Заговор тайных обществ как средиземноморская болезнь в восприятии российского общества
|
Введение……………………….…………………………………………….3
Глава I. Мифологема всеевропейского заговора тайных обществ в историографии
Дореволюционная историография
Советская историография
Современная отечественная историография
Зарубежная историография
Глава II. Французские мотивы в мифологеме всеевропейского заговора революционеров в российской прессе
«Бонапартисты» в российской прессе
Российская пресса о «якобинцах»…………………….………..…..……...61
Глава III. Особенности восприятия испанской революции 1820-1823 гг. российским политическим истеблишментом
Начало революции в Испании в переписке российских дипломатов
Конгрессы в Троппау и Лайбахе и их последствия глазами российского МИДа
Интервенция во имя спасения Европы……………………………………82
Глава IV. Место итальянских карбонариев в мифологеме о заговоре революционеров
Неаполитанские карбонарии в письмах министерства иностранных дел
Интервенция в Неаполь в планах российского истеблишмента………100
Заключение…
Список источников и литературы
Глава I. Мифологема всеевропейского заговора тайных обществ в историографии
Дореволюционная историография
Советская историография
Современная отечественная историография
Зарубежная историография
Глава II. Французские мотивы в мифологеме всеевропейского заговора революционеров в российской прессе
«Бонапартисты» в российской прессе
Российская пресса о «якобинцах»…………………….………..…..……...61
Глава III. Особенности восприятия испанской революции 1820-1823 гг. российским политическим истеблишментом
Начало революции в Испании в переписке российских дипломатов
Конгрессы в Троппау и Лайбахе и их последствия глазами российского МИДа
Интервенция во имя спасения Европы……………………………………82
Глава IV. Место итальянских карбонариев в мифологеме о заговоре революционеров
Неаполитанские карбонарии в письмах министерства иностранных дел
Интервенция в Неаполь в планах российского истеблишмента………100
Заключение…
Список источников и литературы
Тема исследования — «Заговор тайных обществ как средиземноморская болезнь в восприятии российского общества». В центре данной работы — мифологема о всеевропейском заговоре революционеров, ее видение разными слоями российского общества. Страхи перед загадочным конспирологическим центром заговорщиков в Париже разрастались все больше по мере распространения брожения умов. В течение 1815-1825 гг. во всей южной Европе происходили антиправительственные волнения. Несмотря на очевидные различия в предпосылках и целях мятежей тех лет, российский политический истеблишмент упорно видел в них общий конспирологический план.
Представители правящих кругов общества, которые испытывали слепой ужас перед мистическим невидимым врагом, сходились на общей идее: необходимость остановить его. Яркие теории о связях мятежников разных стран, центр которых находится в Париже, активно обрастали все большим количеством «доказательств» по мере возникновения очагов волнения. Складывалось впечатление, что некая жуткая гидра стремиться уничтожить монархическое правление как таковое, чтобы воцарить повсюду хаос.
Вместо попыток исправить недостатки системы, которые и вызывали революционные движения, умы политической элиты трудились над удушением свободы мысли. Уверенность в собственной правоте, нежелание проводить необходимые реформы приводили к еще большей закостенелости общества и его элементов. Именно такие действия приводили к еще большему распространению революционных идей. Впрочем, этот стереотип имел основания быть: развитие в разных европейских странах революционных организаций происходило параллельно, пусть и с определенной национальной спецификой.
Хотя во Франции в посленаполеоновское десятилетие не было революций, спокойным этот период точно не назвать. После возвращения Бурбонов по всей стране то и дело вспыхивали волнения, которые сразу подавлялись правительством. Однако Великая Французская революция была в глазах общественности ключевым фактором, вызвавшим «брожение умов» по всему миру, а имя Наполеона Бонапарта уже через годы после заточения его на острове Эльбы вызывало страх и трепет. С революцией во Франции даже спустя десятилетия ассоциировали аналогичные события в других странах. Бонапартистов же долгое время видели как активных поборников революций по всему миру. События во Франции не выпадали из общего конспирологического дискурса.
Испанская революция, которая началась с марша генерала Р. Риего в начале 1820 г., из-за которого вспыхнула вся страна, привела к созданию в Мадриде конституционного правительства. Для большинства европейских держав, где формой правления была абсолютная монархия, такие перемены были пугающими и непонятными. Александр I изначально ратовал за военную интервенцию во имя спасения Пиренеев от этого наваждения, однако Союзниками было принято решение дать возможность Испании самой справиться с жуткой «заразой» . Практически сразу в стране началось контрреволюционное движение. Кортесы не справлялись с управлением разоренной страной, правительства сменялись одно за другим, не решая основных проблем. Явная неудача революции из-за внутренних причин не способствовала улучшению ее имиджа в глазах Европы.
Ситуация усугублялась тем, что под влиянием этих событий произошли революции в Португалии, в Неаполе и Пьемонте. Хотя в каждом из этих государств были проблемы, и антриправительственные подпольные организации уже годами вынашивали планы восстания, гораздо проще было списать все на тлетворное влияние Испании. В 1823 г. французская армия начала военную интервенцию, что привело к восстановлению власти Фердинанда VII. После этих событий в Испании еще не раз вспыхивала революция, ведь проблемы в державе на Пиренеях никак не решались. Таким образом, в Европе 1820-1825-х гг. страхи общества и властей перед таинственными организациями во многом формировал политику великих держав. А действия Союзников влияли на еще большее распространение этих фантастических страхов.
