Практики бытового коллективного пения в современной России: традиция, значение, тенденции
|
Введение 3
Глава первая. Содержание практик бытового коллективного пения 9
1.1. Практика исполнения авторской песни 1.1.1. Коллективный аспект
практики 12
1.1.2. Посыл и тип переживания практики 12
Выводы 13
1.2. Застольная песня 14
1.2.1. Коллективный аспект практики 15
1.2.2. Посыл практики и тип переживания 17
Выводы 18
1.3. Музыкальность коллективного бытового пения 18
1.3.1. Авторская исполнительская традиция 20
Глава вторая. Современная динамика практик 25
2.1. Общие тенденции 25
2.2. Частные тенденции, к проблеме воспроизводства и обновления
практик 28
2.2.1. Авторская песня 28
2.2.2. Застольное пение 32
Заключение 38
Библиография 42
Глава первая. Содержание практик бытового коллективного пения 9
1.1. Практика исполнения авторской песни 1.1.1. Коллективный аспект
практики 12
1.1.2. Посыл и тип переживания практики 12
Выводы 13
1.2. Застольная песня 14
1.2.1. Коллективный аспект практики 15
1.2.2. Посыл практики и тип переживания 17
Выводы 18
1.3. Музыкальность коллективного бытового пения 18
1.3.1. Авторская исполнительская традиция 20
Глава вторая. Современная динамика практик 25
2.1. Общие тенденции 25
2.2. Частные тенденции, к проблеме воспроизводства и обновления
практик 28
2.2.1. Авторская песня 28
2.2.2. Застольное пение 32
Заключение 38
Библиография 42
Традиция бытового коллективного пения стремительно исчезает из нашей жизни. Все реже можно увидеть семьи и компании, в которых люди бы пели, собравшись за столом, у костра, или уж тем более во время выполнения какого-то общего дела. Серьезно говорить и анализировать этот вопрос будто бы не очень принято — исчерпывающим объяснением упадка совместного бытового пения как правило является стандартный набор технологических аргументов: приход мировой музыки в 90-ые, доступная воспроизводимость любой музыки с носителя, почти поголовное владение населения средствами воспроизведения. Эти же технологические доводы имеют и социологическое измерение — цифровая революция открыла век атомизации, социальные связи размылись, сообщества схлопнулись или исчезли, а коллективные практики заменились индивидуальными.
При всей очевидной справедливости этих причин удовлетвориться таким ответом невозможно, так как он не проливает света на содержание культурных перемен, вытеснивших практику, которая по историческим меркам еще совсем недавно занимала в жизни людей особое место. Просто сказать, что люди расхотели петь, потому что музыка стала доступной и портативной, можно только при условии религиозной веры в силу технологии.
Еще сложнее поверить в такое быстрое исчезновение самого порыва спеть вместе с кем-то, уж тем более близким. Потребность в совместном пении до недавнего времени была незаменимой, песни были самым долгожданным украшением праздника, возможно, самым пронзительным и эмоционально наполненным элементом совместного времяпрепровождения.
Вспомним известную сцену из фильма Марлена Хуциева «Июльский дождь». В просторной московской квартире большая разношерстная компания слушает пластинки, танцует, общается — все заняты тем, что предпочитают. Когда же выясняется, что среди присутствующих есть исполнитель песен, все внимание сразу моментально приковывается к нему. Этот эпизод хорошо иллюстрирует изъян приведенного стандартного объяснения нынешней непопулярности бытового пения — прослушивание музыки с носителя и ее совместное исполнение не являются (или, по крайней мере, не являлись) альтернативами друг другу, следовательно, говорить, что одно пришло на место другого, по меньшей мере не вполне верно.
Объектом данного исследования являются светские городские бытовые практики коллективного пения второй половины XX века. Так как детально описать все многообразие практик бытового пения за последние десятилетия не представляется возможным, данная работа посвящена двум самым массовым городским традициям бытового коллективного пения и не углубляется в национальную, региональную, профессиональную и фольклорную специфику. Фокус исследования направлен на антропологическую и коммуникативную сторону практики.
