ОБРАЗ ГЕРОЯ-ТЕРРОРИСТА В РУССКОЙ ПРОЗЕ 1900- 1910 ГОДОВ (А. ГРИН И Л. АНДРЕЕВ)
|
I. Введение 3
1.1. Идеомифология и поэтика террора в философских, культурологических и социологических исследованиях ХХ века 4
1.2. Тема терроризма и образ террориста в литературе начала ХХ века.
Творчество А. Грина и Л. Андреева в критике 13
1.3. Постановка проблемы. Цель и задачи исследования 20
II. Основная часть 23
2.1. Идеология и поэтика террора в рассказах А. Грина
1900-х годов 23
2.2 Мифология и аксиологиям террора в прозе Л. Андреева: мотивная система и образы революционеров 34
2.2.1. Психология террориста в рассказе «Тьма»: 39
2.2.2. Исследование феномена террора в «Повести о семи
повешенных» 51
2.2.3. Сравнительный анализ мотивной системы и образов героя- террориста в рассказах Александра Грина и Леонида Андреева 72
III. Заключение 78
Список использованной литературы 82
IV. Приложение 85
1.1. Идеомифология и поэтика террора в философских, культурологических и социологических исследованиях ХХ века 4
1.2. Тема терроризма и образ террориста в литературе начала ХХ века.
Творчество А. Грина и Л. Андреева в критике 13
1.3. Постановка проблемы. Цель и задачи исследования 20
II. Основная часть 23
2.1. Идеология и поэтика террора в рассказах А. Грина
1900-х годов 23
2.2 Мифология и аксиологиям террора в прозе Л. Андреева: мотивная система и образы революционеров 34
2.2.1. Психология террориста в рассказе «Тьма»: 39
2.2.2. Исследование феномена террора в «Повести о семи
повешенных» 51
2.2.3. Сравнительный анализ мотивной системы и образов героя- террориста в рассказах Александра Грина и Леонида Андреева 72
III. Заключение 78
Список использованной литературы 82
IV. Приложение 85
Историческая основа такого определения темы - социокультурная ситуация в России начала ХХ века с одним из её трагических феноменов - теорией и практикой индивидуального террора, исповедуемой и осуществляемой Боевой организацией партии эсеров.
Выбранные для анализа авторы и тексты (ранние рассказы А. Грина, «Рассказ о семи повешенных» и «Тьма» Л. Андреева) выделяются из потока беллетристики, в которой ещё в последнюю четверть Х1Х века, оформляется миф о герое-революционере.
Современными исследователями произведена огромная работа по сбору текстов разной жанрово-родовой природы и определения общих идей и приёмов создания этого мифа. Одна из работ принадлежит Марине Могильнер . Представим логику и основные идеи монографии.
Литературное наследие радикализма оформилось к началу XX века. К этому моменту окончательно сформировалась радикальная партия, и сформировался тип героя-революционера. «Подпольная Россия» - такое название получила первая книга, написанная террористом и писателем Степняком-Кравчинским , которого можно считать основателем радикальной мифологии. Затем с термином «Подпольной России» стали связывать деятельность радикально настроенной интеллигенции.
Политика периода Подпольной России была окончательно осознана как систематическое силовое воздействие на государство. «Интеллигенция, чьи гуманистические ценности в принципе противоречили насилию, да еще системному, вынуждена была трудиться над самооправданием, и именно поэтому Подпольная Россия не исчерпывается революционными группами и партиями, но обязательно включает тексты, описывавшие эти организации и их членов, навязывавшие их образ как самим радикалам, так и легальной России» .
Зачастую художественный уровень текстов радикальной литературы невысок, хотя встречаются исключения. Их авторы каким-либо образом были причастны к Подпольной России: это могли быть и члены какой-либо политической партии, и просто сочувствующие революционной деятельности лица. Некоторые из них, например, Борис Савинков, писали под псевдонимом, благодаря этому, многие революционно настроенные тексты имели возможность пройти как партийную цензуру, так и цензуру читателя- интеллигента.
Подпольная России просуществовала недолго. Самые её пик пришелся на 1905-1907 годы, затем в результате кризиса произошел её упадок, от которого она так и не смогла оправиться.
В центре аналитических рассуждений «Мифологии подпольного человека» - миф о герое-революционере. В годы первой русской революции образ героя-революционера был в моде. Даже в обыденном сюжете, завязанном на поиске клада или неразделенной любви, обязательно присутствовал террорист. Именно им были спрятаны деньги, именно в него была влюблена прекрасная девушка. Как правило, автор не утруждал себя описанием характеристики героя - террориста, одно его присутствие вызывало у читателя представления об идеальном герое радикальной мифологии.
Семиотическая идея «личности как знака принципиально важна для понимания литературной мифологии подполья» . В период Подпольной России образ герой-революционера был очень популярным, и обладал определенным и постоянным набором качеств и функций.
Начиная с произведения «Подпольная Россия» Степняка-Кравчинского, образ героя-революционера рисуется ни просто профессиональным революционером, но человеком, жертвующим собственной жизнью ради революционного идеала. В приоритете изображение героя-страдальца, так как этот образ восхищает и подкупает своей готовностью к жертве во имя революции. Склонность к жертвенности оправдывала террор в глазах читателей, и она возвышала избитый персонаж до трагического уровня.
Примечательно, что революционерка, член социалистической партии Вера Засулич, действительно была о себе такого мнения. Женщина читала, вступала в диалог и писала отзывы на литературные произведения, посвященные революции. По мнению Засулич, при изображении «мира нелегальных, организованных революционеров» автором должен быть уничтожен всякий намёк на «все обычные условия и отношения», другими словами - уничтожена «всякая возможность проявления личных недостатков». Исходя из этого, мир революционера-подпольщика представляется миром идеальных отношений и идеальных людей. Также исходя из слов Веры Засулич, правильное изображение героя-революционера у автора «Подпольной России», который выделил в персонажах только яркие черты революционной героики. Степняк показал, что настоящий герой Подпольной России есть «революционный дух» в человеческом облике.
