Введение 2
Глава 1. Полюсы и принципы 5
1.1 Дихотомия «метафора/метонимия» у Якобсона 5
1.2 Основные подходы к изучению метафоры: лингвостилистика
и когнитивная поэтика 12
1.3 Поле нормы 17
1.4 Концептуальные метафоры и мифологии 18
1.5 Итоги 25
Глава 2. Метафора и метонимия как полюсы 28
2.1 Метафора 28
2.1.1 Неконвенциональные метафоры 28
2.1.2 Метафорический принцип как художественный
принцип 30
2.1.3 Итог 32
2.1.4 Метафора в романе 34
2.2 Метонимия 3 9
2.2.1 Теория метонимии 39
2.2.2 Пример ЛЕФа 41
2.2.3 Итог 46
2.2.4 Метонимия в «Памяти Памяти» 47
2.3 Итоги 52
2.4 Взаимодействие метафорического и метонимического
принципов 53
Заключение 62
Список литературы 65
Роман(с)1 «Памяти Памяти»2 был написан Марией Степановой относительно недавно, в 2017 году. Весной 2021 года он вошел в short-list Букеровской премии. В статьях3, посвященных этому роману, его называют исследованием своей памяти и прошлого, попыткой написать историю собственной семьи. Я бы добавила, что также этот текст является задокументированным провалом вышеназванной цели. Основную линию произведения можно сформулировать через понятие недостижимости. Пытаясь воздвигнуть литературный памятник своей семьи, героиня все время возвращается к вопросу, имеет ли она на это право.
Мария Степанова известна в первую очередь как поэтесса. Она выпустила более 10-ти сборников стихов, включая авторские переводы иностранной поэзии (например, сборник «За Стиви Смит»)4. Поэтический язык писательницы чувствуется и в роман(с)е из-за особого ритма произведения. Вполне возможно, что само авторское название произведения «романс» апеллирует к поэтическому опыту писательницы, так как «романс» в первую очередь отсылает к лирическим стихам музыкальных произведений5.
Некоторые называют «Памяти Памяти» первым прозаическим произведением поэтессы. Однако в 2014 году была выпущена книга «Один, не один, не я»6, которую принято маркировать как сборник эссе. По манере изложения она оказывается наиболее близкой к роману, который выйдет через 3 года. Более того, речь в сборнике идет о тех же авторах, к которым писательница обращается и в романе: Зебальд, Зонтаг, Цветаева и т.д. По строению «Памяти Памяти» также очень похожа на эссе: в первой части романа некоторым образом несколько раз формулируется задача, после чего доступные решения этой задачи проблематизируются, в конце задача решается наиболее подходящим способом.
В отзывах на книгу «Один, не один, не я» пишут о том, что так называемый сборник эссе воспринимается как фрагментарное художественное произведение, некоторый гибрид поэтического и прозаического. Он состоит из размышлений писательницы над способами сопротивления человека небытию. «Памяти Памяти» тоже по большей части состоит из размышлений над определенной темой, я бы могла назвать это темой воскрешения, но маркировки «Памяти Памяти» отличаются: ее называют «романом», «романсом», «философско-документальной прозой».
Этим примером я хотела подчеркнуть проблематику данного текста: реципиенты уверены, что имеют дело с художественным произведением, в то же время «Памяти Памяти» не всегда маркируется как таковое. А текст, который наиболее близок к нему, и вовсе считается сборником эссе. Букеровская премия, в шорт-лист которой попала «Памяти Памяти» в 2021 году, как мы знаем, присуждается романам. Этот факт дает мне возможность без оглядки называть «Памяти Памяти» романом. Однако это не устраняет проблему того, что под художественными текстами не часто подразумевают тексты, подобные «Памяти памяти», состоящие из размышлений, документов, заметок, описаний фотографий, лишенные событийного ряда, повествовательности. И в то же время абсолютно легитимно утверждать, что «Памяти Памяти» является художественным текстом.
Я бы хотела рассмотреть его с точки зрения такого метода, который бы не редуцировал особенности этого романа. С точки зрения которого эти особенности становятся не исключением из правила, а отвечают некоторой общей логике. Мне показалось, что таким методом может стать рассмотрение текста в координатах метафоры и метонимии, по нескольким причинам: во-первых, этот текст, ссылаясь на поэтический опыт писательницы, можно назвать поэтической прозой, в этом ключе кажется логичным рассматривать его в контексте теории тропов; во-вторых, несмотря на свою специфику, этот текст можно рассматривать как часть широкого направления похожих текстов (пример: не столь удачно написанная книга Иллиеса «1913. Лето целого века»7, вышедшая на русском языке в том же 2017 году, тоже преимущественно состоит из рассуждений и обращений к чужим биографиям). Разработанная Якобсоном концепция полюсов метафоры и метонимии, к которой я прежде всего буду обращаться, предполагает, что метафорическая или метонимическая направленность текста является не только проявлением индивидуальной поэтики автора, но и сигнализирует о включенности в некоторую общую культурную парадигму.
