и собрание старообрядческих документов
Законодательные акты. Данную группу составляют официальные постановления СНК и ВЦИК РСФСР/СССР, Инструкции Наркомюста РСФСР/СССР, Конституция РСФСР 1918 года и Конституция СССР 1924 года, характеризующие правовое поле, в рамках которого были вынуждены действовать общины верующих и церковь, а также динамику изменения конфессиональной политики советской власти.
Делопроизводственная документация органов местной власти и комитетов РКП(б)/ВКП(б). Широко используются опубликованные исследователями в сборниках документы, посвященные как истории атеистической политики , так и истории крестьянства 20-30-х годов XX века в целом . Большую важность представляет двухтомное издание академика Н. Н. Покровского , в которое вошли секретное делопроизводство РКП(б) и ГПУ, переписка партийных деятелей, резолюции и постановления ВЦИК и Антирелигиозной комиссии, конспекты писем к Политбюро периода 1922-1925 годов. Общий ход антирелигиозной политики и поведение верующих отразили распоряжения и отчеты местных органов власти, хранящиеся в Государственном архиве Томской области (Ф. Р. 53 - Томский губревком, Ф. Р. 173 - Томский губисполком, Ф, Р. 214 - Отдел народного образования Томского окружного исполкома, Ф. Р. 476 - Ново-Кусковский райисполком, Ф. Р. 528 - волостные исполкомы Томской губернии). Использовались внутрипартийные делопроизводственные акты, отчеты, сводки и распоряжения, сохранившиеся в Центре документации новейшей истории Томской области (Ф. 1 - Томский губком РКП(б), Ф. 4 - Томский уездный комитет РКП(б), Ф. 17 - 1-ый Горрайком РКП(б), Ф. 25 - Томский сельский райком ВКП(б), Ф. 27 - Асиновский городской комитет ВКП(б), Ф. 28 - Зырянский райком ВКП(б), Ф. 29 - Кривошеинский райком ВКП(б), Ф. 30 - Чаинский райком ВКП(б), Ф. 31 - Зачулымский райком ВКП(б), Ф. 76 - Томский окружной комитет ВКП(б), Ф. 206 - Нарымский окружной комитет ВКП(б), Ф. 252 - Кожевниковский райком ВКП(б), Ф. 283 - Молчановский райком ВКП(б) и другие).
Следственная документация. Данный вид составлен документами органов внутрипартийного дисциплинарного и политического контроля (Ф. 2 - Томская губернская контрольная комиссия, Ф. 77 - Томская окружная контрольная комиссия, Ф. 93 - Ново-Кусковская районная контрольная комиссия).
Периодическая печать была представлена региональной газетой «Красное Знамя», а также общесоюзными антирелигиозными изданиями «Антирелигиозник» и «Деревенский безбожник» за 1926-1929 годы.
К устным источникам относятся воспоминания о религиозной жизнью советской деревни, которые были собраны автором в результате интервью с потомками сибирских крестьян.
Официальная статистика, используемая в работе, представлена Справочной книгой Томской епархии за 1914 год , Списком населенных мест Томской губернии за 1911 год и Списком населенных мест Сибирского края 1926 года (Том 2) .
Собрание старообрядческих документов. Особое внимание уделяется уникальным документам, переданным Управлением ФСБ России на хранение в Отдел рукописей и книжных памятников Научной библиотеки Томского государственного университета (Ф. 24 - Община старообрядцев-странников Бакчарского района Томской области, 1910-1939 годы). Данное собрание состоит из писем и официальных актов, которые отражают бытовые и вероучительные проблемы старообрядчества, содержит данные о репрессиях, арестах и об изъятиях имущества в скитах, маршрутные листы путешествий.
Карты и маршрутные листы для переселений старообрядцев содержатся в вышеупомянутом Фонде 24 и выделены в отдельную группу.
Представленные источники достаточно полно отражают религиозную жизнь сибирской деревни, тем самым, дают достаточную базу для решенияпоставленной цели исследования.
Структура работы состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы и приложений.