Изображение героя-революционера так, как изобразил его Степняк, с «терновым венком на голове» и жертвующим своей жизнью, стало каноническим. Писатели и поэты Подпольной России бдительно следили за чистотой следования заданному канону.
Существование канонического образца героя-революционера, его «правильной» биографии, типизированных чувств и мыслей значительно облегчало литературные изыскания молодых литераторов. Идеальным героям литературы того времени была свойственна жертвенность, в результате которой юность большинства из них проходила в тюрьмах и ссылках.
Таким образом, можно выделить следующие черты, свойственные герой- революционеру. Как правило, все они молоды, даже юны. Каждый из героев готов принести во имя революции в жертву собственную жизнь, молодость, семью, дружбу и любовь. Именно то, что герой расстается не только с жизнью и молодостью, делает его жертву в глазах народа намного ценнее, чем жизнь убитого им старика-губернатора или министра. Герой - смелый человек, твердый в своих мыслях и намерениях, он свят в своих страданиях, вследствие чего над ним не властен суд земной. Таким образом, создается миф о моральной неподсудности героя - революционера, в результате которого лежит мысль о том, что герой зачастую становится не только жертвой, но и убийцей, невозможна.
Наряду с революционерами-мужчинами в мифологическом пространстве радикальной литературы существовали и канонические женские образы героинь-революционерок. Как правило, это были совсем юные девушки, созданные для чистой и светлой жизни, но отказавшиеся от счастливого будущего во имя революции. В образах героинь женское начало сведено к минимуму. Революционерки изображаются смелыми и сильными, в них редко проявляется женственность, преданность идеям революции граничит с фанатизмом.
В статье «Героизм и подвижничество» (1909) Сергей Николаевич Булгаков осмысляет природу такого явления как феномен русской интеллигенции, размышляет о её роли и значении в русской революции. Автор делает вывод о некотором чувстве виноватости пред народом, о чувстве неуемной жертвенности, о неизменной готовности на эту жертву у лучших ее представителей и даже искание их. Но если для интеллигента середины девятнадцатого века характерно чувство христианского смирения и покаяния, то для интеллигента начала двадцатого века духовным ориентиром становятся догматы религии человекобожества. В основу этой религии ложится вера в естественное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый человеком. Вдохновившись этой идеей, интеллигенция почувствовала себя призванной сыграть роль Провидения относительно своей родины.
Субъективная сторона такого начинания заключается в героизме самопожертвования, который часто путают с христианским подвижничеством. Целая полоса истории интеллигенции отмечена сменой идеала христианского святого, подвижника образом героя - революционного студента. В христианстве типичным воплощением духовного опыта и руководительства является старчество. В интеллигентской среде эту роль взяла на себя учащаяся молодежь со свойственным ей и ее возрасту максимализмом притязаний, ставшим характерной чертой революционной интеллигенции.
По мысли Булгакова, «изолированное положение интеллигента в стране, его оторванность от почвы, суровая историческая среда, отсутствие серьезных знаний и исторического опыта, все это взвинчивало психологию этого героизма. Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние героического экстаза, с явно истерическим оттенком. Россия должна быть спасена, и спасителем ее может и должна стать интеллигенция вообще и даже имярек в частности, и помимо его нет спасителя и нет опасения» . Непрерывные гонения, драматические происшествия, преследования, жизнь на краю смерти - все это составляющие психологии героизма. А как известно, все это было пережито русской интеллигенцией. В результате этого российский интеллигент-революционер постоянно ставит себя в положение мученика, приводит себя в состояние героического экстаза, а за эти неизбывные мучения требует к себе какого-то благоговейного отношения.
Чаще всего еще в юном возрасте вследствие внешних причин - страдания и лишения - или внутренних представитель интеллигенции канонизирует себя в своих собственных глазах и приходит к выводу о своей исключительной роли в спасении отечества. «Героический интеллигент не довольствуется поэтому ролью скромного работника (даже если он и вынужден ею ограничиваться), его мечта -- быть спасителем человечества или по крайней мере русского народа.
Для него необходим (конечно, в мечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум» . Максимализм является неотъемлемой чертой героизма интеллигента. Такой максимализм имеет истерический характер, он сковывает мысль и вырабатывает глухой фанатизм.
Каждый герой в свое время вступает в определённую политическую партию, идеи спасания мира которой схожи с идеями самого героя. Причем чаще всего пути воплощения идей в реальность связаны с анархической деятельностью. Во имя идеи лучшими представителями интеллигенции приносятся жертвы жизнью, здоровьем, свободой, счастьем.
С максимализмом, что очень важно для Булгакова, тесно связан аморализм. Когда во главу угла ставят максимализм целей, то весьма часто забывают о чистоте средств. Г ерой, ставящий себя в роль Провидения, берущий на себя ответственность за судьбу отчества, воспринимает единичную человеческую жизнь как необходимую жертву во имя будущего отчества. В его глазах цель оправдывает средства.
Не имея перед собой идеал личности, все что касается духовной и религиозной стороны отбрасывается. Все, что связано с моральными догмами, ценностями этой религиозной культуры, считается устаревшим и за ненадобностью забывается. Отсутствует такая категория как «грех». Вследствие этого совершаются аморальные, греховный действия, по мысли Булгакова.
