МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ В ДЕТЕКТИВНОЙ ПРОЗЕ ИСАКА КОТАРО

Детективная проза Исака Котаро вызывает у японских исследователей и критиков определенный интерес: одни спорят о поэтике, другие рассуждают на тему жанровой принадлежности, третьи и вовсе утверждают, что произведения писателя даже литературой назвать сложно. Однако можно с уверенностью заявить, что такое своеобразное явление, как постмодернистский фантастический детектив Исака Котаро привлекает внимание и литературоведов, и читателей Японии. Тем не менее, в отечественном востоковедении данное литературное явление не получило особого освещения, что и определяет актуальность проведенной работы.
Подводя итог, необходимо обозначить общие выводы, соответствующие целям данного исследования.
Во-первых, магический реализм, который изначально интерпретировался как обнаружение художником магической, скрытой реальности и отображение ее реалистичным путем, благодаря неоднородному и неодновременному становлению в разных литературах, обладает своего рода региональными особенностями: тождество магического реализма и сюрреализма во французской литературе, отражение народного мифологического сознания у латиноамериканцев и т.д. В литературах народов Азии и Африки обращение писателей к традиционной мифологии, выраженное в тексте магическим реализмом, возникает как реакция на социальную, политическую и экономическую ситуацию регионов («культурная революция» в Китае, колониальная система в африканских странах.) Кроме того, магический реализм в этих литературах стал популярен благодаря новому латиноамериканскому роману, в то время как в европейских странах данный метод пришел из живописи. В Японии же метод магического реализма ассоциируется не только с постмодернистской литературой в лице Мураками Харуки, но и с уже ставшими классикой произведениями Кавабата Ясунари и Абэ Кобо. Обращение японских писателей к магическому реализму вызвано потребностью отобразить социальную проблематику, скрытые желания и состояние рядового жителя Японии в условиях возникшей в конце XX века нестабильности.
Во-вторых, по результатам работы становится очевидным, что в проанализированных произведениях Исака Котаро магический реализм действительно превалирует как художественный метод. Скрытая, магическая реальность в виде известных персонажей как японской, так и зарубежной мифологии, сверхъестественных способностей и паранормальных явлений непременно взаимодействует с реальностью явной, не скрытой, выступая своего рода катализатором для раскрытия социальной проблематики. Все фантастическое и волшебное представляется писателем монотонно, обыденно, отчасти статично, что у наблюдателя не возникает сомнения в подлинном существовании магической стороны мироздания. Этот прием необходим писателю, чтобы создать видимость реальности, поскольку детективное повествование гораздо проще отобразить на привычном для читателя материале.
В-третьих, анализ прозаического цикла «Аккуратность Бога смерти» наглядно доказывает, что не все рассказы данного цикла можно отнести к детективному жанру, несмотря на то, что и японская общественность однозначно относит произведения именно к этому жанру. Пять из шести произведений не соответствуют рассмотренным в данной работе элементам поэтики детектива. Наличие преступления или преступника, сцен борьбы или погони не являются ключевыми характеристиками детективного жанра и вполне часто встречаются в приключенческом, полицейском романе, триллере и других жанрах. Также подкрепляется и утверждение об экспериментальном характере прозы писателя, поскольку Исака Котаро зачастую совмещает в рамках одного произведения элементы разных жанров. Так, в цикле «Аккуратность Бога смерти» мы можем наблюдать любовный роман, бытописательскую прозу, приключенческий роман (современные исследователи склонны называть жанр по аналогии с кинематографом «роуд-муви»), заимствование из жанра мемуаров и даже такое специфическое явление японской культуры как «якудза эига» - жанр (прежде всего кинематографический), посвященный японской мафии.
В-четвертых, магический реализм принимает непосредственное участие в деконструкции детективного жанра, что отражено на примере анализа третьего рассказа прозаического цикла. Мифологические существа – боги смерти, обитающие в мире произведения среди обычных людей, изображены с нарочитой реалистичностью, дабы, как уже говорилось выше, предоставить наблюдателю привычную для него ситуацию, в которой и разворачивается детективный сюжет. Тем не менее, такой явный мистический элемент выглядит как гиперболизированная таинственность, присущая многим «классическим» произведениям в этом жанре. Более того, писатель использует постмодернистские приемы, которые наблюдаются и в романе Умберто Эко «Имя розы». А именно, Исака Котаро вводит читателя в мир уже существующих детективных произведений, делая прямую отсылку в тексте к роману Агаты Кристи «Загадочное происшествие в Стайлзе», но разворачивает свой сюжет, переплетая фантастику и логику детектива. Иронизация и пародизация – главные черты деконструкции в произведениях Исака Котаро. Дискредитирование образа сыщика, безнаказанность преступника, частичная причастность рассказчика, а, по совместительству, и главного героя, к преступлениям, искаженная форма загадки, отсутствие мыслительной работы, отгадка, полученная не логическим путем, а благодаря информированию главного героя другими магическими существами, словом, все то, что не обнаруживается в «классических» образцах детективного жанра, имеет место в рассказе «Бог смерти в метели» и других произведениях Исака Котаро. Деконструкция отображает взаимодействие, способы сцепления элементов жанра и призывает искушенного читателя к его переосмыслению. По итогам проведенного исследования будет логичным заключить, что произведения Исака Котаро можно отнести к постмодернистскому фантастическому детективу, где для создания реалистичности всего волшебного, способствующей лучшему восприятию сюжета со стороны читателя, используется метод магического реализма.
Все вышеперечисленное приводит к выводу: современная японская литература, существующая в рамках постмодернизма, теряет свое «восточное» очарование и выступает частью единого международного литературного потока, благодаря чему становится более универсальной и может быть адекватно, без определенных клише воспринята читателями во всем мире, за что японские писатели и исследователи (например, Нумано Мицуёси) ратуют еще со времен нобелевской речи Оэ Кэндзабуро.




Купить