Первая глава воссоздает общую ситуацию изменения конфессиональной жизни крестьянства таежной Сибири в 1920-30-е годы. Глава состоит из трех разделов: первый раздел характеризует специфику пространственной организации («религиозного ландшафта») притаежных деревень Сибири, сформировавшегося в специфических исторических условиях переселенческой политики и соседствования со старообрядцами. Второй раздел посвящен выявлению основных векторов и направлений трансформации религиозных практик сибирского крестьянства на примере отношения к храмам и сакральным образам. В третьем разделе рассматриваются религиозные практики той части крестьянства, которые представляли новые сельские органы власти или партийные комитеты, показана роль религиозности крестьян-коммунистов в реализации атеистической политики.
Во второй главе раскрываются изменения конфессиональной жизни сибирских старообрядцев в условиях антирелигиозных кампаний и репрессивной политики советской власти. Глава состоит из трех разделов. В первом освящены основные этапы взаимодействия местных органов власти и старообрядцев Томского уезда в 1920-30-е годы и причины применения репрессий в их отношении. Во втором разделе рассматриваются общинные механизмы адаптации общин староверов к условиям антирелигиозной и колхозной политики советской власти. Третий раздел посвящен особенностям конфессиональных миграций староверов из районов проживания как адаптационного механизма.
Актуальность настоящего исследования связана с необходимостью изучения динамики изменения религиозных практик крестьянства с учетом географических и конфессиональных особенностей сибирского региона, что позволит сформировать целостное понимание процесса перестройки крестьянской культуры данного периода.
Как в советское время, так и в последние два десятилетия были написано большое количество статей и диссертаций на данную тему.
Работы М. И. Одинцова , В. А. Алексеева и О. Ю. Васильевой стали первыми исследованиями, в которых предпринималась попытка радикального отказа от классового подхода в изучении антирелигиозной политики советской власти. Освещению событий в области атеистической политики 1920-30-х годов посвящены работы А. Н. Кашеварова , Н.
A. Кривовой , М. В. Шкаровского , С. Л. Фирсова , а также церковных авторов протоиерея
B. Цыпина и Дамаскина (Орловского) . Главный акцент исследователи делают на истории репрессий против верующих и священнослужителей, а также развитии так называемого «обновленческого раскола» в Русской православной церкви.
Новый взгляд на антицерковные гонения с точки зрения влияния личных позиций партийных руководителей была предложена в монографии И. А. Курляндского11 . Автор ввел в научный оборот ряд архивных документов, отражающих изменение религиозной ситуации на местах. Из иностранных исследователей стоит выделить профессора Чикагского университета Ш. Фицпатрик , которая в контексте общих изменений уклада советских крестьян данного периода описывает антирелигиозные кампании как акцию, направленную непосредственно против священников и их антисоветских воззрений. В целом, исследователь пытался установить, как это отразилось на повседневном религиозном и хозяйственном укладе крестьян. Основательному анализу подверг изменившееся положение приходской общины Г. Фриз, доказавший, что в условиях ослабления церковного института верующие увеличили свою власть над приходской жизнью .
Количество диссертаций, защищенных по данной тематике в 2000-2015 годы, значительно: только в 2012 году в РФ было представлено три диссертации на соискание степени кандидата и две - доктора исторических наук . Однако в фокусе данных работ оказались главным образом церковно-государственные отношения в 1920-30-е годы и процесс реализации законодательных актов в сфере религии в разных регионах страны.
Среди ученых, рассматривавших историю церковно-государственных отношений данного периода на примере Западной Сибири, также прослеживается эволюция взглядов на предмет исследования. Л. И. Боженко и И. М. Шильдяшов , например, характеризовали церковь и верующих как антисоветские группы, особое внимание уделяя проблемам атеистической политики партии и классовой сущности церкви.
И. Д. Эйнгорн, основываясь на обширной базе архивных источников, обратил в своей монографии , основанной на диссертационном исследовании, внимание на конкретные примеры столкновения интересов верующих крестьян, церкви и государства. Ученый на основе многочисленных инцидентов, происходивших в сибирской деревне в 1920-30-е годы на фоне изъятия церковных ценностей и коллективизации, отразил острое противостояние между церковью и советской властью за влияние на крестьян.