Помимо отсутствия духовности и морали Сергей Николаевич отмечает тенденцию молодежи к педократии. Если в христианстве воплощением духовного опыта и руководительства было старчество, то среди интеллигенции роль опытного и знающего наставника взяла на себя учащаяся молодежь. «Духовная педократия - есть величайшее зло нашего общества, а вместе и симптоматическое проявление интеллигентского героизма, его основных черт, но в подчеркнутом и утрированном виде. Это уродливое соотношение, при котором оценки и мнения „учащейся молодежи" оказываются руководящими для старейших, перевертывает вверх ногами естественный порядок вещей и в одинаковой степени пагубно и для тех, и для других» .
Делая выводы, можно сказать о том, Булгаков зафиксировал идеологические и психологические составляющие сознания героя- революционера. Как правило, это молодой человек, нашедший в себе искру высшего знания и желающий вывести из темноты отечество. Программы и способы спасения могут быть разные, но конечная цель - осчастливить все человечество - едина. И не важно, что будет уничтожено, брошено на алтарь высшей идеи.
Михаил Павлович Одесский и Давид Маркович Фельдман в своем труде «Поэтика террора» (1997, РГГУ) ставят вопрос о том, что же такое терроризм, рассматривая его в социокультурном и историческом аспектах. Они приходят к важным выводам, необходимым для нашего исследования.
Для начала стоит развести два разных понятия: террор и
тираноборчество. Свои истоки тираноборчество берет со времен столкновений папского Рима с королевскими династиями Европы. В результате конфликта главы католической церкви пришли к выводу и сумели логически обосновать правомерность убийства монархов. По действовавшим тогда законам, покушение на жизнь миропомазанника считалась тяжким преступлением. Но тирана и узурпатора церковь лишала своей защиты. Составленный в то время юридический акт, давал право на убийство тирана. С опорой на этот «документ» была совершена казнь таких монарших особ как Вильгельм Оранский, Генрих III и многие другие.
В XVII - XVIII веке эта тема получила широкое развитие. В результате этого произошло убийство герцога Букенгема, причем покушавшийся считал себя спасителем отечества. В русской традиции идея тираноборчества наиболее отчетлива выражена в творчестве Пушкина, а именно в стихотворении «Кинжал». С этого момента символом тираноборчетва стал кинжал. Но уже с 70-х годов XIX века тираноборчество переходит в терроризм, символом которого были бомба и партия. Если раньше кинжалом уничтожался ненавидимый народом тиран, то теперь динамит уничтожал все и всех, не делая различая га правых и виноватых. Взрывчатка стала основным оружием, так как в отличие от тираноборцев террористы не считали выбор оружия вопросом принципа.
Помимо общепринятого понятия о том, что акциями террора именуют действия по захвату заложников, убийств или покушения на жизнь политических противников, террором также называют массовые репрессии, официально санкционированные государственной властью на законодательном уровне. Тем не менее, не каждое политическое убийство или официально санкционированные массовые репрессии можно назвать террористическими акциями. Сама идеология террора возникла из идеологии революции, которая сформировалась в XII-XIII веках.
Террор — способ управления социумом посредством превентивного устрашения. Сами по себе убийства, диверсии, массовые репрессии, захват заложников и т.п. — феномены внеисторические. "Террористическими" эти акции становятся тогда и только тогда, когда используются для превентивного устрашения социума в целом» .
Одним из обязательных условий успеха террора является «массовая истерия». Обычно ориентация «массовой истерии» зависит от того, какие задачи ставят перед собой террористы. Если идет борьба за власть, то правительство объявляется террористами тем фактором, который виновен во всех бедах и неудачах, и на наоборот, если представители террористических организации власть имущие, то все силы, направленные против правительства, объявляются врагами общества и преследуются. Действия, ожидаемые от социума, зависят от того, какое положение в обществе занимают и какие цели преследуют террористы. Если в борьбу за власть вступают недовольные официальным режимом, то одной из главных задач является агитация народа к действию, представление актов насилия по отношению к власть имущим, как действий вынужденных и направленных на установление всеобщего блага. Если же целью является устранение противников правительства, то применяются различные предупредительные и карательные меры в отношение неугодных власти. К ним относится и развитая сеть шпионажа, где социуму выступает в роли доносчиков, и увеличение числа казней, где социум может выступать в роли зрителя и палача. Нежелающие одобрить террор в обоих случаях причисляются к врагам общества. В любом из этих случаев социум является как субъектом, так и объектом устрашения как в период борьбы за власть, так и после её захвата. «Массовая истерия» является обязательным в практике терроризма. Если целью террористов является свержение власть, то здесь используется тактика «истерии неповиновения», солидарность с антиправительственными силами. Когда же власть захвачена и наступает режим «тотального правительства», то применяется тактика «истерии солидарности», где правительству отводится роль гаранта безопасности и самого существования социума.
Как отмечают авторы «поэтики террора», социум чаще всего выступает в качестве послушного оружия террористических партий. «Речь идет о так называемой толпе — группе, где, во-первых, сглажены социальные отличия индивидов, ее составляющих, во-вторых, ограничена численность (это не "народ", не "чернь", "крестьяне", "горожане" и т.п.), в-третьих, объединяет группу установка непременно агрессивного характера (даже если цель — защита, проявление солидарности с кем-либо преследуемым, то достигается она все равно средствами агрессии)» . Эта группа имеет своего лидера или лидеров, для которых эта группа является не стихийно сформировавшейся акцией протеста режиму, а тщательно продуманной и запланированной- организацией. Опираясь на классификацию Гюстава Лебона «преступная толпа», авторы дают такое определение «преступная толпа — своего рода единый субъект, чрезвычайно подверженный воздействию "массовой истерии", а следовательно и легко провоцируемый на акты насилия. В условиях нагнетания "истерии неповиновения" хорошо организованная и управляемая "толпа" — весьма эффективное орудие давления на правительство и устрашения его сторонников» .