Таким образом, в предлагаемой работе, выбрав в качестве объекта исследования текст «Памяти памяти», а предмета — особенности взаимодействия метафоры и метонимии в тексте, используя методы лингвостилистики и когнитивной поэтики, я ставлю перед собой задачи показать, к какому из полюсов в рамках якобсоновской концепции можно отнести этот роман, и как содержание романа, его специфика и художественные цели, которые ставит автор, зависят от динамического напряжения между этими полюсами.
Роман(с) «Памяти Памяти», как и многие другие роман(с)ы, сочетает в себе метонимическое и метафорическое принципы. Однако, несмотря на выстроенность текста вокруг субъекта, героини Марии Степановой, субъект здесь является наблюдателем, а не творцом. Роман ставит себе задачу собрать документы, предметы памяти в какую-то рамку, которая позволила бы эту память концептуализировать, сделать съедобной. Многочисленные попытки обращения к критическим и философским работам - как попытки воскрешения мертвых. Найти смысл их жизни, их причастность к большим историческим явлениям, что-то живое, чтобы их наполняло, актуализировало, оказалось недостижимой задачей. В каком-то смысле, этот текст можно рассматривать как белый флаг, победа остается за действительностью, бесформенной, бессмысленной, распадающейся. В начало книги предупредительно помещена цитата из Пушкина: «Какой ужас! - сказали дамы, - что же вы тут нашли удивительного»1.
Как мне кажется, несмотря на существующую концептуальную метафору «люди - это вещи», преследующую читателя от первой до последней страницы книги, это метонимический роман(с). И не потому, что вся проза метонимична, а потому, что метонимия о действительном, о взаимосвязях, какие они есть в материальном мире. Метафоре нужен субъект, выстраивающий связи, метафора - это продукт концептуализации, некоторого абстрактного поля. Главной героине не удается все собрать, в том числе из-за сознательного отказа быть довлеющим субъектом, выстривающим связи, честность не позволяет: «Если я ждала, что в конце путешествия для меня припрятана коробочка-секретик вроде корнелловских, из этого ничего не вышло. Места, где ходили, сидели, целовались люди моей семьи, где они спускались к реке или прыгали в трамвай, города, где их знали в лицо и по именам, не стали со мной брататься. Поле битвы, зеленое и равнодушное, заросло травой»2.
Между метафорой и метонимией лежит некоторое нормативное поле, универсальная структура восприятия. Это поле в повседневной жизни помогает нам не распадаться на части, оформить бесформенное. Метафора расправляется с этой нормой посредством новых связей, как нитка, незаметно привязанная к ножке стула, заставляет домочадца спотыкаться. Метонимия же борется с нормой по-иному, она сносит стены, перенос по смежности бесконечен, у причинности нет границ, а значит нет и формы, метонимия - это царство глухих, мертвых предметов, единиц несуществующего целого.
Особенность этого романа в том, что в нем подобный «дом», некоторая нормативная структура, позволяющая уживаться с действительностью, отсутствует как данность, но присутствует в качестве невыполнимого проекта. Одной из причин невыполнимости является невозможность установления иерархии: один мертвый не важнее другого мертвого, письмо не важнее устных рассказов. Поэтому текст для читателя превращается в некоторый конструктор лего, каждый может построить что-то, что ближе ему, но, если читатель честен, на дом это все-равно будет не похоже.
Отсутствие середины, узаконенного взгляда на материал действительности, создает необходимость учащенного использования метафор и метонимий. То есть, текст не пытается переосмыслить нормативное поле с помощью тропов, текст нуждается в тропах, чтобы просто быть.
Кроме отсутствия подходящего языка для разговора о памяти, отсутствуют также и сами герои роман(с)а. Мертвые люди, не имеющие возможность говорить сами за себя, становятся призраками своих пережитков. Прежде живший субъект распадается на груду незначимых вещей, у которых остается одна единственная функция - напоминать: «Квартира теперь стояла оторопевшая, съежившаяся, полная внезапно девальвировавшихся вещей»3.
Метонимический полюс проявляется при обращении к действительности, метафоры проявляются в местах лакун. Невозможность оформить, подвести итоги, становится главным детонатором для первого, невозможность сказать напрямую - для второго.
По этой причине я утверждаю, что роман по своей сути метонимичен, несмотря на изобилие вынужденных метафор, которые, как сказали бы когнитивисты, является лишь способом говорения вообще.
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