Впервые важность сибирской специфики в реализации атеистической политики власти отметили Н. А. Неживых и Т. Н. Коголь. Местные органы власти в Сибири, по их мнению, действовали в отношении церкви весьма автономно от центра и были вынуждены считаться с локальными условиями макрорегиона . В работе Т. Н. Коголь было справедливо отмечена недостаточная степень изученности собственно приходской сельской жизни в послереволюционные десятилетия . Культурным особенностям сибирской деревни в контексте антирелигиозных мероприятий власти посвящены работы Л. И. Сосковец и О. А. Гайлит. В частности, Л. И. Сосковец указала на крайнюю поликонфессиональность сибирского населения, которая выразилась в длительном взаимовлиянии старообрядческого и никонианского крестьянства в рамках уникального «культурно-религиозного ландшафта» Сибири .
О. А. Гайлит одной из первых предприняла попытку отхода от изучения макроструктур в антирелигиозной политике к анализу повседневных религиозных практик крестьянства Западной Сибири в 1920-50-е годы . Автор попыталась охарактеризовать весь комплекс гендерных, возрастных и конфессиональных особенностей, оказавших воздействие на религиозные установки и поведение крестьян, наравне с пропагандистскими акциями власти рассмотрев эсхатологические слухи и пророчества как источник изучения крестьянской духовной психологии.
Необходимо также учитывать блок немногочисленных работ, посвященных истории старообрядчества в советское время. Среди них выделяются исследования Н. Д.
24 25 26 27 28
Зольниковой , И. В. Куприяновой , А. В. Кострова , Ю. Н. Аргудяевой , Л. Н. Приль . Значительное место в работах перечисленных авторов занимает фактическая история взаимодействия советской власти и староверов, а также трагические события, связанные с репрессиями против них. История старообрядцев Томской губернии давно вызывает интерес исследователей . Обширные данные о быте и культуре староверов содержатся в работах П. Е. Бардиной . Реконструкция жизни старообрядческих монастырей и объяснение адаптационных потенций томско-чулымского староверия даны в работах Е. Е. Дутчак . Автор на основе многолетних полевых и археографических исследований дает обширную характеристику роли староверческого скита в крестьянских социальных сетях, создаваемых им.
На сегодняшний день возникло понимание важности учета региональных социокультурных особенностей крестьянских сообществ и влияния межконфессионального взаимодействия крестьян-«никониан» и староверов на изменение религиозной культуры сибирской деревни в 1920-30-е годы.
Научная проблема исследования заключается в определении специфики изменения традиционных крестьянских религиозных практик под воздействием государственной атеистической политики. Советский опыт 20-30-х годов XX века является уникальным исследовательским полем для решения данной проблемы. Следует пояснить, что принято понимать под широко используемым в работе понятием «конфессиональные (религиозные) практики» . Наиболее точное определение принадлежитотечественному религиоведу А. Агаджаняну, которыйохарактеризовал их как «явление, противоположноежесткой и установленной системе религиозных текстов, норм и институтов, как постоянный.. .процесс их переосмысления и прикладного корректирования» .
Объектом данного исследования является сибирская деревня в условиях антирелигиозных кампаний советской власти в 1920-1930-е годы. Предмет исследования - религиозные практики православного крестьянства в контексте межконфессионального взаимодействия и антирелигиозных кампаний советской власти.
В рамках исследования нами выдвигается ряд гипотез:
1. Административное ограничение деятельности институтов церкви не означало отказ от религиозных убеждений подавляющего количества прихожан из числа крестьян.
2. Борьба за религиозные убеждения могла носить открытый (бунты, собрания) и скрытый (миграция, домашние богослужения) характер.
3. Старообрядческое население сибирской деревни легче адаптировались к изменению конфессиональной политики власти, в отличие от крестьян-«никониан», не имевших опыта противостояния давлению и жизни в условиях правительственной дискриминации.
