ВВЕДЕНИЕ 4
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ РЕАГИРОВАНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА НА ГЛОБАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ РИСКИ 44
1.1. Европейские исследования рисков и глобальных технологических рисков 44
1.1.1. Эволюция европейских рискологических представлений 44
1.1.2. Современные прикладные рискологические исследования и материалы Всемирного
экономического форума как источниковая база 56
1.1.3. Глобальные технологические риски в ряду глобальных рисков современности 63
1.2. Эволюция европейских подходов к реагированию на риски и глобальные риски современности . 72
1.2.1. От «анализа рисков» и «управления рисками» к концепции стрессоустойчивости 72
1.2.2. Актуальные европейские подходы к реагированию на глобальные риски современности 88
1.3. Европейские теоретико-методологические подходы к исследованиям амбивалентности
глобальных технологических рисков современности и комплексного реагирования на них 105
1.3.1. Феномен техники, «высший риск» современности и его преодоление в дискурсе
«фундаментальной онтологии» М. Хайдеггера 105
1.3.2. Амбивалентное отношение к глобальным технологическим рискам в социологических и
политико-философских концепциях Н. Лумана, У. Бека, Э. Гидденса, Ю. Хабермаса 111
1.3.3. Реконструкция теоретических основ исследований глобальных рисков и реагирования на них
под эгидой Всемирного экономического форума 125
ГЛАВА 2. ПРАКТИКА РЕАГИРОВАНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА НА ОСНОВНЫЕ
ГЛОБАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ РИСКИ. 129
2.1. Политическое измерение феномена и исследований глобальных технологических рисков
современности 129
2.2. Выявление и анализ основных глобальных технологических рисков современности на материале
исследований Всемирного экономического форума (2006-2022 гг.) 134
2.3. Практика реагирования Европейского союза на основные глобальные технологические риски
современности 143
2.3.1. Нарушение критической информационной инфраструктуры 143
2.3.2. Мошенничество с данными / кража данных 150
2.3.3. Масштабные кибератаки 156
2.3.4. Новейшие риски 162
2.3.5. Неблагоприятные результаты развития технологий 170
2.4. Практика реагирования Европейского союза на риски технологий искусственного интеллекта как
драйвера Четвертой промышленной революции (2018-2022 гг.) 174
2.4.1 Технологии искусственного интеллекта как драйвер Четвертой промышленной революции 174
2.4.2. Искусственный интеллект в документах Евросоюза: цели, задачи, «желаемый образ» 178
2.4.3. Нормативное регулирование сферы технологий искусственного интеллекта: от этики к
законодательству 181
2.4.4. Проект «Акта ЕС об искусственном интеллекте» 2021 г. в контексте характеристик сложных
систем и положений теории многоуровневого управления 184
ГЛАВА 3. ЭФФЕКТИВНОСТЬ РЕАГИРОВАНИЯ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА НА ГЛОБАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ РИСКИ СОВРЕМЕННОСТИ 194
3.1. Эффективность политики реагирования: актуальная методологическая проблема и
теоретические предпосылки ее решения 194
3.1.1. Проблема оценки эффективности политики властных структур по Р.Ф. Туровскому: подходы,
измерения, направления 196
3.1.2. Агент-структурный подход В. Галаза и А. Дьюи к оценке адаптивности сложных систем 200
3.1.3. Конкретизация параметров среды в типологии рисков по А. Клинке и О. Ренну 204
3.2. Синтез и первичная апробация рабочих моделей для выявления эффективности практик
реагирования Евросоюза на глобальные технологические риски современности 207
3.3. Подходы к разработке и принципы создания рабочих моделей по анализу эффективности
реагирования на глобальные технологические риски современности 220
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 226
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВ АННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 235
Нормативно-правовые акты и другие официальные документы ЕС 235
Доклады и отчеты, подготовленные ВЭФ 237
Документы иных государств и международных организаций 239
Монографии и научные статьи на русском языке 239
Книги на русском языке 244
Монографии и научные статьи на иностранных языках 244
Диссертационные исследования 251
Аналитические доклады 251
Электронные ресурсы на русском языке 252
Электронные ресурсы на английском языке 254
ПРИЛОЖЕНИЯ 256
Пр иложение А Результаты анализа статистических данных о составе экспертов, участвующих в исследовании глобальных рисков современности (по материалам Всемирного экономического форума 2011-2022 гг.) 256
Приложение Б Характеристика методологии проведения эмпирических исследований глобальных рисков современности (по материалам Всемирного экономического форума 2011-2022 гг.) 262