Предметом данного исследования являются культурное и социальное значение практик бытового коллективного пения в поздний период массового бытования и трансформации этого значения в последние десятилетия.
Цель данного исследования — выявление причин угасания практик бытового коллективного пения и описание современного состояния бытования практик, оценка массовости и степени воспроизведения данной традиции.
Задачей данного исследования является формулировка базовых культурных, социальных и эстетических установок практик бытового коллективного пения, сбор и анализ актуальных интернет-данных по теме (интернет- форумы, статистика тематических видео).
Методологически данный текст в первую очередь опирается на исследовательскую традицию культурной антропологии — из этой научной среды заимствуется терминология и ракурс взгляда на рассматриваемый феномен. В то же время исследование привлекает подходы других дисциплин, главными из которых являются социология творчества, музыковедение и исследования повседневности.
...
При всей очевидной справедливости этих причин удовлетвориться таким ответом невозможно, так как он не проливает света на содержание культурных перемен, вытеснивших практику, которая по историческим меркам еще совсем недавно занимала в жизни людей особое место. Просто сказать, что люди расхотели петь, потому что музыка стала доступной и портативной, можно только при условии религиозной веры в силу технологии.
Еще сложнее поверить в такое быстрое исчезновение самого порыва спеть вместе с кем-то, уж тем более близким. Потребность в совместном пении до недавнего времени была незаменимой, песни были самым долгожданным украшением праздника, возможно, самым пронзительным и эмоционально наполненным элементом совместного времяпрепровождения.
Вспомним известную сцену из фильма Марлена Хуциева «Июльский дождь». В просторной московской квартире большая разношерстная компания слушает пластинки, танцует, общается — все заняты тем, что предпочитают. Когда же выясняется, что среди присутствующих есть исполнитель песен, все внимание сразу моментально приковывается к нему. Этот эпизод хорошо иллюстрирует изъян приведенного стандартного объяснения нынешней непопулярности бытового пения — прослушивание музыки с носителя и ее совместное исполнение не являются (или, по крайней мере, не являлись) альтернативами друг другу, следовательно, говорить, что одно пришло на место другого, по меньшей мере не вполне верно.
Объектом данного исследования являются светские городские бытовые практики коллективного пения второй половины XX века. Так как детально описать все многообразие практик бытового пения за последние десятилетия не представляется возможным, данная работа посвящена двум самым массовым городским традициям бытового коллективного пения и не углубляется в национальную, региональную, профессиональную и фольклорную специфику. Фокус исследования направлен на антропологическую и коммуникативную сторону практики.
Предметом данного исследования являются культурное и социальное значение практик бытового коллективного пения в поздний период массового бытования и трансформации этого значения в последние десятилетия.
Цель данного исследования — выявление причин угасания практик бытового коллективного пения и описание современного состояния бытования практик, оценка массовости и степени воспроизведения данной традиции.
Задачей данного исследования является формулировка базовых культурных, социальных и эстетических установок практик бытового коллективного пения, сбор и анализ актуальных интернет-данных по теме (интернет- форумы, статистика тематических видео).
Методологически данный текст в первую очередь опирается на исследовательскую традицию культурной антропологии — из этой научной среды заимствуется терминология и ракурс взгляда на рассматриваемый феномен. В то же время исследование привлекает подходы других дисциплин, главными из которых являются социология творчества, музыковедение и исследования повседневности.
...
Описанные выше закономерности и тенденции можно интерпретировать по- разному: музыкальный критик скорее всего охарактеризует их как упадок и разложение музыкальных традиций, культуролог, вероятно, будет говорить о деградации и дезинтеграции культуры, социолог — об общественной атомизации. Все эти взгляды являются в разной степени оценочными и окончательными, а этих крайностей хотелось бы избежать.
С антропологической точки зрения главной характеристикой описанных явлений оказывается сохранение потребности в самовыражении посредством совместного пения. Даже индивидуальные и стремящиеся к индивидуализму практики, будь то караоке или выступление на сцене бард-клуба, существуют и реализуются только в рамках коллектива. Учитывая масштаб культурных и социальных потрясений, произошедших с момента пика популярности практик до сегодняшнего дня, этот факт не кажется таким очевидным и скорее говорит в пользу парадоксальной силы скрытых механизмов культурной преемственности.