Цель исследования - охарактеризовать процесс и динамику изменения религиозных практик православного крестьянства под действием государственной антирелигиозной политики в 1920-1930-е годов.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
1) Раскрыть понятие и структуру «религиозного ландшафта» на примере поликонфессиональных волостейтаежной Сибирив первой трети XX века.
2) Выявить характер изменения религиозных практик сибирского крестьянства в 1920-30-е годы на примере отношения к храмам и интерпретации эсхатологической символики.
3) Раскрыть особенности религиозных практик крестьян-коммунистов и определить их влияние на реализацию атеистической власти в 1920-30-е годы.
4) Определить характер взаимодействия местных органов власти и старообрядцев.
5) Установить роль межконфессиональных хозяйственных отношений и конфессиональных миграций как адаптационных механизмов старообрядцев Сибири катеистической и колхозной политике 20-30-х годов XX века.
Территориальные рамки исследования: Томский округ, включавший с 1925 года районы Томского и Мариинского уездов. Обозначенный ареал позволяет произвести более глубокий и наглядный анализ религиозных практик крестьянства благодаря следующим особенностям: 1. На данной территории преобладало сельское население. 2. Состав населения Томского округа отличался поликонфессиональностью (крестьяне-«никониане» и староверы) и длительным совместным проживанием двух конфессиональных групп. 3. Большая часть районов Томского округа относилась ранее к переселенческим волостям, в результате чего на их территории проживало несколько тысяч переселенцев из Западных и Центральных губерний Российской империи, оказавших влияние на местную православную культуру. Для сопоставления привлекается материал по Западно-Сибирскому региону.
Хронологические рамки исследования - 1920-1937 годы. Нижняя дата обусловлена установлением советской власти в Сибири и освобождением ее от войск адмирала А. В.
Колчака, когда, по выражению Ю. Н. Бакаева, реализацию советской конфессиональной политики "коммунистам Сибири пришлось начинать заново" . Верхняя дата ограничена проведением Всесоюзной переписи 1937 года, которая подвела итог под антирелигиозными кампаниями советской власти за два десятилетия . Более того, именно в 1937 году дискриминация верующих и священнослужителей в СССР в связи с «большим террором» достигает своего апогея.
Нынешнее состояние отечественной историографии по обозначенному вопросу диктует необходимость использования более «антропологического» подхода, сосредоточенного на анализе символических структур через призму индивидуального опыта . Поэтому методология данного исследования подразумевает применение микроисторического подхода, который учитывает нелинейность и разнообразие «локальных вариантов и траекторий развития», благодаря чему становится все более востребованным в исторической науке . В рамках конфессиональной истории данный подход представляется перспективным, поскольку при единообразии церковного учения в обществе реализуется множество различных религиозных практик, обобщение которых отрицает возможность их постоянного развития и видоизменения в ходе исторического процесса .
Для наиболее полного учета региональных особенностей автор обращается к концепции «религиозного ландшафта», объединяющей географические характеристики ареала и социальные/культурные/конфессиональные особенности данного сообщества. Концепция подразумевает использование методов картографии и системного подхода, представляющего деревню как религиозную и хозяйственную систему во всей сложности взаимоотношений.
Для сбора устных воспоминаний потомков жителей сибирской деревни XX века использовался метод интервьюирования. В работе применяются традиционные методы исторического исследования: ретроспективный и хронологический (рассмотрение динамики процесса изменения религиозных практик).
Источники, использованные в данной работе, можно разделить на несколько видов: законодательные акты, делопроизводственная документация органов местной власти, внутрипартийная документация и циркуляры РКП(б)/ВКП(б), следственные дела, статистика, периодическая печать, устные источники и собрание старообрядческих документов
Законодательные акты. Данную группу составляют официальные постановления СНК и ВЦИК РСФСР/СССР, Инструкции Наркомюста РСФСР/СССР, Конституция РСФСР 1918 года и Конституция СССР 1924 года, характеризующие правовое поле, в рамках которого были вынуждены действовать общины верующих и церковь, а также динамику изменения конфессиональной политики советской власти.