Пр иложение В К дефиниции понятия «Глобальные технологические риски современности» (по материалам Всемирного экономического форума 2006-2022 гг.) 269
Пр иложение Г Номенклатура и трактовки основных глобальных технологических рисков современности (по материалам Всемирного экономического форума 2006-2022) 274
Пр иложение Д Классификация основных глобальных технологических рисков в контексте глобальных рисков современности (по материалам Всемирного экономического форума 2006¬2022 гг.) 277
Приложение Е Результаты апробации схемы Р.Ф. Туровского по оценке измерений и направлений эффективности применительно к практике реагирования Евросоюза на последствия технологий искусственного интеллекта 278
Актуальность темы исследования. Особенностью XXI века стал резкий скачок в развитии информационных технологии (далее - ИТ) и бурное развитие технологии искусственного интеллекта (далее - ИИ). В соответствии с «Национальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года» целями развития ИИ в России являются «обеспечение роста благосостояния и качества жизни ее населения, обеспечение национальной безопасности и правопорядка, достижение устойчивой
конкурентоспособности российской экономики, в том числе лидирующих позиций в мире...» . Однако под влиянием реалий даже концептуальные документы требуют обновления: уже на конференции «AI Journey» 2022 г. Президент РФ анонсировал обновление приоритетов названной Национальной стратегии, что соответствует экспертным прогнозам о приближении эпохи Четвертой промышленной революции, предполагающей внедрение киберфизических систем в производственные процессы и повсеместное распространение нано-, био- инфо- и когнитивных технологий . Наряду с глобализацией это усложняет картину рисков современности и их научное исследование.
Двигателем теоретического прогресса в сфере международных отношений и мировой политики «стали достижения других наук, новые технологические открытия, которые либо изменили реальность, либо позволили взглянуть на нее с более открытыми глазами» . В частности, развитие новых технологий - это небывалый вызов для ЕС, который претендует на лидерство в области реагирования на глобальные риски . Цифровая трансформация видится законодателям Евросоюза как источник не только возможностей, но и потенциальных рисков: те же технологии ИИ обладают беспрецедентным трансформирующим потенциалом, поэтому их рост, качественное развитие и внедрение во все сферы жизни общества в «нормативном вакууме» могут вызвать непредсказуемые и необратимые социально-политические последствия. Возникают новые озабоченности в сфере безопасности - прежде всего, военной и инфраструктурной, связанной с недружественным применением ИИ и его пока не познанными последствиями. Одновременно происходит рост внимания законодателей ЕС к политическим и социально-гуманитарным проблемам, связанным с глобальным воздействием новейших технологий на человека и общество. На фоне нарастания конкуренции между различными технико-экономическими моделями и усиления транснациональных цифровых корпораций ведущие страны стремятся к укреплению цифрового суверенитета : предпринимают меры по усилению законодательного регулирования деятельности «ИТ- гигантов», поддержке собственной конкурентоспособности, развитию технологий и инфраструктурной устойчивости, по защите персональных данных граждан. Достаточно остро стоит вопрос нормативного регулирования в сфере новейших технологий . Так, еще ни в одной европейской стране не принят всеобъемлющий закон, охватывающий общие принципы проектирования, производства и эксплуатации систем ИИ: обычно на них распространяются положения нормативных актов из смежных сфер.
Несмотря на очевидную востребованность знаний в данной области, в современной политической науке пока не выработаны теоретико-методологические основания видения специфики глобальных технологических рисков (далее - ГТР) и адекватного современности реагирования на них, а также методология оценки эффективности соответствующих практик.
В связи с этим приобретает особую актуальность проблема выявления основных подходов, концепций и характеристик современного комплексного процесса реформирования не только технологической политики стран- лидеров в этой области (в частности, реагирования Евросоюза на ГТР современности), но и «традиционных» политических процессов в сторону повышения их «стрессоустойчивости», гибкости и сложности, освобождения от морально устаревших, формализованных и политизированных стратегий, а также выработки и закрепления норм на государственном, региональном, международном уровнях и, разумеется, разработки принципов и моделей оценки эффективности подобной политики реагирования.
Степень научной разработанности различных аспектов темы диссертационного исследования существенно разнится.