В Италии в первой четверти XIX в. возникли и довольно быстро распространились организации карбонариев. В духе времени представители этого движения стремились к национальной независимости (изначально — от наполеоновских Бурбонов), к улучшению положения народа, говорили о введении конституции. После получения известий об испанской революции в 1820 г. в Неаполе началось восстание, вскоре аналогичные события произошли в Пьемонте. Для европейского политического истеблишмента эти происшествия стали очередным подтверждением существования страшного заговора бунтовщиков по всей Европе. Пожар революции, полыхавший по всему югу Европы, идеально выписывался в картину, дополняя ее. Неизбежным последствием стало принятие решения на конгрессах в Троппау и Лайбахе об иностранной интервенции, необходимой чтобы «язва революции» не распространялся дальше. Для российский дипломатов крайне важным представлялось прийти к максимальной легитимности в вопросах вмешательства в дела Неаполя. В глазах Европы и самих революционеров это, по их мысли, должно было стать единственно возможным вариантом реакции на антиправительственные действия.
Объект исследования — революционная волна в Европе эпохи конгрессов Священного союза. Предмет — восприятие российским обществом этих событий.
Цель исследования — изучение восприятия российским обществом революционных событий в Европе 1815−1825 гг. в контексте мифологемы о «заговоре революционеров».
Для достижения поставленной цели автором был сформулирован комплекс задач:
1) проанализировать дореволюционную литературу, историографию советского и современного периодов;
2) исследовать страхи перед Наполеоном Бонапартом и «якобинцами» в общественном дискурсе 1815−1825 гг.;
3) определить особенности дискурса российского политического истеблишмента при обсуждении революции в Испании 1820−1823 гг.;
4) изучить влияние страха перед неаполитанскими карбонариями в контексте мифа о «всеевропейском заговоре» на внешнюю политику Российской империи.
Актуальность темы состоит в том, что явление, исследуемое в данной работе — страх перед мировой конспирацией — достаточно распространено и на сегодняшний день. Архетип революционера имеет преемственность в развитии. Это образ человека, готового ради дела на на все, стремящегося вовлечь в антиправительственные ряды как можно больше людей. Идеи «мировой революции», которые были лозунгом ранней советской власти, только способствовали укреплению в массовом сознании развившейся как раз во времена изучаемого периода веры в «интернационализм» революционера.
Методологическая основа данной работы включает методы культурного трансфера М. Эспаня и дискурс-анализа. Метод культурного трансфера позволяет установить специфику взаимосвязей и взаимопроникновений национальных культурных пространств и механизмов, при помощи которых сходные формы культуры способны воспринимать внешнее воздействие. В процессе трансфера, переноса из одной культурной ситуации в другую, любой объект попадает в иной контекст и приобретает новое значение, что и происходило в ходе циркуляции по Европе идей о революции.
В работе необходимо было выявить особенности восприятия революций через лексику, которой их описывали. Этим было обусловлено применение дискурс-анализа — совокупности аналитических методов интерпретации различного рода текстов или высказываний как продуктов речевой деятельности людей, осуществляемой в конкретных общественно-политических обстоятельствах и культурно-исторических условиях. Смыслы слов меняются в зависимости от политики государства, что позволяет анализировать социальный контекст.
Источниковая база исследования включает в себя опубликованные и неопубликованные документы. В работе анализируются газеты и журналы, выходившие в Российской империи в период 1820-1825 гг.: «Московские ведомости», «Петербургские ведомости», «Вестник Европы», «Северная почта», «Сын Отечества». Все эти издания находились под контролем цензуры, так что в данной работе представлена попытка проследить политику государства по созданию общественного мнения через периодическую печать.
Также был использован сборник документов «Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы российского министерства иностранных дел». Сборник содержит дипломатические документы с 1801 по 1917 гг., это тексты депеш, нот, личных писем в основном российского политического истеблишмента. Анализ риторики позволяет увидеть влияние конспирологических идей на восприятие революционных событий Александром I и дипломатическими представителями Российской империи.
Литература, в которой феномен мифологемы был изучен достаточно обстоятельно, стала появляется в конце XX в. Из российских историков, исследовавших эту тему, можно выделить Т.В. Андрееву , которая показывает влияние на Александра I событий в Европе во втором десятилетии XIX в. Историком описана деятельность Священного Союза, разобрано его значение для истории России. Д.С. Артамонов характеризует императора как человека легковерного и боязливого. Автор считает, что боязнь происков европейского тайного общества овладела императором безраздельно и определяли его политику «как внутри России, так и на мировой арене» .
В зарубежной историографии проведено немало исследований на данную тематику. М.С. Миллер анализирует то, что именуется в литературе «либеральным интернационалом» . Автор приходит к выводу, что на севере Средиземноморья были созданы неформальные связи между революционерами, существовал некий «либеральный заговорщический менталитет» («liberalconspiratorialmentality»). Однако никакого единого центра координации революционных движений, по мнению автора, не было.
М. Изабелла описывает времена, когда либерально мыслящие и революционно настроенные люди по всей Европе объединялись против «общего идеологического врага — «реакционной партии», в которую входили Меттерних и его союзники» . Историк пишет о том, что в дипломатическом дискурсе того времени обрастало огромных количеством мифов, то, чего панически боялись российский император и его окружение. Это именовалось ими как некий зловещий «конспирологический центр» в Париже, который якобы руководит восстаниями по всему миру. М. Изабелла же указывает на существование «международных интеллектуальных центров» , подразумевая, что в таких городах, как Париж, Лондон, Женева, было явное скопление либерально настроенных граждан из всех европейских стран. Историк показывает, что обсуждались там «Рисорджименто с испанской революцией, освобождение Испанской Америки с греческой войной за независимость» .