При этом надо констатировать, что бытовые практики не выдерживают конкуренции с публичными — основным их механизмом выживания является выход в публичное пространство. Дом в значительной степени утратил функцию среды активного бытования музыкальных практик. Новизна, технологичность и изощренность новых видов развлечений не могли не затмить привычных, воспроизводившихся десятилетиями советских практик. Как точно отмечает Евгений Дуков: «Современное постиндустриальное общество, минимизировав физический труд как таковой и значительно подняв средний образовательный уровень населения, оказалось в плену все более изысканных по своему технологическому уровню развлечений.... XX век, по существу, нашел возможным полностью реабилитировать развлечение. Он не только поставил его в один ряд с другими формами «языковых игр», но и позволил увидеть в развлекательной культуре средоточие основополагающих для них принципов»1.
На сегодняшних день, когда технологии из новинки и экзотики превратились в такую же обыденность, мощь их развлекательного потенциала снизилась. «Технологический плен» рано или поздно порождает апатию по отношению к такого рода развлечениям и заставляет обратиться к культурному капиталу предыдущих поколений. Очевидно, что в прежнем виде и масштабе описанные практики уже не возникнут, но их некоторая реабилитация и реконтекстуализация более чем возможна и отчасти уже наблюдается.
У технологии также есть и обратное, компенсаторное действие: одним из аргументов в пользу осторожных прогнозов о реабилитации бытовых коллективных практик пения является «всеядность» современного культурного образа потребления. Речь не о неразборчивости, а о постепенном стирании стилистических и субкультурных барьеров, в особенности это касается музыки и музыкальных практик как наиболее окрашенных в этом плане дифференцирующих факторов.
В советское время и в первые постсоветские десятилетия музыкальный вкус во многом определял принадлежность человека к своей социальной среде и компании. Музыка делилась на ту, которая одобряется референтной группой человека, и ту, которая в этой компании считается неприемлемой. В последнее время с изменением формата потребления музыки, ее эклектичного развития и соседства самых разных музыкальных практик на одном пространстве эта оппозиция теряет свою остроту. Так называемые «guilty pleasures» сегодня демонстрируются не с реальным чувством стыда, а как признак широты вкуса и открытости. На этом фоне практики бытового коллективного пения так же могут выйти из категории устаревших и категорически немодных.
С определенной долей робкого оптимизма можно утверждать, что на фоне постепенной банализации постсоветских публичных досуговых практик назревает общественный запрос на практики, функционально созвучные описанным в данной работе. Об этом свидетельствует и наблюдаемый респондентами рост внимания к авторской песне и, рост количества любительских хоровых коллективов и образовательных проектов, мода на русскую фолк-культуру, популярность караоке.
Существуют довольно успешные попытки возрождения застольной песенной традиции, в качестве самой яркой из которых можно назвать видеолекцию- концерт «Как сочинять застольные песни»2 композитора Александра Маноцкова и вокального ансамбля «Петр Валентинович» на образовательной платформе Arzamas. Маноцков на примере застольных песен собственного сочинения показывает, как можно работать с существующим известными музыкальным материалом и текстом, перерабатывать их, создавая свой собственный репертуар. На некоторые песни Маноцкова, записанные для данного проекта, в интернете существуют десятки любительских застольных записей.
...
С антропологической точки зрения главной характеристикой описанных явлений оказывается сохранение потребности в самовыражении посредством совместного пения. Даже индивидуальные и стремящиеся к индивидуализму практики, будь то караоке или выступление на сцене бард-клуба, существуют и реализуются только в рамках коллектива. Учитывая масштаб культурных и социальных потрясений, произошедших с момента пика популярности практик до сегодняшнего дня, этот факт не кажется таким очевидным и скорее говорит в пользу парадоксальной силы скрытых механизмов культурной преемственности.