Исследования, посвященные непосредственно феномену рисков, их возможным последствиям, воздействию на общество, проблемам прогнозирования и предотвращения, осуществлялись с начала ХХ в.; за это время они последовательно развивались в сторону «социализации» и «гуманитаризации» исследуемого явления.
Так, формально-логический поход, сформулированный американским экономистом, основателем Чикагской школы экономики Ф. Найтом, заложил основы рационального и прагматичного управления рисками . Французский экономист М. Алле в 1950-х гг. сформулировал субъектно-психологический подход к рискам, обратившись к изучению восприятия рисков на индивидуальном и групповом уровнях . Видные представители культурно-символической теории (М. Дуглас , А. Вильдавский и др. ) рассматривали риски как угрозы определенному образу и стилю жизни больших социальных групп, восприятие которых опосредовано культурными нормами, стереотипами, символами. Представители модернистского направления (У. Бек , Э. Гидденс ) связывали риски с негативными последствиями модернизации. В рамках психометрической парадигмы (П. Слович , С. Лихтенштейн, Б. Фишхофф и др. ) изучалось восприятие рисков различными группами людей в разных социальных контекстах. Представители говернменталистского (социально¬управленческого) подхода М. Фуко , М. Дин и П. О'Мэлли оценивали риск как любые отклонения от «нормального» развития событий. Необходимо также выделить: обобщающую работу А. Клинке и О. Ренна по суммированию основных теоретико-методологических проблем современной рискологии, классификации рисков, обзору проблематики и составлению варианта «дерева реагирования» для руководителей ; труды В. И. Зубкова и В. В. Гришаева по систематизации подходов к реагированию на риски ; работы по дефиниции и классификации политических рисков А. Н. Бордовских .
Таким образом, к 2020-м гг. рискология в целом представляет собой междисциплинарную область знаний, по-прежнему разрозненную в теоретико-методологическом плане. Например, в рискологической литературе до сих пор не до конца разработана проблема терминологического разграничения понятия «риск» и смежных категории - «вызов», «угроза», «опасность». Казалось бы, определения данных терминов в сфере национальной безопасности проанализированы в работе А. А. Кравчука ; однако на терминологическую путаницу в нормативных документах, учебной и научной литературе (как ранее С. В. Федораев) по-прежнему указывают И. А. Сушкова, С. И. Яковлева, Е. В. Духанина, В. С. Николаенко . Немалое внимание уделяется в научной литературе угрозам. Объектом изучения становятся адаптация государственных органов к новым угрозам (в т.ч. технологическим) , создание системы предотвращения технологических угроз , восприятие угроз и реагирование на них .
Проблематика реагирования на риски представлена в научной литературе гораздо более скудно. Большинство теоретических и эмпирических работ, посвященных управлению рисками, или имеют узкоотраслевой характер , или рассматривают технологические риски исключительно как техногенные , или затрагивают отдельные подходы: оценку приоритетности рисков (Дж. Блэк и др.) , влияние риска на когнитивные аспекты принятия управленческих решений (Р. Бизли) и т.д.
При этом тема реагирования Евросоюза на риски в зарубежной научной литературе освещается более подробно: так, Э. Вос рассматривает историю научного обеспечения процесса принятия решений в Европейских сообществах, направленного на превентивный анализ и учет рисков ; Дж. Сперлинг и др. - в контексте теории секьюритизации ; отдельные работы посвящены вопросам нормативно-правового регулирования технологий (Г. Ван Калстер ), анализу риск-ориентированного подхода в его отдельных сферах (М. Гонсальвез ), устоявшимся и зарождающимся практикам управления рисками и взаимодействия ЕС с государствами-членами в определенных сферах, связанных как с новыми технологиями («интернет вещей» , нанотехнологии ), так и с рисками иного порядка (изменением климата ; охраной внешних границ Евросоюза , защитой персональных данных ). В отечественной научной литературе исследования указанных проблем представлены в актуальных работах сотрудников Института Европы РАН (Д. Ю. Базаркиной и др.), Института мировой экономики и международных отношений РАН (Н.К. Арбатовой ) и МГИМО МИД России (М. М. Лебедевой , Е. С. Зиновьевой и др.).