Дж. Спэт придает достаточно большое значение международным связям революционеров южной, «переферийной» Европы в 1820-х гг. . Обусловленно это было, как пишет автор, международной изоляцией революционных режимов, необходимостью искать поддержку в общеевропейских кругах для демонстрации транснациональной солидарности.
Р. Стайтс в своем исследовании европейских революций первой четверти XIX в., говоря о взаимосвязан между ними, больше внимания уделяет обстановке внутри стран, меньше — международной . Впрочем, историк, рассматривая события в Италии, признает роль испанской революции 1820 г. Испанские события, пишет историк, «не вызвали революцию в Неаполе, которая тлела годами, а просто спровоцировали ее. Причина или триггер, всплеск восстания в королевстве после похода Риего не оставляет сомнений в его влиянии» .
Говоря об иностранной интервенции, которая привела к падению революционного режима, Р. Стайтс не отрицает влияния страха перед мифологической «гидрой революции», но и не придает ему большого значения. Александра I, пишет историк, смутила «подозрительная близость» таких событий, как «убийство фон Коцебу за его тесную связь с царем и герцогом Берри из династии Бурбонов; перевороты в Испании, Неаполе и Португалии; и мятеж русского полка» . Однако, по мнению автора, интервенция имела целью прежде всего усиление влияния Австрийской империи.
Выпускная квалификационная работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка источников и литературы.
Представители правящих кругов общества, которые испытывали слепой ужас перед мистическим невидимым врагом, сходились на общей идее: необходимость остановить его. Яркие теории о связях мятежников разных стран, центр которых находится в Париже, активно обрастали все большим количеством «доказательств» по мере возникновения очагов волнения. Складывалось впечатление, что некая жуткая гидра стремиться уничтожить монархическое правление как таковое, чтобы воцарить повсюду хаос.
Вместо попыток исправить недостатки системы, которые и вызывали революционные движения, умы политической элиты трудились над удушением свободы мысли. Уверенность в собственной правоте, нежелание проводить необходимые реформы приводили к еще большей закостенелости общества и его элементов. Именно такие действия приводили к еще большему распространению революционных идей. Впрочем, этот стереотип имел основания быть: развитие в разных европейских странах революционных организаций происходило параллельно, пусть и с определенной национальной спецификой.
Хотя во Франции в посленаполеоновское десятилетие не было революций, спокойным этот период точно не назвать. После возвращения Бурбонов по всей стране то и дело вспыхивали волнения, которые сразу подавлялись правительством. Однако Великая Французская революция была в глазах общественности ключевым фактором, вызвавшим «брожение умов» по всему миру, а имя Наполеона Бонапарта уже через годы после заточения его на острове Эльбы вызывало страх и трепет. С революцией во Франции даже спустя десятилетия ассоциировали аналогичные события в других странах. Бонапартистов же долгое время видели как активных поборников революций по всему миру. События во Франции не выпадали из общего конспирологического дискурса.
Испанская революция, которая началась с марша генерала Р. Риего в начале 1820 г., из-за которого вспыхнула вся страна, привела к созданию в Мадриде конституционного правительства. Для большинства европейских держав, где формой правления была абсолютная монархия, такие перемены были пугающими и непонятными. Александр I изначально ратовал за военную интервенцию во имя спасения Пиренеев от этого наваждения, однако Союзниками было принято решение дать возможность Испании самой справиться с жуткой «заразой» . Практически сразу в стране началось контрреволюционное движение. Кортесы не справлялись с управлением разоренной страной, правительства сменялись одно за другим, не решая основных проблем. Явная неудача революции из-за внутренних причин не способствовала улучшению ее имиджа в глазах Европы.
Ситуация усугублялась тем, что под влиянием этих событий произошли революции в Португалии, в Неаполе и Пьемонте. Хотя в каждом из этих государств были проблемы, и антриправительственные подпольные организации уже годами вынашивали планы восстания, гораздо проще было списать все на тлетворное влияние Испании. В 1823 г. французская армия начала военную интервенцию, что привело к восстановлению власти Фердинанда VII. После этих событий в Испании еще не раз вспыхивала революция, ведь проблемы в державе на Пиренеях никак не решались. Таким образом, в Европе 1820-1825-х гг. страхи общества и властей перед таинственными организациями во многом формировал политику великих держав. А действия Союзников влияли на еще большее распространение этих фантастических страхов.
В Италии в первой четверти XIX в. возникли и довольно быстро распространились организации карбонариев. В духе времени представители этого движения стремились к национальной независимости (изначально — от наполеоновских Бурбонов), к улучшению положения народа, говорили о введении конституции. После получения известий об испанской революции в 1820 г. в Неаполе началось восстание, вскоре аналогичные события произошли в Пьемонте. Для европейского политического истеблишмента эти происшествия стали очередным подтверждением существования страшного заговора бунтовщиков по всей Европе. Пожар революции, полыхавший по всему югу Европы, идеально выписывался в картину, дополняя ее. Неизбежным последствием стало принятие решения на конгрессах в Троппау и Лайбахе об иностранной интервенции, необходимой чтобы «язва революции» не распространялся дальше. Для российский дипломатов крайне важным представлялось прийти к максимальной легитимности в вопросах вмешательства в дела Неаполя. В глазах Европы и самих революционеров это, по их мысли, должно было стать единственно возможным вариантом реакции на антиправительственные действия.
Объект исследования — революционная волна в Европе эпохи конгрессов Священного союза. Предмет — восприятие российским обществом этих событий.
Цель исследования — изучение восприятия российским обществом революционных событий в Европе 1815−1825 гг. в контексте мифологемы о «заговоре революционеров».