Делопроизводственная документация органов местной власти и комитетов РКП(б)/ВКП(б). Широко используются опубликованные исследователями в сборниках документы, посвященные как истории атеистической политики , так и истории крестьянства 20-30-х годов XX века в целом . Большую важность представляет двухтомное издание академика Н. Н. Покровского , в которое вошли секретное делопроизводство РКП(б) и ГПУ, переписка партийных деятелей, резолюции и постановления ВЦИК и Антирелигиозной комиссии, конспекты писем к Политбюро периода 1922-1925 годов. Общий ход антирелигиозной политики и поведение верующих отразили распоряжения и отчеты местных органов власти, хранящиеся в Государственном архиве Томской области (Ф. Р. 53 - Томский губревком, Ф. Р. 173 - Томский губисполком, Ф, Р. 214 - Отдел народного образования Томского окружного исполкома, Ф. Р. 476 - Ново-Кусковский райисполком, Ф. Р. 528 - волостные исполкомы Томской губернии). Использовались внутрипартийные делопроизводственные акты, отчеты, сводки и распоряжения, сохранившиеся в Центре документации новейшей истории Томской области (Ф. 1 - Томский губком РКП(б), Ф. 4 - Томский уездный комитет РКП(б), Ф. 17 - 1-ый Горрайком РКП(б), Ф. 25 - Томский сельский райком ВКП(б), Ф. 27 - Асиновский городской комитет ВКП(б), Ф. 28 - Зырянский райком ВКП(б), Ф. 29 - Кривошеинский райком ВКП(б), Ф. 30 - Чаинский райком ВКП(б), Ф. 31 - Зачулымский райком ВКП(б), Ф. 76 - Томский окружной комитет ВКП(б), Ф. 206 - Нарымский окружной комитет ВКП(б), Ф. 252 - Кожевниковский райком ВКП(б), Ф. 283 - Молчановский райком ВКП(б) и другие).
Следственная документация. Данный вид составлен документами органов внутрипартийного дисциплинарного и политического контроля (Ф. 2 - Томская губернская контрольная комиссия, Ф. 77 - Томская окружная контрольная комиссия, Ф. 93 - Ново-Кусковская районная контрольная комиссия).
Периодическая печать была представлена региональной газетой «Красное Знамя», а также общесоюзными антирелигиозными изданиями «Антирелигиозник» и «Деревенский безбожник» за 1926-1929 годы.
К устным источникам относятся воспоминания о религиозной жизнью советской деревни, которые были собраны автором в результате интервью с потомками сибирских крестьян.
Официальная статистика, используемая в работе, представлена Справочной книгой Томской епархии за 1914 год , Списком населенных мест Томской губернии за 1911 год и Списком населенных мест Сибирского края 1926 года (Том 2) .
Собрание старообрядческих документов. Особое внимание уделяется уникальным документам, переданным Управлением ФСБ России на хранение в Отдел рукописей и книжных памятников Научной библиотеки Томского государственного университета (Ф. 24 - Община старообрядцев-странников Бакчарского района Томской области, 1910-1939 годы). Данное собрание состоит из писем и официальных актов, которые отражают бытовые и вероучительные проблемы старообрядчества, содержит данные о репрессиях, арестах и об изъятиях имущества в скитах, маршрутные листы путешествий.
Карты и маршрутные листы для переселений старообрядцев содержатся в вышеупомянутом Фонде 24 и выделены в отдельную группу.
Представленные источники достаточно полно отражают религиозную жизнь сибирской деревни, тем самым, дают достаточную базу для решенияпоставленной цели исследования.
Структура работы состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы и приложений.
Первая глава воссоздает общую ситуацию изменения конфессиональной жизни крестьянства таежной Сибири в 1920-30-е годы. Глава состоит из трех разделов: первый раздел характеризует специфику пространственной организации («религиозного ландшафта») притаежных деревень Сибири, сформировавшегося в специфических исторических условиях переселенческой политики и соседствования со старообрядцами. Второй раздел посвящен выявлению основных векторов и направлений трансформации религиозных практик сибирского крестьянства на примере отношения к храмам и сакральным образам. В третьем разделе рассматриваются религиозные практики той части крестьянства, которые представляли новые сельские органы власти или партийные комитеты, показана роль религиозности крестьян-коммунистов в реализации атеистической политики.