Отдельный пласт работ посвящен теории стрессоустойчивости - системному подходу к выстраиванию комплексного реагирования на риск как на сложную систему. Стоит отметить всесторонний концептуальный анализ и критику, представленные в сборнике «Справочник Routledge по стрессоустойчивости» под редакцией Д. Чэндлера и Дж. Коффи , теоретические исследования самого Д. Чэндлера , работы С. Хумберта и Дж. Джозефа , Ф. Бурбо , И. Линькова , Э. Штолленверка, Т. Борцель и Т. Риссе , Г. Маршана и И. Стивенс , а также анализ соответствующих документов Евросоюза, проделанный М. Теокариду . Из отечественных исследователей значимый вклад в исследование концепции
стрессоустойчивости и ее практического приложения в разных сферах политики ЕС (ОВПБ , кибербезопасность , информационная
безопасность ), внесла сотрудница Санкт-Петербургского государственного университета Т.А. Романова и ее коллеги Е. Б. Павлова, Е. Ю. Трещенков, Н. Н. Гудалов, Д. С. Тулупов .
Достаточно широко в научной литературе представлены теория сложности и теория управления. Необходимо выделить обобщающие теоретические работы сотрудников МГИМО МИД России о приложении теории сложности к сфере международных отношений, мировой и публичной политики - И. А. Истомина и Д. А. Дегтерева , Е. С. Зиновьевой и А. А. Казанцева , а также А. Геллера , А. Буске и С. Кертиса , П. Кэйрни . Различные аспекты теории управления также подвергаются всестороннему рассмотрению и модификации: так, теория многоуровневого управления (multi-level governance), разработанная в конце 1990-х гг. Л. Хуг и Г. Марксом в контексте исследования европейской интеграции наряду с теорией эксперименталистского управления были использованы исследовательницей М. Маркут для анализа цифровой политики Евросоюза ; основные постулаты теории управления были заимствованы В. Галазом и А. Дьюи для рассмотрения поведения сложных адаптивных систем и т.д.
Ограниченное освещение в зарубежной и отечественной литературе получают проблемы этического регулирования технологических рисков: выстраивание этического регулирования (А. А. Кулешов и др. ,
Р. С. Ибрагимов ), его ограничения и способы их преодоления (С. Делакруа и др. , Б. Вагнер ). К теме этики ИИ обращались Н. Бостром , Л. Флориди , Д. Лауэр , С. Прункль и др . Различные аспекты рисков ИИ, его влияния на общество и реагирования на них освещали М. Тегмарк , Н. Бостром , Н. Диков , Д. А. Квашнина , Д. Ю. Базаркина и Е.Н. Пашенцев .
Особенности Европейских исследований ГТР как амбивалентного феномена описаны в работе с опорой на труды крупнейших представителей самых разных подходов - социологического (У. Бек и Э. Гидденс ), системной теории рисков (Н. Луман ), «фундаментальной онтологии» (М. Хайдеггер ), «дискурсивной этики» (Ю. Хабермас ). Для интерпретации их идей привлекались труды исследователей их творчества - С. С. Хоружего , О. М. Ломако , О. А. Добриной , Н. В. Мотрошиловой , А. Н. Линде . О возможном влиянии технологий на будущее политики и политической науки писал Дж. Сасскинд ; проблематику амбивалентности цифровизации в последние годы активно исследует С.А. Кравченко .
....
По результатам исследования сделаны следующие выводы.
1. Современная рискология прошла путь от формализованного, математизированного подхода в сторону холистического: с учетом гуманитаризации, междисциплинарности, контекстов генерации, восприятия рисков и распространения их социо-экономических, культурно¬
антропологических и др. последствий. Глобализация рисков на рубеже ХХ- XXI вв. поставила под вопрос онтологическую безопасность человека: риски стали более масштабными, более непредсказуемыми за счет общего роста неопределенности и потенциально более разрушительными по последствиям.
В эпоху Четвертой промышленной революции среди глобальных рисков особое значение приобретают технологические. В диссертации представлена трактовка термина «глобальные технологические риски современности», которая уточняет и конкретизирует дефиницию, данную экспертами ВЭФ в наиболее актуальном «Докладе о глобальных рисках» 2022 г. : это возможность наступления события или условия на каждом этапе жизненного цикла современных технологий - их создания (проектирования, конструирования, пилотирования), внедрения и использования, - которые, если они произойдут, могут вызвать значительные негативные последствия для нескольких стран или отраслей на ближайшие 10 лет.