Делая выводы, мы можем сказать, что процесс развития террора как политики берет свое начало в XII веке и набирает наибольшую силу к XX. Уничтожение законности выдается за восстановление социальной справедливости, где социуму отведена роль безголосого союзника. Производя терминологическую подтасовку таких понятий как террор и тираноборчество, производится попытка их отождествления.
Выбранные для анализа авторы и тексты (ранние рассказы А. Грина, «Рассказ о семи повешенных» и «Тьма» Л. Андреева) выделяются из потока беллетристики, в которой ещё в последнюю четверть Х1Х века, оформляется миф о герое-революционере.
Современными исследователями произведена огромная работа по сбору текстов разной жанрово-родовой природы и определения общих идей и приёмов создания этого мифа. Одна из работ принадлежит Марине Могильнер . Представим логику и основные идеи монографии.
Литературное наследие радикализма оформилось к началу XX века. К этому моменту окончательно сформировалась радикальная партия, и сформировался тип героя-революционера. «Подпольная Россия» - такое название получила первая книга, написанная террористом и писателем Степняком-Кравчинским , которого можно считать основателем радикальной мифологии. Затем с термином «Подпольной России» стали связывать деятельность радикально настроенной интеллигенции.
Политика периода Подпольной России была окончательно осознана как систематическое силовое воздействие на государство. «Интеллигенция, чьи гуманистические ценности в принципе противоречили насилию, да еще системному, вынуждена была трудиться над самооправданием, и именно поэтому Подпольная Россия не исчерпывается революционными группами и партиями, но обязательно включает тексты, описывавшие эти организации и их членов, навязывавшие их образ как самим радикалам, так и легальной России» .
Зачастую художественный уровень текстов радикальной литературы невысок, хотя встречаются исключения. Их авторы каким-либо образом были причастны к Подпольной России: это могли быть и члены какой-либо политической партии, и просто сочувствующие революционной деятельности лица. Некоторые из них, например, Борис Савинков, писали под псевдонимом, благодаря этому, многие революционно настроенные тексты имели возможность пройти как партийную цензуру, так и цензуру читателя- интеллигента.
Подпольная России просуществовала недолго. Самые её пик пришелся на 1905-1907 годы, затем в результате кризиса произошел её упадок, от которого она так и не смогла оправиться.
В центре аналитических рассуждений «Мифологии подпольного человека» - миф о герое-революционере. В годы первой русской революции образ героя-революционера был в моде. Даже в обыденном сюжете, завязанном на поиске клада или неразделенной любви, обязательно присутствовал террорист. Именно им были спрятаны деньги, именно в него была влюблена прекрасная девушка. Как правило, автор не утруждал себя описанием характеристики героя - террориста, одно его присутствие вызывало у читателя представления об идеальном герое радикальной мифологии.
Семиотическая идея «личности как знака принципиально важна для понимания литературной мифологии подполья» . В период Подпольной России образ герой-революционера был очень популярным, и обладал определенным и постоянным набором качеств и функций.
Начиная с произведения «Подпольная Россия» Степняка-Кравчинского, образ героя-революционера рисуется ни просто профессиональным революционером, но человеком, жертвующим собственной жизнью ради революционного идеала. В приоритете изображение героя-страдальца, так как этот образ восхищает и подкупает своей готовностью к жертве во имя революции. Склонность к жертвенности оправдывала террор в глазах читателей, и она возвышала избитый персонаж до трагического уровня.
Примечательно, что революционерка, член социалистической партии Вера Засулич, действительно была о себе такого мнения. Женщина читала, вступала в диалог и писала отзывы на литературные произведения, посвященные революции. По мнению Засулич, при изображении «мира нелегальных, организованных революционеров» автором должен быть уничтожен всякий намёк на «все обычные условия и отношения», другими словами - уничтожена «всякая возможность проявления личных недостатков». Исходя из этого, мир революционера-подпольщика представляется миром идеальных отношений и идеальных людей. Также исходя из слов Веры Засулич, правильное изображение героя-революционера у автора «Подпольной России», который выделил в персонажах только яркие черты революционной героики. Степняк показал, что настоящий герой Подпольной России есть «революционный дух» в человеческом облике.
Изображение героя-революционера так, как изобразил его Степняк, с «терновым венком на голове» и жертвующим своей жизнью, стало каноническим. Писатели и поэты Подпольной России бдительно следили за чистотой следования заданному канону.
Существование канонического образца героя-революционера, его «правильной» биографии, типизированных чувств и мыслей значительно облегчало литературные изыскания молодых литераторов. Идеальным героям литературы того времени была свойственна жертвенность, в результате которой юность большинства из них проходила в тюрьмах и ссылках.
Таким образом, можно выделить следующие черты, свойственные герой- революционеру. Как правило, все они молоды, даже юны. Каждый из героев готов принести во имя революции в жертву собственную жизнь, молодость, семью, дружбу и любовь. Именно то, что герой расстается не только с жизнью и молодостью, делает его жертву в глазах народа намного ценнее, чем жизнь убитого им старика-губернатора или министра. Герой - смелый человек, твердый в своих мыслях и намерениях, он свят в своих страданиях, вследствие чего над ним не властен суд земной. Таким образом, создается миф о моральной неподсудности героя - революционера, в результате которого лежит мысль о том, что герой зачастую становится не только жертвой, но и убийцей, невозможна.