Во второй главе раскрываются изменения конфессиональной жизни сибирских старообрядцев в условиях антирелигиозных кампаний и репрессивной политики советской власти. Глава состоит из трех разделов. В первом освящены основные этапы взаимодействия местных органов власти и старообрядцев Томского уезда в 1920-30-е годы и причины применения репрессий в их отношении. Во втором разделе рассматриваются общинные механизмы адаптации общин староверов к условиям антирелигиозной и колхозной политики советской власти. Третий раздел посвящен особенностям конфессиональных миграций староверов из районов проживания как адаптационного механизма.
Централизованная политика советской власти в 1920-30-е годы, направленная на борьбу с церковным институтом и «религиозными предрассудками», спровоцировала развитие новых тенденций в конфессиональных практиках крестьянства таежной Сибири. Стремление максимально ограничить их церковную жизнь привело к росту неконтролируемого альтернативного культового строительства и вовлеченности местного населения в социально-конфессиональную сеть старообрядцев. На фоне ослабления церковных общин в психологии верующих вырабатывалась персональная ответственность за духовное спасение, которая подразумевала активность по удовлетворению своих религиозных потребностей, которое все меньше зависело от официальной церкви.
Крестьяне осуществляли разные локализованные персональные и коллективные практики. Одни обратились за помощью к старообрядческим учителям и монастырям, другие пытались собственными усилиями организовать богослужения в самостоятельно выстроенных и более дешевых в содержании, чем храмы, часовнях и молитвенных домах. Часть крестьян, вступивших в ряды сельского партийного и комсомольского актива, утратили возможность открыто исповедовать свои религиозные взгляды.Большинство крестьян-коммунистов продолжали исполнять религиозные обряды, хранить дома иконы и отмечать основные христианские праздники, что являлось серьезным фактором дестабилизацииантирелигиозной политики советской власти в деревне. Верующие партийные активисты в принципе не могли выступать эффективными проводниками атеистических идей.
Стремительное изменение социальной действительности, выраженное не только в революционных и военных событиях, но и в гонениях за веру, актуализировали в психологии крестьян традиционные эсхатологические идеи и сакральные образы Спасителя, святых проповедников и мучеников. Склонность крестьян к интерпретации событий с точки зрения апокалиптики и альтернативному культовому строительству были обусловлены сложившимся в предыдущие годы религиозным ландшафтом, в рамках которого долгое время тесно взаимодействовали старообрядческая и «никонианская» православные конфессии.
С возрастанием влияния староверов усиливались репрессивные меры администрации. Как оказалось, именно старообрядцы являлись основой традиционного крестьянского уклада, который стремилась разрушить власть в результате политики коллективизации. Колхозный строй,с социальной точки зрения,оказался несовместим с прежней системой, поскольку крестьяне теряли возможность широко и беспрепятственно развивать хозяйственное взаимодействие с жителями таежных монастырей. Их влияние усиливало среди крестьян антиколхозные настроения.
Старообрядцы имели большой исторический опыт сопротивления правительственной дискриминации. Им удалось выработать уникальные механизмы адаптации, выраженные, прежде всего, в тесном экономическом и социокультурном взаимодействии с населением окрестных деревень. Стороны не только совершали обмен, но и сохраняли традиции крестьянской трудовой взаимопомощи и укрывательства от власти неугодных лиц, что стало поводом к развязыванию широких репрессий.