Все это предъявляет серьезные требования к достоверности эмпирических рискологических исследований глобального масштаба. В диссертации показано, что интернет-платформы ВЭФ с 2006 по 2022 гг. могут рассматриваться как источниковая база для проведения научного анализа в рамках не только экономических и юридических, но и политических наук. Платформы ВЭФ (в т.ч. подведомственные «Центру Четвертой промышленной революции») являлись не просто агрегатором разрозненных исследований глобальных рисков или реферативно-библиографической базой данных, а ведущим мировым теоретико-методологическим центром глобальных сетевых исследований с проактивной позицией, ставшим инициатором и координатором усилий ведущих мировых компаний, экспертов и лиц, принимающих решения в бизнес- и госструктурах.
При этом современная рискология остается достаточно фрагментированной; она раздроблена на мало связанные друг с другом подходы и дисциплины. На основе идей Е.И. Беляева в диссертации для обобщения и классификации рассмотренных рискологических концепций предлагается матричная модель (2х2) методологических подходов, концептуализирующих отношение экспертного знания к реальной действительности в рискологической практике: формально рискологический, абстрактно
рискологический, пропозиционально рискологический и индуктивно-холистический. Поскольку каждому из них присущи ограничения, в работе делается вывод о том, что методологического объединения современной рискологии можно достичь, если многообразие ее методов будет рассматриваться учеными и практиками как взаимодополняющие направления исследований, а не фундаментальные и неразрешимые противоречия.
2. Концептуальные основы европейского реагирования на риски претерпели серьезные изменения: от формализованного риск-менеджмента - к концепции стрессоустойчивости (resilience), позже дополненной совместимыми с ней принципами теории систем, теории сложности (complexity) - и вплоть до теории управления (governance), в т.ч. многоуровневого (multi-level governance, MLG), эксперименталистского (experimentalist governance), а также «этического регулирования» и «мягкого права», активно развивающихся в ЕС с 2018 г. Однако диссертационное исследование показало, что теория и практика реагирования на риски в целом нуждается в прогрессе в плане осмысления отношения к глобальным рискам и к реагированию на них. Для систематизации концепций и практик реагирования на них в диссертации использованы две теоретические двухфакторные модели В. Галаза и А. Дьюи, тяготеющие к конструктивистскому варианту агент-структурного подхода.
Первая модель с нашей точки зрения характеризует особенности реагирования агента (Европейского союза) и выделяет четыре стратегии управления САС как производные двух основных видов деятельности - эксплуатации имеющегося и изыскания нового. Эксплуатация имеющегося подразумевает способность извлекать выгоду из существующих ресурсов и форм коллективных действий, изыскание нового - способность управленцев поощрять деятельность, связанную с познанием и экспериментированием. Вторая характеризует особенности среды (частью которой и являются ГТР современности). В ней первым фактором является скорость изменений: от медленных (вроде демографических и экологических), до быстрых (вроде экономического шока или техногенной катастрофы с каскадными эффектами), а вторым - уровень предсказуемости результатов изменений (вероятность наступления конкретного результата и наличия эффекта от реагирования вообще). Обе теоретические модели далее конкретизированы до уровня рабочих моделей для оценки эффективности практик реагирования ЕС на ГТР современности.
3. В диссертации выявлены отличительные черты европейских научных исследований глобальных рисков и реагирования на них: выделение технологических в качестве наиболее высокозначимых (вероятно, иная точка зрения сегодня просто неактуальна), а также анализ их бинарного характера, а точнее - амбивалентности: сочетания как угроз, так и скрытых возможностей к трансформации и развитию, наличия «поворотного момента» в осознании обратной, «спасительной» стороны риска. Эти особенности прослеживаются в работах представителей самых разных, напрямую не сопоставимых подходов: и в дискурсе «фундаментальной онтологии» М. Хайдеггера (глубинной, с сущностной критикой феномена техники, вскрывающей природные и коренные опасности техногенной цивилизации и принципиальные «пути спасения»), и в социологических и социально-политических концепциях риска Н. Лумана, У. Бека, Э. Гидденса, Ю. Хабермаса (конструктивных, функциональных, предоставляющих основу для дескрипции и анализа рисков современности, но в минимальной степени - плодотворные стратегии их преодоления).