Наряду с революционерами-мужчинами в мифологическом пространстве радикальной литературы существовали и канонические женские образы героинь-революционерок. Как правило, это были совсем юные девушки, созданные для чистой и светлой жизни, но отказавшиеся от счастливого будущего во имя революции. В образах героинь женское начало сведено к минимуму. Революционерки изображаются смелыми и сильными, в них редко проявляется женственность, преданность идеям революции граничит с фанатизмом.
В статье «Героизм и подвижничество» (1909) Сергей Николаевич Булгаков осмысляет природу такого явления как феномен русской интеллигенции, размышляет о её роли и значении в русской революции. Автор делает вывод о некотором чувстве виноватости пред народом, о чувстве неуемной жертвенности, о неизменной готовности на эту жертву у лучших ее представителей и даже искание их. Но если для интеллигента середины девятнадцатого века характерно чувство христианского смирения и покаяния, то для интеллигента начала двадцатого века духовным ориентиром становятся догматы религии человекобожества. В основу этой религии ложится вера в естественное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый человеком. Вдохновившись этой идеей, интеллигенция почувствовала себя призванной сыграть роль Провидения относительно своей родины.
Субъективная сторона такого начинания заключается в героизме самопожертвования, который часто путают с христианским подвижничеством. Целая полоса истории интеллигенции отмечена сменой идеала христианского святого, подвижника образом героя - революционного студента. В христианстве типичным воплощением духовного опыта и руководительства является старчество. В интеллигентской среде эту роль взяла на себя учащаяся молодежь со свойственным ей и ее возрасту максимализмом притязаний, ставшим характерной чертой революционной интеллигенции.
По мысли Булгакова, «изолированное положение интеллигента в стране, его оторванность от почвы, суровая историческая среда, отсутствие серьезных знаний и исторического опыта, все это взвинчивало психологию этого героизма. Интеллигент, особенно временами, впадал в состояние героического экстаза, с явно истерическим оттенком. Россия должна быть спасена, и спасителем ее может и должна стать интеллигенция вообще и даже имярек в частности, и помимо его нет спасителя и нет опасения» . Непрерывные гонения, драматические происшествия, преследования, жизнь на краю смерти - все это составляющие психологии героизма. А как известно, все это было пережито русской интеллигенцией. В результате этого российский интеллигент-революционер постоянно ставит себя в положение мученика, приводит себя в состояние героического экстаза, а за эти неизбывные мучения требует к себе какого-то благоговейного отношения.
Чаще всего еще в юном возрасте вследствие внешних причин - страдания и лишения - или внутренних представитель интеллигенции канонизирует себя в своих собственных глазах и приходит к выводу о своей исключительной роли в спасении отечества. «Героический интеллигент не довольствуется поэтому ролью скромного работника (даже если он и вынужден ею ограничиваться), его мечта -- быть спасителем человечества или по крайней мере русского народа.
Для него необходим (конечно, в мечтаниях) не обеспеченный минимум, но героический максимум» . Максимализм является неотъемлемой чертой героизма интеллигента. Такой максимализм имеет истерический характер, он сковывает мысль и вырабатывает глухой фанатизм.
Каждый герой в свое время вступает в определённую политическую партию, идеи спасания мира которой схожи с идеями самого героя. Причем чаще всего пути воплощения идей в реальность связаны с анархической деятельностью. Во имя идеи лучшими представителями интеллигенции приносятся жертвы жизнью, здоровьем, свободой, счастьем.
С максимализмом, что очень важно для Булгакова, тесно связан аморализм. Когда во главу угла ставят максимализм целей, то весьма часто забывают о чистоте средств. Г ерой, ставящий себя в роль Провидения, берущий на себя ответственность за судьбу отчества, воспринимает единичную человеческую жизнь как необходимую жертву во имя будущего отчества. В его глазах цель оправдывает средства.
Не имея перед собой идеал личности, все что касается духовной и религиозной стороны отбрасывается. Все, что связано с моральными догмами, ценностями этой религиозной культуры, считается устаревшим и за ненадобностью забывается. Отсутствует такая категория как «грех». Вследствие этого совершаются аморальные, греховный действия, по мысли Булгакова.
Помимо отсутствия духовности и морали Сергей Николаевич отмечает тенденцию молодежи к педократии. Если в христианстве воплощением духовного опыта и руководительства было старчество, то среди интеллигенции роль опытного и знающего наставника взяла на себя учащаяся молодежь. «Духовная педократия - есть величайшее зло нашего общества, а вместе и симптоматическое проявление интеллигентского героизма, его основных черт, но в подчеркнутом и утрированном виде. Это уродливое соотношение, при котором оценки и мнения „учащейся молодежи" оказываются руководящими для старейших, перевертывает вверх ногами естественный порядок вещей и в одинаковой степени пагубно и для тех, и для других» .
Делая выводы, можно сказать о том, Булгаков зафиксировал идеологические и психологические составляющие сознания героя- революционера. Как правило, это молодой человек, нашедший в себе искру высшего знания и желающий вывести из темноты отечество. Программы и способы спасения могут быть разные, но конечная цель - осчастливить все человечество - едина. И не важно, что будет уничтожено, брошено на алтарь высшей идеи.
Михаил Павлович Одесский и Давид Маркович Фельдман в своем труде «Поэтика террора» (1997, РГГУ) ставят вопрос о том, что же такое терроризм, рассматривая его в социокультурном и историческом аспектах. Они приходят к важным выводам, необходимым для нашего исследования.
Для начала стоит развести два разных понятия: террор и
тираноборчество. Свои истоки тираноборчество берет со времен столкновений папского Рима с королевскими династиями Европы. В результате конфликта главы католической церкви пришли к выводу и сумели логически обосновать правомерность убийства монархов. По действовавшим тогда законам, покушение на жизнь миропомазанника считалась тяжким преступлением. Но тирана и узурпатора церковь лишала своей защиты. Составленный в то время юридический акт, давал право на убийство тирана. С опорой на этот «документ» была совершена казнь таких монарших особ как Вильгельм Оранский, Генрих III и многие другие.