Для достижения поставленной цели автором был сформулирован комплекс задач:
1) проанализировать дореволюционную литературу, историографию советского и современного периодов;
2) исследовать страхи перед Наполеоном Бонапартом и «якобинцами» в общественном дискурсе 1815−1825 гг.;
3) определить особенности дискурса российского политического истеблишмента при обсуждении революции в Испании 1820−1823 гг.;
4) изучить влияние страха перед неаполитанскими карбонариями в контексте мифа о «всеевропейском заговоре» на внешнюю политику Российской империи.
Актуальность темы состоит в том, что явление, исследуемое в данной работе — страх перед мировой конспирацией — достаточно распространено и на сегодняшний день. Архетип революционера имеет преемственность в развитии. Это образ человека, готового ради дела на на все, стремящегося вовлечь в антиправительственные ряды как можно больше людей. Идеи «мировой революции», которые были лозунгом ранней советской власти, только способствовали укреплению в массовом сознании развившейся как раз во времена изучаемого периода веры в «интернационализм» революционера.
Методологическая основа данной работы включает методы культурного трансфера М. Эспаня и дискурс-анализа. Метод культурного трансфера позволяет установить специфику взаимосвязей и взаимопроникновений национальных культурных пространств и механизмов, при помощи которых сходные формы культуры способны воспринимать внешнее воздействие. В процессе трансфера, переноса из одной культурной ситуации в другую, любой объект попадает в иной контекст и приобретает новое значение, что и происходило в ходе циркуляции по Европе идей о революции.
В работе необходимо было выявить особенности восприятия революций через лексику, которой их описывали. Этим было обусловлено применение дискурс-анализа — совокупности аналитических методов интерпретации различного рода текстов или высказываний как продуктов речевой деятельности людей, осуществляемой в конкретных общественно-политических обстоятельствах и культурно-исторических условиях. Смыслы слов меняются в зависимости от политики государства, что позволяет анализировать социальный контекст.
Источниковая база исследования включает в себя опубликованные и неопубликованные документы. В работе анализируются газеты и журналы, выходившие в Российской империи в период 1820-1825 гг.: «Московские ведомости», «Петербургские ведомости», «Вестник Европы», «Северная почта», «Сын Отечества». Все эти издания находились под контролем цензуры, так что в данной работе представлена попытка проследить политику государства по созданию общественного мнения через периодическую печать.
Также был использован сборник документов «Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы российского министерства иностранных дел». Сборник содержит дипломатические документы с 1801 по 1917 гг., это тексты депеш, нот, личных писем в основном российского политического истеблишмента. Анализ риторики позволяет увидеть влияние конспирологических идей на восприятие революционных событий Александром I и дипломатическими представителями Российской империи.
Литература, в которой феномен мифологемы был изучен достаточно обстоятельно, стала появляется в конце XX в. Из российских историков, исследовавших эту тему, можно выделить Т.В. Андрееву , которая показывает влияние на Александра I событий в Европе во втором десятилетии XIX в. Историком описана деятельность Священного Союза, разобрано его значение для истории России. Д.С. Артамонов характеризует императора как человека легковерного и боязливого. Автор считает, что боязнь происков европейского тайного общества овладела императором безраздельно и определяли его политику «как внутри России, так и на мировой арене» .
В зарубежной историографии проведено немало исследований на данную тематику. М.С. Миллер анализирует то, что именуется в литературе «либеральным интернационалом» . Автор приходит к выводу, что на севере Средиземноморья были созданы неформальные связи между революционерами, существовал некий «либеральный заговорщический менталитет» («liberalconspiratorialmentality»). Однако никакого единого центра координации революционных движений, по мнению автора, не было.
М. Изабелла описывает времена, когда либерально мыслящие и революционно настроенные люди по всей Европе объединялись против «общего идеологического врага — «реакционной партии», в которую входили Меттерних и его союзники» . Историк пишет о том, что в дипломатическом дискурсе того времени обрастало огромных количеством мифов, то, чего панически боялись российский император и его окружение. Это именовалось ими как некий зловещий «конспирологический центр» в Париже, который якобы руководит восстаниями по всему миру. М. Изабелла же указывает на существование «международных интеллектуальных центров» , подразумевая, что в таких городах, как Париж, Лондон, Женева, было явное скопление либерально настроенных граждан из всех европейских стран. Историк показывает, что обсуждались там «Рисорджименто с испанской революцией, освобождение Испанской Америки с греческой войной за независимость» .
Дж. Спэт придает достаточно большое значение международным связям революционеров южной, «переферийной» Европы в 1820-х гг. . Обусловленно это было, как пишет автор, международной изоляцией революционных режимов, необходимостью искать поддержку в общеевропейских кругах для демонстрации транснациональной солидарности.
Р. Стайтс в своем исследовании европейских революций первой четверти XIX в., говоря о взаимосвязан между ними, больше внимания уделяет обстановке внутри стран, меньше — международной . Впрочем, историк, рассматривая события в Италии, признает роль испанской революции 1820 г. Испанские события, пишет историк, «не вызвали революцию в Неаполе, которая тлела годами, а просто спровоцировали ее. Причина или триггер, всплеск восстания в королевстве после похода Риего не оставляет сомнений в его влиянии» .
Говоря об иностранной интервенции, которая привела к падению революционного режима, Р. Стайтс не отрицает влияния страха перед мифологической «гидрой революции», но и не придает ему большого значения. Александра I, пишет историк, смутила «подозрительная близость» таких событий, как «убийство фон Коцебу за его тесную связь с царем и герцогом Берри из династии Бурбонов; перевороты в Испании, Неаполе и Португалии; и мятеж русского полка» . Однако, по мнению автора, интервенция имела целью прежде всего усиление влияния Австрийской империи.