Подобное «европейское» отношение к ГТР - пример видения не только его бинарной структуры, воспроизводящей аристотелеву пару «действие- претерпевание», когда каждый риск включает в себя элемент (воз)действия и элемент восприятия ; отсюда, кстати, проистекают представления о системе участников рискогенной ситуации - производителей, потребителей риска и регулирующих агентств . ГТР - это особый тип бинарных отношений, порожденный человеком и фиксирующий противоречия в его экзистенции, «данный как разрыв экзистенциальных и эссенциальных влечений, выраженный в сосуществовании исключающих друг друга логик»; причем попытки игнорировать амбивалентность (например, посредством форм чрезмерного рационализма, религиозности, нигилизма, филистерства, аутизма и др.) лишают «...экзистенцию присутствия, а человека - смысла» .
Автор заключает, что для осмысления и преодоления действующей в обществе современности совокупности рисков необходимо объединить усилия разных рискологических направлений и школ. При этом учет не только социологических, но и онтологических, антропологических, социально¬гуманитарных аспектов рискологической проблематики, а также амбивалентного характера ГТР современности, позволяет глубже и более разносторонне понять и генезис рисков, и их развитие, что открывает пути к преодолению наиболее высокозначимых глобальных рисков современности - технологических: к тому, что М. Хайдеггер называл «спасением».
4. Политические измерения ГТР современности и реагирования на них связаны с особенностями феномена техники и ее использования, с наступающей Четвертой промышленной революцией и мн. др. Необходимость реформирования и технологической политики государств, и привычных политических процессов диктуется: политической природой новейших технологий, которые воплощают заложенные разработчиками ценности и принципы, определяющие их воздействие на общество; устареванием привычных процессов разработки политики из-за ускорения темпов технологического развития, улучшения характеристик и степени автономности технических средств; глобальными масштабами и влиянием новейших технологий на общество, что требует совершенствования подходов и механизмов социальной защиты на национальном и международном уровнях.
К задачам государственной политики относятся: необходимость осознания на концептуальном уровне экзистенциальных угроз, связанных с ГТР современности; «поворот» от полностью утилитаристского использования техники к более разумным, «диалогичным» и «экологичным» формам; разработку стратегий и планов мероприятий по их проведению в жизнь. Отдельное ее направление должно быть связано с разъяснительной работой и донесением информации о рисках и их возможных пагубных последствиях до населения. Именно от государства ожидается комплексная оценка и прогнозирование социо-гуманитарных последствий политики цифровизации, интенсивного развития и внедрения новых технологий. Реформирование системы реагирования на риски (от концептуальных перемен до выстраивания системы взаимодействия с негосударственными акторами) ложится, в основном, на государство как на основного гаранта безопасности граждан.
5. По результатам качественного контент-анализа наименований и дефиниций глобальных рисков (76 технологических и 492 иных, принадлежащих к экономическим, экологическим, геополитическим, социальным видам), представленных в докладах ВЭФ за 17 лет с 2006 по 2022 гг., и их последующей кластеризации автором были выделены пять основных ГТР современности: 1) нарушение критической информационной
инфраструктуры; 2) мошенничество с данными / кража данных; 3) масштабные кибератаки; 4) «новейшие» ГТР (концентрация цифровой мощи, цифровое
неравенство», несостоятельность режима глобального управления технологиями); 5) неблагоприятные результаты развития технологий. А по итогам одного из возможных дизайнов сравнительного казусно-ориентированного исследования (по методу case study) показано, что Евросоюзу еще только предстоит выстроить комплексную систему практик реагирования на ГТР в целом, однако некоторые шаги по упорядочиванию и гармонизации нормативных требований, а также по формированию «стрессоустойчивых» подходов, уже предприняты. Параллельно наблюдается высокая степень политизации отношения к технологическим феноменам, что существенно осложняет переосмысление стратегии реагирования в логике стрессоустойчивости (не нуждающейся в обозначении «внешнего врага»): например, при реагировании ЕС на риски в сфере кибербезопасности (связанные с гибридным воздействием, дезинформацией, пропагандой и fake news), где доминирует патерналистский подход: жесткие меры
противодействия и резкая риторика в отношении «недружественных» стран.
Но характерное для ЕС сочетание «патерналистского» подхода к безопасности с адаптивным в реагировании на ГТР не оценивается диссертантом как априорно дисгармоничное. Сочетание патерналистского и адаптивного подходов необходимо и для укрепления цифрового суверенитета, и в сфере реагирования на «новейшие риски». Смещение акцентов в сфере цифровой и критической информационной инфраструктуры, наряду с выделением их Евросоюзом как отдельного направления для регулирования, говорит об эволюции понимания рисков и о начале их переосмысления в духе стрессоустойчивости.