В XVII - XVIII веке эта тема получила широкое развитие. В результате этого произошло убийство герцога Букенгема, причем покушавшийся считал себя спасителем отечества. В русской традиции идея тираноборчества наиболее отчетлива выражена в творчестве Пушкина, а именно в стихотворении «Кинжал». С этого момента символом тираноборчетва стал кинжал. Но уже с 70-х годов XIX века тираноборчество переходит в терроризм, символом которого были бомба и партия. Если раньше кинжалом уничтожался ненавидимый народом тиран, то теперь динамит уничтожал все и всех, не делая различая га правых и виноватых. Взрывчатка стала основным оружием, так как в отличие от тираноборцев террористы не считали выбор оружия вопросом принципа.
Помимо общепринятого понятия о том, что акциями террора именуют действия по захвату заложников, убийств или покушения на жизнь политических противников, террором также называют массовые репрессии, официально санкционированные государственной властью на законодательном уровне. Тем не менее, не каждое политическое убийство или официально санкционированные массовые репрессии можно назвать террористическими акциями. Сама идеология террора возникла из идеологии революции, которая сформировалась в XII-XIII веках.
Террор — способ управления социумом посредством превентивного устрашения. Сами по себе убийства, диверсии, массовые репрессии, захват заложников и т.п. — феномены внеисторические. "Террористическими" эти акции становятся тогда и только тогда, когда используются для превентивного устрашения социума в целом» .
Одним из обязательных условий успеха террора является «массовая истерия». Обычно ориентация «массовой истерии» зависит от того, какие задачи ставят перед собой террористы. Если идет борьба за власть, то правительство объявляется террористами тем фактором, который виновен во всех бедах и неудачах, и на наоборот, если представители террористических организации власть имущие, то все силы, направленные против правительства, объявляются врагами общества и преследуются. Действия, ожидаемые от социума, зависят от того, какое положение в обществе занимают и какие цели преследуют террористы. Если в борьбу за власть вступают недовольные официальным режимом, то одной из главных задач является агитация народа к действию, представление актов насилия по отношению к власть имущим, как действий вынужденных и направленных на установление всеобщего блага. Если же целью является устранение противников правительства, то применяются различные предупредительные и карательные меры в отношение неугодных власти. К ним относится и развитая сеть шпионажа, где социуму выступает в роли доносчиков, и увеличение числа казней, где социум может выступать в роли зрителя и палача. Нежелающие одобрить террор в обоих случаях причисляются к врагам общества. В любом из этих случаев социум является как субъектом, так и объектом устрашения как в период борьбы за власть, так и после её захвата. «Массовая истерия» является обязательным в практике терроризма. Если целью террористов является свержение власть, то здесь используется тактика «истерии неповиновения», солидарность с антиправительственными силами. Когда же власть захвачена и наступает режим «тотального правительства», то применяется тактика «истерии солидарности», где правительству отводится роль гаранта безопасности и самого существования социума.
Как отмечают авторы «поэтики террора», социум чаще всего выступает в качестве послушного оружия террористических партий. «Речь идет о так называемой толпе — группе, где, во-первых, сглажены социальные отличия индивидов, ее составляющих, во-вторых, ограничена численность (это не "народ", не "чернь", "крестьяне", "горожане" и т.п.), в-третьих, объединяет группу установка непременно агрессивного характера (даже если цель — защита, проявление солидарности с кем-либо преследуемым, то достигается она все равно средствами агрессии)» . Эта группа имеет своего лидера или лидеров, для которых эта группа является не стихийно сформировавшейся акцией протеста режиму, а тщательно продуманной и запланированной- организацией. Опираясь на классификацию Гюстава Лебона «преступная толпа», авторы дают такое определение «преступная толпа — своего рода единый субъект, чрезвычайно подверженный воздействию "массовой истерии", а следовательно и легко провоцируемый на акты насилия. В условиях нагнетания "истерии неповиновения" хорошо организованная и управляемая "толпа" — весьма эффективное орудие давления на правительство и устрашения его сторонников» .
Делая выводы, мы можем сказать, что процесс развития террора как политики берет свое начало в XII веке и набирает наибольшую силу к XX. Уничтожение законности выдается за восстановление социальной справедливости, где социуму отведена роль безголосого союзника. Производя терминологическую подтасовку таких понятий как террор и тираноборчество, производится попытка их отождествления.
Миф о герое-революционере сложился в начале ХХ века. На протяжении столетия появлялись отдельные исследования по этой проблеме. Однако новый виток интереса к этим вопросам возникает в конце ХХ столетия, когда появляются авторитетные философские, культурологические и
социологические исследования о терроризме.
В философской статье Сергея Булгакова «Героизм и подвижничество» (1909) автор осмысляет природу феномена революции, фиксирует идеологические и психологические составляющие сознания героя- революционера. Для Булгакова идея спасения мира связана с религией человекобожества, в основу которой ложится вера в естественное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый человеком. Вдохновившись этой идеей, революционеры почувствовали себя призванными сыграть роль Провидения относительно своей родины.
Современные исследователи продолжили изучение феномена терроризма. В социологическом труде М. Одесского и Д. Фельдмана «Поэтика террора» авторы пишут о том, что процесс развития террора как политики берет свое начало в XII веке и набирает наибольшую силу к XX. Уничтожение законности выдается за восстановление социальной справедливости, где социуму отведена роль безголосого союзника. Производя терминологическую подтасовку таких понятий как террор и тираноборчество, производится попытка их отождествления.