Выпускная квалификационная работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка источников и литературы.
Изучение восприятия российским обществом революционных событий в Западной Европе 1820-1825 гг. позволяет увидеть правдоподобный образ мышления человека эпохи посленаполеоновских войн. Анализ прессы и документов Министерства иностранных дел делает возможным понять как транслировавшиеся на массы идеи, так и особенности внешнеполитических уловок. В данной работе с точки зрения дискурс-анализа исследована мифологема о «всеевропейском заговоре революционеров» в сознании российского общества.
Первая глава посвящена анализу историографии мифологемы. Проведен краткий обзор литературы периода, когда мифологема была распространена в России и Европе, выявлены общие черты в отношении к мифу в различные эпохи.
Дореволюционная историография отличается критическим отношением к роли Александра I в европейской политике времен посленаполеоновских войн, определением К. Меттерниха как человека, полностью контролировавшего российского императора. Авторы много пишут о психологическом состоянии российского императора, о его напряженности и подозрительности, связывая это с непроходившим чувством существования угрозы от тайных заговорщиков. Историки не прибегают к более глубокому и основательному анализу причин внешне- и внутриполитических решений Александра I, приписывая им единственно страх перед всеобщим заговором революционеров, возникшим в результате сильнейшего влияния «хитроумного» К. Меттерниха который использовал легковерного императора в своим целях.
На ином уровне исследуют проблемы мифологемы заговора историки советского периода. Им свойственно смотреть на веру в существование в Европе обширного заговора против монархизма как на всеобщий психоз, списывая все на наивность. Авторы пишут, что никакого заговора не было, так что все страхи были надуманными, хотя миф был действительно распространен и оказывал значительное влияние и на политику европейских держав, и на умы людей. Большинство авторов даже не упоминали о существовании мифологемы.
Литература послереволюционного периода отличается углублением в изучение эволюции мифологемы как механизма, который активно использовался властями. Поменялось отношение к Александру I, современные историки видят в нем прагматичного монарха, сознательно использовавшего имею о заговоре. Вместе с тем историки, признавая существенность фигуры К. Меттерниха, подчеркивают, что его влияние оказалось таким сильным только потому, что попало на благодатную почву, совпав с настроением российского императора. Кроме того, сам миф, по мнению современных исследователей, хотя и был запущен правительством для реализации своих целей, стал частью общественного сознания, определял его на протяжении достаточно длительного периода и влияя на политику европейских держав. Интерес к мифологеме «всеевропейского заговора революционеров» обостряется сейчас, поднимаются новые источники, а старые взгляды уходят в прошлое. Безусловно, современная литература выходит на совершенно новый уровень, отвергая старые стереотипы, из-за которых происходило искажение картины прошлого.
Во второй главе представлен анализ французских мотивов в российской прессе. Насаждались параллельно страх и презрение к Наполеону и его «клятвопреступным сообщникам». В ярких красках российская пресса (во многом копируя европейскую) показывала, насколько опасны распространяющиеся во всему миру бонапартисты, которые всюду создают тайные общества, замышляют свергать престолы и мечтают о восстановлении на французском престоле своего идола — Наполеона. Сам Бонапарт был будто бы «заразным», люди, имевшие с ним контакт, уже воспринимались предвзято негативно.
Создавался собирательный образ врага, единственная идеология которого — свергать монархию и «ввергать Европу в пучины анархии». Якобинцы стали синонимом революционеров, и благодаря семантике этого слова, образ создавался эмоционально окрашенный. Пресса активно раскручивала страхи перед кровавыми временами Робеспьера и Марата, способствовала оживлению памяти о них и укреплению их образа в сознании европейцев. Чтобы показать, к чему может привести приведение в жизнь столь популярных после падением идей революции, Правительства могли ссылаться на политику террора якобинцев.
Как бонапартистов, так и якобинцев боялись и в правительственных, и в широких общественных кругах в период Реставрации Бурбонов. Это были разные пласты страха: мнимая деятельность приспешников Наполеона во времена конгрессов в Европе и образ уже не существовавших на тот момент в своем первоначальном содержании Якобинских клубов. Эти страхи существовали параллельно, вызывая ужас и трепет в Европе. В то же время, Правительства находили весьма удобным использование семантических связей этих движений, и пресса, усугублявшая фобии перед революционерами, находившимися на совершенно разных концах политического спектра, помогала им с этим. Порой такие объединения антиправительственных деятелей разных партий, действовавших в разных странах, становилось совершенно нелепым, но хорошо вписывалось в общую картину паники, способствуя развитию мифологемы «всеевропейского заговора революционеров».
В третьей главе произведен анализ особенностей дискурса в переписке российских дипломатов касательно Испанской революции 1820-1823 гг. События на Пиренеях, будучи в первую очередь реакцией испанского общества на серьезные проблемы внутри страны, вне всяких сомнений, оказали определенное влияние на соседние страны. Они послужили не причиной, но толчком к революциям в Португалии, в Неаполе и Пьемонте, где также на протяжении многих лет назревали антиправительственные идеи. Об этом тлетворном влиянии и его последствиях на протяжении трех лет дискутировали представители европейского политического истеблишмента.
В Испании либеральное правление продержалось дольше, чем в других государствах в тот период. На конгрессах в Троппау и Лайбахе в 1820-1821 гг. было принято решение дать кортесам шанс самим вернуть свое государство к монархическому абсолютизму. Александру I и его дипломатам казалось, что экспансия австрийских войск в итальянские государства должна повлиять на всех революционеров Европы, вызвать у них страх и вразумить. В письмах и депешах российских дипломатов прослеживается надежда на самоликвидацию революции, что послужило бы отличным примером для других тайных антиправительственных обществ. Но, несмотря на всю слабость и некомпетентность либерального режима и многочисленные контрреволюционные движения, которых поддерживала Франция, Фердинанду VII не удавалось вернуть себе власть.