6. По результатам более глубокого моноисследования одного показательного случая (с целью объяснения особенностей наиболее актуальных, свободных от морально устаревших подходов и политизированности стратегий реагирования), а именно - практик реагирования ЕС на риски, представляемые технологиями ИИ, которые являются ключевым драйвером основных ГТР в рамках Четвертой промышленной революции, диссертантом сделано заключение о том, что для начальной стадии выстраивания этой системы подход ЕС представляется достаточно комплексным. В нем явно просматривается понимание амбивалентности технологий: ЕС, с одной стороны, обосновывает необходимость внедрения и широкого использования ИИ, подчеркивая его инновационный потенциал и заключенные в нем экономические возможности; с другой - четко определяет как наиболее серьезные глобальные вызовы и риски, связанные с трансформацией социо-гуманитарной и экономической сферы, так и необходимость сохранения траектории общественного развития и минимизации негативных последствий ИИ в средне- и долгосрочной перспективе. ЕС также сделал ставку на развитие концепции «доверенного ИИ» («trustworthy AI»), которая предполагает соответствие систем ИИ семи этическим требованиям, что зафиксировано в документе «мягкого права» (2019) . К пониманию технологической политики в отношении ИИ как сложной системы пришли также законодатели в ЕС (см. первый проект Регламента Европарламента и Совета всеобъемлющего законодательного документа в сфере ИИ (2021) ).
В диссертации показано: в то время как право имеет ограниченную сферу применения, этика в сфере международных отношений может трактоваться и применяться гораздо шире. Развитие компетенций ЕС и заявка на лидерство в сфере ИИ и его регулирования потенциально может укрепить глобальную роль ЕС как актора, вырабатывающего нормы поведения регионального и международного уровня, в т.ч. для регулирования крупнейших цифровых платформ и ТНК. Таким образом, этику регулирования ИИ можно считать одним из компонентов «нормативной силы».
7. Оценка и анализ эффективности практик реагирования ЕС на ГТР современности рассмотрены в диссертации как актуальная теоретико-методическая проблема. По результатам анализа подходов, представляющихся продуктивными для синтеза рабочих моделей, за эффективность реагирования в диссертации принята потенциальная адаптивность используемых агентом (ЕС) стратегий реагирования (т.е. типов управления сложной адаптивной системой) в среде, где предположительно присутствуют конкретные ГТР, отличающиеся друг от друга по предсказуемости и скорости вызываемых изменений. Осуществленный и операционализированный диссертантом синтез принципиально совместимых подходов (ресурсного, инструментального, проблемного и агент-структурного) позволил учесть оценку расходования ресурсов, целедостижения и целеполагания, а обращение к теоретическим концептам - охарактеризовать и первично «квантифицировать» два основных фактора агент-ориентированной модели («эксплуатация имеющегося» и «изыскание нового») с помощью выделенных на основе научной литературы диагностических критериев. Краткая апробация показала, что даже начальный предложенный перечень критериев (далее требующий уточнения) наделяет рабочую модель дифференцирующими и прогностическими возможностями.
Первичная оценка реагирования Евросоюза на два из пяти основных ГТР современности («Масштабные кибератаки» и «Последствия ИИ») и их сравнение в рамках агент-ориентированной рабочей модели зафиксировали тяготение стратегии реагирования ЕС на первый («традиционный») риск к ригидному типу, а на второй («новейший») - к гибкому типу управления. Следовательно, в Евросоюзе имеются опыт и средства реализации данных типов управления - хотя бы и по отдельности, в отношении разных ГТР. Реагирование ЕС на три оставшихся выделенных основных ГТР предположительно также тяготеет к этим типам, поскольку надежный тип во многом недоступен из-за ресурсных издержек (с учетом экономического кризиса), а хрупкий - из-за развитой культуры управления С АС в ЕС.
....
1. Commission Staff Working Document. Action Plan for Resilience in Crisis Prone Countries 2013-2020 (SWD(2013) 227 final) // European Commission, 2013. - URL: https://ec.europa.eu/echo/files/policies/resilience/com_2013_227_ap_crisis_prone_countr ies_en.pdf (дата обращения 30.12.22).