В книге М. Могильнер «Мифология подпольного человека» выделяются основные черты героя-революционера: готовность принести во имя революции в жертву собственную жизнь, молодость, семью, дружбу и любовь. Это смелый человек, твердый в своих мыслях и намерениях, он свят в своих страданиях, вследствие чего над ним не властен суд земной. Таким образом, создается миф о моральной неподсудности героя-революционера.
Среди литературы о террористах мы выбрали прозу Александра Грина и Леонида Андреева.
А.С. Грин в раннем творчестве обращается к теме терроризма и героя- революционера. Обращение к этой теме было не только своевременно и актуально, но также было непосредственно связано с биографией самого автора. В рассказах «Третий этаж» 1908 г., «Подземное» 1907 г., «Маленький комитет» 1908 г., «Апельсины» 1907 г., «Марат» 1907 г., «Маленький заговор» 1909 г., «Карантин» 1908г. Грин следует за сложившимся мифом о герое- революционере.
Персонажи гриновских рассказов хороши собой, одиноки и фанатично верят в праведность и святость революции. Герои рассказов предстают в канонических для революционной литературы ситуациях. В ситуации подготовки террористического акта, карантина, обязательного для каждого террориста, в ситуации тюремного заключения, в ситуации выявления предателя, в ситуации героической гибели.
Канонический образ героя-революционера в прозе писателя проходит трансформацию. Постепенно появляется намек на психологизм. Террорист уже не слепо выполняет приказ, а размышляет о своем поступке, задумывается о том, имеет ли он право отобрать чужую жизнь или отправить на смерть. Герой, наделенный традиционной характеристикой, помещенный в традиционные сюжеты, начинает действовать вне мифа, что говорит о разочаровании в высоких ранее идеалах.
Мы проанализировали идеомифологию террора в двух произведениях Л. Андреева. Рассказ Леонида Андреева «Тьма», написанный в 1907 году, можно назвать попыткой выявить психологию революционера. Автор осветил неоднозначную позицию и противоречивый образ анархиста-максималиста. Ситуация встречи с проституткой меняет сознание героя. Алексей отказывается от революционной деятельности, но продолжает верить в её идеи. Андреевский парадокс состоит в том, что герои поменялись местами: теперь девушка хочет вести революционную деятельность. Автор противопоставляет революционера- отступника и проститутку. В финале рассказа образ террориста предстает в сниженном варианте.
Мотив темноты, проходящий через весь рассказа, сохраняет устойчивое символическое значение - враждебное, противоестественное человеческому бытию начало. Тьма здесь олицетворяет и революционную деятельность, и историческую реальность, в которой живет герой, и психологическое состояние его и Любы. Леонид Андреев представил тип революционера сомневающегося, готового отказаться от террористической деятельности.
В «Рассказе о семи повешенных» (1908) исследуется феномен человека, посвятившего свою жизнь террору, в котором видится высота революционных идей. Представлена судьба пяти террористов, не осуществивших теракт, однако приговоренных к смертной казни. Исследуется психология, сознание и самосознание человека, жертвующего жизнью во имя высоких идей.
В повести силе государственной машины противостоит сила духа революционеров (власть поощряет насильственную смерть, чиновники испытывают глухое равнодушие к чужой жизни). Представлены разные типы персонажей: 1) террористы, 2) власть, выносящая приговор, 3) реальные преступники, 4) родители террористов.
Изображая в сюжете повести разные группы персонажей, Андреев утверждает безусловную ценность человеческой жизни, неприкосновенность права любого человека на жизнь: сановника министерства, террористов, их родителей (мать одного из них умирает от горя).
В центре рассказа семеро приговоренных - пятеро террористов и двое убийц. Последние два персонажа противопоставлены революционерам, образуют им в контексте повести смысловую оппозицию, так как совершили преступления не во имя высокой идеи, а в угоду собственным эгоистичным желаниям. Мотивы преступления, поведение во время суда, реакция на приговор, мысли и чувства во время последнего дня жизни - всё это отличает террористов от двух других приговоренных.
Сравнительный анализ рассказов Александра Грина и Леонида Андреева можно провести на основе со-противопоставления образов героев- революционеров по одним и тем же параметрам.
1. Герои молоды и хороши собой, фанатично верят в идеи революции, партия для молодых людей заменяет семью и друзей.
2. В произведениях о герое-террористе существуют устойчивые сюжеты и
мотивы: мотив подготовки теракта, неудавшегося теракта, мотив
преследования, тюремного заключения, героической смерти, мотив
разоблачения предателя.
3. А. Грин помещает героев в традиционные для революционной литературы сюжеты и придерживается канонического образа героя-террориста. Персонажи в большинстве своем говорят штампами и пронизанными революционным пафосом речами. Рассказы скорее похожи на очерки о террористах. Рассказы Л. Андреева не охватывают все сюжеты и мотивы идеормифологии террора. Андреев избирает для своих рассказов наиболее трагичные и неординарные сюжеты, выламывающиеся за границы традиционного. Именно в аномальных ситуациях выявляется психология героя- террориста. Герои андреевских рассказов не просто слепые фанатики идеи, это личности со своими внутренними принципами и устоями. Персонажи переживают, боятся, ломаются и меняются.
социологические исследования о терроризме.
В философской статье Сергея Булгакова «Героизм и подвижничество» (1909) автор осмысляет природу феномена революции, фиксирует идеологические и психологические составляющие сознания героя- революционера. Для Булгакова идея спасения мира связана с религией человекобожества, в основу которой ложится вера в естественное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый человеком. Вдохновившись этой идеей, революционеры почувствовали себя призванными сыграть роль Провидения относительно своей родины.