Когда революция только начиналась, волнения вызывала судьба самой Испании и ее колоний. Ближе к Веронскому конгрессу все чаще речь идет о возможности распространения «лихорадки революции»; меняется сам дискурс. Появляется все больше ярких эпитетов и тех же выражений, которыми пользовались ранее, когда речь шла о антиправительственных выступлениях в других странах Европы. Появляется впечатление, что так сознательно создавалось информационное поле, в котором решение о военной интервенции на Пиренеи выглядело бы как единственный и логичный исход. Тем более совсем недавно был прецедент на Апеннинах, и действия Священного союза уже были выставлены в самом лучшем свете.
Четвертая глава данной работы посвящается влиянию, которое итальянские карбонарии оказывали на развитие мифологемы о «всеевропейском заговоре революционеров». Были рассмотрены письма российских дипломатов в период восстаний в Неаполе и Пьемонте, во время конгрессов в Троппау и Лайбахе. Анализ риторики позволяет увидеть, как по мере развития революционных событий российский политический истеблишмент убеждается и убеждает других в необходимости военного вмешательства во имя «спасения» Королевства Двух Сицилий и всей Италии.
Карбонарии стали элементом дискурса, который воспринимался наравне с якобинцами и бонапартистами в сугубо негативном ключе. То, что итальянские революционные события вызвали такую сильную реакцию было вполне естественным, ведь теории о заговорах были уже частью европейского сознания.
Ультраконспирологическая риторика российского политического истеблишмента в контексте неаполитанской революции позволяет утверждать, что деятельность карбонариев в 1820 г. была одним из ключевых звеньев в цепи развития мифологемы о «заговоре революционеров». Именно Неаполитанские события дали в руки Священному союзу нужные аргументы о взаимосвязи антиправительственных выступлений по всей Европе, которые соответствовали логике тех времен. Ведь волнения в Королевстве Двух Сицилий начались под непосредственным влиянием событий в Испании, да и в Кадисской конституции видели свой политический идеал карбонарии. Так что на конгрессе в Троппау речь шла о том, что необходимо как можно скорее переходить к интервенции.
Данное исследование позволяет сделать выводы о том, как формировалось общественное мнение в конце правления Александра I. С помощью прессы на широкие массы нагонялся страх и неприязнь к любым антиправительственным проявлениям. Ужас перед некой революционной гидрой, отрасли которой видели чуть ли не в каждом волнении, должен был быть основой мнения большинства. Регулярно видя как в официальной, так и в частной прессе упоминания о волнениях только в ультранегативном ключе, большая часть населения в любому случае сама начнет думать таким же образом.
Ненависть и страх к революционным идеям среди населения играл на руку европейскому политическому истеблишменту. Созданный Александром I Священный союз был удобным инструментом для сохранения в Европе законсервированного покорного общества. Таким обществом было легче и спокойнее управлять. Но Французская революция, наполеоновские войны, создание нового порядка не могли не повлиять на умы современников. Им уже было недостаточно абсолютизма и полной покорности, они успели повидать в жизни больше, чем их предки. Надежды народов на конституцию, на освобождение от гнета монархов находили воплощение в распространении тайных обществ. Карбонарии в Италии, «якобинцы» и «бонапартисты» во Франции, декабристы в Российской империи стремились к тому, что в их понимании было благом для их стран. Однако их методы до ужаса пугали европейский истеблишмент.
Многие из революционеров по всей Европе, как считают современные историки, действительно имели связи друг с другом. И все же вряд ли они планировали свергать правительства по всему миру и распространять свои аморальные доктрины. Но лидеры Священного союза не проводили различия между революционерами по странам, выставляя их части как одного целого. Александр Iпостоянно получал от своих дипломатических представителей подтверждение существования единого центра в Париже, который руководил всеми революционерами.
Используя поддержку народов, которых постоянно пугали газетные заголовки, с помощью особого дискурса сознательно формировалось видение обычных революционных событий как чего-то большего, чем они были. Давление на страхи дало возможность наконец перейти к более решительным и уверенным действиям. Это позволяло Великим державам проводить выгодную для них самих политику. Австрийская империя вторглась на Апеннины и жестко подавила движение, выступавшее против ее власти. Франция, хотя и разорилась на интервенции в Испанию, смогла восстановить свой статус. А Александр I смог воплотить в жизнь свою цель: Священный союз, его любимый проект, справлялся со своей ролью сохранения мира в Европе.
Главное — удалось на время сберечь прежний порядок: легитимность династических принципов и международное равновесие. Так было проще держать под контролем неспокойные народы, которые все больше хотели перемен, угрожая правлению монархов. Люди, способные мыслить и действовать всегда создавали трудности правителям, которые желали сохранить свою власть. Великие державы в ходе средиземноморских революций получили свой прецедент, чтобы и дальше нагло влезать в дела других стран, прикрываясь красивыми лозунгами, по сути подстраивать их под свои идеалы и представления о единственно правильном пути политического развития.
Первая глава посвящена анализу историографии мифологемы. Проведен краткий обзор литературы периода, когда мифологема была распространена в России и Европе, выявлены общие черты в отношении к мифу в различные эпохи.