При этом надо констатировать, что бытовые практики не выдерживают конкуренции с публичными — основным их механизмом выживания является выход в публичное пространство. Дом в значительной степени утратил функцию среды активного бытования музыкальных практик. Новизна, технологичность и изощренность новых видов развлечений не могли не затмить привычных, воспроизводившихся десятилетиями советских практик. Как точно отмечает Евгений Дуков: «Современное постиндустриальное общество, минимизировав физический труд как таковой и значительно подняв средний образовательный уровень населения, оказалось в плену все более изысканных по своему технологическому уровню развлечений.... XX век, по существу, нашел возможным полностью реабилитировать развлечение. Он не только поставил его в один ряд с другими формами «языковых игр», но и позволил увидеть в развлекательной культуре средоточие основополагающих для них принципов»1.
На сегодняшних день, когда технологии из новинки и экзотики превратились в такую же обыденность, мощь их развлекательного потенциала снизилась. «Технологический плен» рано или поздно порождает апатию по отношению к такого рода развлечениям и заставляет обратиться к культурному капиталу предыдущих поколений. Очевидно, что в прежнем виде и масштабе описанные практики уже не возникнут, но их некоторая реабилитация и реконтекстуализация более чем возможна и отчасти уже наблюдается.
У технологии также есть и обратное, компенсаторное действие: одним из аргументов в пользу осторожных прогнозов о реабилитации бытовых коллективных практик пения является «всеядность» современного культурного образа потребления. Речь не о неразборчивости, а о постепенном стирании стилистических и субкультурных барьеров, в особенности это касается музыки и музыкальных практик как наиболее окрашенных в этом плане дифференцирующих факторов.
В советское время и в первые постсоветские десятилетия музыкальный вкус во многом определял принадлежность человека к своей социальной среде и компании. Музыка делилась на ту, которая одобряется референтной группой человека, и ту, которая в этой компании считается неприемлемой. В последнее время с изменением формата потребления музыки, ее эклектичного развития и соседства самых разных музыкальных практик на одном пространстве эта оппозиция теряет свою остроту. Так называемые «guilty pleasures» сегодня демонстрируются не с реальным чувством стыда, а как признак широты вкуса и открытости. На этом фоне практики бытового коллективного пения так же могут выйти из категории устаревших и категорически немодных.
С определенной долей робкого оптимизма можно утверждать, что на фоне постепенной банализации постсоветских публичных досуговых практик назревает общественный запрос на практики, функционально созвучные описанным в данной работе. Об этом свидетельствует и наблюдаемый респондентами рост внимания к авторской песне и, рост количества любительских хоровых коллективов и образовательных проектов, мода на русскую фолк-культуру, популярность караоке.
Существуют довольно успешные попытки возрождения застольной песенной традиции, в качестве самой яркой из которых можно назвать видеолекцию- концерт «Как сочинять застольные песни»2 композитора Александра Маноцкова и вокального ансамбля «Петр Валентинович» на образовательной платформе Arzamas. Маноцков на примере застольных песен собственного сочинения показывает, как можно работать с существующим известными музыкальным материалом и текстом, перерабатывать их, создавая свой собственный репертуар. На некоторые песни Маноцкова, записанные для данного проекта, в интернете существуют десятки любительских застольных записей.
...
Подобные работы
- КОНСТРУКТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ И СПЕЦИФИКА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОБЪЕДИНЕННЫХ ЭТНИЧЕСКИХ ПРЕСТУПНЫХ СООБЩЕСТВ В СОВРЕМЕННОЙ
РОССИИ
Бакалаврская работа, история . Язык работы: Русский. Цена: 4910 р. Год сдачи: 2017 - Традиционная технология художественной обработки серебра в Туве
Дипломные работы, ВКР, педагогика. Язык работы: Русский. Цена: 5970 р. Год сдачи: 2016 - ДЖАЗ В КОНТЕКСТЕ МАССОВОГО ИСКУССТВА (К ПРОБЛЕМЕ КЛАССИФИКАЦИИ И ТИПОЛОГИИ ИСКУССТВА)
Диссертация , история . Язык работы: Русский. Цена: 500 р. Год сдачи: 2002