Современные исследователи продолжили изучение феномена терроризма. В социологическом труде М. Одесского и Д. Фельдмана «Поэтика террора» авторы пишут о том, что процесс развития террора как политики берет свое начало в XII веке и набирает наибольшую силу к XX. Уничтожение законности выдается за восстановление социальной справедливости, где социуму отведена роль безголосого союзника. Производя терминологическую подтасовку таких понятий как террор и тираноборчество, производится попытка их отождествления.
В книге М. Могильнер «Мифология подпольного человека» выделяются основные черты героя-революционера: готовность принести во имя революции в жертву собственную жизнь, молодость, семью, дружбу и любовь. Это смелый человек, твердый в своих мыслях и намерениях, он свят в своих страданиях, вследствие чего над ним не властен суд земной. Таким образом, создается миф о моральной неподсудности героя-революционера.
Среди литературы о террористах мы выбрали прозу Александра Грина и Леонида Андреева.
А.С. Грин в раннем творчестве обращается к теме терроризма и героя- революционера. Обращение к этой теме было не только своевременно и актуально, но также было непосредственно связано с биографией самого автора. В рассказах «Третий этаж» 1908 г., «Подземное» 1907 г., «Маленький комитет» 1908 г., «Апельсины» 1907 г., «Марат» 1907 г., «Маленький заговор» 1909 г., «Карантин» 1908г. Грин следует за сложившимся мифом о герое- революционере.
Персонажи гриновских рассказов хороши собой, одиноки и фанатично верят в праведность и святость революции. Герои рассказов предстают в канонических для революционной литературы ситуациях. В ситуации подготовки террористического акта, карантина, обязательного для каждого террориста, в ситуации тюремного заключения, в ситуации выявления предателя, в ситуации героической гибели.
Канонический образ героя-революционера в прозе писателя проходит трансформацию. Постепенно появляется намек на психологизм. Террорист уже не слепо выполняет приказ, а размышляет о своем поступке, задумывается о том, имеет ли он право отобрать чужую жизнь или отправить на смерть. Герой, наделенный традиционной характеристикой, помещенный в традиционные сюжеты, начинает действовать вне мифа, что говорит о разочаровании в высоких ранее идеалах.
Мы проанализировали идеомифологию террора в двух произведениях Л. Андреева. Рассказ Леонида Андреева «Тьма», написанный в 1907 году, можно назвать попыткой выявить психологию революционера. Автор осветил неоднозначную позицию и противоречивый образ анархиста-максималиста. Ситуация встречи с проституткой меняет сознание героя. Алексей отказывается от революционной деятельности, но продолжает верить в её идеи. Андреевский парадокс состоит в том, что герои поменялись местами: теперь девушка хочет вести революционную деятельность. Автор противопоставляет революционера- отступника и проститутку. В финале рассказа образ террориста предстает в сниженном варианте.
Мотив темноты, проходящий через весь рассказа, сохраняет устойчивое символическое значение - враждебное, противоестественное человеческому бытию начало. Тьма здесь олицетворяет и революционную деятельность, и историческую реальность, в которой живет герой, и психологическое состояние его и Любы. Леонид Андреев представил тип революционера сомневающегося, готового отказаться от террористической деятельности.
В «Рассказе о семи повешенных» (1908) исследуется феномен человека, посвятившего свою жизнь террору, в котором видится высота революционных идей. Представлена судьба пяти террористов, не осуществивших теракт, однако приговоренных к смертной казни. Исследуется психология, сознание и самосознание человека, жертвующего жизнью во имя высоких идей.
В повести силе государственной машины противостоит сила духа революционеров (власть поощряет насильственную смерть, чиновники испытывают глухое равнодушие к чужой жизни). Представлены разные типы персонажей: 1) террористы, 2) власть, выносящая приговор, 3) реальные преступники, 4) родители террористов.
Изображая в сюжете повести разные группы персонажей, Андреев утверждает безусловную ценность человеческой жизни, неприкосновенность права любого человека на жизнь: сановника министерства, террористов, их родителей (мать одного из них умирает от горя).
В центре рассказа семеро приговоренных - пятеро террористов и двое убийц. Последние два персонажа противопоставлены революционерам, образуют им в контексте повести смысловую оппозицию, так как совершили преступления не во имя высокой идеи, а в угоду собственным эгоистичным желаниям. Мотивы преступления, поведение во время суда, реакция на приговор, мысли и чувства во время последнего дня жизни - всё это отличает террористов от двух других приговоренных.
Сравнительный анализ рассказов Александра Грина и Леонида Андреева можно провести на основе со-противопоставления образов героев- революционеров по одним и тем же параметрам.
1. Герои молоды и хороши собой, фанатично верят в идеи революции, партия для молодых людей заменяет семью и друзей.
2. В произведениях о герое-террористе существуют устойчивые сюжеты и
мотивы: мотив подготовки теракта, неудавшегося теракта, мотив
преследования, тюремного заключения, героической смерти, мотив
разоблачения предателя.
3. А. Грин помещает героев в традиционные для революционной литературы сюжеты и придерживается канонического образа героя-террориста. Персонажи в большинстве своем говорят штампами и пронизанными революционным пафосом речами. Рассказы скорее похожи на очерки о террористах. Рассказы Л. Андреева не охватывают все сюжеты и мотивы идеормифологии террора. Андреев избирает для своих рассказов наиболее трагичные и неординарные сюжеты, выламывающиеся за границы традиционного. Именно в аномальных ситуациях выявляется психология героя- террориста. Герои андреевских рассказов не просто слепые фанатики идеи, это личности со своими внутренними принципами и устоями. Персонажи переживают, боятся, ломаются и меняются.