Дореволюционная историография отличается критическим отношением к роли Александра I в европейской политике времен посленаполеоновских войн, определением К. Меттерниха как человека, полностью контролировавшего российского императора. Авторы много пишут о психологическом состоянии российского императора, о его напряженности и подозрительности, связывая это с непроходившим чувством существования угрозы от тайных заговорщиков. Историки не прибегают к более глубокому и основательному анализу причин внешне- и внутриполитических решений Александра I, приписывая им единственно страх перед всеобщим заговором революционеров, возникшим в результате сильнейшего влияния «хитроумного» К. Меттерниха который использовал легковерного императора в своим целях.
На ином уровне исследуют проблемы мифологемы заговора историки советского периода. Им свойственно смотреть на веру в существование в Европе обширного заговора против монархизма как на всеобщий психоз, списывая все на наивность. Авторы пишут, что никакого заговора не было, так что все страхи были надуманными, хотя миф был действительно распространен и оказывал значительное влияние и на политику европейских держав, и на умы людей. Большинство авторов даже не упоминали о существовании мифологемы.
Литература послереволюционного периода отличается углублением в изучение эволюции мифологемы как механизма, который активно использовался властями. Поменялось отношение к Александру I, современные историки видят в нем прагматичного монарха, сознательно использовавшего имею о заговоре. Вместе с тем историки, признавая существенность фигуры К. Меттерниха, подчеркивают, что его влияние оказалось таким сильным только потому, что попало на благодатную почву, совпав с настроением российского императора. Кроме того, сам миф, по мнению современных исследователей, хотя и был запущен правительством для реализации своих целей, стал частью общественного сознания, определял его на протяжении достаточно длительного периода и влияя на политику европейских держав. Интерес к мифологеме «всеевропейского заговора революционеров» обостряется сейчас, поднимаются новые источники, а старые взгляды уходят в прошлое. Безусловно, современная литература выходит на совершенно новый уровень, отвергая старые стереотипы, из-за которых происходило искажение картины прошлого.
Во второй главе представлен анализ французских мотивов в российской прессе. Насаждались параллельно страх и презрение к Наполеону и его «клятвопреступным сообщникам». В ярких красках российская пресса (во многом копируя европейскую) показывала, насколько опасны распространяющиеся во всему миру бонапартисты, которые всюду создают тайные общества, замышляют свергать престолы и мечтают о восстановлении на французском престоле своего идола — Наполеона. Сам Бонапарт был будто бы «заразным», люди, имевшие с ним контакт, уже воспринимались предвзято негативно.
Создавался собирательный образ врага, единственная идеология которого — свергать монархию и «ввергать Европу в пучины анархии». Якобинцы стали синонимом революционеров, и благодаря семантике этого слова, образ создавался эмоционально окрашенный. Пресса активно раскручивала страхи перед кровавыми временами Робеспьера и Марата, способствовала оживлению памяти о них и укреплению их образа в сознании европейцев. Чтобы показать, к чему может привести приведение в жизнь столь популярных после падением идей революции, Правительства могли ссылаться на политику террора якобинцев.
Как бонапартистов, так и якобинцев боялись и в правительственных, и в широких общественных кругах в период Реставрации Бурбонов. Это были разные пласты страха: мнимая деятельность приспешников Наполеона во времена конгрессов в Европе и образ уже не существовавших на тот момент в своем первоначальном содержании Якобинских клубов. Эти страхи существовали параллельно, вызывая ужас и трепет в Европе. В то же время, Правительства находили весьма удобным использование семантических связей этих движений, и пресса, усугублявшая фобии перед революционерами, находившимися на совершенно разных концах политического спектра, помогала им с этим. Порой такие объединения антиправительственных деятелей разных партий, действовавших в разных странах, становилось совершенно нелепым, но хорошо вписывалось в общую картину паники, способствуя развитию мифологемы «всеевропейского заговора революционеров».
В третьей главе произведен анализ особенностей дискурса в переписке российских дипломатов касательно Испанской революции 1820-1823 гг. События на Пиренеях, будучи в первую очередь реакцией испанского общества на серьезные проблемы внутри страны, вне всяких сомнений, оказали определенное влияние на соседние страны. Они послужили не причиной, но толчком к революциям в Португалии, в Неаполе и Пьемонте, где также на протяжении многих лет назревали антиправительственные идеи. Об этом тлетворном влиянии и его последствиях на протяжении трех лет дискутировали представители европейского политического истеблишмента.
В Испании либеральное правление продержалось дольше, чем в других государствах в тот период. На конгрессах в Троппау и Лайбахе в 1820-1821 гг. было принято решение дать кортесам шанс самим вернуть свое государство к монархическому абсолютизму. Александру I и его дипломатам казалось, что экспансия австрийских войск в итальянские государства должна повлиять на всех революционеров Европы, вызвать у них страх и вразумить. В письмах и депешах российских дипломатов прослеживается надежда на самоликвидацию революции, что послужило бы отличным примером для других тайных антиправительственных обществ. Но, несмотря на всю слабость и некомпетентность либерального режима и многочисленные контрреволюционные движения, которых поддерживала Франция, Фердинанду VII не удавалось вернуть себе власть.
Когда революция только начиналась, волнения вызывала судьба самой Испании и ее колоний. Ближе к Веронскому конгрессу все чаще речь идет о возможности распространения «лихорадки революции»; меняется сам дискурс. Появляется все больше ярких эпитетов и тех же выражений, которыми пользовались ранее, когда речь шла о антиправительственных выступлениях в других странах Европы. Появляется впечатление, что так сознательно создавалось информационное поле, в котором решение о военной интервенции на Пиренеи выглядело бы как единственный и логичный исход. Тем более совсем недавно был прецедент на Апеннинах, и действия Священного союза уже были выставлены в самом лучшем свете.