Советские преобразования хозяйства и антирелигиозная политика не встретили широкой поддержки сельского населения. В то же самое время, для него оказались чужды контрреволюционные идеи, которые пытались распространять в начала 1920-х годов беглые противники советской власти (авторы листовок в Ново-Архангельском ските, торговцы). Изученные материалы наглядно демонстрируют, что крестьянство таежной зоны Сибири сохранило свою ориентацию на старообрядческие монастыри в послереволюционное время. После их разрушения в 1930-е годы старообрядцы были вынуждены либо адаптироваться к колхозной жизни (втайне исполняя прежние обряды), либо мигрировать в отдаленные регионы Сибири и Дальнего Востока и даже за границу. Преодолевать огромные расстояния позволяли уникальные маршрутные листы и карты, созданные самими староверами для ориентирования в пространстве. Как конфессиональные миграции, так и выработка адаптивных поведенческих стратегий на местах в 1920-1930-е гг. осуществлялись благодаря активизации прежних социальных сетей, в которые были вовлечены все сочувствующие «святым богомольцам» крестьяне, готовые оказать им помощь.
Крестьяне осуществляли разные локализованные персональные и коллективные практики. Одни обратились за помощью к старообрядческим учителям и монастырям, другие пытались собственными усилиями организовать богослужения в самостоятельно выстроенных и более дешевых в содержании, чем храмы, часовнях и молитвенных домах. Часть крестьян, вступивших в ряды сельского партийного и комсомольского актива, утратили возможность открыто исповедовать свои религиозные взгляды.Большинство крестьян-коммунистов продолжали исполнять религиозные обряды, хранить дома иконы и отмечать основные христианские праздники, что являлось серьезным фактором дестабилизацииантирелигиозной политики советской власти в деревне. Верующие партийные активисты в принципе не могли выступать эффективными проводниками атеистических идей.
Стремительное изменение социальной действительности, выраженное не только в революционных и военных событиях, но и в гонениях за веру, актуализировали в психологии крестьян традиционные эсхатологические идеи и сакральные образы Спасителя, святых проповедников и мучеников. Склонность крестьян к интерпретации событий с точки зрения апокалиптики и альтернативному культовому строительству были обусловлены сложившимся в предыдущие годы религиозным ландшафтом, в рамках которого долгое время тесно взаимодействовали старообрядческая и «никонианская» православные конфессии.
С возрастанием влияния староверов усиливались репрессивные меры администрации. Как оказалось, именно старообрядцы являлись основой традиционного крестьянского уклада, который стремилась разрушить власть в результате политики коллективизации. Колхозный строй,с социальной точки зрения,оказался несовместим с прежней системой, поскольку крестьяне теряли возможность широко и беспрепятственно развивать хозяйственное взаимодействие с жителями таежных монастырей. Их влияние усиливало среди крестьян антиколхозные настроения.
Старообрядцы имели большой исторический опыт сопротивления правительственной дискриминации. Им удалось выработать уникальные механизмы адаптации, выраженные, прежде всего, в тесном экономическом и социокультурном взаимодействии с населением окрестных деревень. Стороны не только совершали обмен, но и сохраняли традиции крестьянской трудовой взаимопомощи и укрывательства от власти неугодных лиц, что стало поводом к развязыванию широких репрессий.
Советские преобразования хозяйства и антирелигиозная политика не встретили широкой поддержки сельского населения. В то же самое время, для него оказались чужды контрреволюционные идеи, которые пытались распространять в начала 1920-х годов беглые противники советской власти (авторы листовок в Ново-Архангельском ските, торговцы). Изученные материалы наглядно демонстрируют, что крестьянство таежной зоны Сибири сохранило свою ориентацию на старообрядческие монастыри в послереволюционное время. После их разрушения в 1930-е годы старообрядцы были вынуждены либо адаптироваться к колхозной жизни (втайне исполняя прежние обряды), либо мигрировать в отдаленные регионы Сибири и Дальнего Востока и даже за границу. Преодолевать огромные расстояния позволяли уникальные маршрутные листы и карты, созданные самими староверами для ориентирования в пространстве. Как конфессиональные миграции, так и выработка адаптивных поведенческих стратегий на местах в 1920-1930-е гг. осуществлялись благодаря активизации прежних социальных сетей, в которые были вовлечены все сочувствующие «святым богомольцам» крестьяне, готовые оказать им помощь.