2. Communication from the Commission to the European Parliament, the European Council,
the Council, the European Economic and Social Committee and the Committee of the Regions “Artificial Intelligence for Europe” (COM(2018) 237 final) // EUR-Lex, 2018. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-
content/EN/TXT/?uri=COM%3A2018%3A237%3AFIN (дата обращения 30.12.22).
3. Communication from the Commission to the Council and the European Parliament of 20 October 2004 - Critical Infrastructure Protection in the fight against terrorism (COM(2004) 702 final) [Электронный ресурс] // EUR-Lex, 2004. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal- content/EN/LSU/?uri=CELEX%3A52004DC0702 (дата обращения 30.12.22).
4. Communication from the Commission to the European Parliament, the Council, the European Economic and Social Committee and the Committee of the Regions “Fostering a European approach to Artificial Intelligence” (COM(2021) 205 final) // European Commission, 2021. URL: https://digital-strategy.ec.europa.eu/en/library/communication- fostering-european-approach-artificial-intelligence (дата обращения 30.12.22).
5. Communication from the Commission to the European Parliament and the Council “The
EU Approach to Resilience: Learning from Food Security Crises (COM(2012) 586 final) // European Commission, 2012. URL:
https://ec.europa.eu/echo/files/policies/resilience/com 2012 586 resilience en.pdf (дата обращения 30.12.22).
6. Communication from the Commission to the European Parliament, the Council, the European Economic and Social Committee and the Committee of the Regions “The European Agenda on Security” (COM/2015/0185 final) // EUR-Lex, 2015. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal- content/EN/TXT/?qid=1485257048405&uri=CELEX:52015DC0185 (дата обращения 30.12.22).
7. Concept Note. The High-Level Expert Group on Artificial Intelligence / European
Commission, 2018. URL: https://futurium.ec.europa.eu/en/european-ai-alliance/open-
library/concept-note-ai-hleg?language=en (дата обращения 30.12.22).
8. Council Directive 2008/114/EC of 8 December 2008 on the identification and designation of European critical infrastructures and the assessment of the need to improve their protection (Text with EEA relevance) // EUR-Lex, 2008. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal- content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A32008L0114 (дата обращения 30.12.22).
9. Declaration for the Future of Internet // European Commission, 2022. URL: https://digital- strategy.ec.europa.eu/en/library/declaration-future-internet (дата обращения 30.12.22).
10. Directive 2002/58/EC of the European Parliament and of the Council of 12 July 2002 concerning the processing of personal data and the protection of privacy in the electronic communications sector (Directive on privacy and electronic communications) // EUR-Lex,
2002. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-
content/EN/ALL/?uri=CELEX%3A32002L0058 (дата обращения 30.12.22).
11. Directive 2009/136/EC of the European Parliament and of the Council of 25 November 2009 amending Directive 2002/22/EC on universal service and users’ rights relating to electronic communications networks and services, Directive 2002/58/EC concerning the processing of personal data and the protection of privacy in the electronic communications sector and Regulation (EC) No 2006/2004 on cooperation between national authorities responsible for the enforcement of consumer protection laws (Text with EEA relevance) // EUR-Lex, 2009. URL: https://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=OJ:L:2009:337:0011:0036:en:PDF. (дата обращения 30.12.22).
12. Directive (EU) 2016/680 of the European Parliament and of the Council of 27 April 2016
on the protection of natural persons with regard to the processing of personal data by competent authorities for the purposes of the prevention, investigation, detection or prosecution of criminal offences or the execution of criminal penalties, and on the free movement of such data, and repealing Council Framework Decision 2008/977/JHA // EUR-Lex, 2016. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-
content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A32016L0680 (дата обращения 30.12.22).
13. Directive (EU) 2016/1148 of the European Parliament and of the Council of 6 July 2016 concerning measures for a high common level of security of network and information systems across the Union // EUR-Lex, 2016. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal- content/EN/ALL/?uri=CELEX%3A32016L1148 (дата обращения 30.12.22).
14. Ethics guidelines for trustworthy AI // European Commission, 2019. URL: https://digital- strategy.ec.europa.eu/en/library/ethics-guidelines-trustworthy-ai (дата обращения 30.12.22).
15. Europe’s Digital Decade: digital targets for 2030 // European Commission, 2021. URL: https://ec.europa.eu/info/strategy/priorities-2019-2024/europe-fit-digital-age/europes- digital-decade-digital-targets-2030 en (дата обращения 30.12.22).
...318