Четвертая глава данной работы посвящается влиянию, которое итальянские карбонарии оказывали на развитие мифологемы о «всеевропейском заговоре революционеров». Были рассмотрены письма российских дипломатов в период восстаний в Неаполе и Пьемонте, во время конгрессов в Троппау и Лайбахе. Анализ риторики позволяет увидеть, как по мере развития революционных событий российский политический истеблишмент убеждается и убеждает других в необходимости военного вмешательства во имя «спасения» Королевства Двух Сицилий и всей Италии.
Карбонарии стали элементом дискурса, который воспринимался наравне с якобинцами и бонапартистами в сугубо негативном ключе. То, что итальянские революционные события вызвали такую сильную реакцию было вполне естественным, ведь теории о заговорах были уже частью европейского сознания.
Ультраконспирологическая риторика российского политического истеблишмента в контексте неаполитанской революции позволяет утверждать, что деятельность карбонариев в 1820 г. была одним из ключевых звеньев в цепи развития мифологемы о «заговоре революционеров». Именно Неаполитанские события дали в руки Священному союзу нужные аргументы о взаимосвязи антиправительственных выступлений по всей Европе, которые соответствовали логике тех времен. Ведь волнения в Королевстве Двух Сицилий начались под непосредственным влиянием событий в Испании, да и в Кадисской конституции видели свой политический идеал карбонарии. Так что на конгрессе в Троппау речь шла о том, что необходимо как можно скорее переходить к интервенции.
Данное исследование позволяет сделать выводы о том, как формировалось общественное мнение в конце правления Александра I. С помощью прессы на широкие массы нагонялся страх и неприязнь к любым антиправительственным проявлениям. Ужас перед некой революционной гидрой, отрасли которой видели чуть ли не в каждом волнении, должен был быть основой мнения большинства. Регулярно видя как в официальной, так и в частной прессе упоминания о волнениях только в ультранегативном ключе, большая часть населения в любому случае сама начнет думать таким же образом.
Ненависть и страх к революционным идеям среди населения играл на руку европейскому политическому истеблишменту. Созданный Александром I Священный союз был удобным инструментом для сохранения в Европе законсервированного покорного общества. Таким обществом было легче и спокойнее управлять. Но Французская революция, наполеоновские войны, создание нового порядка не могли не повлиять на умы современников. Им уже было недостаточно абсолютизма и полной покорности, они успели повидать в жизни больше, чем их предки. Надежды народов на конституцию, на освобождение от гнета монархов находили воплощение в распространении тайных обществ. Карбонарии в Италии, «якобинцы» и «бонапартисты» во Франции, декабристы в Российской империи стремились к тому, что в их понимании было благом для их стран. Однако их методы до ужаса пугали европейский истеблишмент.
Многие из революционеров по всей Европе, как считают современные историки, действительно имели связи друг с другом. И все же вряд ли они планировали свергать правительства по всему миру и распространять свои аморальные доктрины. Но лидеры Священного союза не проводили различия между революционерами по странам, выставляя их части как одного целого. Александр Iпостоянно получал от своих дипломатических представителей подтверждение существования единого центра в Париже, который руководил всеми революционерами.
Используя поддержку народов, которых постоянно пугали газетные заголовки, с помощью особого дискурса сознательно формировалось видение обычных революционных событий как чего-то большего, чем они были. Давление на страхи дало возможность наконец перейти к более решительным и уверенным действиям. Это позволяло Великим державам проводить выгодную для них самих политику. Австрийская империя вторглась на Апеннины и жестко подавила движение, выступавшее против ее власти. Франция, хотя и разорилась на интервенции в Испанию, смогла восстановить свой статус. А Александр I смог воплотить в жизнь свою цель: Священный союз, его любимый проект, справлялся со своей ролью сохранения мира в Европе.
Главное — удалось на время сберечь прежний порядок: легитимность династических принципов и международное равновесие. Так было проще держать под контролем неспокойные народы, которые все больше хотели перемен, угрожая правлению монархов. Люди, способные мыслить и действовать всегда создавали трудности правителям, которые желали сохранить свою власть. Великие державы в ходе средиземноморских революций получили свой прецедент, чтобы и дальше нагло влезать в дела других стран, прикрываясь красивыми лозунгами, по сути подстраивать их под свои идеалы и представления о единственно правильном пути политического развития.
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
Каталог работ (152561)
- Бакалаврская работа (38868)
- Диссертация (978)
- Магистерская диссертация (22489)
- Дипломные работы, ВКР (62279)
- Главы к дипломным работам (2139)
- Курсовые работы (10693)
- Контрольные работы (6269)
- Отчеты по практике (1357)
- Рефераты (1488)
- Задачи, тесты, ПТК (631)
- Ответы на вопросы (155)
- Статьи, Эссе, Сочинения (942)
- Бизнес-планы (51)
- Презентации (106)
- РГР (84)
- Авторефераты (РГБ) (1692)
- Диссертации (РГБ) (1882)
- Прочее (458)
Новости
06.01.2018
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь студентам и аспирантам в выполнении работ от наших партнеров
Помощь в выполнении учебных и научных работ на заказ ОФОРМИТЬ ЗАКАЗ
дальше»» Все новости
Статьи
- Где лучше заказывать диссертации и дипломные?
- Выполнение научных статей
- Подготовка диссертаций
- Подводные камни при написании магистерской работы
- Помощь в выполнении дипломных работ
»» Все статьи
Заказать работу
Заявка на оценку стоимости
Это краткая форма заказа. После ее заполнения вы перейдете на полную форму заказа работы
